дыши

      Соня с трудом открыла глаза, когда почувствовала, как брат легонько трясёт её за плечо.       - Сонь, вставай, приехали, - раздался его голос.       Она протёрла лицо руками, пытаясь прогнать сонное оцепенение, и огляделась. Машина остановилась возле небольшого, старого дома, освещённого слабым светом из окна. Снаружи был уже глубокий вечер, деревня встретила их тишиной и лёгким снегопадом. Вдалеке тихо завывал ветер, придавая пейзажу какой-то отстранённый и непривычный для Сони вид.       Она молча выбралась из машины, с трудом переставляя ноги, будто каждый шаг давался ей с невероятным усилием. Всё, что происходило, напоминало сон, но реальность ощущалась слишком тяжёлой, чтобы это было сном. Мама, не говоря ни слова, вышла из машины и пошла открывать ворота. Миша помог Соне донести её сумку.       - Давай, быстрее, холодно, - бросил он, торопя сестру.       Соня посмотрела на освещённое окно и почувствовала, как сердце сжалось. Она не хотела думать, что её ждёт в этом доме, но знала одно: всё, что оставалось ей дорогим, осталось позади, в городе.       Они вошли в дом, и теплый запах деревенской печки тут же окутал их, смешиваясь с ароматом пирогов. В углу поблескивала старая ёлочная гирлянда, подсвечивая уютный интерьер.       Из кухни выглянула бабушка, вытирая руки о передник:       - Ой, а чего это вы так неожиданно? - её глаза удивлённо расширились, пока она смотрела на свою дочь и внуков.       - Ой, мам, это кошмар какой-то, я сейчас всё расскажу, - с утомлением и раздражением сказала мама, снимая сапоги и стягивая шапку.       Соня, стоявшая чуть позади, не решалась взглянуть на бабушку. Она чувствовала себя чужой здесь, как будто её привезли в совершенно другой мир.       - Сонечка, с днём рождения, солнышко! - голос бабушки стал мягче, когда она подошла и обняла её, крепко прижимая к себе.       Соня невольно расслабилась в её объятиях. Грубый, но теплый свитер бабушки пах дровами и мятой - знакомый аромат детства, который теперь пробуждал щемящее чувство.       - Спасибо, - тихо пробормотала она, стараясь, чтобы голос не дрожал.       Бабушка посмотрела на неё с лёгкой тревогой, словно заметив её красные глаза и усталость на лице. Но вместо вопросов ласково провела рукой по её волосам:       - Устала с дороги? Давай-ка я тебе чаю налью.       - Не надо, - сухо отрезала мама, вставляя слово, - пусть лучше в комнату идёт, привыкать. Всё равно завтра разговор серьёзный будет.       Бабушка бросила на неё предостерегающий взгляд, но ничего не сказала. Она проводила Соню к старой комнате, которая когда-то была её детским убежищем, а теперь казалась такой далёкой и чужой.       Когда мама куда-то вышла, Соня робко выглянула из зала,бабушка суетилась с кастрюлями, её голос прозвучал немного напряжённо:       - А где Андрей?       Она стояла в дверном проёме, держа руки за спиной, и не знала, чего боится больше - услышать, что он дома, или тишины в ответ.       Бабушка обернулась и, смахнув ладонью волосы с лица, ответила, не отрываясь от своего занятия:       - Ой, да он сегодня в ночь. Работает, как обычно.       Соня едва слышно выдохнула. Этот ответ принес ей странное облегчение.       - Хорошо, - пробормотала она.       Бабушка взглянула на неё поверх очков, заметив, как та на мгновение прижалась плечом к косяку, словно теряя равновесие.       - Сонечка, ты чего такая? Всё нормально?       Соня только кивнула и отвернулась, сделав вид, что рассматривает старые фотографии на полке.       На самом деле она просто боялась Андрея. Его грубый голос, тяжелый взгляд и жесткие слова всегда звучали у неё в голове, когда он был рядом. Андрей не просто раздражал её - он пугал. Воспоминания о прошлых перепалках с ним - его насмешках, криках, касаниях - кололи сильнее, чем любая боль.       "Хорошо, что его нет," - подумала она, сжимая руки в кулаки, чтобы остановить дрожь.       - Сонь, иди ко мне, помоги, - позвала бабушка из кухни.       Соня глубоко вдохнула и, не оборачиваясь, направилась туда. Ей нужно было хоть на миг отвлечься.

