Ушастый нянь

      Голова Арсения резко заваливается назад, когда скулу обжигает мощный удар. Попов рефлекторно вскидывает руку и ловит розовую пяточку. Прежде чем спрятать её снова под лёгким одеялом, мягко целует. После этого всё-таки перекладывает егозу, которая ночью существенно изменила вектор и повернулась на сто восемьдесят градусов, обратно на подушку.       Ему порой кажется, что если он будет смотреть на дочь дольше пары мгновений, сердце просто не выдержит. Для Арса в этих глазах, что цветом точь-в-точь его собственные, сосредоточена целая Вселенная. В них не по возрасту взрослое понимание того, почему он так мало времени проводит с ней; в них безграничная и редкая для современных детей доброта; в них целеустремленность и безусловная искренность. Однажды он даже решил для себя, что если бы ему в своё время пришлось выбирать, — если бы на чашах весов были авиакомпания и ребёнок — он, не задумываясь, выбрал бы второе.       Попов осторожно, чтобы не разбудить, прикасается к непослушным локонам, поправляет воротник пижамы. Не в силах устоять, утыкается носом в сгиб тёплой шейки и глубоко вдыхает неповторимый, присущий только этой мартышке, аромат. Как же он любит дочь! Снова ломает голову, как перестроить рабочий график так, чтобы уделять ей больше внимания, и сразу же мрачнеет: пока такой возможности нет.       Накануне они в кои-то веки вместе провели целый день. Воскресенье выдалось по-летнему солнечным и тёплым. С утра они резвились в бассейне, потом вместе приготовили обед. После дневного сна выехали в город, посетили Музей магии и иллюзий, куда давно планировали сходить, потом заглянули в парк аттракционов «Орион» на ВДНХ и закончили самой выставкой. Кьяра, определённо, мало чего понимала в достижениях страны, но это не помешало ей изучать всё с неподдельным интересом. Вернулись домой уже после семи, привезли Сергею его любимые острые тако, поужинали и завалились в кинозал на третьем этаже, чтобы оставшееся до отбоя время провести за просмотром мультиков.       А Арсению было настолько мало этого выходного, что в итоге он предложил дочери вместе лечь у него в спальне, на что та с радостью согласилась. Попов долго читал ей по ролям перед сном, забавно гримасничал: хмурился и жестикулировал. И испытал тень сожаления, когда девочка отключилась у него под боком, о том, что выходной пролетел так стремительно.       Арс откидывает покрывало и ставит ступни на пол. Сонно потягивается, цепляя взглядом циферблат наручных часов на прикроватной тумбочке. Почти полседьмого. Стараясь растянуть такое редкое полноценное общение с дочерью, он решает, что порадует её собственноручно приготовленным завтраком. Спускается в пижамных штанах и футболке, в которых спал, на кухню, по дороге включая с телефона кофемашину.       — Алиса, какая сегодня погода?       «Сегодня в Подмосковье днём плюс шестнадцать, переменная облачность».       — Алиса, рецепт скрэмбла, пожалуйста.       «Для приготовления скрэмбла понадобятся яйца, молоко, а также сливочное масло».       — Алиса, поставь Синатру, громкость три.       Из колонок начинает литься тихая мелодия, сопровождающаяся негромким урчанием под нос.       Арсений добывает из холодильника необходимые ингредиенты. На пару мгновений замирает, жмурится, поджимает губы, даже трясёт головой, чтобы вытряхнуть из неё абсурдную мысль. Но всё-таки добавляет продукты ещё для одного ребёнка. Поджаривает цельнозерновой хлеб в тостере, выкладывает на него ломтики авокадо и готовую болтунью. Расставляет на островке три тарелки с завтраком, блюда с нарезанными огурцами и яркими помидорами черри, креманку с творожным сыром и графин с апельсиновым соком. Взбивает клубнично-банановый смузи для Кьяры. Отпивает капучино, с удовлетворением рассматривая дело рук своих. Уже планирует идти будить дочь, когда входная дверь резко распахивается и в гостиную залетает Шастун.       Попову не хватает чипсов, чтобы сполна оценить представление, разыгравшееся перед его глазами: Антон наклоняется вперёд, широко расставив ноги и уперевшись ладонями в колени, тяжело дышит. Так, что упругие кудряшки на мокром лбу ритмично подпрыгивают. Арсений косится на большие настенные часы, отмечая, что до семи осталась всего минута.       — Надеюсь, твой зад не пострадал, — стараясь скрыть весёлую усмешку, произносит он, поднимая фарфоровую чашку к губам.       Шаст резко выпрямляется, непонимающе рассматривая такого странного работодателя. Вроде в хорошем расположении духа, вроде не срывается по чрезвычайно важным делам, вроде такой домашний, что ли? В хлопковых брюках, белой футболке и босиком, он удобно опирается бёдрами о столешницу из кварцита.       — Мой зад? Простите, не понял.       — Ну, судя по твоему виду, за тобой гналась свора собак.       Антон какое-то время непонимающе моргает, после чего расплывается в смущенной улыбке:       — А, нет. Я просто боялся опоздать. И моя задница не пострадала, спасибо, что поинтересовались, — не может удержаться от дерзости он.       — Иди буди Кьяру, — хмыкает Попов.       Шастун поворачивается к лестнице, на которой уже стоит маленькое чудо в пижаме с гнездом не голове.       — Папуля, я уже проснулась, — широко зевает та.       — Доброе утро, мартышка, — Арсений подходит к девочке, берёт на руки и крепко прижимает к себе. — Завтракать?       — А что сегодня Тоша приготовил? — Кьяра трёт глазки, которые никак не хотят открываться.       — А я сегодня не при чём, — разводит руками Шастун. — Доброе утро. Это всё папа, — добавляет он, и по небольшому помещению разносится урчание его желудка.       Арсений усаживает девочку на высокий стул, напоследок легко клюнув в макушку, и указывает Антону глазами на свободное место: «садись».       Шастуну становится крайне неловко. Он неуклюже подходит к сервированному завтраком — ярким и очень аппетитным — островку, и на его лице мелькает неприкрытая досада. Попов заморочился, приготовил скрэмбл и на него.       — Арсений Сергеевич, простите, — мямлит он, дёргая правое ухо, чтобы как-то скрыть чрезмерное стеснение, — но я с утра не ем.       — Успел заметить. И услышать, — кивает Арсений, — но мне тут голодные обмороки не нужны, поэтому ты завтракаешь с нами, — не терпящим возражений тоном произносит он, но тут же смягчается, вспоминая отношение Антона к приказам. — Пожалуйста. Я подсыпал тебе слабительное, не лишай меня возможности и дальше находиться в прекрасном настроении!       Шастун негромко смеётся, по достоинству оценив шутку. Такой Арсений Сергеевич ему больше нравится. И больше пугает. Невероятно, но факт. Антон предпочитает не зацикливаться на этой абсурдной мысли и усаживается справа от Кьяры. Любовно треплет по макушке, с ловкостью фокусника выуживает из заднего кармана джинсов резинку и собирает волосы в хвост.       — По пятницам у Кьяры танцы, — говорит Попов, обращаясь к Антону, и занимает своё место. — Завтра с утра надо съездить и купить новые бальные туфли. Я выделил для вас машину с водителем, она всегда будет в вашем распоряжении. Макар, — договорить он не успевает.       — Я буду как золушка примерять туфельки? — моментально загорается девочка.       — Папа говорит, — мягко осаждает её Шастун, невесомо касаясь льняной салфеткой щёчки, перепачканной авокадо, — надо дослушать, — на что девочка покорно кивает.       Арсений бросает на Антона пристальный взгляд и продолжает:       — Макар — водитель — также отвечает за вашу безопасность. И за вами постоянно будет следовать автомобиль с охраной. А ещё старайся всегда быть на связи, чтобы в любой момент я мог определить твоё местонахождение в городе. Кинь мне запрос в геолокаторе.       «Родительский контроль» явно зашкаливает. Антон в недоумении смотрит на работодателя. Ему становится не по себе от такого чрезмерного желания быть в курсе всего и вся. Но, с другой стороны, Попов за несколько лет сколотил многомиллионное состояние, сложно поверить, что у него нет конкурентов или даже врагов. Это Шастун понимает. Хотя вот у такого Арсения Сергеевича — уютного и, определённо, не опаздывающего на работу — врагов точно не может быть. Возможно, они даже подружатся и перестанут постоянно кусаться как кошка с собакой.       — Антон, ты сейчас в каком измерении? — он резко вздрагивает, сосредоточив взгляд на ладони Арсения, которая мельтешит перед его лицом. — Сколько пальцев?       — Пять, — на автомате отзывается Шастун.       — Какое сегодня число?       — Седьмое?       — Где Кьяра?       — Блять! — Антон оглядывается по сторонам, понимая, что подопечной и след простыл, после чего виновато произносит: — Простите, я задумался.       — Прощаю, — кивает Попов, решив, что это утро ему ничто не испортит. — Но старайся при моей дочери не произносить таких слов. Я отправил её умываться.       Шастун хочет добавить, что при девочке он никогда бы не позволил себе чего-то лишнего, но его намерениям препятствует звонок телефона Арсения.       — Слушаю, — не здороваясь отвечает он и сразу же добродушное — даже умиротворённое — выражение лица меняется. Сначала на задумчивое, а после — на озадаченное. Попов заканчивает «диалог», бросив краткое: — Понял, — и отключается, став мрачным.       — Что-то случилось? — осторожно интересуется Антон, безошибочно определяя, что грозный и бескомпромиссный начальник вернулся.       Арсений долго выдыхает сквозь стиснутые зубы, складывает пальцы в замок и утыкается в них лбом.       — Арсений Сергеевич, кто-то умер или, — Шастун даже спотыкается о невысказанный вопрос, — самолёт упал?       Антона накрывает паника. Определённо, случилось ЧП, понимает он, стоит только взглянуть на Попова, на котором лица нет.       — Хуже, — наконец выдавливает из себя тот. — Преподавательнице Кьяры по математике, русскому и чтению пришлось уехать в деревню к матери на неопределённый срок. Той буквально на днях поставили неутешительный диагноз. И вот где теперь мне экстренно найти учителя начальных классов? Ещё и в сентябре.       Антон заметно расслабляется. Умеет же Арсений Сергеевич навести шороху!       — Даже не знаю, — иронично кривит губы он и поднимается, чтобы начать убирать со стола. — Сейчас специалиста днём с огнём не сыщешь! У всех полная занятость в школе!       — Может, у тебя знакомые есть? — с надеждой в глазах смотрит на него Арс.       — У меня? Откуда? — несколько обиженно пожимает плечами в ответ. — Я далёк от педагогики.       — Надо парней спросить, — Попов допивает сок и подскакивает на ноги. — Роберт, если я не ошибаюсь, в третий класс перешёл, а Савина в первый в этом году пошла. Ляйсан с Катюхой, скорее всего, посоветуют кого-нибудь. Я в душ, — оповещает он потрясённо застывшего в центре кухни Шастуна.       Арсений делает несколько — по-военному твёрдых — шагов мимо него, всем своим видом выражая закипающую злость. Резко замирает, словно врезался в невидимую стену и, не оборачиваясь, спиной медленно топает в обратном направлении. Его глаза хищно щурятся, встречаясь с глазами Антона, в которых до краёв плещется веселье, но тот продолжает хранить молчание: это же не у него здесь проблемы с головой!       — Тебе смешно?       — Ни капельки, — сдержанно отзывается Шастун.       Уже наученный горьким опытом, Арс понимает, что с Антоном вопросы надо решать за «круглым столом». А то, чего доброго, ещё раз можно быть посланным в некие абстрактные «тигули», которые существуют, по всей вероятности, только в Воронеже. Он указывает на стул, который до этого занимал Шаст, и опускается на свой.       — Как я помню, — невозмутимым тоном начинает Арсений, интонацией выделяя последнее слово, — ты учитель начальных классов. Окончил педагогический.       — На красный диплом, — подсказывает Антон, чувствуя, что ещё пару взглядов на Попова, и его — абсолютно не к месту — разорвёт смех.       — Моя учительница по русскому языку и математике только что уволилась. В смысле, учительница Кьяры, — продолжает Арс и для выражения крайней серьёзности сдвигает брови. — Не хочешь занять её место?       — Место вашей дочери? — невинно уточняет Шастун.       — Ты как необходимость каждое утро очищать снег с машины, а потом прогревать двигатель, — рявкает Арсений, наклоняясь вперёд.       — Не понял.       — Жутко бесишь!       — Понял.       