Ушастый нянь

      Ноябрьское уставшее солнце украдкой заглядывает через незашторенное окно в комнату и пытается разбудить Антона. Он нехотя распахивает глаза и наблюдает за невесомыми пылинками, вальяжно исполняющими свой танец в лучах. Тянется и широко зевает. Выкрутасы природы никогда не устанут его удивлять. Вчера валил снег, словно ему забыли сообщить, что на дворе ещё осень, а никак не зима, а сегодня ярко светит солнышко.       — Блять, — Шастун подрывается и чуть не роняет айфон с прикроватной тумбочки, когда тянется за ним. Хватает, дышит на экран, вытирает об рукав и бережно прижимает к груди — не хватало ещё разбить. Фиксирует сонный взгляд на дисплее — почти восемь. И снова выдыхает веское. — Блять, — будто это слово способно развеять чары и вернуть его на пару часов назад.       Путаясь ногами в одеяле, Антон спрыгивает с кровати и несётся в ванную комнату. Сегодня Кьяра уезжает в санаторий. А он кто? Няня девочки. Это значит, что должен был собрать вещи подопечной. Но проспал. Всё, можно снимать с пробега, своё он уже отработал, пора на пенсию!       Зубная паста никак не желает выдавливаться. Шастун давит на тюбик, зажав его в кулак, отчего она вдруг вспоминает, как именно должна выжиматься, и длинной белой струёй плюхает в центр зеркала.       Решив, что предыдущее «заклинание» по какой-то причине сегодня не работает, он давится красноречивой тирадой, в которой смело можно всё запикать. Смысла мало, эмоций много.       — И тебе доброе утро, — шёпот сзади окутывает облаком мурашек, а в том месте, где на животе скрещиваются руки Арсения, становится щекотно. — Смотрю, ты думал обо мне, — Попов указывает взглядом на белое пятно, которое портит эстетику отражения в зеркале.       — Это зубная паста, — закатывает глаза Антон и с невозмутимым видом вставляет зубную щётку в рот. — Почему не разбудили?       — Решил дать тебе выспаться, — нос Арсения невесомо проходится по коже шеи, после чего мужчина оставляет там мимолётный поцелуй.       — Ну правильно, сам же не давал спать до утра, — Шастун сплёвывает в раковину и, прополоскав рот и умыв лицо, вытирается полотенцем.       — Вчера возмущений не поступало, — Попов разворачивает его спиной к зеркалу и прижимает бёдрами к мойдодыру.       — Я и сейчас не возникаю, — Антон притягивает к себе Арсения, чтобы обнять. — Кьяру надо собрать. Если я не ошибаюсь, Позовы должны быть здесь к восьми.       — Я собрал вещи, не переживай, — Попов отклоняется и пытается пальцами расчесать буйные вихри на голове у Шастуна, вследствие чего причёска «меня засосало в турбину самолёта» трансформируется в более простую: «я укладывал волосы миксером». — Я вчера забыл поставить будильник на смарт часах.       Ещё бы Арсений не забыл. Какое-то время накануне они сидели возле догорающего камина и грелись — по факту, целовались. Потом решили попить горячего чая — по факту, снова целовались, а после поднялись в комнату Антона и легли спать. И снова целовались. Однако вчерашнее окоченение вылилось скорее в тихий ручей, нежели в полноводную реку. Они не срывали друг с друга одежду, стараясь утолить голод, не изучали тела друг друга руками. Они просто лежали лицом друг другу, и их губы легонько касались. Они даже не говорили. Губы рассказывали истории за них       — Она видела нас? — запоздало реагирует Шастун. — Господи, ну как можно было забыть о Мелочи! — Шастун закрывает лицо руками, но тут же растопыривает два пальца и умоляюще смотрит одним глазом на Попова. — Скажи, что ты разрулил.       — Я сказал ей, что тебе было страшно ночью и мне пришлось лечь с тобой, — с невинным видом изрекает Арсений.       — Прокатило?       — Ещё как! — Попов негромко смеётся и снова сгребает Антона в кольцо своих рук. — Она очень-очень просила меня присматривать за тобой, пока её не будет. И даже решила, что спать в моей комнате нам будет удобней, так как у меня кровать шире.       — В следующий раз надо быть осторожнее. Пойдём, — он тянет Арсения в спальню девочки, — поможешь мне её собрать.       — Стой, — Попов застывает в центре комнаты, вынуждая и Шастуна затормозить. — Во-первых, она подняла меня практически в шесть, и мы уже сложили вещи. Видимо, из-за предстоящей поездки не могла спать. А, во-вторых, пусть не сегодня, но мы всё равно должны объяснить ей, — последние слова Арсений произносит практически неслышно. С опаской и с долей смущения. — Ты против?       — Я? — Шастун неуверенно мнётся на ногах. Первый отклик на реакцию Попова — на его собственное решение рассказать всё дочери — неуверенность, породил в нём сомнения, а хочет ли сам Арсений, чтобы их отношения вышли за рамки комнат, где они уединяются, чтобы спать вместе. Но надежда в глазах мужчины напротив погасила назревающую обиду. — Я «за», только думаю, время ещё не пришло.       — Хорошо, — кивает Попов, принимая положительный ответ. — Пойдём. Я завтрак приготовил. Да и Дима с Катей вот-вот должны подъехать.       Они спускаются вниз, и Арсений продолжает вполголоса подкалывать Антона по поводу кляксы от зубной пасты. Шастун уже собирается в отместку пообещать, что как-нибудь ночью измажет Попова, чтобы умерить его больную фантазию, когда обнаруживает на диване в гостиной жену друга. С выпученными на пол-лица глазами.       — Картину, корзину, картонку вижу, — надсадно сглотнув, лепечет Катя и аккуратно трёт глаза, стараясь не испортить мейк-ап, ну а вдруг почудилось, — не хватает маленькой собачонки.       — Папа не разрешает заводить собак, — с показным сожалением отзывается Кьяра, — вместо неё я беру Печеньку. — В подтверждении своих слов она ныряет за кресло и выуживает оттуда кошку. У той глаза едва ли меньше Катиных. Вообще-то она спряталась от странного низкого человечишки, который пытался лишить её усов, а тут убежище было обнаружено, и её мордочкой к мордочке поднимают к Тео.       — Киса, — с восторгом выдыхает мальчуган, хватая Печеньку за уши. — Киса едет с нами!       — Что здесь происходит? — Антон застывает на нижней ступеньке, с ужасом осматривая восемь — восемь! — разноцветных чемоданов, судя по всему, тоже планирующих отправиться в санаторий.       — Киса не едет с нами, Теодор, — строго произносит Позова и отбирает у детей кошку, которую те уже начали тянуть в разные стороны: одна за тело, другой за хвост.       — Я разрешил, — вклинивается Арсений.       — Арс, ты сказал, что собрал вещи, а это что за радуга от Louis Vuitton? — голос Шастуна дрожит от еле сдерживаемого гнева. Он даже забыл поприветствовать старую подругу, настолько был возмущён инициативой Попова.       — Вещи. В санаторий.       — Она едет на пять дней! — Антон плюхается рядом с Катей, которая в шоке от ситуации продолжает держать Печеньку на вытянутых руках. Та уже даже не реагирует, лишь бы не разодрали бешеные детёныши людишек.       — А, ну тут две куртки: на плюс и минус, слитный купальник и раздельный, трое джинсов, пять юбок, семь платьев и пижама, — старательно перечисляет Попов.       — Пижама-то почему только одна? — стонет Катя.       — Потому что ещё три туники для сна, — терпеливо пускается в объяснения Арсений. — Носочки, колготки, бельё, шапка с ушами и без, шляпка, вдруг на мероприятие какое пойдёте вечером. Ещё несколько новых коробок «Лего», чтобы нескучно было.       Шастун с подозрением переводит взгляд с Попова, который регулярно смотрит вправо вверх, видимо проверяя, нет ли паутины на потолке, потом на Кьяру, которая улыбается так, словно позирует на фото для доски почёта в профкоме завода.       — Кьяра, ты все вещи сложила? — непринуждённо спрашивает Антон, точно ответ его совсем не волнует.       — Все.       — Через сколько ты дней вернёшься?       — Через пять?       — А какого цвета твой чемодан?       — Зелёный, — рапортует девочка, не узрев в простых вопросах подоплёку. И даже указывает пальчиком на самую маленькую сумку на колёсиках.       — Да ты издеваешься! — визжит Позова и уже планирует что-нибудь бросить в Арсения, которого практически разрывает от громкого смеха. Но в руках у неё только кошка. Поэтому она прижимает её к себе и начинает реактивно наглаживать, должно быть вспоминая советы психологов о снятии стресса путём взаимодействия с животными.       — Ну круто же получилось, тетя Катя, — подхватывает веселье отца Кьяра. — Ты бы видела своё лицо!       — Ну вы и шутники, Поповы, — качает головой женщина. — Чуть до инфаркта нас с Шастом не довели.       Усадив девочку в минивен компании, который должен ещё подобрать Добровольских, и попрощавшись со всеми, мужчины возвращаются в дом.       — Признавайся, твоя идея? — Антон пристраивает куртку в шкаф и идёт спиной по направлению к кухне.       — Мартышка предложила как-нибудь разыграть вас, а на ум пришло только это, — разводит руками Арсений. Он привалился плечом к балке, что разделяет кухонную и гостиную зону.       — Ты не будешь завтракать со мной, — сникает Шастун, замечая, что Попов не идёт дальше. — На работу надо.       — Я уже поел, — поджимает губы Арсений. Ему бы хотелось остаться дома и провести эти дни наедине с Антоном, но если он хочет, чтобы Дима не заплюхался, пока они будут отдыхать на Сейшелах, сейчас надо потрудиться. — Но вечер твой, — мягко добавляет он, замечая пасмурное настроение Шастуна.       — Тогда я приготовлю что-нибудь вкусненькое и поужинаем вдвоём, — Антон решает, что раскисать — это по-детски. Он же не думал, что как только микроавтобус скроется за поворотом, Попов тут же отключит телефон и запрётся с ним в доме. — Тыквенный крем-суп? Можно ещё лисички потушить. Я где-то читал, что тыква и эти грибы идеально дополняют друг друга.       — Как мы с тобой? — Арсений отталкивается от несущей конструкции и подходит к имитирующему бурную мозговую деятельность Шастуну. Убирает упрямые кудряшки со лба и поворачивает лицом к себе. — Ты расстроен, но по-другому никак.       — Я всё понимаю, — Антон поджимает губы, пытаясь скрыть уныние. — Вечером жду тебя на романтический ужин.       — Сегодня суббота, завтра я постараюсь взять выходной, хочу тебя сводить кое-куда, — Попов легко целует Шастуна в губы. Делает это так непринуждённо, словно проделывал уже не раз в течение нескольких лет.       — Надеюсь, не на концерт симфонического оркестра? — кривится Антон. — Предупреждаю, я там быстро вырублюсь.       — Нет, уверен, там тебе будет не до сна, — подмигивает Арсений и, снова быстро клюнув Шастуна в губы, уходит.       Антон остаётся один. Ещё какое-то время вслушивается в звенящую тишину пустого дома. Тяжко вздыхает: эта безмолвность такая необычная и неестественная. Кажется, что вот-вот проснётся Кьяра или в дом, добравшись наконец по вечерним пробкам, войдёт Попов. В моменте становится вдруг так безнадёжно тоскливо. Шастун опускается на диван в гостиной и обводит её хмурым взглядом. Глаза цепляются за семь «забытых» чемоданов, и на лице — слегка лениво и нехотя — расплывается улыбка. Ну артисты Арсений и Кьяра! Реакцию Кати он не забудет никогда: огромные глазища, рот, что как у рыбки постоянно открывался и закрывался, и Печенька на вытянутых руках. Хорошо, что Поз остался в минивене с задремавшей Савиной. Тот бы вообще застыл статуей и постоянно чесал репу, уверенный, что попал в альтернативное измерение.       Ощущая как настроение застенчиво заглядывает обратно, планируя триумфальное возвращение, он громко кричит:       — Алиса, врубай Эминема!       Когда американский рэпер начинает рассуждать о сложности выбора, Антон уже носится по особняку, подбирая забытые вещи. Цветную какофонию на колёсиках он пристраивает пока в прачечной, параллельно размышляя о том, что он здесь уже три месяца, а где в особняке «хламосборник», так и не выяснил. Хотя он бы — зная Попова — не удивился, если б узнал, что таких комнат в доме нет.       Уборщица приходила пару дней назад, но Шастун всё равно находит, чем себя занять. Он давно планировал навести порядок в аптечке, выбросить лекарства с истёкшим сроком годности. А ещё до конца разобраться в осенних вещах Кьяры, которые в этом году уже не понадобятся, а к весне явно будут малы.       Антон понимает, что слегка переусердствовал в вопросе кипучей деятельности, когда добирается до кухни: устал. Потом ощущает, как ломит спину, наверное от того, что находится в неудобной позе, пока с двух миленьких тыковок аккуратно срезает крышки и вынимает из них мякоть и семечки. Вообще, небольшие плоды были преподнесены Сергею в качестве подарка от предмета ухаживаний. Планировалось, что на Хэллоуин Матвиенко и его — временная — девушка распотрошат их и вставят туда свечки. Однако Серый быстро упразднил интрижку, когда понял, что дама планирует заселиться к нему в берлогу вместе с тыквами. Так те перекочевали на кухню Поповых.       После Антон ощущает, что замёрз. Скорее всего оттого, что мыл лисички в холодной воде.       Состояние нестояния усугубляется ломотой во всём теле. Это он, судя по всему, переборщил вчера с чисткой снега во дворе. С непривычки мышцы гудели и были напряжены.       Всё ещё недоумевая, что могло произойти с его организмом, Шастун наполняет из чайника чашку тёплой воды и поднимается наверх в полусонном состоянии. До вечера ещё уйма времени. Он сейчас немного полежит и к приходу Арсения закончит приготовления. В спальне на третьем этаже, скинув домашние слипоны, падает на кровать и заворачивается в одеяло. Морфей не заставляет себя долго ждать — Антон проваливается в тяжёлый сон.

***

      Ледяные прикосновения ко лбу и шее резко выдёргивают Шастуна из мучительных сновидений. Ему снилось, будто Арсений снова поставил ему подножку. Но вместо того, чтобы упасть на мягкую перину первого снега, он продолжал погружаться в стылый панцирь необъятного айсберга. Антон пытается увернуться, не соображая до конца, что происходит наяву. Почему его никак не оставляют в покое и почему так нестерпимо холодно? Одновременно он слышит короткий писк, и потом снова блаженная тишина.       На какое-то время Шастун опять проваливается в вязкий как болото сон.       — Антон, — негромко зовёт Арсений, присаживаясь на край кровати. — Просыпайся.       — Арс, — Шастун резко подрывается, но снова падает на подушки, лихорадочно заворачиваясь в пушистый кокон под тёмным пододеяльником. — Я, кажется, заболел, — хриплым голосом сообщает он и трижды чихает, подтверждая свои слова.       — Нам не надо было вчера выходить, — Попов помогает Антону сесть и поправляет на нём одеяло. Сожаление скользит в каждом слове и колет холодными иголками, заставляя озноб ещё крепче обнять и так продрогшее тело Шастуна.       — Нет-нет, я вчера не замёрз, это, скорее всего, вирус, — пищит он.       — Я бы всё равно тебя поцеловал, — Арсению слегка смешно от реакции Антона. — Если бы ты не инициировал вчерашнюю прогулку, я сделал бы это у камина. — Но его весёлый тон сразу же сходит на нет. — Когда-нибудь я начну тебя одевать сам, насильно.       Шастун хватает за хвост вопрос: а раздевать когда начнёшь? Он повисает в воздухе невысказанным вслух, но Попов словно читает его в изумрудных глазах напротив, что сейчас горят. И не только из-за поднявшейся температуры.       Антон прячет взгляд. Нашёл о чём думать! Он обещал ужин, но не смог приготовить его. А Арсений обещал его сводить куда-то завтра. Но он всё просрал, вот так неожиданно разболевшись.       — Я приготовил тебе волшебный лимонад. Таким мой дед поил нас с пацанами в детстве. Все хвори как рукой снимало. Помнишь, как обидно было болеть в детстве? — Попов тянется и аккуратно берёт большую кружку с прикроватной тумбочки, на которой Шастун замечает и пирометр с яркими цифрами 37,8. — Здесь лимон, имбирь, мёд и секретный ингредиент.       — Какой? — уныло интересуется Антон. Настроение испорчено к чёртовой матери. Они планировали сделать это время без девочки незабываемым. И действительно, о том, что он всё испортил, Шастун по-любому никогда не забудет.       — Секретный, — подмигивает Арсений. — Пей. До дна.       Антон послушно принимает кружку, которая размером больше смахивает на небольшую канистру. И блаженно вдыхает белёсый пар, поднимающийся вверх. Делает небольшой глоток и кисло морщится.       — Чеснок!       — Пей, завтра скакать будешь!       — Ты давно вернулся? — Шастун делает ещё один глоток — в принципе, пить можно. Если не задерживать странное лекарство во рту и глотать сразу. А ещё лучше будет закрыть нос.       — Да, я принял душ у тебя в спальне, чтобы не тревожить тебя.       — У меня в спальне? Почему? Сука, — тянет Антон, убирает кружку и практически полностью прячется под одеяло, только глаза беспокойно перемещаются от одного предмета к другому в спальне в тёмным тонах. — Какой позор! Я толком не соображал и пришёл в твою комнату, — Он накрывается с головой. И уже оттуда Попов слышит еле различимый бубнёж. — Надо же было так облажаться.       — Шаст, а ну выныривай, а то задохнёшься! — Арсений никак не может решить для себя — смеяться ему или взять и обидеться. Он тянет за край одеяла, и когда на свет появляется ожидаемо алое лицо, спокойно произносит: — А тебе не приходило в голову, что мне может польстить, что ты пришёл сюда, а не в свою спальню?       — Прости, я веду себя как идиот, — Антон снова берёт кружку в руки, черпая от неё такое необходимое ему сейчас тепло. — Я просто расстроился. Из-за ужина этого и из-за завтрашней вылазки. Я думал, мы проведём эти дни вместе. Я всё испортил, — совсем тихо заканчивает он.       — А мы не вместе? — хмыкает Попов. — Я же рядом, так не всё ли равно, чем заниматься?       — Да, ты прав, — у Шастуна определённо начался климакс, иначе как ещё можно объяснить эти эмоциональные качели? Ему снова становится легко на сердце, словно «зелье» деда Арсения способно снимать не только телесные хвори, но и душевные.       — А теперь раздевайся, — не терпящим возражений тоном командует Попов и стягивает с себя белоснежный свитшот, являя взору Антона своё прекрасное тело. Так, стоп!       — В смысле? — Шастун осторожно пристраивает пустую кружку на тумбочку и смотрит на Арсения так, словно он произнёс: «Средние значения квантовых наблюдаемых величин, таких как положение и импульс, подчиняются уравнениям, аналогичным классическим уравнениям движения», а не простые слова, понятные даже ребёнку. — Ты, конечно, говорил, что нам не обязательно ужинать вдвоём или ходить куда-то. Мы можем заняться чем угодно, но я как-то не ожидал…       — Если ты рассчитываешь на фееричный секс, спешу умерить твою буйную фантазию, — в голос смеётся Попов. — Ты знал, что я проходил курсы оказания первой помощи?       — Да. Нет. Не помню, — блеет Антон, с опаской наблюдая — аки невинная барышня в первую брачную ночь — как Арсений поднимает край одеяла и укладывается рядом. Ещё пару сантиметров сближения, и он начнёт визжать и отбиваться.       — Ты замёрз, я хочу тебя согреть. Знаешь, научно доказано, что лучше всего греет чужое тело рядом, — Попов без прелюдий стягивает с Шастуна худи, сгребает его в кольцо длинных рук и прижимает к себе. Он знает, какое впечатление производит на Антона. Да, он пользуется этим. Для него выставить тело на показ и чувствовать на нём горячие голодные взгляды сродни воздействию на организм мощного опиата. А возможность прижаться к голой груди — вообще доза чистого героина.       Шастун копошится, поворачиваясь на другой бок, и жмётся к Арсению спиной, оборачивая словно лианы вокруг своего тела тёплые конечности, даже нос прячет в широкой ладони. Попов целует его в копну спутанных волос, вдыхая присущий одному Антону неповторимый аромат.       Сегодня он даже не обедал, замотался в офисе. И не так представлял себе «вечер наедине». Но он не лукавил, когда говорил, что для него не имеет значения, что они делают. Лишь бы быть вместе, быть рядом. Арсений уже давно понял, что не справится больше без этого двухметрового чуда. И речь не о бытовом плане. Без Шастуна даже яркие краски теряют цвета. Без него Попову не просто сложно дышать, он без Антона задохнётся.       Вслушиваясь в мерное сопение задремавшего Шастуна, Арсений тоже проваливается в сон.

***

      Антон наблюдает через ветровое стекло внедорожника за пухлыми снежинками, которые всё продолжают сыпать с тяжёлого низкого неба. На обочинах, как два выстроенных напротив друг друга отбойника, почти метровые сугробы. Он не сомневается, что столицу чистят и вылизывают в режиме нон-стоп, но о дороге между их посёлком и Москвой, видимо, слегка подзабыли. И выбор машины, которую Попов уверенно ведёт по неглубокой колее, теперь становится понятным.       — Ты умеешь водить? — вопрос Арсения теряется в «Мурашках» МОТа. С недавних пор этот певец вдруг выбился в фавориты. Раньше Шастун не замечал за собой интереса к русскому рэпу. Но всё изменилось. Он изменился. И изменил Попова.       Антон старается сдержать улыбку, что и так словно приклеена к его лицу в последнее время. В некоторых вопросах он даже испортил Арсения.       Шастун проснулся глубокой ночью совершенно мокрый. Хоть выжимай. Даже спортивные штаны на пояснице были влажными. Сначала какое-то время лежал и вслушивался в застывшую тишину, пытаясь определить, что именно его разбудило. Был какой-то звук, то ли рычание, то ли ворчание. Уверенный, что Попов просто что-то произнёс во сне, он начал аккуратно выпутываться из захвата самого настоящего радиатора отопления. Когда Арсений стал таким горячим? Раньше его постоянно хотелось согреть. Хотя, справедливости ради, руки у него всё равно оставались прохладными.       Решив, что надо быстро сбегать в душ и переодеться, Антон начал сползать с кровати, но снова замер: у Попова урчало в животе. Зная этого трудоголика, можно было быть уверенным, что тот не то что не ужинал — благодаря Шастуну, конечно, — но и не обедал.       Душ подождёт. Надо было что-то быстро приготовить.       — Куда собрался? — прохрипел Арсений, снова утягивая Антона в жаркий плен своих рук, в прямом смысле, а не как в романах любовных пишут.       — Мне надо сполоснутся, — отзвался Шастун и снова попытался встать. — Да и кормить тебя пора.       Попов перекатился на спину, прикрыв глаза ладонью: уснули они пусть и с неярким, но включенным светом. Мужчина спрятал широченный зевок за сжатыми в кулак пальцами и рывком уселся на кровати.       — Так, иди принимай банные процедуры, а я что-нибудь быстренько соображу. Тебе тоже надо поесть.       — Я и сам могу, — нет, Антон не мог. Не мог отказать себе в удовольствии быть объектом ухаживания. Волшебным средством поили, в постели грели, а теперь хотят кормить. Да кто он такой, чтобы отказываться? — Окей, я в душ, — он наклонился и громко чмокнул Арсения в нос. — Встречаемся на кухне через пятнадцать минут.       — Я принесу сюда, — сказал как отрезал Попов. — У тебя вообще-то постельный режим.       — А, ну да, — отступая спиной к двери, согласился Шастун. Он уже на всё был согласен, лишь бы Арсений продолжал на него так смотреть.       Минут через двадцать Антон заглянул в спальню Попова и застыл на пороге. Арсений приготовил импровизированный ужин и в этот раз не забыл, что Шаст мясоед. Да, бутерброды были также украшены помидорками черри и веточками базилика, но они хотя бы были с грудкой.       — Может, я уже здоров? — скривил нос Антон, заметив среди тарелок с сыром и овощами наицелебнейший напиток. Он на это не подписывался. Считал, что его употребление было единоразовой акцией.       — Я случайно забыл про чеснок, — подмигнул Попов, в противовес словам, он всем своим видом показывал, что пробелами в памяти не страдает. Состав напитка без этого «секретного ингредиента» определённо пришёлся Шастуну по вкусу.       Они ужинали, сидя по-турецки на постели. Антон никогда не поддерживал поедание пищи в кровати и не мог предположить, что небольшая простуда могла толкнуть Арсения на такое «преступление». Но он бы соврал самому себе, если бы сказал, что ухаживания мужчины не доставляют ему удовольствие.       Несмотря на то что до рассвета было далеко, спать не хотелось. И было решено посмотреть какой-нибудь лёгкий сериал, чем они и занялись, снова расположившись на подушках. Через несколько часов, удостоверившись, что температура у Шастуна достигла нормальных значений, Попов предложил выйти и подышать свежим воздухом. И если лично не одевал Антона, то строго следил, чтобы тот не забыл про тёплый свитер и — ну блин! — подштанники. Откопал ему шапку и пару перчаток. После непродолжительной прогулки, практически под утро легли спать. Что уж говорить о том, что проснулись оба ближе к обеду следующего дня. И Антон — на удивление — совершенно здоровым.       — У меня есть права, — выныривая из воспоминаний, Шастун переводит взгляд на сосредоточенное лицо Арсения. Мысли уносят его на пару месяцев назад, когда они так же ехали ловить северное сияние и Антон любовался профилем босса. — Но вожу я не очень. Практики не было. Документ получил, а машины нет.       — Надо будет позаниматься с тобой.       Господи! Шастун сползает на сидении, насколько позволяет его рост и глубоко вздыхает. Неужели нельзя говорить не так двусмысленно? Интересно, сам Попов замечает, что его фразы всё чаще и чаще кажутся «с подтекстом». Или это видит только Антон? Как говорится, у кого что болит.       — Так куда мы едем? — он пытается сменить тему, чтобы прекратить поток таких желанных картинок в голове.       — Есть одно кафе в центре. Называется «Фланёр». Уверен, тебе там понравится, — в этот раз Арсений не юлит, не уговаривает набраться терпения, чтобы не испортить сюрприз. Он говорит прямо, но как-то отстраненно, стараясь не отвлекаться от дороги.       МОТ уже закончил петь, и Попов переключил экран на рандомное радио. В какой-то момент обоим кажется, что звук слишком громкий и они синхронно тянутся к энкодеру, сталкиваясь пальцами.       — Почему у тебя руки всегда такие ледяные? — хмурится Шастун. Он подносит ладонь Арсения к губам и дышит на неё горячим воздухом. После чего переплетает свои пальцы с его и укладывает этот импровизированный замок к себе на бедро.       — Может, чтобы у тебя был повод согреть их, — совсем тихо в ответ. Попов на пару мгновений отрывает взгляд от дороги, но бросает его не на Антона, а на их сцепленные пальцы. — Они всегда такими были, сколько себя помню. И ноги такие же. В последнее время я не ощущаю от тебя запаха сигарет, — Арсений давно хотел поговорить с Антоном на эту тему, да всё случая не представлялось. — Бросил?       — Ну, я бы так не сказал, — тянет Шастун и отворачивается к окну, чтобы скрыть смущение. Он прекрасно осознаёт, что Попову не очень приятно находится с ним рядом, когда от него несёт табаком. Движимый импульсивным порывом, он расцепляет пальцы и хочет уже убрать руку, но Арсений не позволяет, ещё крепче прижимая ладонь к его бедру, даёт понять, что он рядом и принимает своего парня таким, как есть.       — Какой у тебя стаж?       — Чуть больше десяти лет, — с опаской отвечает Антон. Он взрослый мужчина, не хотелось бы сейчас нарваться на лекцию о вреде курения от Попова. Почему-то в моменте становится страшно, что этот вечер, который всё-таки состоялся, мог быть испорчен диспутом на тему «что такое хорошо, а что такое плохо». — Я начал, когда родители разводились, в шестнадцать лет, — вставляет он. Арсений молчит, словно не хочет нарушать уютную тишину, разбавленную тихим шуршанием колёс. Но он слушает: Шастун мало рассказывал о себе. И сейчас Попов словно держит в руках книгу, прочитать которую давно мечтал. — Не было ни чувства вины, ни депрессии, когда они разошлись. Я как-то легко принял, что любви больше нет, что они стали друг другу чужими. Просто в кармане появилась пачка сигарет и спички. Наверное, это было единственной реакцией.       — Ты общался с отцом после развода? — Арсений снова на пару мгновений переводит взгляд на Антона. У него полная семья. Но кто знает, что лучше: оказаться в подростковом возрасте без второго родителя или жить, будучи в постоянной конфронтации с ним.       — Да, отец какое-то время жил один. Забирал меня на выходные, — Шастун отвечает отрешённо, словно пересказывает фильм, который не произвёл сильного впечатления. — Мы зависали у него на квартире, смотрели боевики и ели вредную еду, — за окном уже мелькает пригород, словно перетягивая внимание на себя. Панельные пятиэтажки моргают ему нестройным рядом горящих окон. Кто-то уже ложится спать, готовясь к предстоящей рабочей неделе, кто-то ещё не вернулся домой, предпочитая проводить выходные в гостях. Какое-то время Антон молчит, задумавшись о том, какие люди живут в этих квартирах. Чего они боятся. Что предпочитают на завтрак. О ком плачут по ночам. — А потом он женился.       — И вы перестали видеться?       — А, нет, не перестали, — пиканье светофора для слепых пешеходов разрушает ленивую безмятежность в автомобиле, когда Попов останавливается на красный свет. — Его вторая жена ничего такая была. Меня приняла хорошо. Мы с ней даже как будто сдружились. У меня есть две младших сестрёнки.       — Это же хорошо? Почему же тебе сейчас грустно? — в ожидании зелёного света, Арсений оборачивается на Шастуна, чтобы понять причину печали, омрачившую родные черты. Эта печаль щемит где-то в центре груди. Словно эмпатия Попова развита настолько сильно, что он легко перенимает чувства Антона на себя.       — Я поступил в Москву, и наша связь оборвалась, — Шастун поджимает губы. Они тормозят в неприметном переулке, но он даже не замечает, что Арсений уже припарковался. — Словно ничего и не было, будто мы были чужими людьми всегда, а наше единение я сам себе выдумал.       Прохладным прикосновением пальцев к подбородку Попов побуждает Антона повернуться к нему лицом и сразу же накрывает его губы своими. Он полагается на инстинкты: он сейчас нужен Шастуну. И в тонированной машине в центре города на ум приходит только один вариант, как снова поднять настроение своему парню.       Антон улыбается в поцелуй, притягивая мужчину ближе. Они не углубляют его, точно оба ощущают некую грань, которую не следует переходить, пока они не в стенах родных пенатов. И не закрывают глаза. И обоим кажется, что они тонут в расширенных зрачках друг друга.       — Пойдём, — шепчет Арсений, не отнимая губ. Словно решение идти принято, но мозг отказывается подчиняться ему.       — Так мы приехали? — Шастун отклоняется, но объятий не размыкает, размышляя о том, как мало ему надо, чтобы стряхнуть дряхлую хандру и снова начать улыбаться.       — Да, я же обещал тебе бомбическое место.       Несмотря на то, что кафе позиционирует себя как ресторан, оказалось оно небольшим. Антону сразу бросаются в глаза ажурный потолок и яркие красно-зелёные цвета стен. Атмосфера мрачноватая, но не холодная, а скорее приятная, как тихий вечер у старого потёртого от времени абажура. Посетителей немного, сказывается поздний вечер воскресенья. Лицо официантки, встретившей их у одного из угловых столиков с именем «Вероника» на бейджике, кажется, треснет в любую минуту, настолько широко она улыбается Арсению.       Попов сначала даже теряется, особенно заметив взгляд Шастуна, пропитанный зарождающейся злостью. Он ловит его и незаметно подмигивает, чтобы успокоить. Девушка оставляет меню и догадавшись, что общения не последует, ретируется к другим гостям.       — Что? — полушутя-полусерьёзно интересуется Антон, опускаясь на удобный — даже для его роста — стул. — В следующий раз, когда будем выходить, я буду вешать на тебя табличку «занят»! Где бы мы не появились, женщины готовы буквально сожрать тебя.       — Когда это было? — притворно возмущается Арсений.       — Ну там, в приюте, когда мы котёнка выбирали, — Шастун и сам понимает, что ведёт себя как ребёнок. Возможно, где-то там, глубоко, зреет неуверенность, что всё это не правда, не по-настоящему или, как минимум, ненадолго. Хочется, чтобы Попов убеждал и доказывал, что его чувства не бутафория. Антон трёт лоб, чтобы скрыть смущение. Откуда эти бредовые мысли?       — А, я понял, — Арсений усаживается поудобнее и закидывает ногу на ногу. Ревность Шастуна можно потрогать руками, настолько она явная. Попов уже знает, что в прошлом у него были токсичные отношения, и, судя по всему, тот просто боится снова поверить и снова обжечься. Ему бы сразу дать понять, что беспокоиться не о чём, но в моменте хочется подразнить, а, скорее даже, раздразнить, поэтому он делает вид, что стряхивает с рукавов джемпера невидимые пылинки и совершенно незаинтересованным тоном произносит: — То есть ты уже тогда понял, что…       — Вы определились? — вклинивается в разговор официантка, заставляя Арсения замолчать на полуслове, а Антону позволяя на пару мгновений выдохнуть. И зачем он затеял этот разговор?       — Нам две чашки лунцзина и две порции маджула, — даже не глядя на девушку, делает заказ Попов. Поужинали они дома, так как он сразу предупредил, что кухню и получше знает в Москве, а едут они за одним особенным десертом.       Вероника на автомате повторяет слова Арсения и отходит.       Шастуну уже кажется, что Попов и забыл закончить предложение, когда тот настырно продолжает:       — Потерял голову от моей непревзойденной красоты.       — Что? Нет, — слишком поспешно отвечает Антон, но поднятое меню, которое ему вдруг захотелось досконально изучить, выдают его с потрохами. Заказ появляется на столике быстро: зелёный чай и финиковый торт. И Шастун бы рад выпить свой напиток залпом, чтобы промочить пересохшее горло, но тот явно слишком горячий для таких манипуляций. И он разоблачает себя окончательно, когда начинает обмахиваться меню. — Ты явно не только для гастрономического удовольствия меня сюда привёз, — меняет тему он.       — А, да. Минуту, — словно приняв новые правила игры, Арсений отходит на несколько минут к барной стойке. А когда возвращается, по небольшому помещению начинает растекаться томная лирическая мелодия. — Я приезжаю сюда ради этого.       Антон безошибочно узнаёт первые аккорды песни Рикки и Повери «Cosa Sei», которые моментально уносят его в такую сладкую и такую скоротечную юность. Он знаком с композицией практически с детства, его покойный дед часто слушал её на старом проигрывателе. Шастун не владеет итальянским, но по памяти начинает подпевать.       — Знаешь перевод? — Попов вскидывает брови, с интересом наблюдая, как меняется лицо мужчины. Как разглаживаются на лбу складки от беспричинной ревности, как взгляд становится туманным и мгновенно теплеет. Антон отрицательно машет головой, и Арсений сразу же начинает переводить: — Откуда этот страх потерять тебя? Что есть в тебе, что делает тебя уникальным и влюбляет меня в тебя? Кто ты? Кто ты? Ты нечто большее. Что бы я делал без тебя? Кто ты, когда говоришь мне «да» и таешь от моих ласк?       Десертная ложка сначала замирает где-то на полпути ко рту Шастуна, после чего падает из трясущихся рук и с пронзительным звоном встречается с тарелкой.       Взгляд Попова прошибает Антона насквозь. Он едва заметно трясёт головой, чтобы снова уловить смысл, которого в вольном переводе определённо нет. Шастун уже плавал в этих водах. Его буйная фантазия часто может разыграться не в тему. Это не слова Арсения, это слова автора песни.       — Я так и не понял, — Антон пытается откашляться, так как голос наотрез отказывается подчиняться, — ты приезжаешь сюда, чтобы послушать Рикки и Повери?       — Да.       — В современном мире это делается через приложение в телефоне.       — Это оригинал, — показывает он куда-то в направлении бара, и только сейчас Шастун замечает современный граммофон, в виде стилизованного раритетного проигрывателя для винила. — Это альбом 1983 года. У меня была такая пластинка, но Кьяра однажды решила, что на ней можно порисовать. Одним словом, я не досмотрел, и Мартышка испортила её.       — Ну допустим. Но можно же купить такую пластику, сейчас немало магазинов, которые специализируются на раритете.       — Это ограниченная серия, — качает головой Попов. — Я приобрёл свой винил в Италии, здесь такая же пластинка.       — Купи её у кафе, — кажется, Шастун вообще не видит здесь проблемы, особенно с доходами Арсения.       — Они отказываются продавать, — разводит руками Арсений. — Конечно, можно попробовать через Веронику.       — Арс, не выводи меня, — широкая ладонь звонко опускается на столешницу. Антон сам теряется от такого явного выражения ревности. Он прячет руку под стол. И старается смотреть куда угодно, только не в искрящиеся безудержным весельем глаза.       Домой они возвращаются за полночь. Несмотря ни на что, вечер оставил в душе Шастуна приятное послевкусие. Они медленно бредут по снова засыпанной снегом дорожке к входной двери, когда Попов неожиданно замирает, замечая тусклый свет, что несмело пробивается через панорамные окна.       — У нас гости? — Антон бросает взгляд на стационарный пункт охраны. Там всё спокойно, да и камеры работают в нём круглосуточно и транслируют практически одновременно почти сто локаций на участке.       — Сейчас узнаем, — крепко удерживая ладонь Шастуна, Арсений отпирает дверь. Слуха мужчин тут же достигает громкий, раскатистый храп.       Чтобы не потревожить «уставшего путника», они бесшумно раздеваются и проходят в гостиную.       — А кто это лежал на моей постели? — пародируя голос медведя из сказки, грохочет Попов, наклоняясь над спящим на диване Матвиенко.       Сергей моментально подскакивает.       — Нагулялись, сладкая парочка? — хрипит он и трёт заспанные глаза. — Посмотрите-ка на них: кошка спит, и мышки в пляс.       — Ты перепутал адрес прописки? — шутит Арсений.       — Тебе напомнить, что у нас он одинаковый? — не отстает Матвиенко.       — Арс, зелёный чемодан здесь, — указывает Антон на небольшую сумку, с которой ещё вчера Кьяра отправилась в санаторий.       Попов срывается было по направлению к лестнице, но за рукав джемпера его ловит Сергей.       — Карапуз спит уже, — рапортует он. — Там какая-то авария в системе водоснабжения. И холодную, и горячую воду отключили на пару дней. Катюха приняла решение возвращаться.       — Почему не позвонил? — Арсений никак не может сбросить с плеч гиперконтроль, особенно в адрес дочери. Ему кажется, если он что-то упустит, то всё сразу пойдёт под откос.       — Да я так и подумал, что вы решили выйти прогуляться, — Матвиенко глотает широченный зевок. — Не стал вас беспокоить. Всё нормально, Кьяра слишком устала в дороге, чтобы возмущаться по поводу вашего отсутствия. Она почистила зубы, рассказала мне сказку и легла спать.       — Спасибо, что присмотрел, — Попов хлопает друга по плечу, выражая благодарность.       — Спокойной ночи, Шаст, — прощается Серёжа, натягивая у фитостены ботинки. — И тебе спокойной ночи, старый извращенец, — под нос бурчит он.       — Эй, я не старый, — заходится в притворном возмущении Арсений, подавая Матвиенко парку.       — То есть то, что ты извращенец, ты даже не отрицаешь? — Сергей закатывает глаза, напоказ дразня Попова.       — Нисколько, — хмыкает Арсений и под шокированным взглядом друга притягивает к себе Шастуна, который с интересом всё это время наблюдает за шутливой перепалкой двух товарищей, и звонко чмокает в губы.       — Меня сейчас стошнит, — стонет Матвиенко и скрывается в полутьме двора.

***

      Оставшиеся дни до отъезда промелькнули как один миг. Вот Антон ещё бегает за Кьярой по дому, чтобы отобрать тюбинг, параллельно объясняя, что он не пригодится на островах, а вот он уже сидит в огромном VIP-зале Шереметьево и чувствует себя бродягой, который забрёл в мишленовский ресторан в поисках пропитания. Так было и в Питере, в отеле.       — Расслабься, — пользуясь тем, что «отстойник» повышенного комфорта практически пуст, Попов кладёт руку на скачущую в мелком танце ногу Шастуна и слегка сжимает. — Я взял тебе зелёный чай.       — Я бы не отказался остограммиться, — нервно хмыкает Антон, принимая из рук Арсения картонный горячий стаканчик. — А ты, кстати, почему Пашу не поддерживаешь? — он указывает подбородком на Добровольских со стаканами в руках: у Ляйсан яркий морс, а у Воли рокс, судя по цвету, с джином.       — Я больше не пью, — Попов отвечает так просто, словно последние лет пятьдесят исповедует буддизм, успел познать сущность бытия и заделался убеждённым вегетарианцем.       — И давно это? — широкая бровь взлетает вверх, выражая изрядный скепсис и параллельно Шастун отклоняется чуть назад, чтобы проверить, не разнесли ли дети игровую.       — Сейчас скажу, — Арсений начинает демонстративно в уме подсчитывать дни: хмурится, шевелит губами и даже слегка жестикулирует одной рукой, чтобы придать весомость нехитрому действию, — через пару дней два месяца.       — Откуда такая точность? — негромко смеётся Антон. — Не замечал у тебя склонности к математическим наукам.       — Двадцать второго октября я уволил тебя, и с тех пор не пил, не считая того вечера с Алёной, — серьёзный тон обрушивается на Шастуна лавиной воспоминаний. И снова тот самый червячок, который беспрестанно нашёптывает ему, что это всё временно, и Попов скоро наиграется, начинает терзать душу. Вроде всё в порядке, их отношения развиваются, Арсений окутывает его вниманием и заботой, и беспрестанно целует, когда они могут урвать минуту наедине. Словно дорвался до сладкого и никак не может насытиться. И Антон мог бы с уверенностью сказать, что тот влюблён. Мог бы, если бы не обжёгся несколько лет назад.       — Почему? — вопрос из одного слова, однако ответ для Шастуна очень важен. — Не хочешь больше натворить дел, будучи в алкогольном опьянении?       — Чтобы никогда не забывать наши моменты, — еле слышно, хрипло и настолько проникновенно, что Антону кажется, каждое слово предложения проникает в вены и слегка вибрирует под кожей. Хочется ответить, рассказать о чувствах, увидеть взаимность в голубых глазах. Так сильно хочется снова ощутить на себе сильные руки, когда те, крепко прижмут к груди.       — Мама, Роберт кидается в меня шариками, — пронзительный рёв Добровольской-младшей разрушает магию момента, но мужчины ещё пару мгновений цепляются взглядами, стараясь передать друг другу все невысказанные чувства, и только потом синхронно оборачиваются к Софие.       — Паша, она тебя зовёт, — Ляйсан в упор смотрит на супруга.       — Но я точно слышал, что она сказала «мама», — Воля слегка тушуется под красноречивым взглядом жены, однако пока ещё адвокат в нём бунтует, и он не намерен так легко сдавать позиции.       — Добровольский, я носила, рожала и по ночам кормила, — безапелляционно заявляет женщина. — На период отпуска это твои дети, — Паша несмело пытается что-то возразить, но его стенания теряются в громком звуке, с которым Ляся втягивает остатки морса через трубочку. Понимая, что «дело» проиграно в сухую, он с сожалением отставляет стакан и уходит в сторону игровой. Благо там ещё остались те, кто слушается его практически беспрекословно.       В это время объявляют посадку. Взрослые и присоединившиеся к ним дети, за исключением Роберта, ждут возвращения задерживающихся. Потому как Воля терпеливо объясняет в игровой сыну, как надо вести себя с сестрой. Антон уже знает, что они не поедут со всеми остальными на перроном автобусе, их доставят к самолёту в минивене, как пассажиров первого класса. Ему досталось место рядом с Добровольским-младшим, так как Ляйсан будет лететь с Софией, а Паше — трудоголику такому — надо будет в полёте изучить документы, чтобы утром, когда появится интернет, отправить отчёт заму. Роберт ещё по приезде в Шереметьево перечислил Шастуну игры, в которые планирует втянуть его в полёте. Антон слушал об этом с улыбкой, уверенный, что мальчишка вырубится через пару часов после взлёта.       За ними приходит сотрудник аэропорта. Ярко-синяя униформа молодого человека сразу бросается Шастуну в глаза. Он где-то читал, что этот цвет призван расслаблять и дарить человеку гармонию и спокойствие, а также снизить тревогу. Однако с Антоном это не работает, он ощущает, как от кончиков пальцев на ногах начинает подниматься привычная тревога.       — Арс, сколько мы будем в воздухе? — он хватает Попова за куртку, заставляя остановится. Сердце колотится где-то в горле, а ладони покрывает липкий пот. — Зачем я тебе там нужен? Я мог бы в Воронеж сгонять на этот период, маму с бабушкой давно не видел, — он понимает, что в нём говорит аэрофобия. Да, он соскучился по родным, но и поехать с Поповыми хочется. Однако сейчас, находясь буквально в шаге от мощного лайнера, который должен поднять его на высоту десяти тысяч метров над землёй, он понимает, что не готов сделать этот шаг. Он действительно готов отказаться от поездки на острова, лишь бы не подниматься на борт.       — Дайте нам две минуты, пожалуйста, — обращается Арсений к друзьям и работнику Шереметьево. Наплевав на заинтересованный взгляд последнего, он хватает Шастуна за руку и тащит в сторону туалета.       В уборной, больше смахивающей на один из залов Третьяковки, к счастью, никого нет. Антон вялой походкой подходит к раковине и, включив ледяную воду, плещет себе в лицо. За шумом он не слышит, как щёлкает замок на входной двери. Хватает белоснежное полотенце и просто прижимает к глазам.       — Кот, иди ко мне, — тихий ласковый зов словно выводит его из транса. Он бредёт по направлению к Попову, который стоит, раскинув руки. Три метра, и сильные руки обнимают его. Ладонь гладит по голове, даря успокоение. — Я буду рядом. Я всегда рядом, ты же знаешь, — Шастун утыкается носом в тёплую шею и молча кивает. — Воспринимай полёт как плату за возможность увидеть меня в плавках.       — Я могу посмотреть на тебя и дома в нижнем белье, — хмыкает Антон, и Арсений чувствует, как расслабляются каменные до этого плечи. — Мне просто надо стянуть с тебя как-нибудь пижамные штаны.       — Ради тебя я вообще на Сейшелах надевать их не буду, — Попов заставляет Шастуна поднять голову и мягко приникает к губам. Зарывается длинными пальцами в мягкие кудри, притягивая его ближе. Но так же неожиданно и отстраняется, не без удовольствия замечая, что тот расстроен скоротечными нежностями. — Я тебя ещё поцелую, так как ты любишь, а сейчас нам надо идти, — но не двигается, будто даёт право Антону самому принять решение, только протягивает руку ладонью вверх. И с его пальцами тут же переплетаются длинные тёплые пальцы.       Антон ошибся, после взлёта и плотного ужина Роберт начал излучать такую кипучую энергию, что ею можно было зарядить парочку телефонов. Он хотел и сериал посмотреть, и поиграть в машинки на том же экране, что располагался на сидении впереди него, и одновременно втянул Шастуна в дискуссию на тему, почему у девчонок всегда больше прав, чем у парней. Антону сложно, в силу возраста, поддержать мнение мальчика, так как он давно уже понял, что в реальной прав больше у мужчин. Взять хотя бы налог на розовое, оформление на работу и многое другое. Но он не грузит ребёнка этими проблемами.       — С Кьярой, оказывается, проще, — бубнит он себе под нос, пытаясь устроиться на сидении, которое, благодаря стоимости билетов, уже трансформировалось в полноценную кровать — читай полку в поезде, но всё ж лучше, чем кресло в эконом классе, к тому же, со спинкой, которая не откидывается и маленьким расстоянием для его длинных ног.       Роберт не расслышал всю фразу, но имя боевой подруги выхватил из предложения безошибочно. По удивительному стечению обстоятельств, несмотря на то что Кьяра и София одногодки, их отношения с мальчиком совершенно разные. Если с сестрой Роберт постоянно ругался, то с Поповой у них была буквально идиллия. Однажды Ляйсан, когда пришла на занятие к Кьяре, обмолвилась, что они с Пашей настолько избаловали Софию, что сын нашёл идеал сестры в дочери Арсения.       — А можно нам поменяться местами с Кьярой? — загорается мальчишка, поджигая одновременно внутренности Антона, который успевает проанализировать его предложение и прийти к выводу, что, если девочка пересядет к Роберту, он окажется рядом с Поповым.       — Я даже не знаю, — выдавливает он из себя, чтобы скрыть сладкое предвкушение. — Надо спросить бортпроводника.       — Что вас интересует? — как по волшебству, вышеозвученная личность появляется рядом, Шастун не удивится, если на каждого пассажира по одному стюарду.       — Можно нам пересесть? — он знает, что обычно сотрудники авиакомпании позволяют это только в экстренных случаях, ведь надо будет опознавать тела в случае катастрофы… Антон трясёт головой, чтобы не позволить мыслям распространится подобно смертоносному вирусу.       — Да, конечно, — отвечает мужчина. И правда, деньги способны на всё.       Роберт срывается с места и через минуту возвращается с взбудораженной Кьярой. И почему эта мысль не пришла детям в голову раньше?       А Шастун проходит пару рядов вперёд. Попов спит в кресле у иллюминатора. И он замирает в нерешительности. Даже оглядывается, проверяя нет ли поблизости любопытных глаз, направленных на них.       — Ложись уже, — хриплый голос проходит мурашками по позвоночнику, — без тебя всё равно нормально не спится.       Антон опускается на сидение и укладывается на бок лицом к Арсению. Тот накидывает на них пушистый плед и двигается максимально близко, благо между разложенными креслами практически нет зазора.       — Арс, нас могут увидеть, — запоздало реагирует Шастун, при этом его пальцы уже привычно переплетаются с пальцами Попова под покрывалом.       — Плевать, — Арсений даже глаза не открывает, видимо находя проблему несущественной. — Ну что они сделают? Высадят нас?       — И то правда, — Шастун прикрывает веки. Подчиняясь мерному гудению мощных двигателей, неожиданно для себя проваливается в сон.

***

      Здесь даже воздух пахнет по-другому. Тёплый, пропитанный солью океана, он ласково проходится по взмокшей шее и ерошит кудряшки, которые на островах Антон даже не заморачивается укладывать. Пальцы на ногах зарыты в мелкий белый песок. Сказать, что он охренел от вида их временного жилища — ничего не сказать. Шастун даже утратил на время дар речи, оказавшись в бунгало класса люкс с двумя спальнями. Чаша бассейна рядом с домиком так и манила нырнуть в свои прохладные воды. К тому же, глубина в нём всего метр семьдесят, судя по небольшой табличке рядом. В самый раз для неумеющего плавать постояльца с ростом почти в два метра. Ему выделили спальню с видом на побережье. Окна выходят на тенистую веранду с мягкими низкими креслами. Кровать огромных размеров умоляла прилечь после непродолжительного сна в самолёте, только вот деятельная Ляйсан сообщила в ультимативной форме, что они сюда не спать приехали, и у неё уже готова сногсшибательная программа.       Позавтракав в одном из ресторанов практически у самой кромки воды, они направились на пляж. Впрочем, никто уже не сопротивлялся. У Антона было ощущение, что он рассматривает в Пинтересте картинки, качество которых улучшили с помощью хорошо подобранного пресета, настолько яркими были цвета.       Сейчас же София с рвением великого архитектора строит замок из песка. Вернее, она уверена, что это замок, но больше смахивает на Помпеи после извержения вулкана. Рядом сидит Ляйсан с листочком экзотического растения, который нацепила больше в шутку, чем как защиту от солнечного ожога, ведь в сумке у неё лежит специальный крем, на носу. Вообще, здесь она другая. После душа женщина не стала красится, так что теперь выглядит совсем молодой девушкой. Той, с которой Шастун познакомился на экране телевизора. Остальные решили устроить небольшой заплыв. Конечно, Арсений заранее продумал маршрут, с учётом того, чтобы Кьяра и Роберт не устали.       — Как ты поняла, что любишь Пашу? — вопрос вырывается неосознанно, будто Антон участвует в игре в ассоциации, где важнее время, которое ты тратишь на обдумывание ответа, нежели на сам ответ.       Ляся поворачивает голову в сторону Антона и укладывает подбородок себе на плечо. Какое-то время скользит взглядом по макушке мужа, что периодически скрывается под водой. Роберт плавает пока только по-собачьи, и с берега слышно, что Добровольский решил продемонстрировать сыну ещё технику по-акульи, которую выдумал в моменте. И, в очередной раз занырнув, он совершенно по-детски хватает под водой Арсения за ногу. На всю округу разносится удивлённый вскрик Попова, а Паша выныривает, начиная хохотать.       — Я не всегда его любила, — наконец произносит она. Так тихо, что можно легко потерять эти несколько слов в шелесте волн о песок. — И это сейчас не про стадии чувств. Мол, вначале должна быть обязательно влюблённость, потом пресыщение, отвращение, принятие и, наконец, любовь. Я много работала, и мне казалось, что чувства помешают карьере.       — Но, насколько я помню, вы вместе уже пятнадцать лет, — между бровей пролегает неглубокая складка, когда Антон вклинивается в монолог женщины, вспоминая их официальное знакомство утром в день рождения Кьяры.       — Я считала его удачной партией, но никак не любимым мужчиной, — её откровенность несколько шокирует мужчину. Конечно, с Добровольской они встречаются каждую неделю, но общения толком нет. Однако сейчас она говорит с ним как старая знакомая, словно они вместе чуть ли не со школьной скамьи. Это одновременно и смущает его, и прельщает. — Мне было удобно с ним. И комфортно, конечно.       — Но сейчас ты любишь, — Шастун не спрашивает, он знает это наверняка. Стоит только взглянуть на них, и становится понятно, что химия этой пары поражает все находящиеся поблизости объекты. И ему на данный момент странно представить, что так было не всегда.       — Сейчас я думаю, что любила всегда, с первого взгляда, как бы банально это не звучало, только поняла это, когда удостоверилась в чувствах мужа, — она смотрит на дочь, которой в моменте чем-то помешала широкополая панама, и та скинула её на песок. Хватает одного взгляда через прищуренные веки, чтобы София подняла головной убор и молча натянула его обратно. Вот что значит суперспособности матери.       — И чем же Паша пожертвовал ради тебя? — вопрос задан в шутку, но Антон не знает ещё, что попал в «яблочко».       — Он поставил на кон дружбу с Арсением, — ответ звучит оглушающим выстрелом, который попадает в самое сердце, ведь Шастун знает, что между четырьмя мужчинами существует крепкая связь, установленная на ментальном уровне ещё в детстве. Они даже больше, чем семья, они боевые товарищи, прошедшие вместе не один бой. Когда одни подавали патроны, а другие закрывали собой спины друзей. И Антон считает прекрасным, что сейчас уже следующее поколение — их дети — устанавливают между собой такие же тесные связи. — Хочешь расскажу?       — Ещё бы, — Антон как ребёнок. Его глаза так и горят в предвкушении увлекательной истории, обещанной на ночь. Он ещё не знает, о чём она будет, но ему достаточно «трейлера», и его нетерпение отражается в нервном ёрзанье по песку. Так, что из плавок определённо придётся выковыривать его вечером. Но он готов заплатить такую высокую цену. К тому же, судя по всему, у этого рассказа однозначный хэппи энд, без каких-либо открытых финалов, которые Шастун как личность романтическая категорически не приемлет.       — Я родила Роберта и вышла на работу через два месяца, — в её голосе сквозит открытое сожаление, что она в погоне за чужими достижениями лишила сына такого необходимого ему внимания. — Я прекрасно знала, что мой организм изношен непростой беременностью, знала, что собой представляет послеродовая депрессия, но тогда считала, что если остановлюсь и надолго выпаду из спорта, то потеряю навыки, меня разнесёт, и я больше не буду нужна.       Шастун молчит, выводя пальцем на песке что-то среднее между пауком и китайским иероглифом. На самом деле — в глубине души — он понимает Ляйсан. Вернее, спортсменов в общем. И её страх — это страх огромного количества людей, которые когда-то добились успеха на определённом поприще. Однако сразу же ловит себя на мысли, что он бы так никогда не поступил. Но ведь и детей у него нет, и мало-мальски приличного призвания тоже.       — Я практически два года работала на износ. Фактически сутками пропадала в зале. Сейчас даже не понимаю, что и кому я доказывала, — некоторое время Добровольская молчит, точно до сих пор выступая обвинителем в суде над собой же, и в данный момент подбирает веские доказательства своему преступлению. — Мы с Пашей расходились уже, ещё до свадьбы. У меня был выкидыш. Паша тогда обвинил меня в том, что я не уберегла малыша, а я его обвинила в том, что он не создал мне комфортных условий для беременности. Одним словом, мы облили друг друга грязью и расстались. И вот, через два года после рождения Роберта, я вдруг решила, что не достойна своего супруга, что ему будет лучше без меня, и у него ещё будет шанс встретить нормальную женщину, не зацикленную на себе и своих победах, — её голос срывается и последние слова она проговаривает неразборчиво, но Антон интуитивно улавливает их смысл. Он порывается попросить её не продолжать. Но то ли интерес затягивает его окончательно, то ли он просто чувствует, что ей надо закончить историю, будто никому и никогда она этого не рассказывала. — А он меня украл.       — Прости, я не понял, — Шастун чешет подушечкой большого пальца бровь, — что значит «украл»?       — Забрал меня с тренировки, без вещей, без телефона и увёз в горы. Снял домик в Дмитровском районе на выходные. Сказал мне, если я не выпущу пар, то убью кого-нибудь. Он, конечно, меня отмажет, но это будет определённо последнее дело в его карьере.       — Так, хорошо, — хмыкает Шастун, — дальше я так понимаю рассказ приобретает рейтинг NС-17? — он определённо не готов вести настолько интимные беседы с Лясей.       — Я уверена, что когда рядом Арс, ты только обэтомможешь думать, — звонко смеётся женщина, но сразу же проводит пальцами по губам, точно застёгивает молнию, поймав момент, когда Антон готов зарыться в песок с головой. — Короче, там Паша договорился с одним водителем ратрака, и я сама сидела за рулём и чистила снег в горах. Ты не представляешь, как это занятие перекроило меня. Я ехала по склону и просто ломала лёд машиной. Поверь мне, — она панибратски толкает Шастуна плечом, — иногда это лучше, чем секс.       — Да ладно, — коротко свистит Шастун, но веселье не успевает раскрутиться в полную силу. — А как это связано с дружбой парней?       — Паша увёз меня накануне сложного процесса, — Ляйсан больше не забавляется своим рассказом, переходя на серьёзный и даже виноватый тон. — На авиакомпанию тогда подали в суд. Конечно, такое бывает, но каждое разбирательство оставляет огромные прорехи в репутации фирмы, и муженёк мой должен был быть там. Но накануне слушания он передал все дела заму. А тот был ещё совсем зелёным. Только закончил обучение в Университете Сорбонны во Франции. И просто поставил Арса перед фактом. Он знал, что рискует многолетней дружбой, но он тогда так и сказал, что если не спасёт семью, то больше никого спасти не сможет.       — А что там было?       Ляся достаёт из пляжной сумки воду, чтобы умыть Софию, которая нашла где-то липкую грязь и успела испачкать мордашку, после чего отпивает из той же бутылочки и возвращает внимание на Антона.       — Семейная пара отправилась в Адлер в отпуск. У них была пересадка в Москве, так как из их городка прямых рейсов до Сочи нет. В общем, пока они летели из своего Мухосранска в столицу, мужик успел напиться, да ещё поддал в Домодедово, и его не пустили на рейс, — она снова отпивает воду, чтобы промочить горло. — Дама решила лететь одна, но оказалось, её багаж уже вернули в аэропорт, и пока она его переоформляла, опоздала на рейс. Ну и подала на авиакомпанию в суд, чтобы вернуть стоимость отеля в Адлере и компенсировать перелёты.       — Бред какой-то, — резюмирует Антон, замечая, что София снова в чём-то измазалась. — Дело-то выиграли?       — А то! Пацан размазал эту женщину на раз-два. А Арсений сказал, когда мы вернулись, что, даже если бы он проиграл, это не повлияло бы на их отношения. Вот тогда я и поняла, насколько сильно люблю мужа, — заканчивает историю женщина.       — Немало нового ты вывезла с этих гор, — улыбается Шастун. Наверное, если бы он не писал в большинстве своём сказки, то обязательно бы сел за ноутбук, чтобы изложить услышанное на бумаге. Так как эта история прекрасно ложится как основа для полноценного романа.       — Я тебе больше скажу, я и Софию оттуда вывезла, — подмигивает она. — И я точно знаю, к чему этот вопрос был задан.       — Я не понимаю о чём ты? — начинает вилять Шастун. Следя за перипетиями двух главных героев истории, он практически забыл, о чём спрашивал Ляйсан.       — Ты любишь его.       — Я всё ещё не понимаю, — стоит на своём мужчина.       — Антош, мы все не слепые, — заглядывает она в глаза, которые тот упрямо пытается спрятать.       Не то чтобы Шастун был таким наивным, чтобы считать, что их отношения с Поповым остались незамеченными. Видимо, он просто ещё плохо знает друзей своего мужчины, чтобы решать, приняли ли они этот союз.       — Знаешь, у меня нет таких знакомых, — словно прочитав его мысли, произносит Ляйсан. — Вернее, не было до вас с Арсом. Но ты должен знать, мы безоговорочно принимаем вас. Потому что лично я считаю, что любят не тело, а душу, а у души нет пола. Софа, да что ж это такое? — она поднимается на ноги, чтобы разобраться, откуда дочка берёт странную грязь. — Иди сюда, — зовёт она Антона. — Я поняла, — женщина опускается на корточки и зачерпывает из неглубокой ямы, что вырыла девочка, вязкую субстанцию, — это морская глина. Отличный пиллинг, кстати, — и решив, что Антону срочно требуются косметические процедуры, размазывает жижу по щеке Шастуна.       Через пять минут они сидят также рядом, и их довольные лица полностью скрывают тёмные маски.       — Ты не видел мою жену? — обращается к нему Паша, неожиданно появившийся в поле зрения. Он трясёт шевелюрой словно пёс, только что выбравшийся из воды. — Я вижу здесь только туземку какую-то, — с этими словами он наклоняется и, ловко закинув Ляйсан на плечо, несёт её к воде.       — Он тоже любит, — успевает прошептать она, прежде чем перейти на присущий этой ситуации счастливый визг.

