Вишнёвые жвачки

***

Вторник, утро

(9:50) Я твое будущее запечатление. (9:55) Не обольщайся. (9:55) Колись. Каким ты видишь свидание своего лучшего друга? (9:56) Отставь это. Я зависаю с тобой только ради теорий заговоров. (9:57) Так и знал. (9:57) Ну же. Идеальное свидание. Твой Римус и моё блошивое недоразумение. Мы с тобой в меру продуманные, чтобы организовать им незабываемый вечер. (9:58) Сложно. (9:58) На свидании не должно быть рэперов и темных закрытых помещений. И людей (Римус не любит людей). (9:59) А долбанутых на всю голову он любит? Я хочу просчитать в уме, какие шансы у Бродяги. (9:59) А Бродяга задрот? Мне кажется, что у Римуса больше общего с учебником по физике, чем с кем-либо ещё. (10:00) Ну… Бродяге точно не помешал бы учебник по физике. (10:00) Как искусно ты его унижаешь... (10:01) Я не знаю, каким должно быть свидание. У меня его никогда не было. (10:01) О, а я ходил! И это было опасно. Очень-очень опасно. (10:02) Я познакомился с девушкой в парке, и мы договорились встретиться возле её дома следующим вечером. Даже уже придумал, на какое кино мы пойдем, но она решила отвести меня в «место забытия». (10:02) Только не говори, что ты пошел. (10:02) …это был тёмный переулок очень сомнительного качества. Но я попытался разрядить обстановку и аккуратно расспросить, зачем нам место забытия, и почему оно лучше новой части «Монстров на каникулах»? И почему она подходит к кучке торчков. (10:03) Нашел закладку? (10:03) Я не буду отвечать на это. Но девушка выглядела вполне прилично. У неё было каре… и легкое платье в горошек… (10:04) Представляю, как ты в своей привычной манере отвязался от них и убежал. (10:04) Да. Я сказал, как меня выдрессировала мама: «Меня не интересуют ваши суицидальные наклонности, джентльмены. Доброй вам ночи». И удалился. (10:04) Засада. У нас нет нормального примера. (10:04) Ксенофилиус водит Пандору на мюзиклы. Им нравятся цветастые костюмы, язык песен, на котором разговаривают герои. (10:04) Бродяга не вынесет больше тридцати минут… Он ультрагиперактивен. Ему понадобится шарик, который можно будет надувать, как Брюс Хлебников. (10:05) У нас нет вариантов. (10:07) Тогда расскажи о своём «хорошем свидании». Чтобы я знал, от чего отталкиваться. (10:08) Без малейшего понятия. (10:09) Наверное, я бы устроил марафон уличной кухни. Сводил бы его/её во все местные забегаловки, чтобы найти идеал для нас обоих. И чтобы понять, лошара он/она или нет, если не любит сушеное манго. Ночные прогулки по всей Англии в поисках буррито — это же зашибись. (10:09) Как потребительски это звучит. (10:09) Уважай свои предпочтения. (10:11) Твоя очередь. (10:12) Моё видение больше приближено к идеалу Римуса. Я бы ограничился домом, проигрывателем, (у Римуса и Бродяги совпадают вкусы в музыке, судя по списку предпочтений) и всё. (10:12) И тратиться не надо… (10:12) Но свести их мы не сможем. (10:13) Римус... болен. И желательно Бродяге быть в курсе. Мы познакомились в больнице и засели там с одной болячкой, как и Пандора. (10:13) Да, об этом... (10:13) Реджи. Это быстро и необжиданно, но я сообразительный мальчик. (10:13) Не сомневаюсь. (10:13) Нет, я серьезно. Я, кажется, догадываюсь. (10:13) Я знаю, что у вас. (10:14) Знаешь? (10:14) Так скоро? (10:14) Поначалу я догадывался… ты дал слишком много подсказок, а мне хорошо знакомы все симптомы из-за огромного количества девушек в кругу общения. Потом до меня окончательно снизошло озарение. (10:15) А если быть до конца честным, то я списался с Рыжаней и зацепился за её «диета Макдональд переходит все границы, ей нужно срочно объяснить, что не так с весогонкой». (10:15) И почему ты говоришь об этом только сейчас? (10:15) Боялся? (10:16) Как это односложно, Джеймс. (10:17) Я боюсь сделать что-нибудь не так. Я не знаю, как мне вести себя, хотя был свидетелем и не раз. (10:18) Совсем не обязательно вести себя не так, как раньше. Я в порядке. (10:18) И это просто прекрасно! Я всего лишь волнуюсь, что налажаю. (10:19) Бродяга будет осведомлён. (10:19) Ты не налажаешь, Джеймс. Я уверен, что ты не сможешь меня сильно обидеть. (10:19) Я скорее себя обижу. (10:20) Но единственное, что я могу попросить… это повременить. (10:20) Повременить с твоим желанием, потому что я догадываюсь, что ты захочешь. (10:20) Встретиться? (10:20) Раньше времени видеть тебя не как озабоченного возле ноутбука и архивом случаев со свидетельствами вторжения НЛО в нашу планету... Сейчас я не готов к этому. (10:20) Хорошо. Я могу понять. (10:21) И я умею проделывать работу над ошибками, Китиконаклл научила. (10:22) Но до тех пор я изучу всё по теме, и не смей меня останавливать. (10:22) Даже трек об этом напишу. (10:23) Мне послышалось или... (10:23) Ты что, тот самый рокер AC/DC металлика черный цвет ноль подтяжек? (10:23) Это всё, что ты вспомнил? (10:23) Ты не ответил на вопрос. (10:23) Может быть, я случайно пропустил в увлечениях музыку. (10:23) Стрела пронзила моё сердце и в один миг опустошила его, выкачивая всю кровь; он был ранен — душевно, морально, физически, во всех смыслах этого слова. (10:24) Дай бог ты не поступишь в творческий вуз. (10:24) Из меня вышел бы потрясный преемник Уильяма Берроуза. (10:25) Удачи. Главное не застрели жену. (10:25) Ученики часто превосходят учителей. Моя сила меткости слишком развита, чтобы промахнуться и не попасть в стакан на голове любимой. И чем он только думал? (10:26) Вы действительно очень похожи. Мышлением. (10:26) Сочту это за комплимент, Реджи. А теперь не мешай мне заниматься интеллектуальными похождениями. Пора взяться за «Диких мальчиков». (10:26) Это твои попытки разобраться в собственной ориентации? (10:27) …поки-поки.

***

(11:05) Ну что, какие планы на день? (11:05) Я собираюсь сесть на кровать. (11:06) Воу... ты постарайся не налажать. Это очень сложное занятие. Раздвинь ножки там, подготовь почву, настройся психически. (11:06) Знаю, поэтому я стараюсь разминаться и делать кардио для этого. (11:09) А если честно, то я безумно хочу купить нотные тетради и спортивную обувь, потому что прогулки с Пандорой в конверсах я считаю пыткой. Детей с детства учат ходить быстрее или это отдельный сорт уникальных людей? (11:10) Второе. А насчёт нотных тетрадей я отвечу так: ты секси. (11:10) И как ты думаешь, что я отвечу на это? (11:11) Будь со мной нежен, Тыковка. (11:11) Мне, скорее всего, придётся закупаться в секонде, потому что я не выношу видеть что-то невинтажное. Даже эти рюкзаки с мультяшными принтами типа Блум в окружении страз... меня передергивает. (11:11) Не вижу ничего плохого. (11:12) Мне нужен чёрный рюкзак и перочинный ножик, чтобы убегать от таких людей, как ты, Поттер. (11:12) Ты музыкант с замашками гопника, с чёрным лаком и панковским поведением. Я почти запечатлен. (11:12) Кончай. Мне пора встать с кровати и наконец-таки убрать гитару в чехол. (11:13) Не говори ничего такого больше. Я бессилен.

