Дом там, где ты

Характерный поворот ключа в замке заставил Дазая проснуться. В первую, долгую секунду после пробуждения он был совершенно потерян, не имея ни малейшего представления о своем местонахождении. Он лишь чувствовал, что ткань подушки под его щекой отличается от привычной домашней, а одеяло, лежащее на его ногах, было необычайно мягким. Открыв глаза, он увидел перед собой телевизор, на котором теперь снова и снова крутилась заставка DVD. Ага. Он все еще был у Чуи. Хлопок закрывающейся двери и тяжелые шаги, раздавшиеся в коридоре, возвестили о том, что рыжий наконец-то пришел. Дазай торопливо посмотрел на телефон, лежащий на прикроватной тумбочке. Было 00:14. Чуя предупреждал, что задержится, но, кажется, он опоздал намного больше, чем предполагалось. Наконец добравшись до квартиры Чуи с Фумией, который буквально висел у него на руке, гораздо позже, чем планировалось, мальчик на удивление послушно выполнил все, о чем Дазай просил его ранее. Без единого возражения Фумия тут же скрылся в своей комнате, чтобы через несколько минут вернуться уже в удобной пижаме. Пока Фумия был увлечен просмотром очередного эпизода «Покемонов» — ну, он же вел себя хорошо! — Дазай заказал им ужин. Прошло еще полчаса, прежде чем им доставили огромную пиццу с салями, и к этому моменту Фумия был в отличном настроении. Он с аппетитом откусил кусок. Дазай нет-нет да и поглядывал на телефон: Чуя определенно должен был уже быть дома. Ведь сегодня пятница, разве в офисах или других местах, где работает Чуя, не бывает сокращенного рабочего дня по пятницам? Куда же он делся? Фумия, казалось, тоже задавался этим вопросом, с каждой минутой он становился все более нервным. — Оссу… — пробормотал малыш. Дазай уже знал этот, Фумия был близок к тому, чтобы заплакать. — Где папа? Это был вопрос на миллион долларов. — У твоего отца еще много работы, Фумия-тян. Он рано или подзно вернется домой. Это не успокоило расстроенного мальчика, но он не потерял аппетит и продолжил есть пиццу в тишине. Около девяти часов вечера Дазай решил уложить Фумию спать, но Чуи все еще не вернулся. Мальчик заснул прямо во время просмотра телевизора, и тихий храп, доносившийся из комнаты, ясно дал понять Дазаю, что Фумия просто уснул, увлеченный аниме. Дазай осторожно поднял спящего ребенка и отнес в его кровать, аккуратно уложив. К счастью для Дазая, на этот раз обошлось без чтения сказок на ночь и ответов на нескончаемые детские расспросы. Что ж, ничего страшного, если он не почистил зубы перед сном — Чуя об этом знать не должен. Фумия, должно быть, был измотан, если уснул вот так. Неудивительно, ребенок бегал практически без остановки, он, должно быть, высосал всю свою энергию. Дазай сам чувствовал себя смертельно уставшим, и он пробежал значительно меньше. Он зевнул. Ну что ж, Чуя, вероятно, разбудит его, если он в итоге уснет. А что еще он мог делать в этой тишине квартиры? Смотреть покемонов? Дазай упал на диван, свернувшись в клубок. Это был действительно удобный диван. Неудивительно, что Фумия уснул… — Опоздал, — сказал Дазай, еще сонный, когда услышал шаги в гостиной. Он зевнул и вытащил ноги из-под одеяла. — Ты всё ещё здесь, — констатировал Чуя без каких-либо эмоций, не слушая Дазая и пройдя прямиком в комнату Фумии. Дазай воспользовался этой паузой, чтобы окончательно стряхнуть остатки сна перед неминуемой встречей с Чуей. Он размял конечности до приятного похрустывания в суставах. Взглянув на телефон, он убедился, что уже двадцать минут первого ночи. Наступил новый день. Итак, он пережил еще один день. Дверь в коридоре закрылась. Как и ожидалось, Чуя вскоре вошел в гостиную, взъерошив руками волосы. Он выглядел измученным. — Конечно, я все еще здесь, — сказал Дазай. — Почему? Что за вопрос? Было ясно, что с Чуей что-то не так, и дело было вовсе не в том, что он не отпускал обычных колкостей в адрес своего бывшего напарника. — Четырёхлетнего ребёнка одного дома оставить? Да ты бы с меня живьём кожу содрал! — И