Ангелам и Демонам вместе не быть.

«Я думал, что будет сложно,

но ангел мой был рад отдаться мне.

Я думал — эта любовь меня убьёт.

Но итоге рад я был умереть.» — дневник Ёмнё.

Yellow - Coldplay

❄️❄️❄️

— Учитель? — голос Джису дрожит, а Джени тычет указательным пальцем на толстый живот своего когда-то исчезнувшего, словно призрак, наставника. Как же они устали от этого слова за последнюю неделю… Джисон не успевает и слова вставить, как неизвестный старый ангел с маленькими, но добрыми глазами, что-то шепчет Джису и открывает дверь, которая взялась буквально из воздуха. Джису выталкивает Джисона из лабиринта, сказав: «Мы тут сами справимся». А потом они остаются втроём, как в старые добрые времена. Заклятие молчания не позволяло им даже подсказки давать о секретах того, кто его наложил. Однако, перел теми, кто это уже знал, заклятие не работалр Что уже известно двум людям, то не секрет, верно? — Живот… всё такой же упругий, как у беременных! Это точно наш учитель Бан Шихёк! Учиииитееель! — Джени плачет как ребёнок, робко обнимая ангела, Джису делает тоже самое. Мужчина хохочет от действий своих учениц и устало вздыхает. Как же давно он не видел их лица. — Вам больше ста лет, а ведёте себя, как в детском саду. — А кто обещал побыть священником на нашей свадьбе и исчез? — спросила Джени. — Да! Д-да… — тихо добавила Джису. «На нашей свадьбе»? — Вы здесь значит всё это время были...Я думала Пак Джинён вас убил тогда… А вы живы. — Не убил, но запер подле себя... Ха-ха… Чем жили столько лет? Джени и Джису за сто двадцать пять лет своей жизни столько раз пережили американские горки и неожиданности неба и земли, что наверное удивятся они лишь тогда, когда из круглого живота учителя Шихёка действительно выйдет ребёнок Пак Джинёна… И всё же… С чего это всё началось? Водоворот событий, благодаря чему девочки поняли, что мир их построен на лжи? Примерно сто двадцать лет назад… Детский сад, огромный толстый учитель, как Дед Мороз, хотя такое сравнение они ему дали уже когда спустились на землю по заданию и узнали, что такое Рождество. Сладкий запах каши, которую он варил им даже тогда, когда девочки ушли с детского сада и пошли в школу. Мороженое после обеда и тихий час. Навещать своего учителя они не переставали. Как-то раз Бан Шихёк спросил Джени, кого она любит больше всех папу или маму, а та ответила: — Больше всех я люблю Джису. Я женюсь на ней, когда повзрослею, а вы, учитель, будете нашим священником на свадьбе? — сказав это, маленький ангелочек Джени чмокнула подругу в шёчку. — Ой! — издала та, и вся красная спряталась за учителем. Тот расхохотался и ответил: — Буду. — погладил девочек по голове. Тогда они были ещё нежными и чистыми, как лепестки ромашки после дождя. Не знали они ни бремени поднебесного мира с его грехами да благодеяниями, ни правил этой бесконечной игры в «я тебе намекну о своих чувствах, но буду терзать тебя молчанием». Началось всё это с тринадцати лет, когда им уже начали преподавать более взрослые темы в школе. Чем дольше они взрослели, тем сложнее было свыкнуться с этой священной книгой, где по мнению Джени «не хватает ответов», а по мнение Джису «её словно небожитель писал, а не Бог». Рассказав единственному наставнику, которому можно было доверять свои подозрения, что Светлый Завет возможно был изменён, они неожиданно получили множество новых загадок и заданий для себя… хотя, хотели ли они того? Джису скажет, что всё это было ради учителя и спасения мира, а Джени скажет «чтобы я смогла быть с ней и не называть это грехом». Наставник сказал: «Да, он был изменён». Оказалось, Бан Шихёк всё это время выбирал себе учеников и воспитывал из них сильных последователей ещё с детского сада. Он учил их всему, что знал сам: боевым техникам, магии, исцелению; тренировал и наставлял с одной великой целью: чтоб те смогли пробраться на самый верх Бесконечной башни. Там была комната, что ближе всех к небу, то есть к Богу, а там уже можно было узнать ответы на все вопросы. Именно по этой причине, спустя пятьдесят лет после окончания школы, девочки пробираются в Бесконечную башню, совершают там не очень то и успешные кражи, попадаются… Проходят через пытки и рассказывают Архангелу Орин всю правду. Рассказала всё Джени, когда ей пообещали разрубить крылья Джису у неё на глазах. Но Архангел, услышав имя «Бан Шихёк» окаменел. А когда узнал, что