Troubled Teachers

Она медленно вставила ключ в замок, изо всех сил стараясь не издать ни звука. Механизм слегка щёлкнул, когда она повернула ключ и вошла в тёмный вестибюль. Сняв каблуки, Реджина аккуратно поставила их на полку для обуви, а затем на цыпочках продвинулась дальше в спящий особняк. Старое чувство охватило её, как только она подошла к воротам. Лёгкость, счастье, удовлетворение, уверенность — все те чудесные вещи, которые она чувствовала весь вечер, когда была с Эммой и её друзьями, испарились. Вместо этого её плечи опустились, а тело отяжелело от утомительного дурного предчувствия. Она знала. Она уже много лет знала, во что превратились их отношения. Но от этого выбраться было не легче. Их брак не всегда был плохим.

***

Первые несколько лет были достаточно счастливыми. Но затем работа Робина вовлекла его глубже, поглотила его, изменила его. И их брак тоже. Это было постепенно, мелочи, которые сразу не заметишь. Более резкий тон, более настойчивая просьба, настойчивая команда. Прежде чем Реджина поняла, что происходит, было уже слишком поздно. Робин со временем уничтожил энергичную, уверенную и независимую женщину, на которой женился двенадцать лет назад, заменив её кроткой и послушной оболочкой прежнего «я». Но эта старая Реджина всё ещё существовала. Каждое утро она воскресала по дороге на работу, проявляясь во всей своей красе, став учителем, а не собственностью. Миллс наслаждалась работой, потому что чувствовала себя свободной. Она не только любила свою работу и учить детей, но это была единственная часть её жизни, в которой она могла быть самой собой. Потому что, как только она днём выезжала из школьных ворот, старая Реджина заползла обратно, заменённая поврежденной, сломанной, контролируемой версией Робина. Во многих отношениях женщина была благодарна Робину за то, что он позволил ей работать. Вместе с этим он позволил ей сохранить какое-то подобие нормальной жизни, какую-то часть её истинного «я». Она была ему за это благодарна, поэтому говорила ему это так регулярно, как он от того требовал. "Спасибо, Робин, спасибо". И то, как он с ней обращался: жил в роскоши, всегда приглашал её куда-нибудь поесть и дарил ей украшения. Робин никогда не знал, что эти самые ожерелья и браслеты, в которых она вышла из дома, провели весь день в бардачке её машины, иначе невероятно отягощали. Брюнетка чувствовала себя виноватой из-за этого, когда снова застегивала их после обеда. Если он тратил деньги на красивые вещи для неё, меньшее, что она могла бы сделать — это похвастаться ими. Хотя это говорила новая Реджина. Старая же каждое утро расстегивала их и избавлялась от бремени контроля на учебный день. Нет, Реджина Миллс знала, что муж её оскорблял. Проблема была в том, что он был слишком хорош в этом, как и в том, чтобы позволить ей сбежать.

***

Она остановилась возле главной спальни и глубоко вздохнула, чтобы успокоить нервы. И тут она почувствовала запах. Духи. Незнакомый цветочный аромат заставил её внутренности сжаться. Она знала, что это значит. Она всегда знала. Открыв дверь, брюнетка увидела силуэт Робина, лежащего на своей стороне кровати. Он отвернулся от неё но она была уверена, что тот не спит. Женщина вошла в комнату и положила сумочку на стол, а затем направилась в ванную, чтобы приготовиться ко сну. Робин ничего не сказал, пока десять минут спустя Реджина не скользнула под одеяло. — Ты опоздала. — Мне очень жаль, - сказала она, её голос был пронзительным и усталым в тёмной комнате. — Мне пришлось оставить машину у Эммы, потому что я выпила немного больше, чем планировала. Я пошла обратно, так что это заняло больше времени, чем ожидалось. Мне очень жаль, Робин. Она услышала, как он поёрзал на кровати, матрас слегка подпрыгнул, когда он перевернулся к ней лицом. — Я позволил тебе пойти на эту вечеринку из вежливости. Я ожидаю немного уважения, когда дело доходит до соблюдения моих правил, если позволяю тебе такое угощение, - прорычала Робин. Реджина отпрянула и отползла к дальнему краю кровати. Она знала, что произойдет. Спустя несколько секунд одеяло было грубо сброшено с её тела, холод осеннего воздуха коснулся кожи, прежде чем она почувствовала, как Робин с кряхтением забрался на неё сверху. Его руки попытались поднять атласную рубашку, которую она носила, так, чтобы она собралась вокруг её ребер. — Пожалуйста, - прошептала Реджина. — Не сегодня. Робин наклонился и зажёг прикроватную лампу, придавая сцене резкое облегчение. Он был обнажён, сидел на ней верхом, прижимая её бедрами к кровати. Лицо брюнетки было бледным и осунувшимся, волосы рассыпались по подушке, и она смотрела на него умоляющими глазами. — Ты моя жена, - сказал Робин, его руки теперь были сложены по обе стороны её головы. — Если я захочу тебя трахнуть, ты мне позволишь. - Говоря это, он прижал свой уже затвердевший член к её животу, пристально глядя, когда она поморщилась от ощущения, её бедра плотно сжались вместе. — В чём дело, Реджина? Ты не хочешь меня? Она не могла ответить на этот вопрос. Не осмелилась бы. Но и отсутствие ответа разозлило бы Робина. — Зачем я тебе, если ты уже переспал с кем-то сегодня вечером? - спросила Реджина, её сердце колотилось в ушах, пока она говорила. Робин удивлённо моргнул. Он всегда недооценивал интеллект своей жены и понятия не имел, что она знала о его бесконечных романах, потому что это был первый раз, когда она что-то сказала и выступила против него. — Если ты откажешься удовлетворять мои потребности, я возьму кого-нибудь другого, - коротко сказал он. Ему не нужно было оправдывать свои действия перед женой. — Кого? - Робин рассмеялся. — Какого черта это имеет значение? Она ушла. Ты здесь. И я хочу тебя трахнуть. Так что раздвинь свои сексуальные ноги и позволь мне. - Одна из его рук двинулась вниз, толстые пальцы протиснулись между её сжатыми бедрами и начали их раздвигать. — НЕТ!

