Вишнёвые жвачки

***

Среда, вечер

Джеймс ненавидел толпы. На первый взгляд казалось, что в его генах жил характер заводилы. Он с детства стоял впереди всех и вечно казался оптимистичным, неунывающим и готовым прибежать по первому зову к протянувшему руку.  На самом деле Джеймс стоял с этой протянутой рукой так же долго, как те, кому он незамедлительно помогал. Миссис Поттер знала по себе, что в нем не было ни капли усидчивости, чтобы сконцентрироваться на одной проблеме; ни меньшего уровня эмпатии, чтобы сердце не сжималось в тисках после любой очевидной несправедливости, ни отсутствия чувствительности при каждом прикосновении дорогого ему человека. Джеймс жил, дышал и задыхался от всего, что с ним происходило. Он пытался бороться с этим.  Правда в том, что у него ничего, ничего не выходило. Казалось, в свой выпускной вечер он достиг пика самобичевания и просто сдулся.  Джеймс знал факты. Один из них заключался в том, что в юные годы он успел заработать кучу проблем и сейчас совершенно не понимал, как ему с ними разбираться. У него было всё — непонятки в личной жизни, тревога из-за поступления, ответственность перед родителями, сомнения в будущей профессии, обострившаяся апатия, перегорание и ощутимое чувство вины, которое постоянно гложило. К тому же его не меньше смущала ещё мощнее по силе загвоздка, впившаяся в кожу и зудящая днями и ночами. Она крылась в двух именах и не должна была перейти в столь острую проблему. Регулус и Лили. Или Лили и Регулус: Джеймс прикапывался к последовательности их имен, потому что — о ужас! — ему открылась странная, глупейшая, мешающая и противная, паршивая на вкус правда. Джеймс не хотел произносить ее даже в своей голове. Это должно было стать ничтожным. Всё это. Джеймс думал, что он, наверное, самый слабый человек на всем белом свете, раз из-за таких мелочей ему хотелось кричать в подушку и гнать в горы, где не будет ни проблем, ни Вай-фая. Потому что это единственное, что казалось допустимым, единственное, в чем он видел спасение. Джеймс не принимал себя раньше — не принимает и сейчас. Он ничего не понимал. Его жизнь была как чистый лист, на котором он пытался что-то начертить, обозначить, объяснить, скомпоновать свои мысли и эмоции, но выходило поставить лишь закорючку и точку рядом. Ничего не было под его контролем, и это раздражало больше всего. Джеймс порвал с Лили, потому что ощутил, что так было нужно. Ощутил уже в ресторане. Ощутил уже на пороге собственного дома, когда ему в дверь позвонили, — а потом они гнали с Регулусом до дома Блэков, чтобы остановить Бродягу. Ощутил, когда они ссорились, и он отчего-то сгорал от чувства вины. Всё казалось неправильным еще перед свиданием с Лили, и Джеймс по своей же глупости не предотвратил их встречу. И теперь сам страдает от этого. Джеймс считал, что накручивает себя напрасно. Лили прекрасно поняла его и приняла, хотя в последнее время остерегается; но это так же можно объяснить. Регулус вообще рассердился на него под воздействием других факторов, которые не касались их дружеских взаимоотношений. Короче говоря, снова Джеймс себе что-то надумал и теперь мается с этим. В субботний вечер выпускного всё это в любом случае не должно было иметь никакого значения. Он должен был откинуть мысли о прошлом и насладиться последним днем не такой взрослой жизни.  В реальности — пустые надежды. Джеймс стоял нарядный, в отлично выглаженном черном и расслабленном костюме с расстегнутой на три пуговицы рубашкой; он смотрел на кружащих в танце выпускников. Среди сотни людей в самый долгожданный и важный момент, о котором они с мародерами мечтали с пятого класса, он не понимал, где находится и по какой причине.  Его парой стала однокурсница, с которой они сидели на биологии. Она была не против присоединиться к нему на один вечер, когда они встретились возле общей гостиной; а Джеймс решил, что раз они оба не заинтересованы друг в друге, то никто не обломится с завышенными ожиданиями. По обоюдному согласию они будут не изгоями и без обязательств.  