Джени и Джису его любимые ученицы, то вовсе распорядился так, чтоб их раны немедленно залечили, наложили заклятие и изгнали на Землю под поводом нового задания. С того дня Джени и Джису стали ангелами хранителями людей, а учитель исчез без следа… А появление Призрачного годоа, по словам Бан Шихёна лишь спектакль на Поднебесном, с целью истребить сильнейших демонов и нескольких ангелов, среди которых скорее всего были Джени и Джису тоже. И горка в Призрачном городе действительно была вовсе не выходом, а очередной ловушкой. По сути Бан Шихёк должен был самолично убить ангелнв попавших сюда, но он решил в очередной раз ослушаться его зная, что ему за это ничего не будет… Убивать своих же учениц? Нет... Хотя бы не сегодня... Всё равно скоро придётся всех истребить, так почему бы не дать им время побыть счастливыми ещё пару лет хотя бы? Покидая бесконечный лабиринт, которому конец всё-таки был и знал его местонахождение учитель, девочки с печалью на глазах осознавали, что он всё-таки на стороне Архангела и однажды будет им врагом… — Вы выглядите слишком счастливым для заложника… Вы ведь… Всё это время знали где выход, а не покидали это место. Вы же не намерены с нами уйти, да? — догадалась Джису печально улыбаясь. — Возможно я предал его умом, потому что поступки его ужасны… Но душой я ему всегда был верен. Моё место рядом с ним, как и ваше место друг подле друга. Прощайте, девочки мои. И в следующий раз когда мы встретимся, боюсь, что нам придётся поубивать друг друга. — Я не хочу этого. Учитееель… ууу… — Джени обнимает его, как маленькая девочка, которая не хочет отпустить отца на работу, душу Джису тоже трезают кошки, но она лучше осознаёт смысл его слов о том, каким будет их последующая встреча. — Пойдём, Джени… Чем дольше мы задержится, тем сложнее будет расстаться… Прощайте, учитель… Вы… Вы самый лучший наставник на свете! — Вы тоже, девочки мои, самые лучшие ученицы, я вами горжусь! — Учитель… — Джени, которая была разумом компании, превратилась в слабость при виде того, по кому так скучала, а когда пришло время расставания, опять, она рыдала во все глаза… Да настолько, что Джису пришлось хватать её за руку и потянуть в сторону открытой Бан Шихёком двери… Как только дверь за их спинами закрывается, холод пробирает до костей, их тела падают на снег, а потом слышатся и рыдания Джени. Как же давно она не плакала… — Джени, посмотри на меня, не плачь пожалуйста! Мы должны быть сильными, чтобы защитить младших! — Я не хочу всего этого! Я не хочу войны, а всё к этому ведёт, Джисуя! Всё, что я хотела от жизни, так это здоровье учителя, семьи и тебя… Я устала, честное слово! — Ох… Прости… — Джису обнимает свою… «подругу»… И понимает, что если не сейчас, то уже никогда у них не будет шансов говорить о самом сокровенном. В Раю говорить об этом опасно, на Земле… На Земле они вновь разойдутся по своим заданиям… забудят? Нет… передумают. Джису боясь греха, а Джени боясь очередного отказа… Джису тоже устала. Она тоже устала все эти годы быть предательницей с заклятием молчания, неправильной дочерью, грешницей, устала врать Джени, смотря ей в глаза каждый раз, когда та спрашивала действительно ли они всего лишь подруги. Устала делать вид, будто не напрягается всем телом, когда та её касается, улыбается ей, флиртует, пытаясь вывести на эмоции. Джису всем говорит: «Будь собой, люби себя, будь честен с самим собой и с близкими.». А сама себе всю жизнь изменяет. Чувства скрывает, рот затыкает и тихо плачет по ночам, получая сообщение от Джени «люблю тебя». Ким Джису, ангел хранитель, вечно третьего ранга, потому что ближайшие пятьдесят лет они не смогут сдать экзамен, тоже устала — Чего простить то? Бесишь, дура не определённая, тоже мне… И учитель такой же! Почему бы ему не убить себя, а воевать с нами? Настолько влюб… меня аж тошнит. Как можно любить такого монстра, как этот старый хрыч? А тебе, госпожа «мы просто лучшие подруги», сколько мне тебе ещё намекать? Не устала ты заводить меня, а потом убегать как су... Как же вы все меня достали… Цветочек, тоже мне, буду тут ходить вокруг до около слова подби… — Я люблю тебя! — крик Джису отражается эхом по всему лесу, пугая пару ворон. Джени умолкает, а в ушах звенит. Джису никогда не кричала. И видимо она только что рискнула попрощаться с голосовыми связками, чтобы заткнуть монолог заёбанного ангела