Ушастый нянь

      — Тоша, — тихое тормошение за плечо заставляет продрать глаза и сфокусировать взгляд на источнике его сегодняшнего вялого состояния. Скашивает глаза в бок, два раза кликнув по экрану. Начало шестого. Приплыли.       — Мелочь, доброе утро. Болит что? — спрашивает он, потирая глаза. Те нещадно пекут, потому что уснул пару часов назад. Зачитался до утра. — Ты чего так рано подскочила?       — Антон, — Шастуна пугает такое обращение. Кьяра его никогда так не называет. А её взгляд, тот тоже непривычный. Скорее… Осуждающий? — Ты что, забыл?       Мужчина в сонном сознании пытается перечислить, что он мог забыть. Точно не день рождения, не праздники. Может, обещал что-то сделать? Но что они могли договориться делать до пробуждения Арса?       — Я не понимаю, о чем ты говоришь, потому что ещё не проснулся. Давай ты просто скажешь, о чём я забыл? — предлагает он. А сам задней мыслью вспоминает, что девочка заснула в комнате отца. — Папа спит ещё?       — Да. Дрыхнет как сурок, — фыркает Кьяра, после чего прикрывает рот обеими ладошками и хихикает. Она знает, что Антон посмотрит на неё неодобрительно, покачает головой, слегка закатив глаза, но ничего не может сделать со своим игривым настроением. Сегодня ведь такой день. — Я попыталась его разбудить, но он не встал, — её игривость быстро испаряется. Она залезает на высокую кровать и садится на колени, вперивая лазурный взгляд в няня.       Прикрытая смежная дверь отворяется, когда Печенька пихает её тёмной лапой. Кошка вальяжно проходит по всей комнате, совершая круг почёта, после чего одним прыжком оказывается на кровати рядом с Кьярой.       — Вот, Тоша, даже Печенька помнит, — бурчит она, явно начиная обижаться.       — Ну что я сделал, Мелочь? — тяжело вздыхает Шастун, опираясь спиной на подушку.       — Какое сегодня число? — спрашивает она, подхватив животное на руки.       — Шестнадцатое вроде, а что? — он точно ничего не планировал на эту дату, уверен на все сто. Тогда чего от него хочет Кьяра?       — Как «что»? — она восклицает это настолько высоким голосом, что Печенька взволнованно дёргается и перебирается на руки к мужчине. — Ты мне сказал в ноябре, что ёлку наряжать рано. Было такое? — он кивает, вспоминая разговор, случившийся неделями ранее. — А что ты сказал потом? Что украшать дом надо в конце декабря, — как ребёнку втолковывает она. — А сегодня уже шестнадцатое. И если округлить, что это уже конец декабря. Нам обязательно надо сегодня украсить всё.       Шастун тяжело вздыхает и негодует про себя: вот зачем он так продвинулся с Кьярой в математике? Ну ведь округление чисел проходят в пятом или шестом классе. А тут, где-то с неделю назад, она вдруг спросила, почему в каком-то шоу по телевизору, которое они слушали фоном, пока прибирались в гостиной, сказали, что шесть целых и восемь десятых — это семь. Её совершенно не волновало, что такое десятые. Вопрос возник, потому что женщина приравняла шесть и семь. Вот и пришлось ей объяснять в общих чертах округление. Что ж, остаётся только радоваться, что его уроки не проходят бесследно. Она действительно что-то запоминает.       — Я боюсь даже представить, что вы украшаете на Новый год, — честно признаётся Антон.       — Как это что? Мою комнату, коридоры, ёлку, иногда игровую, кухню, гостиную, а ещё сам дом. Ну, с улицы.       — Фасад, Мелочь, это называется фасад.       — Вот его, да. Ещё Серёжин домик снаружи, но он не очень любит всё украшать, потому что потом нужно это убирать, — она укладывается рядом, обнимая Печеньку, которая даже не предпринимает попыток сопротивления.       — А как же папа? Он работает. Думаешь, ему не будет обидно? — Антону кажется, что ещё рано для новогоднего настроения, но расстраивать подопечную не хочется.       — Ой, он всё равно делает это только ради меня. Я слышала, он когда-то говорил об этом Серёже.       — Хорошо, если он согласится, то сегодня начнём.

***

      Арсений сказал, что абсолютно не обидится. И ехидно улыбнулся Антону. После чего чмокнул его в щёку на прощание и пожелал удачи, свинтив на работу на час раньше положенного. Ещё даже не рассвело толком! Шастун задумался о том, насколько это будет энергозатратно. Он-то уже лет десять как не наряжал ёлку и не украшал дом. Просто к этому празднику одиночества относился безразлично. Домой уезжать не получалось, поэтому он готовил себе салаты и встречал год под какой-нибудь душевный фильм.       Быстро перекусив, Кьяра вскакивает с места и ведёт его на третий этаж. За окном всё ещё темно. Часовая стрелка показывает только половину седьмого. Этот день будет бесконечно длинным. А Мелочь максимально энергична и взбудоражена. Они проходят в самую глубь коридора, минуя гостевую, кабинет и кинозал. Проходя мимо спальни Арса, он тормозит. В голову навязчиво лезут мысли о том разе, когда он впервые оказался там. Но Шастун мотает головой и возвращает внимание к девочке. Они доходят до учебного класса и Кьяра заходит туда, добираясь до незаметной двери за книжным шкафом. А ведь мужчина даже ни разу не видел её. Хотя, если быть честным, он с Кьярой занимается в гостиной либо в детской. А тут она занимается с преподавателями.       Когда включается свет, у Шастуна падает челюсть. Как в тех мультиках, прямо до пола. Средних размеров комната забита коробками от и до. На каждой есть подписи. Он едва не выругивается вслух, но вовремя прикусывает язык. Тут же и чемоданы расположились, которые несколько недель назад Шастун не знал, куда деть.       — Вот это да, — тихо шепчет он, боясь даже представить, что из этого украшения.       — Вот тут ёлочка, — девочка берёт на себя роль управленца, указывая пальчиком на высокую коробку, — Папуля не любит настоящие, говорит, что они осыпаются, а ещё и природу портит вырубка, — она указывает на следующую коробку, а после на ещё несколько. — Елочные игрушки, мишура, венки, ветки, гирлянды.       Кажется, она перечисляет неприлично долго, но Шастун слушает и запоминает, параллельно начиная вытаскивать эту гору. И почему они хранят всё это на третьем этаже? Неудобно же спускать каждый раз.       Кьяра порывается помогать, Антон не запрещает, но отдаёт ей самые лёгкие контейнеры. Они выносят всё в коридор, складируя около лестницы. Начать они решают с коридора на третьем этаже, но прежде спускают по очереди свою ношу в гостиную.       — Мелочь, игрушки не тащи, я сам спущу. Тяжело для тебя. Хорошо? — девочка кивает, переключаясь на кошку, которая всё это время с интересом наблюдает за человеками.       Он уже оказывается на первом этаже, когда слышит оглушительный грохот, словно что-то — или не дай бог кто-то — кубарем слетает с лестницы. Сердце за мгновение оказывается в пятках. Он даже не помнит, как оказывается в пролёте между этажами. Кьяра стоит наверху, прижав ладошки ко рту, в глазах её блестят слёзы, которые уже начинают скатываться по щекам.       — Тоша, прости, — она порывается спуститься, но Шастун на автомате вскидывает руку, безмолвно приказывая остановиться.       — Ты не ударилась? — он не рискует подниматься к ней, потому что осколки фарфоровых игрушек и стеклянных шаров на ёлку валяются по всей лесенке. — Не порезалась?       — Нет, всё хорошо. Тоша, я хотела тебе помочь, — тараторит она, срываясь на всхлипы. — Я всё испортила, — да здравствует детское рыдание.       — Так, Мелочь, не реви. Ничего катастрофического не произошло. Главное, что ты не поранилась. Но теперь ты наглядно увидела, почему нужно меня слушать, да?       Она быстро кивает головой, опускаясь на пол. Кошка, взъерошенная от ужаса, выглядывает вниз, опускает лапку на ступеньку, явно собираясь изучить место происшествия.       — Кьяра, Пушистого Следопыта тоже держи, — велит он, отмахиваясь от того, что перенял от Арсения привычку называть животное одноразовыми кличками под стать ситуации.       — Хорошо, — хватает она кошку, продолжая плакать.       Антон уже знает, что успокаивать её словами нет смысла. Нужны объятия. Кьяра слишком тактильный ребёнок. Поэтому Шастун, перепрыгивая ступеньки, спускается за мусорным ведром и веником. Повар, с которым у него отношения как-то не сложились — вероятно из-за того несчастного борща, который забраковала девочка, — спрашивает, что случилось, но он только отмахивается. Слишком долго объяснять.       