Game on

Следом за неспокойной ночью пришло неспокойное утро. Всю ночь Джейн терзали кошмары, вернее, один и тот же повторяющийся кошмар. В нем она раз за разом пыталась убежать от преследующей ее МакГонагалл, но каждый раз лабиринт сужающихся, наполненных дымом коридоров приводил ее прямиком в директорский кабинет. Злосчастный пакет, найденный вчера вечером на книжной полке, всегда оказывался у Джейн в руках, и как бы она ни старалась, она не могла ни выбросить его, ни спрятать. За каждым поворотом она натыкалась на осуждающие взгляды сотен пар глаз, словно вся школа собралась, чтобы понаблюдать за ее беспомощным ужасом. Лица расплывались и смазывались, как потекшая краска на холсте, и лишь отдельные выделялись из этого месива болезненно четко — Мэри и Грег, Гарри, профессор Мориарти, отец и мать — лицо которой почти стерлось из памяти — а еще почему-то Шерлок Холмс. Его Джейн встречала в этом повторяющемся кошмаре чаще всех. Его взгляд, холодный и презрительный, следовал за ней неотступно из кошмара в кошмар, и именно его Ватсон увидела последним перед судорожным резким пробуждением. Едва открыв глаза, гриффиндорка тут же подскочила с кровати и, путаясь в одеяле, бросилась к чемодану. Раскидывая и без того неаккуратно сложенные свитера и носки, Джейн трясущимися руками зашарила по дну чемодана. Искать приходилось на ощупь — страдающая от головной боли Эшли вчера вечером наглухо задернула шторы, а использовать магию Ватсон, еще не проснувшаяся и действующая не вполне осознанно, не сообразила. Пальцы нащупали мягкую шерсть многочисленных свитеров, напоролись на острые уголки каких-то книг и тут же вляпались во что-то холодное и липкое — из тюбика с плохо закрученной крышкой разлился крем. Поспешно вытерев руки о пижаму, Джейн продолжила перетряхивать содержимое чемодана. Где-то в глубине звякнула связка ключей от дома, забытый неработающий телефон больно ударил по ногтю мизинца, из раскрытого флакона по одежде рассыпались таблетки, купленные в магловской аптеке. Казалось, чемодан до краев был наполнен самой разной всячиной — одеждой, книгами, косметикой, лекарствами, упаковками ароматических свечек, завернутыми в шелестящую фольгу конфетами — но нигде среди этого хаоса никак не находился один единственный пакет, набитый сухими травами. Безуспешно перевернув вверх дном содержимое своего чемодана и вывернув карманы мантии, которые тоже оказались пустыми, Ватсон уже приближалась к панической атаке, когда ее вдруг осенило. Только теперь она вспомнила, как подскочила ночью в перерыве между кошмарами и перепрятала пакет. Ни одно из мест не казалось ей достаточно надежным, так что инстинктивно Ватсон спрятала его поближе к себе, чтобы никто не мог добраться без ее ведома. Засунув руку под подушку, Джейн нашарила шуршащий, слегка примятый, пахнущий травами пакетик. Облегченно выдохнув, Ватсон тут же резко дернулась и чуть не выронила находку, когда в утренней тишине вдруг оглушительно прозвенел будильник. Поспешно хлопнув по нему ладонью, Джейн отключила противную трель и замерла, прислушиваясь. Впрочем, разбудить ее соседок по комнате было не так просто. Сонно потянувшись, Роуз пробормотала что-то неразборчивое и тут же погрузилась обратно в сон. Не просыпаясь, Салли перевернулась на другой бок и укрылась одеялом с головой. Мэри же даже не шевельнулась — из всех обитательниц этой спальни она являлась самой отъявленной совой — скорее всего, Морстен не проснулась бы, даже если бы прямо сейчас под окном начался чемпионат мира по квиддичу. Ватсон же всегда вставала раньше всех. Чаще всего этого требовали тренировки, но даже в перерывы между ними Джейн заводила будильник на полчаса пораньше, чем остальные, так что ей как раз хватало времени, чтобы спокойно одеться и умыться без толкотни и очереди в ванную комнату. В ванной Джейн долго терла лицо холодной водой, пока сознание немного не прояснилось, а коже не начала гореть. Не закрывая кран, позволив воде бесцельно литься, Ватсон оперлась ладонями на край раковины и посмотрела в зеркало. Из отражения на нее смотрела растрепанная краснощекая девица с оставленными недосыпом синяками под глазами и безумным взглядом больших голубых глаз. В общем-то, внешний вид сейчас вполне отражал внутренний беспорядок, который в последнее время владел ее эмоциями и мыслями, и Джейн это совсем не нравилось. Как могла, она привела себя в порядок. Тщательно нанеся тональный крем, она замазала синеву под глазами и выровняла цвет лица. Слегка подкрутила ресницы и провела по ним кисточкой туши, коснулась губ увлажняющим бальзамом и еще раз придирчиво осмотрела себя в зеркало. Конечно, макияж не мог скрыть тревожности в потухшем, усталом взгляде и красноты белков, но по крайней мере так Джейн выглядела вполне прилично и не казалась бледной тенью самой себя. Аккуратно расчесав спутавшиеся волосы, она собрала их в высокий хвост, не найдя в себе сил заморачиваться с укладкой, и вернулась в спальню. Старательно игнорируя лежащий на кровати пакет, Ватсон переоделась из пижамы в удобные джинсы и теплый джемпер — в осеннюю и зимнюю пору в Хогвартсе только они и спасали от вездесущего холода — и сложила в сумку требующиеся на сегодня учебники вместе с выполненными домашними заданиями. Привычная утренняя рутина слегка успокоила ее разбушевавшиеся нервы, но проблема никуда не делась. Злополучный пакет с травами по-прежнему был здесь. Поразмыслив, Джейн засунула его в одну из чистых пар носков, с особой тщательностью обернула свитером и потратила добрых пять минут чтобы зарыть сверток поглубже на дно чемодана. Застегнув чемодан, Ватсон задвинула его как можно дальше под свою кровать, натянула покрывало пониже, почти до пола, и вдобавок задвинула бархатный балдахин. Все эти предосторожности были излишни, ведь вряд ли бы кто-то стал рыться в вещах Джейн — уж точно не ее соседки по комнате, которые, хотя и обладали набором недостатков, но чужое личное пространство вполне уважали. Однако тревожность и паранойя, завладевшие в данный момент Ватсон, не позволили ей спокойно уйти. Она уже вышла было за дверь, как тут же вернулась и проделала все те же действия в обратной последовательности. Вновь вытащив пакет с травами, она перепрятала его в свою сумку и прикрыла учебниками. Держать такую ношу при себе ей вовсе хотелось, однако одна мысль о том, чтобы оставить пакет где-то без присмотра, вызывала еще больше тревоги. Единственным способом успокоиться было избавиться от этого проклятого пакета, так что Джейн твердо решила вернуть его сегодня обратно на библиотечную полку при первой же возможности. Ни на чем другом сосредоточиться сегодня ей не удавалось. О чем бы Ватсон ни пыталась думать, мысли ее каждый раз возвращались к этому пакету. Всю дорогу в Большей зал и на протяжении завтрака Джейн не выпускала сумку из рук. На всякий случай Джейн навела на нее скрывающие чары, и все равно ей казалось, что все остальные люди в Большом зале чуяли исходящий от нее тонкий запах сушеных трав. Измученная кошмарами, гриффиндорка вздрагивала каждый раз, когда кто-то оказывался слишком близко, словно в ее сумке таилась тикающая бомба, готовая взорваться в любой момент. Однако вскоре Джейн поняла, что тревожится напрасно. Никто и не думал подозревать ее в том, что она скрывает что-то запрещенное в своей сумке. Более того, никому вокруг и вовсе не было дела до нее и ее тайн. Единственным, что занимало сонных гриффиндорцев по утрам, был горячий кофе в серебряном кофейнике да свежеиспеченные булочки с джемом. Даже Мэри не заметила взвинченного состояния лучшей подруги. Морстен в принципе ничего не замечала по утрам, так как прилагала слишком большие усилия, чтобы не заснуть на ходу. Да и вряд ли бы Мэри удивилась очередному неврозу Джейн, ведь в последнее время ту вовсе нельзя было назвать образцом безмятежности и уравновешенности. С этим определенно нужно было что-то делать. Для начала стоило как следует выспаться и привести нервы в порядок. В следующие выходные Джейн намеревалась так и поступить, однако до них предстояла еще почти целая неделя. Да что там неделя — пережить этот день и не сойти с ума уже представлялось той еще задачкой. Все еще прикованная мыслями к пакету в своей сумке, Ватсон с трудом пережила утренние занятия. Страданий добавляло то, что сегодня по расписанию стоял сдвоенный урок Ухода за магическими существами. Вообще-то обычно этот предмет Джейн даже нравился. Вел его профессор Хагрид, которого, впрочем, никто профессором не называл, на что тот вовсе не обижался, а напротив сам предпочитал, чтобы его называли просто по фамилии. Помимо преподавания он также занимал в Хогвартсе должность лесничего и хранителя ключей, а еще в его обязанности входило встречать первокурсников на перроне и сопровождать на церемонию распределения, переправляя их через озеро в многочисленных деревянных лодках. Устрашающий с виду, полувеликан Хагрид на самом деле был добродушным и веселым, всегда был готов прийти на помощь тем, кто в ней нуждался, и очень любил Хогвартс и свое дело. Кажется, не было для Хагрида большей радости, чем возиться со столь обожаемыми им милыми зверушками, любовью к которым он так старался поделиться с учениками. Никто, в общем, не возражал бы, однако к большому сожалению учеников абсолютно всех факультетов — невиданное для Хогвартса единодушие, ведь в этом вопросе сходились мнения даже вечно противоборствующих гриффиндорцев и слизеринцев — «милыми» этих зверушек считал только сам Хагрид. Нет, никто, в принципе, не возражал против, например, гиппогрифов — гордых, но очаровательных созданий, напоминающих причудливых коней с орлиной головой, крыльями и когтями — однажды на четвертом курсе Хагрид привел на урок целый табун этих животных, так что каждый желающий сумел на них прокатиться. Джейн, разумеется, тоже не упустила такую возможность, и с удовольствием пролетелась пару кругов над опушкой Запретного леса. Милашками также можно было назвать нюхлеров – маленьких существ с черной блестящей шерстью и длинными, как у уток, носами. В тот раз, пока все дружно умилялись забавным зверькам, те успели в мгновенье ока стащить с зазевавшихся жертв украшения, вытащить из карманов монеты, ключи, безделушки и вообще все, что хоть немного сияло и напоминало так обожаемые нюхлерами сокровища. Не побрезговали маленькие грабители даже бисерными браслетами, которые в ту пору пользовались популярностью среди девчонок. Свой браслетик, сплетенный ей в подарок Мэри, Ватсон порвала в неравном бою с одним из особо жадных нюхлеров, но не очень расстроилась — Мэри потом сплела ей еще с дюжину таких, а вот носить свое кольцо из белого золота с небольшим сапфиром после того случая Джейн больше не рисковала — то была ее единственная драгоценность, доставшаяся ей от мамы. Но самым запоминающимся был, конечно, тот раз, когда Хагрид привел на урок единорогов. Изящные, покрытые сияющей серебристо-белой шерстью, единороги выглядели намного прекраснее, чем мог изобразить даже самый искусный иллюстратор магловских сказок. Длинный костяной рог, растущий прямо изо лба, казалось, мог бы проткнуть насквозь любого неосторожного недоброжелателя, не будь единороги столь мирными и даже трусливыми созданиями. Хагриду пришлось долго подманивать парочку жеребят, прежде чем они наконец позволили девочкам себя погладить. На ощупь их жемчужные гривы казались мягче