Young and Wild

На третий день рано утром «Destiny» пришвартовался в маленьком порту.   Это был крошечный остров, который сильно пострадал бы в случае тропического шторма и с трудом восстановился бы, но отлично подходил для пиратской команды, которой нужно было запастись, прежде чем они отправятся в путь к Туманным островам.   Они останутся на день и уедут на следующее утро, когда взойдет солнце. Это был приказ капитана. Хонджун оставил Ёсана на корабле, чтобы тот не только следил за состоянием Чонхо, но и предупредил их, если киллер попытается сбежать. Сонхва подумал, что это глупо, потому что молодой человек едва мог двигаться, он никак не мог освободиться от кандалов, которые уже натерли ему кожу на запястьях.   Но светловолосый пират не возразил и даже не сомневался в необходимости того, чтобы остаться. Он просто кивнул головой и наблюдал, как остальные члены экипажа хватают маски, сделанные из старой ткани, и завязывают их вокруг своих лиц, чтобы попытаться скрыть свою личность. Не то чтобы они думали, что кто-то узнает их на маленьком острове, но, похоже, капитан не собирался рисковать.  Они будут искать боеприпасы, бочки с водой и любую сушеную или соленую пищу, до которой они смогут добраться. Уён от себя попросил морское печенье, на что первый помощник сказал, что они поищут немного, если у них будут деньги.  Чайки кричали в заливе, пикируя в воду, чтобы схватить рыбу, которая осмелилась подплыть слишком близко к поверхности воды. Их крики утешали, особенно Сонхва, поскольку они были далеко от земли в течение долгого времени, и ему всегда становилось легче от знания того, что суша всё ещё существует после того, как он был окружен водой, казалось, вечность.  Дни были напряженными. Напряженными в том смысле, что никто, казалось, не признал и даже не принял то, что произошло всего неделю назад. Об этом никто не говорил, не было дискуссий за закрытыми дверями. Экипаж вел себя так, будто этой ситуации не было. Даже пятно крови на деревянном полу капитанской каюты исчезло без лишних слов. Ёсан сделал свою работу тихо, он молчал об этом. Он вымыл свои окровавленные руки и не поднимал из-за этого шума — в отличие от того шума, который он устраивал, когда кто-то другой был ранен, и ему приходилось заботиться об этом.    Даже капитан отдавал приказы так, будто это не его кнут порвал кожу киллера. Хотя он не ходил так, как будто победил огромного зверя — Хонджун не вел себя так, как будто он лишил могучего быка его рогов — как Сонхва искренне думал, что так и будет. Это только ещё больше смутило его.    Даже Сонхва обнаружил, что погружается в странную напряжённую активную игру, в которой участвовала команда. Он занимался своими делами, как должен был: чистил пушки, точил подаренные ему ножи и мечи, а также приводил в порядок главную палубу, хотя с момента инцидента её уже трижды убирали.    Он часто чувствовал на себе взгляд капитана, когда Сонхва брал метлу на палубу, не находя даже соломы, чтобы подмести. Хонджун просто наблюдал издалека и позволял Сонхва снова и снова подметать одну и ту же доску.    Это не изменилось даже после того, как они состыковались. Первоначально Ёсан был единственным, кого оставили на корабле, но когда Сонхва держал в руках темную ткань, которой он должен был накрыть лицо, чтобы уйти вместе с остальной командой, он обнаружил, что его желудок скрутило от идеи покинуть корабль.  Даже Минги уходил с остальной командой. Было решено, что сам остров не был известен насилием или враждебностью, поэтому им не нужно было прилагать много усилий для защиты своего корабля, как в других местах.  У него с капитаном состоялся разговор, на самом деле, это был их первый разговор с той ночи, но всё это время Сонхва боялся, что его вырвет. Когда он подошел к капитану, Хонджун не смотрел на него так, будто он был зол или расстроен, но Сонхва всё равно обнаружил, что его ноги трясутся.   Он также попросил разрешения остаться на корабле и потенциально помочь Ёсану, если светловолосому пирату что-нибудь понадобится. Голос Сонхва эхом отдавался в его ушах, когда он задал Хонджуну этот вопрос до такой степени, что не был уверен, правильно ли он произнес слова.   Сонхва помнил, как капитан стоял на причале, когда его команда уже начала пробираться в город, который только начал просыпаться и гудеть. Он вспомнил, как Хонджун смотрел на него с тканью, закрывающей нижнюю половину его лица, так что единственной видимой частью его лица были глаза. Его глаза были отстраненными — где-то в другом месте — затуманенными, он враждовал с самим собой.    Но Хонджун, несмотря ни на что, кивнул головой, пока вода безмолвно билась о деревянные колья. Сонхва был уверен, что этот человек на самом деле ничего ему не скажет, но капитан открыл рот, чтобы сказать Сонхва, что вернется на следующее утро, готовый к отплытию.    Тот, что повыше, наблюдал, как капитан двинулся, чтобы догнать свою команду, которая уже ходила по суше в поисках портовых рынков. Разговор был пустым, в нём не было ни утешения, ни тепла, ни настоящих слов. Сонхва вспомнил, что стоял там на причале, солнце грело ему спину так, что он только долго дрожал, прежде чем светловолосый пират позвал его и поманил на главную палубу.   В течение последних трех дней Сонхва каждый день навещал киллера, просто чтобы убедиться, что он всё ещё жив.   Минги больше не охранял дверь, как это было в ранее, когда Сонхва отправился к Чонхо. Похоже, капитан знал, что Сонхва хотел видеть младшего. Однако решил не останавливать его, хотя было ясно, что Хонджун не хочет, чтобы Сонхва находился рядом с ним по причинам, которые старший мог понять, но предпочёл проигнорировать.   Сонхва иногда разговаривал с ним, и Чонхо пытался отвечать, если мог. Казалось, что с каждым днем ​​Чонхо становился слабее, ему было трудно двигаться и общаться. Ёсан коротко сказал, что этого следовало ожидать, что прежде чем станет лучше, станет ещё хуже, если его тело выдержит.   Сонхва не видел, насколько серьезными были травмы молодого человека, пока не последовал за светловолосым пиратом, как только Хонджун и остальная команда скрылись из виду. Он вошел в темную комнату, и Ёсан, должно быть, недавно зажег там фонари, потому что запах дыма был новым в затхлом воздухе. Камера, в которой находилось обмякшее тело молодого человека, была открыта, кольцо с ключами лежало на полу, как раз внутри самой камеры, где Ёсан стоял у стола, накрытого Чонхо.    Глаза Сонхва естественно проследили за тем, как руки Ёсана медленно работали, когда он снимал влажную ткань со спины Чонхо и клал её на заднюю часть бедер мужчины. Сонхва сначала подумал, что темные участки на спине Чонхо были тенями, особенно когда светловолосый пират содрал засохшие водоросли так осторожно, как только мог, они прилипли к коже молодого человека.     Чем дольше Сонхва не отрывал взгляда от его спины перед ним, тем быстрее понимал, что тени на спине Чонхо, в конце концов, не были тенями. Это были кровоподтеки. Свет в комнате не позволял старшему из них увидеть, насколько сильным они были, но Сонхва решил, что это, вероятно, к лучшему. Его пальцы дернулись, когда его взгляд проследил за темными черно-синими синяками, которые двигались вверх и по плечам Чонхо и вниз по его бокам, которые, вероятно, охватили его живот.    Синяки соответствуют линиям кнута, идеальным линиям, которые объяли тело наемного убийцы, как уютное и тыльное объятие.    Часть его кожи была почти зеленого цвета, особенно вокруг глубоких синяков по бокам. Чонхо лежал неподвижно с закрытыми глазами, хотя они оба знали, что он не спит, потому что его брови сводились вместе, а нос время от времени морщился, когда водоросли не сразу отделяться от его кожи.    Сонхва стоял снаружи камеры, хотя мог присоединиться к Ёсану и смотреть вниз прямо на повреждения, но что-то в резком запахе говорило ему держаться подальше. Воздух вокруг них был наполнен страданием, в комнате было некомфортно, и Сонхва стало трудно дышать, чем дольше страдание звало его и умоляло исправить то, что произошло.    В какой-то момент Чонхо дернулся и чуть издал какой-то сдавленный звук, который напугал и его, и Ёсана. Сонхва мог только представить, сколько боли это движение причинило молодому человеку, но Ёсан двинулся вперед, чтобы снова прижать голову Чонхо к столу, и пробормотал очень мягкое извинение.   Взгляд Сонхва был прикован к металлическим кандалам, которые лязгали друг о друга, звук напоминал ему скрежет годичной давности. Это напомнило ему о том, как двигался Хонджун и как он целенаправленно лязгал металлом, когда Сонхва был с ним в подземелье, потому что капитан пиратов знал, что принц абсолютно ненавидел этот звук.    Но как только Ёсан заставил Чонхо успокоиться, Сонхва, наконец, заметил толстые швы, скреплявшие кожу Чонхо небольшими бороздками. Он почувствовал, как его желудок скрутило, потянулся вперед, чтобы схватиться за металлические прутья, когда руки Ёсана парили над разоравнной кожей, которая была перед ним; было похоже, что он даже не мог решить, с чего начать.   