***

(11:15) Выглядишь так, будто живьём проглотил пчелу, и теперь она оставляет личинки в знак протеста. (11:15) Освободи нас, человечий негодяй! Освободи нас, сын сукий! (11:15) Он пишет песни. (11:16) Держи себя под контролем. (11:16) Мне плевать, я всего лишь сообщил информацию. Круто, когда есть человек, который разбирается в теме, интересующей тебя. (11:16) Ты сказал на второй день нашего знакомства, что любишь меня. Не выделывайся. (11:17) Только тогда я взял тебя за обе щеки в стельку пьяный и наговорил бесконечное количество комплиментов, а тебе пришлось вырываться с характерным «отвали». (11:17) Какая бы сексуальная ориентация у тебя ни была... (11:18) у неё явно стояк на Тыковку. (11:18) Я не гей. (11:19) Как скажешь, Сохатик. Только можно без постоянных смешков? (11:19) А можно без новой драмы в виде расставания с Маркусом? (11:19) Ты знаешь, кто тут драма. Это было лишь вопросом времени. (11:20) Постарайся не встречаться ни с кем до конца этой недели. Поклянись своими блядскими волосами и мотоциклом. (11:20) С чего вдруг такие рамки? (11:20) Я устраиваю по-адекватному твою личную жизнь. (11:21) Хвост, наша Киттикгонагалл сегодня в хорошем расположении духа? (11:21) Е̲с̲л̲и̲ ̲э̲т̲о̲ ̲т̲о̲ ̲ж̲е̲ ̲с̲а̲м̲о̲е̲,̲ ̲ч̲т̲о̲ ̲и̲ ̲"̲м̲ы̲ ̲с̲ ̲Б̲р̲о̲д̲я̲г̲о̲й̲ ̲п̲р̲о̲г̲у̲л̲я̲е̲м̲ ̲а̲н̲г̲л̲и̲й̲с̲к̲и̲й̲,̲ ̲а̲ ̲т̲ы̲ ̲п̲р̲и̲к̲р̲о̲й̲ ̲н̲а̲ш̲и̲ ̲п̲о̲п̲ы̲т̲к̲и̲ ̲у̲г̲о̲в̲о̲р̲и̲т̲ь̲ ̲М̲э̲р̲и̲ ̲п̲у̲с̲т̲и̲т̲ь̲ ̲н̲а̲с̲ ̲н̲а̲ ̲т̲у̲с̲у̲"̲,̲ ̲т̲о̲ ̲в̲ы̲ ̲о̲б̲а̲ ̲и̲д̲е̲т̲е̲ ̲н̲а̲ ̲х̲у̲й̲.̲ (11:22) Мне пошутить?.. (11:23) О̲,̲ ̲к̲с̲т̲а̲т̲и̲,̲ ̲С̲о̲х̲а̲т̲ы̲й̲,̲ ̲т̲ы̲ ̲в̲с̲ю̲ ̲н̲е̲д̲е̲л̲ю̲ ̲п̲о̲х̲о̲ж̲ ̲н̲а̲ ̲М̲э̲р̲и̲,̲ ̲к̲о̲г̲д̲а̲ ̲о̲н̲а̲ ̲с̲о̲ш̲л̲а̲ ̲с̲ ̲у̲м̲а̲ ̲п̲о̲ ̲т̲о̲м̲у̲ ̲м̲о̲л̲о̲д̲о̲м̲у̲ ̲п̲р̲е̲п̲о̲д̲у̲ ̲л̲и̲т̲е̲р̲а̲т̲у̲р̲ы.̲.̲.̲ ̲т̲а̲к̲о̲й̲ ̲ж̲е̲ ̲с̲о̲с̲у̲н̲о̲к̲ ̲м̲л̲е̲ю̲щ̲и̲й̲. (11:24) Нет, Крысохвост, ты разве не слышал? У Тыковки мягкий голос... малыш Бэтмен мягок, как шелк, и упруг, как сосиска. (11:24) Я вас обоих на куски порву, если вы сейчас же не заткнетесь. (11:24) Чувак, мы же просто шутим. (11:24) Как оно? Разговаривать с сосиской? (11:25) Было определённо... необычно. (11:26) Ты не̲ ̲с̲о̲б̲и̲р̲а̲е̲ш̲ь̲с̲я̲ ̲с̲ ̲н̲и̲м̲ ̲в̲с̲т̲р̲е̲т̲и̲т̲ь̲с̲я̲?̲ (11:27) Пока мы договорились с этим притормозить... Да и не прямо сейчас, да? Я же только-только его узнал. И с болезнью не знаю, как подступиться. (11:27) Логично. (11:28) П̲р̲е̲д̲у̲п̲р̲е̲д̲и̲ ̲е̲г̲о̲ ̲о̲б̲ ̲и̲с̲с̲л̲е̲д̲о̲в̲а̲н̲и̲и̲.̲ ̲М̲н̲е̲ ̲н̲у̲ж̲н̲ы̲ ̲в̲а̲ш̲и̲ ̲в̲о̲л̲о̲с̲к̲и̲,̲ ̲с̲л̲ю̲н̲а̲ ̲и̲ ̲п̲о̲д̲п̲и̲с̲ь̲.̲ (11:28) Ты знаешь, куда тебе нужно идти. (11:28) В̲ ̲з̲н̲а̲к̲ ̲б̲л̲а̲г̲о̲д̲а̲р̲н̲о̲с̲т̲и̲ ̲п̲о̲с̲и̲ж̲у̲ ̲с̲ ̲т̲в̲о̲и̲м̲и̲ ̲д̲о̲ш̲к̲о̲л̲я̲т̲а̲м̲и̲.̲ (11:28) Я̲ ̲з̲а̲к̲а̲з̲ы̲в̲а̲ю̲ ̲т̲е̲б̲е̲ ̲б̲у̲к̲е̲т̲ ̲и̲з̲ ̲м̲и̲м̲о̲з̲ ̲и̲л̲и̲ ̲и̲з̲ ̲п̲и̲о̲н̲ов?̲ ̲Т̲у̲т̲ ̲в̲ ̲п̲о̲д̲а̲р̲о̲к̲ ̲д̲а̲ю̲т̲ ̲к̲р̲а̲с̲н̲о̲г̲о̲ ̲м̲и̲ш̲к̲у̲ ̲и̲ ̲с̲к̲и̲д̲к̲у̲,̲ ̲р̲е̲ш̲а̲й̲ ̲б̲ы̲с̲т̲р̲е̲е̲. (11:29) Вы просто одинокие девы. (11:30) Как грубо! Мне жаль, мне очень жаль, что ты так безбожно рано нашёл своего суженого. (11:30) Всё норм. А теперь фас. (11:31) Никогда так больше не говори.

