Дурманом сладким веяло

Не существует вечности. Всё рано или поздно заканчивается. Вот и отпуск секретаря подошёл к концу. Пора работать. И вот поэтому Гаранжина сидела в своём кресле, как и всегда. Крутила в руках ручку и думала о том, как же сбежать от своих обязанностей. Да, эта работа ей безумно нравилась. Постоянные путешествия. Да хоть по СССР. Также приятно. Зарплата хорошая. Люди вежливые. Не все, конечно. К тому же друзья и близкие с ней. Последний пункт чуть странный. Как будто не надо их всех вместе переплетать. Они разные. Практически никак не относящиеся друг к другу. Очень странно наблюдать, как они контактируют. В обычной обстановке по-дружески, а здесь слишком официально. Не считая Сашку и её отца. Они всегда вели себя одинаково. Что на людях, что дома. Девушке казалось иногда, что папа уделяет внимания больше Саше, чем ей и Шурке. Может быть, ревность. Белов Саша для Владимира Петровича не просто баскетболист, подопечный. Он вёл мальчика с самого детства. Гнался за ним, наставлял на путь верный. Такое девушка прекрасно помнила. Сашка уж полноценный сын Гаранжину. Если какой-то праздник, то Белов тут как тут. Если помощь мужская нужна, так сразу Саша приходит. Если ремонт... Сами понимаете. Для Анны Сашка сам стал братом, лучшим другом. Если кто-то скажет, что между девушкой и парнем не существует дружбы, то он явно не прав. Лучше отвергать дружбу между девушкой и девушкой. Одна конкуренция. Но исключения бывают. А Белов рядом. Поддержит, обсудит, посмеется. Главное, что защитит от неприятных личностей мужского пола. Пару раз даже красивых ухажёров отгонял. Считал, что они не подходят этой девчонке. За что и получал. Столько лет он часть её жизни. Без него, кажется, невозможно. Милый мальчик, которого она не оставит. Увы, так было не всегда. Временами девочка бесилась. Почему папа проводит дни напролёт с каким-то Сашей? Не с ней, не с Шуркой. Забывал про них во время матчей. Дети были предоставлены матери или сами себе. Например, Анна предпочитала последнее. Сидя где-нибудь на скамейке в заросшем парке, она думала, почему так. Папа бы никогда её не поддержал в спорте, ведь у неё нет данных. Папа бы никогда не попросил у неё помощи прикрутить колесо. Папа бы никогда не бегал за ней и не уговаривал. Конечно, так она видела со стороны. Ей казалось, что Владимир Петрович променял её на мальчонку «с улицы». Она была неправа. За неё это думала и говорила ревность. Делить отца. Глупость. Анин отец готов был поддерживать её во всех начинаниях. Даже в спорте. «Данных не хватает» — она услышала это от него, да, но обращено это было Сашке. Они как раз сидели за кухонным столом и разговаривали про дальнейшее развитие спортивной карьеры мальчика. Речь зашла про хоккей. А колесо? Нет, ну тут по фактам. В том возрасте она с ним бы не справилась. Слишком тяжёлое, она хрупкая. И бегал он за ней, когда та отказывалась от выгодного предложения. Он старался обеспечить для нее хорошую жизнь, в которой она ни в чем не будет нуждаться. Загналась что-то. В прошлое ударила. Взяв со стола нужные документы, Гаранжина вышла из кабинета. Пора навестить Терещенко. Кажется, он её ждал к обеду. Снова выслушивать его речи. Можно было бы попросить Моисеева занести. Он тоже собирался к нему сегодня. Жаль, что просил именно лично. Думает девушка, не с проста это всё. Хочет от неё что-то. По любому. — Вызывали? — Анна стояла около его стола, старательно отводя взгляд. С ним поддерживать зрительный контакт она не