Формула любви

—Ты ебанулся? Коряков начинает с главного. Коля ничего не отвечает: в протрезвевшем мозгу до сих пор болезненно пульсируют воспоминания о событиях того самого вечера. —Илья, вы походу оба ебанулись. Это говорит Денис, развалившийся на кровати. На их фоне он выглядит спокойно и уверенно — ему, погруженному в учебу, беспокоиться не о чем, разве что переживать за результаты пробников, которые он впрочем пишет на отлично. Ромадов злится. Он то всю последнюю неделю сидел дома, прикрываясь несуществующей простудой, и думал. Много думал. Ему снились кошмары. Давид снился. В одном сне он избивал его до полусмерти, заставляя отхаркивать лёгкие по кусочкам. В другом сне Коля тяжёлой статуэткой, неизвестно откуда взявшейся, бил Деймура по голове, и тот падал, пачкая махровый ковер и начищенный пол кровью, вытекающей из открытой раны. В третьем сне они целовались, и снова Ромадов чувствовал металлический привкус, запах водки и горячие ладони на своей спине. А затем в ужасе распахивал глаза и не ложился до утра. Он думал, думал, и еще раз думал. За одну ночь Коля смог переплюнуть все предыдущие сомнительные достижения, хотя раньше казалось, что это невозможно. Оказывается, возможно. Он отправил это нелепое фото, пересланное от Ильи, Давиду. Ошибка. Возможно, стоило приберечь его на крайний случай, но Ромадов слишком сильно боялся того, что может произойти. Та девушка, Лера, кажется, ни в чем не виновата. Виноват только он. Когда дело доходит до Деймура, сознание отключается напрочь. Коля не в состоянии справляться с негативными эмоциями, которые пробуждает этот человек, и по этой же причине совершает необдуманные поступки. Он поцеловал Давида. Снова ошибка. "Ну хули, ещё бы выебал его прямо там, — сварливый внутренний голос, слабо напоминающий здравый смысл, идти на контакт не хочет. — С Ариной у вас обоих не получается. И в ком, значит, дело: в ней или в вас?" Арина тоже была ошибкой. Но косвенно. Коля сам согласился прийти, сам повелся на девичьи уговоры, а после сам растоптал зарождающиеся невинные чувства, если они вообще были. Блять, ошибкой было переводиться в эту школу, раз уж на то пошло. А оно пошло: наперекосяк и практически с первого дня. —Ты понимаешь, что натворил? Я же, блять, предупреждал, — Илья не осуждает, Коля знает это. Он переживает. Однако, выслушивать нотации, сто раз мысленно втащив себе, попросту нет сил. —Тебе напомнить как ты надышался газа? И как тебя по коридору тащили, пока я с Деймуром пиздился? Самый святой здесь, да? — Коля понимает, что это неправильно. Кричать на друга, помогающего ему вылезти из полной задницы, но, заведясь с полуборота, остановиться не может. —Тихо-тихо, — подрывается Денис, примирительно выставляя руки, пока Илья дёргается как от пощёчины. —Сходил бы ты нахуй, Ромадов, — резко бросает Коряков и выходит из комнаты, хлопая дверью. —Блять, какой я долбоёб, — Коля изнеможенно садится на кровать, лицом зарываясь в ладони. Может, бесконечно лажать заложено у него в ДНК? Мама, отец, Лера, Арина, Давид, а теперь ещё и Илья. Послужной список пополняется с невероятной скоростью, и Ромадов не делает абсолютно ничего, чтобы это остановить. —Все нормально, вы оба на эмоциях.  Илья сейчас остынет, а потом мы сядем и поговорим нормально. Или я уебу вас двоих, — Коломиец грустно, но всё так же флегматично вздыхает. — На каждую проблему находится её решение. Всегда. Единственное, чего избежать нельзя — это смерти. Умирать вроде никто не собирается, значит разберёмся. Коль, мы тебя поддержим в любом случае, просто не отталкивай нас, а позволь помочь. Денис заканчивает пламенную речь и, тронув Ромадова за плечо, уходит вслед за Ильёй. Все осложняется в тот момент, когда Коля чувствует вибрацию телефона и видит новое уведомление с неизвестного номера. Неожиданное сообщение пахнет неприятностями и не сулит ничего хорошего. Ромадов знает, кто это. Фотография, до сих пор чудом не разлетевшаяся по просторам интернета, у него перед глазами. Неизвестный Догадался кто? О, а как же. Давид наверняка продумал очередной космически тупой план по избавлению от Коли. И Ромадову хочется поддаться, посмотреть, насколько далеко тот готов зайти в своих бессмысленных попытках. Коля Вариант благополучно забыть обо всем и разойтись тебя не устраивает? Неизвестный Нет. Ты же хочешь учиться дальше? Если, конечно, не сбежишь, трусливо поджав хвостик. Ромадов все больше начинает верить в то, что Деймур энергетический вампир. Так мастерски извлекать все Колины пороки не удавалось никому. Коля Хорошо. Но имей в виду: одно твоё неосторожное действие, и трусливо поджимать хвостик будешь ты. В колонии для несовершеннолетних. Я это сделаю, даже ценой своего позора. Коля не ставит точку. Это всего лишь запятая, крохотная и неуверенная, пугающая разрушительными последствиями. Но номер все равно блокирует. Страх отходит на второй план. Да, Давиду ничего не стоит подловить его в темном переулке, натравить своих дружков-псов, стереть его с лица земли. Коля тоже тупой. Или мазохист, всякий раз кайфующий от попадания в бурлящий водоворот дерьма. Он устал. Выжатый, как половая тряпка, выброшенная за батарею в углу, засохший, как кислый лимон, всеми забытый в холодильнике на дальней полке, бесполезный, как использованный гандон в урне. Абсурдные аллегории накладываются одна на другую, и Ромадов позволяет им проникать в мысли, бестолково всматриваясь в едва заметное пятнышко на стене напротив. С Давидом пора выходить на финишную прямую. Тянуть некуда: почти за три месяца они устроили третью мировую, а воевать до выпускного он просто не выдержит. Коля выдыхает — он успокоит Деймура. Раз и навсегда. Чего бы ему это не стоило.