Сонхва мог видеть три основных шва. Три шва там, где кожа была повреждена так сильно и так глубоко, что Ёсану пришлось наложить швы, чтобы Чонхо не истек кровью. Не самые идеальные швы, которые когда-либо видел Сонхва, но, учитывая обстоятельства, они всё равно останавливали кровь. Он знал, что не может, и знал, что, если он это сделает, его физически стошнит, но Сонхва почти хотел дотронуться. Он хотел почувствовать тепло кожи, которая так отчаянно пыталась зажить. Он хотел ощупать шишки под кожей и хотел увидеть, отличаются ли синяки от нескольких нормальных участков кожи.    Ёсан долго молчал, просто глядя, его руки всё ещё были над голой спиной Чонхо, когда он вздохнул.   — Я постоянно находил таких мужчин, — сказал он мягко, как будто не хотел еще больше беспокоить Чонхо. — На улицах, в доках, в таверне или даже там, где я спал... я всегда считал это хорошей практикой. Человек, который научил меня основам медицины, наблюдал, как я обходился тем немногим, что у нас было, а затем, когда я заканчивал, он вставал и говорил мне, что человек, которому я помогал, давно умер.   Сонхва почувствовал, как дрожит, несмотря на жару.    — Это так странно... работать с тяжелыми ранами на ещё живом и теплом человеке, — затем заговорил светловолосый пират. — Ты думал, что это будет проще, но это не так.    Затем Ёсан, не раздумывая ни секунды, оттолкнулся от стола и вышел из камеры с закатанными по локти длинными рукавами, подошел к одинокой бочке, которая была отодвинута в сторону. Она была тяжелой, явно наполненной водой и чем-то ещё, и Ёсан медленно толкнул её, чувствуя, как от напряжения на лбу у него выступил пот.   Чонхо безвольно лежал, но казалось, что звуки побудили его открыть глаза.    — Ваше Высочество.   При кротком звуке голоса младшего Сонхва двинулся, даже не задумываясь. Его ноги несли его с определенной грацией, он опустился на колени рядом с Чонхо, чтобы их лица оказались рядом друг с другом. Сонхва не прикасался к нему, хотя чувствовал желание облегчить боль, от которой, как он знал, страдал Чонхо.   — Я не принц, — сказал он, но в его словах не было никакой язвительности. — Что такое?   — Корабль остановился?   — Да, мы пришвартовались на день, чтобы запастись необходимым, мы снова тронемся в путь, как только взойдет солнце, — быстро ответил Сонхва, садясь на пятки и наблюдая, как Чонхо пытается облизать потрескавшиеся и сухие губы.    Он немного помолчал, его глаза зажмурились, прежде чем снова открыться.   — Ваш капитан ещё не убил меня, — сказал он, и в конце его голос надломился. Он почти удивился собственным словам.  — Нет, я сказал ему не делать этого.   — Он тот самый пират, с которым Вы сбежали? Которого Вы спасли от казни.   Сонхва открыл рот, но обнаружил, что слова, которые он хотел сказать, не складывались. Несколько мгновений он сидел с приоткрытым ртом, как у рыбы, шокируя и почти пугая себя, когда не мог даже говорить.    Да, он сбежал с Хонджуном. Он сбежал с Великим Королем Пиратов и спас человека от казни, на которую пришло смотреть всё королевство. Сонхва рисковал своей жизнью, стремясь к собственной свободе и приключению. Это было невозможно, но это правда. Но всё же вопрос, казалось, на несколько мгновений заставил его замолчать. Слово «да» просто не приходило ему в голову, хотя это была правда. Сонхва было почти больно осознавать, что он изо всех сил пытается сказать «да», потому что Чонхо использовал «тот самый», когда описывал Хонджуна. Чонхо спросил его, был ли капитан пиратов тем самым пиратом, с которым он сбежал на свободу накануне той ночи; тем самым пиратом, ради которого он спрыгнул со скалы, что могло легко его убить, и даже тем же пиратом, которого нашёл Сонхва, это заставило его сердце болеть так, как никогда раньше. Сонхва опустил голову, заставляя себя сглотнуть. Но капитан, перед которым он стоял раньше и спрашивал, может ли он остаться на корабле, был уже не тем человеком, которого он знал год назад. То же тело, то же лицо, даже те же шрамы, что украшали его тело, но не то сердце. Другой разум... теперь обеспокоенный. Разум настолько затуманен, что верный путь был едва ли виден и сливался с другим путем, который выглядел таким же, но вел к совершенно другому результату. — Да, тот самый, — наконец выдавил Сонхва, но слова задели его. Руки Чонхо дрожали, и кандалы завизжали. — Вы не подарили ему золотую розу. Губы Сонхва приоткрылись, когда он втянул воздух и покачал головой. — Нет, не подарил. — Почему? Глаза Чонхо снова открылись, когда он посмотрел на Сонхва, они уже были не такими красными, как раньше, на этот раз было не так сложно смотреть. — Потому что я не хотел, чтобы он превратился в камень и прожил остаток своих лет, обреченный смотреть, как восходит и садится солнце, — ответил Сонхва. Ему казалось, что что-то сидит у него на груди, большое и тяжелое, ограничивая дыхание. — Для человека, который жаждет приключений и жить полной жизнью, как он, было бы грехом обрекать его на такую ​​жизнь. — Магия. Ёсан заговорил впервые за долгое время, его голос, как всегда, был низким, но всё ещё поразительным. Сонхва повернулся, чтобы посмотреть на него, блондин согнулся в талии, обеими руками опираясь на верхнюю часть бочки, и, казалось, он внимательно их слушал. Сонхва покачал головой. — Нет, проклятие. Брови Ёсана поднялись, а его голова слегка наклонилась в сторону. — Золото, одержимое жадностью — это яд, золото, разыскиваемое по неправильным причинам, превращает живых в камень, — пробормотал Сонхва, глядя на землю, где он сидел, стоя на коленях. — Никто по-настоящему не свободен. Либо вводишь себя в заблуждение собственной веры в свободу, а в итоге солнце превратит тебя в твердый камень, как только вы почувствуете запах своей так называемой свободы; либо обречен на обезглавливание на глазах у тысяч людей. — А как же те, кто убежал? Они получили свободу, — глаза светловолосого пирата сузились. Его слова не были грубыми или скептическими, как думал Сонхва. В любом случае, он выглядел скорее растерянным. Сонхва остановился и даже не осмелился взглянуть на Ёсана. — Сбежали ли они?— спросил он тихо, скорее всего, слишком тихо, чтобы кто-то из двух мужчин рядом с ним услышал, что он пробормотал. Взгляд Сонхва повернулся к Чонхо, который, казалось, снова почти заснул. Старший знал, что это не так, особенно по тому, как время от времени дергались кончики его пальцев, когда Ёсан снова двигал бочку и открывал её верх голыми руками. Звук, казалось, пробудил молодого человека, Сонхва мог видеть, как болезненно напряглось его тело, и даже по языку его тела он мог видеть, что Чонхо хотел бежать, если бы мог. Сонхва повернулся, чтобы посмотреть на Ёсана, руки которого были по локоть в бочке, он что-то выискивал, не обращая внимания на то, как Чонхо, вроде, боялся будущего. — Принеси ему воды, — сказал светловолосый пират, мельком взглянув вверх, когда часть жидкости из бочки выплеснулась и ударилась о землю. — Она понадобится. Тот, что повыше, встал на ноги, которые онемели, когда он сделал первые несколько шагов, и пошел найти какую-нибудь миску, чтобы молодой человек мог напиться. Сонхва нашел её там, где они хранили бочки с водой, решив, что она подойдет в данной ситуации, зачерпнул немного жидкости из бочки и быстро вернулся туда, где были двое других. Было ещё темно, а Сонхва не взял с собой фонарь, поэтому он изо всех сил полагался на то, что подсказывала ему его память, и, к счастью, не споткнулся, не врезался и не сломал себе нос. Когда он, наконец, вернулся и опустился на колени перед головой Чонхо, молодой человек немного оживился, его глаза снова открылись, и он едва поднял голову со стола, чтобы попытаться заглянуть в руки Сонхва. Не говоря ни слова, Сонхва поднес неглубокую миску к лицу Чонхо, задаваясь вопросом, возьмет ли этот человек её в свои руки или он слишком слаб для этого. Полное отсутствие движений тела Чонхо при подаче воды доказывало его беспокойство, и поэтому он попытался прижать край миски к пересохшим губам мужчины, чтобы помочь, но угол был неверным, и было ясно, что чем дольше Чонхо пытался удержать голову от стола, тем больше боли это причиняло ему. — Вот, — вздохнул Ёсан, покачав головой. Он подошел к ним двоим, встал у плеча Чонхо и наклонился над ним, взяв голову молодого человека одной из своих рук, которые всё ещё были мокрыми от того, что он делал по локоть бочке, и зажал ладонь под челюстью, чтобы удержать тяжелую голову Чонхо, приподнял её ещё больше, взял миску из рук Сонхва и осторожно поднес край к губам Чонхо. Угол был намного лучше, но всё ещё не идеальный, и Чонхо изо всех сил пытался выпить. Он наблюдал, как Ёсан держал раненого и как светловолосый пират заботился о нем без, казалось бы, непредвзятости. Ёсан работал осторожно и тихо, всегда следя за своими движениями и тем, где были самые тяжелые раны Чонхо, чтобы он случайно не дотронулся и не навредил человеку ещё больше. Сонхва снова сел на пятки, когда Чонхо закончил пить, его брови сошлись вместе, он отвернул голову от миски и издал какой-то кашляющий звук. — Я говорил тебе это много раз, ты не найдешь обычную воду на корабле, тем более на пиратском, — пробормотал Ёсан, отодвигая миску от лица Чонхо