особо хотела. — Вызывал. Присаживайтесь. Девушка села на крайний стул. Подальше от мужчины. Если начнет плеваться, то до неё не долетит. Положила на стол папку, подвигая её к Терещенко рукой. Мол, забирай, зря заполняла целый день что ли. Тот проверять не стал. Пролистал документ без всякого энтузиазма, закрыл и обратился к девушке: — Анна Владимировна, вы у нас работаете уже больше полугода. Как вам? Всё нравится? Никто не обижает? Он спрашивал так, будто сам лично сможет защитить её от кого-нибудь. К чему, собственно, эти вопросы? Он надеется до сих пор, что она убежит от них? Зря, Геннадий Михайлович. Когда надумает уйти, то сама придет и ничего рассказывать не будет. Молча отдаст заявление, уйдет и не вернется. — Всё отлично. Со всеми нашла общий язык, — улыбнулась наглядно Гаранжина. — Не переживайте. — А как ваша подруга себя чувствует здесь? — Терещенко завел старую песню. — Знаю я наших баскетболисток. Народ вредный. Может, ей помощь нужна? Вдруг она подойти сама боится. Ничего Марина не боится. К тому же девчонки оказались добрыми. Не все, разумеется. В каждом коллективе найдется тварь, считающая себя героем. Единственное, на что могла жаловаться Мара, так это на самого Терещенко. За три месяца прибывания в Дворце Спорта Марина Груздева уже пожалела, что связалась с Анной по поводу работы. Надо было искать получше. Он ведь ей прохода не дает. Вечно о чем-то спрашивает, интересуется ее личной жизнью. Когда угомонится уже? — Ей нравится работать у нас. Ни на что не жалуется. «Только если на вас.» — Вы, как её подруга, можете сказать, какие она цветы любит? А то какие ни принесу — обратно отдает, — мужчина усмехнулся. Над Гаранжиной нависла туча. Тяжелая, огроменная, угнетая ситуацию. Плохо дело. Сейчас у неё два варианта: притворяться дурочкой или впрягаться изо всех сил за подругу. Выбор был не из лучших. Когда-нибудь в любом из ответов это откликнется. Страшно осознавать, что достанется ей сейчас. — Геннадий Михайлович, вы же женатый человек, — укоризненно покачала головой Гаранжина, показывая свою правую руку как бы невзначай. — Лезете к такой милой девушке. Она вас на двадцать лет младше. В дочери годится... А вы про цветы! Груздева устала от ваших приставаний. К тому же у неё терпение не резиновое. Если захочет, то своему молодому человеку всё расскажет. Про вас, про соблазнения. Не знаю, что он сделает, но явно повстречается с вами. Она в открытую блефовала. Да, никого у Мары не было. Если только бывший муж — пьяница. Единственное, что он в состоянии сделать, так это предложить выпить, а после подраться. Девушка наблюдала, как лицо мужчины переменялось с каждой секундой. Злился, грустнел, улыбался. Не определился, в общем. Гаранжина спокойно сидела, держа спину прямо. От неё такого Терещенко не ожидал уж точно. Думал, она всю жизнь будет молчать в тряпочку и держаться за рабочее место. Ошибался. — Не забывай, с кем общаешься, — тихо и медленно проговорил тот, глядя на неё из-под лобья. — Не доросла ещё. Это в целом не твое дело. Кто у меня есть, кто мне интересен, кому я что хочу подарить. Я ведь знаю, на чем играть. Не будешь содействовать — все узнают, чья ты дочь. Вряд ли спортсмены будут этому очень рады. Нашел, что предпринимать. Будто это сможет её как-то задеть. Какая разница? Разве что ей больше нравиться ходить Вячеславовной. Получше звучит. Единственное, команда может и правда подумать, что она все докладывает отцу. Только она ни разу не доносила. Ей доверяют. Она не