Выбор имеет последствия

      Джон, вообще-то, не нервный человек, его мало что тревожит в жизни, но идти в школу на следующий день после вечеринки было немного страшно. Прошлым вечером мама удивилась, что он так рано вернулся, но Джон только отшутился и ушел к себе. В журнале звонков висело пару пропущенных от Джима, но он не перезванивал, стараясь до последнего поддерживать легенду.       Он заходит в полупустой класс, сразу заприметив Джима и Дэна. Билла не было. Саймона – тоже.       Джим машет ему рукой:       – Явился? Ты где был вчера?       Джон садится за парту, отбивает парням кулачки:       – Я же писал Биллу, что мне стало хреново и я ушел домой.       – Билл и сам вчера пропал. Не брал трубку, как и ты, вообще-то. Я думал, вы нас кинули, – Дэн в замешательстве трет шею и смотрит на Джима.       – Да, чувак, ты-то хоть знаешь, че там с Биллом?       Джон пожимает плечами. То, что никто не догадывается, куда и почему он вчера ушел, его успокаивает, и он снова возвращается в свое обычное расслабленное состояние, откидываясь на стуле и покачиваясь на задних ножках:       – Ну, может, с девушкой ушел?       – Может... Я его видел вчера с какой-то ведьмочкой, – размышляет Дэн, но Джим перебивает его.       – Да хоть с Сантой Клаусом, бля, придет и сам скажет. Короче, с вами только за полгода, по ходу, договариваться о чем-то надо, чтобы точно не слились. У меня теперь дом свободен будет хорошо если к Рождеству.       Вскоре приходит Билл, и Джон снова напрягается. Но на его лице играет улыбка, и он на удивление приветливо здоровается, садясь рядом с Джоном.       – Ты такой радостный, Билли, не хочешь и нам настроение поднять? А то мы очень грустные после вчерашнего, знаешь ли... – язвит Джим и обвиняюще тычет его пальцем в спину. Билл не реагирует на тычок, только немного улыбается, из-за чего смягчается его обычно грубое и неприятное лицо.       – Не мог упустить момент.       – Какой, нахрен, момент?       – Я же говорил, он вчера с ведьмочкой какой-то был, ну...       Джон понимает, что произошло, и тоже включается в разговор:       – Хлоя, да?       Билл кивает и обнимает рюкзак. Даже не огрызается в ответ, но понижает голос, когда говорит:       – Мы вчера гуляли. Она взяла меня за руку, это что-то значит, да?       – Реально? Сама подкатила? А как же мистер я-люблю-члены-но-чтобы-все-об-этом-забыли-буду-встречаться-с-девушкой? – Джим, в отличие от Билла, громко и без стеснения озвучивает то, что думает. Пара одноклассников бросают на них взгляды, Джон морщится, а Билл шикает:       – Хватит орать. Мне так насрать на него, веришь, нет? Пока он рядом с ней не ошивается, конечно. Кстати, Джон, – он вдруг переводит взгляд с Джима на него, и Джон на секунду думает, что его сейчас будут спрашивать о Саймоне, но в глазах Билла нет презрения или осуждения, только вежливый интерес, – Ты где надраться успел? Я твое сообщение увидел только ночью.       – Я пронес с собой бутылку. Заболтался с Мэг, пил, пока стоял на месте, а шаг сделал – и сразу в голову дало. Поблевал в туалете и свалил домой. Бывает, – он проговаривает заготовленную ложь и пренебрежительно пожимает плечами, заканчивая разговор.       Джим хлопает себя ладонью по лбу:       – Да ты издеваешься, мать твою. А вообще, знаешь, это тебе наказание. Свыше. Ибо надо делиться, чувак.       Билл, которому, очевидно, неинтересно обсуждать Джона и его отношения с алкоголем, переводит тему, когда в класс заходит Саймон. Он не здоровается, не машет ему, даже не смотрит в его сторону, когда идет в самый конец кабинета, чтобы занять последнюю парту. Джон тоже не задерживает на нем взгляд, изображая заинтересованность в разговоре с парнями, хотя сердце и ухнуло вниз, стоило только высокой нескладной фигуре Саймона появиться в дверном проеме. Их почти поцелуй вспыхивает в памяти, а перед глазами – его открытый, доверчивый взгляд. Джон думает: а помнит ли Саймон? Обратил ли он вообще на это внимание, или списал все на алкоголь?       Джон украдкой смотрит на него, но парень выглядит как обычно: сгорбился за партой, листает учебник. Если он и прокручивает бесконечно вчерашний вечер в голове, как Джон, то никак этого не показывает.       –...Я решил не давить на нее. Учусь на ошибках, – твердо говорит Билл, подкрепляя свои слова энергичным кивком. Вдруг он заинтересованно смотрит в сторону двери, и Джон видит, как заходит Хлоя. Она занимает ближайшее место к их с Биллом парте. Джон провожает ее недоуменным взглядом, и она, заметив его, улыбается, потом смотрит куда-то за него, очевидно, на Билла, и приветственно машет рукой. Странно, что она села не с Саймоном, как обычно, но Джон уже понял, что вчерашний день был особенным не только для него.       После урока Джон хочет поговорить с Саймоном, но видит, что он подходит к Хлое, и они вместе выходят из класса.       – Я твоему дружку когда-нибудь челюсть сломаю, помяни мое слово, – Билл злобно пинает стул, вставая из-за парты, но не идет за ними, а остается ждать Джона, который складывает вещи в рюкзак.       Первый порыв ляпнуть «только попробуй ему что-нибудь сделать» Джон вовремя обрывает, и вместо этого более спокойно возражает:       – Эй, ты сам сказал, что не будешь давить на нее. Это ее друг, ты думаешь, она так быстро перестанет с ним общаться?       – Нет, не думаю, – цедит он сквозь зубы, но вздыхает, все-таки признавая правоту Джона, – Пойду проветрюсь.       Он стремительно выходит из класса, и Джон ловит возможность спокойно и без насмешливых взглядов догнать Саймона и обсудить вчерашний вечер. Идею приходится отложить, потому что Джон видит, что Саймон стоит в паре метров от него, скрестив руки на груди, а напротив него Хлоя активно жестикулирует, после чего разворачивается и уходит. Саймон трет лицо ладонями, а потом, заметив Джона, идет в его сторону. Он коротко взмахивает рукой вместо приветствия и хмуро бросает:       – Пойдем на географию?       – Вы поссорились? – прямо спрашивает Джон.       – Все нормально, просто поговорили. Какую ты страну придумал? Я всю голову сломал вчера...       Очевидно, разговор Саймон продолжать не хочет, поэтому Джон отступает. Пока что. Они обсуждают домашнее задание весь путь до нужного класса, и продолжают, сев за одну парту. За обедом они снова обсуждают нейтральные темы, не касаясь ни вчерашней вечеринки, ни сегодняшней ссоры. Саймон только сообщил, что ему повезло проскочить в комнату незамеченным, и уточнил, все ли было в порядке дома у Джона. Джон решает пригласить его к себе сегодня после тренировки, но не сейчас: такие шаги в их взаимоотношениях нужно делать осторожно, давая Саймону возможность сбежать и обдумать это в одиночестве.       После уроков они вместе выходят из школы. Это уже вошло в привычку: даже если Саймон уходил, а Джону еще нужно было остаться на тренировку, они все равно шли вместе до ворот. Саймон никогда не спрашивал, зачем Джон его провожает, и Джон был ему благодарен. Ему просто хотелось побыть рядом еще хотя бы пару минут перед тем, как они расстанутся до следующего дня.       Джон решает, что сейчас самое время пригласить его к себе: совсем скоро они разойдутся, и Саймон сможет немного обдумать саму возможность остаться наедине у него дома. Но под каким предлогом?       Саймон поправляет капюшон куртки, на его бледных пальцах виднеются темные пятна. Похоже на машинное масло, но Джон не уверен. Когда-то давно он любил торчать в гараже вместе с отцом, но так ничему и не научился. Не потому что он не понимал чего-то, просто играть в «Покемонов» на своей карманной приставке ему нравилось больше, а сидеть рядом с отцом, слушая интересные и веселые рассказы обо всем на свете, было интереснее, чем в своей комнате.       Расчувствовавшись из-за воспоминаний, Джон придумывает отличную причину для приглашения.       – Хочешь сегодня заскочить ко мне? – спрашивает он и ярко улыбается, – У меня есть Diablo 2 и Deus Ex. Да и вообще, много еще всякого: Half-Life, GTA, Need For Speed...       Джон уверенно перечисляет любимые игры, уже предвкушая интерес на лице Саймона. Это был великолепный набор, кто угодно бы согласился. Кто угодно, кроме...       – Это же игры?       У Джона отвисает челюсть.       – Что? Погоди, ты серьезно? Да, это охеренные игры, их знают, ну, типа, все? – Джон действительно удивлен, как такие яркие, сумасшедше популярные новинки могли пройти мимо кого-то.       