***

(11:34) Я так больше не могу.    (11:36) А где неиссякаемый энтузиазм и бьющая через край уверенность бога футбола?    (11:36) Мне просто нужен перерыв. Я достоин отпуска, причем оплачиваемого. Но Бродяга был богатым до тех пор, пока не сбежал из дома.   (11:37) Выкладывай уже. (11:37) Ты знаешь, что я хороший друг. Поэтому распознаю сразу, как и что: если Бродяга спустя пару дней отношений затыкается и не поёт оды чему-либо, то очевидно, что он потерял интерес. Бьюсь об заклад, они с Маркусом расстанутся сегодня в обед, я даже готов поставить свой мяч против... да против чего угодно. (11:38) Как сказал бы мой психолог, твоему другу явно не хватает внимания; наверняка проблемы идут с детства. (11:38) ...точно, ты же посещаешь психолога. (11:38) Как и большинство подростков с моим заболеванием. Правда, эти сеансы сродни пыткам в духе Дельфины Лалори. На его постоянные «И что ты чувствуешь по этому поводу?» я едва сдерживаю смех. (11:40) Мы должны были разработать стратегию по поимке адекватного парня для твоего друга, верно? (11:40) Чувствую, у тебя есть предложения. И я с нетерпением приму любое, только избавь меня от рассказов, которые начались ещё на третьем курсе. О первом поцелуе, который, внимание, был похож на поцелуй Сильвестра Сталлоне, хоть и недостаточно хорош. (11:41) Боже, он реально так сказал?   (11:41) О да. Я даже не смеялся. Мне пришлось израсходовать годовой запас хороших манер, но я не смеялся. (11:42) А сам ты когда-нибудь целовался?   (11:42) Как говорил Джон Грин, видишь круг? В нем девственники, и самый завидный капитан команды по футболу, ищущий подходящего человека, один из них.    (11:43) А ты? Целовался?   (11:44) Было.   (11:44) И как оно?   (11:44) Неловко и глупо. И этот человек очень плохо поступил со мной потом. (11:45) Мне очень жаль. (11:46) Всё нормально. Не то чтобы это самое худшее, что со мной случалось. (11:46) Не скажешь его имя, да? (11:47) Боюсь представить, зачем тебе это. (11:47) Ты лишаешь меня возможности выследить его и набить морду – всё коту под хвост.   (11:48) Сохатый...  (11:49) Ну, раз так, то приди и разберись с моей нянькой-медсестрой. Она не выпускает меня на улицу.    (11:49) Лезь в окно.   (11:50) Вау, да ты просто гений.   (11:50) Ладно. В следующий раз, когда она будет пихать успокоительные, выпей их все. И умирай отважно, как в текстах Шекспира.   (11:50) Возможно, мне снова стоит задуматься, не переписываюсь ли я с пациентом госпиталя святой Марии Вифлеемской. (11:50) Кто знает. Вот сейчас я хочу прикончить Бродягу. Он покупает ему протеиновый батончик с… пломбиром? Это самый отстойный вкус.   (11:51) Найди автомат. Засунь голову в отверстие. (11:51) Минусы: сидеть придётся очень долго. Есть вероятность, что тебя вытащат.   (11:52) Когда я оцениваю свои шансы против качка, моя уверенность неминуемо падает в самую бездну. (11:52) А как же твои мускулы? Или мне нужно быть в суде на твоей стороне и на стороне ущемлённых бицепсов с заметками свидетелей? (11:53) О Господи. Точно. (11:54) Пока я жив, мы можем собрать портфолио. Только ты — о своём Римусе, а я о своей псине. С их предпочтениями и увлечениями. Чем фривольнее, тем лучше.   (11:54) Ты откуда вообще слова такие знаешь? (11:55) Научился у своего нового знакомого — того, кто носит серебряные кольца и красит ногти в чёрный цвет. (11:55) Следишь за мной? (11:56) Помню со времён твоей старой заставки. Теперь думаю, ты гот или всё же эмо. (11:56) Тупой предрассудок. Мне влетало за этот лак столько раз, сколько ты не жил, Сохатый. После подробного изучения устава школы правила, запрещающего накрашенные ногти, обнаружено не было; но наказывали меня всё равно. (11:57) Ушлёпки. С каких пор наличие цвета на ногтях мешает школе? (11:58) Я — парень, не забываем это и царящие в нашем относительно толерантном мире стереотипы. В мою поддержку Ксенофилиус пришел на химию с маникюром: у него, кажется, были пегасы на радужном фоне. Выглядело просто потрясно. (11:59) Не обращай внимания на придурков из школы с их стереотипным мышлением. Как однажды сказал мне один очень мудрый человек, большинство людей — грёбаные идиоты. (12:00) Поэтично. Но мне стало лучше. Правда. Знаю, что это ужасно — зависеть от чужого мнения.  (12:01) Всё получится. Мы очистим этот мир. 

***

(13:35) Я тут смотрю аргентинскую мыльную оперу. Одновременно и захватывающе, и отвратительно.  (13:37) Бродяга вечно говорит, что главные героини мыльных опер напоминают ему меня.  (13:37) Ага, есть немного. Вы оба дикие. (13:37) Я припомню тебе это. (13:41) Ой нет, Иво изменил Мелагрес. В сотый раз! (13:42) Но я думал, что она была с Пабло?  (13:42) А в сердце крепко-накрепко засел сын владельца дома, в котором она работает горничной... (13:43) Чёрт возьми, Милли, ты выходишь замуж из мести! И сбегаешь из-за неё? (13:43) Опять к Иво, который поспорил на то, что уложит тебя на лопатки на кровати и снимет всё на камеру. (13:44) В этом офисе было так много зла, Милли. Тебя там не было, и ты никогда не узнаешь, как он развлекался на письменном столе с любовницей твоего отца Андреа. (13:45) Ты была единственной, в ком он видел двойника своей погибшей невесты, и кого он сталкерил без стыда и совести, кого он узнал даже при ретроградной амнезии, как ты могла бросить его у алтаря? (13:46) Берегись, Милагрес, кажется, в сумке любовницы Иво Андреа лежит самодельная бомба.  (13:46) Она сделает это, Милли, она уйдёт от твоего отца к твоему нынешнему жениху и пожертвует всем, что у неё есть, за тот фреш, пролитый на блузку десять лет назад. (13:46) Идут похороны Андреа. (13:47) «Она была моей любимейшей секретаршей. Мне будет не хватать её голоса и изощренных манипуляций, которых я успешно не понимал. Покойся с миром, Андреа». (13:48) Это речь отца Милли.  (13:49) Как ему не стыдно! (13:50) Отчаянный негодяй...  (13:51) И опять ты меня отвлекаешь. Мне пора выходить из дома.  (13:56) Ты где сейчас?  (13:58) В машине, личный шофер за рулём, мама как всегда в разъездах. Мама думает, что я переписываюсь с Пандорой, и я не собираюсь её переубеждать. Иначе заберёт телефон, если узнает. Эта женщина свято верит в то, что все незнакомцы априори сектанты. У неё мания преследования уже развилась. (13:58) Всё бы отдал, чтобы услышать, как ты дерзишь ей в ответ. Уверен, это в твоём характере. (13:58) Мой брат поплатился за это лишением дома. (13:58) Твоя семейка гораздо загадочнее, чем я предполагал.  (13:59) Эм. (14:00) Прости заранее за рандомный вброс: как ты относишься к футболу?   (14:00) Нравится смотреть. Никогда не играл, попросту не разрешали.    (14:00) А у тебя что сегодня? Матч? (14:01) Будешь в свободной майке-алкоголичке и коротких шортах?   (14:01) …да.   (14:02) И в носках до колен?   (14:08) К чему ты клонишь?   (14:10) Просто пытаюсь это представить. (14:12) Если это поможет, то они у меня загорелые и супернакаченные.   (14:13) Не сомневаюсь, Джеймс.  (14:14) Я знаю, что ты улыбаешься, можешь не скрываться. Мы ещё вернёмся к этому, а до тех пор — я на поле. Спишемся позже.   (14:51) Спишемся, Сохатый. Только остерегайся бомб и людей с камерами.

