A Collision in Slow Motion

Дотторе смотрит. Всё чаще и чаще он ловит себя на том, что снова отвлёкся от работы и, как зачарованный, пристально смотрит на него. Смотрит и не может насмотреться. Каждый раз его до костей пробирает жгучее чувство стыда, но поделать с собой он всё равно ничего не может. Он эту войну проиграл уже давно, когда в тот судьбоносный день впервые увидел банкира. Огромным усилием воли он заставляет себя отвести взгляд и вернуться к своим расчётам. И мысленно благодарит маску за то, что Панталоне ничего не подозревает о том, как часто и как жадно его разглядывают. В кабинете Панталоне тепло и уютно, в камине бодро потрескивает огонь. Они сидят в креслах друг на против друга, каждый занят своей работой. Все свободные вечера они теперь проводят вот так, вместе, и Дотторе настолько к этому привык, что с трудом может поверить в то, что четыреста лет как-то жил без этого. Панталоне бормочет про себя какие-то числа, переворачивает страницу толстенного финансового отчёта. И снова Дотторе поднимает на него глаза, снова пожирает взглядом каждый его жест. То, как он убирает с лица и заправляет за ухо чёрную волнистую прядь. То, как он, задумавшись о чём-то, крутит цепочку очков между пальцами. Тихо. Не играет музыка. Лишь когда они с Панталоне вдвоём, тишина не сводит его с ума. Боги... Это чувство в его груди, оно просто невыносимо. Когда они впервые встретились, он ошибочно принял его за раздражение, злость, ненависть. Будь оно так, всё было бы проще. С ними бы он как-нибудь справился. Но вот любовь–... Он месяцами пытался отрицать это. Он не был способен полюбить кого-то. Не хотел быть способным любить. Любовь — это мелочное человеческое желание, от которого одни лишь беды. Личные отношения ничего не дают и только отвлекают от работы, этому печальный опыт с Сохре в молодости научил его сполна. Но... Панталоне так внимательно слушал его. Касался его, и не отстранялся от ответный прикосновений. Интересовался его работой, задавал вопросы и увлечённо спорил. Посещал его лабораторию, наблюдал за его экспериментами без страха в глазах. Общался с его сегментами так, словно один факт их существования не был чем-то противоестественным и гротескным. Как, как Дотторе должен был устоять? Как должен был не потерять покой, мечтая лишь о том, чтобы прижаться к нему всем телом и–... Уже на протяжении целого годы мечты остаются мечтами. Дотторе даже и думать не смеет о том, чтобы попытаться что-то предпринять. Он не может. Он не должен. Он не имеет права подвергать столетия работы риску, позорно поддавшись собственной слабости. И всё же, иногда он–... Нет, нет. Он слишком хорошо понимает, насколько ужасны могут быть последствия. Триста лет назад Пьеро уже убил двух Предвестников за то, что друг друга они любили сильнее, чем Царицу. Не преминет он сделать это и снова. Понимает Дотторе и то, что чувства его не взаимны. Разве может быть иначе? Он – самый настоящий монстр, скорее механизм чем живой человек, изуродован во всех смыслах этого слова. Да, Панталоне уважает его за силу и интеллект, считает своим бизнес-партнёром, даже готов проводить время в его компании... Но рассчитывать на что-то большее было бы вершиной наивности. Дотторе должен довольствоваться тем, что имеет, и не дурить. Последнее, что он хочет, так это испортить их отношения. Он этого просто не переживёт, он–... Ох, как же он попал. Ведь рано или поздно он всё равно его потеряет. Панталоне смертен, и каждый день, каждый час он на шаг ближе к смерти. Дотторе может это исправить. Изменить его. Иногда он закрывает глаза и представляет, как тёмной ночью похищает Панталоне из его спальни, запирает в своей лаборатории и начинает череду процедур и операций, призванных даровать ему бессмертие. Вот только процесс этот — долгий и невообразимо болезненный, Панталоне потребуются годы на восстановление. И вряд ли Дотторе когда-нибудь сможет вымолить у него прощение за это. Поэтому, он просто смотрит. Смотрит, мечтает и изнывает от жажды, которую ничто не может утолить. Старается каждую свободную секунду провести с Панталоне, ловит каждое его слово, каждое движение. Прекрасно понимает, что ведёт себя жалко, но внутри бурлит столько эмоций, что думать о сохранении собственного достоинства просто нет сил. — Ты уже закончил с работой? — спрашивает Панталоне. Дотторе быстро опускает глаза и утыкается в свою записную книжку. — Почти. Панталоне встаёт с кресла и неторопливым шагом подходит к нему. Дотторе жадно вдыхает запах его одеколона. Дорогая древесина и мускатный орех. — Опять всё те же расчёты? — Да, перепроверяю всё в последний раз. И тебе, между прочим, стоило бы поблагодарить меня за это – я ведь для тебя стараюсь. — Ох, я благодарен. Просто мне уже начинает казаться, что твоя осторожность переходит границы с паранойей. — А мне начинает казаться, что стоило просто дать тебе Глаз Порчи массового производства, чем тратить столько сил и времени на создание персонализированного, — Дотторе стучит ручкой по бумаге. — ...