A Collision in Slow Motion

Этот человек всё никак не заткнется. Панталоне прекрасное понимает, что даже мысленно не должен называть потенциального бизнес–партнера "этот человек", но ему никак не удается вспомнить его имя. Обычно, память его так не подводит... Вероятно потому, что обычно он не позволяет себе так увлекаться алкоголем, особенно на подобных мероприятиях. Боги. Он прямо чувствует, как Дотторе взглядом пытается прожечь дыру ему в спине. Дотторе... Досадно признавать, но Панталоне даже не знает, что и думать о нём. Раньше, до того как он стал Предвестником, всё было просто. Жуткие слухи, бытующие повсеместно, и в особенности среди сотрудников Банка Северного Королевства, рисовали вполне ясную картину: гениальный ученый с маниакальными наклонностями. Безумный и бессердечный, готовый на любые ужасы во имя науки. Главное экономическое бедствие всей Снежной, почти единолично растрачивающий содержимое казны на нужды своих сомнительных экспериментов. Вступая на новую должность, Панталоне прекрасно понимал, что ему предстояло сделать. Необходимо было, если так можно выразиться, посадить Доктора на короткую цепь и положить конец его бессмысленным и беспощадным тратам денег. Он и подумать не мог, что ему так легко удастся найти с ним общий язык. Не ожидал искренне заинтересоваться его работой, его амбициями, им самим. И уж тем более не ожидал, что подобный интерес может оказаться взаимным. Панталоне родился и провёл всё детство в нищете, и жадность очень рано стала краеугольным камнем всей его личности. Именно благодаря жадности он добился всего, что имел. Стал тем, кем он был сегодня. Богатым. Влиятельным. Но. Иногда чрезмерная жадность приводит к лишним проблемам. Одна простая фраза, брошенная ему Марионеткой, — о том, что Дотторе больше ни на кого так не реагирует — и вот уже его грудь переполняет ужасная жажда. Какого это, безраздельно владеть вниманием и мыслями одного из самых могущественных людей во всём Тейвате? Какого это, быть единственным, способными заставить его почувствовать хоть какие-то эмоции? Быть тем, с кем он первым делится своими грандиозными планами, кого посвящает во все подробности своих исследований? А ведь Дотторе уже успел рассказать ему много того, что, как он ясно дал ему понять, обычно не предназначалось для чужих ушей... Жадность требует выяснить, как далеко он сможет зайти. Как многое Дотторе готов сделать, сказать, почувствовать только ради него? В то же время, здравый смысл умоляет не забывать, что дело он имеет с личностью крайне опасной и непредсказуемой, и что подобные игры с огнём не могут кончиться хорошо. Чем отвлекаться на такие "отношения", не лучше ли сосредоточиться на достижении собственных целей? ...Этим вечером жадность одержала над здравым смыслом верх. Исход битвы был предрешён уже тогда, когда Дотторе решил явиться на раут. Этот костюм, зачесанные назад волосы. И всё это для него? Панталоне отчаянно хочется сорвать с него маску и заглянуть в глаза, которые он прячет ото всех... Он старается похоронить это желание в себе, и как можно глубже. — Очень надеюсь, что в ближайшем будущем нам удастся поработать вместе, — наконец заканчивает приставучий бизнесмен. Панталоне заставляет себя улыбнуться. — Да, разумеется. Он успевает отойти всего пару шагов, прежде чем Дотторе снова набрасывается на него. — Закончил с ним? — в голосе звучит не то раздражение, не то напряжение. — Я, в первую очередь, пришел сюда общаться с инвесторами, а не с тобой. Вот и кончилась их непринуждённая беседа, словно её и не было... Панталоне до сих пор не может поверить, что снова позволил себе потерять счёт времени. Ещё не хватает, чтобы это вошло в привычку. Дотторе никак ему не отвечает, и он скользит глазами по зале. Вечер подходит к концу, толпа изрядно поредела. Похоже, что уже ушли и все остальные