
Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
Элли умеет видеть будущее. Однажды её навещает добрый знакомый — Торин Дубощит, и просит рассказать, чем завершится самый главный поход его жизни. Ведения Элли предрекают гибель короля и его племянников. Не желая подобного исхода, он настаивает на присоединении девушки к отряду, в надежде оградить их от страшной участи. Но так ли это безопасно — пытаться изменить то, что предначертано нам судьбой?
Примечания
Доброго времени суток! Когда влюбляешься в одного из наследников рода Дурина вот уже второй раз, ничего другого, кроме как написать про него историю, не остается. Я надеюсь, вы присоеденитесь к нашему путешествию и пройдете его с автором и героями рука об руку до самого конца. Этот путь будет долгим и захватывающим, и есть вероятность, что зверь "Неписуй" иногда будет совершать коварные набеги в мою сторону, поэтому надеюсь на вашу поддержку в виде отзывов — они для меня лучшая поддержка и мотивация.
Посвящение
Посвящаю своей музе, любителям прекрасных пейзажей Средиземья и одного пылкого темноволосого гнома.
Глава 12: Мятный чай и холодная река
10 сентября 2024, 07:12
Не бойся.
Всё это походило на скверную шутку судьбы, из-за которой последней страстно хотелось влепить звонкую пощечину. Они бежали, смешиваясь с толпой стражников, обнаживших клинки. Торин не раздумывал ни секунды. Ватага орков приближалась.
Я рядом.
Он не солгал ей. Несмотря на изнеможение, саднящие раны и тупую боль во всём теле, он держал её за руку, не выпуская ладони ни на секунду. Он мог бы упасть ниц, но нет. Кили умудрялся подгонять её и брата, следившего, чтобы никто не напал на них со спины. Она решила, что не встречала в своей жизни никого, настолько выносливого, и в тайне восхищалась этим гномом.
Мы выберемся.
Как бы ей этого хотелось. На горизонте замаячил лилово-ледяной закат. В её глазах он орошался каплями рубина, падающих на снег. Из их ртов часто вылетали облачка пара, а усы и бороды гномов покрылись каплями влаги.
Что сподвигло Торина на столь сумасшедший поступок? Гадать было некогда, но Элли думала, что последние, кинутые в сердцах слова Лонбеорна о том, что выход здесь один, с этим связаны. Гэндальф остался позади, а Бильбо и вовсе след простыл. Слишком много гнетущих мыслей для одной головы. У нее не было с собой поклажи — рюкзак с табаком и кинжалами остались в доме Олафа, и без этих простых, но её собственных вещей она ощущала себя голой, а потому порой, когда уличала миг, лишь сильнее натягивала на голову капюшон и хмурилась.
Они схлестнулись как раскаленная лава с холодным морем. Орки сквернословили, плевались проклятьями, бурлили, подобно живому жерлу ненависти, а люди и гномы рьяно остужали их пыл холодной сталью. От снега, впитывавшего в себя кровь и тех и других, шел пар. Лязг клинков и крики вперемешку с отчаянными воплями мирных жителей не угасали. Элли прижималась к спинам гномов. Они по очереди закрывали её собой, а она, дрожа от страха и холода осознавала, что была совсем беззащитна. Они пробивали себе дорогу к воротам — стражники, чтобы отбросить орочье отродье от города, гномы — чтобы сбежать. Пока судьба вела их рука об руку.
Главные и единственные во Фрамсбурге бревенчатые ворота были широко распахнуты, а за ними зияла снежная пасть северных полей, усеянная исполинскими зубьями сосен. Резкий пинок вбок, но она чудом устояла на ногах и краем глаза заметила, как решившему напасть на нее орку перерезают глотку. Приглядевшись, она удивленно округлила глаза, заметив оба своих кинжала витающих в воздухе. Они были окроплены черной кровью. Все погружены в схватку, тела напряжены, а внимание сосредоточено только на врагах. Никто не замечает диковинных лезвий, пляшущих и коварно подрезающих пятки. Ошарашенные орки валятся наземь, хватаясь за окровавленные ступни и воют от боли, с бешенством оглядываясь вокруг. Но Элли следит за невидимкой на бегу и с радостью отмечает, что в воздухе болтается её рюкзак и какая-то плотно набитая котомка с припасами. Элли, уже запыхавшаяся, часто дышит. Он вновь находит её руку и бросая короткий взгляд, тянет за собой. Глаза Кили полны огня и отвернувшись, она не перестает видеть их перед собой. Выход уже близко, толпа начинает редеть, воздух легчает, ветер неистово щиплет глаза и щеки.
— Они убегают! Не дать им уйти! — слышится позади рёв Эйвинда.
На его зов откликаются двое и продираясь через орков, бегут вслед за ними. Элли оглядывается на бегу и с облегчением видит, как те теряются в пучине кровавого безумия. Из-за угла выныривает взъерошенный Бильбо, на ходу засовывая в руку в карман. Наконец, ворота Фрамсбурга остаются позади. Торин не останавливается.
— Бежим! — слышится его голос где-то впереди.
***
Ночь темна и сурова. Её плотные, смыкающиеся вокруг объятия неумолимы и бесконечны. Лунный свет поддергивается на искрящихся волнах Андуина. Они уже как час сменили бег на ходьбу, и, кажется, не могут остановиться. Их шаги во тьме также безостановочны, как течение реки. Молчание отряда поддерживают тихие всплески воды и шум сильного ветра в кронах сосен. Вихрь завывает беспощадно и Элли лишь сильнее кутается в плащ, ощущая приятную тяжесть рюкзака на плечах и кинжалов на бедрах, ещё влажных от крови орков. Она обязательно отблагодарит Бильбо. Рассуждая об этом, Элли смотрит в спину идущему впереди Ори. Его танцующие в волосах бусины ярко блестят, и она полагается на них, как на ориентир. Фили и Кили идут позади. Ей кажется, что братья ведут немую беседу. Три дня они находились в гнетущей разлуке и теперь, когда им чудом удалось вырваться живыми из западни, они не отходили друг от друга. Элли оглянулась и заметила на изнуренных, но улыбающихся лицах обоих отблески лунного света — ей было трудно удержаться и уголки губ сами собой поползли вверх. Она была рада их воссоединению. Кажется, что только эти трое из всего отряда позволяют себе подобное. Остальные гномы и Бильбо хранили молчание, меряя усталыми шагами земли снежной пустоши. — Эй, — Элли обращалась будто ни к кому и ко всем одновременно. Её голос осип. Горло саднило от частых вдыханий морозного воздуха, а потому услышать её было трудно. В её сторону голову повернул только Бильбо, шедший впереди. — Привал предвидится? Он с сожалением пожал плечами и скрылся за спинами остальных гномов. Элли ничего не оставалось, кроме как молча следовать дальше в надежде на то, что скоро им удастся отдохнуть. В момент, когда она вновь переключила взор на бусины Ори, впереди замельтешил хоббит, который на ходу раздавал по кусочку вяленого мяса из котомки. — Торин сказал, что идти будем до первых лучей рассвета. Лучше подкрепись, — он чуть прижался к Элли, протягивая ей пищу, а та неожиданного для самого мистера Бэггинса, взяла его под руку. Бильбо в неловкой улыбке сжал губы, но из принудительных прикосновений не высвободился. Элли пиняла угощение и медленно смаковала его по дороге. — Я, честно говоря, не поддерживаю этот его план, — возмущенно нашептывал он Элли. — И где Гэндальф? Мы без него пока не из одной передряги не вышли. Меня это, знаешь ли, волнует, Элли. Вот… — Мистер Боггинс, — позади послышался голос Кили. — И дядя и Гэндальф знают, что делают, не наводите паники. «А у гномов еще и хороший слух». — Ну уж, я попрошу, — фыркнул Бильбо. — Вообще-то я Бэггинс. БЭГГИНС, — отчеканил хоббит по слогам, зыркнув в сторону младшего принца. — Ну я так и сказал, — как ни в чем не бывало выдал Кили. — Да, он всё правильно сказал, — Элли узнала голос Фили. Она готова была поклясться, что оба они смеются в усы. Она и сама слегка прикусывала обветренную губу, чтобы сдержать глупый смешок. — Тоже мне, шутники, — начал