Угрюмое молчание, неприятно цепляющее своими острыми когтями, разливается между двумя мужчинами. Антон уныло ковыряет вилкой недоеденный кусок огурца, Арсений крутит в руках пустую чашку из-под кофе. Часы подбираются к половине восьмого, и Попов с удивлением понимает, что давно должен был выехать на работу.       Шастун снова порывается встать, чтобы загрузить посудомойку. Но замирает, словно боится быть замеченным, продолжает понуро сидеть на высоком стуле. Арс возвращает внимание на секундную стрелку, пристально провожая взглядом еле-заметную пульсацию. В конце концов, он поднимается и молча выходит из кухни.       Минут через двадцать, когда Антон заканчивает с посудой, возвращается Попов, в светлых чиносах и тёмной сорочке, с лёгким пальто, перекинутым через руку.       — Поговорим? — одновременно произносят они, и это чудесным образом разряжает обоюдную неловкость, повисшую на кухне раннее. Попов иронично хмыкает и ловит в глазах напротив отражение своего настроения.       — Мы как супружеская пара, которая прожила в браке лет тридцать и успела устать друг от друга, — шутит Арсений и вешает пальто на низкую спинку стула.       — Я согласен, — говорит Антон. — Заниматься с Кьярой. А не с тем, что мы, ну вы поняли. Вы же вроде об этом хотели меня попросить, после, — даёт возможность закончить Попову, намекая на проблемы с памятью у того.       — После того, как уволилась учительница, — упрямо отвечает Арс, расплываясь в нахальной улыбке, словно предлагающей: «попробуй, докажи обратное», и протягивает Шастуну ладонь, чтобы скрепить договор.       — Ну да, я это и имел в виду, — отвечает на крепкое рукопожатие он.       Антон, должно быть, в первый раз видит улыбку Арсения. Искреннюю, неотразимую и такую тёплую. У него даже кончики ушей загораются, словно градус этой улыбки сравнялся с температурой на поверхности Солнца. А ещё чуть заметные морщинки-лучики в уголках глаз. И лёгкий наклон головы в сторону. Попов красив. Но не банально брутальной мужской красотой, а скорее чем-то простым, душевным. Как махровая сирень на даче его мамы. На рассвете. После дождя.       Охренеть, он только что сравнил своего работодателя с кустом.       — … чтобы тот прописал условия в контракте.       — Простите, — Шастун как-то поспешно отдергивает руку, пытаясь настроить мозг на понимание, а скорее, угадывание информации, которая прозвучала мгновением раньше. — Я упустил последнее предложение.       — Ты сегодня странный какой-то, — подавляет смешок Попов, но в его голосе нет порицания, а просто констатация факта. — Ты влюбился что ли? Я говорил о том, что Паша добавит новые условия, по оплате переговорим позже, хорошо? — он вскидывает левое запястье к лицу. — Я уже безбожно опоздал, — натягивает пальто и уходит в сторону гостинной. — Кстати, пока не забыл, я приготовил тебе карту на непредвиденные расходы, заберёшь с рабочего стола в кабинете. Покупай Кьяре всё, что нужно, но только не ведись на её провокации, я думаю, свою машину ей ещё рано иметь.       — Если я хорошо успел изучить вашу дочь, ей, скорее, захочется самолёт, — отзывается Антон, провожая Арсения до фитостены. — И не надо мне доплачивать, — смущаясь, добавляет он. — Зарплаты и так более чем достаточно.       — Если слишком, могу убавить, — снова шутит. Оказывается, у них схожее чувство юмора. Конечно, когда Арсений Сергеевич в хорошем расположении духа. — А по поводу Мартышки ты прав, — кивает Арс. — Хорошего дня.       — И вам, — отвечает Шастун, уже в пустоту.

***

      — Что делать будем? Антон всё-таки продолжает работать у Арса, — Серёжа крутится, чтобы убедиться: никто лишний не услышит их супер секретный разговор.       — Мы не будем ему ничего рассказывать, — Дима закатывает глаза, в который раз повторяя одно и то же.       — Серёга прав, Поз, если Граф узнает, что мы ему ничего не сказали, будет большая истерика, — встревает в разговор Паша. — И, думаю, лучше будет, если «гонцом» стану я. Всё-таки опыт решения конфликтных ситуаций есть.       — Не, я найду слова, чтобы он не взбесился, — Матвиенко предвкушающе улыбается: иногда он мазохист. — Сами подумайте: мы с ним практически живём вместе, изучили друг друга вдоль и поперёк.       — Если уж кто и расскажет, то я, — тяжело вздыхает Позов, понимая, что друзей уже не отговорить от этой идеи. — Антон мой друг, мы много лет знакомы. Так что преподнести всё, как надо, я смогу.       — Да нет же, — снова начинает Воля, но прерывается, заметив приближающегося Арсения.       Фраза, как и разговор, так и повисает в воздухе неоконченной.

***

      Антон сидит на шезлонге, пролистывая в телефоне книгу по детской психологии. Сергей ушёл в дом парой минут ранее, сославшись на то, что пора бы и поработать, а в кабинете Арса нужные документы. Он подсел на пару минут, обсудить чтиво, в которое углубился Шастун, но так и остался практически на сорок минут, втянувшись в дискуссию. В последнее время Антон решил серьёзно заняться этим и начать изучать больше литературы о детях. Так, в его онлайн библиотеке появились десятки книг по воспитанию, психологии, о детских кризисах, как рассказывать ребёнку о сексе, как правильно преподнести всё, что связано с половым воспитанием. Шастун понимает, что может быть — совсем немного — перебарщивает, но желание дать Кьяре максимум из возможных знаний пересиливает.       — Мелочь, не бегай около бассейна, — проговаривает он, замечая периферийным зрением, что девочка перешла с газона на керамогранит.       Днём Кьяра уснула на полчаса раньше, почти сразу после обеда, так как всё занятие по математике канючила, что ей скучно. И теперь, уже проснувшись, она носится по участку, не слушается Антона. Этим она ставит его в сложное положение. Притирка с девочкой вроде как прошла быстро и «безболезненно», но Шастун теряется в таких ситуациях: что лучше сделать? Поругать или проигнорировать? Спокойно отчитать или строго?       — Кьяра, — терпеливо повторяет Антон заигравшейся девочке, — прошу тебя, отойди от края.       Он понимает, что надо срочно придумать занятие, которое поможет сбросить чрезмерную энергию перед уроком искусствоведения.       — Кьяра, ты меня услышала? Пожалуйста, не бегай у бассейна, — повторяет мужчина, откладывая телефон ровно в тот момент, когда слышит громкий всплеск. — Блять.       Мысли из головы улетучиваются сразу же. Антон рвано вдыхает и уже не думает о том, что не умеет плавать или что прыгает в воду прямо в кроссовках. Он не думает ни о чём, только преодолевает поверхностное натяжение голубой глади, что сейчас идёт рябью. В нос и уши тут же попадает вода. Шастун открывает глаза, ощущает, как их начинает пощипывать. Чувствует на задворках сознания зарождающуюся панику, которая сжимает ледяными тисками грудь. Миллион возможных негативных сценариев успевает пронестись в сознании. Только одна мысль бьет по темечку: спасти. А Кьяра, кажется, не тонет. Она размеренно двигает руками и ногами, чтобы подплыть под водой к Антону. Тот хватает её и отталкивается ногами от дна, выбираясь наверх. Поддерживая девочку одной рукой, второй Шаст хватается за бортик.       Матвиенко видит происходящее издалека — с лестницы — через панорамные окна. Спешит к бассейну, оставив документы на обеденном столе. По пути залетает в прачечную, чтобы взять два полотенца, ведь купание, судя по всему, несанкционированное, да и Антон о планах поплавать ничего не упоминал, когда они разговаривали.       — Ты в порядке? Испугалась? Ничем не ударилась? — тараторит он, замечая, что слышит свой голос в голове. Видимо, в уши всё-таки забилась вода.        — Тоша, ты чего? Я же умею плавать. Мне просто захотелось искупаться, — с премилой улыбкой отвечает Кьяра, после чего хихикает.       Они выбираются из бассейна, и Шастун закрывает собой девочку от порыва ветра. Несмотря на солнце и тёплую воду, — ну естественно Арсений Сергеевич сделал бассейн с подогревом — воздух уже не такой прогревшийся, как летом.       — Ты прыгнула специально? — в вопросе уже не слышится паники, только зарождающееся негодование.       — Ну да, зато смотри, как было весело! — девочка отходит на пару шагов и недоумённо смотрит на своего воспитателя, не понимая, почему тот хмурится.       — Кьяра, это не было весело. Я испугался за тебя. Подумай, что было бы, если бы ты начала тонуть.       — Но, Тоша, я же хорошо плаваю. Папуля говорит, что даже лучше него, — горделиво отвечает Кьяра, обхватывая себя ручками.       — А я вот не умею, — Антон не успевает продолжить, так как на его плечи опускается полотенце.       Сергей укутывает и Кьяру, подхватив на руки. Матвиенко предлагает пойти в дом, высушиться и переодеться, попутно отчитывая девочку: ему хватило того, что он услышал.       Антон заходит в свою комнату и отправляется прямиком в ванну, проверив, заперта ли смежная дверь. По правилам это запрещено, но Шастун прикидывает, что лучше получить выговор за это, чем за то что Кьяра увидит его без футболки. Он трясётся, так как перед входом их настиг резкий порыв по-осеннему холодного ветра. А возможно, это откат, так как руки мелко дрожат до сих пор. Сразу же возникает мысль, что Кьяру надо напоить чем-нибудь горячим. А ещё, замечая за собой мокрый след из-за пропитавшихся водой штанов и футболки, Шастун расстраивается, ведь уборщица ушла буквально двумя часами ранее.       Быстро приняв душ, Антон сушит феном волосы, создавая в голове заметку: привезти сюда пару укладочных средств, так как без того же геля его шевелюра больше похожа на одуванчик. Кудряшки торчат в разные стороны, но он приглаживает их, намочив водой руку. Всё лучше, чем ничего.       За стенкой слышится негромкий голос Сергея. Тот что-то тихо объясняет Кьяре. Шастун прокручивает замок в межкомнатной двери, давая понять, что он закончил. Кидает взгляд на часы напротив кровати и подмечает, что до прихода учителя по искусствоведению — Антон так и не понял, за каким хреном Кьяре изучать искусство в неполных шесть лет — остаётся полчаса.       — Тоша, можно? — тихо раздаётся из-за двери после тройного стука.       Антон не отвечает, только молча пропускает девочку в свою комнату. Она дёргает его за рукав лёгкого оверсайз лонгслива. Тот понимает сразу же: садится на корточки, оказываясь на одном уровне с малышкой.       Кьяра кусает губу и заламывает руки. Глаза не поднимает, только сосредоточенно рассматривает узоры на наливных полах. Несколько раз глубоко вздыхает, собираясь что-то сказать, но тут же сдувается, так и не выдавив из себя ни слова. Антон тоже молчит: даёт ей время собраться с мыслями.       — Тош, прости меня, пожалуйста, — детский голосок срывается в конце. Кьяра поднимает голову, и слёзы, что до последнего стояли мутной пеленой в глазах, начинают скатываться по пунцовым щекам. — Я не подумала, что ты не умеешь плавать. Мне показалось, что будет весело.       Антон меняет положение и садится на пол, после чего притягивает девочку к себе, успокаивающе поглаживая её по спине. Кьяра обнимает его руками и продолжает плакать, поэтому через пару минут Шастун чувствует, как на плече намокает кофта.       — Всё, ну же, успокаивайся давай, — он отодвигает от себя девочку и стирает большими пальцами солёные дорожки. — Послушай, я злюсь на тебя сейчас, да, но это только потому что я испугался. За тебя, понимаешь? — Шастун не видит смысла разговаривать с Кьярой как с маленькой, а умалчивать свои мысли и чувства не имеет привычки, поэтому вываливает всё как есть. — Представь, если бы ты ударилась о бортик, пока прыгала в воду. Или действительно начала тонуть. Что бы я делал? Что бы сказал твоему папе?       — Не знаю, — тихо отвечает она, возвращаясь к рассматриванию полов. Но Антон кладёт согнутый указательный палец ей под подбородок и приподнимает голову, чтобы смотреть прямо в глаза. — Прости меня, пожалуйста.       — Прощаю, — выдыхает Шастун. Не просто «для галочки», он правда не злится. Физически не может злиться, когда на него смотрят так.       — Обещаю, что больше не буду так тебя пугать. И буду слушаться всегда, — Кьяра заметно веселеет и протягивает ему мизинчик. — Мир?       — Мир, — Антон цепляет своим пальцем её и несколько раз покачивает. — А теперь давай я тебя заплету, а потом пойдём пить чай. Скоро занятие.       — Серёжа уже пошёл варить мне какао, — Кьяра шагает в свою комнату и достаёт резинку и расчёску. — Заплетёшь мне хвостики?       