Предвестники, кроме Пульчинеллы–... Он встречается с ним взглядом. Вот дерьмо. — А, Второй и Девятый! — радостно приветствует Пульчинелла, подходя ближе. На Панталоне накатывает внезапный приступ тошноты. — Я-то боялся, что после того недоразумения на церемонии вы никогда не поладите. К тошноте примешивается горячее и липкое чувство стыда. Он тогда вовсе не хотел устраивать сцену, правда. Пистолет даже не был–... — А кто это сказал, что мы с ним ладим? — возмущается Дотторе. — Вы весь вечер ни на шаг друг от друга не отходили, и я подумал–... — Нам с Доктором потребовалось не мало времени, чтобы обсудить все вопросы по его бюджету. К счастью, мы уже почти закончили, — перебивает его Панталоне. Он врёт. Вопрос финансирования занял у них не более двадцати минут. Но разве может он сказать правду? Все Предвестники, включая Пятого – звери, кровь чуют за километры. Перед ними нельзя показывать слабость, даже в таких мелочах. Панталоне и так "слабое звено", ему тем более не позволительно даже на секунду давать коллегам повод вспоминать о том, что он – простой человек. Ох, но как же это сложно, делать вид, что ты больше чем просто человек, когда в ушах шумит от выпитого алкоголя... — Вообще-то–... — начинает было Дотторе, но ловит на себе неодобрительный взгляд Панталоне и вовремя захлопывает рот. — Что ж, тогда не буду вас отвлекать, — кивает Пульчинелла. — Приятного вам вечера. Повисшая после его ухода неловкая тишина затягивается, и первым её решается нарушить Панталоне. — Думаю, мне уже пора идти, — он проглатывает застрявший в горле комок. — Я–... — Твоя голова–... похмелье, — выпаливает Дотторе. — У меня есть–... Если пройдёшь со мной до лаборатории, я могу дать тебе средство от похмелья. — Отрава? — Да пошёл ты. Нет. Панталоне чувствует, как внутри его черепа уже начинает зарождаться тупая пульсирующая боль. И всё же, ему действительно стоит отказаться от этого предложения... — Хорошо, — соглашается он. Дотторе скалится в довольной ухмылке, и от этого зрелища на пару секунд у Панталоне перехватывает дыхание. Это не зубы, нет. Это самые настоящие клыки, острые и смертельно опасные. Восхитительно. — Они всегда были такими? — когда они выходят в пустой коридор любопытство наконец побеждает, и вопрос сам срывается с языка. — Что? Отступаться поздно, и Панталоне уточняет: — Твои зубы. — Ох, — Дотторе на секунду заминается. — Нет. Одна из многочисленных телесных модификаций. Всё тело прибирает жуткое любопытство. Какие ответы он сможет вытянуть из него? — Тебе нужно есть и спать? — Когда это я согласился играть в "двадцать вопросов"? — Я просто пытаюсь узнать чуть больше о тебе и твоих сегментах. Разве можно меня за это винить? Ты – весьма любопытный персонаж. Хм. Возможно, последняя фраза была лишней. Дотторе останавливается и пристально смотрит на него, а потом ускоряет шаг. Ну, вот он и испортил–... — Да, мне нужны еда и сон, но не так часто, как обычным людям, — торопливо отвечает Дотторе. — Сегментам не нужно ни то, ни другое. Они даже напиться не могут. — Ты пьян? — Зачем тебе столько колец? — уходит от ответа Дотторе. — Никто не носит столько колец за раз. — И как тебе хватает наглости что-то говорить про мои кольца, когда сам ты обычно ходишь с пробиркой в ухе? Дотторе хватает его за запястье и подносит руку в чёрной перчатке к лицу. — По кольцу на каждый палец – это перебор. — Все они очень дорогие, и у каждого есть своё значение, — Панталоне чувствует, как кожа под тонкой тканью нагревается, слово он держит руку над открытым огнём. — Ничего не могу с собой поделать, я падок на бесценные диковинки, которые никто больше не может себе позволить. Дотторе крутит одно из колец против часовой стрелки, потом резко отпускает его руку и отступает на шаг назад. Серебро жжёт палец, будто раскалённое. — Бездны ради, как же давно я так не напивался, — Дотторе