Я просто хочу быть полностью уверен в том, что твои биометрические параметры стопроцентно с ним совместимы, вот и всё. — Ладно-ладно, хорошо. Ты же всё ещё успеваешь закончить к завтрашнему вечеру, верно? — Да, разумеется, — Дотторе уже ко всему подготовился. Он забронировал тренировочную площадку на всю ночь, чтобы никто не смог им помешать, и лично расскажет и покажет Панталоне, как правильно пользоваться Глазом Порчи. Он не по наслышке знает, сколь губительно может быть их влияние на простой человеческий организм, а потому намерен проконтролировать каждую мелочь. А если что-то пойдёт не так, то он сможет сразу же вмешаться. — И даже все твои безумные требования к дизайну мне не помешали. Панталоне треплет его по голове, как собачку. — Хороший мальчик. Дотторе чувствует, как по венам бегут электрические разряды, внизу живота растекается приятное тепло. Он до боли впивается пальцами в колени, вжимается в спинку кресла. И пытается заново вспомнить, как составлять отдельные слова в осмысленные предложения. — А ты... Ты уже закончил на сегодня? — Да, наконец-то. Ты просто не поверишь, на что Арлекино просит выдать ей финансирование в этот раз. Эта женщина всё не перестаёт меня удивлять. — Моё предыдущее прошение ты отклонил, так что–... — За кого ты меня принимаешь? Конечно же я не собираюсь выделять ей деньги на постройку целого театра. Клянусь, она пытается за наш счёт перестроить весь Кур-де-Фонтейн. Ты только взгляни, — он небрежно берёт листок со своего стола и машет им у Дотторе перед лицом. — Она хочет, чтобы я дал ей миллиард моры. Немыслимо. У Дотторе по спине от чего-то ползут мурашки. — А ты говоришь, что это я трачу много денег на всякую херню. — Ох, вы оба хороши, — Панталоне поправляет свои очки. — Хотя, признаю, ты мне нравишься гораздо больше. Дотторе глубоко вдыхает, считает до трёх, выдыхает. Механическое сердце быстро и часто бьётся о рёбра, угрожая их переломать. Он резко встаёт на ноги и не моргая наблюдает за тем, как Панталоне убирает финансовый отчёт в одну из бездонных полок своего стола. — Полагаю, ты уже собираешься идти спать? — Да. Завтра мне придётся встать пораньше, если хочу успеть закончить мою утреннюю тренировку перед тем, как отправлюсь в город. Мне предстоит уволить старшего менеджера отделения нашего банка в Сумеру, и нас с ним ждёт очень неприятный разговор. Дотторе многое отдал бы за то, чтобы хотя бы одним глазком взглянуть на то, как Панталоне упражняется в стрельбе из пистолета и метании ножей... Но он никогда и ни за что не признает этого в слух. — Не прибедняйся. Мы оба прекрасно знаем, как сильно ты на самом деле любишь увольнять людей. Панталоне обезоруживающе улыбается и уходит от ответа. — Лучше скажи мне, когда ты в последний раз спал? Дотторе и сам этого не знает. — Не помню. Ничего, как потеряю сознание от переутомления, вот тогда и посплю. — Звучит не слишком здорово. — Это не имеет значения, я ведь не–... Панталоне подаётся вперёд. — Я боюсь даже представить себе мешки у тебя под глазами. Это не первый раз, когда он тонко намекает на то, что хотел бы увидеть Дотторе без маски. И это не первый раз, когда Дотторе подобный намёк игнорирует. — Ну так не представляй, никто тебя не заставляет. Панталоне вздыхает. Они выходят из кабинета, молча идут по тёмным коридорам и галереям. Днём здесь всегда полно народу, гудят голоса и грохочут шаги. Но сейчас, ровно за час до полуночи, царит гробовая тишина. Если кто-нибудь уронил бы булавку, звон прокатился бы по всему этажу. Дотторе и Панталоне не по пути. Комната Девятого и лаборатория Второго находятся в противоположных концах Заполярного Дворца. Они оба, очевидно, прекрасно это знают. Но каждый раз Дотторе провожает Панталоне до самой двери. И каждый раз Панталоне хватает такта ничего по этому поводу не говорить. Слава Царице. Он не думает, что смог бы подобрать правильные слова, чтобы хоть как-то объясниться и не выдать при этом свои истинные чувства. Они пересекают пустынную залу с высокими арками, сворачивают в боковой проход. И натыкаются на Сандроне. Которая, какого-то хрена, стоит прямо посередине коридора и что-то чинит. После того визита в лабораторию, следующее несколько месяцев она особенно ярко выражала свои презрение и ненависть к Дотторе. Но, стоило ей понять, что не только её бюджету ничего не угрожает, а Панталоне даже согласился дать ей прибавку, и пыл её моментально поубавился. Более приятной в общении она, правда, всё равно не стала. Дотторе по возможности старается избегать встреч с ней — каждый раз она на него смотрит так, будто видит насквозь. — Мисс Сандроне, — приветствует её Панталоне. — Панталоне, — отзывается она. На Дотторе даже внимания не обращает, и продолжает копаться в нише в стене, переподключая синие и красные провода. Проверяет, что система безопасности работает в штатном режиме. Эту обязанность она взяла на себя с самого первого дня в организации, и с тех пор стабильно справляется с ней. Дотторе злобно скалится и готовится сказать всё, что он о ней думает. Но, прежде чем он успевает хотя бы открыть рот, Панталоне