причитать Бильбо. — Уже столько времени в пути, а они до сих пор не научатся произносить мою фамилию. Это просто оскорбительно! — Бильбо, тихо, — слегка поглаживала его руку Элли. — Не горячись. Они же обалдуи. — А вот теперь мы попросим, — в унисон изрекли племянники Торина, состроив наигранно обиженные лица. Элли обменялась с ними взглядами, мельком показав язык, и довольная этим ребячеством, ощутила внутреннюю легкость. Неожиданно рядом послышались быстрые шаги, а затем, разрезая тишину, прогремел жуткий, но знакомый голос: — Кто тут осмелился обижать моего взломщика?! Если бы не он, вам нечего было бы надеяться на пищу сегодня. Целая котомка припасов — и всё он. Все вздрогнули и остановились, всматриваясь вперед, высовывая головы из-за спин товарищей. С минуту не было видно ни зги, но постепенно снежная мгла начала вырисовывать серые очертания высокой фигуры в остроконечной шляпе. Все вздохнули с облегчением. — Вот только как Бильбо смог прошмыгнуть незамеченным? — спросил Бофур, но так и не получив ответа, состроил удивленное лицо. — Гэндальф! — радостно воскликнул хоббит, потирая заиндевевшие ресницы. В ответ маг расплылся в улыбке, но она быстро сменилась хмуростью, а в глазах отразилось ничем неприкрытое осуждение. — Торин, о чём ты только думал, когда ворвался в зал Лонбеорна?! Они могут послать за вами погоню. — У меня встречный вопрос — как ты мог оказаться впереди нас, если остался позади в этом треклятом городе? — совершенно спокойно парировал Торин. Гэндальф понимающе хмыкнул и отвел глаза. Элли трудно было прочитать его эмоции, но она знала, что четкого ответа на свой вопрос подгорный король не получит. Так оно и оказалось. — У волшебников свои секреты, Дубощит. И избавься в конец от этой дрянной привычки отвечать вопросом на вопрос! — Король-под-горой будет разговаривать так, как сочтёт нужным, — Двалин выступил вперед, сурово хмуря густые брови. Гэндальф выставил посох, уперевшись в него двумя руками. Выглядело это весьма угрожающе, от чего гномы попятились — все, кроме Торина и Двалина. Глаза Балина перебегали с одного лица на другое. — Господа, — дипломатично начал седовласый гном, — Давайте вспомним, где мы находимся и в каком мы положении. Сейчас не место и не время для склок и разногласий. Мы все устали и нужно как можно скорее найти безопасное место для привала. — Да здесь его днем с огнем не сыщешь, — устало бросила Элли и все остальные согласно закивали. Все затихли. Кто-то пытался вглядеться в непроглядную даль снежных пустошей, кто-то обменивался взглядами, но Торин лишь опустил глаза в землю и о чём-то размышлял, бормоча себе под нос неразборчивые фразы. Гэндальф внимательно наблюдал за ним, а затем решил прервать ход его мыслей. — Известно ли тебе, сын Траина, что мы движемся на юг, а по твою левую руку, за Андуином, в двух днях пути отсюда начинается Лихолесье? — Я знаю эти земли и не нуждаюсь в советах волшебника, — пробурчал Торин. — Мы дойдем до тракта Мен-и-Наигрым и пройдем вблизи северных границ Лихолесья. Нам не придется пробираться сквозь земли остроухих. По мне так это лучший маршрут. — Нет, гном. Послушай-ка меня, вы и так уж сильно задержались во Фрамсбурге. На тракте можно столкнуться с бандитами, там мы не пройдем незамеченными. Если же поступим по-моему, то у нас будет шанс перевести дух и преодолеть Лихолесье в более короткий срок. Сбережем один день. — Да уж лучше бандиты, чем эти остроухие, — сплюнул Двалин. — Время не на вашей стороне, господа гномы, — не сдавался Гэндальф. Элли очень заинтересовал план Гэндальфа, а шанс на приличный привал казался сейчас как никогда более заманчивым. Она начала продвигаться вперед, проталкиваясь через гномов, чтобы оказаться ближе к волшебнику и излишне не напрягать и так измученные в конец связки. — Что это за место, о котором вы говорите? Далеко до него? — Исключено, — отрезал Торин. — Привал можно устроить на подходах к тракту. А оттуда двинемся в путь, так будет быстрее. Элли вспыхнула. Ну к чему этому упрямство сейчас, когда весь отряд измучен и чудом избежал темницы, а затем и гибели. Кили храбрится, но он уже едва стоит на ногах и ей не удается сдерживать спокойствие. — Нам нужен отдых и сейчас! — с запалом начинает она, хоть и голос её резко прерывается, переходя на хрип. — Сейчас отряд едва ли сможет постоять за себя. Мы больше не сможем отбиваться, Торин. Взгляни только на своего племянника. Образумься и послушай Гэндальфа! На этот раз смолчал даже Двалин. Никто не решался смотреть на Короля-под-горой, не признавая правоты её слов, но и не отрицая её. Торин резко пожал правым плечом, как будто скидывая с себя отголоски её речи и тяжело вздохнул. — Что это за место? — повторил он её вопрос и голос его был пропитан недовольством. — Это дом моего приятеля Беорна. Если мы прибудем к нему на рассвете, велик шанс, что он примет нас и нашим жизням ничто не будет угрожать. Но только если пойдем сейчас. С первыми лучами рассвета на горизонте нам покажется Каррок, а оттуда на восток пару часов пути. — Беорн, Лонбеорн — они случаем не братья? — с насмешкой выдал Бофур, потирая свою неприкрытую ушанкой макушку. — Сомневаюсь, господа, что Лонбеорн был оборотнем. Ровно пять секунд гномы молчали, переваривая услышанное, а затем начался галдеж, который казался слишком громким для такой глуши. Гномы встрепенулись. Кили с Фили удивленно смотрели на волшебника, но страха в их глазах не было ни толики. Напротив, они, казалось, были поглощены идей встретиться с настоящим оборотнем, и это вдохновляло их больше, чем возможный приют и горячая похлебка у уютного очага. Элли разделяла их интерес. Все остальные за исключением Бильбо, Торина и Двалина с Балином, рьяно перешептывались. — Возможно, это не лучшая идея, Гэндальф… — сомнительно промямлил Бильбо. — Нет, мистер Бэггинс, не лучшая. Она феноменальная, — парировал с улыбкой маг, поглядывая на Торина. Тот вскинул руку и все, наконец, замолчали. — Что ж, воистину, волшебник, мы выбрались из многих передряг благодаря тебе, — снизошел для доброго слова Торин. — Веди. Элли вздохнула с облегчением и обменялась слабой улыбкой с племянниками короля.***
С каждым пройденным километром снежный покров сменялся редкой наледью, а затем и вовсе под ногами начал расстилаться мягкий травяной ковер. Гэндальф не солгал — лишь только первые лучи уже теплого утреннего солнца проглянули из-за облаков, как на горизонте показался исполинских размеров каменный островок, своей верхушкой подпирающий небеса. По его выщербленным в камне ступеням можно было подняться к самым облакам. Элли слышала про Каррок от кочующих по Средиземью торговцев, и их рассказы оказались пустым звуком по сравнению с тем, что она видела издалека перед своими глазами. Она забыла про Фрамсбург, впитывая в себя чарующие запахи разнотравья и, наконец, распахивая плащ, в котором стало жарко. Ночь прошла спокойно — они продолжали брести без остановки в полном молчании. Бофур несколько раз пытался завести песню, но каждый раз его отдергивали идущие рядом Ори и Дори. Жаль, ведь Элли с превеликим удовольствием послушала бы что-то из его репертуара. Песня про то, как спаивают харадримов пришлась ей по душе. А еще она гадала, как скоро Торин задаст им трёпку. Они свернули на восток и через пару часов солнце уже беспощадно жарило их спины, от чего многие из гномов скинули накидки и плащи, утираясь руками пот со лбов. Путь их пролегал через цветущие поля, на которых не росло ни одного дерева, способного подарить им блаженство тени хотя бы на пару минут. И когда силы их были на исходе, вдали вдруг показалась массивная каменная хижина у самой кромки густого леса. Они