Незапланированная уборка занимает чуть больше времени, чем планировалось. Мелкие осколки оказались везде. Даже в самом низу. Поэтому когда он добирается до Кьяры, та уже не плачет. Только всхлипывает, продолжая сокрушаться на тему того, что теперь им нечем украшать ёлку и вообще она всё испортила.       — Так, я сейчас быстро закажу гирлянды, и мы всё исправим. Не переживай. А вот папе придётся рассказать, — она недовольно кивает. Да уж, с таким настроем дело не продвинется. — Если хочешь, можем перенести на завтра. После французского.       — Нет, хочу сегодня.       — Тогда начнём. Я пока сделаю заказ, а ты тащи ножницы и скотч. Только не беги, аккуратно!       И они принимаются за работу. Шастун открывает дверь в спальню Арсения и просит Алису включить новогодний плейлист. По всему этажу разносятся аккорды «январской вьюги». Он выносит из учебной комнаты стул и продумывает, как будут украшать. Кьяра предлагает повесить гирлянду на потолок, Антон же видит это по-другому. По итогу спустя пять минут баталий, они приходят к общему решению: на одном этаже делают так, как хочет Кьяра, на другом — как хочет Шастун.       И работа начинает кипеть. Девочка подаёт скотч, он стоит на стуле и приклеивает украшение. То, что сначала казалось простым, на самом деле оказывается адским трудом. Приходит понимание, почему Арсений так легко отказался от этого мероприятия. Плут, решил, что спасётся. Ну уж нет, Антон уже придумал, что делать с ёлкой, а потому они припашут и главу семейства.       Спустя час гирлянда тянется зигзагом по всей площади потолка, а между светодиодами висят пластиковые шарики для ёлки. Кьяра помогала нанизывать их. Антон пишет Арсению, что им нужно по меньшей мере пятнадцать умных розеток, потому что он представил, как муторно будет включать и выключать это каждый день. На что Арс отвечает, что все гирлянды с пультами, но он заскочит в магазин. И что постарается приехать пораньше. Второй коридор идёт легче. Они работают слаженно, даже Печенька помогает, растаскивая кусочки скотча по всему полу. Ну, да, помощь у неё своеобразная, но как умеет.       По итогу, ближе к одиннадцати у них не готово ещё ничего, если сравнивать с полным планом дел. И если у Кьяры сил ещё много, то Антон вымотался, будучи неготовым к физическим нагрузкам. Второй завтрак или обед — он так и не понял, что это — проходит быстро и в тишине. Девочка даже не морщится на гороховый суп. После чего просит немного погулять на улице перед дневным сном, потому что пока слишком много энергии. Шастун спрашивал у Арсения, почему тот заставляет спать дочь днём, на что получил ответ: «Мы пытались её отучить год назад, но Мартышка уставала, к вечеру была без настроения. Да и встаёт она рано, поэтому пока хочет и есть возможность — пусть спит».       Одевшись, они выходят на заснеженный двор. Кьяра укутана большим шарфом, который закрывает половину лица. Смешная шапка с ушками торчит из-под капюшона. Девочка фыкала и вертелась, пока он помогал ей обуться: в дутых болоньевых штанах это тяжело. Смотря на белую красоту вокруг, Шастун вдруг закусывает губу — его прошибает идеей. Он буквально загорается ею, вспоминая свою детскую мечту.       — Кьяра, у меня предложение, — кричит он, потому что девочка убегает к качелям, — давай сделаем горку? Чтобы на ледянках кататься.       — Да! Давай! — Флэш по сравнению с ней явно черепаха, потому что ребёнок оказывается рядом с ним за считанные мгновения.       Вооружившись лопатой, Шастун начинает закидывать снег в садовую тележку. Кьяра же скатывает ком, чтобы докатить его до выбранного места. Охранники выглядывают из своего стационарного пункта, спрашивая, нужна ли помощь. Антон не успевает ответить: Кьяра говорит «да». В какой-то момент охранник говорит, что в сарае есть снегоуборщик. С ним дело идёт быстрее. Радует, что начало декабря было снежным. Шастун, чередуясь с Поповым, периодически чистили дорожки, но сугробы всё равно оказались Кьяре едва ли не по бёдра. Арсений планировал вывезти всё со двора на этих выходных, и Шаст неимоверно рад, что тот не успел. А так, двух зайцев одним выстрелом: и снег уберут, и горку сделают.       К трём часам дня неподалёку от дома Матвиенко образовывается огромный сугроб. Кьяра пару раз прыгает в него, оказываясь в снежном плену. Девочка хохочет, что не может не радовать самого Антона. Он тайком снимает видео и скидывает его Арсению. Немного подкатывает грусть, потому что хотелось бы, чтобы в эти моменты он был рядом. Но работа на то и работа. Тем более конец года везде и всегда тяжёлый.       Мужчины не без труда начинают утрамбовывать гору, параллельно прикидывая, хватит ли им снега. Кьяра в этот момент скатывает комья, чтобы слепить снеговика. Она громко рассказывает, что найдёт пуговицы и морковку, чтобы сделать его красивее и праздничнее. Щёки у неё алеют на пощипывающем морозе, но Антон не переживает, так как уверен, что одета она достаточно тепло. Малышка постукивает лопаткой по шару, после чего докидывает снега и укрепляет основание. Настолько кропотливо собирает она снеговика.       Проходит пара часов, прежде чем во дворе появляется черновой вариант горки. На её вершине организована посадочная площадка. Антон благоразумно решает, что для ватрушек высота будет маловата, поэтому ширину мужчины делают небольшую. Бортики формируют охранники. Кьяра за это время успевает сбегать в дом и украсть из холодильника морковку. В какой момент на снежном человечке появляется один из самых её нелюбимых шарфов, Шастун сказать не может.       Когда они остаются удовлетворёнными получившимся результатом — стрелка часов переваливает за три часа. Антон устал, но настроение прекрасное. Мелочь ещё с час назад заявила, что хочет отдохнуть в доме. Он не стал возражать и позволил ей быть одной. Скидывает с себя одежду, будучи насквозь промокшим. Ему бы чаю горячего попить, да в душ сходить. А ещё перекусить не мешало бы — уличные приключения отняли много калорий.       — Тоша, вы закончили? — доносится голосок с кухни. Антон вешает верхнюю одежду и плетётся на звук. Он был уверен, что малышка спит. — А я тебе чай заварила. Зелёный, как ты любишь, и салат положила. Ты, наверное, голодный, да? Я уже поела, но немного, даже подремать успела.       Печенька ластится о его ноги, а Шастун замирает, рассматривая дымящуюся кружку с чаем и салат с филе индейки и грибами, который Арс привёз из ресторана напротив офиса. Антон не понимает, в какой момент Кьяра выросла настолько, что уже может позаботиться о нём. Хочется предостеречь о чайнике, что он тяжёлый, что она могла обвариться, но, кинув взгляд на столешницу, он понимает, что налила она минимум. Как раз из этого расчёта.       С этими мыслями Шастун опускается на барный стул, принимаясь за перекус. Но, не успев донести вилку до рта, он получает осуждающий взгляд и напоминание, что руки-то не помыты. Приходится плестись в туалет на первом этаже, чтобы выполнить приказ маленькой командирши.       Силы и энтузиазм появляются по мере того, как он поглощает салат и согревается. Воодушевление, что Новый Год, если ещё не на пороге, то точно приближается, разрастается где-то внутри. Он уже представляет, как красиво будет выглядеть гостиная и ель недалеко от дивана. Единственное, червячок прагматизма выгрызает на подкорке сознания мысль о том, что это не практично, всё равно потом придётся убирать это всё. Но Антон натравляет на него своего внутреннего ребёнка, который рассуждает, что раз они с Кьярой украшали — Арс будет убирать это всё. Нет, он, конечно, поможет, но не будет делать всё сам.       Афигевший с количества украшений курьер привозит больше километра разных гирлянд и других приблуд. Антон, только принявший душ, благодарит его, оставляя небольшие чаевые наличными. Как-никак добираться до них неудобно. Он показывает Кьяре, как будет выглядеть ёлка на референсах из пинтереста, получив в ответ восхищённое «вау!» вырывается из неё, стоит заметить сотни, если не тысячи, огоньков. Но она разумно заявляет, что ей быстро надоест наматывать тонкую проволоку со светлячками на веточки ели, поэтому ей нужно другое задание. Антон, немного поразмыслив, вытаскивает из пакета — одного из семи — гирлянду-штору и мишуру в виде елочных ветвей. Рассказывает, как правильно наматывать, в какой последовательности, и отправляет ребёнка украшать перила лестницы.       