Джеймс не учел одного: как смертельно сильно он будет маяться без дела. После всех пройденных стадий мародерских чудачеств, микроинсульта Макгонагалл, смеха Дамблдора и угроз Змей, обмоченных лизунами стараниями Хвоста и Бродяги, Джеймс всё же был свободен. Партнерша на выпускном изредка подзывала на танцпол, на котором вовсю обливался пуншем Сириус и наслаждался самолюбованием: он постоянно откидывал голову, развевая волосы, и двигался в такт музыки в одной рубашке. Питер возле проигрывателей кричал, что не будет включать второсортных реперов, каждый раз, как к нему подходили запыханные парни; весь вечер он не отходил от обязанностей диджея и оглох от огромных наушников на своей голове. Главное, что все они были счастливы. Джеймс тоже попытался быть таким, просто выходило плохо.  Он поставил бокал на фуршетную стойку и сглотнул. Духота давила на него и жарила посильнее того солнца перед грозой, которую они встретили вместе с Регулусом.  Регулус. Джеймс совсем не думал о нём с того дня так, как позволял себе обычно. Во-первых, его было много. Во-вторых, это «много» определялось тем, как сильно он устал о нем беспокоиться. Он видел его состояние, исхудавшее лицо, упадок сил и бесконечное чувство смятения перед каждым куском сэндвича — и это убивало. Джеймс ночами сидел в Гугле, изучал истории людей, страдающих РПП или вышедших в ремиссию, и чем больше он углублялся в тему, тем сильнее ничего не понимал. Что у него было на руках? Две вещи: возмущения и ужасы. Джеймс мог лишь предполагать, что именно происходило с Регулусом. До конца он ничего не будет знать до тех пор, пока сам не спросит. Джеймс читал много историй о том, как люди срывались и съедали на тысячу калорий больше, чем раньше, а потом сидели на одном яйце на следующий день, постепенно увеличивая норму калорий так, чтобы эта тысяча сгорела за несколько дней: в понедельник — сто, во вторник — двести, и так по кругу. Головокружение, кровь из носа, потемнение в глазах, обмороки в автобусах и жуткая тошнота, которая начиналась, если ты съешь хоть чуточку больше, чем обычно. В лучших случаях можно было отделаться болью в животе и последующей рвотой, в худшем — СРК, хроническим холециститом с летальным исходом и любым другим заболеванием желудка или кишечника, которое диагностировать можно только колоноскопией. Был другой способ себя наказать. Пойти в спортзал, когда ноги не слушаются, а в теле после мочегонных не осталось никакой воды; зато получилось после срыва влезть в форму и выглядеть при этом прилично перед общественностью. Оставался риск скатиться с беговой дорожки, но это как побочные эффекты на инструкции таблетки от головной боли, которую никто не читает и на которую закрывают глаза. Джеймс видел последствия РПП именно так. Как огромный список страшных побочных эффектов, которые наслаиваются друг на друга, растут в геометрической прогрессии и достигают пика, когда совсем-совсем становится плохо. У Регулуса могло быть всё это: оглушающее чувство вины после съеденного куска торта втихую, слезы на упаковках сладостей, плодящихся усилиями корпораций, мучения над унитазом. Регулус мог остаться дома один, попробовать сырок — и после этого не остановиться. После этого был только он наедине со столом с разложенной едой, которую он когда-то себе запрещал, и бесконечное поедание того, на что он даже смотреть не мог, что было под огромным «нет». Это огромное «нет» превращалось в «да», когда никакая еда больше не лезла, когда насыщение после долгого отсутствия пришло, но остановиться было невозможно. Его могло тошнить; он ждал, когда это пройдет, и снова продолжал до переполненного желудка. Джеймс чувствовал себя каракатицей, когда читал это. Его прежний мир словно ширился, превращался в шарик, наполненный водой, увеличивался в размерах и лопался, стоило ему дойти до последней строчки статьи. Джеймс был в спорте с пяти лет. Он знал, какого это — когда твоего друга дрючат за то, что он недостаточно худ или полон, чтобы добежать до чертовых ворот. Он слышал слова «дрыщ» и «жирдяй» по двадцать раз на дню, но никогда, никогда его лично это не касалось. Джеймс защищал Питера перед старшеклассниками, которые задирали его с тех самых пор, как он ступил на порог старшей школы; Джеймс выглядел героем. Однако он даже не думал, во что могут вылиться подколы незнакомых людей и еще хуже — близких. В спорте не было таких понятий, как «жалость» и «слабость», и всё же Джеймсу повезло иметь семью, которая скорее посадит его за стол и всунет корзинку пирожков, которую он должен будет раздать всем измученным и голодающим на кружке баскетбола и обязательно — обязательно! — подумать о себе и оставить несколько с его любимой начинкой. По крайней мере три его друга страдали от деспотизма и тренеров, и родителей; их вынуждали бросать мячик и развивать то ли ловкость, то ли бог знает какое еще качество для лучшего будущего для мальчика и для воспитания его настоящим мужчиной: а для этого он должен был следить за собой, своим питанием и телом. И каждый день выслушивать одни и те же нотации о наборе белка для прокачки мышц. Джеймса передрагивало.  