правда. Чуя с тяжёлым вздохом опустился на край дивана. По его виду было ясно, что он совершенно обессилел. Закрыв глаза, он почти лежал, глядя в потолок. Дазай, основываясь на долгих годах знакомства, понимал, что сейчас лучше дать этому упрямому коротышке несколько минут, чтобы успокоиться, прежде чем продолжать разговор. Тот факт, что Чуя не вышвырнул его сразу, уже был значительным шагом вперёд, и не стоило злить его ещё больше. — Ладно, — Чуя, словно собираясь с силами, снова вздохнул и наклонился вперёд, его голубые глаза встретились с взглядом Дазая. — Окей. — Ты пьян? — Дазай приподнял бровь. Дазай знал Чую слишком хорошо, чтобы ошибиться: он не был пьян. Дазай мог с первого взгляда понять, когда Чуя выпивал. Сейчас, несмотря на усталый вид — мешки под глазами и сгорбленную осанку — его глаза были ясными и сосредоточенными. — Херню не неси. Дазай пробормотал: — Итак, трезв. Прекрасно. Предвидя твой неизбежный вопрос и мечтая выбраться с этого жуткого дивана, докладываю: Фумия поел — с горем пополам и явно недостаточно, на мой взгляд. Затем мы совершили паломничество на игровую площадку, где провели непростительно долгое время. Серьёзно, тебе стоит подумать о приобретении четвероногого друга, чтобы у Фумии было больше возможностей для физической активности. Хотя ты и так как собака, значит, Фумия — щенок? — Ублюдок! Не называй моего сына собакой! — Так ты признаешь, что ты собака? — Что?! Нет, блять, я не- — Ладно, неважно, — перебил Дазай, зная, что сейчас Чуя начнет возмущаться и опять всё сведётся к пустой болтовне. — Фумия вдруг закатил истерику из-за ванны? Это было довольно внезапно, и, должен признать, кричит он знатно. К его удивлению, Чуя начал смеяться. Усталость как рукой сняло, и на его лице снова появилось то самое выражение, которое Дазай знал и украдкой наблюдал ещё с юности. Чуя и понятия не имел, каким заразительным может быть его смех. Иногда он даже мог развеселить Дазая. — Ну он же маленький, — с улыбкой произнёс Чуя. — Дети по любому поводу могут расплакаться! Помню, как-то он разрыдался, стоило мне сказать: «Не закрывай дверь». — Но Фумия… — Ему всего четыре. Странно было бы, если бы он не плакал хотя бы раз в день. — Чуя постепенно успокоился, улыбка всё ещё играла на его губах. — Это случилось после прогулки на площадке? — Да. Чуя всё ещё лыбился, чем окончательно запутал Дазая. — Да он просто замотался, скорее всего. Ну, ты в курсе, как люди начинают выпендриваться, если не поели нормально или устали в усмерть. А дети вообще не секут, почему они такие вредные, когда спать хотят. Ты только попробуй Фумию уговорить поспать! Ох, это каждый раз целая эпопея. Хм. Дазай этого не знал. Впрочем, он мало что знал о детях, его собственное детство было, мягко говоря, нетипичным. И не то чтобы ему это было нужно. — А в остальном? Он себя хорошо вел? — Конечно. Фумия хороший ребенок. Тебе не нужно так сильно беспокоиться, чиби. Чуя явно волнуется. Первым делом он всегда бежит к Фумии в комнату, непременно спрашивает, как тот себя чувствует. Тогда зачем он вообще оставляет его наедине с таким, как Дазай? Дазай не был бы собой, если бы смог промолчать и не сунуть нос куда не следует. Но он и есть Дазай, поэтому ему пришлось всё испортить. Как раз в тот момент, когда Чуя, казалось, начал расслабляться в его компании. — Что заставило тебя так опоздать, чиби? Фумия был крайне обеспокоен. Эти слова больно ранили Чую. Он тут же сник, потупив взгляд. Дазай едва не почувствовал угрызения совести, но Чуя должен был осознавать, что его поступки отразились не только на нём (Дазае, чью скорую кончину он отсрочил на целых два дня), но и на Фумии, который явно тосковал по отцу. Чуя с трудом сглотнул. — У меня… тут дела кое-какие всплыли, надо было разобраться. Сейчас и так хреново, не хотелось Фумию одного оставлять, но… — он замолчал, голос дрогнул. — Я должен быть там, ну. Слова Чуи заставили Дазая задуматься. Криминал?.. Вряд ли. Зная его прошлое, это