и осторожно кладя голову человека обратно на стол. Он отошел от него, отдав пустую миску Сонхва. —Если держать воду в море очень долго, она станет грубой и будет непригодной для питья. Только грог можно найти на корабле. Внешне мужчина, похоже, больше не протестовал, но теперь, когда его горло и рот не пересохли, он казался значительно более спокойным. Казалось, он почти сразу же снова погрузился в легкий сон, почти не слыша того, что сказал Ёсан. Сонхва посмотрел на миску у себя на коленях, на мгновение вспомнив, как он впервые выпил грог и как чуть не выплюнул его на палубу корабля, не ожидая, что вода на вкус совсем не будет похожа на воду. Он помнил, как Уён смеялся над ним и как некоторые другие бросали на него гадкие взгляды из-за его явного отвращения к грогу. Сонхва понял, почему они превратили воду в грог с добавлением спирта, чтобы сохранить её, так же, как они сделали с едой и солью, но ему потребовалось очень много времени, чтобы пить её с невозмутимым видом. Когда Ёсан вернулся к бочке и, наконец, начал вынимать из нее содержимое и слегка свешивать это за борт, Сонхва увидел, что это были водоросли, которые светловолосый пират недавно прикладывал к спине Чонхо, чтобы помочь тяжелым ранам зажить как можно лучше и свести инфекции к минимуму. Чонхо издал звук, его ноздри раздулись, как у измученного зверя, когда морская соль попала ему в нос. Его тело снова напряглось, и Сонхва мог только крепко сжать губы, наблюдая за происходящим. — Я должен сделать это, — сказал Ёсан почти как обычно. Как будто он знал, что водоросли причиняют Чонхо сильную боль, и он знал, что мужчина будет против, хотя на самом деле, похоже, он не проявлял никаких признаков страха перед чем-либо ещё. Сонхва мог только представить, насколько это будет больно. Первый кусок водорослей, положенный ему на спину, заставил молодого человека дергаться, кандалы туго натянулись от напряжения. Сонхва подпрыгнул от внезапного и громкого движения, его сердце колотилось, когда он смотрел, как руки Чонхо выпячиваются от напряжения и как его лицо покраснело, когда Ёсан приложил полоски морских водорослей к его разорванной и ушибленной коже. Кандалы, казалось, лязгали сильнее, чем больше Чонхо дергал их, Сонхва сидел, прислонившись спиной к решетке, с широко раскрытыми глазами, и клялся, что цепи будут рваться звено за звеном от того, как яростно тянул их Чонхо. Казалось, что он мог разорвать металл, его сила была непревзойденной, когда пот стекал с его носа и подбородка. Он не издал ни звука. Чонхо не кричал в затхлый и влажный воздух, он только стучал кулаком по деревянному столу, словно вещество на его спине могло убить его в любой момент. Сонхва почувствовал комок в горле, когда увидел, как Ёсан работает быстро и как Чонхо, казалось, боролся со всем изо всех сил. Он едва мог двигаться, его тело онемело, и он мог поклясться, что чувствовал легкую фантомную боль вдоль плеч и вниз по позвоночнику каждый раз, когда тело Чонхо непроизвольно дергалось. — Я послал капитана за медикаментами, которые мне нужны, — сказал Ёсан, нарушив тишину, когда его собственные губы сжались в тонкую линию. — Бинты и всё, что может предложить этот маленький портовый городок, включая обезболивающие, травы или что-то ещё. Он должен получить их. — Почему? — голос Сонхва был только шепотом. Ёсан положил ещё один кусок водорослей на спину Чонхо и немного разгладил его, в то время как плечи Чонхо тряслись, а ногти впивались в его ладони, что, несомненно, причиняло боль его коже. — Обязанность капитана — защищать свою команду, его работа — следить за тем, чтобы им не угрожала опасность, и предотвращать как можно больше, — пробормотал Ёсан, изо всех сил стараясь работать быстро и эффективно. — Я могу понять первоначальный страх, связанный с ситуацией, слова этого безбилетного пассажира были хуже некуда, когда он появился. Но после того, как капитан поговорил с ним и всё же решил чуть не избить его до смерти, стало ясно, что причиненная боль была личной, а не для защиты. Ты можешь думать об этом как о наказании за то, что сделал Хонджун. Губы Сонхва приоткрылись, но слова, которые он хотел сказать, не были произнесены. — Я понимаю, что у капитана есть прошлое, и он настороженно относится к таким ситуациям, если он пиратский капитан, ему виднее, — светловолосый пират нахмурил брови, отбрасывая остатки водорослей обратно в бочку, когда он закончил. — Он просил нас держать его в узде, если он когда-нибудь отклонится от того, во что верит. Хонджун не хочет становиться таким, как его мать, он просто хочет быть пиратом, который гонится за величайшими приключениями и сокровищами. Но для некоторых желание насилия и мести может быть непреодолимым, у каждого человека, который ходит по этой земле, есть с чем бороться до самой смерти.  Тело Чонхо лежало ничком и тряслось, он не реагировал, и казалось, что пират над ним не ожидал от него ничего другого.  — Я уверен, что ты чувствуешь то же, что и остальные из нас, — Ёсан повернулся, чтобы посмотреть на Сонхва, который сидел неподвижно, подтянув колени к груди. — Человек, которого ты видел в ту ночь, был не тем человеком, которого ты знаешь. Возможно, прошлая версия самого себя, но не тот человек, которого ты знаешь и о котором заботишься. — Он просто пытался защитить свою команду, он не хотел, чтобы тебе причинили вред, — прошептал Сонхва, обнаружив, что слова обожгли ему горло.  Ёсан сделал шаг назад, фонари, свисающие со стен, слегка покачивались взад и вперед, отбрасывая сияние на кожу светловолосого пирата и делая его похожим на реинкарнацию самого утреннего солнца.  Он стоял там с закатанными до локтей рукавами рубашки и расстегнутыми верхними пуговицами, демонстрируя красивое ожерелье, которое идеально лежало на его загорелой груди. Даже его волосы были убраны назад, связаны какой-то верёвкой, которую он, скорее всего, вытащил из чьего-то сапога.  На мгновение Сонхва забыл о напряженном воздухе и о том, как ему было некомфортно. Он даже забыл о Чонхо, который выглядел мертвым для мира, его тело было слишком истощено попытками исцелиться, и той болью, которую ему причинили, чтобы попытаться не заснуть и обратить внимание на разговор перед ним. Ёсан уставился на него взглядом, из-за которого Сонхва легко почувствовал себя маленьким. Годы совершенствования устрашающего и опасного взгляда подготовили Ёсана ко всем напряженным ситуациям, с которыми он столкнется, его глаза натренированные и умелые, поскольку они могут заставить любого мужчину или женщину чувствовать то, что он хочет. Это была особая сила, которой лишь немногие обладали, учились или были рождены с ней — немногие могли её усовершенствовать.  — Возможно, сначала это была защита, инстинкты капитана вряд ли ошибаются, и мы, как команда, лучше знаем, когда его слушать, — светловолосый пират двинулся вперед, пока носки его ботинок почти не врезались в сапоги Сонхва, затем он присел на корточки, его зрачки расширились в легкой темноте, когда он наклонился вперед, в личное пространство старшего. — Однако я могу заверить тебя, если бы ты был в той комнате, когда Хонджун бил его, ты бы смог определить точный момент, когда капитан понял, что этот человек невиновен, но он всё же продолжил, пока не порвал кожу. Давление на грудь Сонхва было непревзойденным, ему было почти невозможно дышать, когда Ёсан придвинулся ещё ближе и наклонил голову набок.  — Первое, что сказал мне первый помощник, это то, что Чонхо был невиновен и не лгал. Глаза Хонджуна были затуманены, и эмоции взяли над ним верх — он хотел увидеть то, чего не было. Я искренне верю, что капитан хороший человек, он отличает правильное от неправильного, но он следует своему сердцу, но на самом сердце ему тяжело, — слова Ёсана были легкими и мягкими, почти консистенция того, что Сонхва назвал бы медом. Было похоже, но это не соответствовало строгости сказанных им слов. — Но не бойся его, он не тот, кого тебе следует бояться.  — Он пират, — выдавил Сонхва. — Я не ожидаю ничего меньшего. Я думал об этом, меня предупредили, я не должен был удивляться такой сцене.  Ёсан помолчал с минуту, пряди его светлых волос почти упали ему на глаза и обрамляли лицо, когда он ещё сильнее наклонился вперед.  — Я не думаю, что тебе ещё когда-нибудь придется увидеть подобную сцену, — сказал он очень осторожно, и его собственные глаза мерцали золотым оттенком. — Капитан знает, что то, что он сделал, было неправильно, и с тех пор борется с этим. Он убивает для защиты, он не мучает... я думаю, ты обнаружишь, что человек, которого ты знаешь, постепенно начнет возвращаться, если только не оттолкнешь его.    При этом Сонхва разорвал зрительный контакт, который он держал со светловолосым пиратом, прислонился головой к решетке камеры и посмотрел на темный потолок, на сотни деревянных досок. Ком в горле увеличился, и сколько бы он ни пытался сглотнуть, он просто не исчезал. Так же, как и печаль в его сердце.  — Это не я отталкиваю, — осторожно сказал он, закрыв глаза и сжав руки в кулаки. — Я полагаю, что ваш капитан только что наконец обрел ясный разум и пожалел о своем решении взять меня с собой.