***

      Последние слова Ляси, синхронно с беспокойным сердцебиением, продолжают стучать в висках, когда ранним вечером спустя пару дней он стоит по плечи в воде в бассейне возле их бунгало. Там, где побережье делает крутой изгиб, горят, соперничая с яркими звёздами, огни Виктории — столицы Сейшел. Антон читал о ней в буклете в самолёте, когда они готовились к посадке, и его ещё не попросили занять своё место. Ну, как читал, бумаженция была на английском, и он скорее рассматривал картинки, пока Арсений переводил ему текст. На эту ночь — что в принципе неудивительно — Кьяра напросилась в гости к Добровольским. Сказывалось редкое общение ребят из-за учебных будней. Паша с Ляйсан были не против, а Арсений не отказал. Он вообще не в состоянии сказать «нет» дочери, это Шастун уже уяснил. В пределах СПТЗ, конечно. Они вместе проводили девочку до соседнего бунгало, в котором поселились друзья, и вернулись в свой домик, чтобы сполоснуться и выйти изучать Викторию.       Тихий всплеск воды доносится до слуха Антона раньше, чем его обнимают сзади сильные руки. Нос вжимается в шею, куда опускаются и губы, чтобы оставить на загривке быстрый поцелуй.       — Пойдём, — шепчет Попов, словно боится спугнуть волшебство вечера. Арсению с Пашей надо отдать должное — выбирать объекты размещения они умеют. Их бунгало стоит не на пляже, хотя весь океан как на ладони. К тому же, со всех сторон оно обнесено живой изгородью из почти трёхметровых пальм папайи, что безусловно гарантирует приватность и спокойствие постояльцам. — Давно хотел дорваться до местных морепродуктов, — добавляет Попов, анонсируя программу вечера.       — Ты не ешь морских гадов, — отстранённо отзывается Шастун, всё ещё пребывая в полной власти завораживающего вида. Он накрывает ладонями руки Арсения под водой и откидывает голову на его плечо. Это позволяет сделать небольшая ступенька за его спиной, на которой в данный момент стоит Попов.       — Я найду, чем поужинать. Это для тебя, — ещё один поцелуй в трапецию, и Антон ловит себя на мысли, что уже никуда не хочет идти. Он, наверное, всю ночь бы простоял здесь, любуясь природой островов.       — Иди тогда ополоснись в бунгало, а я здесь, — Шастун указывает подбородком на душевую кабину, расположенную возле бассейна. — Так будет быстрее.       Арсений уходит, скользнув напоследок кончиками пальцев по бокам Антона, вследствие чего внутренности скручивает в тугой горячий узел. Если Попов будет и дальше так себя вести, ему придётся уединяться, чтобы постоянно дрочить.       Шастун входит в душ и, удостоверившись, что на вешалке присутствуют халат и полотенце, сбрасывает пляжные шорты на пол. Вода из смесителя сначала кажется для разгорячённого тела слишком холодной, но постепенно Антон привыкает. Все движения как в замедленной съёмке. Гель слишком белый, и слишком нехотя выдавливается в ладонь. Шастун намыливает волосы, скользит руками по груди и, продолжая пребывать в меланхоличных мыслях, неосторожно проходится ногтём по соску. Острая болезненная судорога прошивает низ живота, заставляя член неумолимо наполнятся кровью. Он моментально забывает, что в доме его ждёт Арсений и что они планировали знакомство со столицей. Дыхание становится тяжёлым и поверхностным, вырывается из горла надсадными хрипами. Грудная клетка вздымается чаще, а сердце рискует разодрать её изнутри, настолько быстро и неровно колотится.       Пальцы обхватывают член, замечая его тяжесть. Ему надо выпустить пар. Ему нужно это, чтобы не начать выть в следующий раз, когда Попов коснётся его. И не важно, что это за контакт: обычное сплетение пальцев на руках или эти жаркие поцелуи, которые тот дарит ему каждый раз, когда они остаются наедине.       Антону не нужно настраиваться, достаточно воспроизвести в памяти один из тех снов, что заставляют порой проснуться взвинченным и возбуждённым. Он ещё не видел Арсения полностью обнажённым, однако воображение играючи избавляло Попова от ненужных тряпок.       А ещё у них на островах появилась своеобразная игра. Скорее даже у Арсения. И Антон пока не понял, придумывает ли это его воображение, или всё так и есть на самом деле. Попов постоянно двусмысленно касается его. Иногда словно ненароком, иногда вполне себе с контекстом. Взять даже первый вечер.       Солнце уже перекатывалось к линии горизонта, окрашивая небосвод в багряно-рыжий, когда Попову приспичило научить его плавать. Кьяра, как и Роберт с Софией, эту идею поддержали, порывавшись присоединиться к уроку, но Ляйсан оставила их на берегу. То ли понимала, что паре нужно немного времени наедине, то ли разумно решила, что они и так достаточно проявили себя дельфинами, большую часть времени купаясь.       Арсений взял его за руку, как только они оказались по пояс в воде, и пошёл вперёд. Был бы у Шастуна под рукой телефон — он бы обязательно сфотографировал бы своего мужчину, настолько нереальным он казался в тот момент. В свете уходящего солнца, на фоне лазурной глади океана. Мечта.       Сказка закончилось в тот момент, когда его уложили на живот. В прямом смысле. На спине Шаст держаться умел ещё с детства, поэтому этот этап пропустили. Арсений левой рукой поддерживал длинные ноги под бёдрами, а правую ладонь расположил между косыми мышцами. И Антон бы даже постарался научиться правильно грести руками, если бы в какой-то момент длинный мизинец не соскользнул бы под резинку его пляжных шорт. Шастуна пробрали мурашки. Они иголками судороги, пробежались по спине, да и по всему телу. Он повернулся к Попову, совершенно забывая о том, что вообще-то лежит не на кровати. Ошалевший взгляд метнулся к наигранно-ангельской морде. Арсений делал вид, что не произошло ничего сверхъестественного. И провёл второй ладонью по передней части бедра.       Шастун попытался встать на ноги, но ему не позволили. Да он лучше бы утопился в тот момент, чем продолжил подставляться под эту пытку. Стоит ли говорить, что «урок» закончился тем, что Антон наотрез отказался выходить из воды. Просто потому что не мог.       Ладонь скользит по члену, слегка задерживаясь у основания, чтобы сжать его. Второй рукой Шастун упирается в каменную кладку. Глаза крепко зажмурены. Губы, что пытаются сдержать стон, прикушены. Подушечка большого пальца проходится по чувствительной головке…       — Шаст, нам надо поговорить.       Волна понимания, что его практически застукали, никак не снижает градус напряжения. В моменте кажется, что вся оставшаяся кровь, что до этого бурлила в венах, устремилась в пах.       — Что-то случилось? — несмотря на страх, что голос может выдать его, отзывается Антон. — Что-то с Кьярой?       — Нет-нет, всё в порядке, — складывается ощущение, что Попов испытывает крайнюю степень смущения, настолько интонация его неуверенная. — Нам надо поговорить.       — Мне помыться или прямо сейчас надо? — интересно, как это прямо сейчас, если его рука всё ещё крепко сжимает ствол?       — Ты заканчивай, — как в воду глядит Попов, — я подожду тебя внутри.       Шастун пару мгновений смотрит на эрекцию, после чего принимает смелое решение и выкручивает кран с водой, чтобы добиться самой низкой из возможных температур. Сбросить напряжение уже не получится.       Когда он, завёрнутый в белый халат, входит в домик, Арсений расхаживает из угла в угол, явно чем-то озабоченный.       — Что произошло? — Антон останавливается в паре метров, решая для себя, что ему не хотелось бы оказаться на пути этого «ледокола». Попов застывает, словно застигнутый врасплох. Поднимает ладони к лицу, сжимает пальцы в кулаки, после чего руки снова падают вдоль тела. — Ты меня пугаешь.       — Так, сейчас, — Арсений на пару мгновений задумывается, точно подбирая правильные слова, после чего на одном дыхании выпаливает, — ужин подождёт. Научи меня, как доставить тебе удовольствие.       У Антона лицо становится похожим на лицо человека, у которого инсульт. Он падает пятой точкой на кровать, что так удачно расположилась за его спиной.       Сука! Надо было додрочить!