Антон кивает и расчёсывает мягкие пряди. На секунду в душе мелькает зависть: вот уж кто точно не парится с маслами и масками для волос. Причёски с каждым днём у него становятся всё лучше. Колоски и французские косы он и так плёл мастерски, но все эти пучки, каскадные косы, дракончики, бантики — тёмный лес, через который Шастун только начинает пробираться.       Сергей уходит сразу же, как только Антон появляется с Кьярой на кухне. У него какие-то отчёты для бухгалтерии, Шастун сильно не вникает. Они быстро перекусывают морковными палочками с хумусом — Шаст едва может проглотить первый кусочек, вымазанный в блевотно-зелёной жиже, — и пьют свои напитки, после чего по дому разносится колокольный звон. Конечно же звонок будет в виде колокола. Кажется, Антон начинает понимать, почему Матвиенко как-то назвал Арсения Сергеевича графом.       — Добрый вечер, — перед Шастуном стоит низкорослый седой мужчина в костюме времен, наверное, СССР. Тот неловко почёсывает голову с проплешиной на макушке и здоровается в ответ. — Я Антон, няня Кьяры.       — Аскольд Пантелеймонович, приятно познакомиться.       Шастун никак не показывает свою внутреннюю истерику. Серьёзно? Арсений Сергеевич, вы взяли в качестве учителя для дочери дедка за семьдесят с непроизносимым именем и — Антон готов поставить все свои сбережения — консервативным взглядом на преподавание?       — А где ребёнок? — спрашивает мужчина, разувшись.       — Уже в учебной комнате. Пройдёмте, я посижу на занятии, чтобы, в случае чего, успокоить Кьяру. В ней сегодня чересчур много энергии.       — Вы не переживайте, Антон, — бухтит Акамир Переславович — он же так представился? — пока поднимается на третий этаж. — Я с детьми работаю дольше, чем вы, наверное, живёте.       — Оно и видно, — шепчет Шастун себе под нос, после чего громко добавляет: — вы преуменьшаете мой возраст.       Учебная комната для Антона тоже стала открытием. Небольшая, с одним окном, прикрытым жалюзи. Два стола: учительский и для Кьяры. На первом расположился небольшой компьютер, подставка для канцелярии и папка для отметок преподавателей. Стол для девочки полукруглый, с местом для второго человека. Напротив интерактивная доска и небольшой столик, на котором уныло расположился кактус. У Антона, как бы парадоксально это не звучало, кактусы никогда не выживали, — как и любые другие растения, впрочем — они засыхали прежде, чем он о них вспоминал. Около двери небольшой шкаф с теми книгами, тетрадями и прописями, которые нужны девочке для обучения, и кресло. В него-то и падает Шастун.       Кьяра хихикает, когда преподаватель — оказывается, не Арсен Панкратович — представляется, но получает от мужчины строгий взгляд в ответ. Он сразу же оглашает правила: не вертеться; руки сложить на стол; вопросы задавать только после разрешения, а лучше не задавать вообще; перерыва не будет, придётся сидеть весь академический час. Девочка обречённо оборачивается на Антона и умоляющим взглядом пытается о чём-то попросить, но не успевает: получает первое замечание.       Шастуну такой подход к обучению не нравится. Учитель — Аскольд Пантелеймонович, точно — кратко обрисовывает Кьяре, что можно принимать за искусство, после чего несколько минут пытается разобраться с доской. Антон тяжело вздыхает и помогает настроить демонстрацию презентации. Сегодня они разбирают изобразительное искусство. Преподаватель начинает вещать, в речи его проскальзывают непонятные — не только для Кьяры, но и Шастуна — термины: атрибуция, провенанс, культурный код, монументальная живопись. Антон берёт из шкафа блокнот и начинает записывать слова, чтобы потом объяснить их малышке, но стопорится уже на десятом. Так дело не пойдёт: кто в трезвом рассудке будет затирать пятилетнему ребёнку университетский материал?       — Так, ну, я сейчас привёл вам пример того, как надо описывать картины, — подытоживает мужчина, когда заканчивает свою нудную лекцию и переключает слайд. — Теперь ваша очередь: это картина Эда Рейнхардта «Абстрактная живопись». Опишите, пожалуйста, её, Кьяра.       Антон зависает вместе с девочкой: на доске изображён просто чёрный прямоугольник. Такой же, как и знаменитый квадрат Малевича. Разница разве что в геометрии полотна. Кьяра снова оборачивается, в её глазах молчаливая просьба спасти, вытащить её из компании этого безумца. Шастун сам не понимает, что этот Арнольд Пантелеевич хочет от малышки.       — Ну, это чёрное пятно, — начинает Кьяра, когда педагог подходит чуть ближе. — Мне не нравится.       — Кьяра, — вдруг взрывается педагог и поднимает высоту голоса на несколько тональностей, — вы несерьёзно относитесь к моему заданию! Всмотритесь, на полотне двадцать один прямоугольник, каждый в разном оттенке. Они так незначительно отличаются, что создают наитончайшие цветовые нюансы! На картине даже невозможно заметить мазков кисти, настолько Рейнхардт филигранно выполнил свою работу.       — Вы попросили меня описать, что я вижу. Я вижу чёрный прямоугольник, — возражает девочка, недовольно насупившись.       — Поразительно! Я полчаса втолковывал вам, что картины нужно чувствовать душой, а вы упрямитесь, — как только учитель переходит на крик, Кьяра отстраняется, вписываясь в спинку стула. Антон встаёт со своего места и подходит к столу, опустив правую руку на детское плечико.       — Урок окончен, Аскольд Пантелеевич, — решительно начинает он, не обращая внимание на то, что мужчина багровеет от злости.       — Пантелеймонович, — исправляет он, оттягивая галстук.       — Плевать, — отмахивается Шастун и продолжает: — я не позволю общаться с Кьярой в таком тоне. В ваших услугах Арсений Сергеевич больше не заинтересован. Всего доброго.       Антон проходит к двери и совершенно бескультурно открывает её, демонстрируя тем самым, что он уверен в своих словах, а решение не поддаётся никакому обсуждению. Он бы никогда так не поступил, но тут ситуация патовая. Преподаватель возмущается и — абсолютно не педагогично — высказывает Шастуну всё, что думает о нём. Кьяра в этот момент прикрывает уши ладонями и, кажется, становится ещё меньше, чем есть на самом деле.