шелка, а шерсть выглядела столь блестящей, что словно могла оставить на коже блестки. За такие моменты Джейн и любила этот предмет. За это, а еще за доброжелательное отношение преподавателя и за то, что эти уроки редко длились ровно отмеренное от звонка до звонка время. Однако чаще все было иначе. Если восхищаться единорогами и гиппогрифами труда не составляло, то куда сложнее было питать теплые чувства, например, к соплохвостам — уродливым агрессивным тварям, извергающим во все стороны огонь и больно жалящим изогнутым, как у скорпиона, жалом. Или к пятиногам — хищным существам, обладающим пятью ногами и несколькими рядами острых зубов в широкой пасти. Или к флоббер-червям, которые хоть и не представляли опасности, но вызывали отвращение. Но Хагрид словно и не видел того, что видели остальные. В его глазах даже самые опасные и уродливые твари казались милыми очаровашками. С равным восторгом он ворковал над соплохвостами и нюхлерами, сюсюкал над огнекрабами и шишугами, флоббер-червями, топеройками и лунными тельцами. Стоило признать, в магических существах Хагрид разбирался прекрасно. Он хорошо знал их повадки и слабые места, умел успокоить и усмирить, а вот у учеников, не обладающих полувеликаньим ростом и неуязвимостью, это получалось куда как хуже. Неудивительно, что к седьмому курсу желающих узнать об очередной опасной твари и испытать на себе новые ожоги и царапины оставалось совсем немного. Особенно учитывая, что дисциплина не относилась к обязательным, и большинство учащихся предпочитали потратить лишние часы на отдых или на подготовку к более важным предметам. Джейн тоже собиралась отказаться от ухода за магическими существами по тем же причинам, плюс прекрасно сознавая, что вряд ли когда-либо в обычной жизни еще раз столкнется с хоть одним из этих существ, но все никак не могла собраться с духом. Ей не хотелось расстраивать Хагрида, который и без того всегда заметно грустнел, когда видел ту жалкую горстку студентов, приходящих к нему на урок. К тому же Ватсон очень не любила бросать дела на полпути, не доведя до конца, какими бы неприятными и бесцельными они не казались. Впрочем, совсем бесполезным этот предмет назвать было нельзя — в теории он мог пригодиться в работе целителя, чтобы уметь распознавать травмы, нанесенные той или иной тварью, и уметь их лечить. Так что Джейн упрямо приходила на каждый урок и старалась прилагать не меньше внимания и стараний, чем на любом другом предмете, каждый раз подбадривая себя мыслью, что до конца года осталось совсем недолго. Сегодня утром, впрочем, даже эта мысль особо не помогала, и по дороге к опушке леса Ватсон пять раз пожалела, что вообще когда-то выбрала этот предмет. Утро выдалось особенно мерзкое. Дождь, начавшийся еще вчера под вечер, кажется, лил всю ночь и даже не думал останавливаться. Неистовый ветер то и дело налетал словно со всех сторон разом, срывал с шей шарфы и выворачивал наизнанку зонты, ломая спицы, так что вскоре Джейн сдалась бороться с ним. Натянув пониже на лицо капюшон мантии, она упрямо пробиралась сквозь ледяную морось, цепляясь за руку Мэри, чтобы не поскользнуться на размокшей дорожке, усыпанной ковром пожухлых гниющих листьев. Занятие проходило, как и почти всегда, на опушке Запретного леса. Сейчас под его темной сенью, сегодня кажущейся особенно мрачной и недружелюбной, гриффиндорцы топтались вшестером. Вообще-то эти занятия, как и многие другие, проводились совместно со слизеринцами, однако те не считали предмет важным и, мягко сказать, не питали особой приязни к преподавателю. В глазах гордящихся своим происхождением, статусом и манерами слизеринцев полувеликан, должно быть, выглядел неотесанным и необразованным дикарем. И хотя никто не высказывал ему в лицо свое мнение, то ли из опаски, то ли потому что не позволяли пресловутые манеры, свое презрение к полувеликану слизеринцы секретом не делали. Уже после пятого курса на уход за магическими существами перестала ходить даже Лейси Забини, главная заучка всея Слизерина, которая стремилась освоить все и сразу и быть первой и лучшей абсолютно во всем. Впрочем, отсутствие представителей змеиного факультета Джейн только радовало. Без них атмосфера всегда становилась куда спокойнее и расслабленнее, ведь искры всегда летели, стоило двум факультетам пересечься хотя бы мимоходом. Но даже без извечного напряжения змей и львов приятнее это утро не становилось. Помимо Джейн и Мэри, как всегда присоединившейся за компанию, смотреть на магических существ пришли Грег и Салли, да еще Майк и Роуз. Кажется, это был тот редкий случай, когда самая неразлучная парочка всея Хогвартса все же разлучалась — Джеффри, видимо, сумел убедить всегда тащащую его за собой подружку, что пару часов друг без друга им не навредит. Сейчас Паттерсон, должно быть, еще мирно спал в теплой кровати, и Ватсон тут же испытала укол завистливого раздражения к ничего не подозревающему однокурснику. Роуз же не последовала примеру своего парня потому, что планировала в будущем попасть на работу в Министерство, желательно в аврорат, так что не упускала ни единой возможности прокачать свои боевые навыки. Хотя этот предмет не был обязательным для поступления, Калвертон целеустремленно продолжала посещать каждое занятие на случай, если на собеседовании ее попросят одолеть мантикору или оседлать дракона. Вообще-то, Ватсон не сомневалась, что уж Роуз-то точно бы справилась — по части храбрости и упрямства ей нашлось бы мало равных даже на самом факультете храбрых и упрямых. По той же причине на уроки к Хагриду ходила и Салли, хотя и с куда меньшим энтузиазмом. На самом деле Джейн бы не удивилась, если бы Доннован отказалась от предмета вместе с Грегом — ведь Лестрейд тоже ходил на него чисто за компанию с лучшими подругами, так что в свете недавней размолвки с Ватсон причин находиться здесь у него не оставалось. Сейчас Грег и Салли держались слегка в стороне, как и всегда теперь. Засунув руки в карманы, он хмуро таращился себе под ноги и не поднимал взгляда ни на Джейн, ни на Мэри, ни на Салли. Сонная и молчаливая, Доннован зябко куталась в мантию и, вопреки обыкновению, не щебетала Грегу что-то на ухо, и даже не пыталась взять его за руку, то ли чувствуя его молчаливое раздражения, то ли просто потому, что руки мерзли. Единственный, кто пребывал, если не в приподнятом, то хотя бы в доброжелательном настроении, был Майк. Как и Джейн, он мечтал стать целителем, но еще искренне любил самых разных животных, хотя и не столь самозабвенно, как Хагрид. Редко поддающийся плохому настроению, Стэмфорд в нетерпении вертел головой по сторонам, пытаясь первым высмотреть, с каким существом доведется познакомиться на этот раз, и даже противный холод и дождь, заливающий стекла его очков, не могли погасить искры воодушевления в его глазах. Наконец появился и сам Хагрид. Хлюпая по лужам огромными резиновыми сапогами, каждый из которых оставлял на размокшей земле след размером с небольшое озеро, он вышел откуда-то из своей избушки, волоча за собой хлипкую на вид телегу. Колеса увязали в грязи, но Хагрид без малейших усилий вытягивал ее одной рукой, словно та не весила ни грамма. Из-под колес на подол огромного мехового тулупа лесничего летели брызги, в густой косматой бороде и волосах блестели капли дождя. Весело поздоровавшись с классом, Хагрид гордо продемонстрировал стоящие на телеге два больших деревянных короба с крепкими металлическими защелками на крышках и прорезями между досками, должно быть, чтобы существа внутри не задохнулись. Наученные горьким опытом соплохвостов и огненных крабов, гриффиндорцы напряглись. Из нешироких просветов в досках мелькнули какие-то зловещие красные огоньки. Однако, на удивление, ящики не тряслись и не дымились, никто клыкастый или дышащий жаром не разрывал их изнутри, стремясь выбраться и откусить кусочек от ближайшего несчастного. Вскоре выяснилось, что сегодня причин опасаться не было. Созданиями в коробах оказались клабберты — это были небольшие причудливые создания с зеленой пятнистой, как у лягушек, кожей и гибкими обезьяньими конечностями. Несмотря на растянутые в ухмылке пасти, в которых виднелось несколько рядов острых зубов, клабберты оказались на редкость миролюбивыми и даже робкими существами. Открыв ящики, Хагрид принялся рассказывать о них в своей манере, неуклюже, но воодушевленно, но, судя по всему, клабберты не очень-то хотели быть сегодняшней темой урока. Выбравшись наружу из оббитых мехом и устеленных соломой ящиков, они помедлили лишь с пару мгновений, чтобы оценить обстановку, и тут же бросились в сторону леса. В несколько больших прыжков они оказались на деревьях и, ловко перебирая цепкими, похожими на обезьяньи, лапками, тут же забрались повыше и слились с ветвями. Возможно, так бы они и потерялись с концами, если бы маскировку не портили их глаза. Шесть пар красных огней зловеще мерцали в дождливом сумраке, словно рождественская гирлянда. Смутившись из-за того, что все пошло не по плану, Хагрид принялся подзывать беглецов и приманивать их сушеными ящерицами, но все его попытки канули втуне. Должно быть, клабберты слишком испугались незнакомых людей, так что наотрез отказывались спускаться. Так они и сидели в своем укрытии, трясясь от страха или холода, и лишь шипели сверху да мигали похожими на рубины глазами. Урок явно не задался. Полюбоваться на клаббертов почти не удалось — с высоты, на которую они забрались, да еще и под покровом листьев, было сложно их как следует разглядеть, тем более, что задирать головы под проливным дождем не слишком-то хотелось. В конце концов Хагрид сдался и, оставшись ловить своих питомцев, отпустил учеников пораньше, к большому их удовольствию. И очень вовремя, ведь дождь, тем временем, разошелся не на шутку. Радуясь неожиданной свободе, гриффиндорцы практически бегом добрались до замка. Опасаясь, как бы пакет не промок в сумке, Ватсон осторожно проверила его наощупь, благоразумно не став доставать его на глазах у других. Ей хотелось поскорее покончить со всем этим и сделать это в одиночку. На ее удачу Мэри снова пришлось идти патрулировать — по особому настоянию госпожи директора старостам приходилось обходить замок каждую перемену, что самих старост, понятное дело, вовсе не радовало. Джейн бы даже посочувствовала подруге, но прямо сейчас эта ситуация была ей только на руку. Ей не терпелось рассказать обо всем Мэри, но объяснить что-либо прямо сейчас она не смогла бы, поскольку сама не вполне понимала, что происходит. К тому же Джейн не хотелось впутывать во все это подругу. Как бы ее ни хотелось излить кому-то душу, чтобы хоть чуть-чуть умерить переполняющую ее тревогу, Ватсон знала, что по-настоящему спокойной для разговора почувствует себя только тогда, когда избавится от проклятой находки. После этого она обязательно расскажет обо всем Мэри, но позже, когда обе они будут в безопасности. Секретов между подругами не имелось. Даже Грега, еще до того, как их трио раскололось, не всегда посвящали во все, что обсуждали между собой девчонки. Теперь же о том, чтобы поделиться чем-либо с ним, и вовсе не шло и речи. В холле подруги расстались. С кислым видом помахав Джейн на прощанье, Мэри осталась дожидаться, пока Грег распрощается с Салли. Ватсон же взбежала по лестнице, желая как можно скорее попасть в библиотеку и покончить с этим, и все же на миг задержалась на