Саймон хмурится, отводя взгляд.       – Ну, значит, я не все.       – Ну, значит, отличный повод узнать что-то новое. Давай, Сай, это правда стоит того.       – Нет, – просто отвечает Саймон. Но если он и думает, что Джон примет отказ как ответ, то глубоко заблуждается, и это легко доказать...       – Я сегодня работаю. Не получится, – вдруг продолжает он, перебив его мысли, и поправляет рюкзак. Джон снова замечает его руки.       – Ты работаешь? Где? – искренне интересуется он.       Первый раз Саймон говорит что-то о своей жизни за пределами школы. До этого, если не считать тупых сплетен парней и взывающих к совести рассказов Хлои, удалось узнать только про строгого отца, который «убьет» сына за то, что он пил алкоголь на школьной вечеринке.       – Чиню тачки в сервисе неподалеку, – Саймон неопределенно указывает большим пальцем за спину.       Джон угадал. Он одобрительно мычит, в который раз удивляясь этому парню. Сам он работал только в прошлом году – мыл машины, разносил газеты, стриг газоны, – потому что поставил себе цель самостоятельно накопить на фотоаппарат, когда внезапно захотел научиться фотографировать. Это было после ссоры с отцом, когда он обвинил Джона в том, что он живет на всем готовом и ни разу не пробовал сам зарабатывать деньги. В этот же день Джон узнал, куда может пойти работать несовершеннолетний, без лишних размышлений устроился, и заработал, в конце концов, на гребаный фотоаппарат. Но после достижения цели интерес к работе был потерян: ему и так было чем заняться, а деньги зарабатывать он планировал в совсем другом месте и уже после школы. Он дождаться не мог, когда наконец свалит отсюда.       – Ты молодец, правда, – щеки у Саймона немного краснеют, но Джон непринужденно продолжает беседу: – Копишь на что-нибудь?       Саймон, к его удивлению, тему поддерживает:       – Ага. Хочу тату. На всю руку, – он нервно ухмыляется и отводит взгляд, вцепившись в лямку рюкзака, – Но надо делать в хорошем месте, я не хочу себе блядский СПИД или типа того... А это дорого, так что...       Джон давно заметил, что Саймон обрывисто разговаривает, будто заранее не знает, к чему приведет его фраза и сколько информации он вообще готов рассказать о себе. Джону это было не понятно – для него завести разговор с кем угодно было так же естественно, как дышать. Правда, иногда его умение поболтать превращалось в неумение вовремя заткнуться, но не было еще ситуации, из которой он бы не смог выкрутиться благодаря своему обаянию. Но каждый раз, заговаривая с Саймоном, он сомневался в этом.       На прощание Джон, забывшись, порывисто приобнимает Саймона, хлопнув по спине. И только он осознает, что сделал, и собирается извиниться, как понимает, что Саймон просто... позволил этому случиться? Не отстранился, не сбросил руку, даже не отшутился никак. Вместо этого быстрая маленькая улыбка мелькает на его губах, и он уходит. А Джон зависает, чувствуя себя окрыленным, потому что это первый раз, когда Саймон просто позволил себя коснуться.       Джон заходит в раздевалку и салютует парням.       – Эй, Джон, чего такой довольный? – Мэтт, полузащитник их команды, в своем репертуаре: широко улыбается и внимателен к деталям. Если кому-то здесь и важен командный дух и эмоциональное состояние каждого игрока, так это ему. Ну, и тренеру.       – Вспомнил свою охуенную реакцию на прошлой тренировке, – Джон отшучивается, кидает рюкзак на лавку и начинает быстро переодеваться. Наверное, вид у него и правда слишком радостный, но ему сейчас не хочется контролировать лицо, поэтому глупая улыбка все равно растягивается на губах.       – А мне кажется я знаю, в чем дело, Джонни. Видел, как ты из школы выходил. И с кем, – утреннее дружелюбное настроение Билла испарилось, и теперь он снова гадко ухмыляется, всем своим видом показывая, что знает что-то, чего знать не должен. Если этот мудак хоть слово скажет про Саймона... Собственное хорошее настроение тоже испаряется, и Джон сжимает кулаки.       – И с кем ты меня видел? Давай, расскажи, всем, наверное, так интересно, – он сокращает между ними дистанцию и вскидывает подбородок.       