напротив. Та смотрит на чёрные, как бездна, глаза напротив, не знает злиться ей или радоваться такому глупому детскому признанию, в то время как Джени хотела просто поистерить и пожаловаться на весь мир… Её взяли и заткнули одним словом, а потом и холодными губами. Целовалась Джису просто отвратительно. Мазнула разок сухими губами как дура и отстранилась с извинениями… — НЕТ! Я вообще не хочу твои извинения слышать! Понятно? Никаких больше "извини", Боже, как же всё бесит ... — Джени сейчас взбесится в прямом смысле этого слова. Вот аж глаза потемнели. — Ты… Ненавижу тебя, ясно? Почему сейчас? Почему спустя, мать его, целого ебучего века пока я страдала… — Джени кричит, кричит, кричит, ругается, спрашивая почему Джису всё это время молчала, играла в недотрогу, а сейчас вдруг решила признаться. Может она её просто утешить решила от потери учителя? — Это не так, поверь мне, я… Умоляю! Я люблю тебя! Честное слово! — Пока я сомневалась, ревновала тебя к каждой ветке дерева и к каждому человеку на сраной Земле… Не могла спать и есть нормально, ты дура тупая, Ким Джису! — Прости пожалуйста... – всхоипывант Джису. – Я знаю, что я дура, но ты… — Заткнись и пошли домой… — Джени молчит, не двигается, на неё не смотрит. Джису обнимает её со спины, та глубоко вздыхает и остаётся стоять, позволяя обнимать себя… Сердце бешенно колотиться, злость уступает место осознанию: на её чувства наконец-то ответили. Ответили и шепчут за спиной: — Теперь я всё поняла, Джени. Поняла, что ничего важнее тебя для меня на свете нет. Так что, давай будем вместе всегда? — Даже если это грех? — Джени ей так легко не поверит, спустя целое столетие ожидания. — Давай тогда... грешить вместе. С тобой я готова гореть в Аду. — или всё-таки поверит, ведь она её самый любимый цветочек…

🌺🌺🌺

Джисон проводит, наверное, самые счастливые и безумные два дня своей жизни у Минхо. О том, на каком месте это безумие, чуть позже… Но демон его не отпускает. Уговаривает остаться «ещё на один денёчек», а Джисон слишком молод и глуп, чтобы вспомнить о родителях, которые волнуются за него и соглашается. За этот один волшебный день он узнаёт Минхо поближе, рассказывает о себе, о семье, открывает ему двери своего мира, пока тот открывает ему своё сердце. И каждая проведённая здесь секунда сопровождается учащённым сердцебиением, желанием коснуться его, попить с ним чай и рассказать, слушать, вновь рассказать и вновь слушать, слушать его историю, его голос до безумия, до бесконечности, до влюблённости и до смерти… а потом отдаться его таким жарким прикосновениям, слушать, как он говорит «всё нормально, не нервничай», чувствуя Джисона всей душой… А Минхо… Минхо ещё ночью для себя решил, что он будет для Джисона, пожалуй «рабом» как выразился Бомгю. Или как говорит отец: «Если любишь, люби так, чтоб небожитешт этот стал для тебя Божеством. Иначе это уже будет любовь не демоническая, а людская». И мать всегда поддерживала его слова, считая «нахуй людскую любовь, она слабая, временная и вообще, бесполезная». Минхо с оскорблениями всего человечества был, пожалуй, не согласен, но кто будет спорить с Божеством их дома? Правильно, никто. И он так и сделает. Будет любить Джисона, как своего маленького Бога. А всё потому, что с ними «это» случилось. То самое волшебство: родство душ. Правда Минхо это пока только подозревает, доказать не сможет, но ему кажется, сейчас он действительно смотрит на свою «ролственную душу» прямо сейчас. Демон лежит с горящими щеками, потому что, чёрт, как ему хорошо. Его анегл греется рядом, на его онемевшем от тяжести крыле и морщит нос, когда перья раздражают кожу. У Минхо сейчас слёзы от радости потекут, вырвутся наружу каким-то диким криком все те тёплые, сладкие и мягкие, как маршмелло, эмоции, которые он впервые в жизни испытывает, и в которых лежит, захлёбываясь. Демон смотрит на своего ангелочка, на его милую позу эмбриона, на расслабленные крылья, одно из которых спадает на пол, а другое уложено на бедре. Глаза опускаются дальше и замечают… Кхм… утренний стояк. «Мой ангелочек как всегда на взводе». Он смотрит на сведённые коленки, обратно поднимает глаза на его лицо и останавливается на губах. Проходит уже около получаса, когда ангел, словно ощутив на себе такие влюбленные горящие двумя звёздочками глаза, просыпается, вдыхает в нос красное перо и чихает. По комнате разлетаются