ступенях. Отцепив от себя не желающую расставаться Доннован, Грег на мгновенье поднял взгляд на Джейн, но тут же отвел глаза. За последнее время это стало настолько привычным, что Ватсон уже даже не злилась. Честно говоря, у нее попросту не было сил даже расстраиваться, особенно сейчас, когда все ее мысли и нервы занимало совсем другое. Развернувшись, она во весь дух помчалась по лестницам и коридорам, скользя подошвами и с трудом вписываясь в повороты. В библиотеку Ватсон буквально ввалилась, вся взвинченная и изрядно запыхавшаяся, и к тому же промокшая после прогулки под дождем. Тут же гриффиндорка поняла, что напрасно поторопилась. Стоило сначала сходить в башню и переодеться, чтобы не привлекать лишнего внимания, но теперь было уже поздно. Взгляды всех присутствующих, разумеется, тут же устремились на нее. В такую рань посетителей в библиотеке было немного — всего несколько человек, в основном когтевранцев, да и те мало интересовались тем, что находилось за пределами книжных страниц. А вот мадам Пинс не спешила отводить свой суровый взгляд, словно заранее подозревая Ватсон в нарушении библиотечных правил и порядка. Напустив на себя непринужденный вид и стараясь ступать как можно тише, Джейн скользнула вглубь библиотеки, но к ее огромной досаде мадам Пинс двинулась следом. Старательно изображая, будто ничего необычного не происходит, гриффиндорка медленно двинулась вдоль книжных рядов, затылком чувствуя пристальный взгляд библиотекарши. Разумеется, под таким надзором нечего было и думать о том, чтобы спрятать пакет с травами обратно на полку, и все же Ватсон упрямо пошла дальше, не оставляя надежды осуществить задуманное. Впрочем, ее надежды тут же посыпались прахом, стоило ей увидеть собравшуюся в нужном ей отделе целую группу когтевранцев, увлеченно штурмующую стеллажи. Судя по все растущей кипе книг на ближайшем столе, вряд ли когтевранцы собирались уходить в ближайшее время. Едва сдерживая досаду, Ватсон развернулась, чтобы уйти, и тут же врезалась в следующую за ней по пятам мадам Пинс. Смерив взглядом подозрительную гриффиндорку, библиотекарша строго поинтересовалась, не нужна ли той помощь, так что Джейн пришлось придумать какую-то невразумительную отмазку и спешно ретироваться. Как на иголках, она вернулась в общежитие и буквально заставила себя заниматься обычными делами. Наспех высушившись и переодевшись, она спустилась в факультетскую гостиную и уселась за домашние задания. Однако как бы Ватсон ни старалась, сосредоточиться на эссе по трансфигурации никак не получалось, и вскоре гриффиндорка поймала себя на том, что уже в пятый раз переписывает один и тот же абзац. С трудом она заставила себя высидеть еще хотя бы полчаса, а затем вновь пошла в библиотеку. Но и на этот раз удача Ватсон не улыбнулась. К этому времени народу в библиотеке только прибавилось, и почему-то именно сегодня нужный Джейн отдел оказался особенно популярен — должно быть когтевранцам задали эссе про гоблинские войны, иного объяснения столпотворению умников в синих галстуках найти не удавалось. С твердым намерением дождаться, пока они уйдут, Джейн, не глядя, схватила с ближайшей полки книгу, устроилась в кресле неподалеку и принялась терпеливо выжидать. Однако минуты тянулись, складываясь в часы, стопки книг на столах все росли, свитки пергамента исписывались дюйм за дюймом, но когтевранцы, казалось, и не думали заканчивать. Не выдержав, Ватсон ушла, чтобы вернуться еще несколько раз, но за весь день так и не сумела осуществить задуманное. В конце концов добившись лишь того, что мадам Пинс начала на нее косо посматривать, Ватсон взяла для прикрытия первую попавшуюся книгу и ушла восвояси. Наполненный чихотником пакет все так же прожигал ее сумку, и сама мысль о том, чтобы оставить его при себе еще на одну ночь, повергала Джейн в отчаяние. Нет, ей просто необходимо было во что бы то ни стало избавиться от преступной ноши сегодня. Поразмыслив, Ватсон решила пойти к профессору Долгопупсу. Это будет самым правильным в этой ситуации — рассказать ему обо всем, отдать пакет, и пусть уже дальше он сам решает, что делать. Конечно, он непременно спросит, почему Ватсон тянула так долго, а не пришла сразу, но Джейн не сомневалась, что профессор уж точно не станет ее ни в чем обвинять. Тем более что она ни в чем и не виновата. Да и вообще… может, она все не так поняла? Быть может, все вообще все не так, как она себе надумала. С чего она вообще взяла, что в том пакете тот самый чихотник, который кто-то повадился воровать из школьных теплиц и распространять в качестве наркотика? На самом деле Джейн даже не знала наверняка, какие именно травы употреблялись в этом качестве, но вряд ли один чихотник. А даже если и так, то кто вообще стал бы прятать наркотическую траву на книжной полке в библиотеке? Ватсон замедлила шаг. Пакет на полке оставила слизеринка Лавье. Джейн ее плохо знала, но из их редких взаимодействий у нее сложилось впечатление о Лавье, как о довольно милой и открытой, хоть и слегка застенчивой девушке, мало похожей на своих более скрытных, себе на уме одноклассников. Конечно, внешность часто бывает обманчивой, и все же Джейн никак не могла представить Ванду в роли воровки и наркодилера. Может, Джейн вообще ошиблась, она же точно не видела, что слизеринка там делала. Может, пакет вовсе не ее, а если и ее, то мало ли зачем она оставила его на книжной полке. Джейн не хотелось бы поднимать панику раньше времени и навлекать на кого-то неприятности бездоказательными обвинениями. В конце концов это же Хогвартс, здесь просто не могло быть таких темных и страшных вещей, как наркотики. Надо просто поговорить с Лавье. Наверняка у ее поступка есть разумное и вполне невинное объяснение, и если так, то Джейн просто вернет ей пакет и забудет обо всем этом. А если здесь что-то нечистое, то она тут же пойдет и расскажет обо всем профессору Долгопупсу. Приняв решение, Ватсон почувствовала себя немного лучше. Встреча с Вандой Лавье предстояла завтра на уроке зелий, но Джейн не хотела ждать до завтра. Развернувшись на полпути столь резко, что портреты на стене с недоумением посмотрели на странную гриффиндорку, она направилась в сторону подземелий. День еще не закончился, в коридорах царила тишина, но не абсолютная, звенящая, а наполненная скрипом лестниц, свистом ветра в стенах, приглушенным монотонным гулом голосов в аудиториях и хлопками сливающихся в резонанс заклинаний, отрабатываемых где-то каким-то курсом. Откуда-то доносился смех, перешептывались портреты в рамах на стенах, где-то горланил похабные частушки полтергейст Пивз. Замок жил своей жизнью, но по дороге в подземелья Джейн не встретилась ни единая живая душа. Поначалу Ватсон восприняла это, как удачу — ей не хотелось отвечать на ненужные вопросы, которые могли последовать, попадись ей на пути кто-то знакомый, или рисковать возникновением новых слухов, заметь ее кто возле слизеринских общежитий. Однако вскоре Джейн поняла, что удачей тут и не пахло. За более чем шесть лет, проведенных в этом замке, гриффиндорка считала, что выучила каждый его закоулок, но сейчас, стоя посреди холодных и мрачных подземных коридоров, как один, похожих друг на друга, Джейн Ватсон осознала, что еще никогда так не ошибалась. Ведь за все эти более чем шесть лет еще ни разу ей не требовалось попасть в обитель факультета Слизерин. Дорогу в гриффиндорскую башню она нашла бы и во сне с завязанными глазами. Общежитие Пуффендуя располагалось прямо рядом с кухней, куда Джейн не раз наведывалась, когда случалось пропустить из-за тренировок завтрак или ужин, или когда просто хотелось чего-нибудь вкусного в неурочный час. Найти когтевранскую башню труда тоже не составляло. Попасть туда, конечно, представляло задачку потруднее — даже некоторые когтевранцы иногда затруднялись ответить на загадку зачарованной двери, но тем не менее, сам вход Джейн бы нашла самостоятельно. Но никогда в жизни она не могла бы себе представить, что однажды ей понадобится попасть в общежитие факультета Слизерин. И тем не менее вот уже почти целый час Ватсон бродила по лабиринту подземелий, дергая одну за другой двери немногочисленных, по большей части заброшенных аудиторий, вглядываясь в отсыревший темный камень стен, заплесневевшие местами гобелены и ржавеющие рыцарские латы, выискивая потайной проход. От вида узких коридоров и низких потолков у нее уже начиналась клаустрофобия. Влажный застоявшийся воздух заставлял горло сжиматься от кашля, мерное капанье воды доносящееся непонятно откуда сводило с ума, а перед уставшими от полумрака глазами плясали темные точки. Эта часть замка казалась совершенно непригодной для обитания. Если и в самом общежитии царила такое же запустение, то отпадали вопросы, почему за слизеринцами закрепилась многовековая репутация негодяев. Попробуй тут вырасти доброжелательным и позитивным человеком, в таких-то условиях. Джейн даже испытала бы сочувствие к слизеринцам, не будь она сейчас слишком раздражена бесплодными поисками. Как назло, за все это время ей встретился только Кровавый Барон — слизеринское привидение. Выскочив на Джейн откуда-то из стены, он с воем бросился прямо сквозь нее и исчез через потолок прежде, чем Ватсон успела оправиться от испуга и спросить дорогу. Пару раз она слышала шаги, но каждый раз они замолкали до того, как гриффиндорка могла понять, откуда они доносились — эхо здесь тоже будто блуждало в лабиринте, искажаясь и еще больше сбивая с пути. Наконец, отчаявшись бродить туда-сюда, Ватсон с досадой поплелась обратно, чувствуя, как вновь разливается боль в поврежденном во время игры в квиддич колене. Перспектива провести еще одну тревожную ночь со злополучным пакетиком чихотника под подушкой нагоняла уныние, однако несмотря на постигшее ее разочарование Ватсон была рада выбраться из подземелий. Ей уже начинало казаться, что если проведет еще минуту в этом сыром воздухе, то непременно задохнется. Она медленно побрела в гриффиндорскую башню, делая глубокие вдохи и подбадривая себя мыслью о том, что уже завтра она точно поговорит с Лавье и покончит с этим. А еще, Мэри наверняка уже должна была вернуться с обхода, так что Джейн сумеет рассказать ей обо всем, что накопилось на душе. Настроение понемногу улучшалось, так что Ватсон постаралась даже не раздражаться на особенно капризные сегодня движущиеся лестницы, упрямо отказывающиеся поворачивать в нужную ей сторону. Пришлось возвращаться обходными путями, но в итоге Ватсон все же добралась до башни. Ей оставалось преодолеть всего два пролета, как вдруг, мельком глянув наверх, она вдруг заметила Ванду Лавье. Удивленная столь неожиданной удаче, Ватсон даже протерла глаза, чтобы убедиться, что те ее не обманывают. Но нет, это действительно была Лавье, сложно было перепутать с кем-то ее невысокую широкую фигуру и извечную светло-рыжую косичку. Слизеринка стояла на лестничной площадке и, кажется, с кем-то разговаривала. С этого ракурса и расстояния Джейн не могла ни разглядеть второго участника диалога, ни услышать хотя бы приблизительно, о чем речь, но, судя по тому, как активно жестикулировала Лавье, разговор велся весьма оживленный. Мешать Джейн вовсе не хотела, но глупо было бы упускать такой шанс после стольких блужданий по подземельям. Спеша перехватить слизернку, прежде чем она не ушла, Ватсон бросилась вверх по ступенькам, но лестница под ней вдруг