Надежда живет даже среди могил

      — Ты что-то говорил о сделке, — Эстель открыл глаза, расширившийся сосуд в голове, пережавший нерв, ослаб, и импульс раскатистой волной беследно исчезнув где-то в теле. Себастьян неотрывно смотрел на него, улыбаясь уголками губ. — И ты уверен, что я соглашусь. Это потому, что ты был со мной какое-то время?       — Не то, чтобы, — Себастьян говорил размыто, на этот раз он не хотел давать четкий ответ. — Вы мне, как человек, симпатичны. Было бы расточительством упустить вас.       — Мою душу, — поправил Эстель. Себастьян развел руки в стороны. — Но кое в чем ты все же прав. Я все же хочу пойти с тобой на сделку. Ты должен быть в курсе о том, как Сиэль меня разрушил. Мне стыдиться нечего — я хочу разрушить его в ответ.       Желание сложилось из кусочков множества пазлов. Эстель помнил все от и до. Детство, где он был всегда вторым, юность, где Сиэль пользовался его телом и душой, как хотел, сейчас, когда он не мог справиться с грузом пережитого и увидел для себя единственный выход, которым почти воспользовался.       Сиэль Фантомхайв — тот, кем он хотел когда-то быть, на кого желал равняться, опора, поддержка, его вторая половина, сам демон признал, что у них и душа от одного. Сиэль Фантомхайв — то, что должно быть разрушено, если Эстель Фантомхайв жаждал освобождения.       — Мне плевать на тебя, тонкости мироздания, все это, — Эстель обвел руками широкий круг в воздухе, пытаясь этим обозначить не последние полгода, а всю свою жизнь. Его вернуло немного назад во времени, туда, на Бичи-Хэд, где он кричал и плакал с горящими от сухости глазами, пока в Ла-Манше умирал кит. Ему казалось, что он снова стоит там, чувствует песок и землю под кроссовками, ветер несоленого моря лохматит ему волосы, и он сжимает кожу над сердцем, пытаясь стянуть ее в кулак как ткань и отбросить в сторону. — Я хочу отомстить Сиэлю. И хочу, чтобы это было на моих условиях, даже если в итоге от этого выиграешь только ты. Я заключу с тобой сделку, демон.       Подобные соглашения должны составляться среди горы никому ненужных мертвецов. Он — выбравшийся из клетки, окровавленный, ненавидимый жизнью. Другой «он» — создание тьмы, манящее в себя, как блудный огонек в глубину темно-зеленой ночной трясины под аккомпанемент аромата торфа. Такие договоры, нерушимые связи — там, где дорога назад не поворачивается, точка невозврата пройдена, а сердце качает кровоток по черным венам, рассекающим небеса.       — Будь по вашему, — Себастьян зубами стянул белую перчатку с левой руки и обернул к нему тыльную сторону запястья. Печать на бледной коже наверняка отражала ту, что стояла на его глазу. Слово, выгравированное на подкорке черепа, обрело законченную форму. Тетраграмматон. — В таком случае, в силу подтверждения моей симпатии, я дам вам возможность выбрать три условия, на которые я буду безоговорочно согласен. Используйте этот шанс с умом. Но имейте в виду, что вы не сможете поставить меня в противоположные рамки вроде «хочу больше условий» или как-то извернуться с формулировкой, чтобы я вашу душу не получил.       — Наемному работнику положено платить зарплату, — Эстель оскорбленно скривился. — Моя душа для меня имеет меньшую ценность, чем для тебя, и важно только то, что я чувствую при жизни. Что касается условий, хорошо. У меня есть для тебя первое. — он оскалился. — Никакой лжи. Не ври мне. Не лгать контрактору.       Печать на руке Себастьяна засветилась, глаз обожгло чем-то горячим. Эстель схватился за веко и зажал, пытаясь унять боль. Легче стало только тогда, когда печать на руке Себастьяна погасла. Он безропотно принял первое условие.       — Вы не терпите лжи, — не вопрос, утверждение. — Это закономерно. Вы хотите спросить меня еще раз о причинах моих поступков?       — Нет. Ты не уточнил конкретику моей мести и очевидно дал мне свободу. Мы в расчете.       Он прекрасно понимал, что демон дает ему больше, чем просит. И уже предполагал о причинах сопоставив все то, что рассказал Себастьян и то, что Эстель знал из созданного человечеством совокупного образа. Себастьян скучал. Для него человеческая жизнь — один затянувшийся день. Ему некуда спешить. Желай Себастьян взять его душу, он с легкостью обдурил бы и обошел любой запрет. Что опыт многовекового существа против израненного мальчишки. Их контракт будет исполнен рано или поздно, либо будет нарушен Эстелем, если он откажется от мести. Беспроигрышный вариант для демона. Неизбежная бездна для человека.       — Второе условие, ты будешь выполнять все мои приказы. Ты слишком своеволен, а я не хочу, чтобы ты привлекал ненужное внимание. Тебе придется научиться жить как человек, и было бы неплохо взять под контроль твои выходки, — Эстель вспомнил, как Себастьян даже будучи без каменного воплощения преследовал его и даже наводил чистоту в квартире.       — Мне подчиняться всему, что вы скажете? — чересчур кокетливо поинтересовался демон. Эстель сначала хотел кивнуть, но вовремя одумался. Хитрый черт может воспринять его слова буквально и в своих шалостях перевернуть все наоборот. «Я желаю воды», скажет умирающий от жажды в пустыне, и щедрый добрый джинн бросит его в середину бурного течения.       — Ограничимся фразой «Это приказ», — Эстель приготовился к боли, но во второй раз печать только сильно нагрелась, как при температуре и сухости.       — Принято, — Себастьян незанятой рукой аккуратно сложил перчатку на бедре. — Отчасти я согласен с вами. Я давно не ступал в мир людей, и слишком многое изменилось. Мне понадобится немного времени для адаптации. Ваше третье условие?       — Преданность, — незамедлительно сказал Эстель. — Мне нужно, чтобы ты был предан только мне.       — Вы не хотите, чтобы я заключил контракт с вашим братом в обход вас, — демон прекрасно понял подтекст, на то и демон. Эстель не тешил себя иллюзией, что демон окажется только щедрым, но и сердечным, чтобы не продолжить плести свои собственные интриги между близнецами. — Ведь как от него я переметнулся к вам, так могу поступить и обратно. Поэтому в качестве условия вы требуете мою преданность.       — Верно.       — У любого демона найдется пара-тройка своих принципов, — Себастьян размял кисть, выгнул пальцы и возвел глаза к потолку. — Я не заключаю контрактов с несколькими контракторами. Тем более не заключаю их с теми, от кого я уже отвернулся.       — Это не дает мне никаких гарантий, — он отрицательно помотал головой. — Люди изменяют принципам, делают исключения. Чем демоны хуже.       — Вы уверены, что хотите именно это условие? После изменить вы его не сможете.       Уверенность — богатство для смелых и счастливый билет для трусов. Эстель не относил себя ни к первым, ни ко вторым. Но ответ остался неизменным.       — Будь предан мне, Себастьян. До самого конца.       Боль от третьего условия нельзя сравнить с первой. Меченный глаз расплавился и сформировался заново, так казалось Эстелю, когда он скрючился, держась за голову, но не издал ни одного постыдного слабовольного звука. В груди, за ребрами, меж пластинок гортани похоронился воющий стон.       — Ваш преданный слуга, что не обманет, не ослушается, не покинет и не предаст вас, — Себастьян поднялся со стула, чтобы преодолеть разделяющий их метр и опуститься на одно колено, по-собачьи положить голову на его бедра и приластиться щекой. — До тех пор, пока ваша месть не свершится, я буду на вашей стороне, моя юная светлость.       Эстель замер, ошеломленный внезапной близостью, почти нежностью. Он занес руки над чужой головой. Демон прикрыл глаза. Это напомнило о Себастьяне из его детства. Большой черный пес, что не любил его, часто лаял, толкал большим носом под ребра, но иногда вот так клал голову и ждал, когда его погладят. Скоро должен был вернуться Никки, по-хорошему ему стоило позвонить и убедить, что все нормально. Собраться с мыслями, с собой и вернуться в Элтон, покормить Леди Кошку и принять новую реальность, где на его стороне — дьявол, лежащий у его ног. Себастьян не шевелился. И тогда он впутал свои дрожащие пальцы в шелковистые черные пряди волос.       Он проснулся в своей постели обновленный и свежий. Схватив ускользающее тепло, он увидел в своих руках одеяло и кошачий хвост. Леди Кошка лежала у его головы и мурчала под ухо, создавая фон из обволакивающего белого шума. Последнее, что он помнил, как они ехали в машине, мистер Фаустус одним выражением лица материл не слишком широкие зеленеющие проспекты и большие двухэтажные автобусы, а Алоис щелкал радио, выбирая станцию, где ему хотелось чаще петь. Они о чем-то поговорили с Себастьяном, и накопленная за все последние недели усталость обрушилась на его плечи. Он вспомнил от и до, как они заключали контракт, и то, что с последним потрескиванием печати все встало в нужную колею, прямо так, как нужно, прямо так, как казалось правильным. Ему не удалось вспомнить только то, был ли акт преданности с головой на его коленях сном или былью. Руки чувствовали мягкий волос и необычную близость.       Время на часах — четыре часа утра, самый лучший момент, чтобы прогнать все кошмары; он проспал почти двенадцать часов, если не больше. Не купил невестке подарок, совсем вылетело из головы. Эстель, шаркая тапочками, вышел из комнаты на кухню утолить жажду. Дверь в комнату Себастьяна предсказуемо была закрыта. Он всегда воспринимал квартиру, снимаемую у Никки, как однокомнатную. Невзрачная дверь не бросалась в глаза и всегда была закрыта на ключ. Когда-то это была комната его почившей матушки. После того, как Себастьян обрел материальное тело, Никола отдал ключ от этой комнаты и позволил Себастьяну её занять, чтобы они не ютились в одном пространстве.       Предусмотрительно полный кувшин фильтра вызвал разочарованный вздох, вода в нем прогрелась до комнатной температуры и саднила на языке привкусом желчного металла. Он налил холодной воды из-под крана в стакан, несколько капель бросил себе на лоб и размазал вместо влажного компресса. Кошка напугала его своим появлением, в предрассветной тьме запутавшись в его ногах. Эстель поежился от обтягивающей тело уличной одежды. И все же, хорошо, что Себастьян не стал его раздевать.       Холодная вода помогла привести мысли в порядок. Из кухонной аптечки он достал блистер аллегры и заглотил таблетку, не давая зуду в носу разойтись до громкого чиха. Кошка охотно пошла к нему на руки и носом ткнулась в его шею, стоило Эстелю её поднять. Бедром он забрался поближе к окну, обойдя стол, и присел на край подоконника, почесывая кошачью морду и морщась от выступающих в глазах слез. Его окна не выходили на восток, и он мог разглядывать только краснеющую каемку неба в прорезях серых облаков.       — Вам не стоило вставать, — Себастьян не включил свет, а Эстель не удивился его бесшумному появлению: привык. Они жили вместе не больше пары недель, но на самом деле их совместное время исчислялось месяцами. Эстель выучил открытые стороны демона наизусть. А демон изучил его вдоль и поперек. — Вы плохо спали в последние дни. Я принес вас из машины и уложил.       — Алоис наверняка называл меня принцессой, — усмехнулся Эстель, склонившись над Леди Кошкой. Она «поцеловала» его в нос. Северный поцелуй, животное, глубинное, нежное, нос к носу, ближе, чем соприкосновение губ.       — Так вы на самом деле не спали? — подшутил Себастьян, подходя ближе и занося руку над пушистой макушкой. Слаб к кошкам, не может пройти мимо, не погладив и не покормив. Кошка рисковала набрать излишки веса от такого внимания, она всегда умело выпрашивала еду, и Эстелю приходилось следить за обоими своими сожителями: чтобы Себастьян не разбаловал питомца и чтобы питомец не довел демона до смерти от синдрома моэ.       — Не выбрал подарок для Элизабет, — жалуясь, Эстель приоткрыл окно, впустил прохладный воздух внутрь, подтянул поближе чистую пепельницу. Кошка перебралась на руки к Себастьяну: она совершенно не выносила запах сигарет и даже не давала гладиться, если Эстель недавно курил. Могла уйти из комнаты, пока запах не выветрится, а никотин не осядет на обоях и дверцах кухонного гарнитура, за редким исключением, если понимала, что без нее хозяин попросту умрет. Себастьян тоже не любил сигареты. Все время говорил, что раньше тугие крепкие папиросы щекотали ноздри терпким и горьким запахом табака, а сейчас в тонких свернутых «дамских пальчиках» опилки и бумага, скрепленная капельками тяжелых смол. — Все же, тебе стоило меня разбудить.       Серый шлейф потянулся вверх в форточку, выскользнул через щель и растворился на улице. Себастьян дал кошке уткнуться к себе в грудь и перебирал ворсинки шерсти на ее голове. Черные ногти выглядели стильно среди нео-готов, а аккуратные линии печати походили на занимательную оккультную татуировку. Лохматым и немного неопрятным, «домашним», Себастьян выглядел не хуже корейского айдола на сцене. Визгов собрал бы не меньше. Впрочем, демонам и положено быть красивыми.       — Я подготовил несколько вариантов, — Себастьян прислонился к нему рядом, бедром о бок, наклонился и затянулся дымом. — Потом зайдете ко мне, выберете, что понравится.       — Надеюсь ты не спустил остатки с кредитки, — поморщился парень, стряхивая пепел в щель. Немного задуло на него обратно и, поблескивая в свете фонарей, он осел на футболке.       — Обижаете, Эстель, я своенравен, но все-таки послушен.       Парадная форма дворецкого очень шла Себастьяну, но Эстель потребовал от него привести себя в вид, подходящий простому человеку из двадцать первого века. На предложение просто «изменить» свою одежду Эстель ответил решительным отказом. Еще не хватало какого-нибудь «сбоя», и демон бесстыдно бродил бы нагишом по Лондону-Англии-миру. На первые пару дней Никки одолжил комплект одежды своего друга-бывшего, и они почти сразу отправились с Себастьяном по магазинам. После того, как Эстель ушел из дома, его отец сначала отрубил финансирование и пополнение счета, но потом, когда остыл, вернул денежный поток. Им Эстель пользовался нечасто, гордость не позволяла. В большинстве своем он справлялся и сам, распределяя остатки наследства, не ушедшие на оплату обучения, но в период сессий мог заплатить из этих денег аренду. На себя тратить «подачки» не поднималась рука. А устроить «слуге» достойные условия труда — его прямая обязанность как порядочного работодателя.       Избитая фраза — подлецу подойдет абсолютно все. Никола поехал с ними, еще недоверчиво относясь к появлению в жизни Эстеля демона, словно мог что-то изменить своим недовольным лицом.       — Себастьян — мой деловой партнер. Я не могу позволить ему ходить в форме дворецкого. К тому же, я все-таки Фантомхайв. Мне кажется, один раз я могу воспользоваться своим положением. К тому же, это отличная возможность пустить слухи в мою семью, — сказал Эстель, закинув ногу на ногу на заднем сидении кэба. Себастьян ехал спереди, так ему было проще сконцентрироваться на изменившемся людском мире. Никола обреченно стонал по соседству.       — И для этого мы едем в Харродс.       — Может и Сиэля встретим по пути, но, конечно, вау-эффект лучше придержать до его свадьбы.       — Почему мне стоит оставить вас на недельку другую, как у вас случаются интриги и без меня? — протянул Лау, наматывая на счетчик пару лишних миль. Шальная игра, Эстель платил ему по счетчику, но взамен Лау приезжал на его звонок в любое время дня и ночи, и порой оставался до утра, если случалась необходимость пить и бедокурить. — Если у вас шоппинг, то я бы взял Ран Мао с собой.       — Ага, а я бы взял с собой Транси, и подобралась бы шедевральная компания, — съязвил Эстель. — Лау, ты не пойдешь с нами в молл.       — Почему? Тогда вам не придется вызывать меня с другого конца города и у вас будут лишние руки для шмоток. Ты видимо своему деловому партнеру будешь покупать весь гардероб разом. Себастьян, да вы содержанка, как я погляжу!       Даже со своего ракурса Эстель увидел, как оскорбился от такого сравнения. Гадко прохихикав, парень спросил:       — Тебе просто не хочется работать, да, Лау?       — У вас что-то намного интереснее таксопрома, граф, — Лау засмеялся, включая щелканье поворотника, — А еще я отлично торгуюсь.       — Ты собираешься торговаться с Полом Смитом? — спросил Никки полным скептицизма голосом.       — Почему нет? По-моему, я вылитый колумбиец!       