Уроборос

Он прочитал эту книгу уже двенадцать раз. К настоящему времени он, даже еще не перевернув страницу, мог сказать каждое слово, что на ней написано. Он прочитал все книги, что были в крошечной коллекции приюта, а также те, что ему удалось украсть у уличных торговцев. Тем не менее, это все равно было лучше, чем ничего не делать или, еще хуже, думать о пустом желудке. Эми снова плакала, потому что Роберт украл ее куклу. Немного дальше, как идиот, смеялся Билли, громко разговаривая с парой старших мальчиков. Том ненавидел их всех и потому не мог сосредоточиться на истории так, как ему бы хотелось, ведь всегда приходилось быть начеку. Они начали понимать, что лучше с ним не связываться, но они все еще могут быть опасны для него, если ополчатся, особенно вместе со старшими мальчиками. Он хотел пойти в свою комнату, но миссис Коул настояла на том, чтобы он пообщался с другими, и заставила его провести несколько часов в общей комнате. Его единственной радостью было то, что остальным он не нравился так же сильно, как и они ему. — О, смотрите! Ещё один! — кричит Билли, и все бросаются к окну, после чего сразу же собираются у двери, делая милые лица. Даже Сара, новенькая, ковыляет за ними, поправляя юбку. Том остался на своем месте. Он пытался раньше. Он надеялся. Стоял с ними и улыбался, отвечая на глупые вопросы, желая быть тем, кто уйдет с семейной парой. Но никто его так и не выбрал. И никогда не выберут. «Нежеланный. Ненужный. Недостойный», — шепчет голос, но со временем он становился слабее, его стало легче прогнать. Это они его недостойны. Пусть другие сопливые идиоты уходят со скучными, посредственными взрослыми. Тому уготовано великое будущее, и ему не нужна ничья помощь. Он один, и так ему лучше всего. «Однозначно, лучше», — повторяет он про себя, переворачивая страницу и отказываясь смотреть вверх. — Вы пришли за мной, сэр? — хнычет Эми, когда порыв холодного ветра означает, что дверь открылась. — Вы мой папа? — спрашивает Билли. Том фыркает. Они отпугнут идиота, если будут так усердствовать. Многие глупцы уходили в слезах, разочарованные тем, что им приходится выбрать только одного и оставить других. Кто-то ахает. Краем глаза он видит дюжину ног, спешащих назад. Он поднимает голову. Первое, что он замечает, – мужчина очень высокий. Второе – дорогой костюм. Третье – он уверенными шагами идет прямо к Тому, и Тому приходится с трудом удерживаться на месте, чтобы его не охватила паника. Его инстинкты кричат, как всегда, когда он чувствовал опасность. Я не покажу слабости. Я не боюсь. В страхе не было нужды, потому что, когда опасность была близка, внутри него поднималось нечто странное, а не паника. Что-то, что было в его жилах, что-то мощное, что выделяло его, что спасало его множество раз. Он смотрит на лицо мужчины и понимает вздохи, тот страх, исходящий от других детей. Красные, как кровь, глаза смотрят на него с бледного аристократического лица. Инстинкты Тома снова вспыхивают, сила внутри него просыпается, когда он смотрит в ответ, испуганный и загипнотизированный. Что-то в лице мужчины заставляет желудок Тома сжиматься от непривычного ощущения. — Идём. — команда произносится обманчиво мягким голосом, но Том слышит в нем всю силу. Волосы на его шее встают дыбом, наэлектризованные. — Кто ты? — его собственный голос не такой сильный, хотя он тренировался целыми днями. Том никогда раньше не слышал этого незнакомца, но как только он его услышал, Том хочет пойти с ним. Это знакомое чувство в нем снова вспыхивает, что-то похожее на узнавание. — Что происходит… — миссис Коул врывается в комнату, но моментально останавливается, застывшая. Том не отрывает глаз от незнакомца, замечает лишь легкое движение его бледных, длинных пальцев. Но он знает, даже без должного внимания, что в неподвижности миссис Коул нет ничего естественного, что-то большее, чем страх или удивление, удерживает ее на месте. Он почти ощущает это в воздухе. — Кто ты? — повторяет он. Требует. Том никогда не спрашивает. Спрашивают только слабые, ранимые дети. Но голос снова выдал его. — Идём, — говорит незнакомец, прежде чем развернуться на месте, безупречно и элегантно. В комнате никого нет, кроме миссис Коул. Том смотрит на нее. Её глаза широко раскрыты, полны животного ужаса, но в остальном она словно статуя. И как только он подумал об этом, она, задыхаясь, рванула вперед, открывая рот для крика, который никогда не прозвучит. Её глаза стекленеют, она успокаивается, озадаченно оглядываясь. — Миссис Коул? — спрашивает Том, вставая. Его руки дрожат, и он сжимает книгу