разрывается между двумя сторонами. После признания ничего не изменится, кроме новых вопросов: «Почему скрывала?», «Это правда?», «Ты нас не заложишь?». Хотелось бы в это верить. — Пожалуйста, — Гаранжина встала со стула, собираясь уходить. — Я вас предупредила. Было плевать, что он скажет вслед. Всякую дрянь. Она высказалась. Разве это плохо — защищать своих друзей? Нет. Так что без лишних разговоров. *** В конце дня к ней подошла только одна Мара. Поговорить по душам, так сказать. Гаранжина была не против. Времени навалом. Рабочее время кончилось. Сергея Анна пока не наблюдала. Опять задерживает спортсменов отец. — Аня, вот я понять не могу, что ты сделала с Терещенко? Он ходит весь такой из себя. Озлобленный на всех и вся. Я надеюсь, ты не... — Я да, поставила его на место. С чего ты, кстати, взяла, что это я? — На лице у тебя написано, — разочарованно хныкнула Марина. — Зачем? Он же тебя уволить может. Я бы сама справилась. Вот делаешь что-то хорошее, а всем плевать. Потом один раз ошибешься, так все запомнят, запишут и в рамку поставят. Что за народ эти люди. — Знаю, как ты сама, — девушка припомнила бывшего мужа подруги одним жестом. — Уволить он меня просто так не в состоянии. «Незаменимых нет» в его случае не работает. Сначала пусть добьется разрешения у Моисеева и Павлова. Так что могла бы сказать «спасибо». — Спасибо? Я тебя не просила его отталкивать. Произнесла Груздева это с недовольством. Словно не она месяц назад плакалась о том, что он к ней пристает, не стыдясь жены. Неужели все изменилось? Мира его полюбила? За что интересно. Гаранжина пялилась на неё с огромным удивлением. Ей могло быть стыдно, но пока нет. Она считала, что поступила правильно. В любом случае по отношению к его семье. — Ты мне это говоришь? Не смущает, как ты жаловалась на него при каждой встрече? Я надеюсь, ты не повелась на его статус. Любовь — дело сложное. Кто-то выходит замуж из-за необходимости денежных средств, кто-то из-за гражданства. В общем, фиктивный. А кто-то из-за глубоких чувств. И ему без разницы, в бедности они будут жить или в богатстве. Если бы Анне понадобилось, она бы тоже вышла не по любви. Но за Терещенко ей было бы противно. — Я не знаю. Повисло молчание. Две пары глаз смотрят в разные уголки. Одна на пол, другая прямо напротив. Её брови хмурились. Глаза в недоумении чернели. Ну не верила она, ей-богу. Чем он мог понравиться? Зарубежным одеколоном? Бред. В нём, как в человеке, практически нет ничего хорошего. К тому же ходит налево. Гаранжина еле сдерживалась от горького привкуса во рту, сплетя пальцы в замок. — Не знаешь? Мара, я с тебя в шоке. Гаранжина хотела наговорить много грубостей. Поссориться в итоге. До драки бы не дошло. Пару недель походили бы, позлились друг на друга. Есть же повод. Нет, ну Марина молодец, конечно. Вокруг неё ошиваются одни козлы. Мерзость. Что-то прихватило от таких мыслей. — Мне самой ничего не понятно, Ань. Помню, говорила, что не нравится он мне, но... Цветы, подарки, письма. У меня никогда такого не было. Я не понимаю: хорошо это или плохо... Марина отбросила папку на стол с неприятным грохотом, от чего Анна непроизвольно опустила голову ниже. — Уже как-то без разницы, сколько ему лет, красавец ли. Я влюбилась, может быть? — Ты мне это... Перестань, а! Какие «влюбилась»? — с хриплым в голосе начала возражать Анна. — Ты что? Он тебе-то в отцы годится. Твой отец второго вот такого не переживет. И я тоже, знаешь ли. Последнее предложение она говорила на тот