Шастун понимает, почему именно Арсений так спокойно свинтил из дома. Энтузиазма в девочке столько, что её энергией можно освещать весь посёлок, ещё и ближайшие километры МКАДа. Она болтает, практически не переставая. Просит Алису включить те или иные новогодние песенки, подпевая им во весь голос.       Пальцы у Шастуна через пару часов болят нещадно. Кто бы мог подумать, что ель в высоту около трёх метров, и ему практически километра «росы» хватит впритык. Мужчина обматывает каждый ярус отдельной гирляндой, чтобы потом, после праздника, не пришлось это всё разматывать. А это было бы отдельным видом пытки, так как он обматывал практически каждую еловую веточку.       На улице начинается метель. Антон пишет Арсу сообщение, в котором просит быть осторожным за рулём. Тот сегодня уехал с Серёжей. Тот отвечает, что всё будет зависеть исключительно от Матвиенко. Он не успевает ответить, потому что слышит шум мотора. Кьяра бежит к панорамному окну, чтобы оповестить: папуля приехал раньше времени. Шастуну безумно хочется повиснуть на шее мужчины, как это делает девочка. Но он лишь широко улыбается и едва кивает ему.       — Мартышка, разбирай переходники для розеток. Можешь пока воткнуть их, куда нужно, чтобы я потом настроил. И кстати Серёжа скоро тоже придёт, будет помогать нам.       Он ещё не видит масштаба «проблемы». И, наверное, это хорошо, так как по всей гостиной разбросаны игрушки, мишура, гирлянды. Печенька разгрызла коробку с пластиковыми шарами для ёлки, и теперь не без удовольствия гоняет один по всему этажу, нападая на красного хищника.       Арсений выглядывает из-за фитостены, убеждаясь, что дочь скрылась наверху, и скидывает зимнее пальто, притягивая Антона к себе. Длинные пальцы за секунду пробираются под домашнюю футболку и находят ямочки на пояснице. Шастуна мурашит от происходящего. И он тычется носом в тёплую шею. Приходится согнуться, но это абсолютно не проблема сейчас. От Попова пахнет морозом, мятой и чем-то настолько родным, что щемит сердце. В какой момент он настолько прочно засел в Антоне? Когда успел обосноваться в его мыслях?       Ответов нет.       — Я вообще-то надеялся на приветственный поцелуй, — хрипит Арс ему на ухо, когда губы Шастуна на ощупь находят пульсирующую артерию. Он чуть прикусывает её, замечая, как мужчина тяжело сглатывает.       Ладони с ямочек перемещаются на бока, пальцы вжимаются в теплую кожу, обжигая холодом. Но это настолько правильно, настолько хорошо и уютно, что Антон даже не думает сопротивляться или возмущаться, что его тут — вообще-то! — морозят.       Он запускает одну руку в отросшие волосы, а вторую нагло оставляет в считанных сантиметрах от упругой задницы. Арсений наигранно возмущенно фыркает, но тут же шипит, так как Антон размашисто проводит языком от ямки между ключицами до Адамова яблока.       Это то, о чем Попов думал весь день, но никак не то, чем они должны заниматься в гипотетическом поле зрения Кьяры. Но мысли убегают из головы, как тараканы при включении света. Он уже не думает ни о чём, кроме как о горячем языке, кружащем под челюстью.       Он не выдерживает первый. Хватает Шастуна за шею, но не сжимает, только направляет голову так, как ему нужно. Большим пальцем приподнимает подбородок, ощущая под мягкой кожей ладони подрагивающий кадык. Впивается своими губами в чужие. И поцелуй обжигает в первую секунду. Антон теплый, податливый. Пахнет домом и счастьем. В то время как Арсений успел продрогнуть, пока осматривал шедевр дочери — перекошенного снеговичка из двух неровных комьев снега — во дворе и обалдевал от того, что около дома Матвиенко появилась самая настоящая горка, которую оставалось только залить водой и подождать, пока застынет.       Они не пересекают черту французского поцелуя. Арсений смещает пальцы на заднюю часть шеи, поглаживая большим линию челюсти. Антон перебирает пальцами мягкие и пушистые пряди волос, посылая импульсы тока вниз.       Арсений начинает кусаться — Антон не отстаёт. Арсений наклоняет голову чуть влево — Антон отражает его действие в другую сторону. Они чувствуют друг друга на каком-то слишком тонком для понимания уровне. В какой-то момент пара меняет положение. Теперь Шастун зажат между входной дверью и твёрдым телом, которое постепенно начинает источать жар.       Опора за спиной Антона пропадает слишком резко. Поцелуй прекращается мгновенно. Попов реагирует быстрее — пытается удержать одну ладонь на талии, а второй — схватить его руку. Но всё тщетно. От столкновения с плиткой крыльца его спасает Матвиенко. Что довольно иронично, потому что именно он и стал причиной коллапса.       — Блять, только не говорите, что вы сосались, — бурчит мужчина, нервно помогая Антону восстановить равновесие. — Ну заходил же всегда через кухонную дверь, чёрт меня дёрнул сейчас через главный вход идти. Хоть бы Карапуза постеснялись.       Шастун краснеет, что называется, с головы до пят. По крайней мере уши, щёки и шея покрываются пунцовыми пятнами за секунды. Он был не готов оказаться застигнутым врасплох. Вот абсолютно не был готов. Арсений же, наоборот, выглядит каким-то подозрительно довольным. И от этого Шаст немного успокаивается, ведь напрямую они ещё не показывали своих чувств. Он порой думал о том, как это будет. О том, что парни уже знают — он не сомневается ни на секунду. Но вот готов ли Арсений к публичному проявлению чувств — вот это был большой вопрос.       — А она умотала куда-то наверх. И мы бы явно услышали шаги, — парирует Попов, незаметно цепляясь своим мизинцем за чужой.       — Чьи шаги? — раздаётся откуда-то из-за фитостены. Антон вздрагивает и переглядывается с Арсением, который уже не кажется таким уверенным. — Серёжа!       Кьяра крепко обнимает его, после чего, дождавшись, пока мужчина снимет обувь и верхнюю одежду, тащит его на третий этаж, чтобы «показать красоту». Арсений громко присвистывает, увидев гостиную. Печенька, увидев хозяина, толкает ему лапкой ёлочный шар. Попов раздумывает совсем недолго, после чего пинает его в ответ. Кошка, пробуксовав на скользкой поверхности, несётся следом.       — Скажи мне: тут произошёл взрыв завода новогодних украшений? — спрашивает он, указывая на весь этот беспорядок.       — Нет. Нечего было покупать такой огромный дом — не пришлось бы столько всего украшать. Ты голодный? — Антон вполне готов оторваться от своего занятия и сделать перерыв, чтобы накормить ужином Арса.       — Не совсем. Мы с Серым и Позом заехали перекусить, — он похож на провинившегося школьника. — Наелись бургеров.       — Арсений Сергеевич, какой ужас, — притворно возмущается Шастун, после чего смеётся. — ну, значит, переодевайся и присоединяйся к этой пытке. Тут осталось полтора яруса всего.       Стоит ему подняться на второй этаж, как рот приоткрывается. Кажется, в этом доме ещё никогда не было так красиво. Там, где у всех находятся плинтуса — неважно, напольные или потолочные, у них всё равно в доме плинтусов нет, — теперь проложена тёплая гирлянда. Все наличники дверей также окантованы светлячками. Основной свет выключен, как и напольная подсветка, но гирлянда дарит волшебную атмосферу. Сразу же приходит сравнение с грузовиком из рекламы Coca-Cola. Теперь он понимает, зачем нужно было столько «умных» розеток. Включать и выключать каждую вручную можно заколебаться откровенно так.       На его этаже не менее красиво. Кьяра рассказывает Серому, как придумала украшение. И, едва заметив отца, вдруг тушуется.       — Ты что-то натворила? — спрашивает он, прекрасно зная это выражение лица.       — Я не послушала Тошу, — она не боится, что её отругают. Не боится разочаровать отца. Её никогда не били. Папа хоть и строгий, но справедливый. Вот только она прекрасно знает, что в той коробке была одна очень важная игрушка. Фарфоровый ангелочек. Кьяра понятия не имеет, откуда он взялся в их жизни, но сколько себя помнит, он был. И папа всегда просил быть с ним очень аккуратной.       — И что произошло? — Матвиенко дважды проводит ладонью по детской макушке, показывая свою поддержку.       — Я разбила все ёлочные игрушки. Поэтому Тоша мотает на неё гирлянду, — признаётся она, горестно вздохнув. Кьяра готова к наказанию, потому что знает, что это будет честно. — И ангелочек тоже разбился.       