Эстель слушал их в пол уха. Больше всего ему нравилось наблюдать, как перекашивается лицо демона. Наверное, он не так представлял себе их контракт. На счет денег он не переживал. Прикажет Себастьяну вернуть и заработать — подчинится. Сейчас он инвестировал в свою месть. Приказать демону недостаточно, чтобы удовлетворить все наболевшее и накипевшее. Демон свое получит, так что Эстель мог использовать его как удобный инструмент и выточить свое новое произведение искусства под названием «отмщение».       Лау въехал на склон подземной парковки так торопливо, что машина подпрыгнула, и Себастьян, непривычный к чему-то кроме карет и римских колесниц (а именно так представлял Эстель каждый раз, когда видел растерянное лицо демона), схватился за ручку над сиденьем с видом перепуганного зверька. Если так можно было описать его бесстрастное лицо, которое Эстель научился различать по движению бровей и малозаметных мимических мышц. Себастьян на людях хорошо скрывал свои чувства. Эстель был исключением: он давно понял, насколько на самом деле эмоционален демон.       Свободное место нашлось на третий круг. Лау все-таки увязался с ними, и на этот раз Эстель гнать его не стал. Его окружение неожиданно расширилось, однако оставалось его собственным, а не брата. Поэтому он не противился. Полезно иметь своих людей. Люди — ресурсы, которые можно использовать на пути к своей цели. Осознав в полной мере, что он хочет, Эстель нашел себе оправдание, чтобы не отталкивать посторонних. Себастьян с любопытством оглядывал серые бетонные блоки парковки, но глупых вопросов предсказуемо не заставал.       — «Золушка» ты наша, — ласково ворковал Лау, активно жестикулируя руками. — Приоденем, принарядим, любой принц обзавидуется.       — Платить буду я, а то больно ты радуешься, — Эстель пихнул его локтем под ребро, обгоняя на выходе в раздвижные автоматические двери.       — С деньгами, граф, можно заставить и чертей жернова крутить. — Лау развел руки в стороны, деланно обиженно потирая ушибленный бок. Себастьян слегка приподнял брови, и их таксующий друг весело пояснил: — Китайская пословица.       — Деньги — слишком малая плата, хотя, если речь о чертях…       — Эстель, куда мы направимся для начала?       Эстель остановился у информационного стенда и задумчиво выбирал масштаб карты, пытаясь сориентироваться, какой магазин посетить первым. Он не сомневался, что подобрать одежду Себастьяну не займет много времени, потому что демон обладал универсальной внешностью. Все упиралось в соблазн поиздеваться над ним и заодно показать мир без особых прикрас. У Себастьяна нервный тик вызывал интернет, что говорить о материальном окружении.       — Кто-то из вас пойдет за бельем, найдите что-то похожее на Харлетт, — Эстель наклонил голову на бок в задумчивом жесте и смахнул несколько схематичных залов в сторону, пока Никола рядом старательно записывал в заметках поручения и отмечал, что ему обязательно нужно забить в поисковике название бренда. — Для начала, надо подобрать что-то на лето и обувь. Потом костюм на свадьбу моего брата. Верхнюю одежду тоже было бы неплохо, дождей пока не обещают, но мало ли. Домашнее туда же. То, что есть сейчас, совершенно не годится.       — Вы слишком входите во вкус, — Себастьян заглянул через его плечо и встал рядом, протягивая руку к табло, чтобы провести по экрану и увидеть, как двигается картинка. — Не думал, что в вашем возрасте людям нравится играть в куклы.       — Нечасто в мое распоряжение попадает такая «Барби», — Эстель покачал головой. — В детстве я хотел стать игрушечным магнатом. Считай, перекладываю на тебя нереализованные мечты.       — Вам достаточно просто сказать мне, чего вы желаете, — Себастьян скосил на него недолгий взгляд.       — Если я не добьюсь желаемого сам, то это того не стоит. Значит, не очень-то и хотелось, — возразил парень, оборачиваясь к компаньонам. — Никки, ты отправляешься за бельем, еще соври мне, что не определишь размеры на глаз. Лау, ты с нами. Начнем с базовых вещей гардероба.       — Я тебе какое зло сделал? — Никола немного покраснел от возмущения. Эстель нахально улыбнулся. — Почему я? Это же не мне нужно!       — Не мне же этим заниматься? Что до Себастьяна, то сам понимаешь, у него и так в любой момент может случиться культурный шок.       — Он не случится, — поморщился демон, едва скрывающий то, как сильно его оскорбили.       — Мне все еще хочется спросить, почему мы собираем вашего делового партнера как девицу на выданье, но я не буду, — вклинился в их разговор Лау, широко улыбаясь и цепляясь за плечи Эстеля. — Это весело.       — Не спрашивай ни о чем, Лау. Тогда будет еще веселее.       К выбору одежды для Себастьяна Эстель относился крайне серьезно и ответственно. Они заходили в магазин за магазином, придирчиво разглядывали вывешенные в ряды вещи и сложенные стопки на полках. Несмотря на годы, проведенные в среднем ценовом сегменте и умению охотиться на яркие бирки в скидочный сезон, он не забыл, что такое роскошь и пара лишних нулей рядом со значком фунта. Будучи выходцем из золотой молодежи, Эстель не боялся тратить деньги. И пускай в первое время, когда он только сбежал из дома, он несколько раз сильно обжегся, не сумев морально себя перестроить до конца на новый уровень жизни, он быстро вошел в раж, испытывая особенное садистское удовольствие в опустошении банковской карты, подвязанной к его персональному счету, к которому имел доступ отец.       