House On Sand (Дом На Песке)

A new day dawning Comes without warning So don't think twice.

© Troubled Times - Green Day

***

За неполные одиннадцать лет с Гарри произошло множество непонятных вещей, которые вечно огорчали его дядю и тетю. Гарри очень переживал — и за них, и за себя, но ничего с собой поделать не мог. Загадочные вещи тётя Петуния звала 'эти твои мерзкие трюки', а дядя Вернон предпочитал обходиться без конкретных формулировок, переходя на повышенные тона и используя первые пришедшие в голову эпитеты. Итог оставался один — огорченные старшие могли сделать Гарри плохо, больно, могли оставить его без еды, в очередной раз запереть под лестницей на весь день, оставив с вёдрами и пауками в ролях единственных утешителей. Если бы только Гарри мог исправить себя. Если бы только. Оставалось одно — быть хорошим, послушным, сводить столкновения к минимуму. И бесконечно терпеть, потому что любовь Дурслей к нему кончилась, не начавшись, пускай тётя Петуния честно старалась первые годы. Она научила его говорить — хоть и позже Дадли, а еще ходить, читать и писать — потому что искренне ненавидеть ребенка на ровном месте было тяжело, даже нежеланного. Однако со временем, пока Гарри рос, в его облике все ярче проявлялись фамильные поттеровские черты, пробуждая все больше ассоциаций с его отцом, с миром магии. Возможно, думала иногда Петуния, она бы справилась, будь Гарри больше похож на Лили. Возможно. Но Гарри рос копией Джеймса, и, будто того мало, ему рано понадобились очки, убившие последнюю надежду, закрывая собой изумрудные родные глаза. Финальной каплей, закрывшей сердце женщины от племянника, стал его первый выброс магии. Она перестала защищать его перед мужем, перестала сажать их вместе с Дадли для общих игр, перестала пускать его за стол с остальными — раньше, чем он мог бы запомнить их почти по-настоящему семейные посиделки. Гарри своим существованием воплощал для нее все, что забрало у нее родителей — когда убийцы искали Лили у родственников, а после — саму Лилс. Не ходи за изгородь. Не выходи из дома без нужды. Не плачь. Не жалуйся. Не ной. Молчи. Не мешай. Не лезь. Не задавай вопросов. Не поднимай глаза. Не лезь на глаза. Не шуми. Сходил в школу — вернись, никуда не уходя гулять без спросу, ко времени. Не говори лишнего. Сначала Гарри честно отвечал учителям, когда те спрашивали, что живёт у тёти и дяди в чулане, что у него нет хобби, кроме прополки роз и мытья посуды, что у него есть сломанные игрушки, одежда брата, а также пара старых детских книг, но после, получив ещё больше проблем, перестал, осознав иное — что жить в чулане ненормально. Медленно, но неотвратимо, понимание приходило, раня — что его привычная жизнь неестественна. Никто, кроме него, не живёт в условиях вечного унижения — даже саму концепцию унижения он научился видеть лишь через призму взглядов извне. Пример здоровых взаимоотношений, здоровой любви от близких — что-то, что он принимал за истории из сказок, что-то, чего считал себя недостойным. Он знал, что его родители умерли, потому что он был плохим ребёнком. Он знал, что они бросили его, предпочтя умереть, потому что он родился недостаточно хорошим. Они это поняли сразу, его милые родители, а дядя и тётя только пытались убедить Гарри в обратном, пробуя навязать ему удобную ложь, что те были алкоголики и разбились на машине, и что вины Гарри в этом нет. Если бы он умел молиться, если бы знал, кому — он бы молился, пока не был бы прощен. За что — сам сказать бы не мог, но отчаянно желал исправления, не зная ни методов, ни путей. Отчасти он был согласен с тётей и дядей, с их наказаниями. Отчасти — нет. Чем старше становился — тем быстрее ссыхалось детское раболепство и смирение, готовность прятать голову в песок и отдавать тело на растерзание падальщикам. Ему хотелось стать личностью. Ему хотелось, чтобы у него наконец появились друзья. Ему хотелось перестать быть изгоем в семье, хотелось прекратить Загадочные Вещи, хотелось стать тем, кого ставят в пример, кем гордятся, чтобы злость ушла из глаз дяди, чтобы губы тёти перестали сжиматься в тонкую нитку, чтобы Дадли брал гулять с собой не в качестве жертвы для жестоких игр. Большие желания маленького человека, сожженные до пепла на одиннадцатый день рождения. Через месяц он не пойдёт в следующий класс привычной школы. Не будет учить стихи, которые никто у него не спросит на уроке. Не будет прятать то, что осталось от очков, чтобы их не изломали в труху окончательно.