со стоном трет свою щёку. — Так ты всё-таки пьян, — Панталоне выдерживает небольшую паузу. — "Давно" – понятие растяжимое. — Десять лет. Он невольно смеется. Десять лет назад он только-только начал чего-то добиваться в жизни. Воистину, время для них идет совершенно по-разному. — Чего в этом такого смешного–... — Ничего. Просто десять лет – это действительно очень давно. — Сколько тебе лет? — Так мы всё-таки играем в "двадцать вопросов"? — Ты сам–... — Тридцать шесть. — А-а. — Знаю, знаю. По сравнению с тобой я малое дитя. Дотторе никак на это не отвечает. — ...Так твоё настоящее имя Зандик, верно? Дотторе резко останавливается и оборачивается к нему. В его телодвижениях и оскале читается неподдельная жажда крови, но откуда-то Панталоне точно знает, что ему ничего не угрожает. — Не называй меня так, — злобно шипит он. — Какие мы нежные... Ладно. Когда они наконец доходят до входа в лабораторию, Дотторе пытается ввести код доступа. Пытается снова. Ещё раз пытается. К пятой попытке он выглядит так, словно сейчас попытается вскрыть дверь силой, и Панталоне приходится вмешаться. — Как ты–... — Дотторе ошарашенно смотрит на открывающуюся дверь, потом на банкира. — Запомнил, когда мы с Сандроне были здесь в прошлый раз. Ты не очень-то и пытался его скрыть тогда, — он пожимает плечами и с хозяйским видом переступает через порог. — Тебе, наверное, стоит поменять код. Хотя, уверяю тебя, у меня нет ни малейшего желания лишний раз приходить в это жуткое место. Дотторе от чего-то снова смущается. Панталоне находит, что румянец ему очень к лицу. — Твоя потеря–... — Прайм, кто это с тобой? Ах, точно. Сегменты. Как он мог забыть? Прервал их разговор самый уравновешенный из них, Тау. Он стоит сгорбившись над операционным столом, двух других сегментов поблизости не наблюдается. Как и в прошлый раз, громко играет классическая музыка. — Принеси таблетки от похмелья, — приказывает Дотторе. — Я работают над проектом "Элеазар", я не могу просто–... Его речь неестественно обрывается на середине предложения, всё тело резко напрягается и вытягивается по струнке. Панталоне поворачивается к Дотторе, чтобы спросить, что происходит... И замечает, что из-под масок у них обоих струится красный свет. — Когда они бесят меня, я могу брать над ними контроль, — Дотторе и Тау говорят это одновременно, хором. По спине Панталоне бегут мурашки. — Поразительно, — восхищается он. Дотторе, явно польщенный похвалой, приосанивается и отдергивает полы плаща. — Он сейчас в сознании? — Да, но сделать ничего не может. Какое это странное ощущение, когда тебе в унисон отвечают два голоса... — Ты видишь и его глазами, и своими? — Да. — Ты чувствуешь то же, что и он? — Если ты про тактильные ощущения, то нет. В отличии от нас с тобой, сегменты почти не способны чувствовать боль. — Так значит ты боль чувствуешь? — Я же не совсем искусственный. — Хм, — Панталоне наблюдает за тем, как сегмент подходит к одному из металлических шкафчиков в дальнем углу лаборатории и начинает рыться в нём. — Что ж, признаю, фокус занятный. Наверняка каждый раз на всех производит фурор? Дотторе переступает с ноги на ногу. — Я... обычно стараюсь ни перед кем не раскрывать эту способность. Лучше держать такое в секрете, чтобы враги никогда не знали, чего от меня ожидать в бою. Панталоне чувствует, как по его позвоночнику пробегает статическое электричество. — И всё же, ты только что раскрыл её мне, — Сегмент возвращается и высыпает в его ладонь горстку овальных белых пилюлей. Панталоне прикладывает все усилия, чтобы сохранять нейтральное выражение лица. — Знаешь, я всё ещё не до конца уверен, что это не яд. Было бы вполне логично с твоей стороны сначала рассказать мне свой секрет, а потом отравить. — Не выдумывай ерунды. Ты просто слишком слаб, чтобы представлять для меня реальную угрозу. Также, эта демонстрация способствует твоему пониманию того, как работают сегменты, и почему в них стоит продолжать вкладывать деньги–... — Конечно, конечно. И всё остальное ты тоже рассказал мне только потому, что я слаб? — ...