Разыграй карту

И днём и ночью лишь она передо мной,

И не Мадонне я молюсь, а ей одной. 

Стой, не покидай меня безумная мечта,

В раба мужчину превращает красота. 

И после смерти мне не обрести покой,

Я душу дьяволу продам за ночь с тобой.

— Ничего. Ничего. В первый раз ему сказали час назад. Чисто. Никаких улик, зацепок. — Вы все осмотрели? — Так точно, Яков Платонович. — Ищите лучше, — повысил он голос и раздраженно повел плечами. — Поднимайте половицы, ищите потайные двери. Коробейников скрылся за дверью. У них ничего нет, кроме дневника и портрета Анны, лежавшие все там же, в ящике стола. Им не удалось найти даже окровавленную рубашку. По всей видимости, он избавился от нее сразу же. Штольман задал очевидный вопрос о ранении, но Клюев упрямо хранил молчание, да испепелял черными глазами, в которых, казалось, горело пламя. Он будто смеялся над ними всеми. Штольман не мог вынести его высокомерного, с примесью превосходства вида и приказал доставить в участок еще три часа назад. За это время Клюев успеет обратиться за помощью к адвокату, но говорить с ним без доказательств все равно не имеет смысла. Он просто откажется отвечать. А ранение к делу не пришьешь, мало ли, как его ранило. Или зацепило! Штольман бросил взгляд на портрет Анны, нарисованный, предположительно, рукой Клюева. Только сейчас он обратил внимание, во что она была одета. В средневековое платье. Волосы были убраны в височные косы, перевиты широкими лентами, голова укрыта «романской» повязкой. — «Романской»… — пробормотал задумчиво следователь. До сегодняшнего дня он и не знал, что в XI веке существовали такие женские головные уборы. Это ему Коробейников подсказал. XI век. Штольман нахмурился и взял со стола портрет, пристально всмотрелся в черты лица изображенной девушки. Это была Анна и в то же время не совсем она. Как будто хорошо выполненная копия. Анна рассказывала о Гизеле и заставила его читать книгу о графе Оттоне и герцоге Людольфе Свирепом. Она говорила, Гизела и Белль похожи на нее. Но откуда Клюеву знать об этом? И если он убийца, то почему просил руки Анны? Он ведь должен был понимать, что рано или поздно полиция выйдет на него. А сам тем временем приказчику велел обустроить детскую. В прошлый раз Штольман не придал значения портрету. Мало ли в каком платье Клюев написал Анну. Он перечитал надпись на обороте. Mon coeur. И задумался. Если Клюев — герцог, то кто тогда Робин Гуд? А если всё-таки Робин Гуд, то причем здесь герцог и духи прошлого? Почему он вообще цепляется за видения Анны и верит в какого-то герцога, милорда? Все это похоже на сказку. Но если это сказка, то кто злодей? И почему Клюев держит в столе портрет Анны, выполненный в средневековом стиле? Коробейников вновь показался в дверях кабинета. — Нашли что-нибудь? — Ничего нет. — А прислуга? Никто ничего не видел? — Опросили несколько раз, Яков Платонович. — Приведите лакея. Коробейников выполнил поручение быстро — меньше, чем через минуту напротив Штольмана сидел человек, от показаний которого зависело многое. — Как давно вы служите у Клюева? — С осени. Как барин вернулся из Европы, так и нанял меня. — Что же вы, всем довольны? — Платит Андрей Петрович хорошо. Иногда бывает сердит, так то дело житейское. Всяко бывает. Штольман зацепился за последние слова. — Как часто он выходит из себя? — Да не так, чтобы уж часто… — развел руками мужчина. — Мучают головные боли после злосчастного происшествия на балу. Сон плохой в последнее время, иногда поздним вечером изволят выйти подышать свежим воздухом. — Надолго? — Да когда как — бывало минут на 10, иногда по полчаса. Штольман нахмурился. Он ни разу не получил подобной информации от филера. — Когда в последний раз Клюев, как вы выразились, выходил подышать свежим воздухом? — Несколько дней назад. — А этой ночью он был дома? Мужчина задумался. — Признаться, не могу ответить уверенно. У него