Арсений сначала даже не понимает, о чём речь. Но постепенно до него доходит. Он даже не сразу осознаёт, что чувствует. Точнее, не может распознать, какие испытывает эмоции. Эту статуэточку Алёна подарила ему, когда они только-только начали встречаться. Первый подарок. И он сам не понимает, почему продолжал хранить его после развода. Может быть, потому что тогда она сказала «Представь, если это станет той самой вещью, которую передают из поколения в поколение». Видимо, это настолько засело в подсознании, что он холил и лелеял эту игрушку. Но теперь пришла пора полностью избавиться от прошлого.       Если так посудить, от Алёны сейчас осталась только Кьяра. И это то самое напоминание, которое стоило пережитого.       — Что Антон сказал?       — Что теперь я должна понять, почему нужно его слушаться, — реакция родителя девочку удивляет. Ругаться, видимо, никто не собирается.       — Ну и правильно. Ничего страшного, купим новые игрушки на ёлку, — он обнимает дочь, оставляя поцелуй на макушке. — Пойду переоденусь.       Почему-то его накрывает облегчение.       Антон показывает, как лучше всего наматывать гирлянду. Объясняет, почему это лучше делать, когда она включена. Так лучше видно результат, нет ли где-то проплешин. Матвиенко, который в своём доме не украшает ничего, с радостью попадает под руководство Кьяры, которая просит его помочь намотать на перила ещё и красные ленточки, которые «прекрасно подойдут под атмосферу Нового Года».       Арсений с Сергеем рассказывают, что происходит на работе. Попов объявляет, что на следующий день ему нужно будет только съездить на встречу с утра, но в обед он уже будет дома, а значит, можно будет доделать горку и украсить фасад. Кьяра счастливо хлопает в ладоши, заявляя, что это лучший день за весь декабрь.       — Тоша, — заискивающий тон уже не предвещает ничего простого. — А я тут подумала.       — Это уже чревато, — шепчет Матвиенко, пока забирает из пакета рядом с Арсом и Шастом гирлянду для панорамного окна. — Нахер вам столько гирлянд? Можно основным светом вообще не пользоваться, — Кьяра не слышит этого, будучи полностью заинтересованная в том, согласится ли Антон на её авантюру.       — А помнишь, ты рассказывал мне про имбирные пряники?       — Сейчас? — измученно тянет Шастун, понимая, на что намекает подопечная.       — Ну да, ещё же не поздно.       — Мартышка, у нас может не оказаться специй, может, завтра? — Арсений видит, что Антон не очень хочет, но при этом понимает, что дочь расстроится, если сейчас ей откажут. И, как бы это ни было не педагогично, но расстраивать её не хочется.       — А я уже всё проверила, пока Тоша возился с горкой. Все специи есть, — она подлетает к Шастуну, обнимая.       После чего хитро подносит руки к его уху, прикрывает рот и шепчет:       — Мы оставим папулю и Серёжу украшения доделывать, будем руководить. А сами быстро сделаем печенье. Ты будешь тесто замешивать и раскатывать, а я вырезать печеньки. А с утра всё украсим. А пока всё будет печься — ты будешь отдыхать.       Антон искренне старается не рассмеяться. Её детская непосредственность настолько ярко проявляется в этот момент, что умиление бьёт под дых. А ведь это её своеобразный способ проявления заботы. Она искренне верит, что выпечка будет менее энергозатратна, чем украшение. А после он вспоминает, как Арсений свинтил на работу, ехидно желая ему удачи.       — Знаешь что, а давай. А папа с Серёжей дособирают ёлку, украсят окно, повесят венки.       — Да, да, а ещё надо собрать ёлочки для крыльца, чтобы как в прошлом году было, папуля! — подключается девочка. — И я не нашла фигурку оленя и деда мороза. Их нужно найти и тоже поставить. А ещё мне кажется, что нужно украсить Олафа. Ему не очень подошёл мой шарф, нужно поменять на мишуру. И я пуговки для глазок ему не нашла.       — Откуда у нас появился Олаф? — Арсений не совсем понимает быстрый поток заданий от дочери.       — Пап, ну ты чего, — Антон сам попал под воздействие этой интонации утром. Тот же взгляд, те же обиженные нотки. — Ты что, не видел во дворе снеговика, которого я слепила?       — А, ты про это, — тянет он, пока Матвиенко скатывается куда-то за диван в истерике. Он как никто другой видит, что в Кьяре начал проявляться характер Попова. Требовательная, властная, идёт к своим желаниям. Ещё и возмущается так же.       — Так, ну вы всё поняли? — деловито спрашивает девочка, поднимаясь на ноги. Она протягивает ладошку Антону, чтобы помочь подняться. — Серёжа, ты следи за папулей, чтобы он всё сделал красиво.       — Эй, Мартышка, ты никогда не жаловалась на мои навыки дизайнера, — возмущается Попов, не понимая, с какого перепуга дочь сегодня особенно характерная.       — Я хорошая актриса, папуля. Ты сам так говорил.       — Кажется, она взрослеет, Граф, — Матвиенко постукивает его по плечу, понимая, что это уже не та Карапуз, которая не имела своего мнения, а слепо шла за людьми, которых считала героями. Она становится взрослее, у неё сильнее начинает проявляться своя позиция на те или иные вещи.       А они, кажется, стареют.

***

      Кьяра вырубается на барном стуле, положив голову на сложенные руки. Первые пряники она дождалась. Один даже попробовала, на большее её не хватило. Чересчур насыщенный день. Она не отлынивала от работы, помогала Антону: подавала все ингредиенты, ополаскивала посуду, составляла в посудомойку, даже сделала сама айсинг, чтобы на следующий день разукрасить получившихся человечков, снежинок и оленей.       Но и её батарейка не оказалась вечным двигателем. Как только Шастун отправил в духовку третью партию и обернулся, увидел мило сопящую Кьяру, рядом с которой на тарелке лежали остывшие пряники. Он просит Арса отнести дочь в комнату, чтобы она не свалилась со стула. Мелочь даже не просыпается, когда он подхватывает её на руки. Шаст понимает, что она либо проспит до утра, либо подскочит ночью, выспавшись. И тогда её режим пойдёт по одному всем известному месту.       Сергей заявляет, что устал и уходит к себе. Арсений возвращается и начинает настраивать розетки. Он благодарит Антона за то, что дочь так счастлива. Она буквально светилась этим вечером.       — Что-то мы количество не рассчитали, — чешет Шастун затылок, осознавая, что на всех поверхностях остывают пряники. Кажется, два килограмма теста было слишком много… — Может, украсим половину, и ты завтра отвезёшь пацанам? Думаю, мелкие будут рады.       — Шаст, не могу поверить, что ты не устал, — Попов встаёт за его спиной, обвивая руками за талию. — Пойдём спать.       — Нет, Арс, нужно доделать уже. Часть сейчас сделаем, глазурь завтра ещё намутим, с Кьярой разрисуем. Поможешь? — он оборачивается, сразу же получая в ответ быстрый чмок. Арсений улыбается, его глаза горят. Он искренне счастлив.       — Командуй, что нужно делать.       Работа начинает кипеть. Попов достаёт из холодильника специальный айсинг для контура, под чутким руководством Антона загружает половину в кондитерский мешок. Сам Шастун в этот момент добавляет пищевой краситель в другую часть. Он открывает на телефоне картинки того, как должно получиться, на что получает в ответ скептический взгляд. Мол, ты сам-то веришь, что у меня получится так же аккуратно? Антон только кивает ему, продолжая немой диалог.       Они работают конвейером. Сначала делают контуры одинаковых фигурок. Попов разрисовывает снежинки, но получается откровенно плохо. Он в тихую съедает несколько особенно неровных, думая, что его не палят. Как ребёнок, ей-богу. Антон же делает окантовку оленей и снеговиков на обычных круглых пряниках.       — Нет, Арс, подожди. Ты держишь не под тем углом, — Шастун откладывает свой мешок и встаёт за спиной мужчины. Благо рост позволяет видеть то, что перед ними.       Он кладёт пальцы на его, полностью прилегая чувствительной кожей ладони к тыльной стороне. Он чувствует подрагивание его пальцев. Приходится сглотнуть тяжёлый ком, вставший в горле. После их отпуска отношения накалились. Простых поцелуев перестало хватать.       Шастун ставит вторую руку на столешницу, тем самым перекрывая пути отступления. Они меняются местами, и обоим это нравится. Арсений прикрывает глаза, чуть откидывая голову на плечо с острой ключицей. Шею щекочет горячее дыхание. Какие там пряники, когда за спиной жаркое тело, что буквально обжигает его через два слоя футболок.       — Арсений Сергеевич, сосредоточьтесь, пожалуйста, у нас тут вообще-то ювелирная работа, — голос Антона тихий, практически на уровне шёпота, но такой отрывистый, низкий и тягучий, что в животе реакция скручивается в узел. — Ты неправильно начинаешь. Видишь, получается клякса, — Антон чуть склоняется, тем самым вжимая тело в тело Арсения.       — Вижу. Как нужно? — срочно нужна вода, иначе следующий ответ закончится надрывным кашлем.       — Аккуратно надавливаем, — Шастун явно где-то учился на гипнотизёра, иначе объяснить собственный транс Арс не может, — и не держи мешок перпендикулярно. Наклони на сорок пять градусов в ту сторону, в которую ведёшь линию.       Попов честно пытается первые несколько секунд выполнять советы. Но хватает ненадолго. Вскоре он просто расслабляет руку, позволяя Антону делать всё, как нужно. Они декорируют в таком положении всего два печенья. После чего Шастун как ни в чём ни бывало отходит к своему месту, напоследок оставив фантомный отпечаток губ на загривке. Судя по закушенной в попытке скрыть улыбку губе, он начал игру. Сам не понимая, что первый же и сдастся.       — Что-то слишком жарко стало, не находишь? — Арсений стягивает с себя чёрную футболку и аккуратно пристраивает её на стуле. Печенька, что до этого дремала на спинке дивана, вдруг поднимает голову, внимательно всматриваясь в то, что происходит на кухне, и словно понимает, что нужно ретироваться, поэтому бесшумно спрыгивает с насиженного места и отправляется на второй этаж.       Мужчина специально не смотрит на Шастуна. Но прекрасно чувствует на себе его взгляд. Да, он любит себя и своё тело. Не зря же несколько раз в неделю проводит в спортзале по часу, а то и больше. Он прекрасно осведомлён о том, что выигрышнее всего повлияет на Антона, ведь и мужчину, и его фетиши Арс изучил довольно неплохо.       Тишина разбавляется ленивым джазом, услужливо включенным всё той же Алисой. Шастун продолжает смотреть. Украдкой, быстро, но продолжает. Стоит ли говорить, что печенье его уже совершенно не интересует. А края линий и у самого перестают быть ровными.       — У тебя здесь криво получилось, — теперь очередь Арсения скрывать ухмылку. Антон фыркает, но пытается исправить ситуацию зубочисткой. — Кстати, из чего этот твой айсинг? Вкусный.       — Сахарная пудра, яичный белок и лимонный сок.       — Какой ужас, мало того, что сырой белок, так ещё и гольный сахар, — цокает Попов, при этом открывает рот и закидывает голову, чтобы выдавить немного. — Блять!       Что-то идёт не так. Либо Арсений нажимает слишком сильно, либо корнет попался с браком. Не важно, что становится причиной. Важно то, что в один момент на губах, шее и груди оказываются красные капли. Антон бы рассмеялся, да не получается. Желание вдруг вспыхивает где-то под рёбрами с такой силой, что сдерживать себя не получается.       Он в два шага преодолевает расстояние между ними, не сводя взгляда с капель, что начали стекать вниз, оставляя за собой багровые дорожки. И на фоне практически белоснежной кожи это смотрится неправильно в той же мере, в какой и привлекательно. Арсений не замечает ни голодного взгляда, ни приближения Шастуна. Он уже тянет к губам салфетку, когда руку перехватывают.       — Шаст, ты, — он не успевает договорить. Антон сцеловывает с его губ айсинг.       — У меня есть более интересный вариант убрать всё это безобразие, — ему бы тоже глотнуть чего-нибудь. Слова путаются в зубах, поэтому фраза получается заторможенной.       Арсений понимает, к чему идёт дело, поэтому откладывает салфетку и, раскинув руки, хитро улыбается. Делает два шага назад и упирается в столешницу.       — Бери всё, что захочешь, — хрипит он, открывая больше доступа к шее.       На самом деле, пока что приятного мало. Соски твердеют, но пока не от возбуждения, а от того, что эта блядская жижа хранилась в холодильнике.       Антон слизывает самую первую дорожку, что уже практически достигла ключицы. Как парой часов ранее в коридоре. Одним размашистым движением языка. У Арсения появляется вопрос о том, что ещё умеет этот язык. Ведь, насколько он знает, у Шаста были отношения с мужчинами. А значит, навыков всяко больше, чем у него.       Полосу с груди он начинает сцеловывать. И Арсений плавится как галлий от теплоты рук. Правда, в его случае от температуры губ и языка, но кого это волнует. Губы у Антона краснеют от красителя и выглядят невероятно привлекательно. Он чуть сгибается, проводит носом по шее. Целует, запуская язык в его рот сразу. Порывисто, напористо и так правильно.       Арсений не отстаёт. Обвивает своим языком чужой, чуть наклоняет голову, чтобы было удобнее. Но не трогает Антона. Потому что если начнёт, то первое, что он сделает — схватит его за волосы. А он прекрасно помнит пунктик Шастуна на подчинение и доминирование. Не их вариант.       Первый стон вырывается, когда Антон посасывает его язык. Это грязно, горячо и возбуждающе. Кровь перестаёт поступать в мозг, потому что резко меняет направление циркуляции и стекает вниз. Низ живота крутит в сладкой истоме. Ему нужен Антон. Везде и, желательно, одновременно.       Шастун, словно прочитав мысли, отстраняется и опускается на корточки. Арсений зажмуривается. Он буквально заставляет себя не смотреть вниз, так как прекрасно знает, что там увидит. Он представлял это не один раз после отпуска. Они не готовы к чему-то большему пока, хотя и оба желают этого. Но никто не обговаривал, что нельзя наслаждаться друг другом иначе. Ведь, если что-то пойдёт не так, то они сразу остановятся. Арсений уверен в этом.       Горячий язык убирает остатки коллапса, но Антон не прекращает. И в этот момент Попов совершает ту самую ошибку. Делает то, о чём зарёкся в собственных мыслях. Он открывает глаза и смотрит вниз. Его бросает в дрожь. Зелёные глаза с вызовом впечатываются в его взгляд. В них призыв, в них правила борьбы, в них неприкрытое вожделение.       Он утопает пальцами в русых волосах и чуть тянет их вверх. Антон понимает. Ему не нужны слова. Поднимается, чтобы снова впечататься губами. У него тормоза отказывают полностью, поэтому поцелуй выходит рваный. Он, как искусный демон, терзает пухлые губы. Арсению кажется, что это будет происходить ещё очень долго, но нет. Он отстраняется, чтобы, сверкнув изумрудным возбуждением, снова вцепиться в его губы.       Воздух становится тяжёлым. Настолько, что начинает оседать в лёгких. Обоим приходится делать судорожные вдохи, чтобы не потерять сознание. Руки везде. Как и хотел Арсений, он чувствует палящие ладони то на лопатках, то на пояснице, то на боках. Мужчина и сам не отстаёт. Чуть задирает футболку, царапает ногтями чувствительную кожу на рёбрах.       Первым черту пересекает Попов. Он притягивает Антона к себе так, что пах так правильно трётся о твёрдое бедро. Оба стонут, даже не думая о том, что могут быть застигнутыми врасплох. Шастун понимает, что ему нужно. Настолько нужно, что перед глазами мелькают картинки. Нужно морально. Нужно физически. Простонужно.       Арсений упирается головой в подвесной шкафчик, выгнув спину. Благо, что тело у него пластичное. А сейчас, так вообще буквально пластилиновое. Лепи — не хочу. Антон тремя длинными поцелуями спускается вниз. Он знает, что за каждым его движением следят. Он это чувствует. А потому спрашивает. Не словами, а телом, нерешительностью, взглядом, что кидает на Арса. Просит разрешения, поддержки, понимания отчасти. И тот понимает, кивает ему, вселяя немного уверенности.       Шастун проскальзывает ладонями под домашние шорты и сжимает упругие ягодицы. Подцепляет зубами резинку, тянет её вниз, помогая себе руками сзади. Арсений шипит, когда чувствует на головке мягкие губы сквозь лёгкую ткань боксеров. Там же позорно выступает первая капелька предэякулята. Он не знает, что Антон потёк намного раньше. Кажется, ещё в тот момент, когда увидел молочную кожу пресса, не прикрытого футболкой.       Он переживает. О многом. Что разочарует Арса. Что растерял навыки. Что сделает что-то не так. Но чувствует на щеке лёгкое поглаживание. Арсений переживает не меньше. Поэтому, откинув сомнения, Шастун стягивает боксёры, позволяя им бесформенной кучей оказаться на изящных щиколотках.       