Сколько бы ни размышлял, он чаще всего связывал начало или обострение расстройств с пиком популярности медиа. Джеймс думал, что Интернет со всеми его прелестями непрекращаемо рушил самооценку людей. У него были примеры в жизни: одержимость Мэри Кардашьянами и ее желание увеличить попу и как можно уже затянуть грудь; Марлин, прежде чем стать амбассадором Adidas и облачиться навсегда в спортивные футболки и штаны размером с Миссисипи, кроила себя, копила на ринопластику и мечтала увеличить губы, как Меган Фокс. Питер носил утягивающие корсеты, чтобы уменьшить живот, пил на школьных обедах только воду, вверяя, что не голоден, а на следующий день накладывал поднос крендельков. Джеймс не представлял, какого им всем было на самом деле. На людях все его друзья отшучивались, самоиронизировали, — но это была показуха. Показуха до такой смехотворной степени, что дома они наверняка в три ручья рыдали, ненавидели себя и удаляли социальные сети, чтобы не становилось еще хуже. Джеймс ненавидел Интернет за его инфернальную сущность. И больше всего он ненавидел то, что ничего не мог с этим сделать. Он не сможет приехать к Кардашьянам и сказать, что их резкое похудение после моды на импланты — конченое издевательство; он не сможет уменьшить влияние их медийности. Он ничего не сможет сделать. И от этого он терял способность свободно дышать. Как помочь Регулусу?  Спустя столько прочитанных статей Джеймс не знал, как на это ответить. Расстегнув воротник рубашки и ослабив галстук, он быстро вышел из зала в холл, где не было ни души, чтобы вдохнуть свежий воздух. Его окатило прохладой — и в разы стало свободнее.  Ему нужно было подумать о многом. О том, что вот-вот — и он начнет новую жизнь; о том, что к первому курсу стоит выучить хотя бы немецкий, пускай у него оставались считанные месяцы; о том, что ответ от университета не приходит уже неделю. Джеймс планировал нырнуть в бешеную рутину в первый же день свободы, но сейчас он чувствовал неимоверную усталость, гнетущий упадок сил. Ему хотелось просто лежать, закидываться снэками, смотреть «Чумовую пятницу» с Линдси Лохан и болтать с Регулусом ни о чем. На большее он не был способен. Джеймс коснулся лба в попытках утолить головную боль. Всё крутилось, вихрилось и запутывалось. В последнее время его мучила боль по разным причинам: из-за стресса по поводу учебы, выпускных экзаменов, переезда в общежитие и бесконечных тревожных состояний. Ему надоело испытывать эту гнетущую усталость. — Всё хорошо?  Голос вырвал его из размышлений так, что Джеймс вздрогнул от неожиданности.  Он выучил каждый тон этого голоса. Он когда-то его до безумия любил. Это была Лили; Лили стояла позади него и вопросительно глядела, стоило ему медленно обернуться.  Сегодня она была потрясающей, как и всегда. Джеймс даже оторопел от того, насколько роскошно Эванс выглядела не в привычных брюках и строгом костюме с заколотыми в хвост волосами, чтобы не мешались. Она была совсем другой в синем платье, которое очерчивало мягкие изгибы ее талии и оголяли спину, а рост придавали белые каблуки, и оттого ему больше не нужно было ломать шею, чтобы быть на одном уровне с её глазами.  Эванс даже макияж не делала: у них с Марлин была любовь к отказу от адаптивок, и единственное, что они иногда совершали, — так это красили губы красным блеском с запахом вишни.  Сегодня они вместе пришли на бал. Уже в этот момент Джеймс решил, что выглядели Марлин и Лили вместе очень гармонично. — Ты что здесь делаешь? Все в главном зале. — Здесь лучше, — пожал плечами он, не отводя от неё взгляда. Это было очевидно: они не любили толпы, предпочитали уединение с юных лет и сблизились благодаря этому. Часто после школы встречались в саду, где резвились ученики начальных классов, и Джеймс и Лили как старосты классов обсуждали интерактивы, способы повысить успеваемость слабых учеников и помощь им, внешкольную деятельность для института и прочие вещи, которые сейчас казались незначительными.  