прошли еще немного, а затем Гэндальф резко остановил их, как будто нутром чуя невидимую стену, границу, которая разделяла этот край и владения оборотня. Он медленно повернулся и пристально оглядел отряд, касаясь каждого пронзительным взглядом. — Дальше я пойду один и возьму с собой мистера Бэггинса. — А может не надо? — попятился Бильбо. — От чего же, Гэндальф? — вышел вперед Дубощит и прищурился. — Давайте спросим, каково было нашему хоббиту, когда в его нору завалилось больше дюжины гномов. Вам повезло лишь потому, что хполурослики народ безобидный и излишне гостеприимный, но не забывайте, что мы идем к оборотню. — Вообще-то это была твоя идея, Гэндальф, — скрестил Бильбо руки на груди. — Вот именно, мой друг, — подмигнул ему маг. Торин небрежно махнул рукой, подразумевая, что маг может идти хоть на все четыре стороны, и позвал отряд за собой к берегу ближайшей речки. Элли какое-то время смотрела вслед двум удаляющимся фигурам, а затем последовала за гномами. С каждым часом становилось всё жарче, и она скинула с себя плащ и сапоги, сев на берегу и опустив ступни в прохладную воду. Двалин, Балин и Торин о чем-то переговаривались, усевшись на землю рядом с кустами. Остальные завалились на спины, подстелив под себя верхнюю одежду, перед этим свалив поклажу в одну кучу неподалеку. Девушка прикрыла глаза, мягко разминая затекшие ноги и просто вдыхала свежий горный воздух: аромат ирисов и гвоздик пьянил уставший разум. Она уже готова была задремать, как вдруг услышала рядом шорох. Оглянувшись, она заметила Кили и Фили, стягивающих с себя одежду, и в этот момент попыталась как можно незаметнее сглотнуть. Её тело, готовое погрузиться в объятия сна, вдруг встрепенулось. Плавные линии крепких мышц, перекатывающихся под кожей младшего принца, намертво приковали к себе её взгляд. Она следила за ним из-под опущенных ресниц, за тем, как он входит в медленное течение Андуина, набирая воду в крупные ладони и поливая ими шею и торс. Его спина и руки сплошь были покрыты кровоподтеками и ссадинами, которым суждено было стянуться в нелицеприятные шрамы. Но Элли было плевать, ей вдруг неистово захотелось коснутся губами каждого из них, залечить его боль поцелуем. Она поглубже вдохнула, стараясь унять нахлынувшие чувства. В следующий миг они с Фили нырнули, исчезнув из поля её зрения и она смогла на секунду стряхнуть с себя это тянущее низ живота наваждение. Фили вынырнул, смахивая налипшие как тина волосы с лица, а Кили всё не было видно. Наконец, он вынырнул, всколыхнув воду, и улыбаясь ей, стал рассматривать что-то в своих ладонях. Она ощутила на себе помимо его взгляда еще один — он придавливал её к земле тяжестью своего веса. Обернувшись, она заметила Торина, который, не спуская с нее глаз, вел беседу с Балином. Она надеялась, что этот гномий надзиратель не смог различить в её лице ни единой эмоции, которые она пыталась запрятать как можно глубже. Элли не привыкла к такому, и запирать страсть на замок было для нее столько непосильной задачей, что она отвернулась. Кили уже был рядом, он шел к ней, мокрый после купания, волоски на его груди и дорожке от пупка к паху блестели речными каплями, а на его лице застыло по-детски восторженное выражение. — Эй, персик, — сказал он тихо. — Я тут кое-что нашел для тебя, — протягивая ей это что-то, он затая дыхания, следил за ней. Элли приняла подарок, рассматривая его в руке. Это была ракушка столь необыкновенной формы, что казалось природа не могла бы сотворить такое в одиночку — на её ладони слабо поблескивала кремового цвета звезда. Выщерблины на её краях были остры, но при этом искусны как кружева платья знатной особы. Она покрутила её, касаясь кончиком пальца каждого конца, и непроизвольно просияв, подняла глаза на Кили. — Звезды спят под водой? — она запрятала ракушку поглубже в карман. — В таком случае я разбудил её. Только не дай ей отправиться на небо раньше времени. — У меня нет ни малейшего желания с ней расставаться, — в её словах было столько нежности, она будто ласкала его речью и взглядом, а Кили как завороженный не сводил с неё глаз. На миг они потемнели, и улыбка улетучилась с его губ. «Святые Валар… Как же он хорош…» — Элли чуть склонила голову, с интересом разглядывая принца. — Эй, братец! Да ты еще не до конца отмылся. Дай-ка помогу. Стоящий позади Фили вдруг устроил тучу брызг и начал плескаться водой в брата. Кили, еще более мокрый, чем секунду назад, причмокнул, и резко развернувшись начал брызгаться в Фили с еще большей силой. Частые всплески смешались с их громким хохотом. Элли вскрикнула, когда её окатило холодной водой и чертыхаясь по чём свет стоит, схватив сапоги, встала и отошла от них на приличное расстояние, про себя думая о том, как ей хотелось бы продлить это мгновение. Пока она отряхивалась и натягивала сапоги, Торин внимательно наблюдал за ней, изредка переводя взгляд на племянников. Она знала это, но упорно игнорировала его взгляд, понимая, что влипла по самое не балуйся. Но жалела ли она об этом? Для неё ответ был однозначным, как и всегда. Наверное, в этом они с Кили похожи — оба безрассудны и несдержаны даже под натиском нависающей угрозы. Голос Гэндальфа донесся со стороны хижины и обратив свои взоры в ту сторону, гномы и Элли увидели Бильбо и волшебника, зазывающе махавшего им рукой. Фили и Кили промокли до нитки и нехотя стали выходить на берег, по очереди тыкая друг друга в плечо и перекидываясь шутками на кхуздуле. Отряд двинулся к дому Беорна. Они миновали массивную дверь и вошли внутрь. Элли в жизни не видела таких огромных, если не сказать — исполинских домов. Всё здесь — от дверей до посуды было столь крупным, что она стала ощущать себя совсем крошечной и незаметной. Пока хозяина нигде не было видно, она позволяла себе рассматривать причудливое убранство дома. Завороженность сменилась ужасом, когда мимо пролетала пушистая пчела размером с её голову и она отшатнулась, задев рукой Торина. Тот ничего не сказал, будто не впечатлился размерами полосатой труженицы. Дубощит лишь небрежно отодвинул её руку и подозрительно озираясь обратился к Гэндальфу. — И где же хозяин? — Скоро вернется, — сказал Гэндальф. — Ну и махина, — прошептал Бофур, разглядывающий стул, на котором могли разом поместиться три гнома. — Бомбур, Махал мне судья, тебе такой нужен в Синих горах! Как раз под твою корму. Бомбур оценил задумку брата и одобрительно закивал. — Вот на этот подлокотник можно подвесить копченый окорок. Я бы тогда, может, никогда с него не слезал. — Ну да, а женушка бы тебе подносила бокал пенного эля. Не жизнь, а сказка! — мечтательно протянул Глоин. — Эх, соскучился я по своей Лоэтте. — Не печалься. Вернешься с мешком золота к своей Лоэтте, и тогда она тебе не только эль подносить будет, — проходящий мимо Фили похлопал Глоина по плечу, и пошел вместе с братом осматривать хоромы Беорна. Элли бродила по просторному залу, проводя пальцами по массивным дубовым поверхностям мебели. Её воображение рисовало обитель оборотня совершенно по-другому: захудалая лачуга, пропахшая псиной, всполохи шерсти, облепившие её с пола до потолка, корыто с водой, и второе такое же, полное сырого мяса. Но в доме Беорна её представления об оборотнях пошатнулись. Здесь было так же уютно, как в её съемном жилище в Хоббитоне. Да что уж там — едва ли не уютнее, чем в Бэг-Энде. Она заметила подвешенные под полкой пучки высушенных трав и цветов и принюхалась — мята, душица и лимонник. Уже от одного этого аромата веяло спокойствием и добрым духом. Ей не терпелось увидеть грозного хозяина всего этого богатства. Однако, когда Беорн возник на пороге дома, она тотчас передумала. Оборотень, сгибаясь, грозно