***

Гарри крепко держал пальцы Хагрида, насколько хватало детской ладошки, боясь потеряться, и отчаянно вертел головой, почти до её кружения. Чудесная волшебная улица захватила дух и не отпускала, душа пробуждаемой радостью. Он — особенный, он — волшебник, и его родители его никогда не ненавидели. И дядя с тётей просто были гадкие, заставляя Гарри самого себя ненавидеть тоже. Так, по крайней мере, сказал Хагрид, пусть гиганту потребовалась куда длинная спутанная фраза для передачи короткой мысли — но Гарри было уже не важно. С его души свалился огромный камень, и теперь Гарри сам себе казался ужасно лёгким, как пузырьки в газировке, и боялся, как бы его не унесло, словно шарик, в небеса. — Ты, Гарри, это, главное, деньги пока особо не транжирь, вот. Дамблдор, великий человек, сказал купить тебе помочь принадлежности, да, мы их купим, качеством, конечно, повыше среднего, слышишь меня, все же мамка с папкой бы тебе точно не стали покупать в школу что под руку, значит, попадётся. Да, они бы тебе все лучшее б взяли, точно тебе говорю, но лучше, значит, чтобы мы с тобой обошлись разумно, чтобы, значит. Деньги, Гарри. Хагрид сделал паузу, будто потеряв нить рассуждения, но быстро взял себя в руки, хлопнув по лбу. — Тебе привыкнуть надо к магическим деньгам, понять их примерную ценность, чтобы потом не попадать в этот, как его, просак! Гарри был согласен на все и сразу, слушая внимательно, но как будто и отвлеченно. Да, пожалуй, его руки чесались потрогать все, что попадалось в зоне обзора. А лучше — купить! Даже если не надо — сама возможность обладать каким-нибудь набором самоочищающихся щёток для вычесывания северных гемоманулов выглядела невероятно соблазнительно. После банка, в котором гоблины (пугающие, если спросить Гарри), почти вежливо показали сокровищницу, иначе не назвать, Поттеров, самое большое скопление магов попалось им на пути около лавки с метлами. — Хагрид, а почему они так смотрят на метелки? — вопрос Гарри был едва слышен и полон сомнения. У него были свои догадки, но проще было спросить в лоб. Быть дураком перед Хагридом не казалось тем-то стыдным. — О, Гарри, эти метлы — лучшие друзья волшебников. На них принято передвигаться. Я, да, конечно, предпочитаю другие способы, все ж мои габариты, значит, не под метлы… Тебе свою иметь рано, Гарри, но ты посмотри! Великан добродушно подтолкнул Гарри в сторону витрины с какой-то новинкой. Тот, приблизившись, прочёл название. Нимбус-2000. Метла была красивая, по крайней мере, для метлы. И почему-то вызывала ощущение схожести с гоночный машиной — Гарри сам не знал, откуда появились в голове такие мысли. Его тихий восторг, впрочем, не прошел незамеченным — рыжий мальчонка рядом, почти одного роста с Гарри, вдруг повернулся к тому и одарил понимающей улыбкой: — Невероятная, правда? Вот бы такую купить уломать родителей! В школу взять не дадут, конечно, но зато дома бы — ух, с ветерком! Гарри вернул улыбку робко, но на всякий случай кивнул в ответ. Синие глаза, сапфировые, каких Гарри не видел в жизни, кольнули недоверием. — Только не говори, что твои родители не разрешили бы тебе на такой покататься. Она, конечно, создана для профессионального спорта, но заставлять пользоваться каким-то старьем только потому что оно безопаснее… Мальчик передернул плечами, выражая недвусмысленно отношение к метловой гиперопеке, а Гарри все же решился прояснить ситуацию: — У меня довольно строгие опекуны, которые не давали мне вообще притрагиваться к метлам, поэтому я ещё ни разу не летал. Немного вины, но ни капли сомнений — что-то в живом лице собеседника располагало к диалогу. Лёгкая тень, как след от тучки, пробежала по чужой физиономии. Гарри вдруг понял, что непускание детей на метлы в представлении рыжего было каким-то из семи смертных грехов. Ещё мгновение, шевеление мысли — и тот сурово кивнул сам себе: — Меня зовут Эйрин. Я поступаю в Хогвартс в этом году. А ты? — Гарри. Я тоже. Эйрин кивнул в очередной раз, без всякого перехода перебивая и продолжая свою реплику, будто и не нужен был ему никакой ответ: — В общем, Гарри, вот тебе мое слово — если мы попадём на один факультет и подружимся, то я смогу пригласить тебя в гости. Я покажу тебе свои метлы. Договорились? Эйрин смешно вздернул подбородок под конец фразы, собираясь принять возможный отказ в качестве личного оскорбления. — Хорошо. Договорились. Расстались друзьями — не иначе, и следующие пару минут Хагриду пришлось рассказать что-то о факультетах, ведя юного мага к следующему магазину. Гарри оставалось только пожалеть, что Эйрин не сказал, на какой хочет попасть. Лишь бы не Слизерин? Хагрид описал змеевище самым красочным образом, отбив у Гарри всякое желание туда влететь, хотя живые змеи ему и нравились. Змейки были простыми, но добрыми собеседниками.

