Духам тоже нужно Солнце

      Королевство Снов встречает её блестящим мрамором под ногами, холодным ветром, гуляющим по помещению, и пляшущим пламенем свеч, летающих вдоль стен.       Это первое, что она замечает, стоит выйти из портала, перед тем как перед глазами знакомо темнеет. К своей гордости Соня удерживает равновесие, лишь опасно качнувшись в начале. Кулон на шее работает отлично: она чувствует исходящие от него волны целительской магии, теплом распространяющиеся по телу, однако даже они не в силах избавить от всех симптомов. И к этому ей неизбежно придётся привыкнуть.       Соня, пусть и нетвёрдо, стоит на ногах, но заботливые руки всё равно поддерживают её под локоть, не давая засомневаться ни на секунду.       Они оба замирают, пока ей не становится лучше. Соня моргает ещё пару раз, рассеивая остатки мрака, и наконец позволяет себе сделать ещё один шаг — чужая рука соскальзывает с её — и оглядеться.       Когда Баку ошарашил её тем, что перенесёт их в замок, невольно в голове Сони возникли картинки чего-то просторного, дорогого и величественного. Однако комната, в которой они оказались, не подходит ни под одно из этих описаний. Она, по меркам дворцов, маленькая — чуть больше её собственной комнаты в квартире, — мрачная и скудно обставленная. Письменный стол и стул у стены, и кресло с журнальным столиком — в углу.       «Его кабинет», — думает Соня, и она уверена, что права.       Здесь нет даже окон. Свечи создают в комнате полумрак, но отнюдь не приятный. Скорее холодный, пугающий и будто бы показывающий, как здесь нечасто бывают. И лишь негромкий треск пламени скрашивает это доводящее до мурашек ощущение.       Соня делает ещё один шаг, оказываясь в середине комнаты, и ёжится, обхватывая плечи руками.       Помещение такое маленькое, но здесь так холодно, словно на улице глубокой зимой. Она удивляется, как свечи не погасли в таких условиях. Хотя что за глупость? Это же магия.       — Здесь давно никого не было, — словно слыша её мысли, подаёт голос Баку. — Если бы я знал, что нам придётся отправиться сюда, то я бы приказал подготовить гостиную.       — Ничего страшного, — пожимает Соня плечами, чувствуя, как начинает теплеть с каждой секундой.       Разумеется, Баку не оставил бы её мёрзнуть.       — Мне придётся покинуть тебя ненадолго, — выдыхает он, подходя чуть ближе.       Соня чувствует его дыхание на затылке и бездумно кивает. Однако через мгновения слова обретают смысл.       — Почему? — спрашивает она, оборачиваясь.       — Нужно уладить некоторые дела, — Баку кривится, и Соня не решается расспрашивать дальше. — Я правда ненадолго. А пока располагайся, чувствуй себя как дома.       Она хмыкает от дежурной фразы, которая, однако же, из его уст звучит удивительно искренне.       Баку выдыхает и явно нехотя направляется к резной деревянной двери в углу комнаты. Перед тем как окончательно покинуть помещение, он кидает на неё напряжённый взгляд, поджимая губы.       Соня хочет спросить, что не так, но не успевает: дверь с глухим стуком захлопывается.       Что ж, теперь у неё есть время многое обдумать. Действительно многое.       Она медленно плетётся к креслу, по пути борясь с желанием приблизиться и потрогать магические свечи, и почти падает на него, сразу откидываясь на мягкую спинку. Соня запрокидывает голову вверх и всерьёз начинает подумывать о том, возможно ли провалиться сквозь землю по-настоящему.       Она готова стать первой, кому это удастся.       Стыд накатывает второй за этот вечер удушающей волной, захлёстывая и заставляя почти задохнуться в этом чувстве. Вины, однако же, нет. Она растворилась, не оставила после себя ни следа, и Соня думает, что после слов Баку навряд ли сможет испытывать её ещё долгое время.       Однако стыд заставляет устало прикрыть глаза и тяжело вздохнуть.       В голове проносятся картинки того, как Баку в попытках успокоить крепко сжимает её в объятиях, то и дело нежно водит ладонью по спине и что-то — Соня по-прежнему гадает что — горячо шепчет на ухо. Из груди вырывается судорожный выдох. Она вновь открывает глаза и ёрзает в кресле, пока руки невольно начинают сжимать ткань штанов на коленях.       Что за глупость? Баку не раз обнимал её и успокаивал. Вспомнить даже тот случай во время грозы. Разве тогда подобное так волновало её?       Какая глупость.       Соня коротко жмурится и опускает взгляд вниз. Только сейчас она замечает, что, оказывается, вся по-прежнему заляпана кровью: штаны, рукав футболки, да и сама кожа левой руки уже напрочь покрылись засохшей бордовой коркой и полупрозрачными разводами. Соня проводит подушечками пальцев по месту, где недавно зияла глубокая рана, и морщится от неприятного чувства шероховатости. Хочется избавиться от крови на теле вместе со всеми недавно пережитыми событиями.       