Да. Снова повисает неловкая пауза, и ни один из них не знает, что следует говорить дальше. — Я–... — Панталоне пересыпает пилюли в карман пиджака. — Если я–... — торопливо выдыхает Дотторе. — Если мне потребуется встретиться с тобой, чтобы обсудить финансирование новых проектов, то когда–... По мышцам медленно растекается усталость – первый признак того, что скоро он протрезвеет. — Каждый мой день расписан поминутно, и в ближайшее время я планирую покинуть Снежную на несколько месяцев, — Дотторе и сегмент пристально смотрят на него. — Но... Обычно я бываю свободен с двенадцати до часу дня, и в это время меня можно найти в моём кабинете. Глупо, глупо. Он понимает, говорить этого не стоило, и всё же–... — ...Понял. Ноги словно ватные, и возвращаться к себе не хочется просто ужасно. Но выбора нет, и Панталоне делает усилие над собой. — Хорошо. Тогда, до встречи. Дверь захлопывается за ним до того, как он успевает услышать ответ. ** Два месяца, наполненные длительными переездами, званными ужинами и деловыми встречами, пролетают почти незаметно. Панталоне чувствует, как его влияние растет с каждым новым подписанным контрактом, каждой новой заключённой сделкой. Клиенты и партнёры засыпают его дорогими подарками: мехами, ювелирными изделиями, искусно сделанными предметами мебели. Впервые в жизни у него в руках столько богатств, и он имеет полную власть распоряжаться ими как душе его угодно. Море крови, пота и слёз спустя, он наконец добился всего, о чем когда-то даже мечтать не смел. Ни о чем другом он сейчас и думать не должен. ...Но каждый раз, когда ему выпадают пару минут покоя, все его мысли занимает только Дотторе. Это абсурд, почти на грани безумия. Они говорили всего три раза, и он не должен был–... Панталоне снова и снова вымученно трёт руками лицо, пытаясь снять наваждение. Во время остановки в Мондштадте он проводит ночь в компании богатенькой наследницы, в надежде, что от этого ему станет легче. Не становиться. Утром, склонившись над безжизненным телом и разглядывая лужицу крови, натёкшую из пулевого отверстия в её голове, он снова ловит себя на мыслях о Дотторе. По возвращению в Заполярный Дворец его лавиной накрывает работа, не остаётся ни минуты на то, чтобы побыть наедине со своими мыслями. Но и тогда, стоит ему заслышать чьи-то торопливые шаги за дверью, всё у него внутри замирает и он ждёт, что в его кабинет вот-вот ворвётся Дотторе. Дотторе, Дотторе, Дотторе. Это уже правда просто смешно. ** Их следующая встреча происходит спустя две недели после его возвращения. Он сидит за своим письменным столом, внимательно изучает рыночные тренды, когда в коридоре снаружи внезапно раздаются испуганные вскрики охраны. Через секунду, дверь в его кабинет громко хлопает. Он плотно стискивает зубы. — Сейчас без пятнадцати два. — Я был занят. — А сейчас занят уже я. Дотторе делает вид, что не слышит его, и с невозмутимым видом присаживается на стул, удобный и жутко дорогой, изготовленный из древесины ныне вымершего дерева. Его халат и волосы заляпаны какой-то странной бесцветной жидкостью, и кто знает, удастся ли в случае чего отстирать бархатную оббивку от этой дряни. Панталоне смотрит на него, и что-то яростное и непонятное закипает у него внутри. Дотторе не соврал, средство от похмелья сделало своё дело — на утро после раута он страдал не от головной боли и тошноты, а только от стыда за своё поведение. Сам же Дотторе, очевидно, не страдал ни о чём. Иначе он не стал бы так нагло заявлять: — Мне нужны деньги. Панталоне раздраженно стреляет в него глазами. — Ну конечно же тебе нужны деньги. Стесняюсь спросить, куда ты дел бюджет, выданный