вошел в дверной проем. Он навис над ними как темная туча и зло оглядывал весь отряд. Все тут же затихли и повернулись лицами к хозяину дома. Девушка расслышала чей-то взволнованный шепот. — Маг говорил, что вас будет меньше. И он не упомянул, что здесь будут гномы. Я не люблю гномов, — голос, больше походящий на утробный рык, наполнил собой дом, заставляя всех не сводить глаз с хозяина этих владений. Его желтые глаза еще больше гипнотизировали путников. — Гэндальф вообще сказал что-нибудь по существу? — зашептал у её уха Фили. — Нет. Но я слышал, что у волшебников так заведено, — с видом знатока изрек Кили с другой стороны. Элли хотела отвесить им двоим оплеухи, но сдержалась, ибо совершать лишних движений ей сейчас не хотелось. Мало ли, это разозлит Беорна еще больше. Чего доброго подумает, что они решили устроить в его столовой дебош. — О, Беорн, а это… — Гэндальф осторожно вышел вперед, будто прикрывая собой отряд и Бильбо, затесавшегося сбоку от него. — Это очень воспитанные гномы, из рода Дурина. Мистера Бэггинса ты уже знашешь. А то, что нас немногим больше десяти — обсчитался, бывает. Они ведь мельтешат перед глазами, вот я сбился со счёту. Прошу меня простить, — и он почтительно склонил голову. — Теперь я и магов не очень-то жалую, — угрожающе прорычал Беорн в ответ на слабые оправдания волшебника. Оборотень фыркнул, не прекращая пристально следить за всеми. И только когда его взгляд выцепил из толпы фигуру Торина, удивленно вскинул кустистую бровь. — Я знаю тебя, гном. Что ты забыл в этих краях? Подгорный король сверкнул глазами и ехидно улыбнулся. — Может и знаешь, но, а я вижу тебя впервые и не собираюсь докладывать о своих планах первому встречному. В янтарных глазах Беорна загорелось пламя. Он грузно переступил с ноги на ногу, от чего некоторые гномы шелохнулись. Балин и Гэндальф переглянулись. — Торин хотел сказать, что мы очень благодарны вам за оказанную доброту, но предпочли бы сохранить в тайне цель нашего путешествия. Не сочтите это за грубость. Просто мера предосторожности. Уверяем вас, что в этой кампании нет ни капли дурного, — седовласый гном почтительно склонил голову и с легкой улыбкой посмотрел на Беорна. Тот лишь сузил глаза, но все нутром ощутили, что напряжения в зале поубавилось. — Завтрак вы пропустили. На обед будет сыр, мед и грибная похлебка, — отчеканил оборотень. — А мясо? — с мольбой в глазах посмотрели на него Бомбур и Глоин. — Если поймаю орка, так уж быть, будет вам рагу. Элли было подумала, что Беорн шутит, но не заметив на его грозном лице и намека на веселость, скривилась от сути подобного предложения. Все скривили рты, даже Торин не удержался, а Бильбо так вообще позеленел. — Спать будете в хлеву. Готов терпеть вас до полудня следующего дня, а потом уходите. Гэндальф радушно закивал. — Ты очень щедр, Беорн. Мы все тебе благодарны. Элли проводила широченную, покрытую шерстью спину Беорна взглядом и облегченно выдохнула. Она бы прямо сейчас завалилась на лежащую в углу подстилку и уснула. Решив, что эта идея, как бы сказал Гэндальф, феноменальная, она последовала собственному замыслу, не обращая внимания на шерудящих вокруг гномов.***
Обед удался на славу, просто пальчики оближешь. Элли с трудом остановилась на второй порции ароматной грибной похлебки из лисичек. Беорн удивлял её с каждым часом всё больше, развеивая, как оказалось, ложные представления об оборотнях. Однако суровость Беорна была оправдана его сущностью, и она ни чуть ей не смущалась, полагая, что остальные гномы думают также. Они постепенно привыкали к нему, однако некоторые всё же продолжали подозрительно поглядывать на него из-за плеча. Пока Элли насаживала на здоровую вилку не менее здоровый кусочек козьего сыра, Беорн наевшись, вышел из-за стола и последовал к двери. — Есть тут кто-то, кто в силах удержать топор? Нужно наколоть дров на вечер. Фили и Кили, уплетая последние ложки бульона навострили уши и поднялись с мест. — А то, — ответил ему младший принц и незаметно подмигнув ей, прошел вместе с братом за оборотнем. Дверь за ними захлопнулась. Она усилием воли сдержалась от того, чтобы не улыбнуться ему при всех. Торин был молчалив. Наконец она закончила трапезу и вышла из-за стола. — Так, я занимаю реку на час. Своего носа там не показывайте, — кинула она им вслед. Достав из рюкзака вещи, молящие о том, чтобы их постирали, она покинула дом, направляясь к реке. Боль в горле начала проходить сама собой. Ей казалось, что воздух в этом месте был лечебным. Его теплота, окутывающие дыхание ароматы трав, дарили наслаждение. Убедившись, что в округе никого не было, она полностью сняла с себя одежду, бросив её у берега и вошла в воду. Кожа тут же покрылась мурашками и в первые секунды у нее перехватило дух от ощущения ледяной воды, обволакивающей тело. Она прошла дальше и с головой погрузилась в реку, позволив волосам пропитаться освежающей влагой. Под ступнями приятно перекатывались камушки и ракушки. Скользя пальцами по коже головы, она нащупала ближе к виску шершавый участок, который заполучила стараниями Аммы. Это было отвратительно, и она в порыве неприязни быстро перекинула волосы на другую сторону, прикрывая ими проплешину. Кто знает, как долго ей придется носить такую прическу, но выбора не было. Стричься налысо претило больше, чем мучиться с укладкой. Закончив, она вышла на берег и приступила к стирке, вновь зайдя в воду по пояс. Увлекшись процессом, Элли напевала себе под нос одну из песен, услышанную ею когда-то в таверне Хельги. Порой к ним заглядывали бродячие музыканты, и тогда «У зеленого леса» полнился народом под самую завязку. В то время она и заучила с десяток остросюжетных песен и довольная, вспоминала одну из них. За шумом реки и напеванием, она не сразу услышала шаги, а когда наконец различила их краем уха, резко обернулась, уже готовая закричать. Элли открыла рот и тут же закрыла его, увидев младшего принца, несшего охапку каких-то трав. Она быстро прикрыла мокрой рубашкой голую грудь. — Кили, какого лешего ты здесь забыл? — О, Махал! — он резко отвернулся, прикрыв глаза рукой и краснея, как спелый помидор. — Элли, прости, я услышал всплески и завывания. Подумал, что здесь раненный зверь. Вот только ни ножа, ни лука для охоты принц с собой не взял. По крайней мере руки его были заняты другим. Вот же оболтус. — Ну спасибо тебе, принц, за столь лестный комплимент. Я бы даже поклонилась, не будь мои руки заняты и не стой я здесь нагая, — она фыркнула, но всё же продолжила с интересом разглядывать гнома. Её умилял его невинный вид. То, как принц переминался с ноги на ногу, сжимая за спиной, как она теперь поняла, пучки мяты, выглядело чрезвычайно забавно. Для мужчины, которому уже перевалило за шестьдесят. — И долго ты будешь здесь топтаться? — Раз уж я здесь, — он неловко усмехнулся, — может тебе нужна помощь? — Хм, — она могла бы запросто прогнать его, но что-то удерживало её от этого поступка. Пусть побудет рядом еще немного. — Вообще-то я не откажусь от твоей помощи, принц. Можешь повесить постиранную одежду на тот куст? Там больше всего солнца, может мне повезет, и она хоть немного просохнет до его захода. — Если нет, я готов пожертвовать тебе свою. — Очень благородно. Возьми, пожалуйста, — она протянула ему отжатую рубашку с улыбкой наблюдая за тем, как принц, прикрывая глаза рукой подошел к ней и взяв вещь, повесил её на пышные ветви терновника. Он проделал тоже самое с остальной одеждой, всё также упорно не смотря в сторону девушки. — Кили? — Да? — Моя нога застряла. Помоги мне выйти на сушу. — Элли, я бы с радостью, но ты ведь… Голая… Она закатила глаза. — Тут очень холодно, я начинаю