принятие.

      Денис влетел в комнату сестры, споткнувшись о порожек.       — Что это, нахуй… Бля, просто что это, объясни. — Он протягивает Есении свой телефон с первой фотографией.       А та уже сидела поникшая. Уже считала часы, минуты и секунды до момента, пока брат проснётся. Она знала, что реакция будет такая.       — Денис, я…       — Ты понимаешь, что ты сделала? Как, скажи мне, как это туда попало? Ты представляешь, что теперь со мной будет? А с твоим любимым? — он крутанул рукой, показывая на все фотографии Ильи. — Теперь, судя по всему, его любимый — это я. Чем ты, блять, думала?       Он осел на пол, хватаясь за собственные волосы. Сонное сознание быстро превращалось в нарастающий гнев, который бил по костям молотком и тёр сердце наждачкой. В этой стране, являясь полностью адекватным гражданином, он был смешан с самой отвратительной вещью на свете — гомосятиной. В глазах тысяч, а то и сотни тысяч людей он теперь «милая булка, которая ластится к Илье». Последнее он тоже вычитал где-то у себя в комментариях.       Не такой популярности он ждал, да он вообще, сука, сейчас её не ждал.       — Я отправила это фото подругам, я ничего не рассылала сама… — девочка зажмурилась, сильнее поджимая к себе ноги.       Денис её не слышал. Он слышал, как ушные перепонки чуть ли не трескаются от накатывающего головного жара. Как вся кровь будто стеклась ко лбу, оставляя сердце висеть грудой бетона, надирая глотку. Как ноги немеют, как руки вжимаются в темечко, как страх соревнуется с яростью. Он не может сглотнуть, пошевелиться, моргнуть. Но он хочет. Хочет ударить об пол, хочет оторвать все эти плакаты с мордой Ильи, хочет переломать пару костей ему и себе, чтобы только не ощущать это злоебучее покалывание на затылке.       Он уснул никем, проснулся пидорасом. Причём не простым, а объявленным на всю страну, положившим голову на плаху. И ведь практически собственноручно, сука…       — Ты не представляешь, что ты наделала… Ты не представляешь! — Денис сорвался на крик.       Младшая, поджимая пальцы на ногах, схватилась за голову. По бледному лицу потекли капли слёз. Денис не испытал ни капли жалости, ни толики сочувствия. В данный момент можно сказать, что он даже упивался состоянием сестры. Захлёбывался в этой желчи, что текла у него изо рта, потому что не помещалась в организме. Мышцы заболели с неистовой силой, и он всё-таки ударил кулаком по полу в сантиметре от компьютерного стула сестры. Та заревела в голос.       От побоища Дениса с самим собой его прервал телефонный звонок.

«Мазеллов».