-~-

Как и сказал Хонджун, они вернулись на борт корабля ещё до того, как солнце полностью взошло, устроив шум на главной палубе, перетаскивая ресурсы и припасы повсюду.  Сонхва не пошел спать под главную палубу, он нашел довольно удобное место на квартердеке за ящиками, возле которых он спал, чтобы он мог четко слышать, если что-то случится.    Он наблюдал, как они двигались быстро и легко, неся бочки на плечах и спускаясь под главную палубу, чтобы расположить их со всеми остальными припасами.   Сонхва наблюдал, как Минги присел на корточки и поднял одну бочку, чтобы перекинуть её через плечо, а затем подождал, пока Юнхо положит ещё одну поверх другого плеча, шлепнув стрелка по спине и отправив его под палубу в темноту. Эти бочки выглядели как бочки с водой, помеченные какой-то зеленой краской, стекающей по одной из сторон — Сонхва мог только представить, насколько тяжелыми будут эти бочки.    Ёсан присоединился к нему, он первым делом заговорил с капитаном, и, как предположил Сонхва, спросил о медикаментах для Чонхо, а Хонджун только указал через плечо на меньший ящик, который уже был сложен поверх других ящиков. Судя по тому, что мог сказать Сонхва, медикаментов было в избытке — намного больше, чем действительно нужно Чонхо.    Шляпа капитана была надвинута на голову, скрывая часть лица от Сонхва. Он всё ещё мог видеть спутанные длинные волосы мужчины и то, как бусы спутывались с косами при каждом его движении. Сонхва смотрел, как он легко передвигается по кораблю, выкрикивая приказы в утренний воздух, в то время как команда продолжала разгружать ящики и бочки. Было несколько человек, которых Сонхва не знал, которые поднялись на борт корабля, чтобы помочь.   В остальном утро было довольно мирным, воздух слегка прохладным, который вскоре превратится в густую горячую атмосферу, как только солнце решит полностью подняться над горизонтом и создать танцующие тени на земле, которой коснется.  Сонхва молча наблюдал, не зная, помочь ли, и будет ли вообще полезна его помощь. Он наблюдал, как Уён и Сан объединились, чтобы поднять толстый ящик, к бокам которого были прибиты дополнительные деревянные доски, а это означало, что в этом конкретном ящике была куча боеприпасов и пушечных ядер, которым требовалась дополнительная поддержка, чтобы дерево не сломалось. Он слышал, как Уён жаловался на то, какой ящик тяжелый, и смотрел, как тот вытирает пот со лба, хотя бандана, которую он носил, закрывала большую его часть.    Так продолжалось утро: разгружая припасы. После всего они натянули цепи обратно на корабль, чтобы расстаться с маленьким портом и продолжить свой путь. В какой-то момент капитан удалился в свою каюту, объяснив, что у него есть кое-какие планы, и команда должна следовать приказам первого помощника, пока они не выйдут в открытые воды, и двигаться по намеченному плану, чтобы достичь Туманных островов как можно быстрее.   К тому времени, когда они вышли из гавани порта, солнце уже было над линией горизонта, немного позже, чем рассчитывал капитан, но всё же нормально, учитывая обстоятельства. Когда киль корабля начал разрезать волны в океане, Сонхва нырнул под палубу, чтобы увидеть небольшой хаос, который там развернулся. Там всегда было оживленно и загромождено, когда команда приносила новые припасы, чтобы заполнить камеру снабжения, и в конечном счете Ёсану приходилось сортировать ящики и бочки, чтобы подсчитать, сколько у них было каждого продукта, чтобы они могли распределить еду правильно, находясь на открытой воде и не приближаясь к портам, чтобы загрузить еду, если она закончится.   Ёсан сказал Сонхва, что еда уже посолена и консервирована, но в ближайшие дни им придется позаботиться о воде.    Судя по всему, единственным человеком на борту, которому не разрешили трогать воду, был Уён, потому что у него была склонность смешивать слишком много алкоголя.    Светловолосый пират огрызался на любого, кто осмелился передвигать вещи, пока он пытался всё рассортировать и посчитать, даже первый помощник не был застрахован от острых как бритва зубов Ёсана и резкости его слов. Иногда было довольно комично наблюдать за тем, как команда взаимодействует. Прошло достаточно времени с тех пор, как воздух вокруг них ощущался таким разреженным, возможно, день в разлуке пошел им всем на пользу по большей части.    Сонхва чувствовал себя словно в ловушке какого-то оцепенения, всегда стоя в тени, чтобы просто наблюдать за тем, что происходит на корабле. Казалось, по большей части тишина, охватившая всех в последние несколько дней, исчезла, за исключением того, что Сонхва всё ещё было невероятно трудно пытаться вмешаться в разговор или даже пытаться присоединиться к команде за едой.  Юнхо сказал ему, что он всегда может пообедать с ними, но Сонхва поклялся, что чувствовал, что ему там не очень рады. Возможно, это были просто пустые слова от первого помощника, и он сказал это только для того, чтобы сохранить хоть какой-то мир на корабле. Но Сонхва признал, что он слишком глубоко погрузился в свои мысли, чтобы по-настоящему понять истинный смысл, его разум был перегружен, и он не мог думать достаточно ясно, чтобы увидеть ситуацию такой, какой она была на самом деле.    Поэтому на всякий случай, если команда не хотела, чтобы он был с ними, он садился в стороне и тихо ел, время от времени прислушиваясь к коротким разговорам за быстрым обедом.   Он слышал, как Юнхо сказал, что им предстоит около двух дней пути, прежде чем они доберутся до Туманных островов, а затем вмешались некоторые из остальных и начали обсуждать, кто первым попадет под зов сирены. Споры о том, действительно ли сирены реальны, поднялись быстро, но Минги очень быстро закрыл тему, заявив, что они действительно очень реальны.    Сонхва вспомнил, как Хонджун сказал, что не у всех на корабле есть опыт работы с сиренами, и что он беспокоился о некоторых из них и о том, как они поведут себя с существами-полурыбами-полулюдьми. Казалось, Минги, Юнхо и Хонджун были единственными тремя, кто имел какой-то опыт общения с мифическими существами, в то время как остальные имели только представление об этом. Пока он быстро ел, Сонхва задавался вопросом, на что будут похожи сирены. Единственное, что он знал о сиренах, это книги, которые он читал в библиотеке замка — он изучал их время от времени, когда ему всё надоедает. Сирены были первыми мифическими существами, с которыми он столкнулся, всегда думая, что они были просто мифом, пока он не встретил капитана, который сказал ему, что он видел некоторых раньше.   Когда Хонджун сказал ему, что стал свидетелем того, как целая колония сирен потопила корабль посреди ночи, их песня соблазнила матросов и сделала из них марионеток, тогда сердце Сонхва действительно начало биться в поисках приключений.   Только из книг Сонхва слышал разные вещи о сиренах. Были разные сказки, одни противоречили другим, а некоторые соответствовали определенным мифам. В некоторых сказках рассказывалось о существах-людоедах с острыми как бритва зубами и синей кожей с чешуей по всему телу, а от человеческой кожи осталось только лицо. Они рассказывали о существах с желтыми глазами, которые светились в темноте, чтобы заманить свою добычу, а также о песне, которая только заставляла их жертв чувствовать себя опустошенными и нуждающимися в чем-то. Это существа были ужасными, которые по большей части не были похожи на людей, их хвосты были такими длинными и толстыми, что одним ударом они могли ломать кости и раскалывать черепа, а их когти были такими острыми, что их можно было сравнить с кинжалами.   Сонхва боялся этих историй.  Но были и другие истории, которые, казалось, представляли сирен в более ангельском свете. В этих сказках сирены описывались как прекрасные существа с шелковистыми волосами и бледной кожей, великолепной и блестящей чешуей, с таким красивым голосом, что проходящий мимо моряк не смог бы его проигнорировать. На первый взгляд эти сирены не выглядели опасными. Их описывали как прекрасных женщин с фигурой, которая удовлетворит все желания мужчин — так они добывали себе пищу. У них были милые улыбки, глаза, сверкающие, как вода... ни один человек не смог бы увидеть свою грядущую гибель, если бы они посмотрели через перила своего корабля и позволили своим глазам взглянуть на сирены, которые плавали вокруг.   Сонхва читал отчеты, в которых мужчины добровольно падали в воду только для того, чтобы быть с этими сиренами.    Он не знал, кого увидит или встретит. Он не мог отрицать страх, который начинал поселяться в его животе, когда он думал о том, насколько опасны сирены и что они попытаются сделать.    Сорвать чешуйку с сирены означало, что им придется поймать сирену и сорвать чешуйку с хвоста, который весил больше, чем Минги и Юнхо вместе взятые — это мышца, которая могла убить любого из них, если сирена ударит их, чтобы освободиться. Мало того, станут ли они жертвами песни сирены? Сонхва слышал, что песня сирены — это не то, что может проигнорировать мужчина, но то, что может проигнорировать сильный ум.    Слабые умы будут колебаться и падать, обреченные на смерть. Сомневающееся сердце, низкие нравы, противоречивый ум или даже ум, который отчаянно ищет что-то, желая найти то, что было недостижимо. Говорят, что сирены поют о том, что больше всего хочет иметь его жертва.    В какой-то момент Сонхва покинул команду и поднялся на главную палубу, чтобы подышать воздухом. Чем больше он думал о том, что должно было произойти, тем больше задавался вопросом, насколько плохой была эта идея. Экипаж, казалось, не беспокоился об этом, но это было ожидаемо. Так работали пираты под флагом «Destiny». Сонхва осознал, что страх не течет по их венам, они следовали за своим капитаном, у которого была потребность и стремление прыгнуть с головой в опасные ситуации, где их смерть была почти гарантирована.    Он не совсем понимал эту потребность, но в некотором смысле уважал это. Он слишком жаждал опасных приключений, чтобы чувствовать, как адреналин пронзает его тело с мыслью, что его жизнь может быть отнята у него в любой момент, но потом уходил и продолжал жить до следующего восхода солнца, как будто ничего не произошло. Единственная разница между ним и Хонджуном, казалось, заключалась в том, что инстинкты Сонхва бушевали, когда ситуация представлялась слишком опасной, в то время как инстинкты Хонджуна только говорили ему продолжать идти. Он даже не знал, есть ли у капитана что-то, что предупреждает его, когда ситуация становилась небезопасной.   