замерзать. Прошу, — её слова звучали поразительно вымученно, в них скользила наигранная мольба. Ей нравилось дразнить его — она вдруг поймала себя на этой мысли. Но еще больше ей нравилось предвкушение их интересной игры. Кили вздохнул и смотря в сторону, подошел к девушке. Он снял с себя плащ, позволив ей накинуть его на плечи. Элли обвила его шею и легко выскользнула из воды, тесно прижимаясь к торсу принца. Затвердевшие соски касались его шершавой рубашки, из-под которой ощущалось тепло крепкого тела. Можно было отпустить его, но она наслаждалась этим мгновением близости, прикрывая глаза и зарываясь носом в его шею. У ее губ пульсировала жилка. Она не удержалась и коснулась её, проведя кончиком языка по горячей коже, различив рядом с ухом глухой стон. — Элли, что ты делаешь? — он только шептал, заведомо теряя голос и тяжело дыша. — Пробую тебя на вкус, — промурлыкала она. Элли вздрогнула, когда его руки вдруг легли на её талию, поверх плаща. Кили притянул её еще ближе, так сильно, что на секунду весь воздух вышибло из легких. Одна его рука переместилась к ее лицу. Грубые пальцы мягко коснулись подбородка. Он хотел видеть её глаза. Когда их взгляды встретились, ноги Элли едва не подкосились — на лице принца застыло хищное выражение, до того лучистые глаза затянуло чернотой. Он разглядывал каждую черточку её лица, тяжело дыша, впиваясь взглядом в губы. В следующий миг его губы накрыли её, требовательно и грубо. Ладонь сместилась с талии на бедро, по-хозяйски сжимая нежную кожу. Элли не удержала стон, продолжая целовать его, зарывшись пальцами в темные волосы принца. Ей хотелось большего, и она так явно ощущала его твердое желание, что едва не вскрикнула от боли туго завязывающейся сладкой истомы внизу живота. Невероятным усилием воли он оторвался от её красных влажных губ, и коснулся легким нежным поцелуем лба. — Почему? — вяло, еще витая в приятной неге расслабления, запротестовала она. — Потому что ты достойна большего, чем это, — он окинул взглядом берег. — И потому, что мне будет мало того времени, что осталось нам наедине. Если ты еще не успела заметить, гномы чрезвычайно выносливы. И это касается не только поля боя, — он усмехнулся, увидев, как Элли, стреляя глазами, прикусила губу. Она вновь потянулась к нему, но он остановил её, лишь посильнее закутав её в плащ. Элли начинала злиться. Оказывается Кили умеет играть в эту игру не хуже её самой. — Я удивлен, что дядя до сих пор не примчался сюда, сломя голову, — он улыбался, зарываясь носом в её мокрые волосы, с которых стекали блестящие капли речной воды. — Как некстати, что ты настолько благороден, — она вздохнула. — И что не умеешь довольствоваться малым, принц. Эта твоя черта лишит тебя множества удовольствий жизни. — Я бы поспорил. Я строю далеко идущие планы, персик, и в них будет много места для всего, что мы захотим. Да хотя бы вот эта мята, — он кивнул в сторону лежащего на земле душистого пучка. — На вечер ничего не планируй. Не ручаюсь, что чай будет с привкусом пыли, но, думаю, тебе понравится. Я ведь обещал. Его последние слова должны были обрадовать Элли, но вместо этого они всколыхнули в ней чашу горьких воспоминаний. Воспоминаний, которые бурлили в чане черноты. Она нехотя отошла от принца, мягко убрав его руки с талии, и ни капли не стесняясь, когда плащ начал сползать с её плеч, присела на свой плащ, похлопывая рукой рядом с собой. Она не знала, позволил ли он коснуться взглядом её полуобнаженного тела, но, когда Кили присел рядом, он устремил глаза на горизонт. Блики водной глади отражались на его лице. — Я знаю, зачем ты солгал там, во Фрамсбурге. Вернее, я думаю, что знаю. И всё же то, что произошло не дает мне покоя. Я начинаю забывать, а потом перед взором, словно мертвецы, восстают образы. Что случилось с Мором, Кили? Принц молчал, погруженный в свои мысли. Элли смотрела на него, жмурящегося от яркого солнца, и пыталась угадать его думы. Наконец он повернул голову и встретился с ней взглядами. — Когда ты потеряла сознание, и стражник, их главный, рассвирепевший вновь направил меч в сторону Мора, тот начал лепетать как дитя. Сначала беззвучно. Элли, клянусь, он был там, но его разум находился далеко за пределами лазарета. Да даже казалось, что он улетучился за пределы нашего мира. Их начальник орал на него, но он не обращал на него внимания. Когда тот встряхнул его за грудки и указал на Амму, Мор наконец заговорил. Он сказал, что убил её. А я убил стражника, который посмел поднять на тебя руку. Не спрашивай, я сам не помню, как это произошло. Знаю наверняка, что поступил правильно и ни о чём не жалею. Дори пытался протестовать, пока меня связывали, но я приказал ему молчать. — Кили… Он почувствовал прохладу её тонких пальцев, накрывших тыльную сторону его ладони. — Я понял тогда, что если не воспользуюсь этим шансом, то навлеку большую беду на нас всех. Ни к чему было вешать на нас лишние подозрения. Он уже был одной ногой в могиле. Я позволил ему окончательно шагнуть в неё, — он устало прикрыл веки. — И это тяготит меня. Может ли жизнь одного быть ценнее жизни другого? Для тех, чья совесть чиста и не запятнана, для тех, кто живёт по совести и справедливости — это вопрос, не требующий ответа. Однако для каждого наступает миг, когда должно сделать выбор. От него не убежать, не спрятаться, потому что эта битва разворачивается в твоей собственной голове. Перестать мучиться можно лишь, если отсечёшь её с плеч. Но тогда ты перестанешь жить собственной жизнью и положишь её на алтарь чужих. Элли уже давно сделала этот выбор. Её перестали тяготить сомнения, она не терзалась муками совести, ибо её разум и тело были заняты выживанием. Когда ты одна в целом свете — кто вступится за тебя и решит, как жить дальше, кто сможет поручиться за потерянную душу? Но с Кили всё было иначе. Они были слеплены из разного теста — он, представитель знатного рода, воспитанный под кровом высоконравственных созданий, а она — одиночка, вскормленная безнравственностью сиротства и своеволием бродяжничества. Перемены вдруг начали витать в воздухе. Она долго сопротивлялась им, не желая оказаться в той самой клетке долга и привязанности, которых так страшилась. Кили приоткрывал перед ней эту дверь, медленно, но верно, одновременно разрушая цепи и решетку. Если Мор был одной ногой в могиле, то она делала шаг в сторону волнующих чувств, и страшась, и желая их. — Когда я еще жила в Рохане и бабка не покинула меня, она частенько вбивала мне в голову много странных и непонятных для меня на тот момент вещей. Однако одни её слова я запомнила. Она сказала мне тогда: «Элли, ты плачешь. Твои страдания похожи на глину. Детка, они дёшевы и встречается повсюду, куда ни глянь. Но эта глина только в твоих руках, и лишь от тебя зависит, что ты из нее слепишь». На самом деле, — она вдруг горько усмехнулась, — я поняла её слова спустя десять лет после того, как она ушла. Я тогда перебралась в Грейфлуд, городок в Эрегионе, знаешь такой? Так вот, я жила в палатке у домика фермера и зарабатывала на жизнь предсказаниями и лепкой глиняных игрушек для детей. Иногда перебивалась заказами на чашки и блюдца. Покупали мой товар неохотно, потому что лепила я это всё преотвратительнейше. Эта клейкая субстанция никак не поддавалась мне, вместо чаш у меня получались какие-то шипастые котелки. Эй, не смейся! — она пихнула его в бок и видя, как принц едва сдерживает смех, расхохоталась сама. — Зато они не протекали. — Когда мы доберемся до Эребора и избавимся от дракона, напомни мне не пускать тебя в гончарную мастерскую. — А у тебя действительно далеко идущие планы, оболтус, — она закончила смеяться и прижалась к нему. Кили