Однако если кровь вода ещё способна смыть, то воспоминания — нет.       Она закусывает губу, слабо царапает себя, чувствуя лёгкую боль от стянутой кожи, и хмурится.       Тягучая дымка тревожных мыслей почти готова захватить её вновь, однако что-то заставляет ту развеяться в тот же миг. Соня удивлённо вскидывает голову, когда до слуха начинают долетать чьи-то быстрые, нетерпеливые шаги. Сначала тихие, они в считанные мгновения становятся громче, ближе, не останавливаясь ни на секунду.       «Это не Баку», — проносится уверенное в голове.       Как минимум, Баку не носит каблуки, чьё цоканье сейчас и раздаётся в коридоре.       Соня понятия не имеет, кто это, но чуть ли не молится о том, чтобы это существо прошло мимо. Так некстати вспоминается, что она вообще-то в стране Снов, которая априори не может быть неопасной. Хотя Баку ведь сам привёл её сюда, разве сделал бы он это, не убедившись в её безопасности?       Конечно нет.       Это осознание позволяет немного расслабиться, но не настолько, чтобы не вздрогнуть и не полуразочаровано, полуиспуганно громко выдохнуть, когда шаги в коридоре на мгновение замирают, а дверь с громким стуком распахивается так, что петли жалобно скрипят.       Соня застывает. Испуганный взгляд успевает ухватиться лишь за пышную юбку кричаще яркого красного платья, прежде чем даже не начавшееся разглядывание нагло прерывают злостным шипением.       — Баку, чёртов дух!       Это не крик, но от этой короткой фразы можно оглохнуть, настолько она пропитана яростью, негодованием, возмущением и...       Беспокойством?       Силуэт в дверях застывает, кажется, поняв, что никакого Баку здесь нет. Зато есть какая-то нелепая, растерянная похуже неё девчонка в смешной пижаме с фламинго, заляпанной, однако же, кровью.       И как это понимать?       Девушка открывает рот, видимо, собираясь спросить, кто она и что здесь делает (хотела бы Соня сама знать ответ на последний вопрос), но и у неё ничего не выходит: в коридоре вновь раздаётся громкий топот на этот раз нескольких ног, и в уже раскрытую дверь влетают два странных существа.       Очень странных существа.       Соня едва подавляет поражённый возглас, с удивлением рассматривая иссохшую красноватую кожу, небольшие изогнутые сероватые рожки и — Господи! — копытца.       Да они же едва достают ей до пояса!       — Госпожа Астория! — восклицают они в унисон, и Соня готова завизжать от восторга, когда видит их маленькие выглядывающие клычки. — Вам сюда нельзя! Его Высочество просил подождать Вас в его покоях!       Они, явно паникуя, топчутся на месте, пританцовывают от нетерпения, издавая при этом негромкое цоканье.       Очаровательно.       — Ещё чего! — восклицают в ответ, яростно сверкнув глазами. — Я желаю увидеть этого оболтуса прямо сейчас, немедля!       Черти — именно так их определяет Соня — забавно подпрыгивают, мелко трясутся, что-то бормочут про себя, но продолжают упорно причитать:       — Госпожа Астория, Его Высочество занят, просим пройти в его покои и подождать там.       — Ну уж нет, я предостаточно ждала! Если вы сейчас же не позовёте его...       Соня теряет нить их диалога примерно на том моменте, когда черти, едва не плача, начинают вымаливать её прощения, продолжая, однако, гнуть свою линию. Она даже восхищается такой безоговорочной преданности в перерывах между ритмичным мотанием головы от одной стороны к другой.       Соня устаёт примерно через минуту и решает заняться более полезным делом: разглядыванием названой «Госпожи Астории».       Первым делом в глаза бросается её платье, и Соня в самом деле не может отвести взгляд в восхищении. Алое, пышное, сделанное — она уверена — из натурального шёлка, оно струится широкими фалдами, доходя почти до самого пола. Сверху же оно переходит в плотный лиф с вырезом-сердечком. Взгляд поднимается выше, скользя по молочной коже, и наконец доходит до лица, слабо освещённого тусклыми свечами. Пухлые губы, искривлённые в негодующем оскале, острые скулы, гордо вздёрнутый нос, тонкие, вразлёт брови и ярко-голубые глаза, — Соня вздрагивает, улавливая что-то до боли знакомое, однако упорно не понимая что.       Она закусывает губу, вылавливая краем уха отрывки их непрекращающегося спора, надеясь, что это ей хоть как-то поможет. Однако бесполезно: Астория продолжает возмущённо приказывать немедленно привести сюда Баку, а черти, уже в открытую хныча от бессилия, продолжают умолять вернуться в его покои.       