***

(20:32) В̲с̲ё̲ ̲л̲и̲ц̲о̲ ̲Н̲ю̲н̲и̲у̲с̲а̲ ̲в̲ ̲г̲р̲я̲з̲и̲ ̲о̲т̲ ̲м̲о̲и̲х̲ ̲в̲о̲л̲ш̲е̲б̲н̲ы̲х̲ ̲п̲я̲т̲о̲к̲.̲ (20:33) Хвост, у тебя платформа выше. Так нечестно.  (20:33) В л̲ю̲б̲в̲и̲ ̲и̲ ̲н̲а̲ ̲в̲о̲й̲н̲е̲ ̲в̲с̲е̲ с̲р̲е̲д̲с̲т̲в̲а̲ ̲х̲о̲р̲о̲ш̲и̲.̲ ̲Я̲ ̲в̲с̲ё р̲а̲в̲н̲о̲ ̲д̲р̲а̲л̲с̲я̲ ̲л̲у̲ч̲ш̲е̲ ̲т̲е̲б̲я̲.̲   (20:34) Я вообще не дрался.   (20:34) И̲м̲е̲н̲н̲о̲.̲ ̲П̲о̲д̲к̲а̲б̲л̲у̲ч̲н̲и̲к̲.̲   (20:35) Я думл ты прикнчиш Снейпа. (20:35) Это был бы нечестный бой, учитывая, насколько я искусней в драках.   (20:35) А̲ ̲м̲о̲ё̲ ̲з̲а̲м̲е̲ч̲а̲н̲и̲е̲ ̲т̲ы̲ ̲и̲г̲н̲о̲р̲и̲ш̲ь̲?̲ (20:36) Именно.   (20:36) Что ж, Бэтмен теперь наш чирлидер?   (20:37) Я, кнчно, могу у нго спрсить, но вряд ли он соглсится ндеть юбку.   (20:37) Н̲е̲,̲ ̲о̲н̲ ̲ф̲а̲н̲а̲т̲ ̲о̲д̲н̲о̲г̲о̲ ̲л̲и̲ш̲ь̲ ̲Д̲ж̲и̲м̲и̲.̲ (20:38) Не заствляй мня снова попутть футбльный мяч с твей башкой. Ты ж знаш, я могу.   (20:38) П̲р̲о̲ш̲у̲,̲ ̲н̲е̲ ̲н̲а̲д̲о̲.̲ ̲Я̲ ̲п̲о̲м̲н̲ю̲ ̲п̲р̲о̲ш̲л̲ы̲й̲ р̲а̲з̲.̲ ̲С̲т̲р̲а̲ш̲н̲о̲е̲ ̲б̲ы̲л̲о̲ ̲з̲р̲е̲л̲и̲щ̲е̲.̲   (20:39) Будт тбе урком.  (20:44) Тело Маркуса похже на ананасвую кожру. (20:45) Я хз я не вжу нхера.   (20:45) К̲а̲к̲ ̲б̲ы̲ ̲к̲с̲т̲а̲т̲и̲ ̲п̲р̲и̲ш̲л̲а̲с̲ь̲ ̲з̲а̲п̲а̲с̲н̲а̲я̲ ̲п̲а̲р̲а̲ ̲о̲ч̲к̲о̲в̲,̲ ̲д̲а̲?̲   (20:45) Хвост иди.   (20:46) Ты видел, как далеко от лица он держит телефон?   (20:46) О̲,̲ ̲в̲е̲л̲и̲к̲о̲л̲е̲п̲н̲о̲.̲ ̲Ж̲д̲у̲ ̲н̲е̲ ̲д̲о̲ж̲д̲у̲с̲ь̲,̲ ̲к̲о̲г̲д̲а̲ ̲о̲н̲ ̲в̲ъ̲е̲б̲е̲т̲с̲я̲ ̲в̲о̲ ̲ч̲т̲о̲-̲н̲и̲б̲у̲д̲ь̲ с̲н̲о̲в̲а̲.̲ (20:48) На хуй, оба.   (20:49) Гули-гули я.

***

(23:58) У мня небшие проблемы. (23:59) Исключительно твоя вина, амбассадор виски.   (23:59) Не в этм дело. Мня чутка побили за побду в матче, в глаз в основнм, но я всё равно побдил. (0:01) Мжет, это слишком, но   (0:02) Я могу позвнить?   (0:02) У тебя всё в порядке? За исключением очевидно поврежденного глаза. (0:03) Да-да, я тут прост подумл. Хочу слышть твой голос в голве, когда читаю тви сообщения. Если в этм есть какой-то смысл.    (0:03) Конечно, есть. Я понимаю. Хотя телефон тоже искажает.   (0:04) Звоню?   (0:04) Звони.   [ВЫЗЫВАЕМ ТЫКОВКА]   — ...алло?  — Привет. Эм. Я тебя разбудил? Сообщением?   — Нет-нет, я вообще-то часто засиживаюсь допоздна, пока Пинс не приходит с проверкой. — Ладно. Круто. Эм. Окей, я как-то не подготовился к звонку.   — На тебя это не похоже. Что случилось с самоуверенным Джеймсом Укротителем Ёбаного Футбола? — О нет, не говори, как Бродяга. Мне сразу плохо.  — Ладно. Я не таким... ну, представлял твой голос.   — А каким же тогда? Как у сорокалетнего извращенца?   — Нет. Просто... Думал, он будет повыше. Не таким... мужественным.   — У меня мужественный голос?   — У тебя мужественный голос. Ой, хорош, ты и сам об этом прекрасно знаешь.   — Марлин, Мэри и Лили сейчас зачитали бы тебе лекцию о том, что таких понятий, как мужественность и женственность, не существуют…. Но я понимаю, о чем ты говоришь. У тебя такой хрипловатый голос. Но мне нравится, как будто вдохнул свежего воздуха при просмотре маппет-шоу.   — Мама хейтит мой тон. — Не знаю, насколько уместно это говорить, но я всё больше её не понимаю. Хотя в моём окружении часто можно встретить сумасшедших предков. У Бродяги гиперопека была вплоть до шестнадцати и продолжалась бы, я уверен.  — Это частое явление, к сожалению. — Да... эм, Бэтмен? — Называй меня просто Регулус, я сделаю всё, что захочешь, но можно просто Регулус?.. — Окей. — Нет, серьёзно, пообещай! — Чтоб мне провалиться, клянусь твоей матушкой, Реджи, я буду звать тебя самым невъебенно скучным именем. Но иногда на автомате получается иначе.  — Спасибо. — Ты собираешься ложиться?.. — В любой момент мимо моей комнаты может пройти шофёр, кухарка, горничная или даже само зло мадам Пинс, но, тем не менее, я здесь, я слушаю тебя в наушниках и не собираюсь ложиться. После выписки из больницы они особенно бдительны.  — Как здорово! Мне как раз, ну, знаешь, не помешала бы сказка. Не могу заснуть. — Ты действительно ребёнок, Джеймс. — Я действительно ребёнок, Бэтмен. — Боже. — О Господи. Ты смеёшься. Ты умеешь смеяться!  — Давай оба признаем, что с тобой просто невозможно не смеяться.  — Я рад, что могу развеселить тебя там, типа, чтобы ты не сидел в окружении белых стен, как Элизабет Берроуз из «Не говори ни слова». — Лучше бы мы переписывались. Ты очень нервничаешь. — Клевета!  — Больше никогда не буду делать и намёков на флирт.  — Не говори так. Ты разбиваешь мне сердце.   — Больше никогда не буду беспричинно флиртовать. Лучше?  — Лучше. Так теплится хоть какая-то надежда.    — Джеймс.  — Мне не нравится твой серьёзный тон... — Я не флиртую, ясно? Возможно, это похоже на флирт, но это не флирт.  — Резко.  — Зато понятно.  — Теперь у меня нет надежды.  — Надежды? — Не беспокойся, я со всеми так себя веду. И сейчас тебе повезло, что я отрубаюсь. Но всё равно буду ждать сказки на ночь завтра в восемь. — Оставь меня в покое.  — Твои слова ранят.  — Твои слова смущают. — Я тоже буду скучать по тебе, Реджи-не-называй-меня-Тыковкой-и-Бэтменом. — Спокойной ночи, Джеймс. Просто спокойной ночи. — Споки-ноки, Реджи-Бэтмен-Тыковка, пускай к тебе прибудут все сладкие сновидения. [ВЫЗОВ ЗАВЕРШЁН]