сильнее, чтобы побороть это. Она его не слышит, не видит. Незнакомец повернул за угол, и Том побежал за ним. — Подождите, — кричит он, достигнув лестницы. — Подождите! Мужчина не останавливается, однако начинает идти медленнее, пока Том не догонит его. Он хочет спросить, куда они идут и зачем. Кто ты? Он хочет знать, он боится, он надеется. — Мои вещи… Мне нужны мои вещи, — у Тома их очень мало, но все они были его трофеями, драгоценностями, напоминаниями о том, что он сильнее, что никто не может его запугивать. Что он всегда будет побеждать. — Они тебе не нужны, — незнакомец резко останавливается, и Том едва не врезается в него. Он протягивает бледную руку, и Том вздрагивает, потому что в последний раз, когда он так сделал, миссис Коул… Но ничего не произошло. Ладонь поднята, мужчина ждет. Том снова исследует его лицо: эти высокие щеки, этот острый нос, сильную челюсть. Он берет его за руку, и его поглощает тьма, давление в животе такое сильное, что он задыхается. Он открывает глаза, и они перед домом, нет, особняком. Его тошнит, он дезориентирован, из-за этого он хватает холодные пальцы, но незнакомец убирает руку. Том краснеет, ему стыдно за то, что он показал свою уязвимость. Больно быть отвергнутым. «Нет», — поправляет сам себя. Том хорошо знает отказ, его постоянный спутник. Тому не больно. Не должно быть больно. Тому предначертано стать великим. Он молча следует за незнакомцем по тропинке, ему почти приходится бежать, чтобы успевать за ним. Все вокруг кричит о богатстве. Вот где тебе суждено было жить. Двойные железные двери еще до того, как они достигают их, открываются в длинный коридор, освещенный свечами, что мерцают на стенах. Том глотает свой страх. «Хищники не чувствуют страха», — напоминает он себе, но тем не менее ближе прижимает «Франкенштейна» к груди. — Садись, — комната великолепна, как и все остальное, свет золотой люстры отражается от полированной мебели, а на диване лежат удобные подушки. — Кто ты? — снова спрашивает он. — Сэр, — вежливо спешит добавить. Первое впечатление важно. Тому нужно понравиться этому человеку, чтобы тот не вернул его в приют. Незнакомец тем временем сидит в кресле лицом к Тому и смотрит на него этими странными глазами, исследуя в свою очередь лицо Тома. — Ты мой отец? — Том хочет сказать в тяжелой тишине. Он не может не быть им. Это чувство, будто они уже знакомы, что возникло ранее, было надеждой. Том знает это лицо, потому что видит его в зеркале. Он снова сжимает книгу, потому что он не может выглядеть слабым. Этот человек не потерпит слабости. Тому необходимо его одобрение. Секунда. Две. А затем мужчина смеется так же тихо, как и говорит. — Ты всегда ждал своего отца, не так ли? Многие годы, даже если ты знал, что это всего лишь детская фантазия. Том чувствует, как его щеки снова краснеют. Но, похоже, он поступил правильно, ожидая его. Не так уж и по-детски. В глубине души он всегда знал, что его отец придет. Есть где-то человек, которому Том нужен. Он смотрел в окно, когда отцы шли вместе с сыновьями, и он мечтал об этом всем сердцем, это желание буквально текло в его венах. Том особенный — то, чего он хочет, обязательно сбывается. — Действительно, — говорит мужчина, слегка наклонив голову и внимательно наблюдая за реакцией Тома. — Я отец, которого ты заслуживаешь. Том не знает, что с этим делать, но ему нравится, как это звучит. Том этого заслуживает. Да. Он всегда знал это, даже когда никто так не считал, даже когда его отталкивали. Всегда отказ. Урод. Будет ли отец считать его уродом? Но… Нет, нет! Вот почему Том пошел, несмотря на страх. Помимо лица, Том узнал в нем что-то притягательное и мощное. Неестественное. Миссис Коул назвала бы это демоническим, и священник бы точно согласился. — Кто мы? — спрашивает Том, и опасная улыбка медленно растягивается на тонких губах мужчины. — Мы волшебники, — он щелкает пальцами, и на кофейном столике появляется поднос с дымящимся чаем, поражая Тома. Он в восторге. У него на сердце легко и спокойно, отныне все будет хорошо. Обычно ему нужен гнев, ему нужен страх, чтобы все работало, но теперь, с этим мужчиной, его отцом, Том протягивает руку, и кубик сахара дрожащим образом падает в чашку. Он смотрит вверх, и мужчина улыбается ему, возможно, немного зловеще, но искренне. Что-то вспыхивает в этих рубиновых глазах, и у Тома кружится голова. В том, как он смотрит на Тома, нет ни страха, ни отвращения – за всю его жизнь никто и никогда на него так не смотрел. Куда бы он ни пошел, его всегда встречали лишь с пренебрежением или настороженностью. Больше нет. Том дома.