Покои...       Почему вообще покои?       Соня хмурится, вглядываясь в стоящую девушку по-новому. У них должна состояться, несомненно, далеко не деловая встреча. Это ясно, как день, хотя бы потому, как фамильярно зовёт она Баку. Но и беседы друзей обычно в спальнях не проводятся. Это же дворец. Разве тут не должно быть море гостиных специально для встреч, чаепитий и светских разговоров?       Так почему именно там?       Соня сглатывает, пока в голове зарождается весьма логичная, по её мнению, мысль: что, если эта Астория девушка Баку?       Духи вообще заводят себе девушек?       Она не уверена, что хочет знать ответ на этот вопрос.       В груди отчего-то неприятно гудит раздражение, и Соня решает, что это, наверное, от общей абсурдности ситуации. Она нервно ёрзает в кресле. До этого момента старательно спорящие сущности словно не замечали её, полностью поглощённые, и, несмотря на всю эту нелепицу и острое желание узнать, что здесь вообще происходит, Соня хочет, чтобы так продолжалось и дальше. Неизвестность пугает. В конце концов, она всё ещё не знает, как отнесётся к её присутствию здесь Астория.       Астория, которая сейчас едва ли молнии из глаз не пускает, шипя похуже разъярённой кошки.       Соня сглатывает. Она не боится, нет. Запас её страха на сегодня исчерпан, и вряд ли бы она в самом деле сейчас испугалась, упади рядом с ней кирпич. Скорее бы меланхолично в очередной раз убедилась в своей исключительной невезучести. Но всё же как она надеется о скорейшем возвращении Баку...       — Госпожа Астория, пожалуйста, простите этих ничтожных! Но Его Высочество...       — Его Высочество — глупый мальчишка, и я не собираюсь ему потакать!       — Да что ты говоришь, — раздаётся весёлое из коридора, и все мгновенно замирают, замолкая.       Соня даже не пытается подавить громкий облегчённый выдох.       — Ваше Высочество! — вскрикивает мелкая нечисть, пугливо подпрыгивая. — Простите нас, мы...       — Сгиньте, — коротко кидает входящий в распахнутые двери Баку, не бросив на них и мимолётного взгляда. Те растворяются в то же мгновение.       Когда одновременно с его приходом свечи ярко вспыхивают, освещая его силуэт, Соня удивлённо вскидывает брови.       Он в своём истинном обличие.       — Баку! — кажется, что Астория мгновенно успокаивается. Она по-прежнему говорит на нервно повышенных тонах, однако глаза более не искрятся гневом. Скорее в них сейчас преобладает облегчение пополам с беспокойством, которое явно пытаются скрыть. Соня настороженно смотрит на эти перемены и вновь задаётся вопросом, кем же та приходится Баку. — Ты... мог бы и предупредить, что возвращаешься, чёртов Пожиратель. Ещё немного, и я бы действительно тебя убила.       Баку растягивает губы в ласковой улыбке в ответ на её немного спутанные слова, но упорно вздёрнутый нос.       А Соня почти давится воздухом, когда видит это. Невольно вспоминается, что до этого момента он дарил такие улыбки только ей. По крайней мере, она так думала раньше.       Раздражение внутри как-то резко увеличивается, но она недоумённо, растерянно отбрасывает его как можно дальше.       — Я тоже скучал по тебе, Астория, — беззаботно произносит он, подходя ближе.       Соня чувствует, как внутри что-то трескается, и, более не отдавая себе отчёта в том, что творит, напряжённо встаёт, в пару шагов сокращая расстояние. Она ощущает на себе удивлённый и немного виноватый взгляд Баку и заинтересованный — Астории.       — Баку, — она подходит ближе, чем обычно, поворачивает голову в сторону стоящей напротив девушки и мило — Соня старается — улыбается, чуть склоняя голову, — не познакомишь нас?       Внутри адекватная её часть вопит, что на неё нашло, но, очевидно, слишком тихо.       — О, — протягивает Баку, явно вспомнивший о такой необходимости лишь сейчас.       — В самом деле, Баку, как невежливо, — Астория улыбается ей в ответ, но, в отличие от Сони, искренне, без малейшего напряжения. — Представь же мне нашу милую гостью.       Он коротко прокашливается, приводя мысли в порядок.       — Астория, это Соня, хранительница книги Снов, — он шутливо, наигранно торжественно указывает в её сторону раскрытой ладонью, а после отзеркаливает этот жест. — Соня, это Астория. Моя сестра.       Брови приподнимаются в удивлении, а в распахнутых карих глазах что-то уловимо меняется. Тревожное раздражение, охватывающее до этого грудь, как-то в одно мгновение растворяется, и она искренне не хочет даже задумываться, с чем это связано.       В конце концов, не на все вопросы хочется знать ответы.       — Сестра? — вырывается растерянное поневоле.       — К сожалению, это так, — Астория тепло растягивает уголки губ ещё шире, и Соне становится жутко от её какого-то всезнающего взгляда. — Я сестра этого оболтуса.       Баку на это фыркает, закатывает глаза, но ничего не говорит. Словно слишком привык, чтобы возмущаться на такую мелочь.       — Вот как, — выдыхает Соня, закусывая губу.       Она отводит взгляд в сторону, кажется, совершенно потерянная (ведь будь это не так, она обязательно умилилась бы подобному). Мысли мечутся в голове в беспорядочном хороводе, и остановить их не представляется возможным. И почему она так растеряна?       Соня, безусловно, не замечает искрящегося весельем взгляда в свою сторону из-под полуопущенных густо накрашенных ресниц.       — Я боюсь интересоваться, — осторожно начинает Астория, склоняя голову, — но что с вами приключилось?       Она красноречиво обводит её взглядом с ног до головы, и Соня вновь так некстати вспоминает, что пижама её пропитана кровью. Она опускает голову, невольно тоже оглядывая себя, и стыд со смущением накрывают с головой. Астория перед ней — сошедшая с картин средневековья сказочная дама, собирающаяся на бал с каким-нибудь принцем. Она переводит взгляд на Баку и закусывает губу, удручённо вздыхая, ведь даже тот, приняв истинную форму, облачился в привычные одежды.       А она сейчас в самом деле стоит перед ними в заляпанной кровью пижаме с фламинго.       Почему бы ей просто не исчезнуть прямо сейчас?       — О, милая, прошу меня простить, — вдруг восклицает Астория, вырывая из невесёлых мыслей. — Кажется, я теряю всю тактичность, стоит мне завидеть братца. Позволь мне...       Не дожидаясь разрешения, она плавно подходит ближе и ласково касается рукой её одежды, не обращая внимания на чужое напряжение. Соня вздрагивает, когда ощущает воздействие чужой магии — удивительно! Она в самом деле научилась её различать! — но спустя мгновение лишь с удивлением обнаруживает, как по ней проходится словно лёгкий ветерок и любая грязь на одежде растворяется как ни бывало. Чужая ладонь после тут же исчезает, не причиняя более никакого дискомфорта.       — Так-то лучше, не так ли? — весело протягивает та, вновь делая пару шагов назад. — Не понимаю, почему этот балбес не сделал этого раньше.       Астория раздражённо фыркает, но, словно намеренно игнорируя само существование Баку, и короткого взгляда на него не кидает, по-прежнему легко улыбаясь Соне.       — Я вообще-то всё ещё здесь, — недовольно кидает тот. — И я не мог этого сделать.       — О, и почему же столь Великий дух не смог применить обычное бытовое заклинание? Просвети меня, — голос её пропитан едким сарказмом.       Баку уже было открывает рот, собираясь ответить что-нибудь столь же язвительное, но Соня опережает его, удивляя, кажется, даже саму себя.       — Простите, что прерываю, — выдыхает она достаточно громко, чтобы обратить на себя внимание, — но он и правда не мог этого сделать. Вы же его сестра, разве Вы не знали?       Астория громко выдыхает и раздражённо щурит глаза.       — Я... — она закусывает губу, кидает короткий недобрый взгляд на Баку и продолжает, кажется, совсем не то, что хотела сказать изначально. — Я думаю, что нам стоит переместиться в место, более удобное для разговоров.       Каблуки издают неприятный звук, когда она резко разворачивается на них, а после быстрыми шагами шествует в сторону выхода. — Я тоже так считаю, — подхватывает Баку, хватая Соню за руку и уводя её следом. — Пошли, гостиную уже должны были подготовить.       А Соне ничего не остаётся, кроме как растерянно позволить себя увести, пока на подкорке сознания переплетаются две бессвязные мысли: все ли в их семье такие нервные и держались ли они когда-нибудь с Баку за руки ранее.

***

      — Нет-нет! — Астория замахала руками, удивлённо глядя на Соню. — О милая, прошу, никаких «Вы» и «Госпожа», ты можешь звать меня Астория, а ещё лучше — Астр, так меня зовут все близкие.       — Близкие? Но мы же…       — Поверь, иногда ты мне кажешься даже ближе, чем я сама для себя… — она коротко иронично усмехается.       Соне кажется в её словах какой-то скрытый подтекст, но уловить его она не в силах. Неужели Баку говорил о ней со своей сестрой?       Отчего-то эта мысль смущает, хотя ничего такого в этом вовсе нет. Они же постоянно с Алёной и Настей упоминают и обсуждают Баку.       Она решает отбросить эту странную мысль, потому немного ёрзает, усаживаясь на диване поудобнее, и вновь делает глоток уже подостывшего чая. Баку, сидящий сбоку, также делает глоток и тоже замечает понизившуюся температуру жидкости. Он морщится и тянется к кружке Сони, на мгновение касается кончиками пальцев фарфора и тут же отводит руку. Соня с удивлением ощущает, как керамика под ладонями стремительно теплеет.       