***

      Арсений взлетает по ступенькам крыльца. Он в конец обнаглел. Мало того, что в понедельник катастрофически опоздал к началу рабочего дня, так ещё и сегодня сбежал вечером пораньше, можно даже сказать: по-английски.       Ладонь в предвкушении — он дома — уже практически сжимается на дверной ручке. Дверь широко распахивается, и он нос к носу, а правильнее сказать, грудь к носу, сталкивается со смешным человеком в антикварном костюме. У его деда был такой, тот в нём женился. На плешивой головёнке волосы стоят дыбом, на лбу испарина. Если бы Попов был в очках, он бы разглядел пар, идущий из его ушей.       — Вы кто? — рявкает тот.       Арс даже теряется, но на автомате называет фамилию.       — Арсений Сергеевич, — без преувеличения гнусно тянет мужчина. — Мой вам совет: прежде чем приглашать педагога по искусствоведению для своего ребёнка, воспитайте сначала своего няня.       — Прошу прощения…       — Этот невежда меня — меня! — только что уволил. Да пропустите же, — он пытается обойти Попова, замершего с нечитаемым выражением лица перед дверным проходом.       Арсений отходит в сторону, а преподаватель мячиком скатывается с крыльца и с завидной скоростью улепётывает в сторону калитки.       — Сука, — выдыхает Арсений и прощально машет хорошему настроению, с чемоданом покинувшего его. — Ну, Шастун-балерун, ну ты у меня попляшешь сейчас!       Бесформенной кучей швыряет пальто и портфель на диван в гостинной и бегом поднимается на третий этаж.       — Ты неделю проработал, и думаешь, что можешь решать, кого уволить, а кого оставить? — орёт он, врываясь в учебный класс. — Даже Сергей советуется со мной.       Антон испуганно вздрагивает, оборачиваясь лицом к Попову. К бабке не надо ходить, чтобы понять, с кем только что у того произошла незабываемая встреча.       — Что здесь изображено, Арсений Сергеевич? — тяжело вздыхает и, пропуская вопрос мимо ушей, указывает на работающую до сих пор интерактивную доску.       — Издеваешься? При чём тут это? — Попов продолжает закипать с неимоверной скоростью.       — Просто ответьте! Что это?       — Херня какая-то. Вытянутый чёрный квадрат. Может, картинка не прогрузилась.       — А нифига, — тянет Шастун, расплываясь в нечитаемой улыбке. — Это шедевр, «Абстрактная живопись». Здесь двадцать один прямоугольник, каждый в разном оттенке. Они так незначительно отличаются, что создают наитончайшие цветовые нюансы! — слово в слово повторяет он недавнюю лекцию, замечая ошалевший взгляд работодателя.       — Что ты несёшь?       — Я цитирую вашего многоуважаемого Аскольда Пантелеймоновича.       — Кого? — ошарашенно переспрашивает Арс, плюхаясь в кресло.       — Преподавателя по искусствоведению, Аскольда Пантелеймоновича.       — Ещё раз.       — Я сам запомнил с пятого раза, — отмахивается Шастун. — Это сейчас ненужная для вас информация. На кой чёрт ребёнку изучать такое? Это первое. Второе: выгнал я его, потому что он накричал на Кьяру. Вы уж простите, может быть, не должен был, но я не могу такое терпеть. Давайте начнём с простого, — уже спокойнее добавляет он, замечая, что его в конечном счёте услышали. — Виды птиц, рыб. Не знаю, классы позвоночных животных. Арсений Сергеевич, поверьте, природа — это тоже своего рода искусство.       Попов молчит. Внимательно следит за мечущемся по классу Шастуном. В данный момент он видит перед собой не просто заботливого воспитателя, а педагога-профессионала, который знает, что из себя представляет ребёнок и даже думает, как он.       Антон присаживается на парту напротив Арсения. Это занятие и последующий разбор полётов вымотали его. Ему сейчас жизненно необходимо достучаться до отца своей подопечной, потому что он видит, как неверно тот «строит» будущее дочери в вопросах образования. Он знает наверняка, что такой подход просто сломает девочку, и в школу она пойдёт, окончательно утратив интерес к чему-то новому.       — Я услышал тебя, — подаёт голос Попов. — Ты прав. Слишком сложно, слишком много. Всего слишком. — Шастун мысленно выдыхает. Его работодатель проявляет чудеса понимания. Не такой уж тот и упрямый баран. Может, когда хочет. Когда это в интересах Кьяры. — Давай так. Посмотри, что ты считаешь лишним, потом доложишь мне.       — Хорошо, договорились, пойду найду Кьяру, и надо приготовить ужин.       — Я приму душ и присоединюсь к вам.       С последними словами Арсений покидает классную комнату, на ходу вытаскивая из заднего кармана брюк оживший телефон.       — Это мы что, топор войны зарыли? — сам себя спрашивает Антон. Перспектива наладить отношения с работодателем и перестать постоянно собачиться уже маячит на горизонте. Шастун вообще не конфликтный человек. Просто с Поповым словно по-другому нельзя. Не будет же он всё молча глотать.       Шастун заглядывает в игровую, где девочка с помощью Алисы разбирает легендарную шахматную партию Каспарова против Топалова. Она окончательно успокоилась и будто забыла неудачное знакомство с искусством.       — Мелочь, я пойду займусь ужином, ты ещё побудешь одна?       — Тоша, — голос Кьяры дрожит. Зря Антон решил, что она так просто отпустила ситуацию. — Можно он больше не придёт?       Шастун моментально понимает, о ком речь. Он присаживается на корточки и раскидывает руки. Девочка плетётся к нему уныло, но его объятия необходимы ей — по лицу видно. Она кусает нижнюю губку, чтобы не расплакаться и утыкается лбом в сгиб тёплой шеи.       — Не придёт, милая, я обещаю тебе, — хрипло шепчет Антон, прижимая её к груди, и мысленно даёт себе другое обещание: он сделает всё, чтобы в его присутствии Кьяра всегда улыбалась.       — А что мы будем кушать? — она не отстраняется, но по расслабленным плечикам мужчина чувствует, что они закрыли страницу с грозным преподавателем.       — Найду что-нибудь интересное в интернете, — Шастун поднимается на ноги, когда полностью спокойная девочка возвращается к прерванному занятию. Хлопает себя по карманам, лихорадочно вспоминая, где мог оставить телефон. Последний раз он был у него в руках возле бассейна. Тут же мелькает мысль, что надо как можно скорее рассказать Арсению Сергеевичу об инциденте, а то из-за нерадивого учителя, он вылетел из головы.       Направляясь через гостиную к забытому на шезлонге телефону, он сталкивается с разъяренным работодателем. Что снова могло произойти? Они не виделись от силы пять минут. Может у его босса проблемы с психикой и неконтролируемой агрессией.       — Когда ты пришёл, я попросил своих людей наблюдать за тобой. Получается, не зря, — Попов даже не говорит, он со злобой отдельно выплёвывает каждое слово. — Ты собирался сообщить мне, что моя дочь сегодня чуть не утонула? Спасибо охране, которая позвонила и пригласила на увлекательный просмотр.       — Арсений Сергеевич, — в попытке оправдаться начинает Антон.       Но его тут же перебивает Арсений, отрывисто чеканя слова:       — Я тебя предупреждал, когда ты в первый раз переступил порог этого дома, что ты за её безопасность отвечаешь головой, а иначе я тебя уничтожу.       — Вы хоть выслушайте, — повышает тон Шастун.       — Зачем? Я уже всё видел на записи с камер, — Попов настолько ослеплён своей ненавистью в данный момент, что Антону на секунду кажется: сейчас ниже ростом он. — Ты как пиздюк, который не может и двух минут прожить без телефона.       Шастун понимает, что пытаться что-либо объяснить, не имеет никакого смысла. Поэтому он разворачивается и решает уйти, чтобы дать им обоим время остыть. Но Попов его порывы благородности и не думает одобрять. Он, кажется, вообще не думает, когда хватает того за плечо и резко разворачивает лицом к себе. Ни один из них не замечает ни Сергея, застывшего в дверях, ни Кьяру, притихшую на самой верхней ступени лестницы.       — Я, блять, не договорил!       И в этот момент, не вытерпев такого отношения к себе, взрывается Шастун:       — Я, блять, не собираюсь слушать, — передразнивает он и переходит на крик, — пока вы в неадекватном состоянии, — он дёргает плечом в попытке высвободить руку, но пальцы в ответ сжимаются сильнее. — Да отпустите вы меня! Я на вас заяву накатаю.       — Вот и посмотрим тогда, у кого красочнее получится. Я тебя посажу за то, что из-за тебя Кьяра чуть не утонула, — презрительно шипит Арсений.       Оглушающая тишина после этих слов, кажется, звенит где-то под высокими потолками. И вдруг справа от Антона слышится жалобный всхлип. Они одновременно поворачиваются к источнику звука. Кьяра сидит на корточках на последней ступеньке, закрыв ладошками уши. Она опасно покачивается, норовя скатиться кубарем вниз.       Первым приходит в себя Сергей, который сразу же двигается в сторону девочки. Шастун «отмирает» следующим и уже собирается сделать шаг к лестнице, когда Арсений срывается наверх, не замечая Антона, словно не было никакого скандала и грубых, необдуманных слов. Матвиенко тормозит Шаста, отрицательно качает головой:       — Иди подыши, мы разберёмся.