А ещё они подолгу засиживались у плакучей ивы. Лили делала в скетчбуке карикатуры на преподавателей и наброски друзей, Джеймс читал труды юристов и делал пометки карандашом, комментируя возмутительные для него пункты. Иногда они с Джеймсом зачитывались английской литературой: ее голова на его коленях, а он — с ветхой книгой из библиотеки в руках.  Джеймс только сейчас подумал, что он проводил много времени с Лили, но почему-то этого не замечал. Они были гораздо ближе. Эванс подошла к нему ближе, и Джеймс заметил, как веснушки при слабом свете в холле озаряли ее лицо. — Это правда. Мы никогда не любили столпотворения.  Джеймс слышал в ее голосе неловкость. Он смотрел на нее во все глаза: на накрученные рыжие волосы, спадающие с плеч и выгодно обрамлявшие ее лицо, на ясные, большие и красивейшие зеленые глаза, которые так сильно его покорили. Джеймс расстался с ней. Он порвал с Лили. Он, должно быть, был не в своем уме, иначе свои действия не понимал ни он, ни всё его окружение. Джеймс спятил. С катушек съехал. И в таком случае, чтобы снять занавес тишины, сказал обычное: — Прости. Они знали, что он имеет в виду под этими извинениями. Лили хватило одного взгляда, чтобы поджать губы и опустить голову. — И когда ты перестанешь извиняться за правильные поступки, Джеймс?  Она подошла к нему еще ближе и заглянула в глаза — так, как делала только Эванс. Требовательно и одновременно с заботой. — Я понимаю всё, что ты делаешь. Я вижу в тебе очень близкого человека, который роднее всех родных, но ты абсолютно прав в том, что мы не подходим друг другу как пара. Лучшее, что ты мог сделать для сохранения наших отношений, — это пресечь все попытки стать кем-то больше, чем близкими друзьями. Я тебя безумно ценю. И я вижу, как ты страдаешь и не признаешь то, что уже давно надо бы в себе принять. — Я не совсем представляю, о чем ты, но в общем-то да. — Джеймс. Ты же сейчас как Радж из «Теории большого взрыва». — Мне Шелдон больше нравится. Лили закатила глаза и взяла его за плечи. — Это сложно, и мы уже говорили об этом. Но ты должен понимать, что твои опасения напрасны. — Я не очень верю в твою теорию о том, что, будучи влюбленным в девушку столько лет, я должен пересмотреть свои взгляды и подумать о том, нравится мне кто-то вообще или мои попытки влюбиться навязаны обществом. — Но такое часто случается, — она прищурила глаза. — Нам же с детства твердят о любви, соловьях и свадьбах. Логично предположить, что на наше мировоззрение это как-то влияет. Вдруг ты не влюблялся никогда? Вдруг у тебя были навязчивые состояния, лживые симпатии и привязанность, которые ты путал с влюбленностью? Даже на моем примере. Лили была права, и Джеймс уже задумывался над этим. Немного, частично, но в ее словах прослеживалась доля истины. Джеймс дорожил Лили и добивался ее многие годы, но, когда они шли на свидание, он заранее чувствовал, что совершает роковую ошибку. Как будто его недолюбовь вовсе не была любовью; как будто он должен был получить «да» на многолетние просьбы — и после желаемого сам процесс уже был не так важен. Джеймс никак не мог хакнуть свой мозг, но иногда Лили ему помогала задуматься о том, до чего он никогда бы не дошел. За это он мог говорить ей миллион раз спасибо. — Я пройду еще один тест. Подумаю. Лили выпустила легкий смешок и порывисто его обняла. — Люблю тебя, Джими. — Конечно. Я себя тоже. И тебя, чтобы не обижать. — С Регулусом поговори, — тоном мамы сказала она. — Зачем? Джеймса раздражало, что все в округе упоминают Реджи, словно он был сиамским близнецом Поттера и требовал их не разъединять друг от друга. В случае с Лили это стало неожиданностью, потому что она никогда с ним не говорила о Блэке, даже после его откровений о ссоре после ресторана. Но Джеймс подозревал, что она может помочь ему, если совсем запутается. Лили и её здравый рассудок — вещи неразделимые, однако Джеймс продолжал медлить, поскольку боялся. Боялся затронуть в разговоре друга и ненароком получить ответ на все вопросы в его голове. Боялся, что Лили укажет ему верную тропу, и он не будет ею доволен. У Лили бы получилось дать ему дельный, правильный совет. Загвоздка была в том, что Джеймс страшился этой мысли. — Не мне тебе объяснять.  Лили заглянула ему в глаза, мило скривила носик и растормошила волосы. — Бунтарю пора взбунтовать, Поттер. Очень загадочно. В её стиле.  