тебе на четыре месяца вперёд? — Я разработал новую методику производства Глаз Порчи, и всю предыдущую партию пришлось пустить в утиль–... — В утиль? — Не совсем. Я некорректно выразился. Они были крайне нестабильны, поэтому я просто отдал их Скарамучче. Пускай раздаст оперативникам, которые его раздражают, — он дёргает плечами. — Сейчас я готов преступить к производству новой пробной партии, но оставшихся денег не хватает на закупку необходимых материалов. — Ну так урежь бюджет других своих проектов. — Ни за что. А если дальше ты собираешься сказать мне, что нужно было оставить всё как есть, то попрошу пройти в мою лабораторию и взглянуть на останки тех, на ком я проверял прошлую партию. Или ты слишком нежный для таких зрелищ? — Во время моей поездки я застрелил троих людей, ещё одному перерезал горло. Едва ли меня можно назвать "слишком нежным". — Ох? — Не уходи от темы. Почему ты просто не можешь производить все Глаза Порчи тем же методом, что и для Предвестников? — Потому что он слишком сложен и не пригоден для массового производства. Я уже говорил тебе, передо мной стоит цель снабдить ими целую армию. — Да. А ещё ты, кажется, только что что-то сказал про "останки" тех, кому не посчастливилось использовать эти "пригодные для массового производства" Глаза Порчи. — Прошлый метод был хернёй, признаю. Но вот новый–... он точно сработает как надо. Мне только нужны деньги. Панталоне чувствует подступающую головную боль, и массирует виски пальцами. — Ну что же, порази меня. Сколько ты хочешь? Дотторе наклоняется ближе. — Два миллиона–... — Нет. — Я во всех подробностях расскажу тебе о процессе производства, буду держать тебя в курсе каждого своего шага! А хочешь, я даже тебе твой собственный Глаз Порчи сделаю!Удивляюсь, что ты до сих пор сам не попросил об этом. — Ты и так должен мне во всех подробностях обо всём рассказать. Это новое обязательное требование для получения финансирования, и оно распространяется на всех. В ответ Дотторе недовольно скалит зубы. Панталоне тяжело вздыхает, и переводит глаза с него на свои бумаги, и обратно. Чувствует, как по его решимости ползут трещины, медленно и неотвратимо. Он не должен даже думать о том, чтобы так легко уступать, но... Ему правда интересен этот проект. С теми, кто владеет Глазом Бога, он сталкивается не часто, но всё случается впервые, и было бы неплохо быть в состоянии противостоять им. Да и есть определенный соблазн в том, чтобы наконец-то заполучить себе силу, которую Селестия отказалась даровать ему добровольно. — Мне нужны детальный отчёт о потраченных средствах и заявка на получение дополнительного финансирования, — наконец говорит он. — Ты и твои сраные заявки–... — И я хочу посетить твою лабораторию, лично всё услышать и увидеть. — ...Так значит ты согласен? — Сначала выполни минимальные установленные требования, тогда и поговорим. Оскал Дотторе преображается в улыбку, и Панталоне поскорее отводит взгляд. — Чтобы к завтрашнему дню отчёт и заявка были у меня на столе. Что-то ещё? Дотторе очень долго не отвечает. — Тебя охренеть как долго не было, — наконец говорит он. Панталоне заправляет выбившуюся на лицо чёрную прядку обратно за ухо. — Часто ты планируешь так путешествовать? — ...Вовсе не обязательно. Целью этой поездки было посетить все отделения Банка Северного Королевства, лично встретиться с их руководством, — почему они вообще говорят об этом? Почему Дотторе всё не уходит? Почему, когда он рядом, так сложно сосредоточиться на чëм-то? — Кого ты убил? — Может тебе ещё и все подробности рассказать? Что, тебя такие разговоры заводят? — обычно Панталоне не опускается до подобных пошлостей, эти слова как-то самим срываются с губ. Кончики ушей Дотторе загораются красным. Когда он открывает рот, его голос нервно подрагивает. Смутился. — Я–... ну–... — Двух продажных политиков, — быстро