резко дернулась, вновь меняя направление и унося Джейн в совершенно другую сторону. Ватсон выругалась и треснула ладонью по перилам, но ее возмущение эффекта не возымело. Уперевшись в коридор на противоположной части, лестница застыла, словно и не обладала никакой магией. Стоило подождать, пока она не оживет, но запасов терпенья гриффиндорке хватило всего на несколько секунд. Словно по закону подлости, едва она соскочила с лестницы, как та вновь пришла в движение, возвращаясь в исходную позицию. Еле сдерживая досаду, Джейн помчалась в обход к ближайшему лестничному маршу, стараясь одновременно не потерять из виду Лавье, которая не собиралась ждать, пока ее нагонят. Неизвестно, на какой ноте завершился ее разговор с неизвестным собеседником, но походка ее выдавала неспокойствие, либо банальную спешку, когда слизеринка стремительно направилась прочь вниз по лестнице. Размахивая руками и перепрыгивая через ступеньки, Лавье уходила столь торопливо, что Ватсон пришлось буквально бежать за ней. Их все еще разделял лестничный колодец и несколько этажей, а упрямые лестницы никак не желали их сводить. На оклик Джейн Лавье не отреагировала, то ли не услышав, то ли попросту проигнорировав. По сторонам она не смотрела, только себе под ноги. Возможно, сегодня просто был не ее день, и стоило просто позволить слизеринке уйти, но Джейн отказывалась сдаваться. Ждать до завтра, когда возможность была так рядом, ей отчаянно не хотелось. Ванда по-прежнему ее не замечала, так что Джейн, призвав на помощь свой самый громкий капитанский голос, окликнула ее по имени. По ту сторону лестничного колодца Ванда Лавье повернула голову на оклик и на мгновенье встретилась глазами с глазами Джейн. В следующий момент лестница под ее ногами вдруг дернулась так резко, что Лавье пошатнулась. Ее нога вдруг соскользнула со ступеньки, и, потеряв равновесие, слизеринка схватилась за перила, но тут лестница вновь сменила направление. В следующий миг Ванду откинуло на другую сторону. Нелепо взмахнув руками в поисках равновесия, словно подбитая птица, она попыталась затормозить, но не нашла опору и по инерции перелетела через перила. Коротко вскрикнув, Лавье камнем полетела вниз. Все случилось буквально за несколько мгновений. Быстрее, чем успела подумать или осознать, что произошло, Джейн выхватила волшебную палочку и прицелилась в падающую фигуру. Рефлексы опередили разум, все заклинания, которые знала Ватсон и которые могли бы быть полезными в этой ситуации, разом вылетели из головы, но бессловесного порыва оказалось достаточно. Замерев в падении, словно подвешенная на невидимых тросах, Лавье зависла в футах над каменным полом, подхваченная безмолвным колдовством Джейн. Вереща от ужаса, она барахталась в воздухе, пытаясь уцепиться хоть за что-нибудь. Едва дыша от напряжения, Ватсон удерживала ее от свободного падения, и на одну невероятно длинную секунду казалось, что опасность позади. В следующий момент ее непрочные интуитивные чары вдруг лопнули, словно оборвались невидимые веревки, и Ванда Лавье рухнула вниз. С каким-то негромким, но душераздирающим хрустом ее тело соприкоснулось с каменным полом первого этажа и безжизненным кульком осталось лежать внизу. Совершенно потрясенная, Ватсон на миг застыла, как вкопанная, но усилием воли она заставила свое тело отмереть. Кровь стучала в ее висках, панические мысли бились в черепной коробке — лишь бы успеть… Перепрыгивая ступеньки, напрочь позабыв о больном колене, Ватсон мчалась вниз к бездвижной слизеринке. Лестницы, как назло, двигались слишком медленно, так что Ватсон бесстрашно перемахнула с одного пролета на другой, не дожидаясь, пока лестницы состыкуются. Буквально скатившись с перил на последнем пролете, Джейн спрыгнула с высоты нескольких футов и в один прыжок оказалась рядом с неподвижным телом Лавье. Она лежала на спине, раскинув руки, словно для объятий, одна нога согнулась под неестественным углом. Глаза Лавье были закрыты, а лицо казалось настолько бледным, что даже обычно яркая россыпь веснушек словно выцвела и смылась. Упав на колени, Ватсон склонилась над слизеринкой, зовя ее по имени и пытаясь нащупать на ее шее пульс. Почти в тот же миг она поняла, что Ванда точно жива. Тихое хриплое дыхание вырывалось из ее рта, налитые синевой веки трепетали, а тело била дрожь. Первоначальная паника ушла, сменившись какой-то холодной уверенностью. — Вулнера Нито, — тихо, но твердо произнесла Джейн, проводя палочкой над телом Лавье. Тонкие синие линии простого диагностического заклинания заплясали над ее конечностями, высвечивая повреждения — сломанная нога, вывихнутое плечо, несколько сломанных ребер, кажется, поврежденное легкое. Это выглядело плохо и болезненно, но не так страшно, как могло бы быть, если бы только этим и обошлось. Если бы не кровь, густой лужицей разливающаяся из-под головы, пропитывая разметавшуюся косичку рыжих волос. Синие линии заклинания, очертив контур ее головы, смешались в какое-то месиво, похожее не спутанный клубок. Что именно это значило, Джейн точно не знала, но одно понимала наверняка — это очень плохо. Сломанные конечности лечились относительно просто заклинаниями или, в более сложных случаях, костеростом. Для ран и ушибов тоже имелся целый арсенал зелий и чар, но травмы головы представляли особую категорию, для которой простых средств не существовало. Не зная, насколько сильно затронут мозг, не стоило и пытаться залатать череп, чтобы не навредить еще больше. Лечить такие травмы Джейн еще не умела, но зато с другими повреждениями она не колебалась. — Резурцитарио, Нолитио Сангвинем, Эпискеи, Вулнера Санентур, — шептала она заклинание за заклинанием, водя палочкой над телом Лавье. Память услужливо подбрасывала заклинания первой помощи, остановки крови, исцеления ран. Рука, как по учебнику, выводила формулы чар в виде взмахов, дуг и спиралей, похожих на путаное кружево. Где-то на краешке сознания промелькнула мысль, что надо бы наверное нервничать и паниковать, но эта часть сознания, эмоциональная и хаотичная, словно бы оказалась заперта где-то под слоем льда. Сейчас же Джейн будто наблюдала за собой со стороны — как-то отстраненно и безучастно, как ее рука плетет невидимые узоры, а голос произносит инкантации. А паниковать, в общем, было от чего — Джейн еще не доводилось исцелять кого-то в таком состоянии. Вообще-то ей в принципе не так часто приходилось применять на практике почерпнутые из книг и лекций знания из этой области магии, посвятить жизнь которой Ватсон еще только мечтала. Ей доводилось вправлять себе и товарищам по квиддичной команде вывихи, иногда прямо в разгар игры, чтобы не просить тайм-аут и не вводить замены. Не раз она стирала синяки и ушибы, затягивала царапины и порезы, сращивала сломанные пальцы и вправляла носы. С той же горячностью, безрассудством и неосторожностью, с которой гриффиндорцы бросались в драки, падали с метел, не вписывались в повороты, мчась по замку, как угорелые, — и вообще всячески искали способы травмироваться, — они отмахивались от лечения, если не считали травму особенно серьезной. В больничное крыло гриффиндорцы лишний раз не ходили — чаще их туда приходилось относить. Они носили свои синяки, порезы и шрамы с гордостью, как символ своей отваги, символ того, что на факультет отважных и смелых их распределили не зря. Возможно, Годрик Гриффиндор, глядя из своего посмертия на очередной фингал или подбитый нос своих подопечных, ввязавшихся в очередную драку, пускал слезу умиления от гордости, но Ватсон же лишь закатывала глаза. Что-то в ней противилось чужой боли, пусть даже те, которым ее причиняли, отказывались ее признавать. И Джейн раз за разом, когда могла, брала за руки, садила упрямых детей перед собой и лечила фингалы, шишки, царапины и сломанные переносицы. На мелких травмах она набила руку, и хотя в гриффиндорском общежитии не она одна владела такими умениями, за первой помощью чаще всех бежали к ней. За это Джейн любила магию. Она многое упрощала. Когда-то магии у Джейн не было. У нее не было ни волшебной палочки, ни зелий, ни даже веры в чудо, когда как-то раз одной мрачной ночью Ватсон проснулась от грохота и криков. Спотыкаясь и путаясь в подоле ночной рубашки, она сбежала вниз, вооруженная настольной лампой — первым, что попалось под руку. Спросонья Джейн тогда решила, что в дом влезли грабители. Это было бы даже неудивительно. Воровать у Ватсонов было особо и нечего, но городок, в котором они тогда жили, к благополучным не относился — кажется, и месяца не проходило, чтобы кого-нибудь не обчистили. Тогда, уже сбегая вниз по скрипучей прогнившей лестнице, Джейн запоздало подумала, что если их дом грабят, глупо бежать в атаку, надо бы спрятаться в шкаф или под кровать, затаиться, пока все не кончится. Вот только кричала Гарри. И, сбегая вниз с дурацкой лампой наперевес, Джейн чувствовала не страх — по крайней мере не за себя — а отчаянную, почти безумную храбрость и решимость забить до смерти этой самой лампой любого, кто осмелился бы дотронуться до ее сестры. Грабители дом Ватсонов обошли стороной, но то, что случилось в ту ночь, оказалось даже страшнее. Через открытую настежь входную дверь заметал снег, сжавшись в комок в углу ревела испуганная Гарри, глядя на отца, который лежал на полу прихожей, в стельку пьяный, с залитым кровью лицом. Откуда возвращался капитан Ватсон в такой час в таком состоянии, Джейн не имела понятия. Знала лишь, что прождала его весь прошлый день и вечер, без конца успокаивая Гарри, пока готовила ей и себе нехитрый обед и ужин. Друзей у Джона Ватсона не имелось, но собутыльники находились всегда, по крайней мере домой он их приводил нечасто, за что Джейн уже была благодарна. За что она благодарна точно не была, так это за слезы Гарри, еще плохо понимающей, что происходит, но уже осознающей, что ничего хорошего. Уходить в загулы отец начал недавно, и Джейн еще не успела к этому привыкнуть, потому засыпала тревожно, ожидая, когда он вернется, и вернется ли вообще. Он приходил обычно среди ночи или под утро, ругался на весь дом, будя дочерей, и заваливался спать на первую попавшуюся поверхность. А проспавшись, ненадолго вспоминал об отцовских обязанностях, хмуро готовил обед, попутно опохмеляясь, но вечером снова исчезал в неизвестном направлении. Так повторялось циклами — период запоя сменялся периодом трезвости. Но еще ни разу прежде отец не возвращался в таком состоянии. Должно быть, он поскользнулся на мокрых от снега подошвах ботинок или же просто потерял равновесие — в таком-то состоянии вообще удивляло, как он добрался до дома, а не свалился где-нибудь и не замерз насмерть в такую метель. Джейн помнила, как пыталась поднять отца, безуспешно, как умоляла его очнуться, а он, то приходя в себя, то впадая в забытье лишь отмахивался и невнятно матерился. Телефона у Ватсонов тогда не имелось, и некого было позвать на помощь. В город этот они переехали недавно, и из соседей Джейн знала лишь миссис Найджел, живущую напротив — та была дряхлой старухой, то и дело забывающей даже собственное имя. Несколько раз в неделю ее навещал сын со своей женой, а все остальное время миссис Найджел была предоставлена самой себе. Вообще она была довольно милой и безобидной старухой, но помочь она вряд ли сумела бы. Еще несколько домов поблизости то ли пустовали в отсутствие хозяев, то ли и вовсе стояли заброшенные, так