Билл не оставляет без внимания его агрессивную позу:       – У-у, мне начинать бояться? Сейчас еще мачете достанешь?       – Не, я добрый парень, могу только поцелуй подарить, – ярость растекается по венам, и он разминает шею, автоматически подходя ближе и уже готовясь к удару. Джон не собирается бить его в гребаной раздевалке, но тело реагирует быстрее, чем мозг, и он делает еще один шаг вперед.       – Какого хрена? Нашли время для разборок! У нас матч в субботу, мы на вас обоих рассчитываем, не хватало, чтобы вы тут перебили друг друга, – между ними вклинивается Мэтт, который, видимо, серьезно настроен в случае чего их разнимать.       Джон не реагирует, только смотрит из-за спины Мэтта на Билла, прямо в его прищуренные злые глаза. Билл отступает первый.       – Да, МакТавиш, ты бы направил свою энергию в более продуктивное русло. Как капитан тебе это говорю, ага, – он напоследок передразнивает его акцент и выходит из раздевалки.       Джон закрывает глаза и глубоко вздыхает. Разжимает кулаки и заставляет себя расслабиться. Получается хреново, но никому эта вспышка агрессии лучше не сделает, тем более ему самому.       Джон собирается уходить, но Мэтт кладет ему ладонь на плечо, останавливая.       – Джон, на минутку, – говорит он, и Джон вопросительно смотрит на него, скрестив руки на груди. – Ты не кипятись так. Билл, он... Сам знаешь, с пол-оборота заводится. Не злись на него.       – Я не буду злиться, если он перестанет меня провоцировать.       Мэтт вздыхает.       – Скажу тебе кое-что. Ты тут не так давно, поэтому поверь человеку, который лучше знает Билла: ты его бесишь.       Джон фыркает:       – А еще я вратарь в вашей команде, – Мэтт качает головой, и Джон продолжает: – Прости, я думал мы очевидными фактами обмениваемся.       – Ты его бесишь, а знаешь почему? Со стороны особенно видно, как вы похожи.       Джон скептично выгибает бровь.       – Он, кстати, тоже не местный, если ты не знал. Переехал пару лет назад. Сейчас так и не скажешь, он будто всегда тут был. Поэтому мой тебе совет: забей на его провокации. Он бесится, потому что ты слишком на него похож. Видит в тебе соперника. Как вы вообще общаетесь?       – Он нормальный парень, когда не выебывается. И зачем ты вообще мне это говоришь?       – Братан, я амбициозный парень. И мне нужно попасть на региональные соревнования. Это шанс запомниться шишкам, которые сидят в судействе. И получить грант на обучение, – он подмигивает и по-дружески толкает его плечом, – С тобой наши шансы попасть туда и выиграть повысились. Мы все видим, что свежая кровь в команде положительно повлияла. Даже Билл. Поэтому соберись, мать твою, и пойдем на поле. В субботу мы должны выложиться на полную.       Мэтт хлопает его по плечу и выходит из раздевалки. Что ж, он смог его встряхнуть и воодушевить. В конце концов, надрать Биллу зад и правда можно более продуктивным способом, поэтому Джон, чувствуя прилив энергии и азарта, выходит следом за Мэттом на поле.

***

      В автомастерской у Саймона не получается полностью сосредоточиться на работе, потому что мысленно он все еще идет рядом с Джоном, слушает его приглашение и чувствует его объятие. А еще думает о причине приглашения, уплывая в воспоминания о прошедшем лете.       Свои первые заработанные деньги Томми потратил на приставку. Купил какую-то компактную модель, которую можно было носить с собой, и они постоянно играли по очереди, сидя во дворе под большим деревом. Поэтому, конечно, Саймон знает про разные игры, он же не в пещере живет. Это было хорошее время. Он любил моменты, когда они отлично ладили с Томми. Игры были их общим увлечением, благодаря которому можно было забыть о том, что они бесят друг друга. Но потом он начал тусить со старшеклассниками, один из которых – Алекс, обладающий крайне сомнительной репутацией, и приставка «потерялась».       