***

      Вечер тянулся медленно, словно время остановилось. Бабушка хлопотала на кухне, а Соня сидела на диване в зале, пытаясь не встречаться взглядом с мамой, которая молча просматривала что-то в телефоне. Казалось, что комната была наполнена не только тишиной, но и напряжением, которое можно было буквально потрогать.       Соня чувствовала, как взгляд матери то и дело останавливается на ней. Кажется, она искала повод начать разговор, но сдерживалась, копя слова. От этого было ещё страшнее.       Миша в своей обычной манере метался между комнатами. Он то убегал на улицу посмотреть, кто играет на соседнем участке, то возвращался, принося с собой запах зимнего воздуха. Соня украдкой посмотрела на него: "Хотя бы ему всё равно..."       Она попыталась сосредоточиться на мыслях. С каждым ударом сердца становилось всё яснее: долго здесь оставаться нельзя. Её комната казалась тюрьмой. Без телефона, без связи с Григорьевой, без надежды.       "Что делать?" - стучало у неё в голове. Вариантов было немного. Мама наверняка не даст покоя. Бабушка, хоть и добродушна, но точно встанет на сторону матери, стоит ей только заговорить. И Андрей... Соня вновь содрогнулась от мысли о его возможном приезде.       Из кухни раздался стук кастрюль, и бабушка позвала:       - Сонечка, неси хлеб, я в буфете оставила.       Соня, чтобы не сидеть на месте, поспешила выполнить просьбу. За кухонными заботами она на мгновение отвлеклась.       Но даже бабушкино тепло не могло скрыть тени, которая прочно засела в её душе. Она не могла избавиться от мысли, что кошмар только начинается.       Вечер в тянулся медленно. Бабушка накрыла на стол, и вся семья собралась на ужин. Соня почти не ела, лишь машинально ковыряла вилкой картошку на тарелке. Разговоры были минимальными: бабушка расспрашивала Мишу о школе, а мать хмуро отмалчивалась, лишь изредка бросая короткие замечания.       После ужина Миша снова ускакал играть улице, бабушка принялась прибирать со стола, а мать снова куда-то вышла с телефоном. Соня чувствовала себя ненужной в этой обстановке, как будто её присутствие лишь раздражало всех вокруг.       Когда наконец стемнело, бабушка вызвала Мишу домой, напомнив, что пора ложиться. Соня пошла в комнату - маленькую, с выцветшими обоями и старым диваном. Мысли хаотично разливать в голове: что делать дальше? Почему всё вдруг обрушилось так резко?       За окном светила луна, заливая комнату мягким серебряным светом. Соня легла на бок, поджав ноги под себя, и накрылась одеялом. Но сон никак не приходил. Она слышала шаги за дверью, тихий шорох, а потом свет на кухне. Голоса матери и бабушки доносились приглушённо, но она легко улавливала недовольный тон матери и вздохи бабушки. Чем дольше она слушала, тем тяжелее становилось на душе.       Она подтянула колени к груди, обняла их руками и уткнулась лицом в подушку. Тёплые слёзы хлынули, заполняя тихую ночь её безмолвной болью.       Соня лежала в темноте, стараясь не издавать ни звука, чтобы никто не заметил её слёз. Её комната, с низким потолком и старой мебелью, казалась слишком тесной. Она чувствовала, как стены будто сжимались вокруг неё, отрезая путь к свободе.       На кухне продолжался тихий разговор. Мама что-то резко говорила, слова долетали приглушённо, но интонация была более чем понятна. Бабушка отвечала мягче, но в её голосе слышалась усталость. Соня напрягала слух, улавливая обрывки фраз:       - Ей надо это из головы выбить, понимаешь? - голос матери звучал как раскат грома.       - Она молодая ещё, Тань, не дави ты так, - бабушка вздыхала тяжело, будто пытаясь успокоить.       Соня закрыла лицо руками, чувствуя, как её глаза наполняются слезами снова и снова. Казалось, они никогда не закончатся. Она не могла найти сил успокоиться, потому что знала: её никто не поймёт, никто не примет её такой, какая она есть.       "Почему? Почему это вообще происходит ?" - пронеслось у неё в голове. Она прижала колени к груди, будто пытаясь защититься от всего мира. Её тело сотрясалось от беззвучных рыданий.       Свет из кухни просачивался под дверь, словно напоминание, что они там, за стеной, обсуждают её, решают её судьбу. Соня чувствовала себя беспомощной, словно марионетка, которая не может ни сказать, ни сделать ничего против.       Она обняла старый плед, который лежал на кровати, и уткнулась лицом в ткань. Где-то в глубине души теплилась слабая надежда: "Может, что-то изменится?.."       Вскоре голоса на кухне стали стихать, но тишина не приносила покоя. Она только усиливала страх и одиночество, захватывающие Соню.