      Блондин засмеялся в голос. Вся накопившаяся желчь превращала гнев в истерику и хаотичные движения руками. Внутри его разрывало от миллиона испытанных за десять минут чувств. Страх, стыд, вина, злость, гнев, безумие, сожаление: всё это нарывало, пытаясь выбрать наружу, но так и не находя выхода. Трезвой стороной мозга он всё ещё понимал, что ещё секунда в этом, и он сойдёт с ума.       Илья продолжал названивать. Коломиец со всей силы жал на боковую кнопку айфона, сбрасывая вызов.       — Сеня, это просто пиздец. — выдох.       Теперь Денис закончился. Желчь прорыла в нём дыру, и он попытался закрыть её ногами, поувереннее обхватывая всё это сооружение руками. Опустил голову и дышал себе же в грудь. Каждую пару секунд тело потряхивало.       — Прости… Прости… Прости! — теперь кричала Есения, быстро утирая рукавом нескончаемые слёзы.       — Я не знаю, как мне теперь выйти на улицу, я теперь не знаю как мне в принципе жить.       Денис сказал это бездушно, монотонно, сухо. Такая речь давала пощёчину больнее, чем крик. Сердце Сени в этот момент поразило несколько холодных осколков, голубые глаза с сожалением уставились на брата. Она чувствовала себя самым виноватым человеком на планете. И за что? За фотографию. По глупости высланную в общую беседу с друзьями.       Всего одна незначительная вещь может стать началом чего-то огромного. Эффект бабочки сработал, как всегда, в самый неожиданный момент.       Теперь звонил телефон Есении, и все в этой комнате знали, кто абонент. И только одна решилась взять:       — Да, — со всхлипом произнесла она. — Слушаю.       — Сеня, — с облегчением ответил Илья. — Сенечка…       Он тоже не находил себе места с момента, как заметил в отметках общие фотографии. Сначала это была всего одна, не представляющая угрозы, а потом они множились в геометрической прогрессии. В «ТикТоке» был вообще сущий кошмар. Илья знал, хотя зайти туда так и не решился.       — Всё хорошо, Сеня. Всё будет хорошо. Это нормальная практика, слышишь? — брюнет всеми возможными способами пытался утихомирить рыдающего подростка.       Однако это означало и то, что подросток постарше чувствует себя ещё хуже.       — Ты же сама знаешь как это в пространстве. Быстро разлетается, быстро становится популярным, потом угасает. Ну мне ли тебе объяснять?       Илья прошёл уже десять таких пидорских кругов вместе с Кашиным, Тушенцовым, Стинтом, Братишкиным. Ни разу это не вызвало проблем, только смех. И Илья изначально думал, что просто посмеётся с блондином над этим. Вот, кстати, и очередной повод написать был. Но написав одно, второе, двадцатое сообщение, он понял, что Денис ничего не понял. И как сложно именно то, что Денис не понимал именно ничего.       Есения чуть успокоилась. Правда на стороне Ильи, это она знала как опытный обыватель всего стримерского фандома. Но… Состояние брата заставляло ещё одну слезу протечь по щеке.       — Дай мне его, — Илья глубоко вздохнул. — Я попытаюсь вразумить.       Сеня дрожащими руками протянула Денису телефон. Тот не шелохнулся, продолжая упираться лбом в сложенные руки.       — В пизду пошёл. — Агрессия стала нарастать с новой силой. — Не хочу ни видеть, ни слышать его больше никогда в своей жизни.       — Денис, он-то тут при чём… — пролепетала сестра, всё ещё держа телефон на вытянутой руке.       — Что он мне, блять, скажет? — Он всё же поднял голову. — Вот что ты мне там скажешь? Успокойся? Да иди ты нахуй, всю жизнь мне испортил.       Илья всё слышал. И то самое сигнатурное «пошёл нахуй» больше не звучит так смешно и канонично. Оно звучит как натянутая струна, которая вот-вот лопнет, как трескучий мороз, как последняя полоса витальных показателей на мониторе в больнице. Он вообще этого не хотел, оно так просто получилось. И Илья чувствовал вину, хотя знал, что не виноват. Синдром спасателя ударил по затылку, когда стало понятно, что спасать нужно от себя. Хотя он для парня и не угроза вовсе.       — Я приеду в Санкт-Петербург завтра, мы поговорим. — послышалось из телефона. Дениса снова пробило на смех.       — О нет-нет, не приближайся. Это же ты любитель полапать и пошутить.       Илью коротнуло. Его самое главное качество — искренность — омрачили. Обычную доброту и тактильность опустили в ведро с похабщиной. Мазеллов привык к такому. Так было всегда, но от Дениса слышать подобное было в миллион раз неприятнее. Потому что они практически не знакомы, блондин знать не знает, что за человек Илья, а уже судит. Для него это было просто выступление и шутки. Для Ильи это было предначертанное знакомство почти на грани с судьбой.       Ему тоже стало обидно. Тогда он так же искренне хотел помочь не только своей карьере, но и другому человеку, продвинув его как профессионала. Потому что просто… всегда любил голубоглазых, наверное. В тот день не было диджея, Илья в этом не виноват. А Денис подвернулся сам. Ну почти, учитывая, что привела его Есения.       Но, как нам известно, инициатива ебёт инициатора.       В телефоне послышались гудки.

***

      Денис не разговаривал с Есенией с того самого момента утром. Он не смог поесть и просто попивал горячий чай, уставившись в одну точку.       После такой истерики всё, что остаётся, — пустота. Телефон он выключил преднамеренно, не хотел что-либо видеть или слышать. Через пять минут пожалел, что не удалил все аккаунты вовсе.       Диджейский пульт в собственной комнате вызывал отвращение, а сестра теперь слушала музыку в наушниках. Хватает же ума, почему иногда простреливает тупость? Это хорошо, что родителей нет. А вот если узнают…       Дениса бросало то в жар, то в холод, и в один момент он просто обессиленно заплакал. Тихо, утыкаясь носом в подушку, обвивая себя руками. Он чувствовал себя осквернённым, грязным, отвратительным. Теперь люди видят в нём пидораса, возможно, того, кто вошёл на сцену через постель. И с кем, блять? C мужчиной. Сука, фу. Невыносимо.       Родители пришли вечером, и Денис молился всем Богам, чтобы его не вышвырнули из дома. Но они вели себя, как всегда, лишь задали вопрос: «Что случилось?», ведь брат и сестра очень редко ссорились. Их воспитали поддерживать друг друга, решать проблемы мирно и делиться.       «Значит, они ещё не знают», — пронеслось в голове у блондина. — «Но вот если узнают…»       Он грустно смотрел на мать и отца за столом. У них была приличная и здоровая семья, относящаяся ко всему с пониманием. Ссоры были, но это нормально, это часть человеческой жизни. Дети — прилежные ученики, воспитанные видеть прекрасное через искусство. Есения окончила художественную школу, Денис — музыкальную. Отец и мать — начальники в крупной фирме, которую сами создавали с нуля. Но эта табуированная грязь, в которой извалялся Денис, согласившись пойти на этот проклятый концерт… Вся репутация семьи могла смешаться с дерьмом.       Теперь он чувствовал вину, и хотелось упасть на колени и взмолиться о пощаде. Но он со скрежетом проглотил помидорку из салата и просто сказал: «Сегодня нет настроения почему-то».       На следующий день его разбудил звонок в дверь. Есения уже была в школе, а Денис не смог себя заставить подняться на сегодняшние пары. И даже не смог включить телефон, чтобы написать о том, что не придёт. Да и пошло оно нахуй, ничего не хочется.       Накинув махровый серый халат Денис, побрёл к двери, уже ожидая, что это Есения, у которой в крови было забывать ключи.       Но открыл дверь и увидел перед собой Илью.