***

Книги, ингредиенты для зелий, чемодан с расширением пространства и облегчением веса, на который Хагрид позволил потратиться особенно, считая, что такая вещь в хозяйстве всегда пригодится, котлы, флаконы, инструменты для астрономии — в какой-то момент Гарри потерялся окончательно, успевая только моргать совой на каждое новое чудо. И все же список подошёл к концу. — Так, Гарри, слушай. Палочку мы с тобой купим последней, да, а ты пока вот зайди к Малкин, скажи, что, значит, тебе мантии нужны школьные, стандартный набор, тут знают. А мне надо отойти кой-куда, — Хагрид хитро подмигнул, — ты не переживай, буду скоро. Гарри с опаской кивнул — способность просто говорить, а не задавать вопросы, покинула его окончательно ещё на диалоге с Эйрином. Хагрид потрепал мальчика по плечу, придержав следом дверь и помогая зайти в ателье, а после ушел куда-то дальше по улице. Гарри же оказался один на один с целыми полками тканей и в окружении манекенов. Пара из них лениво переговаривалась, пока Гарри не понял, что перед ним — живые мальчики примерно его возраста, просто кукольно красивые для обычных школьников. Самой мадам Малкин рядом не было, слышался только шум в огороженной части магазина, да зачарованные рулетки и булавки вились около мальчика с серебристыми волосами. — Я тебе говорю, Китс, не взять парадную мантию — верх глупости, мало ли, какое событие может наступить без предупреждения? Лучше быть во всеоружии, — блондин растягивал слова немного манерно, будто вещал с политической трибуны, а не с табуретки для снятия мерок. — Малфой, ты себя слышишь? — второй мальчик, с каштановыми вьющимися волосами, отвечал наоборот кратко, шёлково и немного опасно, сидя на танкетке в двух шагах рядом с табуреткой с видом молодого принца на приеме, — только для полукровок важные события, требующие парадных мантий, могут наступить неожиданно. — Резонно. Повисла краткая тишина. Гарри вдруг понял, что этими паузами сами мальчики делили диалог на смысловые лоскуты, и неловкости в них не было. Обычно. Теперь же присутствие нового лица явно нарушило привычное течение чужой беседы. — Эм, привет? Вы не знаете, где мадам Малкин? Мне нужны мантии… — М, новенький. Судя по виду — как раз из полукровок. Слышишь, Китс? — блондин хотел дёрнуть плечом, но как будто передумал, видимо, боясь сбить ровный строй булавок, — Она сейчас подойдёт. Тоже первый курс? Пускай один мальчик и снизошел до ответа, но второй, не поворачивая головы к Гарри, вдруг одёрнул первого: — Брось, Малфой. Посмотри на его обноски и сломанные очки. Ему что, никто не мог их починить нормально даже? Скорее это жижекровка, не трать время. Он все равно не попадёт на Слизерин, даже если вылезет из кожи вон. Под конец фразы шатен все же бросил взгляд на Гарри — колючий. Гарри вздрогнул, но не от ощущения — скорее от того, какого цвета были эти глаза. Неясного. Цвет битого стекла. Цвет осколков зеркал. Не чёрные, не белые, не серые, а все разом, не смешиваясь, будто свет играл в огранённом алмазе, не давая ожидаемой радужной искры. Блондин хмыкнул, будто соглашаясь, и тоже потерял к Гарри интерес. Тот, вполне довольный таким развитием событий, забился на стул в дальнем от мальчиков углу — и все же следил за ними жадно и ловил каждое слово, даже не понимая половины поднимаемых тем. Гарри был даже рад, что Хагрид где-то задержался. Вернувшаяся мадам Малкин все же разбила хрупкий биом, образованный тремя телами в царстве шорохов. Блондину она вручила пакет побольше, сказав, что парадная мантия будет готова позднее, и её направят с совой в поместье. Шатен же получил почти плоский пакет поменьше, бонусом — пожелание носить с удовольствием. В ответ — еле слышная благодарность с почти приязненной усмешкой. Гарри направился к заметившей его мадам Малкин, пока мальчишки, будущие убежденные слизеринцы, пошли к выходу. Малфой не удержался от прощального кивка, будто делая Гарри одолжение, а Китс заметно вздрогнул, вдруг останавливаясь около Гарри и уставившись в упор с подозрительным прищуром. Он почему-то кратко вздохнул, проводя кончиком языка по губам, как делали змеи, ощущая добычу. — Странно. И молча, припечатав молчаливым презрением, вышел следом за своим другом прочь. Дверь с тихим хлопком закрылась. Гарри очнулся, растерянно моргая. Ему тоже хотелось повторить, что что-то странно, но с языка сорвалось первое, что попало в голову: — На первом курсе же не нужны парадные мантии? Мадам Малкин улыбнулась ему почти с нежностью. — Конечно нет, юноша. Это лишь блажь наследника Малфоев. Такой маленький, но уже весь в отца. Гарри кивнул, решив, что спросит Хагрида потом. Видимо этих Малфоев у магов знали почти все поголовно.