момент всерьез. Давление вновь поднялось. Искажались фигуры, резался слух. Несильно, терпимо. Но боль в сердце отдавалась куда-то в душу. Больно. — Любви все возрасты покорны. Точно. Ещё это вспомнила на крайний случай. Больше Анна терпеть не могла. То ли боль, то ли подругу. Встала, задвинула стул и медленно пошла к двери. — Это же не всерьез-то! — Гаранжина покачала головой. — Да ну тебя. Сама разбирайся. Больше вообще лезть не буду. — И пожалуйста! Анна уже не помнила, как добралась до своего кабинета. Кажется, с трудом. Лестница казалась невозможно длинной. По ней чуть кубарем не скатилась. Рубашка на пару пуговиц расстегнута, окна открыты, в руках стакан и таблетка. Быстро запила, проглотила. Чудес не бывает, но она в них каждый раз верит. Так сложно полечится. Пару недель. Это про неё. Она не идеальна. У Анны есть свои страхи, принципы, тараканы в голове. Её не каждый поймет. Может осудить, может одобрить. Как будто она какая-то вещь, а не живой человек. *** — Ты сегодня уставшая какая-то. Что-то случилось? В коридоре было слишком шумно. Правильно — обеденный перерыв. Кто вообще догадался делать его совместным для всех спортсменов сразу? Тут ведь логически размышлять надо. Кто в двенадцать, кто в полпервого, кто в час. В три смены. И такой толпы не будет. Дышать легче станет. В прямом смысле. Столько ароматов стоит. Задохнуться от разнообразия можно. Поэтому Гаранжина предпочитает не обедать. Не только из-за этого, конечно. При людях не особо есть нравится. Сейчас она стояла около холодной кафельной стены вместе с Сашкой Беловым. Он уже поел, пришел поговорить. Скучно ему стало со своими товарищами по сборной. Вот и лезет со своими вопросами. — Да... — махнула рукой Гаранжина в сторону. — С Мариной поцапались. Ну ты ведь знаешь меня. Она не лучше. — Она более скромная, — подсказал парень. — Давай-ка рассказывай. Самому интересно стало. Вроде не глупый. Как можно не знать, что любопытным, особенно Варварам и Александрам, отрывают носы. Желательно где-нибудь на базарах. В нём она была уверена — к Марине не полезет, ничего ей не расскажет. Только зачем ему эти девчачьи перепалки? — Не уверена, что тебе, — Гаранжина ткнула его в грудь острым коготком, — это нужно знать. Сашка недовольно посмотрел на собеседницу. Вокруг них становилось шумнее. Люди проходили мимо, останавливались неподалеку, разговаривали, смеялись, смотрели иногда на двух друзей, здоровались с Гаранжиной. Только Сашке единственному было на них плевать. Ему интересна не сама ситуация. Её самочувствие. Не зря же она вся белая. — Ну? — Ну! Из-за разногласий по поводу настоящей и чистой любви. Не везёт ей на мужчин. Ух как не везёт. Демонстративно Анна показала кулак. Действительно. Хоть не в любви повезет, а в денежном благополучии. В Штаты он её, разумеется, не отвезет. Предан Родине, к тому же какая должность. Сама выкрутится. — У-у-у, понятно всё. Я надеюсь, вы не станете драться за него? Дурачье какое. Кулаками размахивать, да за какого? За функционера, которому лет пятьдесят? Сашка, Сашка... — Типун тебе на язык. Я таких, как он, не предпочитаю. Особенно женатых. — Женатых?! — Белов всерьез удивился, поэтому девушке пришлось на него шикнуть. Потише надо. — Ничего себе Марина загналась. Если они разведутся, то ладно... — Нет. Не разведутся. Он будет её держать в любовницах лет пять, пока старость не возьмет своё. И ведь не докажешь это возлюбленному человеку. На лице Анны возникла беспомощная улыбка. Она понимала, что Марина