кажется невозможным. Собрание анонимных алкоголиков? Он же всё ещё пьёт. Точно нет. Но… может, у него есть какая-то вторая работа, о которой никто не знает? Что-то нечистое? Возможно… — Дазай, — Чуя резко остановил его, видя, что тот вот-вот начнет докапываться. — Просто не лезь, окей? Это временно, я сам. Фумия не должен знать, и всё. Вероятно, что-то не совсем законное. Дазай кивнул. Если Чуя настаивает… что ж, в этот раз он уступит. — Пожалуй, пойду уже. Он задержался дольше, чем следовало. Сомнения грызли его: сможет ли этот день развеять мрачные мысли, или они всё же одержат верх? Дазай не хотел, чтобы его сознание погрузилось во тьму именно здесь. Но уже наступил новый день. Значит, задуманное откладывается. Само собой. — Погоди. Дазай уже почти встал с дивана, но тут же резко сел обратно, как будто его дёрнули за верёвку. Чуя тёр висок, подняв другую руку. — Останься на ночь. Дазай был в полном замешательстве. Он точно не ослышался? Это вообще реально? Чуя, предлагающий ему остаться? Это из ряда вон выходящее. Он скорее вышвырнул бы его за дверь, не задумываясь. Но Дазай, при всех своих странностях, на слух не жаловался. Ну, Чуя любит выкинуть что-нибудь этакое. Отлично, поиграем. — Божечки, Чуя, оказывается, так по мне соскучился! — Дазай снова подскочил и, заламывая руки, изобразил страдание. — Знал бы, уже давно бы тебя в кровати ждал! — Да не в этом, блять, смысле! — заорал Чуя, красный как рак, и тут же затих, вспомнив о Фумии. — Господи… Ты хоть что-то серьезно воспринимаешь? — Только силу нашей страсти. — Да ты… аргх! Рука Чуи, массировавшая висок, остановилась и сжала переносицу. Это уже достало его. — Нет, тупая скумбрия. Я сказал остаться, потому что, блин, поздно, и я не хочу потом слушать твоё нытьё, что я тебя как няньку использовал. Что, собственно, так и есть. Короче, просто… останься. Улыбка Дазая расползлась по всему лицу. — На диване, естественно! Не в моей, сука, кровати! Чтоб до тебя дошло. — Эта ремарка прозвучала слишком поздно: на лице Дазая уже сияла довольная ухмылка. Он надеялся, что ухмылка скроет, как бешено колотится его сердце и как ему тепло, даже под одеялом. Чуя умел читать его эмоции — вот только в самые неподходящие моменты, когда Дазай меньше всего этого хотел. И пусть Чуя вечно называл его идиотом, Дазай знал, что тот куда проницательнее, чем кажется. Чуя не должен был догадаться, как важно для Дазая это предложение остаться. Настолько, что он готов был отложить самоубийство как минимум на одну ночь. Чуя демонстративно отвернулся. — Поезда в Йокогаму, наверное, уже не ходят. Ты же все еще там живешь? Да. К тому же, Фумия расстроился, что тебя не было утром. Ты ему почему-то нравишься… — Кажется, я и тебе тоже~ Чуя наконец посмотрел на Дазая. В его голубых глазах мелькнула искра. — Не испытывай моё терпение. Ты и так на грани, у меня уже закрадывается желание выкинуть тебя за дверь. Этот обмен любезностями прошёл на удивление спокойно. Они как ни в чём не бывало вернулись к своим обычным подколкам, и Чуя, кажется, ничего не заподозрил. Но Дазай-то знал, что всё не так просто. Нужно держать язык за зубами, а то этот рыжий чёрт и правда выкинет его на улицу. — Слушаюсь и повинуюсь! — сказал Дазай и снова рухнул на диван. Видимо, он решил обосноваться здесь надолго. — Буду тише мыши! Дазай действительно собирался молчать. Чуя выглядел так, будто сейчас рухнет от усталости, ему нужен был сон. Он снова вздохнул, как старый дед. Для своих-то лет. Чуя поднялся на ноги, продолжая изучать лицо Дазая. Кажется, он нашёл то, что искал, потому что тут же резко отвернулся — полная противоположность тому, как он держал его под прицелом прошлой ночью. — Ладно, я спать. Завтра утром, как Фумия проснётся, чтоб тебя здесь не было. — Спи сладко, крошка! — с нарочитой веселостью отозвался Дазай. Чуя, не поворачиваясь, показал ему средний палец. Уже у самой двери Чуя остановился, не оборачиваясь. — Дазай. — Да? — Не вздумай уходить этой ночью.