***

      Едва пробудившись от беспокойного сна, она на автомате потянулась за телефоном, но в уведомлениях не было ни звонков, ни сообщений от Сони. Сердце неприятно сжалось: это было совсем на неё не похоже.       Она откинула одеяло, спустила ноги с кровати и тут же ощутила холод пола. В квартире было тихо, только на кухне послышалось легкое звяканье посуды - это мама готовила завтрак. Григорьева переоделась в форму, набросила тёплый свитер и отправилась туда.       - Доброе утро, доня! Ты чего такая хмурая? - мама обернулась с улыбкой, поставив чайник на плиту.       - Утро, - буркнула Григорьева, усаживаясь за стол и машинально проверяя телефон в который раз.       - Всё в порядке?       Она не хотела втягивать маму в свои переживания, поэтому коротко ответила:       - Да, всё нормально, просто не выспалась.       Завтрак казался безвкусным. Каждая минута без весточки от Сони лишь усиливала её беспокойство. «Может, попробовать снова к ней сходить?» - мелькнула мысль, но она понимала, что пока ничего сделать не может. В душе росла тревога, смешанная с раздражением от неизвестности.       Григорьева сидела за кухонным столом, бездумно водя вилкой по тарелке с остывшей кашей. На языке вертелись слова, но как их произнести, она не знала.       - Ма... - тихо начала она, не поднимая глаз. - У меня есть...       - Что у тебя есть? - мать тут же насторожилась, посмотрев на неё поверх кружки чая. Её взгляд был внимательным, даже немного напряжённым.       Григорьева подняла глаза, встретив её взгляд. Это заставило её ещё больше сомневаться. Она будто ожидала осуждения заранее, ещё не сказав ни слова.       - А ладно, ничё, - пробормотала она, отворачиваясь и нарочито беспечно отмахнувшись рукой. - Всё нормально. Я в школу.       - Доня, - мама поставила кружку на стол, чуть нахмурившись. - Ты уверена, что всё нормально? Может, расскажешь?       - Угу, - Григорьева поспешно встала, словно боялась, что разговор затянется.       Накидывая куртку в прихожей, она услышала за спиной:       - Позавтракай хотя бы нормально.       Григорьева промолчала. Дверь за ней захлопнулась, оставив её наедине с гулкими шагами по лестнице и мыслью, что мама точно что-то почувствовала, но дальше разговор вести не решилась.       На улице было пасмурно, низкие облака давили на город, как её собственные переживания. Она шла привычным маршрутом, но шаги казались тяжелее обычного. Дорога в школу напомнила о том, как вчера она бежала к подъезду Сони, как пыталась понять, что произошло.       В груди снова заныло, и она достала телефон, пробежав взглядом по старым сообщениям. Последнее - «У нас урок отменили, я уже иду домой, жду тебя» - выглядело теперь как злая насмешка.       