говорит Панталоне, стараясь поскорее оставить необдуманные слова позади. — Одного кредитного должника и одну наследницу. Ему и до этого несколько раз удавалось заставить Дотторе покраснеть, но тогда они оба были пьяны. Он и не предполагал, что ему удастся повторить это и без помощи алкоголя... Тело наполняет дурманящее ощущение собственной власти. И желание продолжать издеваться над ним и дальше. Он пытается скорее прогнать их прочь. Дотторе, кажется, немного приходит в себя. — А ты у нас ни капельки не продажный? — Обижаешь. Я, вполне возможно, наименее продажный банкир за всю историю существования Фатуи. — Тут вынужден согласиться. — Ни по кому из тех, кого я убил, не будут скучать. И ни один из них даже не сопротивлялся. — Было бы ещё проще, будь у тебя Глаз Порчи. — Пять минут назад ты рассказывал мне о том, какие они нестабильные и опасные. — Это я говорил про предназначенные для массового производства, — голос Дотторе окончательно возвращается в норму. — Тебе, я могу сделать твой собственный, подогнанный под твои параметры. — Да? — Любой элемент. — В этом вопросе у меня нет предпочтений. Главное, чтобы не Гео, — от одной мысли о том, чтобы носить на себе символ Моракса, его аж передёргивает. — Хм. — И чтобы он не был уродливым. — Что? — Я видел пару таких, на которые без слёз смотреть невозможно. — Это чьи же? И они продолжают, продолжают, продолжают говорить, перескакивая с темы на тему и перебивая друг друга, пока стук в дверь наконец не прерывает их. — Господин Делец, к вам следующий посетитель, — тихо, но отчётливо извещает ассистент. Панталоне только теперь замечает, как же близко он наклонился к Дотторе, и скорее спешит отодвинуться. — Тебе, кажется, уже давно пора идти, — выдавливает он из себя. Боги, час пролетел почти мгновенно... Дотторе ёрзает на стуле. — Хорошо, я–... — сглатывает. — Будет тебе твой отчёт к вечеру. Завтра жду тебя в моей лаборатории к двенадцати, или когда там у тебя есть время. — Договорились. Лишь когда он уходит Панталоне позволяет себе выдохнуть, и скорее затаптывает в груди ростки чувства, которое всё никак не хочет оставить его в покое. Что же это творится с ним? ** Панталоне пролистывает отчёт и глубоко вздыхает. Дотторе сдержал своё слово, и тем вечером к его двери примчался сегмент с кипой бумаг наперевес. Этого Панталоне раньше не видел — резкий, грубоватый и прямо-таки фонтанирующий энергией, он не затыкался ни на секунду, отпускал дурацкие шуточки и лез со всевозможными вопросами. Избавиться от него удалось лишь взяв за шкирку и силой вытолкав за дверь. ...Ну, по крайней мере, отчёт составлен так, что не придерёшься. Все расчёты сходятся. Панталоне приходится повторять себе раз за разом, что этого не достаточно. Что он не должен позволять себе вот так давать слабину и идти у Доктора на поводу. Но на следующий день, ровно в двенадцать, он уже стоит у входа в его лабораторию. Прежде чем постучаться, он, интереса ради, протягивает руку к кодовой панели. К его удивлению, спустя несколько нажатий, дверь с шипением начинает открываться–... — Ты знаешь код? — Мисс Сандроне, — Панталоне разворачивается к ней с вежливой улыбкой, напоминая себе при этом не сжимать бумаги в руках слишком сильно. — Какой приятный сюрприз. Она смотрит на него с абсолютно нечитаемым выражением лица. — Я запомнил код во время нашего прошлого визита сюда. С тех пор он не изменился, — через открытую дверь лаборатории слышится музыка. На этот раз играет что-то из Ли Юэ. Совпадение? — Ах. Первая встреча за почти три месяца, и прямо у дверей в лабораторию Доктора, — она тоже ему слегка, почти улыбается. За спиной у неё, как обычно, топчется её личный страж руин, со здоровенной коробкой запчастей в своих лапищах. — Пожалуйста, скажи, что ты здесь для того, чтобы поорать на него. Если да, то я очень хочу послушать. — Как и ожидалось, Дотторе растратил весь выделенный ему бюджет, и я здесь для того, чтобы выслушать его прошение о дополнительном финансирование. — И отказать ему, да? — Прежде чем выносить решение, я должен принять все обстоятельства во внимание. Это, кажется, был неправильный ответ. Лицо Сандроне искажается злобой. — Царицы ради! Все остальные как-то укладываются в свои бюджеты, и только он один–... — Не один. Ранее, Арлекино также уже обращалась ко мне с подобным прошением. — ...