На главной палубе ветер стал прохладнее, когда ночь сместила день. Сонхва обнаружил, что когда он был один, вдали от громкой болтовни команды, время пролетало незаметно. Часы превращались в секунды, он потерялся в своих мыслях и приключениях, в которые ему предстояло отправиться. В один момент был полдень с солнцем высоко в небе, а в следующий наступила почти ночь, и звезды выглянули из-за завесы солнечного света, подавлявшего их собственный.   Сонхва обнаружил, что ему понравилось, когда это происходило. Он всегда слышал, что время летит незаметно, когда человек веселится... возможно, поскольку он был потерян в собственном воображении, именно тогда он веселился больше всего. Приключения полета по воде, стоя на носу корабля с веревкой в ​​​​руке, его собственная пиратская шляпа плотно закреплена на голове, а волосы наконец отросли до такой длины, как у капитана. Приключения, в которых он тоже гонялся за сиренами, где он преследовал их до края земли без страха, который отпугивал его от других вещей в жизни. Приключения, когда он мог смотреть вниз в воду и видеть их большие и могучие хвосты, мерцающие в воде, красивую чешую, которую он хотел сорвать, чтобы завершить свое собственное приключение на всю жизнь.    Сонхва любил эти приключения, его разум мог видеть это так четко, что он почти чувствовал тепло на лице от солнца и брызги воды. Но самое лучшее, что он обнаружил, заключалось в том, что в воображении таких вещей не было никакой опасности. В его сознании он был неудержимым, всемогущим и свободным. Однако, когда Сонхва обнаружил, что возвращается к реальности, к темной ночью на скрипящем корабле, когда он стоял в полном одиночестве, а прохладный ветерок дул ему в лицо — это, казалось, ударило по нему сильнее, чем он хотел. Это было почти болезненно, он мог видеть, какое будущее у него могло быть, оно было прямо перед кончиками его пальцев, но было вне досягаемости.    Реальность всегда была намного холоднее мечты. Земля никогда не бывает такой теплой, как в желании или в мечте.   Вот почему с юных лет Сонхва научился уносить свой разум в далекую страну, полную травянистых лугов и цветущих цветов под прекрасным палящим солнцем. Ночь в этом месте никогда не наступала, лугу тоже не было конца. Просто большой луг без конца и без края, и как бы далеко Сонхва ни шел или ни бежал, луг никогда не кончался.   Он где-то читал, что воображение — величайшее оружие против войны с реальностью.    Сонхва был моложе, когда прочитал это выражение, оно было одно из любимых, но до сих пор оно полностью не затронуло его.    В тишине ночи Сонхва стоял на краю корабля, схватившись руками за перила, и слегка наклонился, позволяя запаху океана успокоить себя. Когда всё остальное терпело неудачу в его жизни, он всегда возвращался к океану. Из всех великолепных чудес природы океан был его любимым. Величественно обширный и невероятно опасный, но в то же время такой элегантный и нежный, океан действительно был чудом света.    Сонхва обнаружил, что хочет быть с ним единым целым.    Но как только тишина ночи поселилась внутри него, Сонхва по-настоящему прислушался и обнаружил, что не всегда было так тихо, как он думал.    Раздался тихий звук, едва ровный, очень похожий на шепот, который пел вместе с ветром, проходившим сквозь черные паруса над ними. Сонхва чуть не пропустил его, и если бы тихий звук не дал о себе знать снова, он бы вернулся к воображению, какой могла бы быть его жизнь.    Но шум возбудил его интерес. Сонхва не мог отрицать, что за последние месяцы его сердце стало любопытным и хотело найти ответы на все неизвестные в мире. Он повернулся, чтобы оглянуться через плечо, прищурив глаза и позволив луне быть единственным источником света, который позволял ему видеть палубу корабля. Сонхва затих и остановился, едва дыша сам в надежде, что его собственное дыхание не заглушит шум.  Снова наступила тишина, и глаза Сонхва забегали по всей главной палубе, пытаясь понять, откуда он взялся, но он ничего не мог разглядеть.    К тому времени, когда он снова услышал шум, он стал немного громче и с придыханием, из-за него Сонхва осторожно двигался, пытаясь не позволить деревянным доскам под его ботинками заскрипеть от его веса. Он двигался по главной палубе медленно и так незаметно, как только мог, прячась за грот-мачтой, чтобы выглянуть из-за нее, надеясь поймать создателя тихих звуков.    Когда он сжал губы, его сердце начало бешено колотиться, когда тихие звуки не звучали так же тихо, как раньше. Это было почти как крещендо нот, хриплое и тяжелое.   Это были звуки, которые Сонхва уже слышал раньше. Редко, но настолько отчетливо и знакомо, что он никогда не смог бы забыть, даже если бы попытался.   Он почувствовал, как его щеки начали гореть, его пальцы дернулись там, где держались за деревянную мачту, и чем дольше он стоял и осознавал, что происходит, по его венам пробегал небольшой всплеск шока.    Но, несмотря ни на что, он всё равно смотрел.    Сонхва ловил себя на том, что выглядывает из-за своего укрытия, чтобы взглянуть на то, что изначально было скрыто от его взгляда несколько мгновений назад. Он чувствовал, как раздвигаются губы и расширяются глаза, мурашки в ногах не исчезали, а только усиливались, чем дольше он смотрел и действительно всматривался в открывавшееся перед ним зрелище.   В лунном свете, прислонившись к перилам корабля, стояли двое мужчин.   Они были близко друг к другу, невероятно близко.    Один из них прижался спиной к перилам, а рука потянулась, чтобы схватиться за кожухи над ним, чтобы удержаться, в это время другой мужчина теснился в его пространстве.    Сонхва пришлось прищуриться, чтобы лучше видеть, но в глубине души он знал, что происходит.    Человек, прислоненный к перилам, был единственным, кто носил бандану: это явно был Уён, которого оттеснили назад, почти прижав к тому месту, где он стоял. Сонхва потребовалось больше времени, чтобы опознать другого, но его выдали широкие плечи и то, с какой грацией и легкостью он двигался. Сонхва знал, что это был Сан, ассасин всегда двигался определенным образом, независимо от того, что он делал — так плавно и деликатно — как будто он охотился за чем-то, но делал это как выразительный танец. Сонхва обнаружил, что его сердце подпрыгнуло в груди, полное удивление и шок наполнили его тело, поскольку он мог ясно слышать, что происходит. Мягкие звуки, которые он слышал ранее, были двумя мужчинами. Обе руки Уёна теперь пробирались вверх по твердой спине Сана. Он окольцевал его шею руками, играя с мягкими детскими волосками, которые он там нашел.   Они целовались.    И целовались довольно страстно. Сонхва обнаружил, что не может оторвать глаз от происходящего. Его тело застыло, когда он наблюдал, как их тела, казалось, двигались вместе в ритме, который можно было бы назвать танцем. Хотя он мало что видел из-за темноты, Сонхва мог сказать, что им обоим это нравилось. Он почти чувствовал близость акта, растекающуюся по их телам и ударяющую его в полную силу. Сонхва смотрел на то, чего он, вероятно, не должен был видеть.   Поцелуи не были чем-то чуждым для Сонхва, он видел, как это происходило, и целомудренно, и глубоко. Он видел, что это что-то значило, и видел это там, где оно вообще ничего не значило. Он даже участвовал в нем раньше — всего один раз — и прежде чем поцеловать кого-то, он всегда рассматривал акт поцелуя как нечто показное, а не признание в любви, как он читал в своих любовных историях. Но на том утесе, во время заката, прямо перед тем, как он чуть не умер, чтобы последовать за капитаном пиратов и своими мечтами, Сонхва обнаружил, что такой глубокий и интимный поцелуй может открыть все двери чудес.   Казалось, Уён и Сан не заметили его присутствия, они явно были слишком заняты и поглощены друг другом, чтобы заметить посторонних. Губы Сана оторвались от мягких и влажных губ Уёна, они скользили по острому подбородку шпиона и его загорелой шее. Именно в этот момент взгляд Уёна остановился на Сонхва. Это произошло в ту секунду, когда лицо Сана спряталось на стыке между шеей и плечом Уёна, где ассасин стянул рубашку шпиона в сторону, чтобы он получить доступ к его обнаженной коже и поцеловать самым нежным образом. Глаза Уёна светились, его зрачки расширились, а глаза потемнели так, что грудь Сонхва, казалось, сдавило, что было почти чуждо ему... мягкие вдохи воздуха, слетавшие с его губ, были почти успокаивающими, мягкими вздохами удовольствия. Это давало ассасину понять, что его губы творят чудеса и что Уёну очень нравится то, как Сан ласкает его тело.    Сонхва почувствовал, как у него пересохло во рту, как только Уён посмотрел на него, его светящиеся глаза остановились на застывшем Сонхва. Старший едва мог дышать, мгновенный страх оледенил его разгоряченное тело, когда Уён поднял голову, чтобы дать Сану больше места там, где было горло. Ни разу глаза Уёна не оторвались от тела Сонхва, даже когда с его губ сорвался тихий вздох, и этот звук наполнил ночной воздух. Звуки, которые обычно сохранялись за закрытыми дверями в уединении пустой комнаты, казалось, были теми, которых Уён не стеснялся, на самом деле казалось, что он почти не возражал, что Сонхва наткнулся на них.   Сонхва боялся, что Уён окликнет его и будет дразнить за то, что он видел, но шпион этого не сделал. Уён ничего не сказал, выражение его лица оставалось спокойным и расслабленным, когда Сан прижался к нему, отталкивая его дальше к перилам и заставляя Уёна снова схватиться за кожухи ещё крепче.   Он даже ничего не сказал, когда большая рука Сана, которая покоилась на его бедре, скользнула вниз, зацепилась под его коленом, подтянула его к собственному бедру и удержала там, пока он снова двинулся вперед. Это заставило голову Уёна запрокинуться назад, демонстрируя резкий изгиб его кадыка, его губы снова разошлись, из них вырвался более резкий звук, сильно отличающийся от тихих вздохов раньше.    Сонхва почувствовал покалывания в животе, пока он стоял там совершенно сбитый с толку, его пальцы впились в деревянную мачту, к которой он прислонился, наблюдая, как Уён снова наклонил голову вперед, схватился за шею Сана ещё крепче и потянул его обратно в нижнюю часть шеи, выпячивая грудь.    