***

Белоснежная прекрасная сова грела душу сильнее, чем добрая половина купленных вещей. Иметь своего питомца Гарри мечтал всегда, хотя и рассчитывал максимум на собаку, но сова! Сова была чем-то воистину волшебным и сказочным. И теперь это была его сова, что совершенно не хотело укладываться в голове. Хагриду достались все благодарности мира и крепкие объятья. Позже Гарри даст сове имя, вырвав из одного из своих учебников почти наугад — Хедвиг.

***

Удивительно, но к покупкам и обновкам Дурсли не смели прикасаться ни под каким предлогом. Даже Дадли не пытался тайком что-то сломать или повредить, что удивляло Гарри особенно, но чему совершенно точно не огорчался. То ли знакомство с Хагридом настолько их впечатлило, то ли сам факт того, что племянник именно благодаря новому имуществу наконец покинет дом (соседи уже знали, что добросердечные Дурсли определили болезного сироту в частную школу с пансионом) на долгие месяцы. И все же один раз Вернон позволил себе дотронуться до запретного — помогая грузить вещи в машину, правда, лишь чтобы проследить, как бы племянник случайно что-то не испортил в багажнике ненароком. — Вот увидишь, мальчишка, нет никакой платформы девять и три четверти, и никогда не было. Но я оставлю тебя на вокзале, раз ты так желаешь, и тогда ты увидишь, кто был прав. Злые слова, почти не напитанные ядом, но все ещё злые и болезненные. Гарри хочет верить и не бояться, и всё же червячки сомнения грызут изнутри, жаля нежные места. Всю дорогу Дурсли беседуют, как если бы Гарри не сидел вместе с ними в одной машине. И пускай.

***

Её не было. Платформы девять и три четверти нигде не было. Гарри обошёл всё, даже рискнул спросить строгого человека в форме, но безрезультатно. Розыгрыш? Или какой-то тест, который Гарри не смог пройти, потому что на самом деле случилась ошибка, и Гарри ни капельки не волшебник? Мальчик поежился, стоя у горки вещей, как дурак, и готовясь утирать горькие слезы от обиды. Обиды на себя, что снова оказался разочарованием. Катастрофа, впрочем, кончилась быстрее, чем достигла точки невозврата. — Дети! Не теряйтесь! Держите вещи крепче! Поезд скоро отправится, не мешкайте! И не привлекайте внимание маглов. Гарри поправил оправу своих новых очков, приглядываясь к морю рыжих голов. Новые очки, куда лучше старых, и куда более красивые — все же неясную тревогу парочка из ателье относительно внешнего вида в Гарри поселила. — Давайте, по одному. Рон! Вытри нос. Джинни, держи меня за руку, детка. Женщина выглядела не очень молодо и не очень презентабельно, но уютно. Именно так должны выглядеть идеальные матери больших семейств, решил для себя Гарри, который невольно пытался найти среди её детей того мальчика, которого встретил у магазина метел. Но, видимо, Эйрин относился к какой-то другой рыжей семье. Решив не искушать судьбу, Гарри пристроился в конце пропадающей в глухой стене цепочки людей, через мгновения обнаруживая себя перед невероятным алым паровозом. От увиденного захватывало дух, и если бы не доносящиеся вокруг поторапливающие голоса, Гарри бы стоял, примерзнув к одному месту, целую вечность. Пообещав себе рассмотреть поезд подробнее в следующий раз, Гарри отвёз тележку с вещами в указанный угол для багажа, вспомнив памятку на билете, и юркнул в один из вагонов с надеждой найти свободное купе. И, что удивительно, нашёл — видимо, хвост поезда особой любовью учеников не был обласкан, но зато именно около окон Гарри собралось виденное ранее рыжее семейство. Мальчик в очередной раз убедился, что Эйрин явно не их родственник — совсем другие черты лица вблизи, и у Эйрина точно не было такой уймы веснушек. Слов было не слыхать, потому Гарри представлял их диалог в голове, надеясь, что не слишком далёк от правды.