вперемешку жёлтые и чёрные перья. Демон хихикает и хрипло издаёт: — Доброе утро, жёлтенький мой. — кладёт ладони на опухшие щёки ангела, которые тут же алеют под его прикосновениями. — Доброе утро, Ёмнё. — тот пытается найти ногами одеяло, которое валяется на полу, чтобы скрыть свою утреннюю проблему. Видимо дёргался часто во сне и откинул на пол? Но чем тогда он укрывался, вроде бы не мёрз… Неужели крыльями Минхо.? — Ёмнё… Но рядом с тобой я не Ёмнё… — Всё равно… очень красивое имя, я могу тебя так звать? — Зови как хочешь. Юхок? — Я укрылся твоими крыльями? Ой, прости… — ангел приподнимается, освобождая левое крыло демона, которого за всю ночь размял под собой в пюрешку, в то время как Минхо покрывал и грел его своим правым. Тот хватает Джисона за талию и под сопровождением его «оой» перебрасывает через себя на правую сторону кровати, вновь укладывая и укрывая собой. — Лежи, всё нормально, у демонов крылья пожёстче и посильнее бывают. — Джисон хихикает и на предложенное мягкое, и такое любимое, одеяло ложится с радостью, обнимает своего демона и смотрит в глаза нежно-нежно. — Расскажи о себе. Я хотел ещё вчера спросить, но мы немножко… Отвлеклись? Или тебе опять нужно отвлечься? — начинается Минхо, а ангел эхмурится недовольно, сводя ноги вместе до невозможного, тянет кончики крыльев вверх, перебирая свои же перья, и спрашивает, смотря куда-то на шкаф, полки — куда угодно, но не в глаза. — Я бы хотел, ну не то что бы прям отвлечься, но… Поцеловаться ещё? Вчера был мой первый поцелуй и мне так понравилось… — Я забрал твой первый поцелуй, родной? — Минхо чувствует себя победителем этой жизни и что-то похожее на ответственность перед Джисоном ложится на его плечи, раз он забрал себе такое драгоценное. "Чёртовы пятнадцать, а я моральный урод к сожалению". — Да… — тот смотрит белкой на губы не отрываясь, кусает свои и часто-часто дышит. Минхо с него умиляется и в какой-то момент он, наверное, сдохнет от передозировки сахара в душе́. — Я рад, что забрал твой первый поцелуй… Хочешь ещё? Иди ко мне, Боже, я тебя съем! — Не ешь… Просто целуй? — и Минхо умирает в очередной раз. Он не знает как долго сможет протянуть, ведь эти слова, эти глаза, такие милые, смешные, красивые… А прикосновение губ ощущаются на каком-то другом уровне. Не на губах, а в душе будто бы, обдавач волнением и трепетом в области груди, горла. Ноздри приятно горят, хочется вдохнуть запах Джисона глубже, который пахнет шампунями Минхо… И это не столько интимное, сколько романтичное. Необъяснимое. Отдышавшись слегка, Джисон щуриться, пытается успокоиться… дышит. Не получается. И не получится. Рядом лежит Минхо, а Джисон слишком слабый ангел видимо. — Может тебе помочь? — Нет. — Водички? — Да. Прости, я опять… — Всё нормально. Хорошо? — Минхо протягивает ему стакан воды, всё также улыбаясь. — Мгм. — руки Джисона дрожат, пока он жадно глотает воду. Минхо это не нравится. Зачем сдерживать и мучать себя? Демоны например так не делают. — Джисони? — Мгм? — Минхо обнимает его, поворачивает к себе спиной, прижимается близко и сначала просто гладит. Даёт привыкнуть. — Ты очень милый, ты знаешь об этом? — Мхм, мгм… Знаю… Ты тоже! — Не волнуйся, тебе просто нужно расслабиться, я помог… — Мхм НЕТ! — Милый, почему? — и Джисон отвечает на одном вдохе: — Я не хочу, чтоб ты думал обо мне как о каком-то безумном, пошлом дураке… я не извращенец, который только и думает о таких вещах, я же люблю не вот это вот всё, а… — А? — Тебя... «И я тебя люблю, мой ангел.» — Джисони, я так не думаю о тебе. – демон подавляет в себе смех, дабы не обидеть. – Как я могу? Я лишь думаю, что нравлюсь тебе очень сильно, раз твоё тело так бурно реагирует, и плюс у тебя самый разгар полового созревания. – Минхо опускает руки, невесомо касается Джисонова стояка. — Не говори как мой учитель по анатомии! И п-перестань трогать меня там, я же так… Ахх! – Минхо сжимает. – И-и вообще, не нравишься, кто сказал, что нравишься? Я же сказал, что люблю! – Минхо его словно не слушает, на каждое слово бросает короткое "Угум", пока его рука на члене Джисона изучает новую территорию. – Минхо-ох… Бе-есишь! — Я тебя тоже люблю, а любимому должно нравиться, ему должно быть приятно, очень приятно… ты понимаешь, о чём я? — Ааххх, пожалуйста… — Минхо говорит Джисону в затылок, оставляя там мокрые поцелуи. Одной рукой гладит живот, другой сжимает