Выражение его лица было собственническим. В его глазах был дразнящий блеск, затем его губы изогнулись вверх в вызывающей ухмылке, чем больше Сан двигался. Сонхва почти не чувствовал своих пальцев, так как чем больше он продолжал смотреть, тем сильнее кружилась голова.   Когда рука Сана оторвалась от бедра Уёна и двинулась, чтобы прижаться между их теплыми телами, делая что-то, чего Сонхва не мог видеть, но явно что-то, что должно было быть достаточно важным, потому что даже Уён разорвал зрительный контакт, чтобы посмотреть вниз между их теплыми телами... в этот момент Сонхва нашел в себе силы отойти.    Он обнаружил, что это случилось почти бессознательно — его тело, казалось, двигалось само по себе, наконец, он почувствовал, как холодный воздух вокруг него ударил так сильно, что чуть не сбил его с ног. Сонхва стало невероятно жарко, он беспокоился, что он заболел, у него началась лихорадка и головокружение. Чувство, охватившее его, было странно знакомым, чем-то, что он испытывал раньше, до такой степени ошеломляющим.    Он не мог сказать ни слова, но ему всё равно было трудно отойти. Это сбило с толку, когда Сонхва обнаружил, что не хочет уходить, хотя знал, что должен. Стало ещё хуже, когда он заметил, что не идёт под главную палубу, где мог бы зарыться в гамаке и попытаться заснуть, но вместо этого направляется в каюту капитана.  Сонхва не успел осознать серьезную ошибку своих действий, пока он уже не распахнул дверь и не вломился внутрь, его грудь пылала, а по венам струился адреналин, что придавало ему очень нездоровую уверенность. Он закрыл за собой дверь и встал посреди комнаты.   Свет был тусклым при мягком мерцании свечей, что неудивительно. Хонджун сидел за столом, сгорбившись над картой. Вот только теперь капитан был сбит с толку внезапным вторжением.    Он выглядел почти испуганным, но Сонхва было всё равно.    — Что...   Сонхва оборвал его, зная, что если он сделает паузу или задержится ещё на мгновение, то вся уверенность, которую он таинственным образом приобрел, исчезнет, и он никогда не скажет того, что ему нужно было сказать в этот момент.  — Ты не имеешь права злиться на меня за то, что я говорю «мое королевство», — чуть ли не закричал он, его лицо сжалось, когда он указал пальцем прямо на капитана, чьи глаза быстро расширились. Слова, сорвавшиеся с губ Сонхва, удивили его. Старший знал, что всё незапланированно, учитывая нынешние обстоятельства, но он не мог остановить наводнение теперь, когда плотина была прорвана. — Я прожил там всю свою жизнь, а это двадцать четыре года, явно немалый срок. Ты не можешь прийти ко мне и ожидать, что я вдруг забуду всё, что произошло там менее чем за год, это королевство, может быть, и не было настоящим домом, но это единственное, что у меня было!   Сонхва увидел, как губы Хонджуна приоткрылись, капитан явно был потрясен во многих смыслах, когда Сонхва подошел к нему, выпрямившись и почти склонившись над молодым человеком.  — Я родился там, я вырос там, я должен был быть коронован там, — голос Сонхва упал почти до шепота, хотя резкость в его тоне не исчезла. — Я проводил каждый час бодрствования, думая о королевстве и о том, как править им. Я проливал каждый день пот и кровь, пытаясь сделать торговлю лучше и помочь бедным обрести лучшую жизнь. Я наблюдал за каждым восходом и закатом солнца. Иногда я часами ходил по яблоневым рощам, желая убежать от всех своих обязанностей, которые лягут на мои плечи, когда я стану старше. Каждый год я сажал цветы и смотрел, как они растут вместе со мной. Я наладил контакт с людьми, узнал, что такое верность, а что предательство.   Сонхва полностью наклонился над капитаном, положив руку на стол, возвышаясь над мужчиной, огонь, который горел в его груди, наконец разгорелся до полного пламени и теперь поглощал всё на своем пути.    — Я видел, как моя мать умерла в том королевстве, и я видел, как мой отец и брат уничтожили всё хорошее. Я видел зло в высшей форме, но я видел там и добро. Я наблюдал, как дикие мустанги мчатся по полям, и я наблюдал, как чайки строят свои гнезда на огромных скалах. Я видел, как моего брата увезли, когда я был маленьким. Я видел, как моя семья, которая никогда не была настоящей семьей, разваливалась, и я видел свою мать, заболевшей до такой степени, что не могла встать с постели, — Сонхва снова втиснулся в личное пространство Хонджуна. заметив, как лицо капитана стало довольно бледным, он не пытался отстраниться даже немного.    — Знаешь, о чём я думаю каждый раз, когда мы проплываем рядом с горными хребтами, и раннее утреннее солнце освещает дальний склон горы, заставляя его светиться, подсвечивая хребты и отбрасывая темные тени на долины? Я всегда думаю о том, как это напоминает мне о горах дома. Я думаю о воспоминаниях, которые были у меня в детстве, и о том, как мое настоящее теперь соответствует им. Я думаю о тенях и освещенных хребтах, я думаю о деревьях и кустах и ​​о том, как свежий утренний воздух пахнет точно так же, как моём королевстве, — Сонхва знал, что его дыхание было горячим, и он знал, что эмоции, скользившие между его слов и в языке тела, были угрожающими, но он обнаружил, что не может остановиться. — Каждый рынок напоминает мне о рынках в моем королевстве, хотя между ними почти нет сходства, и все они разные, но это всё из-за далекого воспоминания, с которым я не могу не чувствовать связи. То, что я чувствую связь с чем-то, не означает, что я хочу быть частью этого. Королевство, в котором я вырос, в котором провел каждую минуту бодрствования, было разрушено прямо передо мной, всё исчезло в мгновение ока. То, что я знал как процветающую нацию, рухнуло за несколько дней! Даже если я ненавидел это место всем своим сердцем, это не значит, что я не должен сожалеть о кончине всего этого! Сонхва снова двинулся вперед, крепко прижав палец к груди Хонджуна, как капитан сделал с ним некоторое время назад, и опустил голову так, что их лица оказались рядом друг с другом. Напряжение было ощутимым. Сонхва с трудом сдерживал свои эмоции, которые разливались повсюду, вытекали из каждой его метафорической раны.    — Мое королевство там, где я встретил тебя, — прошептал он, почти касаясь носом Хонджуна, когда слова вылетели из его горла с таким хрипом, что он почти пропустил то, что было в них искренне. — Если бы не существование того места, мы не были здесь вместе, не так ли? Без моего королевства ты бы никогда не увидел меня маленьким мальчиком и не вернулся бы ко мне в зрелом возрасте. Он снова понизил голос. Сонхва начал вести себя так, как никогда бы не осмелился особенно в присутствии капитана. — Когда я говорю «мое королевство», я не говорю, что считаю его своим. Я не хочу быть королем, я никогда не хотел этого титула и никогда не хотел, чтобы меня считали таковым — я никогда этого не хотел и до сих пор не хочу! Когда я говорю «мое королевство», я говорю это для него... для маленького принца, который всё ещё бродит по огромным залам замка в одиночестве, — Сонхва почувствовал, как его палец опустился, когда он медленно встал и выпрямил спину, глядя вниз на капитана пиратов с потемневшим взглядом. — Я говорю это ему, потому что это его королевство, не мое. Он и я — два совершенно разных человека, я — он в зрелом состоянии — я видел то, что ему ещё предстоит увидеть, он невинен и всё ещё считает королевство своим — это его дом. Это не мой дом и никогда не будет моим домом, это было просто место, где я вырос, с этим местом у меня только общие истории.   — Этого мальчика давно нет, ты знаешь это. Ты не можешь держаться за него вечно, — были первые слова, которые осмелился произнести капитан. — Чем дольше ты держишься за прошлое, тем дольше оно будет преследовать тебя, и тем дольше ты будешь задаваться вопросом, что же могло быть. Сонхва поджал губы.   — Он не ушел, — спокойно сказал он, покачал головой и сделал шаг назад. — Он стоит передо мной в этот самый момент. Он стоит там, в большом зале, одетый в прекраснейшую из мантий, а я стою перед ним, как я сейчас, в этой грязной одежде, с грязными волосами и кожей. Он смотрит на меня своими большими и любопытными глазами — такими невинными и наивными по отношению к миру — и улыбается мне. Он не осуждает меня за то, каким я стал, и за тот выбор, который я сделал, на самом деле, он гордится мной за то, что я следую мечтам, которым ещё предстоит сбыться, и они станут смыслом его жизни.   Приоткрытые губы Хонджуна быстро закрылись, когда он сглотнул, его широко раскрытые глаза вернулись к норме, когда он посмотрел на Сонхва с непроницаемым выражением лица.    — Он горд тем, что у меня есть мечта и я преследую её, этот маленький мальчик счастлив, что я не сдался и не пошёл по дороге, которая уже была проложена для меня, — Сонхва почувствовал, как что-то тяжелое ударило его, гнев, который ранее вел весь его монолог, утекал, когда что-то ещё более мощное начало поглощать его. — Но я не могу продолжать жить его мечтами, если мое сердце будет разрываться каждую секунду! Ты смотришь на него, Хонджун, смотришь в глаза этому маленькому мальчику, не будь человеком, который разбивает ему сердце. Не смей.    Выражение лица капитана снова побледнело, в его глазах что-то мерцало, от чего Сонхва почувствовал ужасную боль в груди. Слова едва вырывались, они трещали в конце, и Сонхва знал, что он, наконец, начинает ломаться. Гнев испарился, и от него осталась только уязвимая плоть, открытая грубой природе истинных эмоций.   Часть Сонхва чувствовала себя гордой за то, что заставила капитана выглядеть таким огорченным и почти смущенным, когда он сидел в своем деревянном кресле. Он не мог отрицать, что ему нравилось видеть Хонджуна сбитым с толку, менее гордым и уверенным в себе. Но другая его часть горела от боли, болела так сильно, что казалось, что его тело разрывается прямо по центру.   После нескольких мгновений молчания стало ясно, что Хонджун не знал, что сказать. Эгоистично, Сонхва ненавидел его за это, но на самом деле он не мог его винить.    — То, что ты мог легко оставить свой титул и свое королевство в молодом возрасте, не означает, что все остальные могут. То, что я с трудом расстаюсь с ним, не означает, что я скучаю по богатству, легкой жизни, титулу — на самом деле, я рад избавиться от всего этого. Я скучаю по уважению, я скучаю по тому, что меня воспринимают как настоящего человека! Если ты не можешь принять эти слова как факт и всегда будешь думать, что в моих словах есть тайный подтекст, то я не знаю, что тебе сказать, капитан, — слова Сонхва стали не более чем простым шепотом, его голос срывался, когда он отступал ещё больше, его глаза горели так же сильно, как и его горло. — Возможно, если это так, если ты думаешь, что легко просто двигаться дальше, не заботясь о прошлом, и ожидаешь, что я приспособлюсь к другому миру без каких-либо трудностей, то я не тот человек, к которому твоё сердце звало тебя.   Сонхва пожалел об этих словах, как только произнес их. Боли, которая проросла в его теле, было почти достаточно, чтобы поставить его на колени. Он был уверен, что это были слова, о которых они оба думали, но всё было по-другому, когда мысли претворялись в жизнь. Карты, наконец, разложились на столе перед ними.    Он был слишком напуган, чтобы смотреть на Хонджуна, слишком напуган, чтобы увидеть выражение лица капитана. Его голос больше не работал, Сонхва даже не мог извиниться за то, что переступил границу и проявил неуважение к капитану. Его тело начало трястись, когда он осознал реальность того, что только что произошло, он мог только представить ущерб, который он только что причинил.    Капитан не шевельнул ни одним мускулом и не произнес ни единого слова.  Сонхва хотел бежать. Он хотел убежать далеко и никогда не показывать свое лицо другому человеку до конца жизни.  Но как раз перед тем, как он смог развернулся, чтобы выскочить из каюты капитана и найти способ покинуть корабль. Хонджун почти прыгнул вперед, как будто он почувствовал, как напуган Сонхва и бросился, чтобы схватить его запястье. В действии не было никаких колебаний, как раньше, его прикосновение было теплым и твердым, зажигая огонь в теле Сонхва, когда он сопротивлялся желанию дернуться.    Это вызвало шум, стул Хонджуна упал и рухнул на пол, а свет свечи на мгновение погас, но быстро вернулся. Сонхва оказался лицом к лицу с капитаном, его сердце билось так быстро, что его глаза стали влажными, а его тело хотело сжаться от стыда. Хонджун смотрел прямо на него, его глаза не смотрели куда-то ещё, все его внимание было приковано прямо к лицу Сонхва, когда он выругался и попытался слабо отстраниться.    Когда Хонджун двинулся вперед, Сонхва зажмурил глаза, а его тело напряглось.    Тут же капитан замер.   — Я не причиню тебе вреда, — сказал он скрипучим голосом, как будто у него пересохло в горле. Тем не менее, Сонхва не открыл глаза. — Скажи мне, что ты не думал, что я причиню тебе боль. Сонхва покачал головой, потому что стыд и смущение заставили его вздрогнуть. Даже после всего он не мог представить, чтобы капитан причинил ему боль. Возможно, он был ещё слишком наивен и желал бы выдать желаемое за действительное.  — Не плачь, — прошептал ему Хонджун после долгого молчания. Его голос казался страдальческим, и, хотя Сонхва отказывался открывать глаза, чтобы увидеть на лице капитана выражение потенциальной боли, он почти мог это представить. В следующий момент более высокий мужчина почувствовал теплую и грубую ладонь, прижавшуюся к его щеке, прикосновение настолько твердое и мягкое одновременно, что Сонхва заплакал ещё сильнее. Было ли это прикосновение чем-то, что он действительно заслужил? — Пожалуйста, не плачь, мое сердце не может выдержать этого. Вопреки желанию капитана, Сонхва обнаружил, что его слезы не останавливаются, а только усиливаются. Боль, которая пыталась покинуть его тело, казалось, вырывалась изнутри, разрывая всё, что стояло на её пути. Он обнаружил, что, хотя звуки его плача не стали громче, они только сотрясали его тело и разрывали горло.   Он прижал подбородок к груди, и рука, обхватившая его запястье, сжалась сильнее, когда Сонхва не мог успокоиться. Сонхва обнаружил, что чувствует рядом с собой Хонджуна.   Он мог чувствовать его так, как не мог уже много дней. Сонхва мог эмоционально и физически чувствовать своего капитана, стоящего в нескольких дюймах от него, он мог чувствовать тепло своего тела и почти чувствовать грубые и незнакомые эмоции, исходящие от младшего.    В тишине хижины Сонхва даже не слышал собственного плача. Он плакал с открытыми глазами, его зрение расплывалось до круглых форм и смешанных цветов, когда он смотрел вниз на свои ноги и ноги капитана. Всё, что он мог слышать, это волны снаружи и то, как мягкий ветер обдувал паруса, успокаивающие звуки, которые эхом отдавались в его ушах, когда он стоял в каюте, и ни один из них не решался говорить.   Ему хотелось услышать, о чем думает Хонджун. Он хотел бы открыть свой разум и увидеть все глубокие секреты, которые там хранились. Сонхва хотел бы действительно понять, каким его видит капитан.   — Сонхва.   Высокий мужчина не поднимал глаз. Даже при произнесении его имени звук был таким нежным, что ему пришлось подавить желание слепо следовать желаниям мужчины.    — Посмотри на меня.   Он мягко покачал головой, звук его слез, капающих с кончика его подбородка, был для него таким же оглушительным, если не больше, чем звук крови Чонхо, капающей с кнута, который Юнхо держал в ту ночь.    Не прошло и секунды, как рука, которая была прижата к его щеке, двинулась вниз по изгибу его челюсти, прикосновение зажигало искры с каждым движением, когда оно коснулось его подбородка и заставило Сонхва, наконец, посмотреть на Хонджуна вместо того, чтобы смотреть на пятна их ботинок.    Ему пришлось яростно моргать, чтобы попытаться очистить зрение, прежний стыд вернулся, как только его глаза сфокусировались на капитане прямо перед ним. Сонхва затаил дыхание, его грудь болела, поскольку казалось, что каждый мускул на лице Хонджуна был напряжен от стресса. Капитан выглядел таким растрепанным, что Сонхва вздрогнул и захотел убежать — его глаза казались почти красными, как будто он делал всё возможное, чтобы не заплакать.    Глупо было со стороны Сонхва полагать, что пиратский капитан «Destiny» когда- либо будет плакать из-за него.   Хонджун открыл рот, в течение минуты не последовало ни звука, он выглядел невероятно растерянным, как будто он задавался вопросом, стоит ли вообще говорить. В любой другой ситуации Сонхва сравнил бы невысокого мужчину с рыбой из-за того, как открывается и закрывается его рот.    Но, наконец, казалось, что что-то щелкнуло в голове капитана, его глаза остановились на лице Сонхва и снова напряглись, когда он сделал шаг ближе.   — Давным-давно, — начал он, его голос был почти до неузнаваемости напряженным. Казалось, слова, которые он произносил, были причиняли боль, а рука, которую он сжал под челюстью Сонхва, дрожала от неуверенности. — Я не хотел следовать за своей матерью и становиться пиратом.    В конце концов, Сонхва не знал, действительно ли ему от этого стало лучше.   Слова, сказанные капитаном, отзывались в них эхом, казались далекими и надуманными. Это было то, во что старшему было невероятно трудно поверить или даже понять.    Сонхва стоял там, его пальцы крепко сжались в кулак, а ногти впились в мягкую плоть его ладоней.   Тишина, окружавшая их, удушала.    Хотя в то же время Сонхва обнаружил, что это не было неудобно. Он обнаружил, что давление на его грудь, которое отказывалось рассеяться, стало чем-то успокаивающим. Выражение лица Хонджуна было выражением, которое Сонхва никогда раньше не видел — это было почти так, как будто это была лучшая попытка капитана дать Сонхва что-то уязвимое. Он выглядел неуверенным в себе, как будто не мог поверить, что только что произнес такие слова, слова, которые, без сомнения, сочли бы своего рода богохульством в пиратском мире.    Особенно, если это слова Великого Короля Пиратов.  Рука под его челюстью исчезла, и Сонхва чуть не отругал себя за то, что последовал за ней. Но хотя рука и исчезла, Хонджун не отступил. Он не двигался, скорее всего, затаив дыхание, даже не моргнул.    Сонхва задался вопросом, хотел ли капитан, чтобы он рассердился на него и снова проклял его. Он задавался вопросом, позволил ли Хонджун ему ухватиться за маленький кусочек чего-то невероятно уязвимого.    Капитан выглядел испуганным, но только так, как мог испугаться Хонджун.   Сонхва почувствовал, как его нос дёрнулся, он не мог дышать через него, а его глаза сузились, когда он попытался прочитать, что на самом деле происходит между ними.    Старший тоже затаил дыхание, глубоко и пристально глядя на капитана перед собой, пока не смог больше сдерживать дыхание. Внутри него что-то щелкнуло, что-то сломалось, и он больше не мог за это удержаться. Что бы Хонджун ни просил его сделать или осмеливался сделать или сказать — Сонхва не мог этого сделать.   Он осторожно шагнул вперед, достаточно медленно, чтобы Хонджун мог легко отойти, если бы захотел.   Но тот этого не сделал. Капитан стоял на своем и не уклонялся, даже когда их одежды почти соприкасались.   Ещё одним движением, совершенно небрежным и онемевшим, Сонхва обнаружил, что наклоняется и прижимается лбом к плечу Хонджуна. Мышцы его плеч напряглись, когда он почувствовал твердость кости и даже мышцы плеча Хонджуна своим лбом. Он глубоко вдохнул, знакомый запах, к которому его нос стал слишком чувствительным, наполнил его, пока он молча молился о том, чтобы остаться в таком положении ещё хоть на мгновение.   Хоть на мгновение дольше Сонхва отдал бы свою жизнь, чтобы пережить этот момент ещё на несколько секунд.   Но, чувствуя, как тело Хонджуна напрягается и двигается, Сонхва боялся, что молодой человек яростно оттолкнет его и полностью уничтожит остальную часть его и без того разбитого сердца. Он почувствовал, как его грудь почти упала, когда его страх всколыхнулся, он не был готов расстаться с мужчиной навсегда, однако обнаружил очень теплую и успокаивающую руку, прижатую к его затылку, осторожные пальцы крепко держали Сонхва, в то время как другая рука прижималась к его затылку и притянула его ещё ближе.   Сонхва почувствовал, как к горлу подступил огромный ком от этого действия — скорее всего, это был сон, — когда его собственные руки потянулись, чтобы схватиться за рубашку Хонджуна, которая ещё оставалась на его теле.   Не думая ни секунды, Сонхва снова начал плакать, но на этот раз слезы не были от боли. 