***

Вова Семенюк поступил на физико-математический факультет в далёком 2011 году. Прикладная математика, математический анализ, высшая математика, математическое моделирование динамических процессов — он горел одним только упоминанием этого слова. Математика умещала в себе логику, абстрактность, универсальность и множество других вещей, пока ещё возвышенных и непостижимых для юного ума. Восторг немного поутих после зашкаливающего количества бессонных ночей над интегральными и дифференциальными исчислениями, построениями математических моделей и уравнениями со множественными производными. Но Вова все равно пёр вперёд. Университет запомнился как последнее мгновение уходящей юности — что-то до боли радостное и беззаботное, подарившее мечты и надежды, открывающее новый этап жизни. Необщительный Семенюк быстро нашел там друзей. Заводила Влад, предпочитающий нудным лекциям боксирование в зале и на ринге, мечтательно-меланхоличный Слава, по совместительству главный диджей факультета и лирический бард, Данила, фанатично погруженный в изучение физики и тайно строчащий стихи. За одну из таких эпиграмм, посвященную преподавателю философии и бесполезности этого предмета в целом, Кашина песочили в деканате больше часа, и, забегая вперёд, это был его не последний вызов туда. Такая разношёрстная компания на удивление смогла найти общий язык, и даже после выпускного (на котором, кстати, Вова незаметно всплакнул) они продолжили общаться. Влад ушёл в бокс, Слава в музыку, Данила в школу, а Семенюк доучивался оставшиеся курсы. Из всех университетских товарищей Вове был ближе по духу Кашин. Открытый и сложный, солнечный и угрюмый, добрый и злой, яркий и тусклый, спокойный и неугомонный — человек-противоречие, нерешаемая и замудренная головоломка. Порой в нем что-то щелкало: отливающие медью волосы и прозрачные глаза не вязались с опущенными уголками губ и метающим искры взглядом. Порой Данилу что-то сильно мучило, тяготило, но в конце концов сменялось равнодушием или озорным весельем. Вове не надо было говорить об этом. Как будто он всегда был на шаг впереди и чувствовал Кашина лучше остальных. Как тот идеальный близкий человек, которого ты понимаешь не с полуслова, а с полумысли. Данила не рассказывал о своем прошлом, только упоминал, что родом из Казани, окончил школу с серебряной медалью и неудовлетворительным поведением и решил рвануть в Питер. Краткое, сухое изложение фактов, иногда разбавленное постыдными историями со школьной скамьи. Семенюк понимал и это. Никогда не лез дальше, чем позволено. Лишь недавно Вова засомневался, настолько ли хорошо он знает Данилу. Руслан ему тоже понравился. Слегка застенчивый, то витающий в облаках, то смеющийся и спонтанно выбрасывающий резкие фразочки, одновременно и отстраненный, и влившийся в беседу. Словно другая часть головоломки, ещё одно дополнение Кашина. Гармоничное и правильное. Глядя на них, можно было сказать, что Вова надумывает то, чего нет. Обычные коллеги по работе, с кем не бывает: два молодых преподавателя заобщались в школьной среде. Проще ситуации и не придумаешь. Но наблюдательный Семенюк улавливал не укладывающиеся в голове явления: долгие взгляды Тушенцова, когда Данила отворачивался в сторону ребят, громкий смех Кашина над неуместной шуткой Руслана, случайные касания, от которых то и дело кто-то из них осторожно вздрагивал. И то, как Руслан вышел из гостиной, а Данила почти сразу же рванул за ним, наводило на определенные мысли. Кашин ни за кем не бегал. Хотя всегда относился с глубоким пониманием и старался оказать необходимую поддержку кому-либо. Может, Вова знал что-то, чего пока еще не знали сами парни. Или очень виртуозно делали вид, что не чувствовали проскальзывающее напряжение, предпочитая проигнорировать и списать на подходящую для этого обстановку. Данила никогда и ни с кем не обсуждал дела личного характера. Скорее, в силу своей скрытности, чем неопытности. Любопытство грызло Семенюка изнутри, но внешне он этого не показывал. Слишком разные, но чересчур похожие друг на друга — вот в чем вопрос. И Вова почему-то хотел приблизиться к разгадке этой неведомой ему схожести.