его член, гладит, вновь сжимает... — Ммм Бо… Чёрт, как же хорошо… — Не скрывайся от меня, Юхок, не стыдись, позволь мне увидеть тебя такого: маленького, безумного, смешного, возбуждёного… позволь мне любить тебя… — Минхо! Минхооо! Родной… Пожалуйста, ещё… ещё! — Минхо так и делает, водит рукой по ещё небольшому размеру настолько, насколько позволяет одежда. — Давай, родной, отпусти себя и расслабся в моих руках… — Обними меня крепче, пожалуйста, обними! — и Джисон безумно нежный, безумно слабый, он просто безумно сам не свой сейчас, он не свой, он Минхо, в такие моменты, демон это запомнил. Он сжимает Джисона крепко в объятиях, дрочит ему через свободные штаны и сейчас он думает только о его удовольствии, совершенно не обращая внимание на своё возбуждение… Джисон правой рукой крепко держится за руку Минхо у себя на талии, а другую заводит назад и сжимает волосы демона, не справляясь с эмоциями, получает поцелуй и укус на запястье, издаёт стон на самых высоких нотах и кончает, содрогаясь, как в лихорадке. Он просит сжать его в объятиях сильнее, видимо стесняясь своей такой яркой реакции… Крылья остались зажаты между телами и Минхо видит, как они вздрагивают, сжимаются и расслабляются под конец. Минхо его держит, чтоб тот не развалился на кусочки, наверное? Обнимает и не отпускает, гладит долго, пока тот дышит, словно ему на сердце наступили. Цапает вновь расслабленные крылышки. Он их любит есть. — Не… ешь мои крылья… Охх… Я весь в безумии, хён… как такое может вообще быть? Я не знал, что так можно. — и Минхо опять таки победитель этой жизни, ведь он у Джисона первый во всём. — Я тебя обожаю, Джисон. Всего тебя, мой родной… — Мне ещё никогда не было так хорошо… Ты так хорошо знаешь, моё тело… Странно… — Что странного? Может мы в самом деле родственные души? — Может быть… Оххх, я до сих пор, так... Эйй, убери руки, хватит издеваться, это тебе не шарики..! — Чувствительный, да? Полежи, я буду обнимать. Лежат они в молчании минуты три, Джисон начинает дышать спокойнее, Минхо продолжает жрать его перья. Тот уже привык. — Мне надо умыться… — поворачивается к Минхо лицом, а тот морщит брови, крылья видимо разболелись. Ангел встаёт, освобождая их, и ложится на простыню хихикая от того, какие они неряшливые и никак не могут поместиться на этой, хоть и двухместной кровати. — Я куплю нам новую кровать до следующей встречи. — Минхо читает мысли Джисона. — Я люблю чай. — резко начинает ангел, а демон понимает и принимает эстафету. — Я кофе. — Я и кофе люблю. И поесть люблю. А ещё шоколадный торт… — Интересно, я вот сладкое не ем… — Как можно не есть сладкое? Я люблю картины Уан Гога ещё, просто обожаю. Земные яблоки, драконов воздушных, твои крылья… — Ван Гога, а твои крылья я тоже обожаю… — исправляет Минхо, а ангел бесится. — Не ест сладкое и нравоучения мне читает, ты что, Банчан номер два? — повышает голос. — Можно без его имени? — получает в ответ такой же громкий голос, но злого Джисона, видимо, не переплюнуть даже демону… — Нельзя! — Х-хорошо… — шепчут ему послушно. Джисону это нравится. — Учиться люблю очень, самый любимый предмет это поднебесная география и религия. Молиться люблю, но когда один. Не верю в ученья в школе, не верю в некоторые моменты Священной книги… во многие, если быть точнее, не верю. Не люблю, когда задают слишком много вопросов, когда мне холодно, когда врут и когда читают нравоучения, как это делает Чан. Вот… А ты, хён? — Ммм… Я люблю кошек, кататься на мотоцикле, устраивать гонки, я тебе покажу, что такое мотоцикл. Учиться я не очень то и любил, но задания выполняю хорошо. В молодости часто тренировался, но сейчас уже забросил. Ранг мой вроде был вторым, но скорее уже понизился. Не люблю много говорить, только если с близкими… — Я тоже! — Вот, а ещё читать люблю, как видишь. — указывает глазами на полки. — А что такое мотоцикл? — Сначала ты проясни, почему в Светлый завет не веришь? Ну, в «некоторые места»? — Да потому что… Наконец-то Джисон раскрывает Минхо свою веру в Дэуса, о котором говорил только семье. Оказалось, Джисон верит лишь в самые старые надписи Священной книги, что является словом Дэуса без сомнений, а остальное он «не знает, не верит». Не верит он, что любовь может быть грехом лишь от того, что вы одного пола или ты ангел, а он демон. Не верит в то, что не прощать — это проявление высокомерия, врать ради блага — это грех, летать выше положенного тоже грех, ведь ты так становишься ближе к Богу, и в особенности в то, что ангелы стоят выше людей. Он перечислил ряд «глупых» по его мнению законов и религиозных запретов, а на вопрос Минхо о том, что его семья думает о его «вере» рассказал про свою семью. У Джисона, оказывается, родословное предназначение «ангелы честности и откровения». Они чувствовали где правда, где ложь, имели особые силы в высших рангах, искали истину, а находя её, передавали эту «свободу мысли» из поколения в поколение лишь наказывая, чтоб те были свободны душой, а телом, хотя бы, старались угодить правилам этого мира, ибо если выйти на улицу и сказать вслух: «Я не думаю, что чёрная магия грех»… —...сделают так, что ты думать больше не сможешь. Вот так вот, хён. Так что, моя семья держит свои знания и мысли при себе. Оттого и высшее общество немного побаивается нас. У нас как бы… свой… я не люблю это слово, но «авторитет». — То есть мой ангелочек аристократ? — на это ангел фыркает «брось» и обнимает поудобнее, а Минхо поражён до глубины души. Он та считал Джисона глупеньким в начале… И возможно он и есть глупенький в силу своей молодости: доверяет быстро, принимает спонтанные решения, не контролирует тело и эмоции, слишком смелый, слишком болтливый, он во многом слишком, но семейные знания и прекрасное воспитание впитал в себя без остатка, а эти его «слишком» лишь украшали его брутальный характер. Ещё его этот взгляд на мир, который так сильно отличается от других ангелов… — Джисони, ты такой интересный. — Да? Спасибо… а ты, хён? Какой у нас ты? А Минхо оказался… Мягко говоря, лентяем? Выполнял задания вовремя, а когда освобождался, играл со своей кошкой, читал земные романы, получал тысяча раз подряд первые места в гонках, выбешивая Ёнджуна, ходил к нему в мастерскую просто так, чтобы опять убежать оттуда, когда те начинали играть в «кто любит больше и дольше и в необычных позах». В Дэуса он верил, ну типа, тупо не верить в того, кто тебя создал? А в его религию… «Пофиг» — сказал он. Демонам обещан Ад и приказано делать, что хотят. Джисона удивил сильно тот факт, что Минхо оказался очень спокойным, тихим семьянином. Он иногда даже молился. Съезжать от родителей не планировал, так как жить с ними ему нравилось очень. Знал наизусть около трёх тысяч рецептов разных блюд и десертов и почти каждый день что-то готовил. А ещё он любил красиво одеваться… — При первой нашей встрече ты мне нагрубил, мол «смотри куда летишь, говорить не умеешь» и так далее… — Джисон всё-таки запомнил и напомнил. — Аххх, это… — А сейчас выглядишь как сладкая вата. Что же с тобой такое случилось, Ёмнё? — хитро интересуется ангел «точно искуситель», знает ведь ответ: — Просто влюбился. Посмотри на себя, такой довольный, этого хотел услышать? — Минхо садится на Джисона сверху, начинает щекотать его живот, шею, крылья, куда только руки дотягиваются. — Ааайй! Нет, хахаха, отстань, Боже, только не щекотка! — Так любишь когда говорю о тебе что-то хорошее, да? Фетишист что-ли? Контролировать старшего хочешь? — Минхо щекотал Джисона без остановки, дразнил, смеялся, пока тот хохотал во всю комнату со слезящимися глазами. — Нравится ведь слушать, какое влияние имеешь надо мной? — Перестань перестань перестань, пожалуйста ааааа!!! Я сейчас умру… — Не умрёшь, от щекотки ещё никто не умирал! – Да что если даже нравится? Ты же сам рад такому! Подчиняешься, как кошка! – Ты нифига про кошек ещё не знаешь! — Йаааа! — Джисон начинает щекотать в ответ. Спустя пару минут парни находят себя на полу, уставшими, смотрящими на потолок. Старинные часы на стене тикают и показывают одиннадцать утра. Встать решаются лишь тогда, когда желудок урчит и болит от пустоты, а Джисону уже противно, ведь он после того, как Минхо ему «помог» ещё не умылся даже…

🪄🪄🪄

Отец Минхо, оказывается, улетел ещё вчера ночью на задание, мать ещё спала. Встретила их недовольная и голодная Дори, которая набросилась на Джисона сразу, как увидела, за что получила от Минхо самое настоящее кошачье шипение. — Ты говоришь на кошачьем? — Джисон шутит, но никак не ожидает, что: — Немножко. Но мне слишком лень изучать его. — То есть, стоп, есть реально целый язык животных? — Даа? Ты точно любишь учиться? — Мне ещё пятнадцать лет, дедушка! — Хорошо, мой внучёнок, садись вооон туда, дед тебя сейчас накормит до отвалу.

