Ruination of Lucifer

Аластор пришел в себя в почти полной темноте, разбуженный тихим несмелым звучанием флейты. Он моргнул, пытаясь понять, где он, из горла невольно вырвался короткий стон. Что-то мягкое прогнулось под ним – кровать? Его руки, обтянутые перчатками, ухватились за мягкую поверхность в попытке подтянуть себя повыше в сидячее положение. Где он? Почему здесь так темно? Едва эта мысль пришла ему в голову, тяжелый балдахин пришел в движение, сам собой раскрывая тяжелые портьеры, пока они не вернулись на свое привычное место у изголовья кровати, перевязанные золотыми лентами. Открывшаяся взгляду темная комната была освещена только мерцающими цветными огнями города через большое окно. В пурпурном свете был виден силуэт Люцифера, повернутого к Аластору спиной. Слегка повернув голову в его сторону, он тихо сказал: – Добро пожаловать обратно в мир живых. Аластор прочистил горло – почему оно так пересохло? Тяжело сглотнул и задал самый уместный вопрос: – Сколько я был без сознания? – его голос звучал сипло, как будто в горло насыпали песка. – Около трех часов, – ответил Люцифер. – Сейчас начало пятого утра. – Кажется у нас появляется дурная привычка, – буркнул Аластор, вспоминая их расставание в прошлый раз, примерно в такой же час. Люцифер полностью к нему повернулся и оперся спиной об окно, скрестив перед собой протянутые босые ноги. Его тон звучал игриво и почти неуместно, в контрасте с переливами арфы, наполняющими комнату неземной, ангельской атмосферой. – Зовешь себя дурной привычкой? – Ай, пытаешься лягнуть меня побольнее? – Аластор даже не успел подумать, прежде чем ответить. Люцифер рассмеялся, его глаза хитро прищурились, глядя на Аластора: – Подозреваю, что ты не шибко против, судя по предыдущему опыту. – Ты лягаешься как ягненок, – усмехнулся Аластор, честно оценивая прошлую попытку Люцифера пнуть его каблуком сапога. – Стараюсь соответствовать, – ответил Люцифер, искреннее веселясь. «Один/ноль» – подумал Аластор. – Это Дебюсси? – сменил он тему. Его подколки и близко не так остроумны, пока он не понимает, где он, и что происходит. – Угадал, – улыбался ему Люцифер, не двигаясь со своего удобного места. – Хм, – фыркнул Аластор, – всегда думал, что он звучит слишком цветасто. – Как луговые цветы? – спросил Люцифер. – Скорее как мигрень, – парировал Аластор. – У тебя мигрень от цветов? Как наверное с тобой весело на свиданиях. Аластор сощурился от подколки. – Не припоминаю, чтобы я получал много цветов при жизни. Люцифер усмехнулся: – Я даже понимаю, почему. Серьезно. Аластору показалось, что Люцифер вообще не понял, что он хотел ему сказать, но сил спорить не было. Ему казалось, что он не отошел от анестезии, его рот будто был набит ватой, а онемевший язык едва шевелился. – Я… упал в обморок, – вспомнил Аластор. – Да, упал, – коротко кивнул Люцифер в такт музыке. Аластор все вспомнил – как доказывал свою точку зрения, проткнул губу Люцифера, добравшись до золотой крови, как упал на колени и… Зачем он это сделал? В целом он прекрасно понимал, почему он пустил Люциферу кровь, почему выпил ее, но совершенно не мог трезвым умом понять, что заставило его упасть на колени в мольбах. При жизни его уважение к Богу или Сатане было практически нулевым. Любой Бог, что создал мир, в котором люди могли творить невообразимые злодеяния, а потом просто промыть рот молитвами в его честь, не был достоин уважения. В каком-то смысле он был рад обнаружить, что Ад существовал на самом деле, а не был простой выдумкой – это позволило ему спокойно продолжать жить как раньше. Аластор знал, что он не святой (и никогда им не будет), но у него были принципы. Всех слабых и уязвимых он не трогал, но здесь в Аду было столько существ, у которых не было никаких угрызений совести и моральных ценностей, которые отличали бы их от безмозглых животных. Аластор действительно наслаждался приступами жестокого насилия над теми, кто того заслуживает, но он не убивал любого, кто перейдет ему дорогу – сэр Пентиус тому пример. Зачем ему убивать такого забавного идиота с манией величия и неоправданной верой в свою инженерную гениальность? Аластор всегда ценил театральность и склонность к драматизму. Схожее притягивается к схожему. – Как ты себя чувствуешь? – спросил Люцифер, на его белой одежде плясали сотни несочетающихся неоновых огней города. Приглушенные цвета обнимали его фигуру, словно пелена сумерек. – Обдолбанным, – выпалил Аластор поразительно честное и откровенное описание. Люцифер ничего не сказал, внимательно скользя по нему взглядом, будто глубоко задумавшись