***

(11:42) Я не могу нормально воспринимать Бэтмена, потому что он сломал это слово. (11:43) Мы созвонились. (11:43) И̲ ̲ч̲т̲о̲ ̲т̲ы̲ ̲х̲о̲ч̲е̲ш̲ь̲ ̲с̲к̲а̲з̲а̲т̲ь̲?̲ ̲О̲н̲ ̲и̲з̲ ̲К̲а̲н̲а̲д̲ы̲?̲ ̲Б̲р̲о̲с̲а̲й̲ ̲п̲о̲д̲л̲е̲ц̲а̲!̲ ̲А̲к̲ц̲е̲н̲т̲ы̲ ̲п̲о̲м̲е̲х̲а̲…̲ (11:44) Ситкомы плохо на тебя влияют. Как и Барни Стинсон. Мы любим канадцев, Вейн. (11:44) О̲н̲и̲ ̲з̲а̲д̲и̲р̲а̲ю̲т̲ ̲н̲о̲с̲ ̲с̲л̲и̲ш̲к̲о̲м̲.̲ (11:44) И̲ ̲о̲ ̲ч̲е̲м̲ ̲в̲ы̲ ̲г̲о̲в̲о̲р̲и̲л̲и̲?̲ (11:45) Он сказал, что ему нравится мой голос. Будто я глоток свежего воздуха в маппет-шоу, и мне необходимо читать лекции, потому что только на них он не будет засыпать. (11:45) Р̲Е̲Г̲У̲Л̲У̲С̲.̲ ̲ (11:46) Что? (11:46) Э̲Т̲О̲ ̲В̲С̲Ё̲ ̲Н̲Е̲С̲К̲Р̲Ы̲В̲А̲Е̲М̲Ы̲Й̲ ̲Ф̲Л̲И̲Р̲Т̲, ̲К̲А̲К̲ ̲Т̲Ы̲ ̲Н̲Е̲ ̲З̲А̲М̲Е̲Ч̲А̲Е̲Ш̲Ь̲? (11:47) ̲Н̲е̲ ̲в̲т̲и̲р̲а̲й̲ ̲м̲н̲е̲,̲ ̲ч̲т̲о̲ ̲т̲ы̲ ̲в̲ ̲е̲г̲о̲ ̲п̲р̲е̲д̲с̲т̲а̲в̲л̲е̲н̲и̲и̲ ̲н̲е̲ ̲г̲о̲р̲я̲ч̲и̲й̲ ̲л̲е̲к̲т̲о̲р̲.̲ ̲ (11:47) Ты видишь вокруг себя флирт и исключительно романтический подтекст, потому что сама находишься в отношениях и пишешь фанфики. Господи, у тебя в четырнадцать лет были плакаты с постерами Анджелины Джоли и Бреда Питта, Кэтрин-зета-Джонс и Антонио Бандераса, и я не говорю уже об артах с двумя исполнителями One Direction. Нет тебе доверия, Вейн. (11:48) ̲Н̲е̲ ̲п̲о̲с̲я̲г̲а̲й̲ ̲н̲а̲ ̲Л̲а̲р̲р̲и̲ ̲С̲т̲и̲л̲и̲н̲с̲о̲н̲.̲ ̲И̲ ̲я̲ ̲в̲с̲ё̲ ̲э̲т̲о̲ ̲г̲о̲в̲о̲р̲ю̲ ̲т̲е̲б̲е̲ ̲н̲е̲ ̲п̲о̲т̲о̲м̲у̲ ̲ч̲т̲о̲ ̲с̲ ̲К̲с̲е̲н̲о̲.̲ ̲А̲ ̲к̲а̲с̲а̲е̲м̲о̲ ̲т̲в̲о̲и̲х̲ ̲ф̲а̲н̲т̲а̲з̲и̲й̲ ̲—̲ м̲о̲ж̲е̲ш̲ь̲ ̲н̲а̲ ̲м̲е̲н̲я̲ ̲п̲о̲л̲о̲ж̲и̲т̲ь̲с̲я̲,̲ ̲р̲а̲з̲о̲б̲р̲а̲т̲ь̲с̲я̲ ̲я̲ ̲п̲о̲м̲о̲г̲у̲.̲ (11:48) Правда, что ли? (11:48) Д̲а̲й̲ ̲м̲н̲е̲ ̲п̲о̲г̲о̲в̲о̲р̲и̲т̲ь̲ ̲с̲ ̲н̲и̲м̲.̲ (11:49) Категорично отказываю. (11:49) В̲ы̲ ̲д̲в̲о̲е̲ ̲о̲п̲р̲е̲д̲е̲л̲е̲н̲н̲о̲ ̲к̲р̲у̲т̲и̲т̲е̲ ̲р̲о̲м̲а̲н̲ ̲з̲а̲ ̲м̲о̲е̲й̲ ̲с̲п̲и̲н̲о̲й̲.̲ ̲М̲н̲е̲ ̲п̲о̲р̲а̲ ̲с̲т̲а̲н̲о̲в̲и̲т̲с̲я̲ ̲ч̲е̲р̲т̲о̲в̲о̲й̲ ̲Н̲э̲н̲с̲и̲ ̲Д̲р̲ю̲. (11:51) П̲о̲с̲л̲е̲ ̲т̲о̲г̲о̲,̲ ̲к̲а̲к̲ ̲с̲т̲а̲н̲у̲ ̲с̲у̲д̲ь̲е̲й̲ ̲М̲а̲с̲т̲е̲р̲Ш̲е̲ф̲а,̲ ̲р̲а̲з̲у̲м̲е̲е̲т̲с̲я̲!̲ (11:51) Ещё не поздно. (11:51) Н̲е̲т̲,̲ ̲Р̲е̲г̲у̲л̲у̲с̲,̲ ̲т̲ы̲ ̲ж̲е̲ ̲з̲н̲а̲е̲ш̲ь̲. Эт̲о̲ ̲н̲е̲в̲о̲з̲м̲о̲ж̲н̲о̲.̲ Х̲о̲т̲я̲… ̲я̲ ̲м̲о̲г̲у̲ ̲д̲о̲ж̲и̲т̲ь̲ ̲д̲о̲ ̲в̲о̲с̲ь̲м̲и̲д̲е̲с̲я̲т̲и̲.̲.̲.̲ ̲Я̲ ̲н̲а̲ч̲а̲л̲а̲ ̲п̲и̲т̲ь̲ ̲в̲и̲т̲а̲м̲и̲н̲ы̲. (11:52) А я ничего не ем с твоих рук. (11:54) Но мои попытки свести всё не к флирту сейчас наименьшая из всех проблем. (11:54) В̲ ̲с̲м̲ы̲с̲л̲е̲?