было тихо, свет не горел. Обычно, если уходит, я всегда слышу. Один или два раза слышал, как возвращался. Никогда не понимал, зачем использовать черный ход… Штольман встрепенулся. — Черный ход? — Ну да. Теперь понятно, как Клюеву удавалось ускользнуть от наблюдения. С его прыткостью можно и по крышам ходить. — Почему вы раньше не сказали? — Да что тут такого, ваше высокоблагородие? У всех свои странности! Дверь только поначалу скрипела, а потом перестала. Сыщик недовольно взглянул на Коробейникова: — Вы осмотрели лестницу? — Так точно. — Осмотрите лучше, — проскрежетал он зубами и вернулся к лакею. — Вы не замечали в последнее время ничего странного? — Нет. — Подумайте хорошо. Может, приходил кто-то подозрительный или поведение Клюева изменилось, скажем, без очевидного повода? — Да к нему в основном Мироновы приезжали, или он у них часто бывал. — А занимался чем днём? — Визиты наносил, да все делами занят был. — Какими делами? — Поймите правильно, ваше высокоблагородие, не пристало мне такие вопросы задавать… Штольман смерил взглядом. Вряд ли ему что-то известно, да и стал бы скрывать? — Можете идти. Город не покидать. Он покинул кабинет вслед за городовым, направился к черному ходу и нашел на лестнице Коробейникова. — Нашли что-нибудь? Антон Андреевич покачал головой. — Если бы не ранение, Яков Платонович, я бы решил, мы ошиблись, и никакой Клюев не Робин Гуд. Штольман присел на карточки и осмотрел дверь. Слуга сказал, поначалу дверь скрипела, а затем перестала. Он провел пальцами по дверным петлям. — Дверь не так давно смазали, — убедился следователь и поднялся. — Раз в доме ничего нет, нужно искать в другом месте. — Это в каком же, Яков Платонович? Где бы убийца стал хранить все необходимое для ритуала? На съемной квартире? Они проверили все бумаги и чеки, но не нашли никаких подтверждений о съемном жилье, да и прислуга ничего не знала. Где же тогда? Это должно быть тайное, тихое место, куда легко попасть и которое в пешей доступности. Кладбище. Это в духе Робин Гуда. И герцога, мелькнула неожиданная мысль у Штольмана. — Где захоронены его родственники? — Простите? — Родственники, предки, Антон Андреевич, где похоронены? В имении или в Петербурге? — Не знаю. — Так узнайте! — Время потребуется. Кладбище-то не одно. — Пошлите людей. Я сам на Новодевичье поеду. — Неужели вы думаете… — Семейный склеп — идеальное место для сокрытия улик. Поезжайте на Лазаревское прямо сейчас. Дорога каждая минута. Штольман отдал последние распоряжения полицейским и покинул квартиру. Он вышел на улицу и не успел вдеть руку в перчатку, как услышал за спиной: — Яков Платонович! Он обернулся, и у него перехватило дыхание. Это была их первая встреча после поцелуя. Анна волновалась и не знала, как себя вести, поэтому решила действовать по ситуации и понаблюдать за ним. Она спрыгнула на землю и зацепилась подолом длинной юбки за шипы. Штольман поспешил на помощь. Он помог с подолом и спросил: — Что вы здесь делаете? Вы должны быть в Затонске. Они бы встретились раньше, окажись он в участке, куда Анна и нагрянула. Только потому, что ее там знали, ей сообщили, где его искать. — Яков Платонович, день добрый! — показался из экипажа Пётр Иванович, выглядел мужчина уставшим. — Как? Вы тоже здесь? — Не мог же я позволить Аннетт ехать одной! — Но ведь мы с вами договаривались… — Яков Платонович! — перебила нетерпеливо Анна. — Я знаю, кто убийца. — Я тоже. — Это… — Клюев, — не дал договорить он. Анна замолчала. Взглянула на дом, в котором была много раз, подняла взгляд на окна Клюева. Мороз пошел по коже. — Я хотела сказать вам еще в Затонске, но вы так быстро уехали. Как вы догадались? — тихо спросила она и посмотрела на него. — Клюев напал на князя. Анна побледнела. — Как? — Не может быть! — воскликнул Миронов. — Князь жив? — Ранен, в сознании, но надо отдать должное князю, Клюев тоже ранен. — Он в