наступает ему на ногу. Ну и ладно. Ну и пожалуйста. Не очень-то и хотелось. Они проходят мимо, и можно было бы предположить, что на этом месте их неприятная встреча должна завершиться. Но нет. — Не знала, что ты водишь к себе в комнату кого попало, — ядовито говорит Сандроне им в след. Дотторе никогда не был в комнате у Панталоне. Даже думать об этом себе не позволяет. — Дотторе просто предложил проводить меня, — холодно отвечает Панталоне. — Нам нужно было закончить обсуждать его последний проект. — Ну разумеется. Они сворачивают за угол, и грудь Дотторе тисками сжимает тревога – одна из множества новых эмоций, мешающих ему жить. Панталоне выглядит раздражённым, в следующий раз он точно попросит Дотторе не провожать его, в этом не приходиться сомневаться. И всё из-за этой суки. — Ты же зайдёшь ко мне после обеда? — тихо спрашивает Панталоне, когда они останавливаются перед дверью в его комнату. Ладонь в чёрной перчатке ложится на дверную ручку. — ...Да. Принесу показать тебе твой Глаз Порчи. — Мм. Хорошо. Они молча смотрят друг на друга, неловкая тишина затягивается. На секунду Дотторе кажется, что в лиловых глазах проскальзывает что-то–... Он прогоняет глупые мысли прочь и отводит взгляд. — Спокойной ночи. Дверь закрывается. Дотторе облизывает пересохшие губы и ещё какое-то время просто стоит на месте, не может заставить себя сдвинуться. К себе он возвращается уже другим путём, дабы не столкнуться с Сандроне во второй раз. Но даже так, наслаждаться покоем ему приходится не долго. В лаборатории его ждут ни один, ни два, а целых семь сегментов. Так совпало, что четыре разные миссии завершились почти одновременно. — Почему ты никогда не приводишь его сюда? — прямо с порога набрасывается на него Дельта. Сегменты, с самого момента их создания, были и остаются абсолютно бесценными источниками новых и нестандартных взглядов на проблемы, полезнейших советов и креативных предложений. Дотторе знает, что всегда может рассчитывать на то, что они помогут решить любую поставленную перед ними задачу, мастерски справятся с любым порученным им заданием. Но, Царица милостивая, наблюдать за тем, как каждый из них по-своему мучается от неразделённой любви – это была самая настоящая пытка. В тот день, когда Девятый впервые посетил их лабораторию, Омега обругал своего создателями самыми последними словами. Наорали на него и Дельта с Тау, просто не так красноречиво. Все они были одинаково в ярости из-за того, что им на головы внезапно свалилось это новое ужасное чувство. Омега и Дельта настаивали на том, что банкира необходимо убить, причём незамедлительно. Тау предложил решение менее кровавое — искусственным путём избавить себя от возможности испытывать эмоции. Как именно он собирался это сделать, Прайм так и не понял. До этого он и так думал, что уже утратил способность хоть что-то чувствовать! Но время шло, с каждым днём он влюблялся всё сильнее и сильнее, и вскоре сегменты тоже перестали сопротивляться и поддались соблазну. Теперь они, наоборот, жутко злились и обижались, если Панталоне слишком подолгу не приходил в лабораторию навестить их. И всё же, Дотторе старается держать их от Панталоне подальше. Иные из них настолько плохо скрывают свои чувства, что глядя на них хочется одновременно и смеяться, и плакать. И ситуация лишь продолжает стремительно усугубляться. Теперь и вовсе дошло до того, что в лаборатории частенько слышны были грызня и пререкания. Звучали одни и те же вопросы: "Почему нам нельзя прикасаться к нему?", "Почему Прайм не желает делиться им с ними?", "Почему он даже не пытается ничего сделать?". В первый раз они сталкиваются с тем, что не могут заполучить того, чего хотят. И это убивает их изнутри, как самая настоящая и крайне заразная болезнь. — Ему просто не было повода спускаться сюда, — хрипло говорит Дотторе. — Херня. Конечно у него есть повод, у нас здесь его Глаз Порчи! Дельта сидит за столом вместе с Тау, Тетой и Бетой, тремя самыми уравновешенными и ответственными сегментами. Никогда они раньше не ладили, но на время работы над Глазом Порчи для Панталоне каким-то образом смогли заключить перемирие. За стойкой рядом ещё два сегмента, Эпсилон — самая юная версия Доктора, скромный, но впитывающий новую информацию как губка, и Лямбда — спокойный и безжалостный, сортируют записи по проекту "Элеазар". Именно над этим проектом Лямбда и Бета работали на границах Сумеру в течении почти целого года, и знать ничего не знали ни о Панталоне, ни о любви к нему. Но стоило им вернуться в Заполярный Дворец, и они тоже моментально "заразились". На столе перед ними переливается синим — элемент Гидро они выбрали за то, что он наименее склонен к "неприятным сюрпризам" — почти полностью законченный Глаз Порчи. Элегантная серебряная оправа, над созданием которой Тау так долго корпел, изящно поблёскивает в ярком свете ламп. — Завтра после обеда мы с ним встретимся в его кабинете, тогда я–... — начинает Дотторе. Дельта весь ощетинивается. — Пошёл ты... Что? — ...