останется у разбитого корыта. Правильно говорят, что подруги всегда узнают фальшивого парня. Белов хотел что-то ответить с испуганными глазами. К счастью, этого не произошло. Его позвал Гаранжин, размахивая руками и крича его имя. Некоторый ориентир в такой обстановке. — Потом договорим, — сказал Сашка, убегая в сторону тренера. — Договорим. Если хочет, то подойдет сам. Хотя рассказывать более она не собирается. Она и не собиралась его просвещать вообще-то. *** Наступала суббота. Так что можно было остаться на ночь у Сергея. Тем более с прошлой ночевкой пролетел месяц. Уже март месяц. Теплый, на удивление. Гаранжина понимала, что к ней не возникнет никаких претензий. Пора бы квартиру просить. Надоело с родителями торчать, конечно. Удовольствие то ещё. По утрам так особенно. Очередь в ванную, в туалет. Готовить, так на всех сразу. Да, даже с такими неумелыми руками, как у Анны. Когда захочешь есть, а ничего нет, то она готова на варку. И самое главное — уборка по выходным. Её в субботу и воскресенье за уши невозможно оттащить от кровати с книгами. Зачем ей мыть полы чуть ли не каждую неделю, если к ней никто не заходит почти? У неё не проходная комната. — Хоть бы это все наконец закончилось, — прошептала девушка, смотря грустными глазами в окно. Шурка. Шурик. Милый мальчик. Как он будет без неё? Без сестры, на которую равняется, в пустой квартире. Гаранжина это знала. От этого становилось не по себе. Она знала свои мерзкие качества, из-за чего совсем не хотела, чтобы мальчонка был похож на неё. На старшую сестру. На данный момент было получше. Давление пришло в норму, в глазах не рябило. Как всегда. Даже пару затяжек успела сделать. Чтобы совсем не раскисла. Мара к ней, разумеется, не заходила. И в мыслях небось не было. Ладно, Анна тоже не собиралась. Саши, кстати, тоже не было. Забыл. Нормальное для него явление. На руку. Спустя пару часов девушка сидела на квартире Сергея. Он отошёл на полчасика. По телефону вызвали обратно во Дворец. Какие-то разборки с полётами. Анна предложила свою помощь в качестве секретаря. Отказался. Сказал дома сидеть и отдыхать. Книжки читать и валяться на кроватке. Поцеловал и ушёл. Долго скучать не пришлось. Нашла, чем занять себя. Решила прислушаться к Сергею — почитать. В его библиотеке, в гостиной, интересного ничего не было. Одна классика. Со школы не любила. А сколько пылищи! — Понятно, — отряхнула руки Гаранжина, — если съедемся, то оба зарастем пылью. Девушка прошлась в спальню. Может, в шкафу своём хранит? Как самые дорогие для души. Мало кто так делает, но была не была. Распахнув шифонер, Анна сначала ничего не увидела, кроме идеально выгляженой одежды на вешалках. Значит, здесь порядок, а на книгах пыль. Покачала головой. Интересный он человек, этот Белов. Помимо всего, Анна обнаружила на полке, за брюками, коробку. Небольшого размера. Взяв на руки, Гаранжина поняла, там фотографии. Нелегкая ноша. Заворожено Анна открыла ее. Глаза разбежались. Столько фотокарточек разных размеров. От неожиданности Гаранжина присела на кровать. Ничего себе. Маленький Серёжа в полосатой водолазке и синем комбезе держит в руках игрушечный КамАЗ. Ему здесь года три. Смотрите прямо в душу своими светлыми глазками. Светленький какой. Красивый. Почему же он раньше не показывал? Стеснялся? Девушка улыбнулась, разглядывая мальчишку. Надо попросить забрать эту фотокарточку. Уж очень понравилась. Казалось бы, в этой коробке не найдется среди родителей и самого Сергея чего-то другого. Её