больнице? — Нет, Анна Викторовна, от больницы отказался. Скрябин провел операцию у него дома. — Я поеду к князю, — сказал Пётр Иванович. — Я должен принести ему свои извинения. Мы все ошибались. — Дядя, скажи Кириллу Владимировичу, что я тоже обязательно приеду. — Разумеется. Яков Платонович, вам что-то удалось найти? Клюев задержан? — Препровожден в участок. Пока я его не допрашивал. — Неслыханно! — продолжал дядя. — Я так надеялся, что это ошибка, ложь… не верится! Он всегда был очень внимателен и учтив. — Обходителен… — добавила глухо Анна. В отличие от дяди она уже приняла новую реальность, как данность. Куда больше ее волновало сейчас прошлое и герцог. — Аннетт! Я поеду. Яков Платонович, — кивнул Миронов на прощанье. Штольман был удивлен поведением Миронова как минимум потому, что тот с лёгкостью доверил ему племянницу и уехал. Видимо, он тоже понимал, что никакие силы не удержат Анну от расследования. — Вы нашли что-нибудь? — спросила она. Следователь кивнул в сторону двуколки, к которой направлялся ранее. — Ничего нет, — сухо ответил он. Они перешли дорогу. — Все обыскали. Только ваш портрет, дневник, показания лакея, которые мало могут что дать. — Штольман помог сесть. — И не найдете, — живо подхватила Анна. — Искать надо на кладбище. Одновременно с ней Штольман бросил извозчику: — На Новодевичье кладбище, да поскорее! Они переглянулись. — Вы откуда знаете? Духи нашептали? — Именно так. А вы? — Обычная логика. Раз в доме ничего нет, надо искать в другом месте. Алтарь не спрячешь, место должно быть надежным. Анна кивнула. — Я все еще не понимаю, зачем Андрей Петрович убивал… и нападение на князя! Зачем? — Ревность. Мы с вами этого и добивались, — напомнил следователь. — Он… болен? — Не исключено. Точно вам скажет Иван Евгеньевич. — Но ведь на него напали, вы нашли его, истекающим кровью! — Отвел подозрения. — Покалечить себя способен лишь сумасшедший. — Ещё совсем недавно вы готовы были ради него броситься грудью на амбразуру, — усмехнулся Штольман. В глубине души он торжествовал — все ошибались. Он один был прав. — Я должна извиниться перед вами. — Не стоит. Достаточно того, что я был прав. — Как всё-таки тяжело противостоять одному, когда все остальные настроены иначе! Теперь я еще больше вас зауважала. — Это не сложно, Анна Викторовна, — улыбнулся он, — ведь они все ошибались. — Я в том числе. Анна мельком посмотрела на него и отвела взгляд. Находиться с ним наедине было неловко и в то же время приятно, хорошо и спокойно. Она закусила нижнюю губу. — Осталось выяснить, есть ли у Клюева семейный склеп. Сложнее всего, если такового нет. Вы тоже склоняетесь к Новодевичьему кладбищу? — Да. Мне дух убитой Каменской показал. Я узнаю склеп. Как ваша рука? — Не беспокоит. — Как думаете, мы сможем там что-то найти? — Будем пытаться, иначе придётся выпустить из-под стражи. О том, какой в обществе произойдет резонанс, как долго Трегубов будет отчитывать его за халатность и недальновидность, думать не хотелось. Штольман уже решил, что если ничего сегодня не найдёт, то предъявит Клюеву обвинение в покушение на убийство князя. На этом можно попробовать выиграть время. — Все указывает на него, хоть и верится с трудом, — сказала Анна. — Главное, зачем? Какой смысл? Штольман не решался сказать о своих подозрениях — смыслом для убийцы была она. Вот только почему? Оставалось выяснить. Они быстро нашли смотрителя кладбища. Вот только тот ответил, что семейного захоронения Клюевых нет. — Как? Вы уверены? — стоял на своём сыщик. — Абсолютно. Кладбище относительно новое. — Возможно, лежат родственники по линии матери, под другой фамилией. Анна не стала ждать и зашагала по тропинке вглубь кладбища. Штольман заметил, когда она почти скрылась за надгробиями. Он дал знак следовать за ним. Они прошли немного, несколько раз свернули, тем самым сойдя с главной тропы, и остановились возле семейного мемориала