***

Первым попутчиком, совпадение, стал младший мальчик из рыжей стаи. Тот, спросив разрешения сесть вместе явно для проформы, кратко представился Роном Уизли и завёл речь о чем-то магическом и очень интересном прямо с первой минуты, и Гарри, чувствуя, что скоро станет чемпионом по хорошей мине при плохой игре, иногда вставлял в чужой монолог какие-то звуки, радуясь, когда того оказывалось достаточно. Следом в купе влетела лохматая, но целеустремлённая, девочка, втаскивая за собой полного и потерянного мальчонку. Тот был выше своей проводницы, имея из-за разницы в росте вид ещё более жалкий. — Ты — Гарри Поттер! — вдруг выдала девочка, даже не пытаясь поздороваться. Рон поперхнулся бутербродом, который жевал, а полный мальчик страшно побледнел, но девочка будто ничего не заметила и продолжила скороговоркой, — я читала про тебя все книжки, и знала, что в этом году ты едешь в Хогвартс. Рада познакомиться, я — Гермиона Грейнджер. Это — Невилл Лонгботтом, а ты, — она ткнула пальцем в Рона немного невежливо, — наверное из семьи Уизли. Я уже встречала твоего брата Перси, потому что он один из старост, а старост лучше всегда знать, чтобы знать, у кого попросить помощь при случае чего. Казалось, её ничто не может заставить умолкнуть, но поток слов все же иссяк. — Гарри, почему ты не сказал, что ты — Поттер? У тебя правда есть… Ну… Шрам? — Рон вдруг потерял весь интерес к еде. — Правда, — Гарри поморщился и приподнял буйную чёлку, давая обзор на ветвистый шрам, похожий на след молнии. Местами бровь была им разорвана. — Вау. Ну. Ты! Круто. Знаменитость, — Рон протянул последнее слово с уважением, как будто Гарри в его глазах вдруг получил целую гору плюсов в карму за то, что не сидит в отдельном именном купе и не раздаёт автографы, а ютится на соседних с ним, Роном, сидениях. — Никогда за собой особо не замечал, — Гарри почти промямлил, стараясь не вспоминать людей в Прохудившемся Котле, которые хотели пожать ему руку, а лучше и по два раза. Дверь купе вдруг с хлопком раскрылась — и Гарри искренне улыбнулся, не задумываясь. В проёме стоял Эйрин, сияя своими невероятными синими глазами, и довольно ухмылялся. После, выдержав драматичную паузу, зашёл, закрывая за собой, и сел напротив Гарри. — Привет, я — Эйрин, — как бы между делом бросил он остальным, кивнув лишь Рону с легким узнаванием, — и я наконец нашёл тебя, Гарри. Если бы только знал, сколько людей я перепугал, пока тебя искал. Я не мог не убедиться, что ты тоже здесь! Вдруг твои опекуны не пускают тебя не только на метле летать, но и на поезд в школу ехать. Гарри ощутил, как стыдливо краснеет, совсем немного. — Опекуны не давали тебе летать на метле? С кем ты вырос, Гарри? — голос наконец подал молчавший до сих пор Невилл. Гарри решил, что тому стоило говорить чаще — звучал мальчик неуверенно, хотя обладал довольно приятным приглушенным голосом. О нет. Теперь он определённо приближался по цвету к помидору. — Ну, я рос с тётей и дядей… Они не были волшебниками. Вообще, у меня даже не было подобия метлы, вот. Казалось, даже Гермиона погрузилась в недоверчивый шок. Первым тишину нарушил Рон: — Гарри Поттер рос у магглов? Как так получилось? Да любая семья, да моя семья с радостью бы взяла тебя на воспитание! В его голосе звучал самый настоящий праведный гнев, и Гарри с благодарностью понял, что злится Рон за него, за некую несправедливость, глубину которой сам Гарри не понимал даже приблизительно. Брови Эйрина вовсе выгнулись дугой: — Гарри, так ты… Поттер? Ну, вау, конечно, — кажется, этот рыжий особого трепета перед Героем Магической Британии не испытывал, что внезапно понравилось Гарри, который себя героем и не ощущал, — но Рон прав, ты рос у магглов? Звучит, как дурацкая шутка. Но, Мерлин, ты же не шутишь? Ты не шутишь, по глазам вижу, — Эрин с тихим стоном потёр щеки, пряча лицо, — а я, дурак, у магазина метел тебя ещё о родителях спрашивал, как же глупо получилось… Гарри робко улыбнулся, пробуя немного снизить градус беседы. Уши уже горели огнём, будто их натерли перцем. Слишком сильно все переживали, слишком неловко получалось, и Гарри был вовсе к чужой заботе непривычен. Мальчик мягко похлопал Эйрина по плечу протянув руку. Оказалось не так страшно: — Ничего, ты же не знал. Все в порядке, правда. — Нет, Гарри, — Эйрин