Погода за окном точно отражала её внутреннее состояние. Серая, угрюмая, почти осязаемая пустота сливалась с морозным воздухом. Софа шла по обледенелому тротуару, глядя под ноги, словно пыталась избежать встреч с глазами прохожих. Снег, местами растаявший, превращал улицы в кашу, от которой мерзко было даже на душе.       Холодный ветер пробирался под куртку, но её это не беспокоило. Внутри было так же ледяно. Ни сигареты, ни даже холодное пиво из ларька не казались хорошей идеей. Всё стало безвкусным и бессмысленным.       Она сунула руки глубже в карманы, на мгновение остановившись у остановки, где школьники толпились, ожидая автобуса. Кто-то громко смеялся, кто-то перебрасывался снежками, но Григорьева даже не обернулась. Её раздражала сама идея веселья в этот момент.       Её шаги ускорились, как будто если добраться до школы быстрее, всё вернётся в норму. Но с каждым шагом к школьным воротам становилось всё труднее дышать. Она чувствовала тяжесть в груди, но прогоняла её, внушая себе: "Соберись, блять"       В голове всё время всплывали обрывки мыслей: "Почему она не отвечает? Может, ей плохо? Или всё... конец?" Эта неопределённость сводила с ума.       Соня не заметила, как оказалась в школе. Всё вокруг словно застыло в бесконечном однообразии. Её ноги сами привели к дверям класса, где звонок на урок как раз прогремел по коридору. Учитель недовольно буркнул что-то о пунктуальности, но это не задело её. Она машинально извинилась и направилась к своему месту.       Мафтуна, как всегда, кинула на неё пытливый взгляд, ожидая привычного комментария или хотя бы шутки, но на этот раз Григорьева молча села за парту, бросив рюкзак на пол. Её руки рассеянно пролистали учебник, но взгляд был пустым. Слова на страницах словно размывались, превращаясь в бессмысленный набор букв.       Маф попыталась завязать разговор:       - Ты чего такая? Всё норм?       - Да, - коротко отрезала Григорьева, не поднимая глаз.       Она слышала, как на задней парте кто-то смеялся, обсуждая выходные, но для неё этот шум стал белым фоном. Она ощущала себя за стеклянной стеной, отделённой от окружающего мира. В голове всё ещё крутились вопросы, на которые не было ответов.       После урока Григорьева вышла из класса с видом, будто находилась в другом мире. Мафтуна что-то говорила, но её голос сливался с окружающим шумом. Соня даже не пыталась слушать, отвечать или показывать хоть какой-то интерес. Маф вздохнула, но не стала настаивать.       Школьные коридоры казались бесконечно длинными. Она шагала автоматически, не осознавая, куда именно идёт, пока ноги не повелиеё к знакомому кабинету. Это был класс, где училась Соня.       На половине пути, её размышления прервали голоса. Она повернула голову и сразу заметила группу в коридоре - Афину, Оксану и Лилю. На их лицах читалась тревога, будто они обсуждали что-то важное. Секунда замешательства, и их взгляды встретились.