что ближайшим человеком, к которому можно было пойти за помощью, был мистер Кейн, живущий через улицу. У его дома, как не раз замечала Джейн, часто ошивались какие-то подозрительные личности, под покровом темноты что-то привозили и увозили на одинаковых потрепанных машинах и озирались по сторонам, словно их кто-то преследовал. Мистер Кейн был немолод и постоянно казался хмурым и неприветливым, но завидев Джейн, непременно улыбался ей с самым добродушным видом и частенько подзывал к себе, пытаясь чем-нибудь угостить. Доброта эта казалась Джейн фальшивой, и, хотя она не могла объяснить даже самой себе, почему, его взгляд на нее вызывал в ней смутную тревогу, так что Джейн старалась обходить мистера Кейна стороной и велела то же делать и Гарри. Даже страх за отца не убедил бы ее выйти сейчас на улицу и постучать в его дверь. Вместо этого Ватсон плотно закрыла входную дверь и защелкнула замок. Потом велела истерящей Гарри замолчать и принести воды, а сама пошла в ванную, где хранилась аптечка. Следующие пятнадцать минут Джейн неумело, но старательно смывала кровь с лица отца, промывала огромную рану на его лбу смоченными в перекиси водорода ватными палочками, а после — как могла, накладывала повязку. Ее руки дрожали, а от вида крови мутило, но Джейн заставила себя довести дело до конца. Как обрабатывать раны, ей когда-то показал сам отец, когда однажды Джейн свалилась с велосипеда и разбила коленки. Мама тогда еще попыталась отобрать у нее аптечку, но отец настоял на том, что дочь должна уметь оказывать себе первую помощь. Кто бы знал, что эти слова Джейн придется вспомнить вот так. К счастью, отец отделался разбитым лбом, просто раны на лице всегда кажутся хуже, чем есть на самом деле — это уже позже Джейн узнала от медсестры в магловской школе, когда Гарри угодила в медчасть после очередной драки. Потом отец все же поднялся на ноги, кое-как доплелся до дивана и вырубился, как убитый. А вот Джейн в ту ночь больше так и не уснула. Прорыдав с полчаса, Гарри в итоге заснула в кровати сестры, а сама Джейн потом всю ночь то и дело на цыпочках прокрадывалась в гостиную и, обмерев, прислушивалась к тяжелому дыханию отца. Не зная, что делать — бежать ли за помощью или попробовать разбудить отца и уговорить сходить в скорую помощь — еще никогда прежде она не чувствовала себя настолько беспомощной. На следующий день Джон Ватсон поднялся, как ни в чем ни бывало, ругаясь на головную боль, и совершенно не помня вчерашнего. Не будь это его обычным состоянием, Джейн бы испугалась. Но все обошлось в тот раз. В больницу отец так и не пошел, но его запой закончился через несколько дней, сменившись периодом почти безоблачной нормальности. Ссадина на его лбу в итоге затянулась без следа. Три года спустя, в свой первый месяц в Хогвартсе лежа как-то ночью в своей затянутой красным пологом кровати, Джейн гадала, не была ли та рана на голове отца изначально серьезнее, чем оказалась. Не могла ли она, Джейн, нечаянно исцелить его, сама того не ведая? И не закончилась бы та история куда страшнее, не окажись Джейн волшебницей? После того случая Ватсон еще не раз перевязывала царапины и ссадины Гарри, обрабатывала ее разбитые коленки и собственные порезы и ожоги, полученные чаще всего у плиты в неумелых попытках готовить. Серьезных ран больше никто не получал, но сколько таких случаев могло произойти в ее отсутствие — об этом Ватсон боялась и думать. Но сейчас с палочкой в руках над Вандой Лавье Джейн больше не чувствовала себя беспомощной. Где-то рядом раздался чей-то возглас, а затем топот шагов, но Джейн даже не повернулась, прикованная к своей невольной пациентке. В этот момент Лавье вдруг хрипло вздохнула и приоткрыла глаза. Джейн испытала облегчение. Она не рисковала применить Энервейт, не зная наверняка, не поврежден ли мозг, но, раз слизеринка пришла в себя самостоятельно, значит, все не так плохо. — Тише. Не двигайся, все будет хорошо, — постаралась успокоить застонавшую и дернувшуюся слизеринку Джейн. С пару мгновений она бешено вращала глазами, словно не в силах сфокусироваться, а потом ее мутный взгляд устремился куда-то вдаль и вверх, над головой Джейн. Ватсон попыталась перевести ее внимание на себя, но тут Лавье вдруг слабо приподняла руку, указывая куда-то вверх, и тут же уронила ее, словно не в силах ее удержать. Должно быть, Ванда лишь хотела показать, откуда она упала, но гриффиндорка все равно оглянулась и посмотрела в том же направлении. Наверху уже образовалась толпа. Наверное, падение осталось незамеченным, так что сейчас зеваки выглядывали с этажей, пытаясь разглядеть, что происходит. Вглядываться в толпу Джейн не стала и вновь переключилась на Ванду, которая вдруг захрипела, пытаясь что-то сказать. — Мисс Ватсон, — чья-то ладонь вдруг опустилась на плечо Ватсон, уверенно отстраняя ее в сторону от Ванды, и профессор Мориарти опустился рядом на колени, — Достаточно. — Она упала, я остановила кровь, но голова… скорее всего, сотрясение, и я не… — затараторила Джейн, но профессор прервал ее сбивчивые объяснения. — Дальше я сам, — мягко, но решительно остановил он. На секунду его темные глаза встретились с глазами Джейн, и Ватсон, сглотнув, кивнула. Какой-то ее части хотелось спорить и не отступать от Ванды, не убедившись, что сделала все возможное, чтобы ей помочь, но тут же Джейн осознала — все, что могла, она уже сделала. Теперь настал черед профессионалов. Покорно отступив, Ватсон зачарованно наблюдала, как Мориарти быстрыми плавными взмахами сплетает нечто похожее на сияющий кокон, прочно обволакивающий тело Лавье, обвивающий ее конечности и голову. Ванда закрыла глаза, должно быть, вновь потеряв сознание, но ресницы ее трепетали, а грудь вздымалась, обозначая слабое, неровное дыхание. Еще одним взмахом Мориарти уложил пострадавшую на сотворенные из воздуха носилки и поволок в больничное крыло. Появившиеся тут же профессора Флитвик и Долгопупс с возгласами и восклицаниями присоединились к процессии, по пути разгоняя столпившихся вокруг зевак. Джейн, разумеется, тоже последовала за ними, на ходу сбивчиво, напрягая отказывающуюся подчиниться память, рассказывая о том, что произошло. Теперь, когда жизнь Ванды более от нее не зависела, Ватсон с новой силой ощутила весь вес пережитого. Отрешенное состояние прошло, и теперь все эмоции вернулись к Джейн разом, как обрушившаяся волна, отзываясь дрожью во всем теле. Вновь заболело колено, затекшие от сидения на полу мышцы ныли, а перед глазами плясали черные точки. В больничное крыло Ватсон не пустили дальше порога. Должно быть, кто-то из портретов успел разнести новость, так что мадам Помфри уже встречала процессию, вооруженная склянками и флаконами, и без промедления принялась за пациентку. Джейн шагнула следом, но Мориарти жестом остановил ее. — Но я хочу помочь, — слабо возразила она, заранее зная, что спорить бесполезно, и все же отказываясь уйти, хотя бы не попытавшись. — Вы сделали все, что могли, мисс Ватсон, дальше дело за мадам Помфри. Джейн кивнула, не в силах с этим спорить, и все же почему-то медлила уходить. Ее присутствие не требовалось, и все равно она не хотела уходить далеко, как будто еще что-то могла сделать, как будто ее еще могла как-то помочь. — Она выживет, — по-своему расценив ее замешательство, произнес Мориарти, — И, думаю, не в последнюю очередь благодаря вам. — Да я ничего такого и не сделала, — смутилась Ватсон. Она не собиралась из лишней скромности отрицать свои заслуги, но Мориарти преувеличивал ее роль в спасении Лавье в явной попытке приободрить Джейн после потрясения. Гриффиндорка не сомневалась, что не окажись ее рядом, долго ждать помощи Ванде не пришлось бы. Не говоря уже о том, что она и вовсе не упала бы, не окажись Ватсон рядом. — И все же, как я уже говорил, из вас выйдет отличный целитель. Чувство вины подкатило к горлу вязким комком, и Джейн не сумела ответить. — Расскажите еще раз, в деталях, как именно она упала, — продолжал Мориарти. — Она упала, — лишь тупо повторила Джейн в очередной раз. Голос ее звучал механически глухо. В голове все смешалось в неразборчивый хаос, произошедшее словно запечатлелось в памяти обрывочным видеорядом с пропущенными кадрами, и ей пришлось напрячься, чтобы воссоздать воспоминание, — Лестница резко сдвинулась, и Ва… Лавье потеряла равновесие. Я пыталась ее подхватить, но не смогла. Воспоминание о падении вспыхнуло перед ее глазами, как в перемотке. Оклик, нелепый взмах руками, испуганный вскрик, перелетающее через перила тело, рыжая косичка в лужице крови… Если бы не Джейн, Лавье бы не отвлеклась. Не потеряла бы равновесие и не упала бы. Это я виновата. Слова дрожали на ее языке, почти готовые с него сорваться, но Ватсон не смогла их произнести. Она почти не сомневалась — профессор Мориарти не стал бы ее ни в чем обвинять. Ведь, строго говоря, Джейн ничего плохого не сделала. Откуда ей было знать, что так получится? Да и Лавье стоило быть осторожнее. Свойство лестниц неожиданно менять направление могло застать врасплох только первокурсников, да и те уже через месяц пребывания в Хогвартсе привыкали к этой особенности замка. К седьмому-то курсу пора бы выучиться осторожности и держаться крепче за перила. И все же Джейн не могла не испытывать вину. Ей хотелось признаться, облегчить душу, услышать заверения профессора, что это не ее вина, вот только… Что ответить, если профессор спросит, зачем Ватсон окликнула Лавье? Чертов пакет с чихотником все еще лежал в ее сумке, внезапно словно отяжелевший, как камень, тянущий Джейн на дно. С Лавье Ватсон отнюдь не дружила, да что там — они даже не общались, не считая редких обменов репликами по теме урока на совместных занятиях и одного единственного разговора за пределами аудиторий. В Хогвартсе это было вполне нормальным положением дел — слизеринцы и гриффиндорцы не ладили, так уж исторически сложилось, и хотя в данный период отношения этих двух факультетов находились, скорее, в стадии прохладного отчуждения, нежели острого конфликта, дружбой, или хотя бы взаимной симпатией, здесь и не пахло. Неудивительно, что исключения из правила — как например, фальшивые отношения Ватсон и Шерлока Холмса, про которые Джейн периодически продолжали спрашивать, к вящему ее раздражению — привлекали так много общественного внимания. Так разве не будет подозрительным внезапное желание Ватсон пообщаться со слизеринкой? И если Мориарти примется допытываться, чего же хотела Джейн от Лавье, что ему ответить? Ее нерешительность явно не осталась незамеченной профессором Мориарти. — Хотите рассказать что-то еще, мисс Ватсон? — спросил он, пристально глядя ей прямо в глаза, словно видя ее насквозь, и Джейн вдруг ощутила себя так, будто все, что она так отчаянно пыталась скрыть, написано у нее на радужке, будто она была открытой книгой. — Нет, сэр, — с трудом выдавила она, зная, что должна отвести взгляд, и все же не в силах этого сделать, словно загипнотизированная. — Тогда вы можете идти. Мориарти захлопнул дверь у нее перед носом, и гипноз рассеялся. Ватсон осталась стоять перед закрытой дверью, совершенно растерянная и удрученная. Ждать было нечего, и гриффиндорка, еле переставляя ноги, поплелась в общежитие. Тело будто отяжелело от накатившей вдруг усталости, чувство вины тугим комком застряло в горле, мешая вздохнуть. И почему она не рассказала обо всем Мориарти? — корила себя