***

Дазаю и Чуе было по пятнадцать, когда их пути пересеклись. Совсем скоро Дазай остался сиротой. В наследство от родителей он получил не только состояние, но и опекуна, которому было плевать на его судьбу, и тягостное осознание того, что жизнь — это лишь пустое, выжженное поле, где не за что зацепиться взгляду. Он жил, потакая всем своим мимолетным желаниям, словно проверяя, есть ли хоть что-то, способное вывести его из состояния апатии. Но ничто не трогало его, ничто не вызывало настоящего интереса. В конце концов, он остановился на мысли о смерти — единственной, казавшейся ему неизбежной и даже желанной. Но прежде чем осуществить задуманное, Дазай решил дать себе последний шанс. Он попытался найти утешение в учёбе, изучая всё подряд — от языков до математики. Однако и здесь его ждало разочарование. Школьные учебники и книги из библиотеки не могли утолить его интеллектуальную жажду. Вскоре он потерял интерес и к этому занятию. Какой смысл учиться, если жизнь всё равно скоро закончится? Бессмысленная трата времени. Да и сама учёба не представляла для него никакой сложности. Он с лёгкостью превосходил всех остальных, даже не прилагая усилий. Забросив учёбу, Дазай решил испытать себя в спорте. Результат, как и следовало ожидать, оказался плачевным. Да и вряд ли это могло его заинтересовать всерьёз. Зачем тратить время на беготню с себе подобными, участвовать в глупых играх и получать за это пыльные кубки? Дело было не в личной неприязни к сверстникам — они просто не соответствовали его представлениям о… скажем так, достойном обществе. Слишком приземлённые, слишком шумные, слишком… обычные. Дазай никак не мог понять, что заставляло этих людей так рьяно отдаваться занятиям, которые, по его мнению, не стоили и выеденного яйца. В общем и целом, окружающие казались ему стадом безмозглых овец, покорно следующих за пастухом, даже если этот путь вёл прямиком в пропасть. Никакой собственной мысли, никаких усилий, никаких попыток выйти за рамки привычного. До зевоты скучно. Дазай легко приспосабливался к любой компании, хотя в душе презирал большинство окружающих. Благодаря внешности и обаянию он всегда был в центре внимания. Ему даже нравилось развлекаться, играя с ними. Спорт его не привлекал, зато привлекали другие, более… интимные развлечения. Внешность и улыбка работали безотказно. Особенно интересными были девушки с парнями — их было сложнее заполучить, но тем интереснее становилась игра. А самое захватывающее начиналось после, когда обманутые парни пытались отомстить, или навредить. Дазай с удовольствием принимал вызов и без труда давал им отпор. Это было почти так же весело, как и сами девушки. Почти. Вскоре и женщины перестали его занимать. Он экспериментировал с мужчинами. Секс втроём. Всё, что могло шокировать добропорядочных родителей. Мелкие кражи. Драки, ради адреналина. Сигареты. Наркотики. Всё более сильные. Всё, что могло хоть как-то расшевелить эту всепоглощающую скуку. Всё это приносило кратковременное облегчение, но вскоре становилось пресным и бессмысленным. Ничто не могло надолго удержать его интерес. Он отчаянно искал хоть что-то, способное его зацепить, вернуть к жизни. Единственным, что по-настоящему занимало его, было причинение себе боли. Особенно ему нравились порезы: тонкие, чёткие линии, проступающие на коже, острая боль, возвращающая его в настоящее, доказывающая, что он ещё жив. Другие методы — удушение, ожоги, вырывание волос — не давали такого же… чистого, ощутимого результата. Шрамы остались. Дазай эгоистично решил оставить их себе, спрятав под бинтами. Только он должен был видеть их и… любоваться этим печальным зрелищем. И все же ему было скучно. И вместе со скукой пришло осознание того, что в жизни нет ничего, ради чего стоило бы жить. Ему было всего 15 лет, но он уже был готов умереть. Ему было 15 лет, когда он встретил Накахару Чую.