***

      Афина чувствовала, как день расплывался в одну большую серую кляксу. События смешивались, голоса вокруг становились раздражающим фоном, а в голове крутилась одна мысль: "Соня пропала."       Она сидела в своей комнате, обхватив голову руками, пытаясь найти хоть какой-то выход. Всё, что происходило за последние дни - слова Саши, странное поведение Лейлы, эти фотографии... Всё казалось частью какого-то пазла, который она не могла собрать.       Вечером, устав от своих мыслей, Афина решила действовать. Она раз за разом набирала номер Сони, но телефон предательски молчал. Взгляд падал на часы: сначала десять вечера, потом одиннадцать. Ничего.       "Чёрт," - прошептала она, бросив телефон на кровать. Взгляд случайно упал на угол комнаты, где лежал её рюкзак с книгами. Внезапно ей захотелось просто всё бросить: школу, эти вечные интриги, даже попытки разобраться в ситуации. Но это было невозможно.       Оксана несколько раз писала ей сообщения: Ты чего молчишь? Что будем делать?       Афина даже не отвечала. Казалось, что мир вокруг стал слишком громким и тяжёлым, чтобы продолжать что-то объяснять.       Афина лежала в своей комнате, уставившись в потолок. Казалось, время шло как сквозь густую воду. Она чувствовала себя измотанной, хотя глаза так и не смыкались на протяжении всей ночи. В голове крутились обрывки мыслей о Соне, о странном поведении Лейлы, о напряжении, которое, казалось, заполнило её целиком.       Она моргнула, и вдруг за окнами уже светал новый день. Свет пробивался через шторы, но он не приносил с собой тепла или спокойствия. Афина села на кровати, медленно потянулась и тяжело выдохнула, будто каждая её мысль стала чуть тяжелее.       Выйдя из своей комнаты, она направилась в столовую. Её отец, высокий и внушительный мужчина, с короткими седыми волосами, сидел за столом в строгом тёмном смокинге. Он завтракал, как всегда, с прямой осанкой и неторопливым движением ножа и вилки. Услышав шаги дочери, он поднял взгляд.       Его внимательные глаза сразу уловили её состояние. Вместо обычной энергичной походки она двигалась медленно, словно её душа была где-то далеко.       - Что случилось, балам? -спросил он, откладывая вилку. Голос был строгим, но в нём звучало беспокойство.       Афина остановилась у стола, стараясь не встречаться с ним взглядом. Она налила себе стакан воды, чувствуя, как его пристальный взгляд будто прожигает её.       - Всё күшті, пап, - пробормотала она. Голос звучал тихо, едва убедительно.       - Ты выглядишь встревоженной, - повторил отец, чуть прищурив глаза.       Она пожала плечами, села за стол и взяла ложку, чтобы сделать вид, будто завтракает.       - Не выспалась просто, - добавила она.       Он какое-то время молчал, наблюдая за ней. Её лицо выглядело бледным, под глазами тёмные круги. Казалось, Афина была совершенно не похожа на себя.       - Если тебе что-то нужно или ты хочешь поговорить, я всегда здесь, - сказал он, убирая свою тарелку.       Афина молча уселась за стол напротив отца. Она лениво ковыряла ложкой в тарелке, время от времени украдкой бросая взгляды на мужчину. Некоторое время они ели в тишине, нарушаемой лишь звуками столовых приборов. Но её отец не был человеком, привыкшим долго молчать, особенно когда замечал, что с дочерью что-то не так.       - Звонила твоя бабушка, - произнёс он, не поднимая глаз от чашки с чаем.       Афина на секунду замерла.       - Да? - спросила она, стараясь казаться равнодушной. - Я вчера к ней заходила.       - Не эта, - уточнил отец, поднимая взгляд и намекая на мать покойной матери Афины.       Девушка положила ложку и хмуро посмотрела на отца.       - Чего ей надо? - твёрдо спросила она, скрестив руки на груди.       - Как обычно, - спокойно ответил он, опираясь локтем о край стола. - Только в этот раз она ещё упрекнула меня в том, что я запрещаю вам видеться.       Афина нервно фыркнула, её глаза сверкнули возмущением.       - Что за бред. - бросила она с возмущением. - Она же сама нас ненавидит       Отец лишь пожал плечами, поднося чашку к губам.       - Ну, она считает иначе. Но ты знаешь её.       Афина тяжело вздохнула, снова взялась за ложку и уставилась в свою тарелку. Этот разговор её раздражал, но спорить не было смысла. Она чувствовала, что отец закроет тему так же внезапно, как и начал её.       Афина резко поднялась из-за стола, накинула рюкзак на плечо и бросила короткое:       - Спасибо за завтрак. Отец даже не моргнул, когда ответил всё тем же равнодушным тоном:       - Куда ты торопишься? Водитель тебя отвезёт.       - Я сама пойду, - буркнула она, избегая его взгляда и направляясь к выходу.       Она не стала оглядываться, захлопнув за собой дверь и оставив отца одного в тишине просторной столовой. Мужчина ещё некоторое время сидел, держа в руках чашку с чаем. Затем он тяжело вздохнул, откинулся на спинку стула и закрыл глаза.       - Что я делаю не так, Виктория? - прошептал он, обращаясь к портрету своей покойной жены на стене. Седые волосы у висков слегка поблёскивали в утреннем свете, проникающем через окно. В этих словах не было упрёка - лишь тихое отчаяние и одиночество.       Некоторое время он просто сидел так, прислушиваясь к гулу улицы за окном, прежде чем подняться и вернуться к своим делам.       Афина всё так же подавленно добралась до школы. Казалось, её ноги двигались на автомате, а мысли оставались где-то далеко. Впервые за всё время она зашла в кабинет ровно со звонком, не обращая внимания на тех, кто уже сидел внутри. Она обвела взглядом класс: место Сони пустовало, и этот факт ударил сильнее, чем она ожидала.       Её взгляд ненадолго задержался на Саше, которая выглядела через чур довольной. Это вызвало у Афины неприятное чувство в груди, но она подавила его, опустив глаза.       Весь урок прошёл в каком-то гнетущем оцепенении. Афина не слушала учителя, игнорировала вопросы Лили и шёпот Оксаны. Мысли забили голову, не оставляя места для реальности.       "Где Соня? Что с ней происходит? Почему она не выходит на связь?"       С каждым новым вопросом тревога всё сильнее накрывала её. Она сжимала ручку так крепко, что пальцы побелели, а на бумаге, где должны быть конспекты, так и не появилось ни строчки.       Звонок стал настоящим спасением для Афины. Едва прозвучал сигнал, она вышла из кабинета, почти сбежав от тяжёлых мыслей, которые преследовали её весь урок. За ней по коридору поспешили Оксана и Лиля, догоняя подругу.       - Фи, ты в порядке? - обеспокоенно спросила Лиля, пытаясь поймать её взгляд.       - Я иду к Григорьевой, - коротко бросила Афина, не останавливаясь.       - Чего? Зачем? - удивлённо переспросила Оксана, ускоряя шаг, чтобы догнать её.       - Там расскажу, - резко отрезала Афина, бросив на подруг вскользь взгляд.       Мысли снова начали путаться, но ответ на вопрос, что делать дальше, был ясен. Она не могла больше сидеть сложа руки. Григорьева знала что-то, и Афина должна была выяснить, что именно.       Они свернули за угол, и тут же, словно по наитию, столкнулись с самой Григорьевой, которая шла им навстречу. Её взгляд был мрачным, а шаги быстрыми. На долю секунды обе остановились, будто что-то ощутили, прежде чем глаза встретились.       - Соня.. - начала Афина, прерывая тягостное молчание, - Нам нужно поговорить.

***

      - Нам нужно поговорить, - сказала Афина, уставившись прямо на Соню, её голос был твёрд, но взгляд выдавал напряжение.       - Ага, я поэтому и шла к вам, - Григорьева взглянула на неё, опуская руки в карманы брюк.       - Соня так и не выходит на связь, мы волнуемся, - встряла Оксана, её голос звучал резко, но в нём читалось больше беспокойства, чем строгости.       - Они уехали, - отрезала Григорьева.       - Саша и Лейла слили ваши с Соней фото её матери, - почти одновременно проговорила Афина.       - Что? - одновременно вырвалось у всех сразу.       На мгновение повисло напряжённое молчание. Григорьева перевела взгляд с Афины на Оксану и Лилю, будто проверяя, правильно ли она всё поняла.       - Как... какие фото? - наконец выдохнула Лиля, её голос дрожал, как от шока, так и от злости.       - Обычные. Никаких компрометирующих вещей там не было, но, видимо, для матери Сони этого хватило, - Григорьева стиснула зубы. Она опустила голову, а затем снова взглянула на Афину. - Ты уверена, что это Саша и Лейла?       Афина кивнула.       - Лейла снимала вас в коридоре вчера. Я видела. Я не хотела портить праздник, поэтому не сказала.. Григорьева сжала кулаки в карманах.       - Но как они узнали о вас? - Оксана нервно стиснула руку Лили, пытаясь справиться с нахлынувшей волной гнева.       - Мы не то чтобы скрывались, знаешь, - с толикой сарказма буркнула Григорьева.       - Нужно поговорить с Сашей, - холодно сказала Афина.       - Если она вообще захочет что-то говорить, - бросила Григорьева, её голос наполнился скрытой угрозой. - Но у меня для неё есть пару ласковых.