Тонны литературы не помогли выслеживать все метафоры Лили. И Джеймс понемногу с этим свыкался. Он заставлял себя так думать, но в глубине души понимал, почему испытывал вину перед Регулусом в тот злополучный день в ресторане, он понимал, почему «расстался» с Лили, когда у них ничего толком не произошло, понимал, почему два этих имени слепились и на ощупь казались вязкой, шершавой массой, которую он не хотел трогать. Джеймс не допускал мысль о том, что фигура Регулуса была главенствующей в его собственном конфликте. Регулус был причиной странного смятения рядом с ним, он не дал начать отношения с идеалом девушки в лице Эванс, он выглядел таким необычайно притягательным под крышей закрытого кафе под дождем с серыми и заволакивающими глазами. Джеймс любил находить идеалы и возвышать их, как оказалось. В этом случае он не хотел ошибиться и вместо этого ощутить на самом деле настоящие чувства, как в мелодрамах показывают и во всех-всех ромкомах. Когда половинки отталкивают друг друга, а потом страстно целуются, потому что упоены этой любовью.  Джеймс обожжется, если испытает подобное чувство. Он уже поднес себя к зажженной спичке, когда поймал на мысли, что хочет просто обнять Регулуса, когда он рядом и когда ему или Джеймсу очень плохо. Обнять не так, как в их первый раз, — глупо, юношески скукоженно, необъяснимо смущенно. Он представлял другое прикосновение. И такого представления не было ни с Лили, ни с кем-либо ещё. 

***

(19:31) Надеюсь, ты не пишешь сейчас из полицейского участка с ожогами второй степени после неудачной шутки над всей примерно школой? (19:31) Обошлись без ожога. (19:32) Джеймс. (19:32) Я в самом безопасном для мужчины месте — на улице в полночь без фонарей. Не я должен бояться. Только если меня не угондошит Крюгер, тогда можешь переживать. Но Вязов вроде бы в трех милях отсюда. (19:32) Почему ты не на выпускном? (19:32) Мне осточертел Эминем, спертый запах алкоголя, угрожающий взгляд Филча после того, как Норрис меня облизала, и я был заинтригован попасть в новый сюжет тру-крайма. (19:33) Всё настолько плохо? (19:33) Не знаю. Может быть, проблема просто во мне? Я сейчас не хочу веселиться. (19:33) Ты где конкретно? (19:33) В трех милях от ножа Крюгера. (19:34) Звучишь слишком трезво. Прямо совсем не пил? (19:34) Залог успеха — набор массы и прокачка белка. А вообще, всё это такая чушь. И я просто устал от социума. (19:34) Мне даже совестно, что я сейчас лежу на гамаке в саду далеко от Крюгера и абсолютно не знаю, как тебе помочь. (19:35) позвони мне спой песенку на ночь и я баю-бай после гули-гули (19:35) Меня поражает твой энтузиазм. Я даже после фестивалей в честь посадки огурцов в деревне в гостях у Пандоры так быстро не слинивал, как ты со своего выпускного. Вы хотя бы один туалет подорвали? (19:35) Лучше. Мы учительскую превратили в общагу без присмотра. (19:35) Слишком слабо для вас. (19:36) Иногда мне кажется, что ты наш джедай. (19:36) Я не смотрел ни одной части «Звездных войн». (19:36) ты что блять в вакууме живешь? (19:37) Я хотел фанатеть, посмотрел минут десять, но абсолютно ничего не понял. (19:37) Там не надо понимать, там надо чувствовать, ну Регулус! Заходи завтра вечером к нам на семейный просмотр, мы научим. (19:37) Нет? Ты же несерьезно сейчас. (19:38) Отец и мама очень гостеприимны, если ты об этом. К тому же они всегда рады принять в доме еще одного Блэка, зная натуру Вальбурги. (19:38) Мне всё равно будет неловко. (19:38) Я не стану настаивать, но у нас телевизор огромный. И приставка есть. (19:39) Сириуса могу выгнать, если хочешь. Он постоянно пошло шутит с отцом и вгоняет в краску маму, извиняясь перед ней после каждого слова. (19:39) Я не уверен, что освобожусь, но напишу тебе тогда. (19:39) Это мое шоу «Минута славы» в Словакии. (19:40) Хорошо, Джеймс, я понял. (19:40) Ты не боишься, что врежешься в столб, пока печатаешь? (19:40) У меня уже шишка и обещания расплатиться с указателем через неделю, когда я пойду забирать документы. (19:41) Ого. Университет так и не ответил? (19:41) Читает мою заявку и восхищается тем, какой я всё-таки красавчик и как им повезло иметь меня в стенах Лиги Плюща. Я буду как в «Сплетнице»! Уже купил чмошный галстук и ботинки, как у Басса. (19:42) Девчонки будут в восторге. (19:42) Главным образом я иду туда покорять учителей. Хотя это нечестно, наверное? (19:43) Философский вопрос. Решай его сам. (19:43) С учетом того, что философию я ненавижу. (19:44) Ты просто хорошие труды не читал. (19:44) Я читал женщин. Только