***

Чуя, скитавшийся по приёмным семьям почти всю свою жизнь, только что перевёлся в школу, где учился Дазай. Недавно его удочерила Озаки Коё, и теперь он впервые знал, что такое настоящий дом. Дазай, разумеется, узнал об этом не из разговора с ним — он попросту пробрался в кабинет директора и изучил досье новенького на следующий день после их первой, едва ли запомнившейся обоим, встречи. Учитывая прошлое Чуи, его адаптация в школе прошла вполне ожидаемо. Он быстро стал известен как задира и отшельник. Впрочем, Дазая это мало волновало: к тому времени он почти забросил учёбу, так что их первая настоящая встреча произошла гораздо позже. Это была катастрофа, медленное и мучительное саморазрушение. Дазай, уставший от всего — от мимолётных романов, мелких правонарушений, наркотического дурмана, — видел смысл лишь в двух вещах: в причинении себе боли и в жестоких драках, которые часто переплетались. Даже поражение приносило ему извращённое удовольствие: вкус крови, неважно, чьей, пьянящее чувство опасности, ощущение близости смерти. Он наслаждался этой игрой со смертью, каждым ударом приближаясь к грани. В последнее время его терзало беспокойство. Никто не хотел дать ему то, чего он так отчаянно жаждал — настоящего боя, боя на грани жизни и смерти. Возможно, их пугал его маниакальный взгляд, его готовность умереть в любой момент. А может, до них дошли слухи о его… ненормальности. Слухи? Скорее, правда, вырвавшаяся наружу. Чуя дал ему именно то, чего он так жаждал. В тот редкий день, когда Дазай всё же решил посетить школу, он наткнулся на мальчишку, курящего на крыше. Решив немного поиздеваться, Дазай никак не ожидал, что тот даст ему отпор. Драка, в принципе, его устраивала, пусть противник и выглядел как обычный школьник, разве что с довольно дерзким характером. Но затем Чуя его по-настоящему удивил: первым же ударом он разбил Дазаю нос, да так, что тот хрустнул. Дазай был очарован. — Эй, ты, грёбаный ублюдок! Хочешь продолжения? Я тебе все кости переломаю в этой твоей мерзкой роже! Этот мальчишка с огненно-рыжими волосами и прожигающим взглядом пробудил в Дазае те чувства, которые он считал утраченными навсегда. Волнение, восторг — всё вернулось, словно из пепла. Снова появился смысл жить. И что самое удивительное — с Чуей это ощущение не пропадало. Последующие ссоры, крики Чуи с требованием оставить его в покое, даже побои не останавливали Дазая. Он возвращался снова и снова. Чуя, как правило, выходил победителем, не раз нанося Дазаю серьёзные увечья, но тот с гордостью вспоминал те редкие случаи, когда ему удавалось ответить ударом на удар или задеть Чуя обидным словом. Никто из них не пытался избежать конфликтов — Дазай даже подозревал, что Чуя втайне получает от их столкновений не меньшее удовольствие, чем он сам. А это, по мнению Дазая, говорило о многом. Это было странно, но их необычная связь приносила обоим какую-то пользу. Это не была ни дружба, ни романтика, но Чуя и их встречи стали самой постоянной частью жизни Дазая, единственным, кто мог его «приземлить» и заставить чувствовать. Случайные встречи (ставшие регулярными с возвращением Дазая в школу ради Чуи) почти всегда начинались с драки. Позже драки сменились совместным курением на крыше — тихим, молчаливым времяпрепровождением. Дазай заметил эту перемену слишком поздно, чтобы ее остановить, да и не стремился к этому. Несмотря на растущую