решительно качнул головой, поднимая взгляд, — это прозвучит для тебя, наверное, непривычно, но ты и не был воспитан в правильных традициях, — Гарри краем глаза заметил вдруг, как Рон бросил на Эйрина странный взгляд, — а я допустил слишком грубую оплошность. Вопрос, как я могу загладить свою вину теперь? — Не стоит, правда. Ничего не… — Гарри, — Эйрин отмахнулся, — я придумал, давай в первые выходные соберёмся, и я дам тебе пару уроков этикета? — Эти… Этикета? — в голове всплыли только обрывки шуток о вилках для устриц. — Да, — Эйрин горячо покивал, — твоя фамилия, Поттер, это уважаемая фамилия, старая, и будет ужасно, если ты будешь вести себя, как будто ты сам маггл. Это просто неправильно, Гарри! Рон кисло прервал Эйрина, будто тот говорил что-то нехорошее: — Ты звучишь, как какой-то Малфой. — Я тоже была воспитана магглами, мои родители не маги. Что плохого, чтобы быть воспитанным магглами? Наверняка в школе будет время притереться, научиться базовым вещам, мы не первые, не мы последние, — Гермиона не дала Рону ни шанса быть услышанным. Эйрин всплеснул руками, предпочтя тоже проигнорировать Рона: — Гермиона, в магическом мире есть вещи, которые существуют в виде свода негласных правил. Даже те, кто рос в мире магов с рождения, не всегда с ними знакомы, если не относятся к чистокровным семьям. Просто поверь мне, — его голос зазвучал особенно проникновенно, — если ты сделаешь или скажешь что-то не так по незнанию, тебе никто ничего не скажет осуждающего. Но у Гарри за спиной поколения талантливых и порой известных людей, быть магглом с такой кровью и наследственностью — плевок самому себе в лицо, унижение своей же фамилии. Тем более, когда он примет титул Лорда Поттера… — Лорда Поттера? — Гарри показалось, что от жара в голове он сейчас потеряет сознание. Ладно сейф, ладно магия, но титул? Он, Гарри, получит титул? И узнаёт об этом вот так, между прочим? Рон вдруг взорвался, как будто долго сдерживался: — Твоя фамилия точно не Малфой? — И почему это звучит, как будто быть Малфоем — оскорбление? — Эйрин наконец снизошел до Рона, — Уизли, тебе ли не знать, что Малфои не бывают рыжими. Твой вопрос настолько не имеет смысла… — Да потому что ты звучишь, как они. Чистота крови, фамилия, титул… — А ты звучишь, как Уизли, у которых кроме чистоты крови никакого наследия не осталось, — Эйрин вдруг зазвучал жёстко, будто отвесил Рону оплеуху, — только, насколько я знаю, вся твоя семья трудится над возвращением какого-то влияния, пока ты сидишь и пытаешься унизить важность того, о чем я пытаюсь рассказать Гарри. И это вместо того, чтобы взять над ним менторство и самому разжевать ему это всё! Рон задохнулся от возмущения, а Гарри окинул взглядом остальных. Невилл сидел тише, чем монастырская мышь, и, кажется, разрывался между желанием что-то сказать и просто убежать. Гермиона выглядела так, будто хотела записать что-то в блокнот, которого у неё не было. Эйрин же поймал взгляд Гарри и уставился на Невилла с победной улыбкой: — Кстати, Невилл, не Лонгботтом ли ты, к слову? Не хочет ли живой член двадцати восьми священных высказаться? На Невилла резко стало жалко смотреть, но Эйрин глядел открыто, без злобы, просто желая обсуждать, как оратор, и Невилл все же решился: — Я думаю… Я думаю, — его голос чуть окреп, — что ты прав. Гарри должен узнать. Поттер это правда. Ммм. Фамилия, — Невилл вздохнул и посмотрел Гарри в глаза, — и я думаю, что моя бабушка сказала бы то же самое, что и Эйрин, — добавил он чуть тише. Рон выглядел, как потерпевший поражение полководец, сдавший в последней битве столицу своей империи. — Да и пожалуйста, — буркнул он. — Кстати, а можно тоже прийти на уроки этикета? — влезла Гермиона, не собираясь стесняться. — Если захочешь, то конечно. Лишним не будет, — Эйрин подмигнул, — я попрошу своего брата помочь, он у меня большой знаток всех традиций, мои познания рядом с его — мелкая лужа. — А он тоже рыжий? — потерявший бордовость Гарри нашёл в себе решимость вернуться в диалог, пытаясь вспомнить других настолько рыжих людей на перроне за исключением семьи Рона и самого Эйрина. Эйрин белозубо засмеялся: — О нет, ещё один рыжий? Слишком много для Хогвартса. Мы с братом — двоюродные, но с детства росли вместе, как родные. Потому мы не похожи. Рон возмущенно фыркнул.