холодные руки дотронулись до снимка. Непростого. Брови свелись к переносице, глаза сощурила. Ноги сдались между собой. Изображен был Серёжа. Нарядный, в костюме чёрном. Галстук полосатый. Не видела такого у него. Стоит, улыбается в усы. Прическа другая. Пушистый очень. Не в этом дело. В том, кто рядом с ним. Некая девушка. Лет двадцати пяти. В короткой фате и белом платье. Сжимает букет темноглазая крашенная блондинка. В голове пролетело лишь одно: «бывшая жена». Про неё она знала. Ненароком. Проболтались документы. Ни разу не говорил про неё. Неужели не любил? Или не смог забыть? Нет, лучше не догадываться. Анна перевернула фотку. Сзади дата, ЗАГС и имена супругов. «12.04.1968. Евгения Михалкова и Сергей Белов. Грибоедовский». За одной фотографией чередой схожих. Где они счастливые, молодые. Девушка сверкала рядом с ним. Кажется, была счастлива. Четыре года прошло. Он в разводе с 1969. Недолгая линия. И все равно молчит. Она не заметила, как пришёл Сергей. Раздался его спокойный голос в коридоре, но Анна не двинулась с места. Пролистывала одну за одной, забываясь в пространстве. Только телом почувствовала, как около неё сел мужчина. Он также смотрел на снимки. В голову прилетели воспоминания. Разнообразные. Он прикоснулся плечом к её хрупкому плечу. Пальцы сжаты в замок. Добралась до его свадьбы все-таки. — Почему не говорил, что был женат? Задала неожиданно. Как обычно и делает. Белов не дрогнул. Сам знал, что спросит. Просто тянул время со всей силы. Лицо девушки не выражало ничего. Серьёзные глаза, никакой улыбки. Она не ревнует. Он это знает. — Студенческая любовь. Думали, что без друг друга не выживем. Ошиблись. —Так просто. Ошиблись, — Анна повернула голову к нему. — Разбежались. Не любил? И тишина. Белов не смог выдержать её тяжёлого взгляда. Напуганные внутри себя, смелая снаружи. Да, ей страшно. Вдруг он и её не особо то любит. Ну, показалось ей тогда, осенью. Другой у него быть не могло. Она знала. Он постоянно работает. Мало кто выдержал бы такого мужчину. Анна выдерживает. Сама такая. А он то что? Вон, не смотрит на неё совсем. Белов потер переносицу. Все выливать сейчас? Нет. —Может быть любил. Анна обожала такие ответы на вопросы. Наверное, может быть, посмотрим. Не к селу, не к городу. Не выдержав давления от атмосферы, девушка отложила фото и встала. Медленно подошла к окну. Восемь часов вечера. Не особо темно ещё. Не так, как зимой. Уйти ли? —А меня ты любишь? Или тоже «может быть»? Без лишних ответов, Сергей подошёл к ней. Притянул за тонкую талию. Уткнуться носом в макушку. Какая же она дурочка. В слух он такого не скажет сейчас. А то совсем худо будет. Сергей мягко развернул её к себе, врезаясь льдом в глухое болото. На лице возникла ухмылка. Детский сад. —Люблю. Словно с цепи сорвало. Гранжина сама полезла к его тёплым губам, держа его своей властной силой. Руки сами скользить по мужскому телу, постепенно избавляя его от пуговиц. Белов скоординировался быстро. Далеко заходить не стал. Легонько приспустил платье с плеч. Заглядывал в её глаза, понимая её. Но не уверен полностью. Завелась. Аккуратно. Не спугивая. Сергей берёт её кисти в руки, отрывая от своего тела. Означенно девушка оторвалась от поцелуя. По её лицу можно было понять — разочарована. —Миленький, ты уверен? Сергей спрашивал серьезно. Тихо, почти незаметно губами. Девушка ввдрхнула и хиленько рассмеялась на ушко. Носиком терлась о его полурастегнутую рубашку, улыбаясь во весь рот. —Уверена. Она была готова.