близость, Дазаю и Чуе потребовалось немало времени, чтобы перейти от драк к разговорам. Слишком много времени, с сожалением думал Дазай годы спустя. После нескольких недель их своеобразного «притирания» друг к другу Чуя наконец решился на игривую шутку в адрес Дазая. Это резко контрастировало с его обычными, полными ненависти выпадами, поэтому Дазай сразу понял, что на этот раз Чуя не настроен враждебно. Ответ Дазая не заставил себя ждать. Их словесная перепалка была невероятно смешной. В тот момент Дазай впервые за много лет рассмеялся от души. Вскоре их встречи перестали ограничиваться крышей школы и стали происходить повсюду. Маленькая комната Чуи в скромной квартире, которую он делил с Коё, огромный и безлюдный особняк Дазая, городские улицы — любое место подходило. Дазаю нравилось общество младшего, который оказался на редкость интересным и остроумным. Чуя, в свою очередь, проявлял достаточно терпимости к чудачествам Дазая, чтобы не отталкивать его. Естественно, вопрос о бинтах рано или поздно возник, и, после некоторой заминки, Дазай всё же показал ему свои руки. Реакция Чуи была сдержанной: он лишь приподнял бровь и продолжил курить. Несмотря на все протесты учителей и, особенно, Коё, рыжий был по-настоящему рад своему новому другу. Коё же ненавидела Дазая всей душой, справедливо опасаясь, что он испортит её воспитанника и принесёт ему ещё больше проблем. Увы, её опасения оказались пророческими. Влияние Дазая на Чую было разрушительным. От уличных драк и курения Чуя быстро скатился к более серьёзным преступлениям: бандитским разборкам, шантажу и охоте за головами. Всё это делалось ради быстрого обогащения, которое затем тратилось на алкоголь, оплату жилья Чуи и на любовные похождения Дазая. Они были подростками, и, казалось бы, им было уготовано долгое и трудное восхождение по криминальной лестнице. Но благодаря уму Дазая и физической мощи Чуи они быстро стали известны, внушая страх даже взрослым и закалённым преступникам. Изначально они не стремились к чему-то большему, чем мелкие правонарушения, но конфликт с членами якудза стал поворотным моментом, в одночасье погрузив их в пучину преступного мира. Считая выручку после последнего задания, Чуя с улыбкой отмахнулся от вопроса Дазая, не испортил ли он его настолько, что теперь Чуя может на него обижаться. Этот образ жизни стал идеальным для Дазая, который прежде знал лишь боль, причиняемую другим и себе самому. Теперь же он впервые почувствовал вкус настоящей жизни, и во многом благодаря своему рыжеволосому сообщнику, с которым их связь становилась всё крепче с каждым годом. Дазай прекрасно понимал, что влюбился в Чую — глубоко и безвозвратно. По крайней мере, он признавался в этом самому себе. Внешне же он тщательно скрывал всю силу своих чувств. Нельзя сказать, что Дазай не пытался сблизиться с Чуей, особенно в том, что касалось физической стороны их отношений. Он недвусмысленно давал понять свои желания. Однако Чуя каждый раз решительно отвергал его, отрезая: — С тобой ещё всякой заразы нацепляешь, фу! Но, несмотря на это, Чуя продолжал относиться к Дазаю по-прежнему, что тот очень ценил. Это лишь распаляло чувства Дазая. Глядя на своего лучшего друга с нежной улыбкой, Дазай невольно думал, что без него его жизнь была бы пуста и, скорее всего, закончилась бы трагически. Он был счастлив, что наконец-то нашёл в этой жизни что-то по-настоящему важное.