Они сидят за разговорами уже более получаса, неудивительно, что всё успело остыть. Она кидает короткий благодарный взгляд и вновь отпивает, размягчая горло.       Все эти полчаса говорил в основном Баку (Соня не думает, что в состоянии пересказать произошедшее), тем не менее горло отчего-то пересохло лишь от нескольких слов. Хотя, без сомнений, она знает, в чём дело.       Астория, как оказалось, очень добрая и понимающая личность. «С ней комфортно», — заключает для себя Соня спустя не более двадцати минут общения. Однако неловкость — слишком прочно въевшееся в неё чувство, чтобы о нём так просто забыть.       Та самая гостиная, в которую её привели и которая, как вещали ей, приготовлена совсем наспех, оказывается огромной комнатой с позолоченными стенами, витающей под потолком люстрой со свечами, мягкими чернильно-чёрными диванами и креслами и прозрачным столиком посередине. И от того, как неуютно ей находиться здесь, хочется взвыть, но Соня, безусловно, этого не сделает. Как минимум она должна быть благодарна.       И пусть всё это похоже на какой-то недо-бал-маскарад, на который Соню позвали, но явно забыли приодеть и научить манерам.       Соня не принцесса, а вот сидящие рядом с ней существа — очень даже.       И от этого ни капли не легче.       А ещё за это время она успевает узнать для себя новую очевидную, но не менее удручающую истину: Баку она не знает от слова «совсем».       И это действительно кажется очевидным. Но Соне будто лишь сейчас глаза раскрыли. Она наблюдает, как общается тот с Асторией, и боится моргнуть, лишь бы не пропустить ни мгновения этих минут. Баку улыбается так широко, как Соня никогда не знала, что тот может. Баку общается так свободно и раскрепощённо, что у Сони дыхание перехватывает. Он смеётся, зовёт Астр «глупой сестрицей», и ей так завидно, что хочется самой этой сестрицей стать. А ещё хочется перестать испытывать такие странные, противоречивые чувства, перестать думать о таких странных вещах, которых раньше даже отдалённо в её мыслях не наблюдалось.       Соня выдыхает и делает ещё один глоток. Она пытается отвлечься, пока Баку делится с Асторией ближайшими планами по поимке демонов, и начинает разглядывать пирожные на столе. Их тут много. В любой другой день Соня бы захлебнулась в восхищении, но сегодня, сейчас их вид вызывает лишь лёгкую тошноту. Тем не менее она попробовала одно, ближайшее к ней, — то оказалось черничным, с ягодами земляники сверху. Соня разглядывает теперь другие и замечает закономерность: у всех пирожных на верхушке свежая ягода, и больше половины из них — черника.       Не отдавая себе отчёта, она выдаёт первое пришедшее на ум:       — Почему тут так много черники? У вас это семейное?       И потом лишь осознаёт, как странно и глупо это прозвучало.       Негромкий разговор затихает, и взгляды приковываются к ней, отчего ещё больше хочется сжаться в комочек и исчезнуть.       — Не нравится? — Баку обеспокоенно приподнимает брови. — Если нет, я могу…       — Что? Нет! Мне всё нравится! — Соня для уверенности ещё и головой мотает. — Я просто… удивилась, вот и всё.       — Ох, ты не знала? — Астория откидывается на спинку кресла, в котором сидит с другого края стола, и хихикает. — Мой глупый братец просто обожает чернику. Прямо-таки слюнями обли…       — Астория, — шипит тот, — много болтаешь сегодня.       А та лишь хмыкает, растягивая губы в довольной улыбке.       Соня прыскает.       Ещё одна очаровательная вещь, о которой она не знала.       Она надеется когда-нибудь узнать как можно больше таких мелочей. Если ей, конечно, позволят.       — К слову о болтливости, — вдруг вскидывается Астория, подаваясь вперёд, — Баку рассказал, что обучает тебя магии.       — О, ну да.       — У тебя уже проявилась способность? — её глаза горят интересом и нетерпением.       Глаза Сони наполнены непониманием.       — Способность?       Они растерянно вглядываются друг в друга, а Баку где-то сбоку закашливается чаем.       — Ох, насчёт этого… — начинает было он, но тут же оказывается перебит.       — Баку, дурачок, ты что, действительно не рассказал ей об этом?       — Ну, возможно, я… забыл?       — Я тоже кое-что забыла. Открутить тебе голову, например. Восполним упущенное?       Соня громко прыскает, прикрывает рот ладонью, пытаясь успокоиться, но безуспешно: её уже услышали, переводя взгляд.       И столь одинаковы выражения их лиц, недовольство пополам с едким сарказмом в глазах, что становится ещё смешнее.       — А, — Соня прокашливается, но смешинки во взгляде не спешат исчезать, — что за способность-то?       Баку небрежно проводит по волосам, лохматя их, и откидывается на спинку дивана, отводя задумчивый взгляд к пирожным.       — По правде, это стоило сказать ещё в самом начале, — начинает он, — но получилось так, как получилось, — Астория закатывает глаза. — Понимаешь, у каждого обладателя магических сил со временем развивается особая способность. Ты же уже знаешь, что магия делится на обычную, стихийную и родовую, так ведь? — он дожидается лёгкого кивка. — Стихийная и родовая тебя вовсе не касается, ты владеешь лишь обычной магией, которой пользуется преимущественное количество. Способность же не относится ни к одному виду. Она всегда особая, неповторимая, редко когда она может повториться у двух существ. Это может быть всё что угодно. У Астрагора, например, чтение мыслей является как раз-таки способностью.       — Ты уже познакомил её с Астрагором?! — Астория возмущённо надувает губы.       Весь её вид кричит что-то вроде «Почему он, а не я?».       — Кхм, — Соня привлекает к себе внимание. — Если тебя это утешит, это было не самое прекрасное времяпрепровождение в моей жизни.       Баку хмыкает.       — В любом случае твоя способность, вероятнее всего, скоро себя проявит. Ты делаешь большие успехи, энергия и сила растут, это хороший показатель.       От похвалы уши немного розовеют, и Соня улыбается.       — А какая у тебя способность?       Взгляд Баку в миг становится рассеянным и будто бы скучающим.       — Скучная, — просто говорит он, пожимая плечами. — Я ей не пользуюсь, ерунда какая-то.       Соня чувствует, как её этими словами ненавязчиво отталкивают, и улыбка сползает с лица. Она сглатывает, кивает, хотя тот на неё даже не смотрит, и натягивает новую, поворачиваясь к Астр.       Астр… Соне немного неловко называть её так даже у себя в голове, но глаза той так светились, когда она просила об этом. Соня думает, что обязана постараться.       — А… у тебя, Астр?       Однако, вопреки всему, голубизна напротив тухнет в то же мгновение, как слова слетают с губ. Улыбка Астории тоже слетает.       Это всё выглядит так абсурдно драматично и так мучительно, что Соне хочется тут же извиниться и замолчать, желательно, на весь оставшийся вечер. И она даже пытается сделать первое, но её обрывают.       — Всё в порядке, — произносит Астория, прекрасно зная, что эмоции на лице говорят об обратном. — Думаю, я могу рассказать тебе это.       — Астория, если ты… — Баку закусывает губу.       — Помолчи, братец, — фыркает та. Она выпрямляется, стараясь выглядеть уверенно, но Соня чувствует волнами исходящую от неё нервозность. — Иди-ка ты лучше в кабинет, полюбуйся количеством скопившихся документов.       — Что? Но…       Один щелчок тонких пальцев, и дверь с громким хлопком распахивается.       Баку хмурится, ещё пару секунд вглядывается в глаза напротив, пытаясь в них что-то найти.       — Я отлучусь на пятнадцать минут, — отрезает он наконец.       Когда дверь вновь хлопает, закрываясь, Соня переводит растерянный взгляд на Асторию.       — Прости за это, — выдыхает она. — Я должна была его выпроводить. Он не любит вспоминать эту историю.       Соне кажется, что сейчас её посвятят в какую-то великую неприятную тайну, и от этого становится не по себе.       — И… что же у тебя за способность? — она закусывает губу, действительно не уверенная, что хочет это знать.       — Я называю свою способность «Поцелуй смерти». Хотя и не название это вовсе, — Астория сглатывает. Ладони, что лежат на её коленях, сжимаются в кулаки, стискивая алую ткань. Соня видит, как она собирается с мыслями, и решает не спрашивать. И тишину действительно вскоре вновь прерывают. — Я узнала о ней в свои полторы тысячи лет. О, для таких существ, как мы, это ещё ничтожно мало, — она хихикает на округлившийся взгляд напротив. — Может быть, если провести аналогию, это около пятнадцати лет вашей жизни. Тогда я... впервые влюбилась, — Астория отводит взгляд куда-то за спину Сони, её глаза затуманиваются дымкой воспоминаний и давних, уже давно пережитых эмоций. — Он был очень мил и совсем не походил на окружающих меня мерзких демонов. А его способность была под стать ему: всё что угодно он мог превратить в цветы. Я помню, как однажды сильно повздорила с одним противным демоном, а Рен — так его звали — превратил его в ликорис и подарил мне. Наверное, тогда я и поняла, что влюбилась. Это... было взаимно. К сожалению, — Астория прерывается на секунду, закусывает губу, и Соня понимает, что они подошли к кульминации. От нервов кожа покрывается неприятными мурашками. — Мы встречались месяц, ничтожно мало для таких существ, как мы. А в одну из прогулок он меня поцеловал. Я... Я не успела ни обрадоваться, ни удивиться, ни ответить, как он уже упал у моих ног. Он был мёртв, — по телу Сони бежит крупная дрожь. От понимания перехватывает дыхание, а горький ком сопереживания подкатывает к горлу. Но ей даже не дают опомниться. — На самом деле сейчас я понимаю, что не могла ничего сделать, здесь мало моей вины. Однако было время, когда я... этого не осознавала.       