***

      Попов гладит Кьяру по голове, зарываясь пальцами в непослушные локоны. Затянувшаяся истерика вылилась в невнятное бормотание, а после и вовсе заставила девочку отключиться на руках у отца. Арсений пересаживается удобнее, опираясь спиной о край кроватки, в очередной раз думает о том, что пора бы поставить тут полноценную полуторку, как минимум. Кьяра периодически дёргается и даже во сне продолжает всхлипывать — последствия стресса.       — Пиздец я, отец года, — шепчет Арсений, не отрывая ласкового взгляда от дочери. — Довёл ребёнка до такого состояния. Что шесть лет назад у меня нихрена не получалось, что сейчас.       — Твоя проблема не в том, что ты плохой отец — сам же знаешь, что это не так, — отвечает Сергей, открывая окно на проветривание. — А в том, что ты рубишь с плеча, не разобравшись в ситуации.       — И в чём же я не разобрался? Видео было более чем красноречивым, — он уже даже не злится. Он просто устал. — Ты можешь завтра посидеть с Кьярой, а я по-быстрому смотаюсь к Диане, напряжение сниму. Этому я теперь дочь не доверю.       — Какому этому, Арс? — закатывает глаза Матвиенко и, задвинув шторы, садится рядом, уложив ноги Кьяры на свои. — Ты меня слышишь вообще? И, к твоему сведению, у Дианы, судя по её фоткам, парень новый появился.       — Облом тогда, — безучастно бубнит Попов, поглаживая Кьяру по голове, когда та в очередной раз вздрагивает.       — Ты с темы-то не съезжай, — журит Сергей друга. Теперь, в темноте, он даже осуждающе посмотреть на него не может. — Борщик, включи ночник, — по комнате начинают порхать проекции бабочек.       — Вечно его выгораживаешь. Ты чей друг вообще? — возмущённый шёпот у Попова выходит прекрасно, даже полутьма не мешает почувствовать исходящие волны эмоций.       — Да твой, твой, поэтому и хочу вразумить твою дурью башку. Ты посмотрел тридцатисекундное видео без звука. Антон несколько раз предупредил Кьяру, попросил отойти от края. Это раз. Он прыгнул за ней в бассейн, не умея плавать. Это два.       — Я тебя умоляю, Серый, там самая большая глубина — два метра. С его-то ростом, — стоит на своём Граф.       — При чём здесь рост? — Матвиенко благодарит новопассит за свои стальные нервы. — Он прыгнул, не зная и не задумываясь о глубине. Это ли не показатель, что жизнь карапуза для него в приоритете. А по поводу телефона, мы вчера обсуждали, что он книжки какие-то по воспитанию читает.       — Антон не умеет плавать? — запоздало вникает в суть разговора Арсений.       — Аллилуйя, дошло до него, — вскидывает руки к потолку Сергей, явно превышая допустимый уровень децибел.       Попов шикает на друга и аккуратно встаёт на ноги, чтобы переложить Кьяру на кровать. Серёжа включает радионяню и тягостно вздыхает: сколько ж можно говорить, что от этой фигни давно пора избавиться. Но сердобольный папаша отвечает, что перестраховка ещё никому не повредила.       — Надо поговорить с парнем, — уже спускаясь на первый этаж, проговаривает себе под нос Арсений и обводит взглядом гостиную. На диване всё так же валяются пальто и портфель. Убрать бы, да сил на это нет.       — Не просто поговорить, Арс, ещё и извиниться.       — Ага, только вот он, кажется, смылся уже, — оглядывая пустующую кухню, произносит Попов.       Сергей, чтобы облегчить им поиски, звонит на пункт охраны и спрашивает, не уходил ли Шастун. Отвечают ему отрицательно. Арсений измученно падает в кресло, негодуя тому, куда мог запропаститься нянь. Но Матвиенко за прошедшую неделю успел неплохо изучить Антона и узнал, что тот курит, поэтому показал ему место, где иногда, когда собираются все вместе у Поповых, Паша с Димой смолят, думая, что жёны не в курсе.