тогда я и покажу ему его Глаз Порчи. А вечером мы с ним пойдем на тренировочную площадку, и перед этим, скорее всего, он ненадолго зайдёт сюда. Услышав это, все до единого сегменты ощутимо приободряются. — А можно нам с вами? Мы тоже хотим посмотреть! — взволнованно спрашивает Эта. — Нет. Он не сможет нормально сосредоточиться, если на него будут пялиться лишние семь пар глаз. — Глаза видны только у меня и у Эпсилона... — бормочет Дельта. Эта горько вздыхает. — Прекратите. Мы ведь не хотим, чтобы Панталоне отвлёкся на нас и поранился, — подаёт голос Лямбда. Тау и Бета продолжают возиться с Глазом Порчи и не спешат вступать в спор. — Нахер пошёл! С Праймом он соглашается, нашëлся мне тут... Урод, — Дельта показывает ему кулак. — Но я очень-очень-очень хочу посмотреть на то, как он будет учиться управлять элементоо-ом, — ноет Эта. Дотторе до хруста стискивает зубы, слушая, как его сегменты спорят между собой. И чуть не срывается на раздражённый крик, когда чувствует, как кто-то дёргается его за подол лабораторного халата. — Когда он завтра придёт сюда, нам ведь можно будет с ним поговорить? — робко спрашивает Эпсилон. Дотторе отводит глаза. — Да. А потом он как можно скорее спешит удалиться в свой кабинет и сделать музыку погромче. С каждым месяцем эта некогда пустая комната наполнялась всё большим и большим количеством мебели и предметов декора. Сегменты из кожи вон лезли, чтобы сделать это место более "уютным" для Панталоне — возвращаясь с миссий, они теперь неизменно тащили с собой лампочки, свечки, статуэтки и прочий хлам, который, по их мнению, должен был понравиться объекту их обожания. Дотторе вспоминает свой последний спор со Скарамуччей, и ему хочется провалится сквозь пол. Они не говорили с ним с тех пор, как он вломился в его лабораторию, но их разговор всё ещё свеж в его памяти. Обвинения, слухи... Права была эта мерзкая кукла — он теперь всё делает ради Панталоне. Со вздохом он опускается на стул и, всего на пару минут, позволяет себе просто послушать музыку. Эту пластинку ему недавно подарил Панталоне. Сказал, что это одна из его любимых. Он снимает маску и указательными пальцами массирует веки. И давит, давит, давит на них до тех пор, пока перед глазами не начинают вспыхивать белые кляксы, а боль не становится слишком сильной. После этого, он надевает маску обратно и возвращается к своей работе. ** — Ох, — выдыхает Панталоне, когда Дотторе кладёт Глаз Порчи перед ним на стол. — Это всё, что ты можешь сказать? Одно только "ох"? — Нет. Я просто не ожидал, что он будет таким... красивым. Дотторе хочет рассказать ему, сколько времени он и его сегменты убили на создание дизайна. Но он не станет. — Можешь взять его. Панталоне так и поступает, аккуратно крутит его в руках. — Выглядит и ощущается как обычный круглый камень. Сложно поверить, что с его помощью возможно повелевать силой элемента. — Возможно, если знаешь, как им пользоваться. Этому я тебя сегодня и буду учить. — Мм, — Панталоне подносит Глаз Порчи ближе к лицу, подслеповато щурится. Он близорук, и Дотторе готов поклясться, что зрение его продолжает стремительно ухудшаться. Он мог бы вмешаться. Мог бы усовершенствовать его глаза. Мог бы заменить их. Мог бы... да что угодно. Но он понятия не имеет, как заговорить об этом. — Я вижу, ты неплохо постарался. Этот серебряный мотив, он отлично сочетается с моими кольцами. Дотторе чувствует, как его лицо нагревается. — Ну, ты же сам просил сделать его "не уродливым". Панталоне улыбается ему, искренне и благодарно. Это настолько редкое зрелище, что у Дотторе тут же перехватывает дыхание. — Я помню. Но я не думал, что у тебя это правда получиться. Дотторе не уверен, как ему на это стоит ответить, поэтому не отвечает вовсе. И, пока Панталоне продолжает разглядывать подаренный ему новенький Глаз Порчи, он просто сидит молча и блуждает взглядом по кабинету. Из моря богатств вокруг его внимание больше всего привлекает тарелка с едой, примостившаяся среди ровных стопок документов. Жареная перепëлка с гарниром из овощей. Обычно Панталоне предпочитает трапезничать в одиночестве, и сегодня, скорее всего, просто не успел закончить до прихода Дотторе. — Твой обед скоро остынет, — наконец говорит он, когда Панталоне откладывает Глаз Порчи в сторону. — Я уже наелся, — Панталоне сцепляется руки перед собой. — Ты сам когда в последний раз ел? Дотторе абсолютно честно пожимает плечами и меняет тему. — Как прошла твоя утренняя встреча с тем менеджером? — Замечательно, уже хотя бы потому, что мне никогда больше не придётся иметь дело с этой свиньёй. — Подробности? ** Музыка гремит на полную громкость. Дотторе ходит кругами по своему кабинету, и его просто распирает от энергии, которую совершено не на что выплеснуть. После встречи с Панталоне он унёс Глаз Порчи с собой, и в тысячный раз проверил и перепроверил его вдоль и поперёк. Телепатически связался с сегментами, прибывающими за пределами дворца, и обсудил с ними всё необходимое. Закончил расчёты, которые давно не мог найти время закончить. Разобрал все документы и заметки, разложил их по датам. Переделал все