Джейн. Она бы отдала все, чтобы он уверил ее, что она ни в чем не виновата. А он бы так и сделал, — Ватсон не сомневалась. И ей бы сразу стало легче. В конце концов в чем вообще ее вина? Не толкала же она слизеринку. А Лавье стоило быть аккуратнее. Та славилась своей неуклюжестью — с самого первого курса ни единого занятия не проходило, чтобы Лавье не наткнулась на угол парты, не споткнулась на ровном месте, и чего-нибудь не перепутала — да вспомнить хотя бы урок зельеварения, когда именно из-за ошибки Лавье Джейн случайно отравила весь класс Напитком Живой Смерти. Если кто и мог столь неудачно навернуться с лестницы, то только Ванда Лавье. Переубеждать собственную совесть не так-то просто, но чем дольше Ватсон думала о произошедшем, тем меньше верила в свою вину. На самом деле, теперь она вообще сомневалась в том, что Лавье даже услышала ее оклик. Если так подумать, на таком расстоянии это вряд ли представлялось возможным, тем более, что каменные своды часто причудливо искажали звуки, а за фоновым шумом в виде различных шорохов, скрипов, завывания ветра в трубах и доносящихся из жилых частей замка приглушенных голосов вряд ли Лавье могла услышать пытающуюся привлечь внимание Джейн. Да, слизеринка обернулась, но Ватсон не могла сказать с уверенностью, что Лавье смотрела именно на нее. И потом, лестница бы сдвинулась в любом случае, так что слизеринка наверняка упала бы, даже не отвлекись она ни на чей оклик. И вообще, Джейн не пришлось бы искать Лавье и звать ее через ползамка, если бы не злосчастный пакет, оставленный ею на книжной полке. Так что во всех своих несчастьях винить можно было лишь саму Лавье. Совесть, впрочем, упрямо отказывалась поддаваться переубеждению, и все же Джейн почти сумела заглушить ее голос. Пройдя мимо того места, куда упала несчастная слизеринка, Ватсон отметила, что на полу не осталось и следа крови, должно быть, кто-то из профессоров успел их убрать. Возле лестниц толпились люди, жаждущие подробностей, но Джейн лишь отмахнулась, не найдя в себе душевных и физических сил удовлетворять чужое любопытство. С трудом вырвавшись из толпы назойливых зевак, чьих лиц она даже не различила, гриффиндорка насколько могла быстро взбежала вверх по лестницам, цепляясь за перила куда крепче обычного. Лестницы, словно осознавая свою вину, больше не капризничали и привели ее куда нужно. Больше всего на свете Ватсон сейчас хотела вернуться к себе в комнату, залезть под одеяло и заснуть сном без сновидений, но стоило ей шагнуть на последнюю ступеньку, как все ее намерения тут же выскочили из головы. — Эй, Джейн, что там случилось? Кто упал? — взволнованно спросил Майк, ошивающийся неподалеку в компании других гриффиндорцев, должно быть, вышедших посмотреть, что за шум, но Джейн на него и не взглянула. На площадке неподалеку от входа в общежитие стоял Макс Вестерхаус. Лениво опершись о парапет, он равнодушно взирал в глубину лестничного колодца, вид на который с избранной Максом точки обзора открывался самый обширный. Те из гриффиндорцев, кто был достаточно любопытен, чтобы выйти на шум, но слишком ленив, чтобы спуститься и посмотреть на произошедшее вблизи, выглядывали через парапет, рискуя повторить участь Ванды Лавье, но не Макс. Для человека, перед которым только что развернулся несчастный случай, он отнюдь не выглядел ни встревоженным, ни даже слегка заинтересованным. Ни капли беспокойства не прослеживалось в его расслабленной позе, ни грамма сочувствия не читалось в холодном взгляде, а на тонких искусанных губах играла нехорошая ухмылка. — Слизеринская толстуха грохнулась с лестницы, — насмешливо ответил он Майку вместо Джейн, — Хотя чего ожидать от этой неуклюжей коровы? Майк нахмурился и смерил одногруппника осуждающим взглядом, но, довольный собственной шпилькой, Вестерхауз только фыркнул. Кто-то, кажется, Эшли, попыталась пристыдить Макса, кто-то обратился за разъяснениями к Джейн, но Ватсон не видела и не слышала никого другого. Отсутствием эмпатии Макс Вестерхауз никого удивить не мог, такой уж он был человек — циничный, равнодушный и саркастичный, он не делал секрета из того, что не питал к окружающим симпатии и не имел дела до их благополучия. Даже на собственном факультете он ни с кем не водил приятельских отношений, чего уж говорить об остальной школе. Так что ожидать от Вестерхауза сочувствия к какой-то совершенно посторонней ему слизеринке было бы попросту глупо. Вот только… Лавье ведь посторонней не была. Теперь Джейн отчетливо припоминала, как одним дождливым днем возвращалась вместе с Мориарти из Хогсмида и встретила их двоих на дороге. Кажется, их настолько увлек разговор, что Джейн и профессора они даже не заметили. Ватсон еще помнила, как тогда удивилась — какие темы для разговора вообще могли иметь эти двое? А ведь ранее в тот день Ватсон наткнулась Лавье возле гриффиндорской башни. Конечно, слизеринка сказала, что пришла к Джейн, чтобы извиниться, но что если она ждала именно Макса? И сегодня… Лавье ведь спускалась отсюда, когда ее заметила Ватсон. Так какие еще у нее были причины ошиваться возле гриффиндорского общежития? Осторожно шагнув к парапету, Ватсон глянула вниз. Внизу мельтешили ученики в черных мантиях, лестницы то и дело поворачивали в разных направлениях по только им ведомой логике. Кусочек каменного пола на первом этаже футами и футами ниже, куда рухнула Ванда Лавье, просматривался отсюда превосходно. Идеальная позиция, чтобы… например, толкнуть кого-нибудь в спину одним простым заклинанием. Разум лихорадочно собирал картину воедино. Лавье не общалась с гриффиндорцами, по крайней мере в открытую, иначе сплетни бы давно разнеслись по Хогвартсу. А значит, единственный, с кем она могла здесь пересечься, был Макс. Джейн понятия не имела, в каких они состояли отношениях, но то, что они, как минимум, общались, было доказанным ею самой фактом. Должно быть, они поссорились. Зная Макса и его колкий вспыльчивый характер — а Ватсон знала его уже шесть лет — это вовсе не удивляло. А ухмылка и этот презрительный злорадный комментарий… Джейн могла представить себе все события столь же ясно, как если бы видела все собственными глазами. Как двое спорят, как Лавье мчится вниз по лестнице, как Макс вскидывает палочку и бьет в спину… Вряд ли, конечно, он хотел ее убить, но проучить за что-нибудь — вполне. А ведь он был рядом и с Ватсон перед тем матчем по квиддичу, когда Джейн упала, — вдруг припомнила она. Прямо перед ее выходом на поле, после чего на Ватсон градом посыпались неудачи. Мог ли он подбросить ей проклятый амулет, чтобы отомстить? В это Джейн легко могла поверить. — Это все ты, — еле сдерживая ярость, прошипела Джейн. — Чего? — округлил глаза Макс, — Ты тоже башкой ударилась, Ватсон? Голос его сочился презрением, и Джейн рассвирепела. Вне себя от гнева она бросилась на одногруппника и с силой толкнула его в грудь. Не ожидавший нападения гриффиндорец отлетел к стене и с трудом удержался на ногах. Не дав ему опомниться, Ватсон вцепилась в его мантию и прижала его к стене, уткнув кончик своей волшебной палочки Максу в грудь. — Совсем свихнулась? — прорычал Вестерхауз. Его искаженное ненавистью лицо напоминало теперь уродливую маску, но в глазах, сверкающих из-под всклокоченной челки, читался страх. Теперь, когда Джейн стояла так близко, она могла в деталях разглядеть красную сеточку капилляров, расползающуюся по белкам, а еще — еле заметную белесую поволоку, похожую на застилающий глаза туман. Позади кто-то кричал, кто-то попытался схватить Джейн за руку, но Ватсон небрежно стряхнула вцепившуюся в нее ладонь. — Я знаю, что это был ты, — процедила она Максу в лицо, — Ты толкнул Лавье, а до этого проклял меня на матче. — Что за бред ты несешь, Ватсон? — Проклятый амулет, ту монетку — ты ее мне подбросил, чтобы я провалила матч. Хотел отмстить, да? За то, что я тебя выперла из команды? На секунду что-то в его выражении дрогнуло, будто Вестерхауз вот-вот расплачется и признается во всех своих прегрешениях, и Джейн, охваченная праведным гневом, уже предвкушала момент торжества, но Макс вдруг усмехнулся. Минутный проблеск страха и уязвимости изгладился из его черт, уступая место прежней язвительной злобе. Подавшись вперед, несмотря на упирающийся ему в грудь кончик палочки, он одарил Джейн презрительным прищуром и насмешливо протянул всего одно слово: — Докажи. Несколько мгновений они сверлили друг друга взглядами. Вдавив кончик палочки одногруппнику в ребра, Джейн размышляла, каким заклинанием его приложить, чтобы выбить признание и стереть это мерзкое надменное выражение с его лица, но не успела ничего сделать. Спина вдруг ощутила довольно болезненный тычок, и чья-то рука тяжело опустилась Ватсон на плечо. — А ну хватит, — суровый голос Роуз Калвертон раздался у нее прямо над ухом. Джейн дернулась, чтобы сбросить ее руку, но Роуз лишь сильнее уткнула палочку ей в спину, — Да прекрати же, что на тебя нашло? Макс ухмыльнулся еще шире, и Ватсон пожалела, что не врезала ему сразу же, но ей больше не оставалось ничего, кроме как отступить. Нехотя она отняла палочку от его груди, и Вестерхауз тут же вырвался и исчез, напоследок метнув в Джейн полный ненависти взгляд. Джейн оглянулась. Вокруг столпился едва ли не весь факультет, и все таращились на нее. — Успокоилась? — Роуз больше не тыкала в нее палочкой, но убирать далеко оружие не спешила. — Это он толкнул Лавье с лестницы, — воскликнула Джейн, но уже не столь уверенно. Она могла поклясться, что так все и было, но ее горячую убежденность вдруг прошила ледяная игла осознания — Макс прав. У нее нет доказательств. Одногруппники продолжали таращиться. Кто-то скептически, кто-то одобрительно, кто-то равнодушно. Роуз попыталась разузнать побольше, но Джейн не ответила на ее вопросы. Сил спорить и кому-то что-то доказывать у нее попросту не осталось. — Неважно, — бросила она, устало покачав головой, затем бросилась прочь, расталкивая толпу, и нырнула в проем за открытым настежь портретом. Полная Дама, пытающаяся подсмотреть, что за хаос происходит, окатила Ватсон возмущенными воплями, но гриффиндорка, не останавливаясь, проскочила мимо столпившихся в проеме одногруппников, пересекла гостиную, взбежала по лестнице и, совершенно обессиленная, плюхнулась на свою кровать. К большому облегчению Джейн другие девочки за ней не последовали, видимо решив дать одногруппнице остыть, так что в комнате Ватсон осталась совсем одна. Ее щеки горели от злости как на Вестерхауза, так и на саму себя. Как это часто с ней бывало, вспылив, позже Джейн жалела о своей несдержанности. Вспыльчивость не раз заводила ее в неприятности, и Ватсон то и дело твердила себе, что в следующий раз проявит выдержку, но чаще эмоции заглушали голос рассудка. Как, например, случилось только что. Теперь Джейн прокручивала в голове произошедшее, запоздала пытаясь придумать, как можно было бы лучше поступить в этой ситуации. Не стоило набрасываться на Макса вот так, ведь теперь он наверняка нажалуется декану, и Ватсон схлопочет очередную отработку. Хуже того — теперь Ватсон вообще сомневалась в своих выводах. Еще каких-то десять минут назад она пребывала в стопроцентной уверенности, что Вестерхауз являлся едва ли не худшим злодеем, чем Волдеморт, и что именно он столкнул с лестницы слизеринку Лавье и проклял Джейн на матче по квиддичу, но теперь эта уверенность померкла. Да, Макс стоял