ради них можно углубиться, но всё остальное выше моих сил. (19:44) И какой твой топ? (19:45) Симона де Бовуар, конечно. (19:45) Джеймс, я не понимаю. На тебя должны вешаться все. Как получилось, что Лили дала тебе согласие спустя столько лет… (19:46) Она слишком умная, поэтому сразу понимала, что мы не пара. (19:46) И ты тоже это понимаешь теперь? (19:46) А тебе искренне интересно? (19:47) Я просто спрашиваю, чтобы поддержать диалог. (19:47) Правда? Прям совсем нелюбопытно, почему так вышло? (19:47) Я не должен был начинать это. (19:48) Всё в порядке. Я немного запутался и сказал ей об этом. (19:48) Восхищаюсь тем, как быстро вы решаете свои проблемы. (19:48) Наша дружба выстраивалась веками. Было бы странно поступать иначе. (19:49) Мне кажется, я спутал многолетнюю симпатию как к другу с влюбленностью. (19:49) Это интересная мысль. А как ты пришел к ней? (19:49) Я не до конца понимаю. У нас с Лили много общего, и из-за этого мы часто зависали вместе в старших классах. Когда были младше, то всё держалось на моей восторженности и тирадах о ее остром уме и блестящей красоте, потом я стал тише, задумчивее, и Лили сама ко мне потянулась… Мысль о том, что она для меня идеал, была с первого дня школы. (19:49) Я держался за это мнение, как за спасательный круг, как будто бежал от чего-то. (19:50) Как будто мне нужно было найти объект обожания, чтобы уцепиться за него и не отпускать до тех пор, пока я сам не пойму, что мне не нужно это. (19:50) Идеал — это всегда нечто эфемерное. И тем более искать идеал среди людей — такая тупая задачка на жизнь. (19:50) Я просто поздно успел догнать до этого. Мои проблемы никуда не делись, потому что теперь я стараюсь определить, что всё это время ощущал и по какой вообще причине. (19:50) То есть Лили тебе настолько близкий друг, что ты путал влюбленность с привязанностью? (19:50) Я склонен верить этой версии, да. (19:51) О Господи (19:51) Странно? Фрики такие. (19:51) Нет, ты просто сейчас сильно меня успокоил. (19:52) В каком смысле? (19:52) Да неважно уже вовсе. (19:52) Думаю, у меня получится выбраться к вам завтра. Но точно я не уверен, предупрежу, если что. (19:53) Это здорово! Я тебе тогда чуть позже напишу, когда встречаемся. Пока что мне нужно спасать мародеров после выпускного. (19:53) Ты не следишь за ними, что ли? Наверняка они уже не дышат. (19:53) Я ждал именно этого. (19:54) ДЖЕЙМС (19:54) всё будет хорошо я их мамочка (19:54) С немного скошенным материнским инстинктом. (19:54) которого не существует. (19:55) Скажи это партийным консерваторам. (19:55) Они пока смотрят телевизор и решают сканворды, не буду отвлекать. (19:55) В прошлом году Сириус после разрыва с качком поливал дуршлагом чужой сад, так что его нетрезвое состояние может пойти на пользу. (19:55) Не торопись. Дай ему время на клумбу с петуниями. (19:56) У него аллергия на петуний. (19:56) Я уже подхожу к дому. (19:56) И я не душу в зародыше мысль о том, что ты придешь к нам завтра смотреть на световые мечи и мое пятилетнее помешательство. (19:57) Сделаю всё, чтобы точно освободиться.

***

(23:50) Вопрос на засыпку двум наверняка в стельку выглушенным друзьям, которые даже в трезвом состоянии путают, какое мясо нельзя есть евреям — говядину или свинину. (23:50) Что хуже: осознать, что хочешь обнять друга, когда хочешь обнять друга, или осознать это спустя время, прокрутив в голове последние события, когда голова болит даже после трех таблеток аспирина? И что делать с этим? Решиться? (23:50) Т̲ы̲ ̲ч̲е̲ ̲с̲т̲р̲о̲ч̲и̲ш̲ь̲ ̲в̲о̲о̲б̲щ̲е̲,̲ ̲у̲ ̲н̲а̲с̲ ̲в̲ы̲п̲у̲с̲к̲н̲о̲й̲.̲ (23:51) Я̲ ̲д̲а̲ж̲е̲ ̲ч̲и̲т̲а̲т̲ь̲ ̲э̲т̲у̲ ̲х̲е̲р̲н̲ю̲ ̲н̲е̲ ̲б̲у̲д̲у̲ ̲в̲о̲з̲в̲р̲а̲щ̲а̲й̲с̲я̲ ̲т̲о̲р̲т̲ ̲у̲ж̲е̲ ̲в̲ы̲н̲е̲с̲л̲и̲.̲.̲.̲ (23:51) Я уже дома. (23:51) я икал тбя пупсик где ты Джеймс добавил в чат Лили (23:52) Лили, вы уже закончили? (23:52) Час назад. (23:52) Хорошо, спасибо. Джеймс исключил из чата Лили (23:53) ТЫ ВЫБРОСИЛ ЛИЛИ (23:53) Я знаю, что вы торчите где угодно, но не на выпускном. Ответьте мне быстренько и блюйте дальше. (23:54) что произошло мылыш (23:54) Всё плохо. Всё очень и очень плохо. (23:54) Я говорил с Регулусом часа три назад. (23:54) Пригласил на семейный просмотр «Звездных войн». (23:54) дждай не желает подбных вещей… (24:54) С̲и̲л̲а̲ ̲т̲е̲ч̲е̲т̲ ̲в̲о̲ ̲м̲н̲е̲,̲ ̲и̲ ̲я̲ ̲е̲д̲и̲н̲ ̲с̲ ̲С̲и̲л̲о̲й̲.