дела, какие только мог. Идти в главное помещение лаборатории он не готов, общения с ними он сейчас просто не вынесет. Поэтому, ему остаётся метаться из угла в угол и нервничать. И чем больше он нервничает, тем беспорядочнее становятся его метания. Разрывает этот порочный круг тихий, но настойчивый стук. — Чего тебе? — орёт он и распахивает дверь прямо в лицо того несчастного, кто посмел его побеспокоить. Эпсилон отпрыгивает назад и испугано втягивает голову в плечи. — Он з-здесь... Что? До назначенного времени ещё целых пол часа! Он скорее снижает громкость музыки до приемлемого уровня и спешит ко входу в лабораторию. Там остальные шестеро сегментов уже обступили Панталоне со всех сторон, а Эта и Дельта, незнакомые с понятием личного пространства, и вовсе стоят к нему вплотную. — Ты что-то рано пришёл, — Дотторе приходится едва ли не кричать, чтобы быть услышанным сквозь шквал их голосов. Панталоне улыбается ему. Одет он в чёрную меховую накидку, волосы собраны в тугой конский хвост. — А я-то надеялся, что ты будешь рад меня видеть. — Да не слушай ты этого дотошного осла, — встревает Дельта. — Отдайте ему Глаз Порчи, — одновременно с ним говорит Тау. — Пускай посмотрит на нашу работу. Эта вертится вокруг Панталоне, скаля акульи зубы в широченной улыбке. — Панталоне, посмотри, я тут новый ковёр для тебя постелил! — А я... А я систему отопления починил! — повышает голос Дельта. — Незачем так орать. — Заткнись нахер, Лямбда. Боги, ты, Тау, Тета и Бета – самые скучные мудаки из всех, кого я–... — А ты – импульсивный кретин, и несколько раз чуть не испортил Глаз Порчи, — шипит на него Бета. — Кто бы говорил! Ты вообще вернулся во дворец только неделю назад! — Давайте не будем ссориться, — хмурится Лямбда. — Сказали же тебе, заткн–... — Может я и прибыл совсем недавно, но зато уже успел несколько раз исправить за тобой все расчёты, — возмущается Бета. — А вот ты здесь с самого начала торчишь, но почему-то над дизайном оправы работал один Тау. — Это правда, — соглашается Тау. — Да, но зато Дельта помог нам разобраться в биометрических преобразованиях, — пытается примирить их Тета. — Смотри, Панталоне! — громче всех вопит Эта. — Пластинки, которые ты нам подарил! Мы с Праймом их–... Дотторе берёт контроль разом над ними всеми, кроме Эпсилона. Мир перед глазами смазывается в цветастое пятно. Обычно он никогда не подключается к такому количеству сегментов за раз — в мозг поступает такое количество противоречивой информации, что сосредоточиться на чём-то одном становится почти невозможно. — У меня в ушах звенит, — жалуется Панталоне. Дотторе прикладывает колоссальные усилия, чтобы отвечать ему только одним голосом. — Ну уж прости. — Что я слышу, сам Дотторе извиняется передо мной? — Заткнись. — Ты выглядишь напряжённым. — Они... очень не довольны, — он скрепит зубами. — Эпсилон, возьми Глаз Порчи и отдай его Панталоне–... — КАКАЯ ЖЕ ТЫ ТВАРЬ, ПРАЙМ! — кричит у него в голове голос Дельты. — Спасибо, Эпсилон, — нежно улыбается ему Панталоне. Эпсилон краснеет, прячет лицо в ладонях и бросается бежать. Панталоне убирает Глаз Порчи в карман накидки и подходит к Дотторе. — Ты их слышишь? — с придыханием спрашивает он. — К превеликому моему сожалению, — Дотторе с трудом выдавливает из себя одно слово за другим. Картинка перед глазами наконец сфокусировалась, и теперь он видит Панталоне с пяти разных ракурсов... Это заставляет механическое сердце вытворять у него в груди странные вещи. — да. — И они нас тоже слышат, верно? — Да. — В таком случае, — Панталоне оборачивается к сегментам. — позвольте мне вас искренне поблагодарить. Вы все постарались на славу, Глаз Порчи получился просто чудесным. Эмоциональная отдача, которой его накрывает, по силе своей сравнима с двенадцатибалльным штормом. Все его чувства словно помножили на шесть. Колени подкашиваются. Загораются щёки. В ушах стучит. В горле что-то застряло, и никак не получается сглотнуть. — Ты в порядке? — Пошли отсюда, — хрипит он. — Я отключусь от них, когда будем в коридоре. — ...Хорошо. Никогда в жизни Дотторе так не спешил покинуть свою лабораторию. Одно то было хорошо, что хотя бы голоса в голове заткнулись. Всё ещё не пришли в себя после похвалы. Когда они отходят достаточно далеко, он разрывает связь и чуть ли не стонет от облегчения. Панталоне останавливается и пару секунд чего-то ждёт. — Я был почти уверен, что они сразу же кинуться за нами в погоню, — объясняет он. — Не посмеют, — морщится Дотторе. — Ведут себя, как бестолковые слюнявые щенки. — Не будь так строг с ними. Не забывай, они – это ты. — Фрагменты меня. — Ладно, но это не отменяет того, что они отражают разные грани тебя. — Ты мне психоанализ устроить решил или что? — Ты сам напросился. Остаток пути они проходят молча, и вскоре останавливаются напротив нужного им выхода. Дотторе чуть ли не дрожит от волнения. — Нам обязательно делать это на улице?