Как и ожидалось, чтобы ни примерял Себастьян, все садилось как влитое, и из-за шторки или дверцы примерочной всегда выходил писаный красавец, привлекающий внимание. Они сидели втроем (Никола вернулся после неловкого рейда с пакетом) на диванчиках либо пуфиках и едва ли не синхронно начинали разглядывать модель дня. На них оглядывались консультанты и другие посетители, но Эстеля это не волновало: пусть видят, пусть, если нужно, узнают. Пусть фотографируют, отправляют фотографии в твиттер и репостят раз за разом, пока неравнодушные адепты его брата не станут во всю обсуждать громкую новость: «Сегодня Сиэль Фантомхайв засветился в Харродсе, собирающий лук какому-то своему знакомому. Стойте… Может это не Сиэль, а его младший брат? Ведь он слепой на один глаз!»       — Некрасиво.       — Мне тоже не нравится.       Никола и Лау пожали друг другу руки, почувствовав прилив единения, прямо через Эстеля, недовольно фыркнувшего на такое пренебрежение в свою сторону. В модных критиках он не ошибся. Немного привыкшие к внешности Себастьяна, они могли здраво оценивать общую картину. Это уже был четвертый смокинг, и все безумно устали. Пакеты и коробки с обувью складировали рядом с кассовой стойкой, чтобы они не загромождали проход. Они провели в торговом центре четыре часа, Никола постоянно жаловался на голод, а Лау уже один раз в одолженной у масс маркета тележке увез половину купленных вещей и, с его слов, заполнил две трети багажника. Эстель тоже устал, но ни капли не пожалел, что пошел на такую долгую мучительную пытку шоппингом.       — Ему полосочка ни к селу ни к городу. Я голосую за первый вариант.       — Там стрелки на брюках просто ужасные. Замучаешься их гладить.       — Мы делаем из него чикагского мафиози или одеваем его на свадьбу? Никакой полоски.       — Серый как-то бледно смотрится. А черный — слишком скучно. Бордовый — вульгарно.       — Можно оставить рубашку бордовой, а костюм взять белый.       — Я напомню, свадьба не его, а моего брата. Никакого белого костюма. Он не должен затмить Элизабет.       — Тогда, может, нам подобрать парные костюмы?       Себастьян, уже переодетый в новый образ и увешанный всеми возможными аксессуарами, выбранными не столь из-за дизайнерских соображений, а от желания Эстеля, чтобы тот помучался в переодеваниях, нес в руках две вешалки с темно-синими костюмами. Они втроем обернулись на него, разом замолчав и задумавшись. Эстель не успел открыть рот, чтобы отказаться:       — Слушай, а это отличная мысль. Правда, люди могут решить, что вы встречаетесь, но это можно объяснить.       — Цвет хороший. Он подойдет и тебе, и графу, — согласно кивнул Лау. — Ну-ка, граф, идите примерьте-ка тоже.       — Э?       Его силой затолкали в соседнюю примерочную и всучили пиджак с брюками и перекинутым через перекладину вешалки галстуком. Эстель выглянул обратно, столкнулся с взглядами, полными надежд, и устало закатился обратно, чтобы начать переодеваться.       — Вы достаточно развлеклись сегодня за мой счет? — спросил Себастьян через стенку. Эстель пожал плечами, снимая с себя футболку и вешая ее на крючок. Снаружи их наверняка не слышали. — Вы потратили почти пятьдесят тысяч фунтов. Не перестарались ли вы?       — Ты вернешь эти деньги сторицей, — ткань рубашки приятно прикоснулась к коже. Пуговица за пуговицей. — Хотя, дело не в деньгах, Себастьян. А в том, что эти деньги могут дать и какую цепочку событий я запустил. Мы потратили не больше, чем я планировал, вопрос времени, когда отец захочет проверить мой счет и когда дозвонится до меня с вопросам, какого дьявола я творю.       — Вы слишком самоуверенны.       — В шахматы меня не мог обыграть даже Сиэль, — поверх рубашки на плечи упал и пиджак. Эстель слегка покрутился у зеркала, просунул руки в рукава и удовлетворенно хмыкнул. — То, что я в своей жизни ничего не менял, не означает, что я не мог этого сделать. У меня не было мотивации.       — Стало быть, сейчас, у вас эта «мотивация» появилась? — Себастьян постучался к нему легким барабанящим звуком в стенку. — Неужели все дело в нашем контракте? Чтобы взять все в свои руки, стоило продать душу?       Эстель не ответил, осекшись на выдохе. Довольная улыбка сошла с его лица. В отражении он увидел себя. Не того, что раньше. Не потерянного молодого парня с мешками под глазами и ощущением тяжести на плечах. А того, кто может перевернуть мир, если захочет.       — А вот так даже и не скажешь, что они одинаковые. Смотрится вообще по-разному, — вынес вердикт Никола, когда они вдвоем вышли показаться помощникам и взглянуть на себя в большое зеркало. — Мне нравится. Это лучшее из того, что мы сегодня видели. Что думаешь?       — Хочется немного волосы собрать, заколку какую-нибудь, — покивал китаец. — Граф, может тебе бантик на шею повязать, как котенку? Тебе пойдет.       Они и правда смотрелись хорошо. Одинаковые костюмы совершенно по-разному подчеркивали сильные стороны их фигур. Аксессуары придали бы необходимые различия, и казалось, что кроме цвета и кроя между ними нет ничего особенно общего. При этом, стоя рядом друг с другом, они не выделялись своей «одинаковостью». Эстель еще не покупал себе костюм на свадьбу брата, думал надеть старый, с школьного выпускного.       — Мне кажется, надо брать, — сказал Никола, тут же замахав руками и зажмурившись, когда Лау встал с соседнего места, чтобы найти бирку с ценником. — Не показывай мне эти страшные вещи, я и так близок к инфаркту!       — Значит, берем, — резюмировал Эстель, жестом подзывая консультантку к ним. — Такие же два костюма, но со склада пожалуйста.       — И идем на фудкорт, — Лау вальяжно проплыл между ними и легко похлопал Эстеля по груди, оглядываясь на Себастьяна и мило улыбаясь. — Даже я уже проголодался, что уж говорить о звезде дня. Только эту партию шмотья закинем в машину.       — Надеюсь, нам не придется вызывать второй кэб.       Лау довез их до Кингс-Кросса к полудню. Высадил, помахал рукой на прощание, прочитал напутственную китайскую мантру по Конфуцию, и уехал. На пару дней они с Себастьяном взяли большой общий чемодан и по спортивной сумке. Жара настигла Лондон и никого не щадила под гнетом. Дома они едва ли не дрались за напольный вентилятор: побеждала Леди Кошка, снова оставшаяся гостить у Николы. Начало июля стало душным, без дождей. В колледже начались каникулы, у Эстеля — академический отпуск до зимней сессии.       Пять часов до Эдинбурга. Эстель выкупил купе для них двоих, чтобы никто не мешал. Маленькая милость его ручному демону на поводке: тот совсем замотался, изучая мир. Оказалось очень забавно наблюдать, как в истории поиска на общем канале ютуба становится все больше видео с кошачьим грумингом и подкастами асмр-мурчания на два-три часа. Интернет сначала вызывал у Себастьяна едва ли не панику: чересчур большой поток информации отовсюду. Внешне демон никак не показывал свои затруднения, но Эстель видел обратную сторону вежливо-учтивой маски. Несмотря на зудящее желание подшутить и поиздеваться над исчадием ада, Эстель почти не комментировал и не мешал ему. Тем более, что Себастьян обучался с нечеловеческой скоростью. Первые дни он старательно обходил воющие драйвера ноутбука стороной. Потом стал заглядывать издалека, будучи чем-то занят по дому, а дальше привык к гулу включенного на фон фильмов и со временем начал комментировать увиденные картины. Кошачьи ролики сыграли не последнюю роль в адаптации, пусть это и стоило ревности Леди Кошки, отказавшейся уходить спать к Себастьяну после экспериментов с её шерстью и кухонными ножницами. За что ни брался демон, все у него быстро выходило на нужный лад.       Проносящиеся за окном пейзажи не сильно отличались от тех, что вырисовывались человеческой кистью над ландшафтом на пути в Истборн. Себастьян сидел напротив и неспешно чистил карманным ножиком апельсин, складывая ошметки кожуры в пакет-урну под столом. Эстель испытал легкое чувство дежавю. Об этом он хотел поговорить уже давно, но не находилось повода.       — Существуют ли прошлые жизни? — спросил он совершенно внезапно. Поезд вез их по рельсам на север, солнце пересекало небосвод над их головами и пробивалось крупными световыми столпами вниз, разрезая большие, но нечастые облака. Вдалеке Эстель видел, как тень перемешивалась со светом, отчего небо казалось еще насыщеннее. Все пестрило цветами. Весна запомнилась голой и холодной. Лето в противовес ей в один момент преобразилось в шум изумрудной листвы и яркие краски. Эстелю нравилось наблюдать за переменами в природе и видеть контраст, упущенный раньше. Себастьян закончил чистить апельсин и цветком выставил вверх сочные дольки. Запахло кислым.       — Души перерождаются, но нельзя назвать эту цепочку перерождений «жизнями». Душа — это не личность, сформировавшаяся пока субъект живет. Это особенная материя, которая олицетворяет саму суть жизни, — Себастьян протянул апельсин ему через стол. Эстель, задумавшись, взял одну дольку и закинул ее в рот. — Вам достаточно понятно то, как я отвечаю?       — Да, вполне, я не идиот, — Эстель оперся локтем на небольшой выступ от окна и подперев ладонью щеку. — Или ты сомневаешься?       — Разве я могу? — Себастьян улыбнулся. Эстель не ответил, чтобы в воздухе повисло невысказанное «Ты — очень».       — То есть душа не хранит воспоминания о предыдущем воплощении.       — Отнюдь. При повторном запуске цикла, душа ранится. Пачкается, если так можно выразиться. Души, «переродившиеся» множество раз, чаще всего самые мерзкие на вкус, — Себастьян положил апельсин в бумажную тарелку и откинулся назад, смахнув прядь волос с лица. — Могу я спросить? Почему вы заинтересовались подобным?       Эстель перевел взгляд с вида за окном на него, слегка сощурился, раздумывая, ответить или нет. Себастьян любил смотреть на него вот так: лукаво, с насмешкой, как на глупца, пытающегося найти новое знание, способное сотворить из него гения. Такой взгляд не мог не раздражать, но со временем привыкаешь и к такому, особенно когда жизнь приучила носить ярлык недооцененного. Обесцененного.       — Мне раньше, бывало, снилось всякое. Когда я стал вырезать тебя из камня, эти сны стали ярче и чаще сниться. Потом какое-то время их не было, но вчера я снова видел сон. Мне показалось это странным и слишком… реальным.       — Ваша душа еще не проходила путь перерождений. Особенность всех однояйцевых близнецов, — Себастьян отрицательно покачал головой. — Что вам снилось?       — Ты же не будешь разбирать мои сны по Фрейду?       — …Эстель, — у Себастьяна так и норовило выскользнуть в потоке слов преданное «Ваша Светлость». Переучить говорить демона по имени оказалось в разы сложнее, чем привыкнуть слышать свое. Больше не было бульканья, белого шума или скрипа-шороха проводки в стенах. Перед глазами не плыли мыльные пузыри. Не лопались, рассыпаясь на бессвязную линию голосов. Себастьян проткнул кокон, назвав его по имени, вырвался за скобки и троеточие, а теперь никак не мог позволить себе продолжать говорить-говорить-говорить, хотя прав на это у него было больше, чем у кого бы то ни было еще.       — Мне снилось, что я настоящий граф. Но мне тринадцать. Моего брата убили сектанты на моих глазах. Ты играл с его мертвым телом. Да, ты там тоже был. Забавлялся, издеваясь надо мной, запертым в клетке, — Эстель прижался пальцами к трясущемуся стеклу, пытаясь ощутить вибрацию от стука шпал. Поезд все ехал и не останавливался. Они дальше и дальше отдалялись от Лондона, приближались к особенному аккорду реквиема последних лет. — Но, в итоге, ты стал моим слугой. Не знаю точно, что там было, но знаю, что мы вот так как-то куда-то ехали, ты также чистил апельсин… интересно, это гонка мозга или что-то еще? Я подумал, что, может, ты прицепился ко мне как банный лист из-за этого. Из-за прошлого.       Себастьян прикрыл глаза, неотрывно глядя на него. Эстель чувствовал обжигающий голодный взгляд на себе каждой клеточкой своего тела. Так смотрели на изысканный ужин после долгой праздной прогулки вдоль морского побережья или на набережной Темзы. Так смотрели на произведение кулинарного искусства, сотворенное руками опытного шеф-повара, и которое не хотелось есть как можно дольше, чтобы разогреть аппетит.       — Есть два объяснения подобному сюжету, — Себастьян повел плечами, скрещивая руки на груди, и подобрался. — Первый и самый простой: ваши сны можно разложить, как вы сказали, по Фрейду, как ваши будничные переживания. Однако этот вариант не вяжется с указанной вами хронологией. «Меня» вы увидели уже после начала подобных снов.       — И какой же, по твоему мнению, второй вариант?       Выдержав паузу, Себастьян ответил:       — Вы видите то, что находится за гранью этого мира. Полагаю, из-за того, что ваша семья в целом имеет высокую чувствительность к потустороннему. Вы сталкивались со жнецами, к примеру. Я склонен предполагать, что эта чувствительность сыграла с вами злую шутку, и вы связались с одной из многочисленных альтернативных реальностей. Но это пересечение рано или поздно закончится, поэтому и ваши сны не продлятся вечность. Сейчас вы стали более стабильны в этом вопросе, чем были «до», за счет нашего с вами контракта, закрепленного печатями и взаимным соглашением.       — Получается, «другой я» тоже видит меня сейчас? — Эстель поежился. Сама мысль, что за ним мог кто-то подглядывать вызывала в нем волну мурашек на коже, и не важно, что это был он сам из альтернативного мира.       — Не исключено. Должно быть, с той стороны тоже произошло что-то оголяющее, если так можно выразиться, — согласно кивнул Себастьян. — Вы бы не хотели этого? Мне не сложно разорвать установившуюся связь, но для этого мне придется вернуться в чертоги вашего разума в моем естественном воплощении и пробраться в те места, куда даже вам ход заказан.       Эстель вспомнил свой монохромный внутренний мир. Серый мелкий песок, перетекающий в выжженную пустошь, нефтяной мертвенно-спокойный океан, холодная галька, разбросанная вдоль берега стеклянными осколками. Он всегда стоял посреди моря, смотрел за горизонт, ища белый диск луны или солнца и ни разу не выходил на береговой откос. За спиной шумели сухие бесплодные ветви деревьев, вонзенные в облачное небо черными хрупкими капиллярами. Ему не хотелось, чтобы тот «Эстель» видел его жалкие попытки к существованию и примирению с депрессией. «Тот» — сильный, сумевший двигаться вперед, несмотря на всю пронесенную с годами боль. «Здесь» Эстель остановился перед распутьем, чувствуя, как терпеливо держат за ладонь. «Там» — шел, подобно святому, по водной глади моря, ведомый под руку воплощением тьмы. И «там», и «тут» подставлял свой локоть именно Себастьян. Раскрывал свой зонт, желая уберечь от начинающегося дождя и не дать его каплям смешаться со слабовольными слезами, стекающими вниз из-под полуприкрытых век.       — Не стоит, раз ты говоришь, что со временем оно пройдет само, — Эстель потерял всякий интерес к разговору и достал из кармана запутавшиеся белые проводные наушники. — Пусть остается как есть. Мне жить не мешает, просто было немного любопытно. Тому «мне» явно тяжелее, чем мне, поэтому пусть во снах он видит что-то хорошее для разнообразия.       Закинув еще одну дольку апельсина в рот и поморщившись от кислого сока, Эстель запихнул спортивную сумку в угол между койкой и стенкой поезда. Снял обувь, небрежно составил ее под стол, занял полулежачее положение, запрокинув ногу на ногу, и уткнулся в телефон, настраивая себе подходящий под настроение плейлист.       Спотифай решил, что будет проигрывать песни о любви и расставаниях, словно Эстель нуждался именно в них, когда ехал на встречу с братом у чужого свадебного алтаря. Пролистав несколько знакомых-незнакомых композиций, Эстель сдался и отдался на растерзание калифорнийскому инди-року прямиком из Таузанд-Окс. Себастьян его не трогал, он достал из сумки одну из парочки взятых с собой книг. Эстель скосил на него взгляд и фыркнул, сдерживая смешок, заострив взгляд на обложке.       — Белла уже узнала, что Эдвард вампир? — не выдергивая наушник из уха, в воздух спросил Эстель.       — Вам не хватило, как вы мне заранее сказали, что Гарри Поттер — хоркрукс?       — Я дал тебе время погрузиться.       — Вы сказали мне об этом на первой книге.       — Но ты тогда еще не знал, что такое хоркруксы.       Себастьян читал не только учебники и научные журналы. Любой вид средств массовой информации, газеты, новостные сводки, радио не остался без пристального внимания. Себастьян поглощал все, что мог усвоить и использовать в своих интересах. Большое влияние на демона оказали художественные фильмы и литература. Книги он читал или слушал в аудио-формате с ускорением в два-три раза. Фильмы и сериалы смотрел также ускоренно, если Эстель не присоединялся за компанию. Тогда приходилось замедляться. То, что современный человек узнавал на протяжении своей жизни, Себастьян укладывал в своей голове за какой-то месяц. Как признавался сам демон, то, что он видел будучи «бестелесным», не шло ни в какое сравнение с тем, в какой безудержный поток попал, когда обрел физическое тело.       Будучи ребенком, Эстель обожал мультики диснеевского производства, тайно от родителей смотрел американский канал «Картун-Нетворкс» (они считали, что мультики на этом канале не такие возвышенные и правильные, поэтому находились под строгим запретом вплоть до четырнадцати лет, когда им, в общем-то, стало все равно на многие вещи) и горевал, когда «Джетикс» вытеснили с телевещания. Иногда он высчитывал время эфира, чтобы попасть на любимую серию восхищавшего его «Бен-Тена» и мечтал носить на руке крутые инопланетные часы «омнитрикс». Сиэль его тягу в подобным кислотным мультикам не разделял. Ему нравились классические творения «Двадцатого века Фокс» и «Варнерз Бразерс», особенно «Луни Тюнз». Эстель шутил, что Сиэль питал слабость к маленьким славным пташкам по типу Твити совсем как старый знакомый их семьи мистер Друитт. Только спустя годы Эстель узнал, что мистер Друитт вовсе не «несостоявшийся орнитолог». Сиэль всячески отрицал свою потенциальную связь с дядей Алистером, считая, что это как минимум оскорбительно, и если кого ему подобает любить, то только Багза Банни, потому что он — главный герой. Любить можно не только главных героев, братец, хотелось сказать тогда Эстелю, но как и многие свои мысли, эту он придержал при себе. Главные герои не заслужили к себе особенного отношения просто потому, что их поставили в центре чьего-то повествования. Слишком много чести. В жизни так не работает, потому что ты — свой главный герой, но к тебе почему-то по особенному не относятся. Правда, если ты не Сиэль Фантомхайв, конечно же.       Ко всему созданному человечеством Себастьян относился с легким недоверием и скептицизмом. Мультфильмы входили в этот список на первом месте. Он предпочитал спокойное искусство без лишнего ажиотажа. Ему нравилось рассматривать фотографии известных картин, оцифрованные изображения фресок и даже икон. В нем что-то делилось между живым и мертвым, и мертвым он считал именно мультипликацию. Эстель стал сбрасывать ему в чат ссылки на все то, что считал более-менее вызывающим эмоциональный отклик и заставил демона составлять короткие рецензии на просмотренный список. «Вакфу» показался Себастьяну слишком инфантильным; «Ледибаг» вызвала нервный тик и немой вопрос «за что?»; «Адский Босс» и «Отель Хазбин» он раскритиковал за неточность, несмотря на то, что Эстель четко обозначил сериал художественным вымыслом.       — Я застал самую первую анимацию, — рассказывал Себастьян, когда они встали на добрые десять минут в районе Йорка. У Эстеля затекла спина и он не смог задремать, никак не подобрал удобную позу, поэтому пристроился к заранее скаченному на телефон мужчины сезону «Психопаспорта», что Себастьян тоже не одобрил, но тайно подглядывал. Так тайно, что Эстель об этом прекрасно знал. — Покадровый рисунок, шевелящийся на скорости. И где это сейчас. Похоже чем-то на сбор душ. Что говорить о жнецах, они в технологиях всегда заглядывали в будущее. Они собирают души как киноленту жизни. Помнится, в мое время у одного жнеца была настоящая бензопила, когда как в то время о них еще и не слышали.       — Ты знаком со жнецами? — дела прошлого мало интересовали, если речь не шла о таком же потустороннем. Себастьян хрустнул шеей, пытаясь занять положение получше, у него и самого затекло все тело. Поезд тронулся с тяжелым лязгом о рельсы.       — Жнецы, как я уже сказал, собирают души. Демоны же их похищают и ими питаются. Можете догадаться: знакомство у нас сомнительное, но некоторых я знал лично.       Себастьян поежился, словно вспомнил о чем-то очень мерзком.       — Между прочим, из вашего окружения, я знаком с двумя жнецами. Одного из них я предпочел бы не видеть никогда. К слову, именно у него и была бензопила.       — Значит, в моем окружении еще и жнецы есть, — закатил глаза Эстель, мало обрадованный новостью. — Кто еще? Ангелы? Стой, не отвечай. Я не хочу знать.       — Мистер Ландерс, кажется, — Себастьян принял задумчивый вид, поднеся руку к лицу и прикрывая глаза. — В нем есть что-то… Святое. Я видел его всего пару раз, когда ждал вас у колледжа. До ангела, конечно, не дотягивает, они все давным давно отправились в путешествие сквозь миры за Творцом.       — Ходили слухи, что он священник, которого когда-то лишили сана. За что, правда, не знаю. Но он смог бы опознать тебя? Или мистера Фаустуса?       — Даже если бы во мне признали демона, это ничего бы не изменило. Он — всего лишь человек и сделать ничего не смог бы.       — Как и я, — Эстель взглянул на него краем глаза. Себастьян посмотрел на него в ответ долгим нечитаемым взглядом. — Я ведь тоже всего лишь человек.