***

Но когда им исполнилось по восемнадцать, всему пришёл конец. Дазай и Чуя, глубоко увязшие в криминале, уже успели заработать себе репутацию в преступном мире Иокогамы. Их дуэт, получивший в криминальных кругах прозвище «Двойной Чёрный», был тесно связан с наркокартелем якудза и, в особенности, с решением проблем, возникавших с должниками. Всё шло как обычно, пока не случилось нечто непредвиденное. Это было рядовое задание, хотя день выдался особенно дождливым, и Дазай уже промок до нитки, выбивая долг из очередного «забывчивого» клиента. Несмотря на юный возраст, «Двойной Чёрный» считали эту работу плёвым делом. Всё изменилось, когда должник не смог подняться после очередного, особенно мощного, удара Чуи. Дазай так и не узнал наверняка, что именно стало причиной смерти мужчины. Возможно, фатальным оказалось падение на мокрый тротуар, возможно, удар Чуи нанёс критические повреждения, а может, у покойного были проблемы со здоровьем, о которых никто не знал. Как бы то ни было, человек был мёртв. Они убили человека. Чуя, словно громом поражённый, отступил назад, его била дрожь. Он в ужасе смотрел на тело, распростёртое у его ног, не в силах оторвать взгляд. Дазай мгновенно понял, что Чуя в состоянии глубокого шока. Услышав вдалеке вой сирен и приближающиеся голоса, Дазай быстро взял себя в руки. Соседи, очевидно, вызвали полицию, услышав шум борьбы. Он резко схватил дрожащую руку Чуи, пытаясь вырвать его из оцепенения и увести прочь. Рука была ледяной и липкой от крови, смешанной с дождём. — Чуя, — сквозь зубы процедил Дазай, понимая, что времени почти не осталось. Им нужно было срочно бежать и продумать план действий. — Полиция уже близко, нам нужно уходить! Чуя, казалось, не слышал его. Он стоял как вкопанный, дрожа всем телом, и медленно повернулся к Дазаю. В его голубых глазах читался чистый, неподдельный ужас. — Мы… мы убили его, Дазай. Это… я сделал это. Глаза его были полны слёз. — Нет, ты просто заткнись и пойдём! — почти прорычал Дазай, стараясь сохранять хладнокровие. Чуя, всё ещё пребывая в шоке, инстинктивно схватил его за руку. — Мы не можем, Дазай! Он… он мёртв! Мы должны что-то сделать… — Сейчас не время! Сирены звучали уже совсем близко, Дазай чувствовал, как приближается опасность. Каждая секунда была на счету. — Чуя! Со мной! Живо! — Нет… — прошептал Чуя, его глаза наполнились еще большей волной слез. — Мы не можем… Луч первой полицейской фары скользнул по переулку — пути назад не было. — Блять! — С неожиданной для самого себя силой Дазай вырвал руку из цепкой хватки Чуи, отступая назад. — Не стой как истукан, Чуя! Беги! — Дазай, прошу… В последний раз взглянув на своего лучшего друга, стараясь запомнить каждую черту его потрясённого, словно преданного, полного обиды лица, Дазай резко развернулся и бросился бежать. Он сбежал.

***

Каждый день Дазай жил в страхе, ожидая звонка из полиции, который должен был подтвердить его соучастие в непредумышленном убийстве. Он заперся в своём особняке, погрузившись в темноту и одиночество. Но звонка всё не было. Чуя хранил молчание, приняв всю ответственность на себя. Имя Дазая Осаму так и не всплыло в ходе следствия. Накахара Чуя получил три года в колонии для несовершеннолетних. Приговор был на удивление мягким, учитывая отнятую жизнь. Вероятно, юный возраст и неблагополучное детство Чуи повлияли на решение суда. Но для них, подростков, три года — это целая жизнь. Детали Дазай узнал от Коё после бесцельного скитания по зданию суда. Она ударила его по лицу, сломав нос, — в память о Чуе. Дазай знал, что заслужил это. Он заслуживал любого наказания, но избежал его. — Ты должен был сидеть там, а не он, бестолочь. Чуя — хороший парень. Это твоя вина, и только твоя. Время текло своим чередом, жизнь продолжалась, но для Дазая тот день стал точкой невозврата. Он больше никогда не получал известий о Чуе. Той ночью Дазай впервые всерьёз попытался совершить самоубийство.