Саймона бесило, что младший брат связался с какими-то придурками, но еще больше его злило то, что Томми в свободное время бессмысленно шатается где-то, хотя тоже мог бы работать. Может, он бы больше шевелился, если бы знал, о чем каждый день мечтает Саймон и к чему он стремится, но посвящать брата в свои планы совсем не хотелось. Мелкий не умеет держать язык за зубами, поэтому все, что знает он, будет знать и отец. А ему лучше продолжать думать, что Саймон копит деньги на собственную машину, и по этой причине ходит подрабатывать в автосервис. Поэтому пусть ему тяжело, но лучше он будет один тянуть эту лямку, чем попросит помощи.       Погруженный в работу, Саймон не сразу замечает, как открывается дверь, и в мастерскую кто-то входит.       – Пап, Саймон тут?       Голос заставляет Саймона дернуться от неожиданности. Это Хлоя. Он вылезает из-под машины и подходит ближе к подруге. Саймон переводит взгляд с мистера Хейли на Хлою, и она спрашивает:       – Пап, мы выйдем ненадолго, ладно?       – Конечно, но только быстро, – он пристально смотрит на Саймона, и хотя под этим взглядом хочется съежиться до размера молекулы, он стойко его выдерживает. Потом, кивнув чему-то своему, мистер Хейли возвращается к работе, а Саймон и Хлоя выходят на улицу.       – Извини, – сразу начинает она, – Я утром наговорила лишнего. Но и ты меня пойми...       Хлоя мнется, и Саймон не торопит ее, вспоминая их ссору. «Надо же, и про меня вспомнил, еще и смеешь требовать объяснений. Сам ничего объяснить не хочешь?». Хотя и неприятно было слышать что-то такое в ответ на безобидный вопрос, он не винит Хлою ни в чем. Их общение почти сошло на нет. Самый насыщенный разговор за последние пару недель у них был насчет хэллоуинской вечеринки, и то лишь потому, что Саймон хотел непонятно зачем создать видимость, будто решил идти туда ради собственного интереса, а вовсе не из-за того, что Джон его позвал.       – Я тебе все расскажу, – наконец говорит она. – Билл начал ходить в приют, где я помогаю. Не делай такое лицо, я тоже удивилась, – она позволяет себе смущенную улыбку и продолжает: – Мы разговорились, и он оказался не таким плохим парнем, знаешь? Поэтому на вечеринке мы тоже поговорили, вот и все. Я даже не успела сказать тебе об этом, ты же постоянно с Джоном, и вообще, тебе будто не интересно, как у меня дела...       Ее прерывает звук рингтона из кармана Саймона. Как не вовремя! И кто вообще ему может звонить в это время? Он достает телефон, и в груди тут же холодеет. «Джей». Почему именно сейчас? Саймон смотрит на телефон в руке, как будто не понимает, откуда он взялся и что с ним нужно делать.       – Ты ответишь на звонок или нет? – не выдерживает Хлоя, и в ее голосе слышны стальные нотки.       Джон не мог выбрать другой момент для звонка? Ну, скажем, хотя бы через полторы минуты... Саймон смотрит на Хлою, и ее усталый взгляд и скрещенные на груди руки говорят о том, что она поняла, кто звонит. Конечно, был бы кто-то из семьи, он бы сию секунду принял звонок. А так... Других вариантов, кроме Джона, и нет. Нетрудно догадаться.       Саймон берет трубку.       – Саймон, привет, ты не занят? – Джон неловко смеется, и Саймон с замиранием сердца ждет, что он скажет дальше, – Ты, вроде, говорил, что в автомастерской подрабатываешь, да? Не мог бы ты мою тачку глянуть, пожалуйста? Я помню, что ты сегодня работаешь, но, может быть, попозже ты мог бы прийти, адрес я тебе говорил, так что...       У него что-то случилось, и слышать это не очень умело скрываемое волнение неожиданно сложно. Но если Саймон сейчас согласится встретиться с ним прямо посреди эмоциональной речи Хлои о том, что их общение под угрозой именно из-за Джона, как это будет выглядеть? Но и игнорировать его он не может. А если сказать ему прийти сюда, чтобы починить свою сраную тачку в месте, которое для этого и предназначено? С другой стороны, если бы он мог так сделать, то сделал бы сразу...       Саймон понимает, что молчит слишком долго, лихорадочно пытаясь решить, что делать. С одной стороны Хлоя, не сводящая с него глаз ни на секунду, а с другой стороны – Джон, который наверняка нервничает еще больше из-за его молчания. Такое давление со всех сторон заставляет нервничать его самого, и он с силой сжимает трубку в руке. Хлоя или Джон? Хлоя или Джон?       – Саймон? Ты придешь?       Джон нарушает тишину, и в его голосе столько надежды, что Саймон озвучивает решение, которое он, на самом деле, принял сразу, как только услышал просьбу:       – Да. После шести.       – Отлично, тогда жду тебя и твои волшебные руки.       Джон первый сбрасывает звонок. Саймон смотрит на Хлою, словно ничего необычного сейчас не произошло. Но она так явно не думает:       – Это же Джон, да? И давно вы с ним после уроков зависаете?       – А в чем вообще дело? Я не могу встретиться с кем-то, кроме тебя?       Ее глаза округляются, и она горько усмехается, качая головой. Саймон понимает, что слишком резко выразился, но подбирать осторожные и корректные слова он никогда не умел. Вдруг какой-то винтик в голове встает на место, и его осеняет безумная догадка:       – Ты что, думаешь, что мы?..       Хлоя вспыхивает:       – А что я должна думать? Ты постоянно с ним: на уроках с ним, на обеде с ним, теперь еще и после школы видитесь, номерами обменялись... Мог бы мне сказать!       – О чем сказать? О том, что мы общаемся? Я думал, ты заметила. Вообще могла бы порадоваться, что у меня появился друг.       – Ага. Я рада. И за тебя, и за твоего «друга». Только его стало очень много в твоей жизни, настолько много, что для меня там места уже не остается. Такие вещи мог бы и рассказать мне, – в ее глазах застыли слезы, и она собирается уходить, но потом резко разворачивается: – Хотя знаешь что, разберись сам для начала, кто он для тебя. Был бы просто другом, тебе бы было плевать на него. Как и на меня.       Наверное, не стоило ее просто так отпускать, но Саймон слишком ошарашен, чтобы хотя бы пошевелить рукой, поэтому просто смотрит, как она уходит. Его тошнит. Он чувствует себя виноватым, но не понимает, за что. Ему и правда нечего рассказывать ей: то, что они с Джоном общаются, Хлоя и так знает, а то, что она почему-то решила, что они вместе, не его вина. Холодный порыв ветра заставляет его поежиться и вынырнуть из мыслей: хватит ныть, пора идти обратно.       Зайдя внутрь, Саймон направляется к машине, но его окликает мистер Хейли. Он строго смотрит на него и говорит серьезно, без тени улыбки на лице:       – Послушай-ка меня внимательно: обидишь мою дочь – я с тебя три шкуры спущу.       – Простите, я не совсем понимаю...       – Ты все понимаешь, дурака из меня не делай.       – Мы не встречаемся, если вы об этом. Мы просто друзья, – почти не соврал. О тех странных отношениях, которые у них с Хлоей были, ее отец так ничего и не узнал. А если когда-нибудь и узнает, то точно не от него. Последнее, чего ему хотелось, это лезть в чью-то семью, со своей бы разобраться. – И я никогда не хотел ее обижать.       Его суровый взгляд совсем немного смягчается:       – Поверю тебе, парень, но запомни этот разговор хорошенько и вспоминай, когда общаешься с моей дочерью. А теперь возвращайся к работе.       Он отходит к своей машине, и Саймон следует его примеру. Интересно, каково это, когда отец так яростно защищает тебя от любой угрозы, а не представляет ее сам?       После шести Саймон действительно идет к Джону. Его дом недалеко, поэтому на месте он оказывается быстро.       Обиженное лицо Хлои все еще стоит перед глазами, и на душе скребут кошки. Саймон не хотел обижать ее, но и ему было неприятно, что она за его спиной начала общаться с тем, кто подстрекал своих дружков издеваться над ним и сам с радостью это делал. Он раз за разом прокручивает в голове ее слова и понимает, что кое в чем она оказалась права: они с Джоном постоянно вместе. И сейчас он снова идет к нему, верный и послушный, в надежде быть полезным и оправдать ожидания.       На ватных ногах Саймон поднимается по ступенькам к входной двери, нажимает на звонок и быстро отдергивает руку. Это не должно быть так волнительно. Он просто пришел помочь с машиной, только и всего. Но сердце тяжело бьется, в висках стучит, и ему кажется, что его сейчас вырвет.       Дверь открывается, и в проеме появляется Джон. Так странно видеть его не в школьной форме, а в джинсах и толстовке, немного растрепанного. Широкая улыбка озаряет его лицо, и Саймон не может не улыбнуться в ответ.       – Я всегда рад тебя видеть, но сейчас особенно. Пойдем в гараж? – Джон быстро спускается по ступенькам, на ходу надевая куртку. Он выглядит слишком расслабленным для человека, который сделал херню и в панике пытается ее исправить, пока никто не заметил.       