о чем-то. – Полагаю, так оно и есть. – Прошу прощения? – Аластор выгнул шею под углом, от которого бы у большинства смертных защемило бы спину. – Ты напился моей крови, – сказал Люцифер, как будто это было достаточное объяснение. – Твоя кровь вызывает зависимость?! – сорвался Аластор, едва сдерживая разгоревшуюся злость. Люцифер по крайней мере имел совесть выглядеть, будто ему неловко. – Слушай, единственной, кто когда-либо ее пил, была моя жена, и для нее эффект был более… любовным, скажем так. – Афродизиак, - сказал Аластор тоном, таким же веселым как заросшая могила. Шея Люцифера залилась румянцем от смущения. – Да пойми, у меня был всего один пример перед глазами. Я и не подумал об этом. Наши либидо – и Лили, и мое, - всегда были довольно высокими и… Я не думал, что на тебя это вообще окажет какой-то эффект, учитывая, что ты не заинтересован в плотских утехах. – Так ты не знал? – обвинительно спросил Аластор. Люцифер оценивающе на него взглянул: – А если бы я предупредил тебя, ты бы послушал? Вопрос идеально попал в цель. – Скорее всего, нет, – беспечно ответил Аластор, свешивая ноги с края кровати. Люцифер сделал жест руками, который говорил «ну, вот и все». Пока Аластор поправлял свой пиджак, суть их разговора наконец дошла до него. Кровь Люцифера… Ну конечно, это было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Ангельская сущность уничтожает демонов одним своим существованием, по крайней мере так должно быть у высших серафимов. Раз Люцифер был падшим, задумался Аластор, ослаб ли эффект его сущности. Люцифер перемещался по комнате, и когда Аластор поднял глаза, ему протянули стакан воды. – Это поможет, – искренне предложил Люцифер. Аластор ощетинился от мысли, что ему предлагают подачки, особенно тот, кто мог раздавить его как жука, если захочет. – Она отравлена? – усмехнулся Аластор, и почувствовал себя намного лучше, когда Люцифер начал злиться. – Могу это устроить, ты просто невыносимый мелкий… акх! – прорычал Люцифер, едва сдерживая желание плеснуть водой Аластору в лицо. Часть жидкости все-таки перелилось через край, намочив его черные пальцы, и проскользила по ободу его обручального кольца. «Лили», он сказал. Сокращение от «Лилит», очевидно. Это была история, подобную которой Аластор даже не мог надеяться постичь. Провести бесконечные тысячелетия вместе – это нужно быть сумасшедшим. Или сойти с ума, смотря что случится первое. Он так хотел сорвать этот кусок золота с пальца Люцифера, и заменить его кандалы на свои собственные – прямо вокруг этой соблазнительно хрупкой лебединой шеи. Аластор взял стакан, проведя пальцами по мокрым пальцам Люцифера. Он не особо почувствовал прикосновение через перчатки, но Люцифер должен был, судя по легкой дрожи, прежде чем он отдернул руку, будто обжегся. Аластор лениво раздумывал, чувствует ли Люцифер опасность, когда его ловушка смыкается вокруг него? Или он стал настолько самонадеян, что не заметит смазанный сладким медом кинжал, что проскользнет между его ребер? Он смотрел на Люцифера сверху вниз, пока удовлетворял жажду, и, сокрушаясь, думал, что ему не стоило пить из этого источника. Сколько он еще сможет поглотить, не навредив себе? Или точнее, сколько он может выпить, не уменьшив собственные силы (включая обмороки). Не выдержав такого пристального взгляда, Люцифер отвел глаза. Его профиль резко контрастировал с вечной темнотой неба. Напившись, Аластор поднялся и поставил пустой стакан на едва освещенный, до боли пустой стол Люцифера. Сможет ли он так же наполнить Люцифера – занять пустующее пространство в его разбитом сердце? Если он станет клеем, что держит осколки его сердца вместе, возможно, Аластор сможет надежно обосноваться в его пустой груди, пока рана не покроется рубцами – он вонзится внутрь как пуля, позволит новым тканям обрасти вокруг него, чтобы ничто и никогда не смогло вырвать его оттуда. Он медленно приблизился, поймав Люцифера в ловушку возле окна. Люцифер отпрянул от него, его затылок вжался в стекло, золотые локоны лежали в беспорядке. Его узкие зрачки смотрели на Аластора почти со страхом, но усмешка на его губах хранила в себе вызов. Когти Аластора легли на холодное стекло, звон когтей не давал возможности сбежать, держа в ловушке так же надежно, как цепи Люцифера двумя днями ранее. – Есть какой-то способ нейтрализовать эффект наркотика? – спросил Аластор прямо, насколько мог. – Я не знаю. Никогда не пытался, – нерешительно проговорил Люцифер. – Это смертельно? – поинтересовался Аластор, потому что пока они говорили, все, что занимало его мысли, это