На этом славном моменте они бы вкусно позавтракали, однако суждено случиться пизцецу там, где случается Хан Джисон и, когда тот наконец-то глубоко вздыхает, думая: «Как спокойно, вот оно счастье...», в окно к Минхо прилетает огромный камень, разбивая его вдребезги, а с улицы слышится рычание не кого иного как самого Князя Демонов Хван-заебал-сгинь-ты-не-вовремя-Хёнджина.

Inferdo - Sub Urban Bella Poarch

— Ли чёртов-ты-вор-Минхо, верни всё, что стащил, сука, пока я не выебал из тебя всю дурь на этом самом окне! — Джисон отлетел подальше от осколков стекла, а в комнате вдруг стало темно словно ночь наступила: на окне сидела какая-то фиолетовая летучая мышь, и грех будет не подчеркнуть… чертовски красивая, сексуальная мышь. Нет, но почему раньше Джисон не замечал в себе такую огромную порцию гейства? — Завтракаешь со своей новой шлюхой, после того как обворовал… — Свою старую шлюху? — заканчивает за него Минхо, ухмыляется. И метко кидает в него вилку, целясь в пах. Хван вилку ловит. Ещё чуть-чуть и пурпурный демон остался бы без члена? Джисон чему-то хихикает, а глаза Хёнджина от злости загораются. В мгновение ока он оказывается у них на кухне, летит прямо на Джисона, но Минхо хватает его за длинные крылья и швыряет в сторону стены, по которой идут трещины. Не успевает Джисон хлопнуть в ладошки от радости, как Минхо оказывается припечатанным к стене, откуда падает картина и разбивается об пол. Дальше Минхо летит к потолку и что-то у него там хрустит. — Проваливай, потом разберёмся, не видишь, я занят? — Он больно морщится, но не перестаёт улыбаться, когда летит в сторону шкафа и кидается в Хёнджина всей возможной посудой. — Устрою я тебе, занят! Ай… — Хёнджин прячет своё драгоценное лицо крыльями и ищет глазами, чем можно бросаться в ответ, этим оказывается другая картина со стены. — Мама тебя убёт! — предупреждает Минхо, как Хёнджин одёргивает руку от картины полуголого мужчины вспоминая, что это любимая картина тётушки Ли. — Ой бля, это же её… Простите… То есть, иди нахуй. — а потом вспоминает, что она ему уже не тётушка, ведь Минхо ему больше не парень. Тот в свою очередь сползает со стены как ниндзя и легко уходит из-под рук Хёнджина, который неповоротлив из-за своих огромных крыльев, всё врезается то в пол, то в потолок. — Это тебе, всё-таки, не дворец, который братишка специально построил огромным для твоих габаритов. А, Джини? — Джисон от растерянности не знает что делать, руки и ноги дрожат от раздражения, а Минхо озвучивает его мысли как всегда: — Ты испортил нам романтику. — Я дам вашей романтике в рот и не называй меня Джини, ты… сучка! — Аайщ, щибаль… — Хван с лёгкостью отбрасывает Минхо одним махом крыльев в сторону диванов и телевизора, а всё что приходит Джисону в голову это взять сковороду и… В комнате воцаряется мёртвая тишина, а потом и громкий яркий хохот Минхо. — Так держать жёлтенький, теперь бери кастрюлю! — Я не знаю где она! — действительно ищет кастрюлю. — Что за хуйня только что было? — спрашивает Хёнджин, когда чувствуют боль в затылке, но вроде ему как-то похуй, демон он чертовски сильный, да и вампир полукровка, так что никчёмный удар сковородки ощутился, словно ему птица на голову нассала. — Чувак, у тебя голова из камня? — удивляется Джисон, чтобы в следующую секунду просто взять и дать ему кострюлей, пока он размышлял, что только что произошло. Была у Хёнджина одна слабая сторона всё таки, а это чувствительные уши серены и, когда тебе по голове дают посудой, естественно в ушах звенит, а в ушах серены не то чтобы просто звенит, там будто оркестр поёт сасагейо на высоких нотах после кастрюли. — Она у него из дерьма. — отвечает Минхо, который хрустом поправляет, о боже, сломанную руку? — Минхо! — Джисон летит к нему, но его хватают на лету за футболку, подносят ближе к лицу и рассматривают, как пойманного кролика. Джисон почему-то замирает