̲ (11:55) Он знает. (11:55) Н̲И̲Ч̲Е̲Г̲О̲ ̲С̲Е̲Б̲Е̲. (11:57) Джеймс сказал, что догадывался о болезни. (11:58) Ч̲т̲о̲?̲ (11:58) Его подруга болела. Или больна. Он знал про меня, но ничего не сказал. (11:59) Н̲о̲ ̲п̲о̲ч̲е̲м̲у̲?̲ (11:59) Якобы боялся... меня. (12:00) Т̲ы̲ ̲е̲м̲у̲ ̲н̲е̲ ̲в̲е̲р̲и̲ш̲ь̲?̲ (12:00) Не знаю. Это я здесь больной... я должен бояться отпугнуть человека своим видом и образом жизни. К тому же... не чтобы анорексия привлекает людей. Он как минимум должен задать кучу вопросов и к финалу послать меня на все четыре стороны. (12:00) К̲т̲о̲ ̲з̲н̲а̲е̲т̲,̲ ̲к̲а̲к̲о̲й̲ ̲о̲н̲ ̲ч̲е̲л̲о̲в̲е̲к̲?̲ ̲Е̲м̲у̲, ̲м̲о̲ж̲е̲т̲ ̲б̲ы̲т̲ь̲, ̲б̲е̲з̲р̲а̲з̲л̲и̲ч̲н̲о̲,̲ ̲к̲а̲к̲ ̲т̲ы̲ ̲в̲ы̲г̲л̲я̲д̲и̲ш̲ь̲. (12:01) Он капитан команды... как тот самый популярный капитан команды в любом ромкоме нулевых. (12:01) С̲е̲р̲ь̲е̲з̲н̲о̲?̲ ̲И̲ ̲э̲т̲о̲ ̲т̲в̲о̲и̲ ̲о̲с̲н̲о̲в̲а̲н̲и̲я̲?̲ (12:02) А что он от меня хочет? Красивой внешности? Я проблемный сын в семье чокнутых аристократов, у которых чокнутые планы на мою жизнь. Связываться со мной противопоказано. (12:02) П̲р̲и̲т̲о̲р̲м̲о̲з̲и̲.̲ ̲Я̲ ̲п̲р̲о̲с̲т̲о̲ ̲х̲о̲ч̲у̲ ̲п̲о̲н̲я̲т̲ь̲,̲ ̲н̲а̲с̲к̲о̲л̲ь̲к̲о̲ ̲е̲г̲о̲ ̲н̲а̲м̲е̲р̲е̲н̲и̲я̲ ̲с̲е̲р̲ь̲е̲з̲н̲ы̲.̲ (12:04) Д̲у̲м̲а̲е̲ш̲ь̲,̲ ̲е̲г̲о̲ ̲н̲а̲с̲т̲о̲л̲ь̲к̲о̲ ̲з̲а̲б̲о̲т̲и̲т̲ ̲в̲н̲е̲ш̲н̲о̲с̲т̲ь̲?̲ (12:05) У красивых людей обычно высокие стандарты. (12:05) В̲ ̲т̲а̲к̲о̲м̲ ̲с̲л̲у̲ч̲а̲е̲ ̲о̲н̲ ̲у̲ж̲е̲ ̲д̲а̲в̲н̲о̲ ̲п̲о̲п̲р̲о̲с̲и̲л̲ ̲б̲ы̲ ̲у̲ ̲т̲е̲б̲я̲ ̲ф̲о̲т̲о̲.̲ ̲ (12:06) Да. Наверное. (12:06) Т̲ы̲ ̲ж̲е̲ ̲з̲н̲а̲е̲ш̲ь̲,̲ ̲ч̲т̲о̲ ̲я̲ ̲п̲р̲а̲в̲а̲.̲ (12:06) Мне хочется верить в это. (12:07) Е̲с̲л̲и̲ ̲т̲ы̲ ̲т̲а̲к̲ ̲п̲е̲р̲е̲ж̲и̲в̲а̲е̲ш̲ь̲,̲ ̲п̲о̲ч̲е̲м̲у̲ ̲н̲е̲ ̲с̲п̲р̲о̲с̲и̲ш̲ь̲ ̲у̲ ̲н̲е̲г̲о̲ ̲н̲а̲п̲р̲я̲м̲у̲ю̲?̲ (12:07) «Джеймс, скажи, ты ненавидишь себя? Просто я да»? (12:08) Н̲е̲ ̲н̲а̲с̲т̲о̲л̲ь̲к̲о̲ ̲п̲р̲я̲м̲о̲.̲ (12:08) Ладно. Но он спросит то же самое. (12:09) Т̲о̲г̲д̲а̲ ̲б̲у̲д̲ь̲ ̲г̲о̲т̲о̲в̲ ̲о̲т̲в̲е̲т̲и̲т̲ь̲.̲ (12:09) Я подумаю. (12:10) Слишком много потрясений за этот день. (12:11) С̲о̲г̲л̲а̲с̲н̲а̲.̲ ̲Т̲о̲г̲д̲а̲ ̲ж̲д̲у̲ ̲т̲в̲о̲ю̲ ̲л̲е̲н̲и̲в̲у̲ю̲ ̲з̲а̲д̲н̲и̲ц̲у̲ ̲в̲ ̲п̲а̲р̲к̲е̲,̲ ̲к̲а̲к̲ ̲д̲о̲г̲о̲в̲а̲р̲и̲в̲а̲л̲и̲с̲ь̲.̲ ̲С̲е̲г̲о̲д̲н̲я̲ ̲я̲-̲п̲р̲о̲к̲а̲з̲н̲и̲ц̲а̲ ̲п̲р̲и̲д̲у̲м̲а̲л̲а̲ ̲о̲д̲и̲н̲ ̲э̲п̲и̲ч̲н̲ы̲й̲ ̲т̲р̲ю̲к̲ (12:11) Когда-нибудь ты меня доведёшь.