***

      Соня проснулась от громкого голоса матери, грубо выдернувшего её из сна:       - Вставай и собирайся быстрее, - резко произнесла она, стоя в дверях с нахмуренным лицом. - В церковь идём.       Соня почувствовала, как её тело словно налилось свинцом. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы полностью прийти в себя. Мама уже открывала шкаф, вытаскивая оттуда одежду, подходящую, по её мнению, для "богоугодного места".       - Зачем? - еле выдавила Соня, голос ещё не успел проснуться, звучал хрипло.       Мать замерла и повернулась к ней с таким взглядом, что продолжать Соня не осмелилась.       - Не смей спорить, - отрезала она. - Собирайся.       Соня, не поднимая глаз, медленно поднялась с кровати. Внутри всё сжалось от страха и бессилия, но она понимала, что возражения только усугубят ситуацию. Её рука дрожала, когда она начала натягивать холодную одежду, брошенную ей матерью на кровать.       Мама, не дождавшись реакции, уже вышла из комнаты, но её голос доносился откуда-то из коридора:       - Увижу это твоё недовольное лицо в церкви, хуже будет.       Соня вяло оделась, чувствуя себя маленьким винтиком в огромной, давящей машине. Она взглянула в зеркало, но в отражении увидела лишь пустой взгляд.       Соня нехотя вышла из комнаты, уже одетая. На кухне мать проверяла, чем занят младший брат, и при этом продолжала ворчать на что-то под нос.       - Быстрее давай! - бросила она, хватая свою сумку.       Соня надела куртку и сапоги, чувствуя, как холод медленно пробирается к ней ещё до выхода из дома. Бабушка, казалось, занималась своими делами, даже не выходя проводить их.       Когда они вышли на улицу, морозный воздух обдал Соню, но это было даже приятно - холод слегка отвлёк от той тяжести, которая висела в груди. Она шла позади матери, смотря на её спину. Мать уверенно двигалась вперёд, словно этот поход был чем-то священным лично для неё.       - Ты как идёшь, Софья? Давай быстрее, - обернулась мать с раздражением.       - Иду... - тихо ответила Соня, стиснув зубы, чтобы не расплакаться.       Дорога до церкви казалась бесконечной. Каждый шаг приближал её к чему-то, что она не могла контролировать, но от чего не могла убежать. В голове крутились тысячи мыслей: что будет дальше? Что ей скажут? А вдруг...       Перед ними выросли большие двери церкви, громада которых давила на Соню, словно отказываясь её впустить.       Батюшка вышел откуда-то из-за угла, его тень упала на пол, освещённый тусклым зимним солнцем. Он был высокий, с бородой, аккуратно уложенной поверх длинного тёмного подрясника. Глаза смотрели строго, но казалось, что в них светилась усталость от мира.       Мать, не дожидаясь приглашения, подтолкнула Соню вперёд.       - Вот, привела вам, -;сказала она, глядя на батюшку. В её голосе звучала смесь гнева и напряжения.       - Вы вчера звонили, да? - спокойно уточнил батюшка, слегка кивая матери. Она быстро закивала, будто боялась потерять его внимание.       - Ну, хорошо, пройдём, дитя моё, - сказал он, кивая Соне, его голос был тихий, но уверенный.       Он завёл её в исповедальню - тёмное, тесное помещение, освещённое только слабым светом от лампады. Деревянные стены источали слабый запах воска и старости, создавая чувство удушья. Соне казалось, что стены нависают над ней, сужаются, мешая дышать. Батюшка устроился на низкой скамье и сложил руки в молитвенном жесте.       - Кайся, дитя моё, - сказал он, глядя на неё с суровой мягкостью.       - Нет, - твёрдо ответила Соня.       Батюшка нахмурился, но не потерял самообладания.       - Как "нет", дочка? То, что ты совершила, - это большой грех.       Соня сжала кулаки, пытаясь подавить бурю внутри себя.       - Для кого грех? - проговорила она ровно, едва сдерживая голос. - Я не жалею о том, что сделала.       На мгновение батюшка замолчал, будто собираясь с мыслями, а затем покачал головой.       - Это всё бесовщина, дочка, - сказал он с тихой настойчивостью. - Господь тебя ждёт, он просит покаяния. Главное, покайся.       Соня подняла голову и взглянула прямо в его глаза.       - Я люблю её, - сказала она.       Эти слова прозвучали в комнате, как удар грома, заставив батюшку вздрогнуть. Он попытался продолжить:       - Это дьявольские проделки, дитя. Мы поможем тебе.       Но Соня больше не могла слушать. Внутри всё закипело - ярость сменила страх и боль. В одно мгновение она вскочила на ноги, не давая батюшке закончить, и выскочила из исповедальни.       Зимний воздух ударил в лицо, она жадно вдохнула его, стараясь унять дрожь в теле. Церковные колокола отбивали время, но для Сони этот звук казался чужим и отдалённым. Она не видела ни прихожан, ни своей матери - лишь белое поле снега перед собой.       Мать Сони, видя, как дочь выбегает из церкви, метнулась к двери, выкрикнув:       - Софья!       Её голос эхом разнёсся по двору, но Соня не обернулась. Через несколько мгновений из притвора вышел батюшка. Его взгляд, обычно строгий и спокойный, теперь выдавал напряжение и лёгкую грусть.       - Оставь её, Татьяна, - мягко, но твёрдо сказал он, складывая руки на груди. - Пусть идёт.       - Что нам делать? - голос матери Сони дрожал, в нём звучало отчаяние.       Батюшка помедлил, будто обдумывая ответ, а затем заговорил:       - Приходите завтра утром, на службу. А затем прочитаем над ней молитвы.       - Это поможет? - с надеждой спросила она.       - Это сложно, Татьяна. Сложно, - задумчиво ответил батюшка, отворачиваясь к церковным дверям. - Но Господь найдёт путь. Мы постараемся.       Мать тяжело вздохнула, пытаясь унять дрожь в руках. Снежинки начали падать с неба, накрывая двор тонким белым покровом. Казалось, даже природа замерла в ожидании.       Соня вбежала в дом, хлопнув дверью, но там никого не оказалось: ни бабушки, ни брата. Это даже обрадовало её, потому что ей не хотелось никому объяснять свой вид. Она скрылась в своей комнате, заперла дверь и медленно сползла на пол, прижимая колени к груди. Тихий плач сдавливал грудь, слёзы текли, казалось, бесконечно.       Вдруг в голове всплыло воспоминание о подарке от Григорьевой. Соня вытерла лицо рукавом и потянулась к рюкзаку. Из бокового кармана она достала небольшую коробочку, перевязанную аккуратной ленточкой. Её руки дрожали, когда она развязывала узел. Внутри коробочки лежал маленький серебристый кулон на цепочке. Соня осторожно взяла его в руку, невольно улыбнувшись.       Она открыла кулон, и её глаза расширились от удивления.       - Ахуеть, - выдохнула она, глядя внутрь.       На внутренней стороне кулона был аккуратно сделанный рисунок: её портрет, удивительно детализированный, похожий на тот, что она видела у Григорьевой в тетради. Но на этот раз рядом с ней была изображена сама Григорьева, улыбающаяся и счастливая.       Соня сжала кулон в кулаке, её сердце забилось сильнее. Она крепко прижала его к груди, чувствуя, как внутри расплывается что-то тёплое и нежное.       - Спасибо… - прошептала она, обращаясь в пустоту, но мысленно представляя ту, кто подарил ей этот момент.       Снаружи начинался снегопад. Комната была погружена в полумрак, и только кулон в её руке напоминал о ком-то, кто, несмотря на всё, продолжал заботиться о ней.