с гранитными и мраморными элементами декора. — Кто здесь захоронен? — Маврины. Склеп-часовня представлял каменное сооружение, выполненное в стиле барокко. Анна, не дожидаясь сыщика, зашла первой. Внутри было сыро и холодно. — Кто-нибудь приходил сюда? — спросил Штольман. — Дайте фонарь. Но Штольману не понадобился ответ — он увидел пару капель крови на каменному полу, да свежие следы от сапог. Анна чувствовала себя неуютно, словно переступила за грань дозволенного. Ее мутило, а Гизела и Белль вовсе не появлялись, словно происходящее сейчас нарушало вековые устои. Когда они вскрыли замок и вошли в склеп, то в глаза сразу бросились огарки свечей. Анна закашляла от запаха пыли и приложила к носу платок. Штольман посветил фонарем, заправленным маслом, и сощурился. Напротив была решетчатая дверь, которая вела во вторую часть склепа. Она оказалась заперта. Замок был новым и крепким. Потребовалось время, чтобы сломать и его. — Грех-то какой, — причитал смотритель. — Фонарь повыше держите, — мрачно сказал следователь и сильнее прежнего ударил тростью по замку. Рука заныла от тупой боли. Замок сорвался. Он дёрнул дверь, осмотрелся и шагнул вперёд. Почти сразу же Штольман напоролся на алтарь, увидел смятую белую рубашку со следами крови, там же — кинжал. Возле противоположной стены стоял аналой, на нем лежал раскрытый фолиант. Анна обошла его и приблизилась к книге. Она была написана на неизвестном языке, с большим количеством картинок — жертвоприношения животных, людей, изображения символов. Она отдернула руку, как от огня. — Надо за людьми послать. Обыскать здесь все, — проговорил Штольман. Он взял кинжал. Точь-в-точь как нарисовала Анна. Удивительное сходство. — Не понимаю… — пробормотала она, и он оглянулся. — Не понимаю, зачем ему все это понадобилось. Он же просил моей руки… — Одно другому не мешает. Анна покачала головой. — Он был таким добрым. — Казался, — поправил сыщик. — Яков Платонович… — едва слышно позвала она его. — Я вам так и не сказала… — О чем вы? — Я в Затонске не только лицо Робин Гуда увидела, но и герцога. Штольман нахмурился. Он догадался, какой будет ответ, но все же спросил: — И кто герцог? Она обвела взглядом серый потолок и холодные стены, заметила на маленьком столике платок, так сильно напомнивший тот, что видела в видениях. Ее платок. — Анна Викторовна. Штольман приблизился к ней, совсем позабыв о смотрителе, коснулся ладонями ее плеч, заставив обратить взгляд на себя. — Кто герцог? Он не верил в духов и в предсказания, но его пугала вера Анны и ее страх перед Ведьминым днём. — Андрей Петрович. Она задрожала, как испуганная лань, и он прижал к своей груди, погладил по спине. — Все хорошо. Ваш Клюев сядет, обещаю. — Он — не мой, — пробурчала Анна ему в пальто, отчего голос получился сдавленным. — Он отправится в Сибирь за все свои преступления, по крайней мере, совершенные в этой жизни. — Я поеду к князю, навещу его. Он пострадал из-за меня, — виновато добавила Анна. — Здесь мне делать больше нечего. Она была права. Без нее он бы вряд ли нашел сегодня склеп. Пришлось бы обыскивать каждый. Их не так много, но времени ушло бы прилично. — Поезжайте. Отсюда я поеду в участок. Вы сможете найти меня там. — В любое время? — Сегодня — да. Она кивнула ему и улыбнулась. Признаваться в том, что попросту боялась встретиться с Клюевым, не решилась. Как ей смотреть ему в глаза? Как вести себя? Он — убийца. Он — герцог. В течение следующего часа склеп был тщательно осмотрен, составлен протокол, опрошены служащие кладбища, двое из которых подтвердили, что пару раз видели за последние два месяца Клюева. Коробейников не успевал фиксировать показания и удивляться. Он, как и другие полицейские, был в ужасе от развернувшейся картины, но больше всего потрясало удивительное спокойствие Штольмана. — Все записали? — уточнил он и вчитался в написанное. — Книгу тоже забирайте. Свяжитесь