вздрогнул. — Да ты вся холодная. Ну-ка иди сюда, — он притянул её к себе, растирая ладонями плечи и ноги девушки. Она что-то промурлыкала ему на ухо, от чего принц расплылся в довольной улыбке. — Так вот, я невероятно страдала из-за всего этого. А ведь еще надо было эту глину добыть, оплатить гончарный станок. Руки опускались. И тут, как кстати, я вспомнила слова бабки. Тогда я буквально вылепливала из глины свои страдания и в какой-то момент оно мне надоело. Я бросила эту затею, потому что она приносила мне больше несчастья, чем удовольствия. Я переключилась на травы, пропадала днями в поле и окрестных лесах, собирая и заготавливая их, а затем, в вылепленном мною же котелке-блюдце, варила отвары и продавала их жителям. Мне кажется, жители Грейфлуда тогда вздохнули с облегчением, потому что им не пришлось больше лицезреть нелепые плоды моих трудов, а некоторым из жалости их покупать, видя сироту, пытавшуюся добыть себе пропитание. Кили, — её голос вдруг стал серьезным. — Я выжила потому, что выбирала себя. Какое-то время они оба молчали. Она искренне надеялась, что принцу откликнутся её слова и хоть немного облегчат его душу. Дальнейшее дело за ним, и она верила, что он сделает правильный выбор. Стоило только подумать, сколько жизней близких он спас. Свобода брата стоила того. Так она считала. — О чём ты думаешь? — Думаю мы выжили потому, что я выбирал не себя. Гэндальф выбирал не себя. Торин выбирал не себя. Даже этот забавный хоббит и тот столько раз помог нам не только ради себя. Разве ты не понимаешь этого? Она вскинула бровь. Это было совсем не то, что она ожидала услышать. — А разве часть тебя не заключена в каждом близком тебе создании? — парировала Элли. — Разве в их благополучии не заключается смысл твоей жизни и погибни они, вмести с ними пропадешь и ты? Это ведь лишь наполовину забота о них. Даже не так. Нет. Это вовсе не они венец всех твоих поступков, а ты сам и твое благополучие. — Нет, Элли. Моя личная жизнь всегда стоит особняком от жизней других. Я могу существовать в одиночку, могу пойти куда глаза глядят, но это не отменит того факта, что при малейшей угрозе моим родным, я приду к ним на помощь. В то же время я не позволю себе пройти мимо тех обездоленных незнакомцев, которые нуждаются в моей помощи. Этот мир мог бы стать намного лучше, если бы мы заботились друг о друге, а не только о себе. Вообще-то, персик, мы с тобой говорим об одном и том же, но ты почему-то упрямо противишься мысли о том, что мотив добра и защиты может исходить из любви, а не из тщеславия. Ты боишься. — Я не боюсь. — Тогда скажи, зачем ты помогла моему брату? Ты ведь могла оставить всё, как есть. Какая тебе разница, пошел бы он с нами дальше или нет? Тебя это не касалось, ты могла запросто промолчать. — Фили хороший боец. Кто знает, может он бы стал моим спасителей в одной из той передряг, что ожидают нас дальше. Я просто заранее позаботилась о своей безопасности, — она вновь увиливала от прямого ответа. Она нагло врала ему. — То есть, меня тебе уже не хватает? Я тебе не верю, — он заглянул ей в глаза и посмотрел так пронзительно, будто пробирался в самую душу. Она не смогла вымолвить и слова в ответ. Слова, сказанные Кили, словно выпущенная стрела настигли свою цель, пронзив что-то внутри Элли. Она закусила губу так сильно, чтобы переключиться с неприятных мыслей на боль. Она боролась с собой. Что еще она может сказать ему. Он медленно, но верно рушил ту клетку, в которую уже рвалась под гнетом её свобода. Элли встрепенулась и аккуратно убрала его руку от себя. — Солнце клонится к горизонту. Тебе пора идти, иначе Торин заподозрит неладное, если он еще не успел этого сделать. Иди. Боковым зрением она различала его фигуру. Он поднялся, снял с кустов её одежду, аккуратно положив рядом, и подобрав пучок мяты, направился в сторону хижины. Элли хотелось сказать ему что-то еще, ведь на душе от разговора остался такой неприятный осадок, что в какой-то момент её тело охватила неприятная зыбкая дрожь. За спиной вдруг послышался его голос. — Я узнаю тебя с каждым днем всё больше, и мне всё сильнее хочется сделать тебя счастливее, Элли. Начнем с чая. Ровно в восемь жду тебя в саду. — Я не приду, если он будет без пыли. Кили усмехнулся. — Спрошу у Беорна. Может удастся наскрести по углам. Хотя этот оборотень такой чистюля, что закрадываются сомнения. Он ушел. Элли улыбнулась и начала натягивать полусырые вещи. Всё вокруг обволакивал мягкий оранжевый свет. Она медленно побрела в сторону хижины, неся на плече два плаща.***
К вечеру все гномы искупавшись и постирав походные вещи, скинули с себя остатки былой усталости. Бофур и Торин курили трубки, сидя у камина, а все остальные, болтая ногами, восседали за длинным дубовым столом, обсуждая дальнейший поход. Балин хохотал, слушая истории Бильбо о его неугомонной беспринципной тетушке Лобелии, а Ори, бросая задумчивый взгляд за окно, накручивал фиолетовые бусины на волосах. Кили и Фили натачивали острие стрел, сидя на табуретках у входа и тихо переговаривались. Гэндальф вот уже как час вел долгую беседу с Беорном, который подкидывал в котелок дольки картофеля и душистые специи. Овощное рагу бурлило, окутывая зал пряными ароматами и с небывалой силой разгоняя аппетит у всех присутствующих. Элли же полулежала на подстилке в углу, читая книгу и изредка переводя взгляд на остальных. Рядом с ней на полу стоял подсвечник. Танцующее пламя свечи нежным светом касалось пожелтевших страниц. Ей так нравилось это место, вещи наконец просохли, и она утопала в тепле и уюте хижины, в поистине семейной идиллии, царившей здесь. Вдруг она оторвалась от книги. Что, если Кили прав, а она заблуждается? Что, если на самом деле можно не выживать, а жить? И жить не ради себя, а ради других. Нет, это невозможно. Он не может быть прав. Она перестала терзать себя этими вопросами, отмахнувшись от них, как от надоедливой мухи и вновь погрузилась в чтение. Часы показывали семь. Вскоре ужин был готов и все, расположившись за столом, приступили к трапезе. Покончив с рагу и молоком, гномы поблагодарили Беорна и стали разбредаться по своим местам для ночлега. — Не выходите ночью за пределы этих владений, — только и бросил хозяин хижины, перед тем как раствориться в полутьме наступающей ночи. Дверь за ним закрылась. Еще с минуту с улицы доносились твердые удаляющиеся шаги, а затем, когда всё смолкло, возникшая тишина огласилась медвежьим ревом, заставив всех, кто был внутри, вздрогнуть. — Во даёт, — выдал Бофур, устраиваясь на боковую. — Давайте запрем дверь на все засовы? — Не стоит излишне волноваться, мой друг. Беорн будет охранять наш сон до самого утра и ни в коем случае не заявится сюда в облике зверя, — отвечал ему Гэндальф, усевшись на самый здоровый стул. Он раскуривал трубку, попыхивая ей и пуская в потолок кольца дыма. Фили, сидящий на своей накидке рядом следил за магом и забивал табаком собственную чашу. — Эй, малец, чем это там пахнет? Что за зелье? — Двалин подобрался к Кили, который возился с чашками и мятой на кухне. Принц отыскал чистый котелок и подвесил его на крючок, помешивая дрова в очаге. Вода начинала закипать. До носа Элли уже долетел запах мяты, обдающий холодком ноздри. Она слабо улыбнулась. — Да это просто чай. Хочешь и тебе сделаю? — бросил ему через плечо Кили. Двалин принюхался и фыркнул. — Ну уж нет. Сам пей это варево для фей. Я бы хлебнул чего покрепче. Может кто знает, есть у этого Беорна погребок? — Эээ, я всё же советовал бы так не наглеть, — начал Бильбо, но поймав суровый взгляд Двалина, сглотнул и махнул рукой. Пусть делают, что хотят. — Братец, поумерь-ка свои аппетиты. Вот доберемся до дома, тогда отведаешь