̲ (23:55) Крутил в голове все, что меня беспокоит. (23:55) Потом вспомнил пикник, дождь, гроза молния удары и вот я стою смотрю на него а у него такие большие глаза и так и хочется обнять но почему-то у меня вызывает это неловкость как будто объятие это что-то большее хотя нихрена не большее мы же с вами?? Всё так странно я ничего не понимаю (23:55) так заключи его в свои сильные руки тарзан в чем твоя проблема? (23:56) Т̲ы̲ ̲п̲р̲о̲ ̲к̲о̲г̲о̲ ̲в̲о̲о̲б̲щ̲е̲?̲ (23:56) Неважно. Я дал вам задачку. Как вы будете её решать? Вы бы поговорили об этом с другом? (23:56) Я̲ ̲л̲ю̲б̲л̲ю̲ ̲т̲е̲б̲я̲,̲ ̲Д̲ж̲е̲й̲м̲с̲,̲ ̲н̲о̲ ̲н̲е̲ ̲д̲о̲ ̲т̲а̲к̲о̲й̲ ̲с̲т̲е̲п̲е̲н̲и̲.̲ (23:56) звякни Мэри забал и забери нас отсюда нм очнь плохо  (23:57) О̲н̲ ̲о̲т̲р̲у̲б̲и̲л̲с̲я̲ ̲о̲т̲ ̲о̲д̲н̲о̲й̲ ̲р̲ю̲м̲к̲и̲ ̲в̲о̲д̲к̲и̲.̲ ̲Я̲ ̲в̲ы̲п̲и̲л̲ ̲ш̲т̲у̲к̲ ̲д̲в̲а̲д̲ц̲а̲т̲ь̲.̲ (23:57) с колой не счится. (23:57) Т̲о̲г̲д̲а̲ ̲н̲и̲ ̲о̲д̲н̲о̲й̲ ̲т̲ы̲ ̲д̲а̲ж̲е̲ ̲н̲е̲ ̲о̲с̲и̲л̲и̲л̲.̲ (23:57) отвянь задииирв (23:58) Где вы. Оба. (23:58) Н̲а̲ ̲п̲л̲о̲щ̲а̲д̲к̲е̲ ̲к̲а̲к̲о̲й̲-̲т̲о̲.̲ ̲С̲и̲р̲и̲у̲с̲ ̲р̲а̲с̲п̲у̲г̲а̲л̲ ̲в̲с̲е̲х̲ ̲п̲о̲д̲р̲о̲с̲т̲к̲о̲в̲,̲ ̲п̲о̲к̲а̲ ̲в̲и̲з̲ж̲а̲л̲ ̲и̲ ̲с̲к̲а̲к̲а̲л̲ ̲в̲о̲з̲л̲е̲ ̲н̲и̲х̲,̲ ̲п̲р̲е̲д̲л̲а̲г̲а̲я̲ ̲п̲о̲и̲г̲р̲а̲т̲ь̲.̲ (23:58) Он делает это и без алкоголя в организме. (23:59) ̲Я̲ ̲н̲е̲ ̲о̲т̲р̲и̲ц̲а̲ю̲.̲ (23:59) Сидите там и никуда не двигайтесь. (23:59) наша мамчка Поттр включл режим душнлы  (0:00) Крысохвост может координаты скинуть? (0:00) он закинл нас в игнор. (0:00) Сейчас проверим. (0:01) Питер, я не менял твой фильтр для питьевой воды уже два года. (0:01) Доркас называет тебя Пина-колада трезвенница. (0:02) Твой автограф Джорджа Лукаса на самом деле моих рук дело. (0:03) я ег кончно люблю но двай если он поломается, такго чудка бльше не будм заводить. (0:04) М̲о̲и̲ ̲с̲п̲а̲й̲к̲и̲ ̲в̲е̲р̲н̲у̲л̲и̲с̲ь̲.̲ (0:04) сегдня отжигали Марлин с Лили конкретно  (0:05) В каком плане? (0:05) Т̲ы̲ ̲н̲а̲м̲е̲р̲е̲н̲н̲о̲ ̲в̲ы̲ж̲и̲д̲а̲е̲ш̲ь̲,̲ ̲п̲о̲к̲а̲ ̲С̲и̲р̲и̲у̲с̲ ̲н̲е̲ ̲о̲к̲а̲ч̲у̲р̲и̲т̲с̲я̲?̲ ̲ (0:05) О̲н̲ ̲е̲щ̲е̲ ̲н̲е̲ ̲с̲н̲я̲л̲с̲я̲ ̲в̲ ̲р̲е̲м̲е̲й̲к̲е̲ ̲«̲И̲н̲д̲и̲а̲н̲ы̲ ̲Д̲ж̲о̲н̲с̲»̲.̲ ̲Р̲а̲н̲о̲.̲ (0:05) в песках в костме археолга я буду выглядеть суууупр. (0:06) я найду Святой Грааль и Римус будет моим. (0:06) Не думаю, что после комиксов о нацистах и Ковчеге ты завоюешь сердца адекватных людей. (0:06) В̲ ̲ч̲е̲т̲в̲е̲р̲т̲о̲й̲ ̲ч̲а̲с̲т̲и̲ ̲И̲н̲д̲и̲а̲н̲а̲ ̲в̲ ̲р̲у̲ч̲и̲щ̲а̲х̲ ̲а̲г̲е̲н̲т̲о̲в̲ ̲С̲о̲в̲е̲т̲с̲к̲о̲г̲о̲ ̲С̲о̲ю̲з̲а̲ ̲в̲ ̲р̲а̲з̲г̲а̲р̲е̲ ̲Х̲о̲л̲о̲д̲н̲о̲й̲ ̲в̲о̲й̲н̲ы̲.̲ (0:07) Это определенно улучшает ситуацию. (0:07) С̲н̲и̲м̲и̲ ̲п̲р̲и̲к̲в̲е̲л̲.̲ ̲О̲ ̲К̲о̲р̲о̲л̲е̲в̲е̲ ̲о̲б̲е̲з̲ь̲я̲н̲ ̲в̲ ̲д̲о̲м̲е̲ ̲с̲ ̲п̲р̲и̲в̲и̲д̲е̲н̲и̲я̲м̲и̲.̲ ̲Э̲т̲о̲ ̲б̲ы̲л̲а̲ ̲и̲д̲е̲я̲ ̲Л̲у̲к̲а̲с̲а̲,̲ ̲к̲а̲ж̲е̲т̲с̲я̲.̲ (0:07) Вас забирать или вы по пустыне пройдетесь? (0:08) С̲к̲и̲н̲у̲л̲ ̲т̲е̲б̲е̲ ̲г̲е̲о̲л̲о̲к̲а̲ц̲и̲ю̲.̲ (0:08) как на улчке хоршо всё-таки… запахи дервьев там. цветочков (0:09) я выпил совсем чуть-чуть. (0:09) мисис Поттер не злтся на мня? (0:09) Она будет злиться, когда мы зайдем в дом, а ты будешь орать, подражая аисту. (0:10) толко один раз такое произошло, и поминаешь мн с тх пор кждую попйку… (0:10) Д̲ж̲е̲й̲м̲с̲,̲ ̲б̲ы̲с̲т̲р̲е̲е̲,̲ ̲б̲у̲д̲ь̲ ̲д̲о̲б̲р̲.̲ (0:11) И̲ ̲о̲т̲в̲е̲ч̲а̲я̲ ̲н̲а̲ ̲т̲в̲о̲й̲ ̲в̲о̲п̲р̲о̲с̲,̲ ̲я̲ ̲б̲ы̲ ̲о̲б̲н̲я̲л̲ ̲т̲в̲о̲е̲г̲о̲ ̲у̲с̲л̲о̲в̲н̲о̲г̲о̲ ̲д̲р̲у̲г̲а̲.̲ (0:11) Н̲о̲ ̲с̲п̲р̲о̲с̲и̲л̲ ̲б̲ы̲ ̲п̲е̲р̲е̲д̲ ̲э̲т̲и̲м̲ ̲р̲а̲з̲р̲е̲ш̲е̲н̲и̲я̲,̲ ̲к̲о̲н̲е̲ч̲н̲о̲.̲ (0:11) Спасибо тебе, Пити. Как раз думал об этом. (0:12) Но я подозреваю, что конкретно влип, потому что чувствую не то, что должен чувствовать.  (0:12) Б̲а̲б̲о̲ч̲к̲и̲ ̲в̲ ̲ж̲и̲в̲о̲т̲е̲?̲ ̲С̲к̲р̲у̲ч̲и̲в̲а̲н̲и̲я̲?̲ ̲З̲а̲д̲е̲р̲ж̲к̲у̲ ̲д̲ы̲х̲а̲н̲и̲я̲?̲ ̲ (0:12) Д̲ж̲е̲й̲м̲с̲,̲ ̲т̲ы̲ ̲в̲ ̲с̲в̲о̲е̲г̲о̲ ̲д̲р̲у̲г̲а̲ ̲в̲л̲ю̲б̲и̲л̲с̲я̲?̲ (0:12) Как ты дошел до этого вообще, я про обнимашки просто начал. (0:12) Т̲ы̲ ̲о̲п̲и̲с̲а̲л̲ ̲с̲в̲о̲и̲ ̲э̲м̲о̲ц̲и̲и̲,̲ ̲и̲ ̲я̲ ̲с̲д̲е̲л̲а̲л̲ ̲з̲а̲к̲о̲н̲о̲м̲е̲р̲н̲ы̲й̲ ̲в̲ы̲в̲о̲д̲.̲ (0:12) Д̲а̲в̲а̲й̲ ̲п̲о̲ ̲п̲о̲р̲я̲д̲к̲у̲.̲ ̲О̲п̲р̲е̲д̲е̲л̲и̲м̲,̲ ̲ч̲т̲о̲ ̲т̲ы̲ ̲и̲с̲п̲ы̲т̲ы̲в̲а̲е̲ш̲ь̲,̲ ̲к̲о̲г̲д̲а̲ ̲в̲и̲д̲и̲ш̲ь̲ ̲е̲г̲о̲?̲ (0:12) и вот тогда это происходит. момент, когда дыхание замедляется. и с каждым выдохом ты выпускаешь весь свой запас кислорода. и всё замирает. (0:13) ландши прекрасны… (0:13) Мы зашли слишком далеко. (0:13) маникюр Мэри такой секси. (0:13) Д̲ж̲е̲й̲м̲с̲,̲ ̲д̲а̲в̲а̲й̲ ̲п̲о̲т̲о̲м̲.̲ (0:14) Я̲ ̲е̲г̲о̲ ̲д̲а̲ж̲е̲ ̲о̲т̲т̲а̲щ̲и̲т̲ь̲ ̲о̲т̲ ̲к̲л̲у̲м̲б̲ы̲ ̲н̲е̲ ̲в̲ ̲с̲и̲л̲а̲х̲.̲ (0:14) Бегу.