с Минаевым. Пусть он изучит. Продолжайте осмотр. Я еду в участок. — Уже? — Этого, — бросил следователь взгляд на сложенные улики, — уже достаточно. Он останется за решеткой до суда. Уже стемнело, когда Штольман приехал в Спасский участок. К тому времени слухи распространились и достигли своего апогея. Ребушинский приехал и ждал новостей. Нервничал и Трегубов, он пока не нанес визит Разумовскому, так как не знал, как себя вести в подобной ситуации, но и с Клюевым разговора не имел. Уже почти как час Николай Васильевич ждал Штольман у него же в кабинете. — Яков Платонович! — воскликнул Трегубов, стоило только сыщику войти. — Как обстоят наши дела? Я еще могу называться градоначальником или пора голову пеплом посыпать? Что это? — Николай Васильевич оттянул ворот мундира, когда следователь выложил перед ним из саквояжа кинжал, рубашку, платок Анны с инициалами. — Доказательства виновности Клюева. Трегубов поднялся. — Вы уверены? Это точно? Обвинение такого рода… — Все указывает на него. Здесь не все улики, остальное привезёт Коробейников. — Есть свидетели? — Двое подтвердили, как видели Клюева, входившим в склеп Мавриных. — Мавриных? Кто такие? Какое отношение имеют к Клюеву? — Дальние родственники по материнской линии. — При чем здесь склеп? — Проводил жертвоприношения. — Что-о? — лицо Трегубова вытянулось. — Вы сейчас серьезно? Какой кошмар! Как я доложу о таком? Дворянин совершает жертвоприношения в семейном склепе! Штольман молча выслушал тираду и спокойно сказал: — Убийца на то и убийца, они не поддаются простой логике. Сейчас необходимо допросить его. Он уже нашел адвоката? — А то как же! Первым делом. Адвокат ждёт в коридоре. Скрябин Клюева осмотрел, пули не нашел. Очевидно, он вытащил ее сам. Иван Евгеньевич сказал мне, рана глубокая, и видно, как пулю пытался извлечь не профессионал. Но он смог достать осколки, пришлось заново зашивать рану. — Очень хорошо. Когда выяснится, что осколки пули принадлежат пистолету князя, он не отвертится. — Если выяснится. — Надо пригласить адвоката и выдвинуть обвинение. На руках Клюева восемь убийств, включая смерть Ульяшина, покушение на Нежинскую и князя. — Вы еще не допрашивали? — Нет. Искал доказательства его виновности весь день. — Хорошо. Зовите. Но, Яков Платонович, — предостерег Трегубов, — нам надо быть очень аккуратными и взвешивать каждое слово. Дежурный привел Клюева, следом шёл адвокат. Протоколист сел за стол Коробейникова. Штольман взглядом показал усадить на стул подозреваемого. У дверей встал городовой. Здоровью Клюева оставалось только позавидовать. Даже с таким ранением и с учётом, как он сам вытащил пулю и зашил рану, держался уверенно. — Очень хорошо, что следствие, наконец-то, готово выдвинуть обвинения моему подзащитному, — раздраженно начал адвокат. — Андрей Петрович провел в участке одиннадцать часов, никто не объяснил, за что, собственно, его, уважаемого человека, посадили за решетку. Трегубов бросил неуверенный взгляд на Штольмана. — Андрей Петрович совершил умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, опасного для жизни человека, с применением предмета, используемого в качестве оружия, а именно убил восемь человек, на двоих совершил покушение. Следователь вытащил из папки необходимые бумаги и озвучил с соблюдением всех правил, когда, во сколько и как были совершены убийства, остановился на двух покушениях и указал на найденное орудие убийства, окровавленную рубашку, от которой Клюев, судя по всему, забыл избавиться. Штольман выстроил линию обвинения так, что Трегубову нечего было добавить. Выходило, что Клюев, либеральных взглядов, занимавшийся благотворительностью, в какой-то момент разочаровался в политическом режиме страны и решил бороться со злом. Он как раз только вернулся из Тибета, где начитался буддийских мифов и верований, и не придумал ничего лучше, как приносить жертвоприношения. Зло в