— Панталоне поплотнее закутывается в свою меховую накидку. — Середина зимы, ночь. Холод лютый. — Я не хочу отвечать перед Пьеро, если ты случайно проделаешь дыру в стене. — Как грубо. Совсем ты в меня не веришь. — Я даже ни разу не видел, как ты стреляешь. — Мы легко можем это исправить. — У тебя с собой есть пистолет? — Нет, только ножи. Но ты можешь как-нибудь присоединиться ко мне во время моей утренней тренировки. — Ловлю тебя на слове, банкир, — и Дотторе толкает дверь. В лица им ударяет поток ледяного воздуха и Панталоне тихо, но довольно красочно ругается. Тренировочная площадка представляет из себя хорошо освещённый просторный двор, одной стороной примыкающий к дворцу, а с трёх других огороженный высокой каменной стеной. В окнах офисных помещений, выходящих на эту сторону, давно погасили свет, можно не волноваться о посторонних любопытных взглядах. Тихо, весь мир замёрз, заснул. Только снег хрустит под ногами, и на припорошенной белом земле остаются две ровные цепочки следов. — Надо было просить тебя сделать мне Пиро Глаз Порчи, — ворчит Панталоне. Дотторе понимает намëк. Один из его собственных Глаз Порчи — он взял с собой все семь, на всякий случай — сверкает вспышкой алого. Всё на несколько метров вокруг них вспыхивает огнём, потом мгновенно гаснет. — Ты этим только снег растопил, теплее не стало. — Хватит ныть. Панталоне надувает губы и делает вид, будто ужасно обижен. За несколько минут на морозе его щëки уже успели раскраснеться, и Дотторе с трудом отрывает от него взгляд. — Ладно, слушай. В будущем, чтобы использовать Глаз Порчи тебе достаточно будет просто иметь его при себе. Но сейчас, возьми его лучше в руку и держи покрепче. Панталоне достаёт Глаз Порчи из кармана и сжимает его в ладони. — Что-то ты сегодня раскомандовался. — Этот Глаз Порчи был сделан специально для тебя, поэтому проблем с ним быть не должно. Давай, попробуй сосредоточиться на нём. Дыши медленно и глубоко. Панталоне больше не умничает, и делает, как ему было сказано. Дотторе подходит ближе и встаёт у него за спиной, внимательно следит за каждым его движением. Глаз Порчи начинает светиться. Сначала тускло, потом ярче и ярче. — Отлично, — выдыхает Дотторе. Панталоне ëжится от холода, и он снова опаляет землю вокруг них короткой вспышкой пламени. Нужно было взять с собой обогреватель. — Теперь, постарайся визуализировать форму, в которой ты хочешь призвать элемент. И старайся думать о нём не как о чём-то постороннем, а как о естественном продолжении своего тела. — Глаза Бога работают так же? Свой Дендро Глаз Бога Дотторе не доставал со дна самого нижнего ящика письменного стола уже лет двести, если не больше. — С ними всё немного иначе. Не отвлекайся. — Ты так нормально и не объяснил, что я должен–... Он наклоняется ближе к Панталоне, борясь при этом с желанием зарыться лицом в его волосы и вдохнуть его запах. — Представь, как из него выстреливает струя воды. Вот так, — он активирует свой Гидро Глаз Порчи и демонстрирует, к какому результату нужно стремиться. — Хм. — Сосредоточься. Панталоне недовольно фыркает, но всё же сосредотачивается. Его Глаз Порчи вновь загорается насыщенным синим светом. — Хорошо, хорошо. Теперь, визуализируй струю воды. Ничего не происходит. — Визуализируй–... — Я пытаюсь! На землю брызгает слабая струйка воды. Зрелище не самое впечатляющее, но это уже хоть что-то. Теперь Дотторе убедился, что Глаз Порчи работает как надо, а это было самое главное. Он слегка ухмыляется. — Может тебе просто нужно разозлиться, и всё сразу получится? — Катись ты в Бездну. — Попытайся ещё раз. Панталоне пытается, и ему удаётся выдавить ещё несколько тонких струй воды. Дотторе удовлетворённо кивает. — Отлично, теперь будем учиться целиться. — Целиться во что? Тут даже мишеней нет, голое поле. — Можешь целиться в меня. Я легко заблокирую любой удар, — Дотторе отступает на несколько шагов, не разрывая зрительный контакт ни на секунду. Пристально наблюдает за тем, как его тело реагирует на Глаз Порчи. — Давай, пробуй. Панталоне выглядит напряжённым. Хмурится и, кажется, немного побледнел. Но никаких типичных признаков отторжения не наблюдается, это хорошо. Его Глаз Порчи снова начинает светиться и... И ничего. — Ты не сможешь мне навред–... — Да знаю я, — резко перебивает Панталоне. — Тогда давай. Просто представь, что ты стреляешь из пистолета. Несколько крупных капель падают к сапогам банкира, не преодолев и одной десятой расстояния до цели. Он напрягается ещё сильнее, это видно. Глаз Порчи в его руке мигает и вздрагивает, как живой–... Мощный поток Гидро энергии ударяет Дотторе в лицо и сбивает с ног, а самого Панталоне с силой отбрасывает назад, как тряпичную куклу. Дотторе быстро вскакивает, и его трясёт вовсе не от неожиданного ледяного душа. Панталоне лежит на земле. И не двигается. Нет. Нет! — Панталоне–... Глаз Порчи издаёт отвратительный скрипучий визг — чем-то похоже на звук трубы, которую вот-вот прорвёт. Дотторе хватает его и швыряет прочь. Он взрывается прямо в воздухе, на высоте метров трёх, и осыпает землю мелкими острыми осколками камня и металла. Дотторе падает перед Панталоне на колени и начинает быстро осматривать его. — Ты ранен? — с трудом выдавливает