картина Люцифера, истекающего кровью, как ручьи расплавленного золота украшали его тело, словно дорогое украшение, а румянец жизни исчезал с его кожи, уступая неестественной бледности. – Если остановишься сейчас, скорее всего, нет, – его тон нес в себе угрозу, хорошо скрытую под казалось бы искренней заботой. – А если я не хочу? Люцифер сильнее напрягся под ним: – Ты импульсивен. На грани суицида. Аластор засмеялся ему в лицо: – А твоя комната так и кричит о том, что ее хозяину есть ради чего жить. Копье попало в цель, болезненно проскальзывая внутрь, и Люцифер содрогнулся перед ним: – Никто не знает об этом, - тихо произнес он, смотря пронзительным взглядом. Не обвиняя, не удивляясь – просто констатируя факт – и это было так же остро, как пощечина по лицу. – Никто не знает, что всемогущий Владыка Ада с радостью бы скинул с себя эту смертную оболочку, чтобы избавить себя от боли дальнейшего существования? – Никто кроме Лилит, - холодно произнес Люцифер. – Она поэтому тебя бросила? – усмехнулся Аластор. – Не могу ее винить. Люцифер гневно взглянул на него, глаза были полны обещания страшного возмездия, если Аластор посмеет воспользоваться данным ему преимуществом. – Ты забываешься, Аластор, – его глаза потемнели, зловеще сверкая золотом, прожигая до полых костей, – и переходишь границы, которые переходить не следует. Аластор почувствовал, как дрожь прокатилась по его позвоночнику словно черная сороконожка. Предупреждение трещало в воздухе, противореча мягкой мелодии Дебюсси. Он усмехнулся, глядя на Люцифера, и склонился ниже, так, что их носы почти соприкасались. Он произнес четко, насколько мог: – Ты такая бессмысленная трата силы, трата интеллекта, трата жизни, – лицо Люцифера исказилось в гримасу бессильной ярости. – Если ты этого не хочешь, – мурчал Аластор, дразняще склонив голову, будто за миг до поцелуя, – убирайся нахер с дороги и оставь трон тому, кто хочет. Выражение лица Люцифера приобрело безумный вид, и Аластор понял, что его отбросило назад с неожиданной силой. Он приземлился на край разломавшейся от удара кровати, и что-то в его спине хрустнуло. Будь он жив, этот удар был бы смертельным. Необузданная, холодная ярость волнами исходила от Люцифера, пока он приближался, неумолимо, как жрец смерти. – Оставить трон кому именно? – усмехался над ним Люцифер, царственно шагая по обломкам, что остались после его удара. Его левая нога поднялась над полом, словно изящное лебединое крыло, и он ударил – молниеносно – в уязвимую нижнюю часть челюсти Аластора. Тот задохнулся, слишком испуганный, чтобы ответить на заданный ему вопрос. – Тебе? Люцифер рассмеялся, и звук этого смеха вызывал пугающие образы – виселицы, высоко поднятые факелы… шорох кустов за секунду до внезапного ослепляющего выстрела. – Человеку настолько невнимательному, что он не может понять, когда он безнадежно в меньшинстве? – Аластор чувствовал, как ступня Люцифера уперлась в его подбородок, заставляя поднять голову. – Идиоту, настолько ослепленному гордыней, что не может ясно мыслить? Аластор прищурился – последний бастион непокорности остался стоять вместе с его застывшей улыбкой. – Оставить мое королевство душе абсолютно неспособной понять свои собственные эмоции? Аластор отказывался сдаваться. – Да ты просто псих, верно? – криво усмехнулся Люцифер. Аластор почти подавился слюной. – Может мне разрезать все эти швы, что держат тебя? – искушающе промурлыкал Люцифер. – Посмотрим на правду, скрытую за этой фальшивой улыбкой. Все существо Аластора наполнилось всепоглощающим ужасом. – О, ты не хочешь? – дразняще спросил Люцифер, прекрасно зная наперед его мнение. Аластор молчал, его глаза в панике бегали по комнате, ища что-нибудь, что угодно, что он мог бы использовать, но Люцифер ему не позволил. Большой палец на его подбородке надавил сильнее, и Аластор отстраненно подумал, возможно его уже раздавили до крови, но он просто этого не чувствует. – Я задал тебе вопрос, грешник, – Люцифер бросал разницу в их силе и положении Аластору в лицо. – Я не хочу этого, – прошипел Аластор сквозь сжатые зубы. – Не хочешь, чтобы я распустил тебя, как бесценный гобелен? – Нет. Ступня Люцифера сдвинулась, поворачивая лицо Аластора в сторону. – Тогда знай свое место, – произнес Люцифер обманчиво спокойным голосом, – ты уже продемонстрировал, что способен на это чуть меньше четырех часов назад. Аластор секундно посокрушался над своими враждебными отношениями с любым видом власти. И все же, слова нашли его так легко, будто он всегда их знал – слова давно забытой молитвы. – Да–

–мой Король.