на лестнице, но он мог просто выйти на шум, как и все остальные зеваки. А что до его язвительного комментария, так Макс постоянно отпускал злые шуточки в адрес окружающих, и это всегда были просто слова, которые не могли нанести иного вреда, кроме эмоционального. Да и зачем ему причинять вред Лавье? Джейн понятия не имела, в каких эти двое состояли отношениях, может, и вовсе ни в каких, ведь в конце концов Ватсон видела их вместе всего один раз и не заметила между ними какой-либо неприязни. К тому же, какие бы чувства Вестерхауз ни питал к этой слизеринке, толкать ее было попросту глупо, ведь когда Лавье очнется, она непременно все расскажет, и тогда Максу не миновать проблем. Нет, если он хотел за что-то с ней поквитаться, он бы придумал более изящный способ. К примеру, с помощью того же проклятого амулета. В то, что именно Вестерхауз подбросил Ватсон заколдованную монетку, верилось охотнее, но опять же — обосновать это чем-то иным, кроме собственной предвзятости, Джейн никак не могла. Казавшиеся ранее столь убедительными доводы теперь звучали жалко и нелепо. Макс был прав — без доказательств ей никто не поверит. И все же тонкий голос интуиции настойчиво звенел где-то на уровне подсознания, твердя, что Вестерхаузу доверять нельзя. И Ватсон намеревалась это доказать. Правда, как это сделать, она пока не знала, и, честно говоря, сейчас чувствовала себя слишком уставшей, чтобы думать. С головой укутавшись в одеяло, следующие несколько часов Ватсон провела в кровати, качаясь на волнах полудремы. От навалившейся усталости Джейн даже не нашла сил, чтобы переодеться, однако сон облегчения не принес, лишь кошмары. Проснулась гриффиндорка от грохота шагов и даже с закрытыми глазами и в полубессознательном состоянии узнала Мэри — только Морстен умела производить столько шума. Про инцидент с падением Морстен уже знала — ей пришлось целый час проторчать на внеочередном собрании старост, выслушать лекцию от МакГонагалл на тему правил поведения в замке, которую предстояло повторить для одногруппников, а потом еще час патрулировать коридоры. Патрулировать теперь приходилось чаще обычного, что, само собой, Мэри не слишком радовало. Проводив взглядом недовольную и уставшую подругу, которой снова надо было идти обходить коридоры, Джейн невольно порадовалась, что ее не выбрали старостой, как ей когда-то мечталось. Ватсон очень хотела обсудить с подругой все произошедшее, но за весь остаток дня она увиделась с Мэри только дважды — за ужином и перед сном, и Морстен выглядела настолько уставшей, что Джейн стало неловко грузить ее своими переживаниям. На следующее утро за завтраком Ватсон то и дело поглядывала на слизеринский стол, но, вполне ожидаемо, Лавье там не оказалось. Должно быть, ее все еще держали в больничном крыле, так что ее привычное место рядом с ее подругой, худощавой блондинкой, выделяющейся только синими прядками у висков, сегодня пустовало. Джейн вдруг поймала себя на мысли, что слишком хорошо изучила расположение слизеринцев за столом, настолько часто она смотрела в ту сторону в этом году — намного чаще, чем за все проведенное в Хогвартсе время. Прежде ей не было до них дела, даже напротив — она предпочитала игнорировать слизеринский факультет, не питая к его представителям ни интереса, ни симпатии. Ничего, вообще-то, и не изменилось, и все же почему-то в этом году они привлекали ее внимание слишком часто. Закончить мысль и понять, почему же так происходит, Ватсон не успела, потому что в этот момент она столкнулась взглядом с Шерлоком Холмсом. Джейн спешно опустила взгляд. Чего доброго, еще решит, что она высматривает именно его. С момента разговора в библиотеке Ватсон больше не пересекалась с этим слизеринцем, но теперь она вспомнила его слова — подумать, кто мог проклясть ее, а потом найти его. Тогда Джейн была слишком занята своими страхами и подозрениями, чтобы понять, что это вообще значило. Неужели Холмс предлагал ей свою помощь? Если так, то мог ли он помочь разоблачить Вестерхауза и заставить его признаться? Джейн украдкой покосилась на Макса. Он то и дело сверкал злобными взглядами в ее сторону, но этим их взаимодействие и ограничивалось. Вчера Ватсон весь день и вечер ждала выговора от профессора Долгопупса, но, судя по всему, Макс не спешил жаловаться на вспышку Джейн. Затевал ли он месть, или же решил затаиться, зная о ее подозрениях в свой адрес, но Ватсон отнюдь не разуверилась в его виновности. Она намеревалась найти тому доказательства, вот только понятия не имела как. А вот у Холмса могли быть идеи — какой бы неприятной Ватсон ни находила его компанию, не признавать его ум она не могла. Вот только с чего бы Холмс стал бы ей помогать? Вряд ли его интересовали гриффиндорские межличностные разборки. Скорее, он искал очередной повод ее подразнить. Джейн уткнулась взглядом в свою тарелку и усилием заставила себя не смотреть на Холмса. Нет, она обойдется без его помощи. К тому же, если Макс действительно причастен к падению Лавье, это быстро выяснится, когда Лавье придет в себя достаточно, чтобы об этом рассказать. Сгорая от нетерпения это узнать, Ватсон наскоро закончила завтрак и пошла в больничное крыло. Однако там ее ждало разочарование. Дальше порога ее снова не пустили. Сухо похвалив гриффиндорку за грамотно оказанную пострадавшей первую помощь — что весьма польстило Джейн — мадам Помфри тут же сделала ей выговор за ненужную самодеятельность и велела впредь лишний раз не рисковать чужим здоровьем, а идти сразу к ней. И все же Ватсон не могла не испытать гордости за то, что сумела кому-то помочь. Однако больше ничем мадам Помфри ее порадовать не могла. Хотя Лавье и приходила в себя, ударилась она довольно серьезно. Травмы головы так просто не лечились, ведь мало было срастить кости, нужно было убедиться, что не поврежден мозг. Поэтому Лавье предстояло провести какое-то время под надзором мадам Помфри, без всяких посетителей, чтобы избежать лишнего стресса для пациентки. Оставалось только ждать. Джейн это ненавидела, но выбора не оставалось. Поглощенная идеей-фикс о том, как бы вывести Вестерхауза на чистую воду, гриффиндорка с трудом могла сосредоточиться на чем-то еще. Как назло, сегодняшнее расписание требовало максимальной концентрации. На защите от темных сил Ватсон справлялась с заданием из рук вон плохо, за что удостоилась нескольких насмешливых комментариев Мориарти, но на ее счастье сегодня главными жертвами профессор избрал Эшли и Майка. Сегодня занятие снова посвящалось практике дуэлей. Казалось, Мориарти намеревался довести студентов то ли до совершенства, то ли до нервного срыва, и, судя по тому, как ее одногруппники, запертые под куполом чар в центре аудитории, неловко топтались друг напротив друга, пытаясь атаковать и защищаться, нервный срыв был куда более вероятным исходом. Не могли гриффиндорцы похвастаться и успехами с проектами. По крайней мере в этом Джейн была не одинока. Ее исследование, столь многообещающее на первых порах, теперь казалось абсолютно тупиковым, и Ватсон никак не могла придумать, как развивать его дальше. Небольшой кристалл, который она использовала для первого эксперимента, все еще валялся у нее в кармане мантии. Чернила на нем давно смазались и стерлись, а собранная энергия лунного света совсем рассеялась, но Джейн зачем-то его хранила, и каждый раз, когда ее пальцы в кармане случайно натыкались на острые холодные грани кристалла, на секунду возвращалась в ту полночь на Астрономической башне. На следующем этапе исследования нужно было придумать способ удерживать магическую энергию подольше, но пока у Ватсон никак не получалось подобрать рабочие рунические формулы и найти подходящий материал. Да и с источником энергии получалась загвоздка. В манускриптах по руноведению утверждалось, что магия существовала повсюду, разлитая в природных явлениях, вроде полнолуний, затмений и солнцестояний; в природных объектах, например реках и водопадах; в древних постройках и в местах обитания магических существ. Сам Хогвартс, где веками творилась магия, подходил для этого как нельзя лучше, но уж слишком огромной и хаотичной была его энергия, так что на этом этапе требовался источник попроще, более сфокусированный и точный. Джейн подумывала дождаться еще одного полнолуния, но каждый раз при воспоминании о том, как закончился прошлый раз, решительность ее покидала. Меньше всего ей хотелось вновь столкнуться посреди ночи с Шерлоком Холмсом, а потом оправдываться и терпеть очередную волну слухов об их романе. На зельеварении Ватсон против воли то и дело украдкой поглядывала на слизеринца, и то и дело, к большому смущению Ватсон, он ловил ее взгляд. Джейн привычно ждала насмешки, но Холмс смотрел на нее с какой-то внимательной серьезностью, и Ватсон теперь усомнилась в своем решении на его счет. Быть может, Холмс и правда хотел помочь ей найти того, кто ее проклял? Какие бы на то причины у него ни были, с его помощью Джейн могла бы разоблачить Вестерхауза намного быстрее, чем в одиночку. Быстрее, чем он сумеет вновь попробовать навредить ей или кому-либо еще. К тому же, если Лавье действительно упала из-за Макса, то Холмса это точно могло бы заинтересовать. Конечно, вряд ли они с Вандой Лавье были друзьями, и все же они принадлежали одному факультету, а слизеринцы своих защищали и умели дружить против всего остального мира. Никто, впрочем, сегодня особого сожаления об отсутствии Лавье не выражал. Ирен Адлер, даже напротив, лишенная обузы в виде неуклюжей и вечно все портящей напарницы, пребывала в хорошем настроении. С изящной легкостью она порхала вокруг своего котла, не испытывая ни малейших затруднений в приготовлении зелья, и успевала между делом увлечь разговором Холмса. Хотя Холмс работал в паре с крайне недовольной постоянным вмешательством Лейси Забини, складывалось впечатление, будто именно Забини сегодня оказалась в одиночестве, а вовсе не Адлер. Слишком увлекшись слизеринцами, Джейн благополучно пропустила момент, когда ее собственное зелье оказалось испорчено. Из размышлений ее вырвало шипение, с которым пузырящееся ядовито-зеленое нечто, в которое превратился их с Майком Эйфорийный эликсир, стремительно поползло из-под крышки котла, оставляя подпалины на столешнице парты. Испуганно отпрыгнув в сторону, Стэмфорд принялся судорожно извиняться. Руки у него заметно дрожали — психологическая атака Мориарти явно оказала на него большое воздействие, и Джейн испытала укор совести. Именно ей следовало быть сегодня внимательнее, ведь она прекрасно помнила, каково было ей самой в прошлый раз. Но Майк, как всегда, слишком добрый и неуверенный в себе, чтобы переложить вину на кого-то другого, продолжал рассыпаться в извинениях. Исправлять что-то было поздно, время вышло. Неодобрительно покачав головой, профессор Слизнорт испарил зелье, и где-то за спиной Ватсон отчетливо услышала тихий смешок Шерлока Холмса. Резко обернувшись, Джейн смерила слизеринца раздраженным взглядом. Если до этого она еще размышляла, стоит ли обратиться к нему за помощью, то теперь Ватсон окончательно отмела эту мысль. Нет, она разберется во всем сама, и Холмс ей вовсе не нужен. Едва пробил оповещающий о конце занятия колокол, Ватсон вновь пошла в больничное крыло, однако вновь безуспешно, к слизеринке ее вновь не пустили. И только оставшись в пустом коридоре перед захлопнутой прямо перед носом дверью, Джейн