– Но он единственный, кому это вечно сходит с рук! Спорим, ей ты ни моры не дал! Быстрые шаги за спиной извещают о приближении Дотторе. Панталоне сжимает бумаги в руках с такой силой, что костяшки белеют. Последнее, чего он хочет, это испортить отношения с Сандроне. Но именно к этому всё и идёт, верно? И только потому, что он не смог заставить себя вовремя сказать "нет". Он глубоко вздыхает. — Арлекино бездумно растратила бюджет на ненужные проекты по реновации и другие излишества, в то время как Дотторе–... — А я-то думала что ты не такой, как все предыдущие банкиры! — О чём ты, мать твою, тут разоралась? — шипит Дотторе. Панталоне пытается полностью игнорировать его, но сделать это не очень просто – Доктор останавливается у него прямо за спиной, буквально нависает над ним всем телом. Он закрывает глаза и быстро считает до десяти, пытаясь привести мысли в порядок. — Сандроне, на твоём бюджете это никак не скажется, — голос звучит также ровно, как и всегда, не смотря на то, что он буквально зажат между двумя другими Предвестниками. — Уверяю тебя. Признаюсь, мне почти обидно, что ты столь дурно обо мне думаешь. Выделяя вам бюджеты на этот квартал, я, очевидно, допускал возможность того, что кому-то потребуется дополнительное финансирование. Соответственно, все расчёты делались с определенным запасом. — Ага. Конечно. — Катись отсюда, — презрительно фыркает Дотторе. Сандроне показывает ему средний палец и удаляется, страж руин тяжело топает за ней. — Теперь я хочу отказать тебе чисто из принципа, — тихо ворчит Панталоне. — Ой, замолчи, — Дотторе берёт его за руку и тянет за собой в лабораторию. — Я сделал всё, как ты просил. Заявка и отчёт заполнены идеально. Ты мне не откажешь, ты и сам это понимаешь. Панталоне поспешно вырывает свою руку из его хватки. Дотторе в ответ только ухмыляется. Возмутительно. — Да, идеально. Очень рад, что ты так быстро всему научился, — он наклоняет голову на бок. — Столько столетий своеволия, а теперь ты послушно делаешь то, что я тебе говорю. Дотторе заметно сглатывает. Панталоне смотрит, как дёргается его кадык, и поскорее отводит глаза. Ему нельзя отвлекаться. Не сейчас. — Расскажи мне о–... — О, о, я могу рассказать всё! Можно я! — тот самый чрезмерно общительный сегмент, что ещё вчера замучил Панталоне своей болтовнёй, подскакивает с места и тянет руку вверх. — Эта, нет, — осаждает его Тау. Чуть поодаль стоят ещё два сегмента. Один, тот что выглядит постарше и порастрёпаннее других, что-то тихо бормочет глядя на них и с носом утыкается в свой блокнот. Второй же... Второй – совсем кроха. Дельта молод, едва старше семнадцати, но этого даже и подростком не назовёшь, дитя. Маски он не носит, и Панталоне сразу же ловит себя на том, что пристально вглядывается в его лицо. Вот только как следует рассмотреть он ничего не успевает — ребёнок, Дотторе, густо заливается краской и прячется под стол. По словам самого Доктора, на данный момент у него есть двенадцать рабочих сегментов. Но одно дело слышать это число, и совершенно другое – встречать всё новые и новые сегменты лично. Есть в этом что-то... жутковатое. Музыка играет на полную громкость, оперное пение эхом отражается от металлических стен. Панталоне соврёт, если скажет, что этот жанр ему хоть когда-то нравился. — В мой кабинет, — Дотторе жестом зовет его за собой, прежде чем