***

После дороги, состоящей из завываний Сириуса и проклятий Питера, волочащего его вместе с Джеймсом на плечах, Поттер совсем выдохся. Он вознамерился поговорить с Регулусом и добежал до ворот Блэков к часу ночи, не ожидая, что Регулус выйдет и они поговорят. Охранник его точно не пустит, а будить весь особняк — всё равно что подписывать себе приговор. Джеймс знал, что Регулус ложился поздно. Они переписывались до трех часов, а когда учеба закончилась, то могли затягивать до шести утра, потому что не приходилось рано вставать и спешить в школу. Однако он всё равно мешкался и поглядывал на телефон, передумывая. Что он делал? Джеймс шел к дому Регулуса целенаправленно, чтобы передать первый выпуск комикса, который еле выхватил в магазине, и ему нетерпилось, как маленькому ребенку, вручить подарок. Еще он планировал что-то сказать, но что именно — не имел понятия. Сейчас он не мог сформулировать разумную мысль, которая правильно передавала бы его намерения. Ему хотелось всё разъяснить: и тот факт, что первый раз они обнялись совсем не так, как должны были (пускай это странно спустя столько времени), и тот факт, что они с мародерами почти спланировали поездку после поступления, и Вальбургу, и всё-всё-всё. Джеймс был готов говорить с Регулусом до утра. Но он подумал, что сделает это завтра. Сейчас поздно. Сейчас не время. Стоило ему всё разъяснить, как дверь ворот открылась, и из неё вышел младший Блэк. — Джеймс? — его брови приподнялись. — Ты что здесь делаешь? Его тоже интересовал этот вопрос. Что он делал у ворот? В настоящий момент любовался Блэком, а в общем — пришел к нему. Но признаться в этом, как скатиться с вертикальной горки. Джеймс издал короткое «э» и потянул правую руку в сторону, как бы разминая её. Он решил, что говорить чистую правду значило признаваться в том, что спешил Джеймс порадовать друга новым томом, но это было не круто, поэтому: — Пробегал мимо, остановился передышать. Регулус торопливо кивнул и словно выискивал глазами кого-то, постоянно заглядывая за его плечо. Он был одет не так, как обычно: в этот раз осмелился оголить руки и ноги благодаря белой рубашке с коротким рукавом и шортам до колен; его кудряшки по обыкновению были заправлены за ухо, а скулы в свете неярких фонариков особенно четко выделялись и казались гораздо острее. — Рад тебя видеть, но мне спешить надо, — он сглотнул, и его кадык чуть двинулся. — Друг по переписке прилетел погостить, надо встретить его с аэропорта. Регулус скользнул взглядом по нему и остановился на локте, на котором висел пакетик из магазина комиксов. — Ты из круглосуточного? — Передать другу собирался, — не соврал он. — Тоже. — Бродяге? — Другому другу. — Класс. Ты к одному, я к другому, — он уже шагал в сторону остановки. — Если к тебе приехали, то можешь не освобождаться к завтрашнему вечеру. Не каждый день приезжают друзья по переписке. — Ты будешь не против? — Регулус внезапно улыбнулся уголком губ. — Джеймс, да брось. Мы уже договорились. Джеймс едва сдерживался, чтобы не вспыхнуть. — Я бы не предлагал тебе, если бы заранее знал, что у тебя гости, которых ты долго ждал. — Ну, это довольно знакомая ситуация. — Разве? — Регулус развел руки в стороны. — Неужели, Джеймс? Они стояли довольно опасно. Джеймс — немного дальше бордюра, Регулус на пустой дороге в метрах трех от него. Даже расстояние кричало о стянутости в их отношениях. И снова у них был этот момент. Когда они смотрят друг на друга с необъяснимой пассивной агрессией, конфликтуя по пустяковым причинам. Когда в воздухе висит знак вопроса, и звук сверчков не приглушает накаленную атмосферу. Они были как натянутые струнки, вот-вот готовые вырваться из-под пальцев и испустить звук минорный или мажорный; в их случае всё было неоднозначно. Джеймс не испытывал таких эмоций со времен проигрыша Змеям в прошлом году в финальном матче, когда был четко настроен на победу. Его заглушало, выбивало из колеи и раздражало то, как беспечно Регулус ко всему относился. Он не был таким. Он не задвигал его на второй план. Он не скрывал от него такие вещи, как приезд далекого друга. А если он скрыл, значит, тот был важен для него? Если Регулус до сих пор смиряет его таким взглядом, будто мстит, то может ли это что-то означать? Джеймс подумал, что их отношения в последние недели — это ненормальные, нездоровые и выводящие из себя магниты, которые не скреплялись, как надо, после стольких попыток. Он с раннего детства строил дружеские отношения, но у него ни разу в жизни не проходило общение таким образом. Он не затаивал обиду, не держал зла долго, был отходчивым и умел обнимать людей без неловкости. Но то, что было у него с Регулусом, его не устраивало. Джеймс не мог прекратить с ним общение, потому что слишком сильно им дорожил, но мириться с этим тоже не был в силах. Была ли проблема только в Джеймсе, или их дружба с Регулусом была обречена на провал из-за разных характеров и интересов? Он привык винить себя во всех бедах, но в случае с Блэком создавалось ощущение, что в последнее время конфликты между ними возникают из-за сторонних людей рядом, словно оба становятся ежиками и ревнуют, не подпуская других. Джеймс не видел ничего опасного в дружбе Регулуса с Пандорой и Римусом, ровно так же он — в случае с Ко и мародерами. Но Регулус выпустил колючки, когда встретил Лили, а Джеймс теперь поймал себя на том, что переживает из-за нового друга, который, видимо, очень дорог Регулусу. Джеймс знал, к чему клонят его собственные мысли. Он понял это давно, просто всячески избегал полного принятия. А сейчас это было совсем не к месту, когда Регулус оказался увлеченным секретным другом и на всех радостях спешил к нему. Один вид этого разъедал всё веселье. Джеймс смотрел вслед уходящему Блэку, который подбегал к подъезжающему автобусу до остановки. Отчего-то ему казалось, что смута продолжится сеяться. И ни к чему хорошему в итоге это не приведет.