и висит, как на удобной вешалке. Ему ситуация кажется не слишком серьёзной и уже даже немножко весёлой. Два бывших ругаются, и, если бы они реально хотели поубивать друг друга, не кидались бы вилками и тарелками, да и Джисон был просто чертовски рад врезать бывшему своего нынешнего. В ответ ангел пьялится на того самого знаменитого родного брата самого Лорда Демонов, разглядывает поближе, когда ведь ещё будет такой шанс? А тот оказался просто каким-то истеричкой… — Серьёзно? Мой сексуальный Демон Улыбки выбрал себе вот эту вот бело-жёлтую яичницу? — Бывший, не забывай! — добавляет Минхо, поправляя, О Господи, вывихнутую ногу? Да они небожители вообще или бессмертники? Хотя стоп… Выглядят они на двадцатку, но этим старикам же дохуя лет! Почему Джисон это вечно забывает? — Коса до колен, губы красные, как у проститутки, кричите не пойми как что, господин Князь Демонов, я то думал вы страшный какой-то, а оказались просто истеричкой. И всё это из-за того дерьмового компаса? Или… — с каждым словом Джисона Минхо бледнел и пугался за его жизнь, хотя в душе ликовал, видя красное, просто очуметь от какой злости, лицо Хёнджина. — Закрой свой пога… — ХВАААН ХЁНДЖИН И ЛИ МИНХО! — на этот раз у Хёнджина в самом деле кровь из ушей течёт, а Джисон от такой ауры летит прятаться Минхо за спину, отбросив раз и навсегда все мысли побыть крутым парнем в глазах своего крутого парня. А Минхо обращается к Хвану. — Тебе пизда, дорогой мой бывший. — ЛИ МИНХО ЭТА ПИЗДА БУДЕТ И ТЕБЕ! ВЫ, ДВА ПИДОРАСА, СПАЛИЛИ МОЮ КУХНЮ! — НЕТ, нет, тётушка Астра, я всего лишь… Ваш сын украл у меня… — ЧТО ОН УКРАЛ? ТЕБЕ ЖАЛКО ЕМУ ВЕЩИ ОТДАВАТЬ ЕЩЁ? Я ТЕБЕ ВОЛОСЫ С КОРНЕМ ВЫРВУ, РАПУНЦЕЛЬ ПОДНЕБЕСНЫЙ! — Джисон может поклясться, что ничего и никого страшнее госожи Ли он ещё не видел. И воплей пострашнее тоже не слышал. И если Минхо двести девяноста лет, то сколько же лет его матери и какие у неё должны быть способности, раз сам Князь Демонов перед ней дрожит? Или тут играет роль их былая связь семьи? Что ж, Джисон не ревнует... И не завидует... Кхм, возможно чуть-чуть, но Хёнджин уже бывший в этой семье, а Джисон нынешний. И возможно он эту роль никогда не покинет. А нахуя? Слишком комфортно ему с небожителями с фамилией Ли. Что в Аду, что в Раю. — Ничего он не украл! Ничего, я пойду, пожалуй… — Куда ты пойдёшь, падла длиноногая, сюда иди… Кому говорю! Швабра без тряпки! Йааа! — Сдохни, Минхо, ладно? И поскорее, тварь! — сказав это, Хёнджин вылетает, а за ним летит в погоню мама Минхо… А сам Минхо просто хохочет, как сумасшедший и только потом вспоминает, что утро было слишком насыщенным для ангела. — Родной, ты не испугался? — Да я обосрался! От мамы твоей, а не от этого шлю… Господи, я никогда столько не матерился за всю свою жизнь. – молчание. Джисон смеётся. — Чтож, добро пожаловать в мой Ад, примерно так я и живу. — белые-красные обои в цветочных узорах содрались в разных местах, люстра шаталась, телевизор разбился, про кухню вообще ни слова… а Минхо стоял и гордился Джисоном. Тем, как он умело поставил Хёнджина на место и метко подобрал слова, а Джисон стоял и смеялся вместе с ним. Вот она молодость. Вот она яркая насыщенная жизнь, которой ему так не хватало в Раю и он вспомнил кое-что ещё… — Минхо, я так облажался! — Джисон напуганно хватает себя за чёрненькие волосы. — В чём? — спрашивает демон, а за спиной Джисона вырастает демоница распутничества, мама Минхо, Ли Астра, и выглядит она весьма недовольной поведением своего нового сыночка, точнее кое-какой его фразой… — «Красные губы, как у проституки» значит, господин Хан? — А Хан падает на колени. — Ма… Я-н… Я-нне… Не-не-не… Тётушка, простите, умоляю, я всего лишь глупый тупой подросток выпалил, ничего не понимая, пощадииииитеееее! Я вообще не хотел это сказать… Джисон ещё долго будет сидеть на полу и оправдываться, а демон улыбки долго с него хохотать.