он. В глазах темнеет. Сердце бьётся как бешеное. Руки дрожат. Страх... Сотни лет он ничего и никого не боялся, а сейчас его мутит от страха. Глаза Панталоне широко открыты. Волосы растрепались, очки на цепочке свисают с шеи. Крови нет, но Дотторе замечает нечто другое, от чего щемит в груди — черноту его волос прочертила волнистой линией тонкая седая прядка. Признак отторжения Глаза Порчи. — Осмелюсь предположить, что обычно они этого делать не должны, — слабым голосом наконец говорит он. Дотторе это ничуть не успокаивает. Всё, о чём он сейчас может сейчас думать, так это о том, какой же Панталоне слабый и беспомощный. Хрупкий. Смертный. — Я никогда раньше с таким не сталкивался, — он отчётливо ощущает, как что-то твёрдое сжимает ему горло. — Я не знаю, я–... Тебе больно? Тошнит? Голова кружится? — ...Нет. Кажется только воздух из груди вышибло, и всё. — Твоё тело показывает признаки отторжения. — Что? — Твои волосы. Панталоне никак не отвечает, и несколько долгих секунд просто смотрит на него. — ...Тебе когда-нибудь говорили, что у тебя очень выразительные глаза? Мать твою, у него что, сотрясение? Дотторе никогда в жизни не был так близок к истерике. — Мы сейчас же идём в мою лабораторию, я проведу тебе полный медосмо–... Панталоне касается его щеки, и только сейчас Дотторе понимает, что на нём больше нет маски. Уже многие годы он не видел себя без маски. Иногда он даже не уверен, что правильно помнит, как выглядит его собственное лицо. Зато помнит, насколько сильно оно изуродовано. Кожа покрыта россыпью глубоких рубцов и ожогов — воспоминания о том дне, когда его гнали из родной деревни вилами, палками, факелами, и вообще всем, что попало под руку. Левый глаз механический, через него проходит длинный тонкий шрам, от виска и до губ. На лбу видны неудачно зажившие швы, последствия операции на мозг, которую он сам себе и провёл. Другими словами, он кошмарно уродлив. Это голый факт, и ни одна пластическая операция не смогла бы это исправить. Единственное, что могло бы помочь — содрать всю кожу с лица подчистую, и заменить на синтетический материал, который он использовал для создания сегментов. Но такая операция, не несущая в себе никакой реальной пользы, заняла бы слишком много сил и времени. Оно того не стоило. Дотторе никогда не смущало то, что выглядит он как монстр. На родине все его считали монстром, вот он и стал им. И даже гордился этим. Но сейчас, глядя на прекрасное и чистое лицо Панталоне, он испытывает ужас. Самый настоящий ужас. Он–... — Я с самого начала знал, что они окажутся прекрасными, — мурлычет Панталоне и нежно касается уголков его глаз. Все мысли в голове Дотторе замирают, покрываются ледяной коркой и трескаются на части. Механическое сердце колотится в несколько раз быстрее нормы, трудно дышать. Длинные пальцы в шёлковых перчатках гладят его щёки, обводят контуры шрамов... И он не понимает. Он ничего не понимает. Почему Панталоне смотрит на него, как на одно из своих прекрасных дорогих украшений? Дотторе уродлив. Дотторе монстр. — Зандик, — вздыхает Панталоне, тянет его ближе. И целует. Дотторе замирает. Не может пошевелиться. Не может даже вдохнуть. Не может поверить в реальность происходящего. Нет, этого просто не может–... Поцелуй, быстрый и чувственный, обрывается так же внезапно, как и начался. Панталоне прижимается к его лбу своим, и смотрит на него из под полуприкрытых век. — Я знаю, ты тоже этого давно хотел. Дотторе пытается глотнуть воздуха. Не получается. Всё ещё он ощущает чужое тепло на своих холодных губах. — Ну же, поцелуй меня в ответ, — просит Панталоне. И Дотторе, сам не понимая, что он делает, запускает руки в его волосы, пропускает мягкие чёрные пряди между пальцами. Он не верит. Не верит. Поцелуй получается страстный и до безобразия отчаянный. Они хватаются друг за друга как утопающие, до хруста суставов и красных следов на коже под слоями одежды. Панталоне прикусывает его нижнюю губу и проталкивает язык ему в рот, они со стуком ударяются зубами. Дотторе готов поклясться, что чувствует привкус крови, он весь дрожит, всё его тело горит. Никогда, никогда он не испытывал ничего подобного. Не хотел кого-то настолько сильно. Панталоне отстраняется первым, и Дотторе невольно тянется за ним. Они сталкиваются носами. — Не здесь, — неровным голосом шепчет Панталоне. Его зрачки расширены, а губы чуть припухли и покраснели от жадного поцелуя. Дотторе и не мечтал, что когда-нибудь увидит его в таком... непристойном виде. — Пойдём в мою комнату. Они поднимаются с земли и Дотторе кажется, что мир вокруг него куда-то плывёт. А потом, на белом снегу он замечает их. Обломки взорвавшегося Глаза Порчи. И, впервые за весь вечер, он по-настоящему осознаёт весь ужас произошедшего. Он окончательно и бесповоротно влюблён в другого Предвестника. В человека, которого легко может случайно убить любой своей ошибкой, и который всё равно рано или поздно умрёт, потому что люди смертны. Он ставит под угрозу свою работу, свой долг, свои обязанности. Он идёт против Пьеро и самой Царицы. Что он