Он оставляет отпечаток зубов на тазовой косточке. Покусывает внутреннюю часть бедра, сжимает его. Да, это то, что было нужно. Пальцы окольцовывают основание, немного сжимая. Антон лижет бархатистый ствол по всей длине. Дядюшка Фрейд, перевернувшись в гробу, сказал бы, что у него оральная фиксация. Но Шастун отрицать этого не собирается. Да, у него оральная фиксация на теле и, в частности, кажется, члене Арсения Попова. И что с этого?       Он не торопится. Даёт им обоим возможность прочувствовать этот момент.       Тяжёлая головка ощущается на языке слишком приятно. Приходится поправить собственное возбуждение, потому что бельё неприятно сдавливает. Солоноватая смазка резко контрастирует со сладостью айсинга, оказавшегося у него во рту минутами ранее.       Арсений глотает громкий стон, когда Антон создаёт щеками вакуум, заставляя кровь ещё больше приливать к головке. Шастун действует интуитивно. Раньше его скилы минета были прокачаны если не на сто, то как минимум на девяносто процентов. Он не скрывал никогда, что любил оральный секс практически во всех его проявлениях.       Но всё зависит от того, насколько ты часто практикуешься. Это только в порнухе можно сосать по полчаса. В реальности же колени начинают ныть, слюны, а, следовательно, и скольжения — становится меньше, рот затекает так, словно ты надул им по меньшей мере тысячу шаров. В общем, не так всё просто и радужно.       Он искренне старается и наслаждается процессом. Перекатывает в пальцах яички, надрачивает ствол второй рукой и исследует языком головку. Это своеобразная пытка для обоих, когда он не вбирает член полностью. Теребит уздечку, кончиком языка проникает в уретру. Не сильно, чтобы подразнить. У Арсения пальцы на ногах подгибаются, а на губах наверняка останутся синяки от того, насколько сильно он кусает их.       Попов не знает, чего ему нужно больше. Закрыть глаза, чтобы не видеть эту развратную картину перед ним, чтобы сосредоточиться на причмокивающих звуках. Или не отрывать взгляда от припухших губ, так эстетично и, опять же, правильно расположившихся на его члене.       — Блядство, — шипит он, прикусывая костяшку. Губы терзать уже слишком больно. Он молится всему, что существует в этом мире, чтобы сейчас никто их не прервал.       Антон, наслаждаясь тем, что Арсений понемногу сходит с ума, вдруг резко заглатывает настолько, насколько позволяет отвыкшее от «глубокой глотки» горло. Чувствует, как член упирается в мягкое нёбо. И, на удивление, мгновенно подавляет рвотный позыв от неожиданности для самого себя.       На затылок аккуратно укладывается широкая ладонь. Шастун сосёт, но в моменте едва не закашливается, когда понимает, что ему хочется инициативы от Арса. И не просто инициативы, а с ноткой доминирования. Эта мысль бьёт по голове обухом. Неужели, он настолько доверился ему, что готов попробовать?       Он не может взять член полностью, хотя безумно хочется. Чтобы до бисеринок слёз, скапливающихся в уголках глаз. Чтобы задыхаться от нехватки кислорода, но понимать, что он сможет отстраниться.       А ещё он так и не может понять, как больше нравится Попову. Быстро или медленно? Грубо или нежно? Аккуратно или напористо? Он пробует всё, но Арс сдерживается. То ли ради него, то ли ради самого себя.       — Ты же понимаешь, что я не кисейная барышня, и не буду возражать, если ты вдруг захочешь сжать мои волосы и трахнуть в глотку? — Антон спрашивает это с вызовом, и дьяволятами, пляшущими в изумрудном пламени взгляда.       Арсений смотрит на него абсолютно пьяным взглядом. Практически таким же, как в ночь их первого поцелуя. За исключением, что сейчас в нём нет ненависти. Повторять дважды не приходится. Чуть узловатые пальцы сжимаются в кулак, натягивая волосы и отклоняет голову назад. Он берётся за ствол и проводит блестящей от слюны головкой по мягким губам. Антон приоткрывает рот, чуть вытаскивает язык и сжимает сквозь спортивные штаны свой член. Ему, кажется, сейчас хватит буквально пары движений рукой, чтобы кончить.       Член легко проскальзывает в рот, упираясь в глотку. Антон хочет инстинктивно отстраниться, но рука на затылке не даёт голове пошевелиться. Он просил — его услышали. Арсений двигается чуть назад, после чего вновь проникает. На этот раз глубже. Это повторяется несколько раз, пока вдруг Шастун не упирается носом в гладковыбритый лобок. Он стонет от осознания, что смог, что у него получилось. И от того, как вибрирует гортань, чуть сжимаясь, как обхватывает горло его член, Арсений ощущает, что его слишком резко накрывает оргазмом. Он не успевает сделать ничего. Ни уточнить, не против ли Антон, ни осознать, что падает в бездну. Просто в моменте смотрит на Шастуна, который стоит перед ним на коленях и стонет от наслаждения, и пропадает.       Шаст не большой любитель сглатывать, но сейчас выбора ему не предоставляют. Да он, на самом-то деле и не против. Единоразовая акция, почему нет. Вкуса практически не чувствует, потому что вязкие струйки спермы изливаются прямо в горло, но всё-таки привкус есть, отчего он немного морщится. Какого хрена Попов ест столько мяса? Антон обещает сам себе, что пропишет ему курс ананасового сока.       Кажется, у Арсения пропадает зрение на несколько секунд, пока низ живота сводит судорогой. Пресс напрягается, и он ощущает короткие ногти, что ведут полосу от рёбер до косых мышц. В ушах стучит кровь, а пульс колотится где-то под языком.       Хорошо настолько, что в моменте становится плохо.       Антон старается уловить каждое изменение в мимике Попова. Как сводятся к переносице брови, как приоткрываются губы, издавая низкий гортанный стон, как закатываются глаза и расползается краска по шее и щекам. Он буквально видит, как тонкая кожа начинает гореть. Всё это отпечатывается на внутренней стороне век, когда он закрывает глаза и, опустившись ягодицами на пятки, упирает лоб в твёрдое бедро.       На языке всё ещё играет чуть горьковатый вкус чужой спермы. И он думает об этом, пока просовывает руку в трусы и быстро надрачивает себе, пытаясь добиться такой необходимой сейчас разрядки. Он был прав, когда предполагал, что ему многого не нужно будет. Хватает пары десятков резких движений, чтобы позорно спустить себе в ладонь. Кажется, пара капель спермы размазывается по ткани белья, но его сейчас это не волнует.       — Ещё раз кончишь мне в рот без предупреждения — сыграем в снежки, — предупреждает он, вставая на ноги. Те немного трясутся: он уже не подросток, колени не молодые.       — Боюсь предположить, что это, — отзывается Арсений, всё ещё пребывая в прострации. Стоит немалых усилий сфокусировать взгляд на любимом мужчине, который смывает остатки своего оргазма под проточной водой.       — Узнаешь, когда твоя собственная сперма окажется у тебя же во рту, — с наглой улыбкой протягивает Шастун, оставляя быстрый поцелуй на уголке губ.       — Блять, — тянет Попов, медленно осознавая, что значит безобидная фраза «играть в снежки». Его психика, определённо, только что пострадала. И не из-за того, что ему отсасывал мужчина. далеко не из-за этого.       Они медленно и лениво убираются на кухне, периодически прерываясь на поцелуи. И в какой-то момент Арсений вдруг замирает, словно за секунду приходя в себя. Антон это замечает сразу же. Липкий страх, что проснулась альтер-гетеро-эго Попова, растекается дёгтем по внутренностям.       — Ты чего? — спрашивает он с опаской. Не хватало только очередного кризиса ориентации.       — Я эгоист, да? Тебе пришлось довести себя самому.       Антону хочется то ли рассмеяться, то ли расплакаться от умиления. Вот он, Арсений Попов, брутальный мужчина, глава авиакомпании, стоит перед ним и пунцовеет от осознания, что не довёл партнёра до разрядки. В ответ.       — Арс, — он обхватывает чуть впалые щёки в свои ладони, чуть массируя параллельно виски, — всё было прекрасно. И я не против примитивной дрочки. Меня всё устроило, всё понравилось. Ты же знаешь, я бы сказал, если что-то было бы не так.       Попов чуть бодает его, соприкоснувшись своим лбом с его. Они так и замирают, прилипая лбами и носами.       — Ага, так же, как и про сперму? Прости, кстати, не успел среагировать, — он чувствует чужое дыхание на своих губах.       — А вот это залёт, кстати. Но на первый раз прощаю.