обернуться к сегментам и прикрикнуть на них. — А вы все, быстро возвращайтесь к работе! — Я собственные мысли слышу с трудом, — успевает пожаловаться Панталоне, ровно за секунду до того, как дверь за ними захлопывается, наконец приглушая музыку. Вокруг до ужаса пусто. В то время как в его собственном кабинете всё уставлено мебелью и бесценными безделушками, здесь нет ничего лишнего. Один металлический стол, два металлических и очень неудобных на вид стула, забитый папками и файлами металлический стеллаж в углу. Окон нет. Даже самого простого коврика, и того нет. И, Боги, как же здесь холодно. — Что? — Дотторе опускается на стул за письменным столом. Панталоне, нехотя, тоже присаживается. — Я прихожу сюда уже третий раз, и уже третий раз здесь на всю играет музыка. Ты включаешь, или они? Дотторе стучит пальцами по столешнице. — Как будто они имеют право что-то включать в моей же лаборатории без моего разрешения. — В таком случае, у тебя весьма оригинальный музыкальный вкус. — Что, не любишь музыку из Ли Юэ? — кривится Дотторе. — Нет. Терпеть не могу всё, связанное с этой мерзкой страной. — Ох? — Мы ушли от темы. — Ты сам виноват. Панталоне с глухим стуком опускает заявку и отчёт на стол перед Дотторе. ** Их разговор кончается предсказуемо — в конце-концов Панталоне сдаёт позиции и соглашается выплатить ему затребованную сумму. — Ну, я пойду, — говорит он сразу же после этого, и поднимает со стула. — Уже? Ещё даже часа нет. — Знаю, но здесь ужасно холодно и некомфортно. — Грубо. — А ещё наш разговор закончен. Дотторе хмурится, и Панталоне не знает, как на это реагировать. — Через две недели я жду от тебя–... — Музыка нужна для того, чтобы заглушать их голоса. Панталоне замолкает. Дотторе снова барабанит пальцами по столу. — Даже собственный голос, если слушать его раз за разом, изо дня в день, на протяжении почти четырёх сотен лет, неизбежно начинает действовать на нервы. Он не имеет права продолжать делать так. Не имеет права продолжать рассказывать ему всё это, и, кажется, даже не ждать никакой реакции в ответ. — ...Охотно верю. Хотя, если позволишь, музыка, которую ты сегодня включил, мне не совсем по вкусу. — Мне тоже. — Так ты признаёшь, что выбрал её специально для меня? Дотторе никак не отвечает. Панталоне чувствует, как пол уходит из под ног, комната наклоняется под острым углом. Он не знает, куда деть свои руки и торопливо суёт их в карманы пиджака. Ему срочно нужно бежать отсюда, вернуться в свой кабинет и отвлечься на работу, забыться. Нужно найти способ, любой способ, избавиться от этого уродливого обжигающего чувства внутри. — В любом случае, — зачем-то говорит он, вместо того чтобы спасаться бегством. — в обозримом будущем я не планирую покидать Заполярный Дворец. Так что, если у тебя появится желание послушать действительно хорошую музыку, то ты знаешь, где меня искать. Чем дольше Дотторе не отвечает, тем сильнее он жалеет о том, что вообще это сказал. Он не привык к подобной... неловкости. Все отношения в его жизни всегда строились исключительно на взаимной выгоде, на лести и на лжи. Так почему же именно теперь, в компании того, кого он должен был ненавидеть, он чувствует себя как одуревший от чувств школьник? — ...Хорошо. Панталоне выдыхает. Дотторе нервно качает ногой туда-сюда. — Но в дальнейшем, когда нам снова потребуется обсудить один из моих проектов, лучше делать это здесь. Так что говори, привереда ты несчастная, что тебе нужно, чтобы чувствовать себе здесь "комфортно". На этот вопрос, в отличии от множества других, медленно пожирающих его изнутри, он легко может дать ответ. — Стулья не из металла и обогреватель, для начала. Ещё можешь постелить ковер. — Ну вот что ты за человек... Хорошо. Их разговор заходит в очередной тупик и Панталоне решает, что пора заканчивать с этим. — Ну, — наконец говорит он. — до встречи.