Они заходят в гараж, и Саймон сразу разглядывает машину: с этой моделью он чаще всего сталкивается в работе, так что проблем возникнуть не должно.       – И что случилось? – спрашивает он.       – Тачка не заводится.       – А в чем проблема посетить автосервис?       Джон трет шею и отводит взгляд:       – В том, что я не должен был вообще трогать машину.       – А зачем трогал?       – Хотел покататься.       – Покатался? – Саймон закатывает глаза и думает, с чего начать проверку. У него есть несколько предположений, от самых безобидных до тех, которые он при всем желании не сможет решить самостоятельно. – А где твои родители?       – Мама в командировке, – отвечает Джон. Про отца Саймон решает не уточнять.       – Когда вернется?       – Завтра утром. Если она узнает, что я сломал тачку, то, конечно, побесится, но быстро успокоится и мы поедем в автосервис. Но если можно сделать так, будто я ее вообще не трогал, то было бы просто прекрасно. Я рад, что ты согласился помочь.       Саймон скептично поднимает брови, потому что никакой объективной причины срочно звать его на помощь он не видит. Даже так: гораздо проще в случае Джона было просто позвонить матери и признаться, что сотворил херню. При таких хороших отношениях с родителями вряд ли есть необходимость проворачивать подобные схемы. Свои подозрения он не озвучивает, подумав, что сначала в любом случае следует осмотреть машину.       – Я не все смогу починить, потому что сам только учусь, да и у вас тут... пустовато, – на всякий случай предупреждает он, неопределенно указывая рукой на пыльные полки, на одной из которых одиноко стоит небольшой чемоданчик. Джон только отмахивается от него.       Саймон садится в машину, поворачивает ключ, и... ничего. Только щелкающий звук. Он включает фары, проверяет магнитолу. Саймон рад, что она не врубилась, по двум причинам: во-первых, так он подтвердил свою догадку, а во-вторых, на приборной панели лежал открытый диск Эминема, который совершенно не хотелось слушать даже пару секунд. Он вылезает из машины, открывает капот. Мысленно вычеркивая по мере проверки пункт за пунктом, Саймон приходит к простому выводу.       – Ты часто катаешься?       – Ну... Бывает.       – Включаешь радио или освещение в салоне?       – Да...       – И всегда выключаешь?       Джон задумывается.       – Наверное. Или нет? Кажется, все-таки, нет... И ты хочешь сказать, что проблема в том, что я когда-то не выключил свет?       – Я хочу сказать, что у тебя сдох аккумулятор, – Саймон хочет по привычке вытереть руки об тряпку, всегда лежащую в кармане комбинезона, которого на нем сейчас нет, и чуть не пачкает куртку, – Ставлю всю заначку на то, что твоя мама об этом знала и собиралась его менять, поэтому сказала тебе не брать машину, чтоб ты не застрял где-нибудь посреди города, придурок.       Джон задумчиво смотрит на машину.       – То есть, – начинает он, – Я просто поспособствовал более быстрому расходу энергии сраной подсветкой?       Саймон пожимает плечами:       – Может.       – Но ничего критичного я не сделал?       – Нет. В сервис придется обратиться все равно, но я думаю, что твоя мама и так туда собиралась.       – Ладно, ты меня успокоил, спасибо, – Саймон снова пожимает плечами, мол, без проблем, – Сколько я тебе должен?       – Иди нахер, не нужны мне твои деньги. Я ничего не сделал.       Вообще-то, деньги ему очень нужны, но Джону об этом знать не обязательно: Саймон не вынесет его жалости или насмешек. А уж принимать от него подачки тем более унизительно.       Видя его реакцию, Джон отступает:       – Ладно, как скажешь, но ты, наверное, голодный? Тут недалеко есть хорошее кафе, не составишь мне компанию?       Саймон еще больше начинает подозревать, что «проблема с тачкой» была только предлогом, потому что разобраться в том, почему не завелась машина, мог любой, кто знал достаточно об ее устройстве, а уж Джон, с его-то успехами на технологии и дизайне, тем более. Эта мысль вызывает в груди теплое чувство и неловкость, и они только подпитываются благодарной улыбкой, которой Джон его одаривает. Саймон безропотно подчиняется этому чувству, когда смотрит на наручные часы и решает, что вполне можно потратить полчаса на кафе, прежде чем пришлось бы объяснять отцу причину, по которой он задержался.       – Составлю. Но недолго. Иначе у меня будет передозировка твоей тупой болтовней, и я умру в мучениях.       – Ах, люблю твои добрые шутки.       Кафе, о котором говорил Джон, оказывается невзрачным с виду заведением, мимо которого Саймон всегда проходил и даже не обращал внимания. Но внутри оно обставлено вполне мило и уютно, к тому же они занимают столик в самом конце зала, и рядом с ними никого нет – можно спокойно посидеть и не стесняться чьих-то взглядов.       Саймон рассматривает меню и фыркает:       – Знаешь, меня пугают названия «Солнечная долина» и «Нежный поцелуй».       – Это ты еще «Лесные тайны» не пробовал.       – И не попробую, – бормочет он, пока ищет хоть что-то, отдаленно напоминающее нормальное блюдо, – Вот это звучит хотя бы съедобно.       Саймон тычет пальцем в строчку «Завтрак на целый день», и Джон разочарованно цокает:       – Ты такой скучный, Саймон...       – Я адекватный. Возьми себе сам эту херню, я посмотрю, останешься ли ты жив, а потом, может быть, рискну.       – Я не голодный, возьму просто кофе. Тут вкусный капучино, кстати.       Саймон морщится.       – Не любишь кофе?       – Не особо... – говорит Саймон и зачем-то добавляет: – Мама любит.       – И я ее поддерживаю. Ничего нет лучше кофе с молоком. Ну, кроме кофе с виски, – Джон подмигивает и ухмыляется.       Подходит официантка, они делают заказ, и Джон рассматривает обстановку, но без интереса, будто думает в этот момент о чем-то о своем и очень далеком. Саймону не нравится это молчание, и он первым решает его нарушить. Говорить ни о чем, как Джон, он не умеет, но все равно пытается:       – Джонни.       – Да?       – Что делают кофейные зерна перед смертью? – он разводит руками, и Саймон продолжает, сохраняя серьезное лицо: – Молятся.       Джон прикладывает ладонь ко лбу и смеется.       – Господи, это было ужасно. Ты бы понравился моей маме, – легкомысленно говорит он, и Саймон радуется, что ничего не жует сейчас, потому что наверняка бы подавился, как в тупой комедии, – У вас с ней шутки, видимо, из одного сборника анекдотов.       Наконец им приносят еду, и Саймон хватается за этот повод не продолжать неловкий разговор, как за спасательный круг. «Завтраком на целый день» оказывается обычный английский завтрак. Его любимый. Он и не понимал, насколько голодный, пока перед ним не поставили тарелку с аппетитно пахнущим блюдом.       – Господи, как ты это ешь вообще? – говорит Джон с преувеличенным, на взгляд Саймона, отвращением.       – Ем что? – спрашивает Саймон, цепляя на вилку всего понемногу.       – Это же кровяная колбаса, да?       – Ну и?       – Это же самое мерзкое, что существует на свете.       – Сказал человек, чьи предки едят кишки по праздникам.       – Эй, хаггис – это национальная гордость, между прочим! Ему посвящены оды...       Джон кладет локоть на стол и мечтательно роняет подбородок на ладонь, прикрывает глаза и декламирует:       – Молю я Промысел небесный: И в будний день, и в день воскресный Нам не давай похлебки пресной...       Саймон тяжело вздыхает и демонстративно прикрывает уши:       – Почему ты не взял себе ничего поесть? Может, еда бы заняла твой рот и ты заткнулся хотя бы на минуту.       – Мне не обязательно есть, чтобы заткнуться, есть куча других способов, – Джон откидывается на спинку стула и закладывает руки за голову, торжествующе улыбаясь, – И я знаю, что ты любишь мою болтовню, Саймон, не прикидывайся.       Он говорит с такой уверенностью, будто это само собой разумеется. Саймон не отвечает ему, только недоверчиво хмыкает и принимается сосредоточенно ковыряться в тарелке, пряча от Джона смущенный взгляд. Ему и правда нравится болтовня Джона, его голос и смех, да и сам Джон вообще – то, какой он яркий и сколько в нем света. Но слова Хлои тревожным эхом отдаются в голове: разберись сам сначала, кто он для тебя. Джона действительно становится слишком много в его жизни. И Саймон с ужасом осознает, что он этому только рад.