***

Остаток пути прошёл мирно, а Эйрин сбежал от них сразу после проезда тележки со сладостями, согласившись забрать с собой только одну сахарную трость. В купе резко стало тише, и стало ясно, что на Эйрине держалась вся беседа — тот умудрялся говорить сам, вызывая в других желание высказаться в ответ. Невилл вдруг вернулся в свое трепетное состояние пугливого скромника, Гермиона высказывалась быстрыми длинными тирадами, Рон все еще дулся и что-то жевал, а Гарри просто не знал, что сказать, размышляя, как легко в присутствии Эйрина вообще было говорить слова вслух. И как мало Гарри в целом по жизни говорил вслух, привыкший к окрикам тёти и дяди, привыкший слушать и наблюдать, держа свое мнение при себе. Очередную паузу усугубил вопрос Рона, полный неясного недоверия: — А Эйрин вообще назвал свою фамилию? Оказалось — нет. Ни разу.

***

Вновь встретились мельком они уже перед дверями Большого Зала. Переправа на лодках пронизала Гарри своей торжественностью до кончиков нервов, оставляя под рассеянным наваждением — строгая МакГонагалл и кружащие вокруг детей призраки меркли рядом с видом на величественный замок, как меркнет свет лампы в сравнении с сиянием солнца. Эйрин ободряюще хлопнул Гарри по плечу, снова пропал где-то среди других первокурсников. Гарри только рассеянно потер шрам. Он старался держаться ближе к Рону, Гермионе и Невиллу, которому все же нашли его жабу, а также как можно подальше от угла, где успел заприметить мальчиков, встреченных в ателье. Речь от Директора, лукаво глядящего на зал поверх очков, табуретка, потертая шляпа, поющая не самые складные стихи, зато хорошо поставленным голосом, вызов по алфавиту… — Ладно, мне пора, — хмыкнул Эйрин, услышав «Китс, Эйрин!», а Гарри показалось, что фамилия Китс ему где-то уже попадалась. Шляпа, попав на голову Эйрина, странно повела полями, будто человек, не знающий, что сказать, а затем, выдержав паузу, отправила рыжего в Гриффиндор, и от стола весело зааплодировали и заулюлюкали, предвкушая сотни шуток про сходство Эйрина с семьей Уизли. Рон ревниво наблюдал, как его собственные братья тепло улыбались Эйрину, будто родному. Следующим пошел мальчик, который… — Нет, только не он. Он не может быть братом Эйрина! — с тихим шипящим возмущением прошептал Гарри с упавшим сердцем. Китс, Леоне — шатен с жуткими глазами, тот, из ателье, прошел к шляпе, будто вышагивал к трону на коронации. Устроился на табуретке, окинув шальным властным взглядом Зал, пока его голову не укрыло Шляпой, которая снова впала в озадаченность. Затянувшиеся мгновения разорвались ударившим по перепонкам воскликом Шляпы «Слизерин!» — по спине Гарри пробежала целая орда мурашек. В голосе Шляпы не было страха или отчаяния, скорее необоснованная радость, как будто в голове Леоне нашлось нечто, способное порадовать живой артефакт, что почему-то казалось чем-то жутким. Хуже была только триумфальная усмешка самого Леоне, как если бы ему не факультет объявили, а присудили титул повелителя мира. Все той же аристократичной поступью, эффектно выглядящей даже в одиннадцать лет, он прошествовал к столу Слизерина, где новичку аплодировали едва ли две трети. Остальные будто не понимали, почему Шляпа отправила к ним какого-то Китса, и как так вышло, что Китс выглядел роскошнее большей части чистокровных детей змеиного дома, причем роскошнее