и браги, и эля, и вин. — Если там что-то осталось, — грустно пролепетал Дори, который среди всех членов отряда был наибольшим ценителем виноградных напитков. — Я же как-то привозил туда целый возок дорвинионского! — Не гоните лошадей, — послышался голос Торина. — Сначала доберемся до Одинокой горы, в которой, если вы не забыли, заседает Смауг. — Не мог же он выхлебать всё это богатство, — заметил Бофур. — Кили, я бы отведал твоего чаю. Если вы не слышали, мои друзья, мята успокаивает нервы. Я бы посоветовал всем вам отведать этого напитка, хотя бы чашечку. Спаться будет отлично. Бомбур, опровергая слова Балина, резко всхрапнул из своего угла, чем вызвал тихий хохот среди отряда. Кили налил в глиняную чашку чая и передал её Балину, который начал отпивать исходящий паром напиток, довольно причмокивая. Элли поднялась и подойдя к Кили, подождала, когда он отдаст ей наполненную чашку и зашагала к выходу из дома. Никто не спросил её куда она идет, лишь Бильбо заинтересованно проводил девушку взглядом. Когда её фигурка почти скрылась за дверью, Глоин перекинулся взглядом с насупившимся Торином и хотел что-то сказать, но был прерван отрицательным покачиванием головы подгорно короля. Обойдя хижину, она оказалась в маленьком цветущем саду. Вокруг росли кусты роз и вереска. Всё сладко благоухало. Тихий теплый ветер заставлял маленькие листочки шелестеть, затмевая этими звуками её шаги. Солнце окидывало долину последними лучами, желая поскорее уйти на покой до следующего утра. Девушка нашла лавку и присев на нее, обхватила чашку ладонями и принялась ждать Кили. Не прошло и двух минут, как она различила звук захлопывающейся двери и приближающиеся шаги. Кили свернул в её сторону, неся в руках чашку и молча присел рядом. Они сидели так какое-то время, мерно отпивая чай, и разглядывая окружение. — Чай вышел что надо. Жалко, что без пыли. Принц усмехнулся. — Знаешь, я старался наскрести пыли по сусекам, но в итоге не нашел ни одной пылинки. При желании в этом доме можно есть с пола. Даже наши служанки в Синих горах не могут похвастаться таким блюдением чистоты. — О, даже так. Служанки… И каково это, жить, зная, что тебе всегда принесут на блюдечке любое яство и уберут крошки с постели, которую потом еще и заправят? — Не знаю. Матушка с детства приучила нас есть за столом и заправлять постели. А на кухне мы с Фили частые гости, и не только в роли едоков. Для наших слуг мы не только господа, но и помощники. Хотя в Эреборе всё могло бы быть иначе, — Кили отхлебнул чай и издал стон, полный наслаждения, — Ну как же тебе повезло! Я нашел такую мяту, заварил такой чудесный чай! — И так искусно разогрел воду, — заметила она не без смеха. — Можешь гордиться собой. Но только сегодня. — Даа… — уже без смеха протянул он. — Кили, могу я кое-что спросить? Это касается твоей семьи. — Дерзай, — он допил чай, запрокинув голову и отставил чашку на землю рядом с лавочкой. — Ты сказал только про матушку. А что ваш отец, где он? Кили не отвечал ей какое-то время. Он сел, уперевшись локтями в колени и сложив ладони в замок. Когда он начал говорить, Элли пожалела о том, что задала этот вопрос. — В чертогах Махала. Уже давно. Даже Фили едва помнит его. Он погиб вместе с младшим братом Торина, Фрерином, в битве при Азанулбизаре. Я горжусь своим отцом. Погибнуть так — лучшая смерть, которую принимает гном из нашего рода. Кстати, — тон его стал веселее. — Это из-за него Фили отличается от всех нас цветом волос. Отец был светловолосым. — А ты, значит, перенял больше черт матери? Как её зовут? — Элли допила чай и последовала примеру Кили. — Дис. Знаешь, вы бы с ней, наверное… — он запнулся, будто стараясь подобрать правильные слова, — Поладили, но с некотором трудом. — Вот как, — удивилась девушка. — И почему же? — Наша матушка особа властная. Помню, как в детстве мы с Фили сбегали в лес на охоту от ее нравоучений и желания вылепить из нас подобие дяди. Мне это удавалось лучше, чем брату. Слышала бы ты, какой ор стоял, когда мы сказали ей, что отправляемся в поход с Торином. Переполох выдался знатный — к нам приставили треть стражников Синих гор, чтобы те и днем и ночью следили за каждым нашим шагом. А в один день нагрянуло несколько семейств из Железных холмов, изъявивших желание посватать за нас своих дочерей. Даже кухарки какое-то время не пускали нас на кухню и отказывали в еде из-за её приказов. В итоге матушка, конечно, сдалась, поняв, что не в силах удержать нас. — И после всего этого ты думаешь, мы бы поладили? Да ты свихнулся, принц, — она тыкнула его в плечо, пребывая в недоумении от услышанного. Кили только повел плечами. — Возможно я несколько поспешно сделал выводы. Да, — вздохнул он. — Вы бы не поладили. — Ну ладно, я поняла, что всё это у вас в крови. Чего только один нрав Торина стоит. — она на секунду умолка, закусив губу. Ей хотелось узнать кое-что еще. — А что с теми невестами? На его лице расцвела самодовольная улыбка и он, потягиваясь, обнял её за плечи, наклонившись поближе. — Что, персик, ревнуешь? — Пф, поумерьте пыл, принц, — она скинула его руку. — Просто интересно, как вы от них отвертелись. — Ну… не совсем отвертелись. Вернее, только я. Фили не повезло. У него не хватило актерского таланта, чтобы так долго притворяться больным, и он заполучил в невесты племянницу Даина Железностопа. Иногда мне кажется, что он уже смирился со своей участью. — Какой же ты жук, — хохотнула она не без облегчения. — Неужели она не так уж хороша собой? — По-гномьим представлениям очень даже хороша. Знаешь, у нее такие забавные густые рыжие усики и бородка с бакенбардами, — он, вытянув губы вперед, потер свой подбородок, оттягивая пальцы так, будто теребил кончик бороды. — Они бы с Фили могли состязаться в красоте волос, растущих не только на лице, Махалом клянусь! — Ну а ты бы заведомо проиграл в этой схватке. Ой, да не хмурься. Это только по-гномьим представлениям, — передразнивая его голос пропела она. — Мне больше по нраву гладкая нежная кожа, — он вдруг коснулся пальцем её щеки, скользя по ней кончиками, другая его ладонь нежно опустилась на бедро девушки, — Как у тебя. — Чай был очень хорош, — прошептала она ему в лицо, прикрывая веки. — Я ведь обещал тебе его, ещё во Фрамсбурге, — его голос стал тихим и глубоким. Кили коснулся кончиком носа её, проскользил выше и запечатлел на нем легкий поцелуй. — Я всё еще недовольна тем, что ты упускаешь возможность оказаться во власти мелких удовольствий. Кто знает, вдруг Беорну взбредет что-то в голову и в нашем распоряжении останется каких-то пару часов жизни. Не говоря уже о драконе и орках, — её ладонь опустилась на его шею, скользя ниже, по груди. Она остановилась, когда почувствовала под кожей завязки его штанов. Палец скользнул в петлю, и она потянула за неё. — Будь терпелива, персик, — он резко остановил её, мягко убирая женскую ладонь и слыша вздох, полный недовольства. — Я верю, что у нас в запасе еще очень много времени. Ты могла бы узнать сколько, верно? Она цыкнула. Говорила она теперь с некоторым раздражением. — Хочу оставаться в неведении. Меня мутит от этого табака. Он хуже горькой полыни. — Так даже лучше, — просиял Кили. — Я лучше твоих видений могу предсказать, что нас ждет. — Вот как, — насмешливо хохотнула девушка. — И что же нас ждет? Вдруг послышался стук открывшейся двери, и кто-то зашагал в их сторону. Они нехотя отпрянули друг от друга и уставились в полутьму. — Дядя? Кили первый различил фигуру Торина, Элли же, щурясь, всё еще силилась разглядеть того, кто нарушил их идиллию. — Нам нужно поговорить. Наедине. Кили? — он смерил Элли серьезным взглядом и качнул головой в сторону, давая знак следовать