***

      Кьяра просыпается рано. Электронные часы показывают начало пятого. Значит, взрослые ещё спят. Девочка, не слезая с постели, натягивает махровые носочки. Она запомнила ещё тогда, когда они с Антоном ходили ночью есть суп, что если идти босиком — будет громко и холодно. А в носках самое то. Печенька, как её ночной страж, поднимает недовольную мордочку и широко зевает. Девочка прикладывает указательный пальчик к губам, умоляя животное не сдавать её с потрохами родителю и няню.       Она на носочках доходит до смежной двери и нажимает на ручку. Но та не поддаётся. Маленькая Попова хмурится, не понимая, почему Антон закрылся. Он так никогда не делал раньше. Приходится выйти в коридор и попробовать зайти с фронта. Дверь открывается, чего Кьяра не ожидала, на самом-то деле. Она просовывает голову в образовавшуюся щель и застывает. Тоше снова было страшно, раз папуля снова лёг с ним спать. Решает для себя, что на некоторое время отдаст няню свой плюшевый самолёт, который с самого малого возраста защищал её от ночных кошмаров.       Она прикрывает дверь, жмурясь, когда та неприлично громко щёлкает в умиротворённой тишине спящего дома. Постояв неподвижно практически минуту, Кьяра решает, что она ещё не провалила миссию, раз никаких шагов и копошений в спальне не слышно.       Как мышка спускается вниз, добираясь до кухни. Находит пакетик жидкого корма Печеньки, достаёт из холодильника стаканчик сметаны. Приходится притолкать стул, чтобы достать тарелку из навесного шкафчика. Вываливает туда кисломолочку и, потрогав её пальцем, решает, что нужно немного подогреть. Микроволновка тоже предательница, потому что гудит слишком громко. Кьяра стоит рядом с ней с видом караульного. И нажимает на кнопку «стоп», как только замечает, что осталось три секунды. Ещё не хватало тут писка на весь дом!       Уже дойдя до лестницы, она вспоминает про воду. Приходится возвращаться. Любимая кружка отца стоит на барной стойке. А значит, не придётся снова тащить тяжёлый стул. Наливает полную кружку воды и пытается понять, как унести всё это за один раз. А пока думает, грызёт имбирный пряник, чтобы лучше мозг работал. Лишние передвижения — большая вероятность быть застигнутой врасплох. Именно так решает девочка, а потому не находит ничего лучшего, чем зажать зубами пакетик корма, а в руки взять тарелку и кружку.       Подниматься на второй этаж оказывается сложным делом. Приходится следить за ногами, чтобы не запнуться; за наклоном кружки, чтобы не пролить воду; за тарелкой, чтобы не вывалить на пол сметану. Она бы похвалила сама себя, да рот занят.       Кьяра добирается до самой крайней гостевой спальни и теряется, когда слышит в собственной комнате тихое мяуканье. Печенька, видимо, крайне недовольна, что хозяйка бросила её одну и не взяла на секретное дело. Но так было нужно. Ей не нужны лишние свидетели.       — Привет, Кнопочка, — сложив свои дары на комод, открывает дверь в гостевую ванную. — Ты прости, что я вечером не пришла к тебе. Представляешь, уснула и даже не помню, как оказалась в своей постели. Как ты тут одна?       Около раковины на полу располагается самодельная лежанка, которую явно не предусматривал дизайнер, который разрабатывал стиль ванной комнаты. Огромный плед, который Кьяра несколько дней назад стащила с двухспальной кровати и перенесла на прохладный кафель, скомкан по типу люльки. С неровными бортиками практически везде. Складки пледа вдруг начинают шевелиться, и через пару секунд из махрового газона выглядывает лупоглазая мордочка. Котёнок высоко поднимает лапки, с трудом переступая слишком большие препятствия в виде неровностей пледа.       Кьяра не может не помочь Кнопке. Аккуратно приподнимает детёныша, прижимая к себе. Котёнок немного дрожит, но не от холода, а от страха. Но, учуяв знакомый запах, заметно расслабляется.       — Я принесла тебе завтрак. И, наверное, обед тоже. Папуля сегодня будет дома после обеда. Он сам так сказал. Поэтому я смогу прийти к тебе только когда лягу в обед спать. Это вчера было удобно, Тоша даже не заметил ничего, когда я пошла домой.       Она разговаривает с полосатым котиком, параллельно перенося в ванную кружку и тарелку. Животное принюхивается к сметане и не без удовольствия начинает её поедать. Хватает пары минут, чтобы вся мордочка оказалась белой. Девочка хихикает и, отмотав немного туалетной бумаги, вытирает своё дитятко.       — Вообще я думаю, что нужно рассказать папуле о тебе. Наверное, тебя нужно свозить к животному врачу, — она не сразу вспоминает правильное название профессии Айболита. — К ветерану. Нет, не так, ветеринару, — поправляет она себя, поглаживая гладкую шёрстку. У Печеньки она длинная, а вот у Кнопы короткая, но не менее мягкая. — Я только боюсь, что он скажет, что тебе нельзя будет у нас остаться. Он на Печеньку-то долго решался. А тут что-то вдруг пойдёт не по его плану, — она тяжело вздыхает. — Но знаешь, когда у нас появился Тоша, папуля начал меняться. Он всё ещё сильно меня любит, но как будто он теперь чаще бывает дома. И я меньше скучаю по нему, потому что когда он на работе, рядом Тоша. Его я тоже люблю, как папулю, но только немножечко меньше. Папулю же я дольше люблю, а значит, сильнее.       Она замечает, что лоток, который она стащила из прачечной, ограбив запасы Печеньки, не пустует. Быстро убирает следы преступления и садится на плед, так как тонкие штаны не спасают от холода кафеля. Кьяра знает, что где-то есть включатель напольного отопления. Только вот где именно — без понятия. Да и как им пользоваться тоже остаётся загадкой.       — Смотри, ты даже лотком пользоваться научилась! Не то что Печенька. Ты представляешь, она когда была такая же маленькая, как ты, делала лужи на кухне, — Кьяра округляет глаза, показывая мимикой масштаб проблемы.       Она не знает, сколько так сидит рядом с животным. В какой-то момент кажется, что она начинает дремать, пока у неё на животе греется маленький комочек. Но ей вдруг мерещится, что она слышит голос отца. Внутренности холодеют. Одна надежда, чтобы это ей только показалось. Поцеловав Кнопку между ушек, она шёпотом просит вести себя прилично и выходит, закрыв дверь ванной. Ей не нужны тут побеги незаконно находящихся на территории котов.       На цыпочках она подходит ко второй двери и заглядывает в небольшую щель. Приходится закрыть рот ладонями, чтобы не вскрикнуть от неожиданности. Папа проснулся, как и Антон. Видимо, она всё-таки задремала надолго, раз уже пришло время вставать. Кьяра с ужасом представляет, как её застукают, поэтому уже собирается притаиться в гостевой спальне, но в этот момент Арсений прикасается губами к губам Шастуна, прощаясь с ним до встречи на кухне. И у Поповой в голове, кажется, зависает система.       Папуля поцеловал Тошу.       Она ждёт, пока взрослые разойдутся и как метеор залетает в свою комнату, залезая под одеяло. Нужно подумать и разложить всё по полочкам. К чему она и приступает.       Первый вопрос: когда целуются взрослые? Кьяра видела, как целуются Дима с Катей и Ляся с Пашей. И Роберт говорил ей, что это нормально, когда любящие друг друга люди через поцелуй выражают свою любовь. Но ведь и поцелуи тоже бывают разные. Она вот часто целует папу в щёку. Когда встречает его с работы — традиционным эскимосским поцелуем. Серёжа чмокает её в макушку. А она целует Савину в щёку, когда встречает её.       Значит, поцелуи бывают разные. Как минимум, проявление любви и при встрече.       К этому выводу она приходит быстро. Но отсюда вытекает второй вопрос: почему папуля поцеловал Тошу?       Она однажды разговаривала с девочкой из старшей группы Ляйсан по гимнастике. Добровольская тогда взяла её с собой на сборы. И Карина рассказала Кьяре, что её мама ушла от папы, потому что тот поцеловал другую тётю. Значит, поцелуи бывают и плохие. Но что-то в голове так и не укладывается.       Проходит много времени, прежде чем Кьяра осознаёт, что именно. Она знает только про поцелуи мужчины и женщины. А вот того, что она увидела недавно, она не видела. И даже не слышала о таком!       Приходится поразмышлять ещё и о том, плохо ли это. Но девочка быстро приходит к выводу, что нет. Она Тошу любит, и, видимо, папуля тоже. И вот оно!       Папа поцеловал Антона, потому что любит его!       Кьяру накрывает такая волна эмоций, что она кое-как сдерживается, чтобы не запищать. Ну конечно же. И поэтому папуля вчера обнимал Антона, когда она уходила с Серёжей наверх. Чувствуя себя самым опытным детективом и гением одновременно, она обнимает Печеньку, совершенно не ожидавшую такого наплыва любвеобильности от хозяйки.       У всех её знакомых детей всегда были мама и папа. Ну, кроме Карины. У неё мама вышла замуж второй раз, но она счастлива. И в сказках принцессы и принцы счастливы, когда вместе. Кажется, приходит Кьяра к выводу, чтобы человек был счастлив, ему нужна вторая половинка. Ну, а то что она ни в сказках, ни в жизни не видела половинок одного пола, это совершенно не страшно. Главное, чтобы папуля был счастливым. И Тоша тоже. Ну, и ещё она, желательно бы. А ещё Серёжа, Дима, Паша, София…       — Мелочь, ты чего, не спишь уже? — Шастун прерывает её рассуждения, заставая врасплох. Девочка, в порыве мыслительных процессов, уселась на кровати по-турецки, совершенно забыв, что в планах было делать вид, что она спит.       — Доброе утро, Тоша! — она встаёт на кровать и так крепко обнимает Антона. Тот сначала даже теряется. Смотрит вопросительно на кошку, мол, что с ней? Но та лишь безразлично смотрит на него, задрав мордочку. Типа, а мне откуда знать? — Папуля уже проснулся?       — Не знаю, наверное, — Кьяре кажется, что у него краснеют кончики ушей. — Я сам только встал.       — Аааа, — тянет она, выгибая бровь. У Шастуна по спине бегут ледяные мурашки. Вся его внутренняя суть кричит о том, что что-то не так, что они где-то прокололись. Может, их было слышно вчера ночью? — Приготовишь мне омлет, пожалуйста? А я пока умоюсь.       — Хорошо, — чуть замявшись, отвечает он и выходит из комнаты.