его понимании — дворяне. Не зря же он себя назвал Робин Гудом. Когда Клюев понял, что полиция установила за ним слежку, то решил отвести подозрения и сам порезал себе горло, пришел раненый к участку. Порез, заметил Штольман, не угрожал жизни, хоть крови Клюев потерял прилично. Покушение же на князя вызвано ревностью, так как за последний месяц Разумовский активно начал ухаживать за Мироновой Анной Викторовной, к которой Клюев питает чувства и сделал предложение. Таким образом, обвиняемый попытался избавиться от соперника. Андрей Петрович все это время молчал и сохранял подчеркнутое равнодушие к происходящему. — Как ваше ранение? — спросил Штольман. — Насколько мне известно, операция прошла успешно. Иван Евгеньевич смог достать оставшиеся осколки. Уверен, экспертиза покажет, что пуля выпущена из пистолета князя. — Полагаете, мой клиент пробрался в чужой дом и напал на Разумовского из-за ревности? Кто-нибудь видел, как Андрей Петрович заходил в дом или выходил? Господин Клюев был дома всю ночь. — Нет доказательств, что он не покидал дом. Но в одном вы правы: можно было бы вызвать на дуэль. Однако быть убитым на дуэли всегда 50/50, а князь — отличный стрелок, о чем господину Клюеву хорошо известно. Куда эффективнее залезть ночью в дом и наброситься со спины, не так ли? — Господин Штольман, найденные вами улики не имеют отношения к господину Клюеву. — Среди вещей рубашка господина Клюева. Оставленные следы в склепе мы обязательно сравним со следами от сапог Андрея Петровича. Что до свидетелей, князь видел нападавшего. Убийцу видел и извозчик, когда Робин Гуд напал на фрейлину. У следствия есть еще один свидетель, который видел, как из кареты выбрасывали тело Астафьевой. — Вы — дурак, господин судебный следователь, — напыщенно произнёс Клюев. — Все ваши выводы неверны, доводы построены на ошибочности суждения.  — Может быть, но ваш арест продлится. Вы останетесь в участке еще на несколько часов, а затем вас этапируют в Петропавловскую крепость. Клюев наклонил голову вбок и прищурился. — Андрей Петрович, — заговорил адвокат, — мы обязательно оспорим это решение. — Оставьте нас. Это касается только меня и господина судебного следователя. Штольман нахмурился, а протоколист растерянно посмотрел, дежурный взглянул испуганно, Трегубов — изумленно.  — Хотите поговорить наедине? Клюев молчал, сверкал чёрными глазами. Меньше всего он сейчас был похож на того доброжелательного Андрея Петровича, которого Анна считала своим другом. — Я прошу оставить нас вдвоём, — произнёс сыщик. — Яков Платонович, — воспротивился было Трегубов.  — Николай Васильевич, — в свою очередь сказал сыщик. — Подозреваемый не сбежит. Когда они остались одни, Штольман почувствовал себя неуютно под оценивающим взглядом темных пристальных глаз Клюева.  — Вы почти не изменились, — медленно произнёс Андрей Петрович.  — Не изменился? — С последней встречи, — пояснил Клюев, введя тем самым Штольмана в еще большее недоумение. — Все так же благородны, что зубы сводит. — Следователь молчал, так как абсолютно не понимал, к чему клонит убийца, но слушал внимательно. — Мне следовало избавиться от вас, сколько раз я порывался, но побоялся… — Штольман дернул бровью. — Побоялся идти против судьбы, предначертанного. Все было бы куда проще, не встань вы у меня на пути.  — О чем вы?  — Я думал, если убить вас, наши судьбы с Анной не переплетутся. Вы всегда опережали меня. Я всегда появлялся после вас. Какой-то рок, честное слово! — Я не понимаю. Клюев смерил снисходительным взглядом. — Вы очень похожи. Когда я встретил вас впервые, то подумал, вы узнаете меня. Не может же человек быть так похож на человека из прошлого и при том абсолютно не помнить прошлой жизни? Но вскоре я понял, что вы не знаете меня. Не знаете ее. Но это не помешало семени пустить корни, прорасти в ее сердце чувству влюбленности. Клюев положил ногу на ногу. Он выглядел вполне вменяемым, вот только говорил странные вещи. Если бы Штольман не знал о существовании герцога, то счел был его сумасшедшим. — Какая тонкая грань… — рассуждал Андрей Петрович дальше. — Если бы я убил вас, возможно, Анна смогла бы полюбить меня или же наоборот — ничего бы не случилось. Вы — герой, рыцарь. Я же убийца. И так уже восемь столетий. Поэтому я решил задобрить тёмные силы. Штольман нахмурился. — Задобрить? — Жертвоприношения, как вы выразились. Забирая их жизни, я очищал свою карму. Я должен был стать достойным ее. — Вы убивали ни в чем неповинных людей. Клюев поднял указательный палец. — Порочных людей. Они все были порочны. Штольман качнул головой. Услышанное похоже на бред. — Вы сказали, восемь столетий? С чего вы решили, что мы встречались с вами когда-то? Он щёлкнул языком: — В Тибете я сумел достичь нирваны, много занимался медитацией и увидел свои прошлые жизни. Сначала неясными обрывками. Я видел ее — хрупкую и печальную, дикую и своенравную. — Все это чепуха. Вы больны и помешаны на идее. Как вы собирались выпутаться, если сделали Анне Викторовне предложение? — Мы бы уехали в мое имение или заграницу. Моим последним убийством я бы закрыл гештальт, если так можно выразиться. — Значит, князь — не последняя жертва? — Князь? Он вообще не должен был ею становиться, — недовольно сказал Андрей Петрович. — В одном вы правы — дуэль та еще лотерея. Я не мог рисковать своей жизнью. — Так почему не закончили начатое? — Сильный черт оказался, — скривил недовольно он губы. — Ранил. Удар левой рукой у меня посильнее. Убивать сподручнее. Правой — не так. — Поэтому Каменскую убили другим способом, не как остальных? Клюев сморщился. — Она была первой… Вы должны понять… — Искали себя, — кивнул Штольман. — А фрейлина что? Почему не довели дело до конца или припугнуть меня захотели? — Сброшенная на голову люстра ослабила организм. Как оказалось, к тому времени я восстановился не окончательно, — ровным голосом ответил Клюев. — Так кто последняя жертва? Холодные глаза скользнули по Штольману, отчего тому сделалось не по себе. — Вы. Следователь натужно улыбнулся и посмотрел на руки Андрея Петровича, надежно ли сидят наручники. — А если бы Анна Викторовна отказалась выходить за вас, что тогда? Клюев вытянул ноги в высоких сапогах. — Мы предначертаны друг другу. — Белль так не считает, — вырвалось неожиданно у Штольмана. Во взгляде мужчины напротив что-то мелькнуло, но сразу потухло. Он переменил позу. — Значит, и вам открыты тайны прошлого? Долго же вы делали вид, что нас ничего не связывает. — Нас действительно ничего не связывает, кроме заведенного на вас уголовного дела. Теперь, когда вы во всем сознались, вам не избежать наказания за убийства. Вы отправитесь в Сибирь. — Это нужно еще доказать. — Мы обыскали склеп. Суд примет во внимание свидетельские показания. Хоть вы избивались от пули, Скрябин вытащил осколки. Вставайте, вас проводят в камеру. Клюев поднялся на ноги. — Эдмонд тоже верил в силу правосудия, — сказал он, когда выходил в коридор. Штольман посмотрел ему в спину, увидел боковым зрением движение справа и повернул голову. Анна стояла рядом с Трегубовым и при виде Клюева сильно побледнела. — Проводить в камеру, — распорядился следователь. Два полицейских повели задержанного. Ребушинский выхватил блокнот и принялся быстро записывать. Глаза его бегали от одной фигуры к другой. Штольман посторонился, пропуская Анну вперёд. Она торопливо прошла мимо Клюева с опущенной головой и уже почти скрылась в кабинете, как он окликнул ее: — Анна! — и все в участке в замешательстве замерли от такой фамильярности.  Анна обернулась. Мурашки пошли по коже от горящего взгляда, с такой же одержимостью милорд смотрел на Белль. Ей сделалось не по себе, и она непроизвольно отступила назад, к Штольману.  — В этой или следующей... — сказал он и поднял вверх руки, закованные в наручники.