***

Реджина никогда не ожидала этого. Она никогда не ожидала, что Робин сделает это. Его тактика контроля всегда была словесной, скорее психологической, чем физической пыткой. Ну, если не считать изнасилования, но Робину удалось убедить её, что то, что произошло между ними, не было изнасилованием, потому что они были женаты. Как можно обвинить мужа в том, что он берёт то, что по праву ему принадлежит? Каким-то образом женщина смирилась с этим. Перед глазами вспыхнули звёзды, когда кулак Робин коснулся её лица. Она вскрикнула. И боль обожгла губу, когда мужчина слез с неё и перекатился обратно на подушку. Миллс села, хватая ртом воздух, а тело начинало трястись. Язык уже почувствовал вкус металлической, медной жидкости, когда кровь потекла ей в рот. — Приведи себя в порядок, — проворчал Робин, не глядя на неё. Тихо рыдая, брюнетка спустила ноги с кровати и одёрнула ночную рубашку. Побежав в ванную, она захлопнула дверь и заперла её. Она услышала, как Робин что-то крикнул ей с дальней стороны, но не знала, что именно. Она соскользнула со стены и рухнула на пол, а тело сильно затряслось. Кровь капала на белый кафельный пол, гротескные темно-красные пятна быстро множились, а губа продолжала кровоточить. Слёзы смешивались с ними, образуя непристойные лужи на полу, соединяясь и растекаясь по мере того, как поток обоих увеличивался. Она доползла на четвереньках до раковины и потянулась за салфетками. Прислонившись к стене рядом с раковиной, Реджина начала пытаться остановить кровотечение, поморщившись и промокнув губу. Оглянувшись через ванную, она увидела след капель крови, ведущий от двери к раковине. Это было похоже на зловещую версию "Гензель и Гретель". Тут же её любимая сказка потеряла свою привлекательность. Через десять минут поток замедлился. Реджина собрала комки окровавленных тканей и выбросила в мусорное ведро, прежде чем медленно подняться на ноги. Она опустила глаза и уставилась на белую фарфоровую раковину, пока умывалась. Холодная вода приятно ощущалась на её коже, несмотря на шипение боли, которое она испустила, когда коснулась пореза. Вода текла долго, равномерно обвивая отверстие для пробки, прежде чем скрылась из виду. Женщина хотела бы присоединиться к ней. Загипнотизированная, она стояла, склонившись, но знала, что не сможет вечно уклоняться от следующего шага. Медленно брюнетка подняла глаза и посмотрела в зеркало над раковиной. Рана была около дюйма в длину, проходила через губу и поднималась к щеке. Разгневанная красная плоть тупо пульсировала, из неё всё ещё сочилась кровь. Миллс осторожно подняла пальцы и коснулась края трещины. Брюнетка заскулила от боли, нервы протестовали даже от малейшего прикосновения. Но она знала, что должна что-то сделать. Порез был слишком широким и слишком глубоким, чтобы его можно было оставить. Залезая под раковину, женщина нашла аптечку. Вырезать из рулона три тонкие полоски ленты не заняло много времени. Готовясь к боли, она пальцами левой руки сжала рану, а правой быстро приклеила кусок ленты между двумя сторонами. Разрезанная кожа протестовала, когда её стягивали обратно, кровь сразу же просочилась на ленту, но она продолжала, пока все три не оказались на месте. Примитивно, но так и должно быть. Она не могла пойти в отделения неотложной помощи, чтобы врач зашил ей рану, без вопросов. Сделав все необходимое, кареглазая женщина выключила свет, погрузившись во тьму. Она села на пол, прислонившись спиной к стене, и тихо плакала. Через некоторое время она поняла, что дрожит: шелк ночной рубашки совсем не согревал. Вытащив из сушилки два полотенца, Реджина легла на одно и накинула на себя другое, как одеяло. Той ночью сон очень медленно приходил к брюнетке, но в конце концов, к счастью, события дня исчезли из её памяти.