***

Регулус поставил телефон на зарядку и потянулся, разминая мышцы. В последнее время приходилось всё чаще обращаться к розетке: проценты неумолимо сокращались. По большей части он винил во всём друга по переписке. Со вчерашнего дня его нотные тетрадки валялись на тумбочке, и домашняя работа проседала. Его разум был так же чист, как и пустые страницы в линейку, и это отсутствие мыслей не на шутку злило. Обычно Регулус обвинял в своей неспособности закончить написание песни шумно работающую вентиляцию, или хаотичность собственных мыслей, или любой другой посторонний шум. Это было крайне сложно: сосредоточиться. Не отвлекаться на побочные факторы и не строить целые логические цепочки по избеганию приёма пищи в голове. Чаще всего Регулус сидел на жёстком полу с гитарой в руках, стёртыми от карандаша и ноющими от боли пальцами, и упорно продолжал наигрывать мелодию, ожидая идеального результата. Ноты либо не совпадали, либо были слишком сложными для исполнения и не гармоничными; в тексте оказывалось много дыр, поскольку ему не удавалось подобрать рифму и написать достаточно красивую фразу, чтобы он звучал лучше. Раньше музыка помогала скрыться от всего дерьма, которое было в его жизни. Раньше они с Сириусом вместе не покладая рук строили планы на будущее и намеревались создать собственную рок-группу. Общими усилиями у них получалось заканчивать песни: брат всегда дорабатывал партию, а у Регулуса выходили замечательные тексты. Сейчас вдохновения не было. Оно потерялось уже давно, и Регулус пытался найти его всеми силами после побега Сириуса; он даже ездил с мамой за границу, во Францию, где царила свобода слова. Он слушал свои любимые группы во время поездок, — Black Sabbath и Led Zeppelin — надеясь почерпнуть вдохновение в песнях; посещал театры, декламировал, закупался жвачками, питаясь лишь ими, чтобы заглушить чувство голода. В его образе жизни всё было, как обычно, но что-то по-прежнему казалось не таким, раз он клещами вытаскивал из себя каждую строчку при написании новых текстов. С уходом Сириуса всё стало только хуже. Текст той самой песни, которая была начата ещё с братом, состоял из простых рифм и строчки «я прошу тебя вернуться домой, когда созреют персики в Тоскане». Это было банально, но идея почему-то засела у Регулуса в голове и не хотела уходить, пока он не начал её осуществление, отчасти осознавая, что отрицает посвящение с трудом написанных слов человеку, которого решительно пытался стереть из своей жизни. Дело не сдвигалось с мёртвой точки всё равно, и он застрял где-то посередине с недописанным треком, желанием закончить его и полным отсутствием вдохновения. Поэтому Регулус решил хотя бы сегодня не думать ни о чём другом, кроме как о возможности незаметно улизнуть от мадам Пинс, иначе он просто свихнётся. Пандора договорилась встретить его после своих дел в художке, и всё равно времени было мало. Регулус быстро поправил наушники и, чувствуя зуд в руках и понимая, что нужно побыстрее покончить с этим, поставил рядом кассету для записи своей игры. Аккуратно перебирая струны пальцами, Регулус закрыл глаза. В голове наперебой мельтешили смутные образы парня в очках и сообщения, посылаемые ежечасно. Хаотичные, бессмысленные, как идея для окончания строчки: такая же бесполезная. Быстро распахнув глаза, он схватил со стола тетрадь и стянул наушники с головы. Регулус записал несколько слов ручкой, слов очень похожих на всю его жизнь. И теперь текст отдавал болью и надеждой, будто первое относилось к брату, а второе — к Джеймсу. Музыка всегда была двигателем его жизни. С самого первого похода в Regent Sounds они с Сириусом сошлись во мнениях, что она невероятно многогранна и осмыслена в любом возрасте, как сердце и душа. Боуи был первооткрывателем: он подарил им веру, увлечение и традицию проводить любой вечер с пластинкой в дальнем конце комнаты. Регулус был в дичайшем восторге в первый раз, как услышал Дэвида, и весь его мир феерично перевернулся. Этот одиозный Боуи заставлял его чувствовать так много всего того, чего прежде не испытывал никто, слушая музыку лишь на фоне и совсем ею не проникаясь. Он никогда бы не подумал, что стихи под звучную мелодию способны на такое. Внутри него всё трепетало от тоски и какого-то абсолютного счастья одновременно. И ему отчаянно хотелось задержаться подольше, растянуть момент на годы, века, да целую вечность, когда комната выглядела устрашающе пустой, и отчётливый окрик Пинс с первого этажа резко выдернул из забытья. Пришла пора заканчивать. Регулус убрал гитару в кофр, спрятал под кровать и вошёл в ванную, закрыв за собой дверь. Встреча с Пандорой приближалась неумолимо, а значит, нужно было выглядеть хоть чуточку более сносно. После выписки его вид стал более болезненным, но к этому уже все привыкли. Регулус даже не был в ремиссии. Несмотря на то что работники клиники радовали Вальбургу этим медицинским заключением, больница не помогала от слова совсем. Вместо лечения ради хоть какой-то реабилитации он, наоборот, продолжал мучить себя голодовками и всё равно казался уродом. Он чувствовал выпирающие рёбра каждый раз, как проводил рукой по животу, каждый раз, как оглаживал выпирающие кости ключицы, каждый раз, как касался лопаток. Это началось в декабре прошлого года. Обычно Регулус закрывался в туалете, чтобы выпотрошить всё ненужное и осмотреть изменения, которых никогда почему-то не замечал. Он восстанавливал дыхание, как только мог. Вдох-выдох. Вдох-выдох, и это совсем не помогало. Он бросал короткий взгляд на зеркало, и его лицо, объятое паникой, могло бы испугать самого Патрика Бэйтмена. Щёки горели, дыхание сбивалось, как после километровой пробежки. Регулус думал о семье. Думал о том, как плевать брату и как не плевать одной лишь Пинс; раскладывал на звенья один-единственный факт, что лечиться было необходимо. Набрать вес было необходимо. Но в то же время иллюзия потрясающей свободы, та небывалая лёгкость била безразличием всё остальное, стоило опустошить желудок. Порой складывалось стойкое ощущение, что его намерения уйти в музыку и забить на своё здоровье — это некая месть брату, попытка доказать, как отвратительно он поступил, когда бросил Регулуса, как плохо младшему Блэку из-за его отсутствия. А Регулусу было по-настоящему больно. Так больно не было даже от безразличия на вечно хладнокровном лице Вальбурги, от постоянных замечаний отца по поводу всего, что он делает, от непрекращающейся в школе травли, которую он успешно игнорировал. Регулус был зол. Эта злость выливалась на родных. На друзьях. На нём самом в большей степени. Регулус часто думал о том, как было бы круто, если бы, будучи сперматозоидом, он не смог найти эту чёртову яйцеклетку. Не было бы никаких страданий, никакого индивидуального развития плода и прочей херни. Он не знал точно, когда мама всё поняла — или когда ей об этом рассказали. Регулус помнил лишь тот треснутый от ярости фасад и неизменно холодный взгляд, которым она одаривала брата на постоянной основе; презрительное кинутое «ты меня разочаровал». Он сам был разочарован: своим телом, своей судьбой, своим лицом, да всем, что в нём было. Он помнил каждую божью секунду этого чувства голода: оно было таким сильным, что превращалось в ломку из раза в раз. Он помнил, как желудок выл и требовал пищи, сжимая внутренности снова и снова, как будто было, что сжимать. Он помнил всё. К сожалению, это касалось и срыва на прошлой неделе. А ещё в нём исступленно билась обида на то, что Пинс в первый же день выписки из больницы от него не отходила, пока тарелка не оказалась пуста. Трюк с дроблением еды не сработал, а скандалы, мягко говоря, были по части брата. И хотя было совсем не удивительно, что ему не доверяли, ненависть ко всему окружающему проявлялась всё равно. С самого начала он этого не скрывал: отказывался от семейных ужинов и нехило за это огребал. Даже с друзьями не ходил в кино или кемпинг. А если пересчитать то количество раз, когда он сбегал в туалет или просто в кустик... Отвратительно. Регулус взглянул на своё отражение (по-прежнему отвратительно), не переставая беспокоить горло частыми глотками. Вода была для него безусловным спасителем; он всегда говорил себе: «Нужно просто попить. Хотя бы немного, чтобы насытиться». Это никогда не помогало. Он сполоснул рот, хорошенько высморкавшись, и вытер капли с подбородка большим пальцем. Из зеркала на него смотрел парень с усталым лицом, растрёпанными