***

      Антон стоит за домиком Серёжи и нервно крутит в руках уже третью сигарету, но прикуривать не спешит. Запах табака и так витает около него удушливым ареалом. Шастун не позволяет себе курить при Кьяре, более того, старается вообще не делать этого на территории особняка. Но сейчас перекручивание колец на пальцах, постукивание ногой, даже перечисление всех кухонных приборов на французском не помогает успокоиться: перед глазами всё ещё Кьяра, сидящая на лестнице со слезами на глазах. Поэтому приходится прибегать к радикальным мерам.       Вопросы бьют по вискам, а тихий всхлип звучит в голове на громкости орудийного выстрела. Как они могли не заметить её? Как допустили слёзы? Неужели их отношения с Поповым обречены и ничего нельзя сделать? Ведь ещё каких-то три дня назад Арсений Сергеевич приготовил завтрак и для него, они перекидывались шутками, а полчаса назад смогли урегулировать конфликт и прийти к консенсусу в вопросах обучения Кьяры. Если это всё было просто так, бесполезно, то в таком случае ему лучше уйти, пока не поздно, чтобы не травмировать психику ребёнку постоянными препирательствами с её родителем.       Когда цепочка рефлексии из точки «я уволюсь» подытоживает и приходит в точку «умру, не достигнув мечты», Шастун вытаскивает из кармана штанов спички и зажимает фильтр зубами, ломая кнопку. Да, спички — очень старомодно и совершенно неудобно: коробок вечно мнётся, а головки часто не хотят загораться. И тем не менее Антон из раза в раз покупает новые. Момент, и спичка быстро шелестит о тёрку, а после — звук мгновенно зажигающейся бертолетовой соли и еле уловимый запах серы. В этом действии есть своя магия. Но прозапас в рюкзаке или поясной сумке стабильно валяется не такая волшебная зажигалка.       Антон прикрывает глаза и делает глубокую затяжку, зажав сигарету на кончиках указательного и среднего пальцев. Дым охлаждает заднюю стенку гортани и проникает в лёгкие за считанные секунды. Голова идёт кругом от переизбытка никотина. Давно он не курил столько, да ещё и практически подряд.       Вслушивается в окружающие его звуки: над цветами ещё пока жужжат шмели; за забором переливается трелью доставучие птицы, которые два дня кряду мешают Кьяре засыпать днём; косяк журавлей, мигрирующих в тёплые края, шуршит крыльями. Шастун настолько заворожён этими шумами, что даже забывает о сигарете. Нервозность постепенно стихает, когда он чувствует, что за спиной кто-то есть. Догадаться, кто это несложно. Либо Арсений Сергеевич, либо Серёжа, но тот топает, как слон, поэтому Шастун его кандидатуру сразу отметает.       Рука бездумно взметается. Антон, не оборачиваясь, отводит её чуть назад. Сигарету сразу же перехватывают. Попов появляется в поле зрения секундой позже. Руки у него подрагивают: то ли от напряжения, то ли постоянный тремор.       — Я не жадный, просто последняя была, — зачем-то поясняет Шаст, замечая, что Попов недоверчиво рассматривает сигарету, словно взял её, не задумываясь о том, будет ли курить.       Арсений Сергеевич кивает: непонятно только зачем. То ли на фразу Шастуна, то ли на какую-то свою мысль. Аккуратно — даже элегантно — обхватывает губами фильтр, втягивая в себя сизый дым. Выпускает изо рта небольшой клубок ядовитого смога и тут же вдыхает, после чего кашляет. Видимо, с непривычки хватает слишком много. Попов не сдаётся и снова делает затяжку. Воздух вперемешку с никотином медленно струится через нос.       Шастун откровенно залипает на мужчину. Эстетика курения для него всегда была особенно привлекательной. И тут не важно, кто перед тобой стоит. Если красиво, то красиво.       — Так не может продолжаться, — начинает Антон, когда сигарета возвращается к нему. Он делает тяжку, чтобы собраться с мыслями и силами. — Мы конкретно облажались. Кьяре нельзя видеть, как мы ссоримся.       Ответа не следует. Арсений Сергеевич молчит, всматриваясь куда-то вдаль, в тёмные ели за забором. Он несколько раз хлопает ладонью по бедру. Шастун уже думает, что диалог не продолжится, когда Попов внезапно «обретает голос»:       — Ей был год, когда мы с парнями поехали отдыхать на озеро. Она тогда даже толком не ходила. И вроде, казалось бы, столько нянек вокруг, — он говорит обрывисто и хрипло, словно воспоминания причиняют боль. Ну, либо это последствия курения. — Я даже сам не понял, как она добралась до пирса. А потом закричала Катя. У всех паника, а я стою и пошевелиться не могу.       Звуки вокруг исчезают, словно кто-то нажал на кнопку «стоп». Антон слышит только сиплое дыхание Арсения Сергеевича, пробивающееся сквозь шум крови в ушах.       — Её вытащил Серый. Она нахлебалась воды. Мне показалось, что она не дышит, — им не нужно конкретизировать, кто в этой истории «она». — По иронии судьбы, я был единственным, кто проходил курсы оказания первой помощи, но сделать ничего не мог. Полный ступор. Ляся первая среагировала. Ей я обязан тем, что Кьяра сейчас жива.       Антон передаёт многострадальную сигарету Попову: та ему сейчас нужнее, хоть она и скурена практически до фильтра. Шастун не знает, стоит ли что-то говорить. А если и стоит, то что.       — Я не оправдываюсь, — размышляет вслух Арсений Сергеевич, сделав последнюю затяжку, а потом кидает бычок в обрезанную банку из-под колы. — Просто понимаю, что выгляжу в твоих глазах как тираничный кретин.       — Таких эпитетов я по отношению к вам ещё не использовал, — хмыкает Антон в ответ, а Арсений продолжает, словно не услышав попытку пошутить.       — Но я хочу извиниться. Серый мне всё объяснил: и про то, что ты не раз просил её отойти, и про то, что не умеешь плавать. Я был не прав, когда сделал выводы раньше времени. А ещё за то, что применил к тебе силу.       — Извинения приняты, — благосклонно отзывается Антон, — раз уж вы хотите извиниться.       — Да хватит уже выкать мне, ей-богу, — впервые за весь этот недодиалог Попов полностью поворачивается к нему лицом и смотрит прямо в глаза, даже не заметив шпильки в свой адрес. — Послать тебя иногда хочется, да даже совестно как-то. Арсений, — он делает небольшую паузу. — «Сергеевича» мне и в компании хватает.       — Я не считаю, что вы оправдываетесь. Но теперь хотя бы понимаю, откуда берёт корни ваша мнительность.       — Серьёзно, перестань выкать, — повторяет мужчина, закатывая глаза. — Но не думай, что я перестану указывать на твои ошибки.       — Постараюсь. У меня деловое предложение есть, — сигареты больше нет, поэтому руки занять нечем. Антон засовывает их в карманы, нащупывает в левом коробок со спичками и перекатывается с пяток на носки. — Высказывай все свои — необоснованные — недовольства по поводу моей работы только когда Кьяры стопроцентно нет в радиусе слышимости. Я очень не хочу повторения сегодняшней ситуации.       — Согласен. Я кое-как её успокоил: всё плакала и говорила, что хотела пошутить и не думала о последствиях. Тем более, — Попов немного веселеет и даже выдавливает небольшую улыбку, кивая на импровизированную пепельницу, — трубку мира мы уже выкурили.