***

      — Папулечка, а ты знаешь, что ты самый лучший в мире папа? — спрашивает Кьяра, умилительно сложив руки на щеках.       Они обедают в четвером с Матвиенко. Арс успел смотаться на встречу и, как обещал, вернулся к двенадцати. В планах на сегодня было украсить до конца крыльцо и фасад дома. И залить горку. Антон сказал, что обязательно ещё нужно вырезать ступеньки. Они едва не позвонили знакомому архитектору Попова, так как начали спорить, какой должен быть угол ступеней. По итогу встрял Сергей, заявив, что сделает так, как посчитает нужным он. Все трое прекрасно понимают, что вопрос девочки не просто так. Следом, вероятнее всего, будет озвучена какая-нибудь просьба.       — Знаю, — спокойно отвечает Арсений, набирая ложку горохового супа.       — А то что я тебя сильно-сильно люблю, знаешь? — она откусывает кусочек хлеба. Но создаётся стойкое ощущение, что не из-за сильного голода, а чтобы занять себя хоть чем-то. Сфокусировать внимание.       — И я тебя также сильно люблю. Дочь, ты меня пугаешь, — его на самом деле начинает напрягать последующее молчание девочки.       — А ты меня всегда любить будешь?       — Конечно, — нет, она не пытается что-то выпросить. Его дочь что-то натворила.       — Обещаешь? — он кивает, откладывая ложку. Аппетит пропал. Происходит что-то серьёзное. Арсений начинает волноваться. Что могло произойти? Антон с Сергеем не в меньшем замешательстве вопросительно переглядываются, пытаясь хоть что-то понять. — Тогда мне нужно кое-что показать.       Обрезала себе волосы где-нибудь на затылке? Разбила что-то? Порвала? Предположения крутятся в голове, но озвучивать он их не спешит. Боится подать идею для очередной шалости.       — Давай мы пообедаем, выпьем чай и покажешь, хорошо? — ему нужно выкроить хотя бы пару минут, чтобы устаканить хаос в мыслях. Сердце и так начинает работать слишком усиленно.       — Хорошо. Тогда я включу чайник.       Девочка вскакивает со своего места, направляясь к кухонному гарнитуру. Тарелка её уже пуста, так что Арсений не видит причины возражать. Антон помогает ей, пока Арс с Сережей ополаскивают тарелки и ставят их в посудомойку. Чай появляется на острове довольно быстро.       — А где моя любимая кружка? — спрашивает он, замечая, что напиток у него в чашке из набора, а не в той, на которой надпись «Служба спасения? Спасите-ка Арсения». Её подарила ему Оксана ещё в первый год работы. Он тогда зашивался на работе как никогда, а потому секретарь посчитала довольно милым преподнести боссу такой презент. На самом деле, это была его цитата. Арс пошутил так на одном из собраний с парнями, когда они просили спасти их и посидеть с детьми, пока Воля и Позов сводили бы жён на свидания.       — Не знаю, с утра ищу её, — откликается Шастун. А Кьяра в этот момент скрывает виноватое лицо в кружке с чаем. Так вот где собака порылась.       Дочь явно нервничает. Это заметно по маленькой складке между бровей. Такой же, как и у него самого. И по тому, как она перебирает в руках кольцо Антона, что висит у неё на шее. До сих пор. Она несмело ведёт его на второй этаж. И, когда он уже думает, что идут они в детскую, Кьяра проходит мимо.       Становится всё интереснее и интереснее.       — Ты только, пожалуйста, не ругайся, — предупреждает девочка, заходя в гостевую спальню. Арсений готов увидеть там полную разруху, разрисованные стены, ободранные Печенькой обои, да что угодно. Но нет, там всё как и должно быть. За единственным исключением — нет пледа на кровати.       — Так, Мартышка, ты же знаешь, что я тебя всегда поддержу, — она кивает, Попов опускается на корточки. Научился этому у Шастуна. — Тогда выкладывай, что случилось. Я очень сильно переживаю.       Была бы она лет на десять постарше, Арсений бы предположил, что беременна. Вот честно. Потому что иначе описать траура на детском лице он не может. Как будто бы вся её жизнь сейчас зависит от одного его слова.       — Помнишь как неделю назад мы вечером были во дворе? Ты тогда ещё с Тошей чистил снег, — Арсений кивает, так как действительно помнит тот вечер. — Я тогда пошла за лопаткой своей в гараж. А там, а там, — голубые глаза наполняются слезами, а у Попова внутренности ухают вниз.       — Мартышка, что там произошло? — он кладёт ладони на тонкие предплечья и поглаживает их большими пальцами. А сам пытается понять, что случилось. Никаких посторонних на территории не было, это сто процентов. Собак, вроде тоже. Он бы услышал лай. Что могло произойти за те несколько минут, пока она была вне поля зрения?       Кьяра виновато опускает голову и шмыгает носом. После чего отходит на несколько шагов и поворачивается, направляясь к ванной. Из-под двери виднеется тусклая полоска света, которую Попов сразу и не заметил.       — А там вот, — оглашает она, нажимая на ручку.       Сначала Арсений не замечает ничего страшного. Он осматривает целое зеркало, душевую кабину, полочку с полотенцами. Внимание привлекает тонкий писк откуда-то снизу. Первая мысль — Пушистый Пряник. Но та уже взрослая кошка, которая полноценно мяукает. Арсений, кажется, начинает понимать, что происходит. Опускает взгляд под раковину и чувствует, словно с его плеч сняли небоскрёб. Находится и недостающий плед с незаправленной кровати и… его любимая кружка.       — Я нашла Кнопку, — девочка подхватывает котёнка на руки, прижимая к себе. Животное настолько маленькое, что размером чуть больше её ладоней. Арс не сильно разбирается, но, кажется, Кнопке не больше месяца от роду. Она даже меньше, чем была Печенька, когда они её забрали. Он молчит, а Кьяра продолжает говорить: — Она сидела в сугробе и пищала. Мне стало так её жалко, пап. Поэтому я засунула её под пуховик и принесла домой. Укрыла пледом и носила ей еду каждый день. Алиса сказала, что котят обычно кормят молоком, сметаной и творогом. А ещё можно немного мяса. Но я не рискнула кормить мясом. Кто-нибудь бы заметил. Поэтому нашла в шкафчике корм Печеньки. Там написано, что от одного месяца, — она показывает на вскрытую упаковку, что лежит на крышке унитаза. — Кнопа бы замёрзла там, пап.       Арсений не знает, что ощущает. Первым делом он гулко выдыхает: спасибо, что не бомжа в дом привела. После опускается на пол, протягивая руки. Дочь быстро понимает, что от неё хочет родитель, поэтому послушно садится в его объятия. Он кладёт подбородок на маленькое плечо, разглядывая котёнка. Маленький, полосатый, разноцветный. С торчащими ушками и огромными глазами, что недоверчиво рассматривают его в ответ.       — Ты огромная молодец, что спасла его, — начинает он, протягивая руки к — потенциально — новому члену семьи. — И я абсолютно не сержусь на тебя. Ты умница. Вот только почему не рассказала сразу? Кнопку твою нужно показать врачу, чтобы он поставил прививки и проверил, нет ли у неё каких-то проблем.       — Я поэтому и рассказала тебе сейчас. А почему сразу не показала — не знаю, — она говорит тихо, поглаживая разноцветную шёрстку. — Боялась, что ты скажешь, что её нужно отдать.       — Ох, Мартышка, — он целует её в макушку и, сам того не зная, вызывает воспоминания об утренних размышлениях.       — Папуля, а ты счастлив? — Арсений не ожидает такого крутого виража в теме разговора.       — Да, а что?       — Ничего, просто хотела узнать, — она была права. Он любит Тошу. Ну и прекрасно, будут любить вместе. Но Кьяра решает пока не говорить ни о чём взрослым. И благословение своё она тоже попозже озвучит.       — Ну что, пойдём знакомить Печеньку с новой сестрой или братом? И представим твою Кнопку Антону с Серёжей.       — Правда-правда? Мы никому её не отдадим? — столько восторга в глазах дочери и радует, и огорчает одновременно. Он всегда пытался осчастливить её материально: дорогие подарки, игрушки, поездки. А на самом-то деле нужно было всего лишь чаще оставаться дома и позволить завести пару котов. Но только пару. За третьего и Шастун сойдёт. А ещё его вдруг берёт гордость за то, что дочь растёт такой отзывчивой и не безразличной.       — Правда-правда, — по-доброму кривляется он. — Но давай договоримся. Во-первых, если произойдёт что-то такое снова, ты сразу же расскажешь, — девочка быстро кивает, соглашаясь. — Во-вторых, пока что больше животных мы не заводим, хорошо?       — Даже маленького хомячка или крысочку?       — Ты что, хочешь крысу дома завести?! — кажется, он не доживёт до старости.       — Нет, папуля, — смеётся Кьяра. — Я проверяю твои нервы на прочность.       Она убегает из ванной, на весь дом подзывая к себе Печеньку, а Арсений смотрит ей вслед, широко улыбаясь.