И за этими последними словами стоит столько эмоций, столько переживаний и невысказанных, гниющих внутри слов, что Соня окончательно теряется. Закусывает губу, так сильно, почти до крови, знает, что нужно что-то сказать, прервать эту страшную, ужасающе мрачную тишину, но в голове эта тишина ещё громче, ещё оглушительнее. Там витают лишь те самые дурацкие, банальные слова, которые она сама ненавидит больше всего.       — Мне...       — Жаль? Не стоит, — Астория улыбается слабо, но в глазах солнечное тепло сквозит. — Знаю, дорогая. Прошлое давно в прошлом. В конце концов сейчас всё хорошо, у меня уже давно есть муж, которого я люблю больше жизни. Когда-нибудь я вас познакомлю, — она хихикает, шуточно подмигивая, но сразу после этого мотает головой. — На самом деле я рассказала эту историю совсем для другого. Иногда случается так, что способность — твоё же проклятье. И я хочу, чтобы ты уяснила это как можно раньше.       Её тон серьёзен, и Соня невольно кивает несколько раз, хотя уложить в голове это всё за один раз кажется решительно невозможным.       Она пребывает в лёгкой прострации, поглощённая эмоциями: своими и чужими. Нервозность переплетается с глубокой печалью, а злость на столь несправедливую судьбу — со злостью на себя за неумение выразить сочувствие.       Соня думает, что, наверное, вовсе не должна злиться на себя за последнее, но эта мысль затухает слишком быстро, чтобы дать плоды.       — Я это запомню, — вырывается честное в ответ, потому что забыть такое навряд ли возможно.       — Хорошо, — кивает та, — но вместе с тем помни, что тебя это может вовсе не коснуться.       Она хочет вновь по-глупому кивнуть, но дверь в гостиную хлопает, давая понять, что отведённое время закончилось.       И облегчение от этого слишком велико.       — Астория, какого дьявола там три стопки бумаг? Я же просил...       — Ох, три? В самом деле? — она недоумённо хлопает глазами. — Похоже, произошла ошибка. Ещё четыре в моём кабинете.       Баку злобно пыхтит, когда садится на прежнее место, а Соня, не сдерживаясь, хохочет, желая этим громким смехом заглушить образовавшуюся пустоту внутри.       И никто из них не замечает, что дистанция между ними ненавязчиво сократилась до пары сантиметров.       За тихими, непринуждёнными разговорами проходит несколько часов, не меньше. Соне кажется, что время здесь течёт как-то иначе, и на самом деле она искренне надеется на это, потому что завтра, к сожалению, понедельник.       Спустя часа два, а может, три она чувствует, как веки начинают медленно, настойчиво слипаться.       Ещё спустя полчаса её макушка как-то незаметно для всех оказывается на удобном плече Баку.       А уже через десять минут сладкая дымка сна и усталости окончательно накрывает Соню, забирая в мир снов, пусть именно там она сейчас и находится.       Баку продолжает о чём-то тихо рассказывать, иногда посмеиваясь с собственных шуток, пока Астория, внимательно до этого слушающая, не перебивает его.       — Братец... — она делает паузу, задумчиво рассматривая Соню, — так это и есть та девушка, коей ты грезишь столько времени?       Эти слова звучат как гром среди ясного неба, и Баку вздрагивает испуганно, переводя взгляд на лежащую на плече Соню.       Только лишь заметив и убедившись в том, что веки её плотно сомкнуты, а дыхание глубокое и размеренное, он сглатывает и поворачивается к хихикающей сестре.       Лёгкий кивок выходит слишком тяжело.       — Должна признать, она мне очень понравилась! Не удивлена, что именно она так запала тебе в душу, — Астория ухмыляется, с озорством смотря на нервного Баку, который к таким разговорам явно был не готов. Тому хочется огрызнуться, но чужие слова прозвучали слишком искренне. Без капли привычного дразнящего тона. — Почему ты ещё не признался в своих чувствах?       А вот это для Баку звучит скорее как издёвка.       Он раздражённо выдыхает и понижает голос. Ему не по себе вести такие разговоры в столь опасной близости от объекта бесед.       Слишком опасно. Слишком рискованно. Слишком...       — Очень сомневаюсь, что они взаимны.       … неправильно.       