волосами, которые всё равно умудрялись аккуратно спадать по бокам прядями, и грустными глазами, чёрный карандаш под которыми уже почти стёрся. Такие удивительно серые, они теперь казались потускневшими и до боли напоминали туманный, сумасшедший взгляд матери. Регулус часто сравнивал себя с Вальбургой. Это тоже было ошибкой. Сейчас его чёлка спадала на лоб и ярко контрастировала с бледной и безжизненной кожей. Он привык видеть не сходящие синяки — вовсе не от недосыпа — и равнодушное ко всему выражение, так что совсем не изумился. Регулус выглядел как неуклюжий инопланетянин каждый раз, когда рассматривал своё отражение — днями, вечерами, ночами. В любое время суток. Это сравнение пошло из-за того, что у него были длинные руки и высокий рост; нос выглядел нелепо и его кудрявые волосы тоже. Если в последнем случае можно было пройтись мокрой расчёской пару-тройку раз, то в остальных Блэк ничего не мог поделать, так уж вышло. Регулус вздохнул, опёрся ладонями на раковину, а затем умылся холодной водой, проводя мокрыми ладонями по волосам. Прохлада слегка освежила его, но в голове всё равно был туман. Пустота. Он выключил свет и вышел обратно. Выбор одежды на лето в виде джинс не было лучшим вариантом в такую аномально жаркую погоду, но светить своими ногами перед толпой Регулус не был намерен, поэтому, хорошенько затянув кожаный ремень на талии, он накинул всё то же худи и прошёл на кухню. Пинс вовсю занималась завтраком и металась по кухне так, словно выпила в одиночку весь эспрессо. Настроение у неё всегда было просто бешеное; тот факт, что луна обещала быть не только полной, но и иметь гнилой жёлтый цвет, лишь добивал на этот раз няню. Она стояла у плиты в фартуке, испачканным апельсиновым соком, и нарезала чеснок для бекона: её нож буквально летал по старой разделочной доске. Казалось, ещё чуть-чуть, и она разрежет себе палец. Приготовление пищи казалось одновременно и магией, и музыкой. Регулус ненавидел есть, но он мог готовить часами напролёт и наблюдать за этим делом со стороны. Его привлекало это. Хруст ракушек, шипение масла на горячей сковородке, металлическое позвякивание посуды, звонок, сообщающий о новом посетителе в любимой забегаловке Пандоры. Всё. — Ты куда-то собрался? — буднично спросила няня. Регулус даже не повернулся к Пинс, лишь взял бутылку воды из холодильника и попытался проигнорировать пересохшее горло. Как назло в воздухе витал аромат оливкового масла и жареных тостов; казалось, даже от запахов число на весах неминуемо увеличится, и он не мог не просчитать все дальнейшие действия наперёд. Проехаться на велосипеде было недостаточной мерой наказания сегодня. Тем более, если они с Пандорой собираются пройти один квартал, то это вполне сможет компенсировать ту половинку яблока, съеденную сегодня утром. — Ты весь день не ел. Вчера и сегодня, полагаю, тоже. Медсестра дала указание сидеть рядом и ждать пустую тарелку, чтобы не было никаких сюрпризов в мусорном ведре или в пакетах под подушкой, — подошла к нему с тарелкой Пинс, а затем повторила: — Ты ничего не ел. Это может спровоцировать тошноту, и повторится та же история, что и прошлым летом. Когда он думал о произошедшем в прошлом, его всегда мутило. Он считал этот день самым унизительным днём в жизни. Постоянная тошнота преследовала, выпрыгивая из-за угла; ужасающие картинки в голове, кислый запах собственной блевотины, звуки насмешек и дикого хохота возникали каждый чёртов день при виде удивительно повзрослевшего Барти. Тогда его желудок был пуст, хоть и он — по-прежнему уродлив. Вместо очередного унылого урока и попыток не думать о еде, Регулус остерегался мальчиков со старшей школы и мечтал принять прохладный душ, завалиться в свою комнату и уснуть под какой-нибудь сериал. Да что угодно, только не это разъедающее одиночество. Он чувствовал себя так, будто ему что-то было необходимо, но вместе с этим — абсолютно ничего. Выходила одна сплошная закономерность. Каждый день. Барти молча стоял в стороне, пока его одноклассника заставляли кушать. Место это было совсем недалеко от школы, но всё самое ужасное и противное происходило именно здесь: начиная от невинного курения травки и заканчивая зачатием ребёнка. Рег и Крауч обходили это место рядом со старой железной дорогой стороной, но иногда мальчишки старше затаскивали их сюда насильно. Регулус хотел спросить, что было в этом забавного? В чём кайф заставлять его есть, а потом бить по животу, намереваясь вызвать рвоту? Иногда ему хотелось притвориться мёртвым. В этом был определённый смысл. Иногда он действительно хотел умереть. Он кричал много чего. Но больше всего: — Хватит, — чувствуя, что больше не может. — Хватит? — Меня может вырвать без пинка! Я могу сделать это без пинка! — В нём весь прикол! — Кажется, у меня есть идея, — весело перебил Мальсибер. Их идея заключалась в еде. Жирные должны были сметать всё в округе. И Регулус ел. Жрал ненавистные наггетсы, ничем не запивая. Снова и снова пихал в себя еду. Он вспоминал это, когда был в машине. Он вспоминал это везде, но в злополучный день возвращения после школы, когда Регулус посмел позавтракать, этот эпизоды в его жизни вылился в буквальном смысле, и его вырвало в машине перед личным шофером. Такое часто случалось. Не потому что в лимузине укачивало, или так хотелось Регулусу: он испытывал тошноту постоянно, стоило ярким, выжженным из памяти картинкам прошлого, которые он так отчаянно силился соскрести, настигали вновь. Наглые улыбки на довольных лицах, трусливо дрожащий Крауч, цепкая хватка на плечах, вынуждающая сидеть смирно и поглощать эту невыносимо омерзительную рыбу или чего похуже; аномальная жара, вызывающая влагу на теле... Всё возникало и повторялось, точно на заевшей пластинке. Тогда глубокий вдох был ошибкой. Горячий воздух в машине стал последним толчком к опустошению и без того пустого желудка. Это всё грёбаная вишнёвая жвачка с обещанием в шестнадцать калорий на два грамма. Это всё глупая бутылка холодной воды. Его горло обжигало, и Регулус вспомнил эти омерзительные куриные наггетсы. Его вырвало на джинсы. Да так, что следующий позыв был следом за первым. От тепла и гадкого привкуса хотелось убежать далеко-далеко, но его рвало снова, пока удары сердца пульсировали в ушах. Он был виноват, виноват, виноват. Он испортил машину, он всё портил на своем пути. Никчемный неудачник. Позор семьи. И вот так Регулус чувствовал стыд. Иногда, вспоминая эти моменты, ему хотелось исчезнуть с лица земли. Иногда, вспоминая эти моменты, он хотел врезать Барти за то, что он смотрел на издевательства и ничего не делал, никак не останавливал, даже не кричал, не просил о помощи, не умолял. — Нет, — упрямо ответил Регулус, силком возвращая себя в реальность, отгоняя всякие мысли о Крауче и понимая: сегодня он тоже ничего не будет есть. — Нет, Пинс. Я просто не переношу бензин. Няня только вздохнула, как всегда делала, когда была сильно расстроена. — Поешь, пожалуйста, — попросила она снова. — Пару ложек. Регулус сглотнул. На кухне повисла напряжённая тишина; Пинс села, поставила тарелку на стол рядом с его стулом, где они обычно читали комиксы втайне от матери и к радости Блэка. Гречка. Сто калорий на сто грамм, горошек в районе пятидесяти. — Это курица? — Да, — с надеждой подтвердила няня. — Варёная? — Да. Просто поешь. Вареная курица — приблизительно сто семьдесят на сто грамм. Он был голоден, а прошлый срыв прошел недавно. Регулус съел за раз лепешку и это чертово буррито. Сейчас одна ложка гречки с горошком, и он снова поедет на велосипеде с утра. Эти факты должны взаимоуничтожить друг друга, и еды в желудке будто бы и не было. Но Регулус не умел поступать разумно. Регулусу изначально было плевать, какую катастрофу он создаёт своему организму, и во что в конечном счёте это выльется; он и на этот раз благодарно улыбнулся Пинс и умело выскочил из дома, как делал всегда. Возможно, так поступают дебилы. Возможно, Регулус сам дебил. Он старался не касаться выпирающих ключиц, когда поправлял лямки рюкзака, и не сильно много думал о раскалённой раме велосипеда, устраиваясь на ней поудобнее. Телефон в кармане вибрировал, и Регулус просто надеялся, что это очередное уведомление от его друга по переписке. Потому что общение с ним потихоньку помогало. Потому что с ним он абстрагировался и выпадал из жизни, сам того не осознавая. И куда лучше такое положение дел, нежели всепоглощающее одиночество.