вдруг вспомнила, зачем вообще все это время преследовала Лавье. Ведь наполненный сушеными травами пакет с библиотечной полки все еще лежал в ее сумке. Позабытая было тревога вновь напомнила о себе противной ноющей болью где-то в области желудка. Джейн успела напрочь забыть про этот пакет, но от этого проблема никуда не делась. Первоначальный план поговорить с Лавье теперь откладывался по крайней мере до тех пор, пока слизеринка очнется, но ждать Джейн больше не хотела и не могла. Пакет нужно было вернуть обратно на полку, либо отдать декану факультета и рассказать обо всем, только так Джейн могла успокоить собственную совесть. Приняв решение, Ватсон направилась в библиотеку, но не успела пройти и полпути, как вдруг нос к носу столкнулась с Мэри. Ее щеки и уши слегка покраснели, на мантии блестели капли дождя, и пахло от нее уличной свежестью и сигаретным дымом — необходимость делать постоянные обходы Морстен изрядно раздражала, поэтому она не упускала возможности устроить себе перерыв и покурить на улице. Сигареты Ватсон не очень одобряла, но лучшей подруге легко могла простить эту слабость, особенно сейчас, когда Джейн как никогда была рада встрече. — За Грегом опять Салли увязалась, — пожаловалась Морстен, — Вот я от них и улизнула. Надоели эти двое, честное слово. А с тобой что стряслось? Опять вся на нервах. — Надо поговорить, — украдкой оглядевшись по сторонам, Джейн утянула подругу в ближайшую заброшенную аудиторию и шепотом рассказала ей о том, что произошло в библиотеке. Даже произносить это вслух было непросто, ведь Джейн все еще с трудом верилось, что в Хогвартсе могло быть место таким темных вещам, однако Мэри вопреки ожиданиям отреагировала отнюдь не столь же пораженно. Джейн ожидала шока и недоверия, но Морстен не то что, не пришла в ужас — она даже не удивилась. — Ну ты даешь, — усмехнулась Мэри, — А зачем ты вообще забрала пакет? Верни на место, да и все. — Что? — воскликнула Джейн, — Это же наркотики! Кто-то распространяет их по школе, и тебе все равно? — Да брось, ты преувеличиваешь. Всего лишь немного чихотника с дурманом, это же ничего серьезного. — Ты все знала? — вдруг осознала Джейн. Вплоть до этого момента она совершенно не сомневалась в том, что подруга разделит ее потрясение и ужас — ведь как еще можно было реагировать на подобную информацию? Но теперь до Ватсон дошло — Мэри прекрасно знала о происходящем, и, более того, не считала это чем-то непостижимым и ужасным. Осознание привело Джейн в еще больший шок, и Морстен, заметив охватившие ее эмоции, тут же принялась оправдываться. — Да ладно тебе, Джейн, это же ерунда. Все иногда балуются — это почти как сигареты, только совершенно безвредно. — Ты серьезно? И ты тоже куришь? — Только изредка, — призналась Мэри, — И в каникулы, а не в школе. — Но почему ты мне ничего не говорила? — Ватсон отступила на шаг и скрестила руки на груди. — Потому что ты бы раздула из мухи слона. Вот прямо как сейчас. Так что я была права, что молчала. — Поверить не могу, — протянула Джейн, закрывая лицо ладонью. Ей казалось, у них с Мэри не было друг от друга секретов, она и представить не могла, что могла настолько ошибаться. — Да не будь такой занудой, Ватсон, — закатила глаза Мэри, устав оправдываться, — Я знаю, у тебя пунктик насчет алкоголя, сигарет и всего такого, но ты драматизируешь. Немного снять стресс никогда не повредит. Тебе, между прочим, тоже. — Ни за то! — в ужасе воскликнула Джейн, и Мэри тут же пошла на попятный. — Да я же шучу. Знаешь что? Давай просто вернем этот дурацкий пакет на место и забудем, ладно? — Я думаю, лучше отдать его преподавателям. — Джейн, — тут же взмолилась Мэри, хватая ее за руку, — Ты не понимаешь. Если преподы узнают, поднимется шум. Наверняка начнется расследование или типа того, и у полшколы будут проблемы. И у меня в том числе. — Ну и что? — сердито парировала Ватсон, — Раньше думать надо было. Говори, что хочешь, про отсутствие вреда, но это наркотики! — Джейн, да ладно тебе! Меня же из школы выпрут. Мне придется стать лесничим, как Хагрид, потому что больше меня никуда не возьмут. И тетя Розамунд меня убьет. Так что я стану лесничим-призраком, — Мэри попыталась пошутить, но шутка вышла слабая, — Джейн, пожалуйста! Ты же не хочешь, чтобы я влипла в неприятности, правда? — Нет, конечно, но… — Джейн замолчала в бессильном гневе, чувствуя, что ее загнали ее в угол. Разумеется, она не хотела проблем никому, особенно Мэри, но не могла же она просто сделать вид, что ничего не произошло. Мэри, может, и не видела в этом ничего плохого, но Ватсон довелось увидеть, как одна зависимость разрушает ее отца, вместе с жизнью Гарри и ее собственной. А если на то пошло, наркотики ведь куда хуже алкоголя. Даже в волшебном мире. — Это неправильно, — наконец выдавила она, не в силах выразить ту всеобъемлющую гамму чувств, захватывающую ее, когда речь, хотя бы косвенно, заходила о ее отце — тревога, гнев, печаль — Ватсон никак не могла облечь все это в слова. Что хуже — она видела, что не сможет переубедить Мэри в ее беспечности. Мэри не видела того, что годами наблюдала Джейн. От беспомощности горло вдруг сдавило, а в уголках глаз защипало солью. — Неправильно, знаю! — закивала Морстен, больше не споря, чтобы не расстраивать подругу еще больше, — Вот что, — предложила она и вытащила из кармана мантии волшебную палочку, — Давай сюда этот мерлинов пакет, я его уничтожу! Быстро вытерев так некстати навернувшиеся на глаза слезы, Ватсон смерила Мэри недоверчивым взглядом, но та смотрела так умоляюще, что Джейн устыдилась своего недоверия. Порывшись в сумке, она извлекла из-под учебников примятый пакетик, плотно набитый сушеными травами, и протянула его Мэри. — Эванеско, — коротко прицелившись, шепнула заклинание Морстен, и пакет, который так долго служил причиной тревог и беспокойства Джейн, вдруг испарился, словно его и не было, — Вот и все, проблема решена. Мэри торжественно улыбнулась, но Ватсон не спешила разделять ее радость. Все оказалось так просто — одно заклинание, и проблемы нет. Настоящее волшебство, о котором Джейн даже и не подумала, пока не спала ночами, пытаясь придумать, как же избавиться от чертового пакета. Почему-то ей даже в голову не приходило использовать заклинание. Иногда с Ватсон такое случалось. Та часть ее мировоззрения, в которой царила вера в логику и в законы физики, и которая до сих пор отказывалась верить в магию, порой брала верх. Привычки маглорожденных так легко не искоренялись. Иногда Джейн гадала, останется ли она навечно маглой, которой не место в мире магии. Ей должно было стать легче, едва проклятый пакет буквально растворился в воздухе, и все же тугой узел тревоги не спешил развязываться. Это казалось слишком простым, чтобы быть правдой. — А что, если его будут искать? — беспокойно спросила Джейн, — Вдруг узнают, что его забрала я, и что тогда? — Поверь, только идиот станет поднимать по школе панику из-за пакета наркоты, — поспешила успокоить ее Мэри, — Наверняка тот, кто его там оставил, сейчас сидит и трясется, как бы про него не прознали преподы. Так что давай забудем об этом, и все, ладно? Все это по-прежнему было неправильно. Ей просто хотелось, чтобы ничего этого не было, чтобы она никогда не находила этот пакет на той книжной полке и продолжала жить в спокойном неведении, но отмотать время назад было невозможно. Как раньше ничего уже не будет, Джейн это осознавала, но слова Мэри звучали убедительно. Или же Джейн просто хотелось, чтобы ее убедили. Ей хотелось забыть наконец о снедающей ее все эти дни тревоге и просто жить дальше, и теперь, когда пакет с травами больше не висел тяжелым камнем в ее сумке и на ее душе, это представлялось возможным. Противная головная боль, в последнее время ставшая ее неотступной компаньонкой, тугим обручем сжала виски, и Джейн понадобилась минута, чтобы собраться с мыслями и озвучить свой вердикт. — Ладно, — сдалась она, — Я никому ничего не скажу. — Правда? — обрадовалась Мэри, — Спасибо-спасибо-спасибо. — Но, — поспешила добавить Джейн, — При одном условии. Ты больше эту дрянь употреблять не будешь. — Да я и так нет, — закивала Мэри, — Говорю же, я только на каникулах, и то редко. — И на каникулах тоже. И если ты или я найдем еще, то сразу же уничтожим, ясно? — Ладно, договорились, — серьезно кивнула Морстен и без предупреждения заключила подругу в крепкие объятия. Чувствуя, как разрастается в висках головная боль, Ватсон слабо обняла Мэри в ответ и обессиленно выдохнула ей в шею. Усталость вдруг навалилась приливной волной, разливаясь в каждой клеточке тела. Она так устала. Устала и запуталась. Неопределенность всегда выматывала, а принятое решение — каким бы тяжелым оно ни было — всегда успокаивало, но сейчас решение облегчения не принесло. Обещание молчать, казалось, повисло на шее очередным камнем. Все это было неправильно, Джейн чувствовала нутром, но вдруг она и правда чересчур драматизировала? В конце концов Мэри ведь совсем не идиотка, она не стала бы делать ничего, что могло бы навредить ей или, тем более, разрушить ей жизнь. Да, она может быть безалаберной и безответственной, но она совсем не дура. Быть может, в Джейн просто говорила ее травма, связанная с отцом? Но ведь не все люди такие, как ее отец. Джейн не хотела называть своего отца слабым или безвольным — это была неправда — но он был… сломленным. Да, это слово подходило как нельзя лучше. Он так и не сумел оправиться после смерти мамы, и слабость одолела его. Но ведь другие люди не такие. Мэри уж точно не такая. Ей зависимость уж точно не грозит. Так что же плохого, если люди иногда немного курят, чтобы снять стресс? В конце концов в Хогвартсе действительно иногда стресса было слишком много. И ведь еще ни с кем ничего плохого не случилось, иначе все бы знали. Может, Ватсон действительно все преувеличивала из-за своей предвзятости? Уже позже, лежа в кровати, Джейн мысленно раз за разом повторяла себе эти аргументы, пока наконец не сумела почти заглушить внутренний голос, твердящий о неправильности всей этой ситуации. Ради Мэри Джейн была готова пойти вопреки своим принципам и совести, и все же несмотря на принятое решение молчать обо всем, она не могла избавиться от сомнений, глубоко пустивших корни в ее сердце. Снедаемая бессонницей и безотчетной тревогой, которая теперь, казалось, навсегда поселилась в ее мыслях, Ватсон никак не могла сомкнуть глаз и долго лежала, вслушиваясь в ночную тишину, наполненную свистом ветра за окном и тихим дыханием соседок по комнате. Мэри же мирно спала на соседней кровати, совсем рядом, как и всегда. Прежде присутствие подруги всегда дарило тепло, вместе с возможностью в любой момент разбудить ее и поделиться своими переживаниями — Джейн этой возможностью не злоупотребляла, но знала, что Мэри ничуть не разозлилась бы — раньше подруги часто шептались ночами, к вящему неудовольствию других девчонок, и чаще именно Морстен будила Ватсон, чтобы рассказать о приснившемся кошмаре или пожаловаться на гнетущие ее тревоги. Теперь же Джейн словно физически могла ощутить расползающуюся между ними трещину, тонкую, но почти осязаемую, как царапина на хрупком стекле. Чуть ли не впервые за все время, проведенное в Хогвартсе, Джейн вдруг почувствовала себя по-настоящему одинокой, и, как бы ни было горько это признавать, едва ли она могла винить в этом кого-либо, кроме самой себя.