не демонстративным богатством, а непримиримо явной элегантностью и манерами. Сам Гарри убедил Шляпу в том, что ему срочно не нужно на Слизерин, ни в каком виде и никаким образом, за секунду. Его нежелание оказаться за одним столом с Леоне жгло изнутри, и вялые попытки Шляпы намекнуть, что на Слизерине тоже неплохо, прошли мимо ушей. Стол львов разразился рукоплесканиями, стоило Гарри спрыгнуть с табуретки, Директор посмеивался, похожий на летучую мышь мрачный профессор пилил Гарри взглядом, а Гарри, воссоединившись с Гермионой, Невиллом и Эйрином, дождался Рона — лишь после накинулся на Эйрина с самым важным вопросом вечера: — Почему ты не сказал, что Леоне — твой брат? — А это проблема? — Эйрин улыбался удивленно, искренне не понимая, что не так. — Да, то есть, он твой брат, значит — нет, но я встретил его в тот день в ателье мадам Малкин, и он там был с Малфоем, и они… Они гадости мне наговорили, и вообще вели себя как… — Как два Малфоя? — буркнул Рон, близкий к смирению с обстоятельствами. — Гарри, — Эйрин перешел на доверительный тон, поняв, в чем проблема, — я не буду спорить, Леоне — сложный. Но просто поверь мне, ладно? Он хороший… — Эйрин вдруг замолк и сделал страдальческое лицо. — Человек? — робко подсказал Гарри. — Нет, как раз как человек он ужасный, тут даже возражать бессмысленно. Но он хороший как друг, как брат. Он, понимаешь, невероятно верный и заботливый, но только с близкими. А с чужими… — Малфой. — Мерлин, Рон, — Эйрин почти выплюнул имя Уизли, перестав звать его по фамилии, впрочем, и тут же смягчился, хмыкнув, — да, с чужими он — Малфой. Только поверь мне, Рон, Леоне хуже всей семьи Драко, но молись магии, чтобы случай испытать его нрав на собственной шкуре тебе никогда не представился. Рон недоверчиво пошевелил бровями и отвлекся на появившуюся на тарелках еду. Гарри же снова получил шанс уйти в позицию наблюдателя, изучая вокруг себя всё — и замок, и ужин, и кубки, и людей, и небо над головой — настоящее небо! Магическое настоящее. Интересно, осадки с него будут падать? Наверное, нет, иначе было бы тяжело осенью сидеть в сырости, а зимой — в сугробах. — Тебе нравится, Гарри? — конечно же, Эйрин. Кажется, Гермиона только закончила читать лекцию про год основания Хогварстса, и Эйрин решил вернуть увлекшегося Поттера с небес на землю, — советую доесть, завтрак будет только утром, — рыжий посмеялся будто какой-то личной шутке. Гарри коротко кивнул, благодарно буркнув что-то под нос: — Я привык есть немного. Честно, проглотил бы половину стола, все такое вкусное, но в меня просто не влезет. — Ладно. Но кусочек пирога еще сжуй, рекомендую. Внимание Эйрина переключилось на других ребят, и Гарри вдруг отпустило. Сонливость и уютный покой накрыли одеялом, даря утешение. Ни одного Дурсля на мили окрест. Вкусная еда, которую никто не заберет. Его вещи, нормальная учеба, друзья — хотелось верить, что друзья. Ворчливый, но неплохой Рон, умненькая, хоть и неуверенная в одобрении других Гермиона, потерянный стеснительный Невилл, слишком забитый для своей фамилии, если верить Эйрину, сам Эйрин — вездесущий, но нужный, как мягкие крылья матери-наседки. Определенно кое-что, что хотелось удержать и культивировать во что-то большее.

***

Лег спать этой ночью Гарри Джеймс Поттер впервые в жизни самым счастливым беззаботным человеком в мире.