вообще творит? Он не может пойти с Панталоне. Он делает шаг назад–... — Нет, — Панталоне хватает его за руку. — И думать не смей о том, чтобы пытаться сбежать от меня. — Я не–... — Не ври, я по твоим глазам всё вижу. Боги, какие же они у тебя выразительные. Дотторе ошалело смотрит на него. На седую прядь в его волосах. — Ты не–... Разве ты не понимаешь, ч–... — Не понимаю чего? Из его груди вырывается странный звук, нечто среднее между смехом и всхлипом. Он сам не уверен, что вообще собирался сказать. Вот, посмотрите на него! До чего он докатился? Второй Предвестник, ужасный бессмертный Доктор, не может связать и пары слов! Он давится ещё одним полубезумным смешком. — Что ты со мной сделал..? — Что я с тобой сделал? Это ты бесцеремонно заразил собой всю мою жизнь, и до сих пор ни разу не извинился за это. Дотторе обдаёт волной жара. — Ты, — Панталоне тоже смеётся. Тоже, наверное, не верит в происходящее. — О нет, никуда ты не сбежишь от меня, — его пальцы снова ласкают изуродованное лицо, словно покрыто оно не жуткими шрамами, а изящным узором. — Ты теперь мой. Дотторе чувствует, как земля уходит у него из под ног. — Твоё тело, мысли, мерзкий характер... Каждый кусочек тебя. Я устал делать вид, что всё это не принадлежит мне. Целый год я терпел, теперь с меня хватит. Ты мой, и ты останешься моим до конца, невозможный ты–... Дотторе плачет. Наверное за все четыреста с лишним лет своей жизни не вёл он себя так жалко. Панталоне такой реакции не ожидал и поспешно отдëргивает руку, отступает. Дотторе пытается, пытается успокоится, но слёзы всё бегут и бегут по щекам. От услышанного его переполняет столько эмоций, что ему физически больно. А затем Панталоне обнимает его, шепчет на ухо слова утешения. И от этого становится только хуже. Никто никогда не был так нежен с ним, не заботился о нём. Никто никогда не заставлял его чувствовать себя таким любимым. Он прижимается к нему всем телом, утыкается лицом в плечо и безудержно рыдает, а Панталоне целует его в лоб и гладит по спине. Он не хочет знать, как долго они простояли вот так, сжимая друг друга в объятиях. В какой-то момент с неба начинают падать крупные белые хлопья, их волосы и одежду покрывает неровным слоем мокрых снежинок, а Дотторе всё продолжает тихо всхлипывать. От усталости конечности кажутся тяжёлыми и неповоротливыми, словно свинцовыми. — Предвестникам запрещено состоять в личных отношениях, тем более друг с другом, — наконец удаётся сказать ему. — Плевать. Это будет наш с тобой секрет. Дотторе жадно глотает воздух ртом. Ещё какое-то время они стоят вот так, крепко вцепившись друг в друга, прежде чем он находится в себе силы отстраниться. Холод вокруг теперь кажется ему невыносимым. — Мне нужно собрать всё, что осталось от Глаза Порчи и осмотреть тебя, — голос плохо слушается его. — Ты выглядишь и звучишь так, будто вот-вот свалишься с ног, — Панталоне надевает свои очки. — Нет. Сейчас ты пойдёшь ко мне и как следует выспишься. — Твой Глаз Порчи взорвался нахрен, я никогда такого раньше не видел. Я должен убедиться, что т–... — Я в порядке. Прикажи сегментам собрать обломки, и изучишь их утром. — Нет, — Боги, чем выходить сейчас с ними на связь, уж лучше сразу лечь и умереть. — Почему–... — Я и до этого не знал, как с ними справляться. А теперь, когда мы–... Теперь они будут только хуже. — Я всё равно не позволю тебе ходить по этому холоду и подбегать с земли крошечные кусочки камня и металла, — Панталоне снова берёт его за руку. — Пошли. — Моя маска–... — Раскололась надвое. И все уже спят, в коридорах в это время нет ни души. Он сильнее и легко мог бы вырваться. Вместо этого, он покорно позволяет Панталоне вести себя за собой. Они идут по пустым коридорам, и от тепла щиплет лицо. Перед глазами у Дотторе всё расплывается, он вымотан как физически, так и морально. Спать хочется настолько, что когда они наконец добираются до нужной двери, он уже почти готов упасть на пол и потерять сознание. Изнутри, комната Панталоне во многом похожа на его кабинет — обставлена со вкусом и переполнена дорогими мелочами. Осмотреться как следует Дотторе не удаётся, его сразу же тянут в спальню. — Я помогу тебе раздеться, — говорит Панталоне. Дотторе принимает это как должное и даже не пытается сопротивляться. Панталоне легко справляется со множеством пуговиц, ремней, застёжек и молний, снимает с него куртку и рубашку. Потом толкает его на кровать, стаскивает штаны и сапоги. Дотторе не может даже представить, насколько был бы сейчас возбуждён, если бы не всепоглощающая усталость. Панталоне удаляется в ванную, а он так и остаётся сидеть, глядя в пространство перед собой и пытаясь хоть что-то понять. В какой-то момент ему даже удаётся собирается с силами и кое-как послать сегментам приказ пойти собрать обломки Глаза Порчи. А затем Панталоне возвращается и укладывает его в постель, накрывает одеялом. Последнее, что Дотторе чувствует перед тем, как провалиться в сон, – это то, как Панталоне прижимается поближе к нему, и тёплое размеренное дыхание, приятно щекочущее ему шею.