Астория громко смеётся, прикрывая рот рукой, заставляя вздрогнуть и обеспокоенно скосить взгляд на безмятежную Соню.       — На ней сонные чары, не бойся, — Баку недовольно цокает, но в какой-то степени он благодарен. Соне необходимо выспаться, на сегодня с неё хватит впечатлений и событий. — Иногда мне действительно кажется, что ты глупый, братец.       — Только не надо сейчас...       — Но это правда! — Астр недовольно пыхтит. — Я вижу её взгляд, хорошо знаю его, там нет места равнодушию!       — Конечно нет, глупая, — он морщится, ладонь на его колене сжимается в кулак, пока вторая продолжает осторожно придерживать Соню, не давая голове соскользнуть с плеча. — Она меня любит. Любит как своего друга, помощника, товарища, как того, кто просветил её во многом, и того, кто обучает чему-то новому. Любит, но её любовь другая.       Он замолкает, ждёт, пока Астория заговорит в ответ, но та молчит. И Баку считает, что возразить ей действительно нечем.       Ему требуется ещё несколько секунд, чтобы собраться с мыслями, выдохнуть, а затем подняться, подхватывая на руки Соню.       — Мне пора, нужно отнести её в свой мир, — портал начинает вырисовываться в пространстве, пока Баку продолжает, прерывая ещё не высказанные вопросы. — Я вернусь. Завтра. И послезавтра тоже. Но после я вынужден буду вновь пропасть, ты же знаешь.       — Баку...       — Не переживай, на следующее твоё письмо я точно отвечу.       Чёрная дыра разрослась до размеров человека, и он, понадёжнее подхватив ношу, делает первый шаг.       — Баку!       Тяжёлый вздох выходит намеренно громким.       — Ну что?       — Он смотрел на меня так же.       Перед глазами на мгновение темнеет, но Баку даже не оборачивается. В груди вспыхивает раздражение, унять которое он не в силах. Он знает причину его возникновения, но от этого ничуть не легче.       А ещё он знает, что Астория не ждёт ответа, поэтому в то же мгновение исчезает в портале, не прощаясь.       Уже знакомая комната встречает темнотой и оглушающей пустотой. И лишь окровавленные простыни напоминают о случившемся.       Баку очищает их одним взмахом руки.       Выдыхая, он укладывает Соню, накрывает её одеялом и садится рядом.       Ему надо идти. Продолжить поиски, выработать какой-то план, может быть, поспать, раз он вновь в человеческом теле. Всё что угодно, но пустой взгляд останавливается на стене, а тело отказывается шевелиться.       Он хочет заняться чем угодно, но не оставаться наедине со своими мыслями.       Однако никто — в особенности собственные мысли — никогда не прислушивается к его желаниям.       И он вновь здесь. В мерзкой темноте наедине лишь с одним вопросом:       Когда всё стало таким?       Таким сложным. Таким безнадёжным. Таким невыносимым. Таким неправильным.       Иногда Баку кажется, что единственные чувства, ещё оставшиеся в нём, — это ненависть и любовь, которые уже так давно и так прочно переплелись друг с другом, что отличить их друг от друга почти не представляется возможным.       Баку ненавидит себя за то, что ещё способен любить. Ненавидит, что упустил момент, позволил себе пустить всё на самотёк и испытать такое омерзительное для него чувство. Полюбить, заранее зная, насколько это гиблое дело? Полюбить человека, осознавая, насколько коротка его жизнь? Полюбить, понимая, сколь мал шанс на взаимность?       Какая глупость.       Он ненавидит себя за это. Ненавидит за то, что добровольно связал себя прочными оковами под обманчиво сладким названием «любовь».       Однако, как ни пытался, не смог возненавидеть её.       По отношению к ней всегда хочется проявлять лишь самое светлое, столь несвойственное, непривычное для холодного него. Хочется заботиться, оберегать, обучать, обнимать, позволять себя касаться, отодвигая на второй план собственную нелюбовь к прикосновениям. Всё, что она позволит. Всё, о чём попросит. За неимением взаимности (а в этом Баку уверен больше, чем в своём здравом рассудке), он готов быть для неё другом, помощником, наставником. Кем угодно, ведь каждый раз от вида счастливой Сони холодная пустота внутри понемногу заполняется, а ноющая боль — притупляется, давая неясную, обманчивую надежду на что-то. И вовсе не важно, на что. Главное, что она есть.       Баку судорожно выдыхает, жмурится на короткие мгновения, до цветных точек перед глазами, и переводит взгляд на чужое безмятежное лицо. Как загипнотизированный, он тянет руку, кончиками пальцев невесомо проводит по волосам, подцепляя прядь волос, неаккуратно упавшую на щёку.       Нужно идти. Продолжить поиски, выработать какой-нибудь план, поспать, может быть. Всё что угодно, но…       Ещё пять минут.