за собой. — Элли, тебе пора отдохнуть. Иди в дом, все уже легли. Она вдруг ощутила волну дрожи, сотрясающей всё тело. Ей не хотелось заканчивать этот вечер, но приказной тон Торина не велел его ослушаться. Она нахмурилась, провожая спины Торина и Кили взглядами, и собрав чашки, двинулась в дом. Внутри горела лишь одна свеча, рваными бликами освещая спящих гномов и Бильбо. Гэндальф заснул, сидя на стуле у камина, тихонько похрапывая. Она аккуратно перешагивала храпящих и сопящих гномов, пробираясь к столу. Поставив чашки возле ведра, она вернулась к своей подстилке и тихонько улеглась. Справа зияло приоткрытое окно, впускающее в хижину потоки ветра и шелест листвы. Сколь не пыталась она сосредоточиться на убаюкивающей мелодии засыпающей природы, всё было тщетно. Неустанный храп гномов сбивал её с мыслей, и как некстати, в груди гулко билось сердце. Она лежала на спине, подняв глаза в высокий потолок и рассматривала выщерблины. В какой-то момент с улицы до нее долетели знакомые голоса. Она старательно прислушивалась к ним. Поняв, что за шумом едва различает слова, она приподнялась и оперлась ладонями о подоконник, всматриваясь в непроглядную темень. Голоса стали четче, и она уже могла различить то, о чем велась ночная беседа. — Я уже сказал тебе! Махал, Кили! Она не может следовать за нами дальше, как ты не понимаешь? Это бередит твою голову, а ты должен быть сосредоточен. Впереди нас ждет битва и я не позволю тебе распалять силы и мысли на какую-то соплячку! — Эта, как ты высказался, соплячка, не раз спасла нам жизни! — голос принца был тверд, в нем звенела сталь, подобная той, что часто сопровождала речи подгорного короля. — Если бы не она, ты бы не оказался в клетке! Да на тебе живого места не осталось! Я должен быть благодарен ей за это? — Ты должен быть благодарен ей за Фили! Он бы остался во Фрамсбурге, не расскажи она мне о том, что затевает дочь Олафа. Мои раны — меньшая плата за жизнь брата! Позади послышались шорохи и Элли резко обернулась, разглядев ворочавшегося Бильбо. Она вновь прислушалась. — Тебе этого мало?! — грубо спрашивал Кили. — Или ты решил, что я смог бы спокойно уйти без Элли? Оставив её, и где? У оборотня в хижине, вокруг которой шастают орки? Или, может, ты забыл, что за нами могут послать отряд эти северяне? Лонбеорн так просто не сдастся. — Под защитой Беорна она будет в безопасности, не превращай курган в гору, Кили, — Торин больше не повышал голос. Он говорил спокойно, чувствуя, что племянник готов вот-вот взорваться от нахлынувших на него чувств. Где-то в глубине души он разделял их. — Ты думал о том, что будет с ней после затишья? Дис не примет её, Синие горы не место для человека, как и Эребор. Неужто ты откажешься от своего долга и дома ради нее? — Это уже мои заботы! — не сдавался Кили. — Ты вынуждаешь меня. Если у меня не останется выбора, я готов отказаться от всего этого по своей воле. Тишину разрезал звук хлесткой пощечины. Элли в ужасе накрыла ладонью рот. — Не смей противиться своей судьбе и не кидайся подобными словами, щенок! — голос Дубощита дрожал от гнева, слова вырывались из груди жгучей кислотой. Кто-то подскочил со своего места и резвым шагом направился к выходу. Элли успела различить в потоке прорвавшегося внутрь лунного света блеск пшеничных волос. С улицы донеслись быстрые шаги. Они затихли недалеко от окна. — Фили, почему ты здесь? — удивился Торин. — Оставь их, — процедил старший принц сквозь зубы. — И ты туда же, — запричитал подгорный король. — Я не потерплю этого в своем отряде. Мы уже всё обсудили, и я не намерен разубеждать кого бы то ни было в своем решении. — Да что с тобой такое, дядя? Почему ты столь строг к ней? — искренне недоумевал Фили, которому казалось, что Торин не меньше, чем теперь его брат, привязан к девушке. Может, он бы и поддержал своего короля в его воле, ибо не совсем одобрял выбор Кили, но как бы то ни было, уважал его. — А я не намерен оставлять её здесь. Продолжай бить меня, мори голодом, если твоей душе так угодно. Если не идет она, я остаюсь с ней. Можешь продолжать поход без меня, — прорычал Кили. У Элли едва ноги не подкосились. Всё зашло куда дальше, чем она могла предположить. Она удержалась на ногах, лишь схватившись пальцами за подоконник покрепче. В голове пронесся вихрь, будоражащий все внутренности. Её замутило. Она отошла от окна и прислонившись спиной к стене, сползла по ней вниз. Витая в своих мыслях, она не сразу ощутила на себе чей-то взгляд. Подняв глаза, она увидела Гэндальфа, который не сводил с неё взора, сидя на стуле. Он молчал. — Ты не посмеешь! — рявкнул Дубощит. — Еще как посмеет. И я останусь рядом с братом. Тяжелый вздох. Девушка не видела их лиц, но могла запросто представить, какая грозная гримаса запечатлелась на лице Торина. — Вы просто два сумасбродных глупца, раз не понимаете всей тяжести последствий, которые настигнут нас, если всё останется так, как есть. Я знаю эту девочку еще с детства. Я нашел её, когда она больше всего в этом нуждалась и сделал всё от меня зависящее, чтобы она была цела и невредима. Я думал, что на этом пути Элли станет нашей путеводной звездой, но всё покатилось в Морготову бездну. Она дорога мне не меньше твоего, Кили, но сейчас не время для ваших… Чувств, — с долей неприязни произнес Торин. — Они погубят тебя. — Я уже всё сказал. Предоставлю бремя этого выбора тебе, дядя, — едко бросил принц. — Вы не будете счастливы среди нашего народа, — не унимался узбад. — Не одними гномами живет Средиземье, — только и сказал Кили. — Ты разочаровываешь меня, Кили. Слышала бы Дис твои слова, её бы хватил удар. Упрям, как стадо баранов! — Есть в кого, — заметил Фили. Они молчали какое-то время. Элли тяжело дышала. Её накрыло осознание. Кили — наследный принц, готов отказаться от своего титула, от своего долга и народа ради неё, которая не имеет своего дома, не имеет за душой ничего, кроме чудного дара и рюкзака на плечах. Вот и весь её легкий груз, не сдавливающий плечи и сердце. Стоит ли эта игра свеч? Она начала сомневаться. Она вспомнила рассказы Кили о матери. Их связывает любовь, которой она так и не успела увидеть и отнять у этой гномки сына было бы равносильно тому, чтобы собственноручно вырвать часть сердца прямиком из её груди. Но ведь Дис останется Фили, не так ли? Эта промелькнувшая как молния мысль не вызвала в ней укола совести. Ведь у каждого своя жизнь и Дис должна понять это. На тот момент она еще не знала, как сильно заблуждается. — Я верю и буду верить до последнего, что все твои слова — только плод вспыхнувшей страсти между вами, и что эта страсть угаснет быстрее, чем искры тлеющего костра во время бури. Было бы лучше, если бы моя сестра позволила вам и дальше познавать прелести любви, необремененной ничем, кроме плотских удовольствий и тайных встреч. Нет же, вам и этого не хватило, Махал меня подери! — Мой путь предрешен дядя, надеюсь хотя бы успокоит твое сердце, — выдохнул Фили. — Одним глупцом меньше… Надеюсь ты одумаешься, Кили. — Я всё сказал, — отрезал принц. — А сейчас мне пора спать. Надо будет растолкать Элли с утра. Нас всех ждет ранний подъем. — Доброй ночи, дядя, — сказал Фили. Послышались удаляющиеся шаги, и вскоре дверь хижины распахнулась, впустив внутрь трех гномов. Когда они вошли, Элли уже легла, свернувшись калачиком на подстилке и делала вид, что спит. Вскоре все шорохи прекратились, уступив место синхронному храпу и далекому стрекоту сверчков. Она не слышала ничего за гулким биением своего сердца. Сейчас она правда боялась. Элли достала из кармана ракушку, подаренную ей Кили и медленно водила по ней пальцами, ощупывая прохладную кремовую звезду. От неё пахло рекой.