-~-

Туманные острова.   Первое настоящее испытание, которое пиратская команда, плывущая под черными парусами, попытается пройти, чтобы продолжить свое путешествие в поисках главного сокровища.    На карте было видно, что Туманные острова — это всего три острова, образующие некую треугольную форму из-за их расположения. Один остров был очень большим, а два других — поменьше, хотя Сонхва подозревал, что на самом деле это был всего лишь один остров, где некоторые части суши находились ниже уровня моря, создавая иллюзию трех отдельных островов.    Острова были окружены густым туманом, что и дало название месту.    Эти острова не были заселены людьми, ни одна живая душа, кроме заблудившихся птиц, не стала бы пытаться жить в таком месте, как эти острова, из-за постоянной опасности. Было известно, что Туманные острова были родиной сирен, хотя некоторые считали это всего лишь мифом.    Хотя эти острова были не единственным местом, где можно было найти сирен, это было место, которое гарантировало их появление, если кто-то верил в мифы. Сиренам нравился покров тумана, их соблазнительные песни, казалось, звучали громче во влажном воздухе и создавали то, что называлось хором звуков. Острова также были тропическими, с густыми джунглями всевозможной растительности, которая процветала в атмосфере, где всегда шли дожди.   Сонхва решил, что это должны быть какие-то особые растения, способные расти при минимальном солнечном свете, поскольку туман был настолько густым, что сквозь него почти не проникал свет.  Когда они приплыли к Туманным островам, это зрелище напомнило ему то, что он видел у Черных Врат. Туман был густым и темным, и когда они начали проходить сквозь него, он был теплым на ощупь. Разница заключалась в том, что кожу не обжигало, чем дольше корабль находился в тумане, жара была постоянной, как в жаркий и влажный летний день в море.   Сонхва чувствовал влагу в воздухе, пот собирался у него на лбу, пока корабль подплывал всё ближе и ближе к своей цели.   Он даже видел, как Сан стоял рядом с капитаном на квартердеке, который был за штурвалом, шепча слова Хонджуну, время от времени указывая куда-то вдаль. Сонхва не мог слышать, о чем они говорили, но решил, что Сан помогает капитану сориентироваться или найти лучший маршрут.    После очень короткого обсуждения в то раннее утро, когда они столкнулись с туманом, Сонхва понял, что Хонджун уже нашел место, где он хочет бросить якорь и грести к берегу. Капитан счел это наиболее вероятным местом, где они могли бы заметить сирену, найти нужные весы и отправиться в путь как можно быстрее.  Это был первый раз, когда казалось, что капитан беспокоится обо всем этом приключении. Как будто он наконец-то осознал, насколько потенциально это может быть опасно, и что он хотел завершить это как можно быстрее и уйти.  Сонхва также смог подтвердить, что только Хонджун, Юнхо и Минги когда-либо видели сирену или были свидетелями её появления. Все остальные верили в существование мифических существ, но никогда не видели их собственными глазами и не слышали их зова, включая Сонхва.    Всё происходило очень быстро, почти слишком быстро, чтобы Сонхва мог это осознать, как и все остальные. Он пришел к выводу, что эти пираты не колеблются — они не ждут, когда к ним придет страх, чтобы саботировать то, что они хотят сделать. Это было и благословением, и проклятием.   — Мы разобьем лагерь на берегу, — сказал им Хонджун всего несколько часов назад. — Вы не должны двигаться вглубь ни при каких обстоятельствах.   Должно быть, было что-то внутри острова, о чем Хонджун знал, но не говорил им, потому что он сказал это предложение несколько раз во время их совместного разговора в команде. Он также сказал, что если они укроются за зубчатыми скалами, то они будут в большей безопасности, потому что вполне вероятно, что сирены не захотят подплыть слишком близко к скалистому берегу, опасаясь, что могучий океан захлестнет их.   Как только они достигнут земли на своих гребных лодках, они станут полностью уязвимыми. У них не было бы ничего, кроме оружия, чтобы защитить себя, только надежда на сильный ум, чтобы быть против искушений сирен, если бы они окликнули команду пиратов и заманили их в воду.    Юнхо отложил специальные сети, которые были прочнее и могли выдержать больший вес. Первый помощник сказал, что это будут сети, в которые они попытаются поймать сирену, у них будет больше шансов удержать мощное существо, не порвав их, как только они его поймают.   Сонхва стоял в стороне, наблюдая, как остальная команда готовит две меньшие гребные лодки, упаковывая припасы, которые могут им потенциально понадобиться по мере приближения к берегу. Они уже засунули в оружие, которое им понадобится, под деревянными сиденьями, чтобы они не мешали, но были близко.  Хонджун приказал, чтобы Чонхо остался на корабле, запертый там, где он всё ещё находился. Не похоже, чтобы этот человек мог пойти с ними, даже если бы захотел — он на удивление чувствовал себя намного лучше, чем два дня назад, — но всё ещё был в нулевом состоянии, чтобы пытаться сделать что-то вроде кражи весов у сирены.    Если ему повезет, он сможет попробовать ходить через несколько дней.   У Сонхва не было проблем с тем, что молодой человек остался. В конечном итоге для Чонхо и остальной команды будет безопаснее, если он останется на корабле. Он не разговаривал с Чонхо с тех пор, как всего два дня назад был в камере с Ёсаном, но полагал, что молодой человек тоже согласится с его решением, так как это был больной вопрос о том, что с ним делать.    В течение нескольких часов Сонхва опасался, что капитан использует молодого человека в качестве приманки для сирены. К счастью, этого не случилось.  На самом деле, капитан, казалось, был немного более открыт к идее, что Чонхо на самом деле не был там, чтобы убить всех. Он явно всё ещё очень сомневался в отношении молодого человека, но угрозы убить его утихли, и он даже сказал Сонхва, что если он пойдет к Чонхо, всё будет в порядке, но с ним должен быть кто-то на случай, если что-то плохое случится. Маленькая, но всё-таки победа.    Когда команда, наконец, погрузилась в лодки и спустила их в воду после того, как они нашли для «Destiny» хорошее место, чтобы сбросить якорь, Сонхва позволил себе по-настоящему взглянуть на остров, лежащий перед ним. Океан был спокоен, волны были небольшими, но всё равно раскачивали маленькие лодки из стороны в сторону. Остров, на который он уставился, предположительно был главным островом, Сонхва никогда не умел читать карты, несмотря на попытки Хонджуна научить его. Его размер был зловещим, но именно монохромно-серый цвет, окружавший весь мир, в который они только что вошли, действительно устрашал.    Тёмный и таинственный, туман, струившийся над океанской водой, был очень похож на дым, только по консистенции был тоньше и не пах.    Сонхва не нравилось находиться так близко к воде, не было никакой гарантии, что что-то не всплывет на поверхность и не опрокинет гребные лодки, сирены, без сомнения, будут достаточно сильными, чтобы это сделать, особенно если их будет больше одной. Было тихо, если не считать тихого дыхания и звука весел, подталкивающих пиратскую команду ближе к берегу острова.    Туман, казалось, становился всё гуще по мере того, как они приближались к острову, и казалось, что облако окутывало сам остров, некая форма сильного объятия, которое отказывалось уходить. Сонхва не мог видеть береговую линию, даже когда перегнулся через край деревянной лодки и прищурил глаза. Говорили, что береговая линия будет по большей части скалой, большими валунами, которые могут повредить корабли, если они подойдут слишком близко, чтобы попытаться разбить лагерь на острове. Некоторые участки береговой линии будут доступны, но Сонхва полагал, что им понадобится некоторое время, чтобы найти какой-нибудь вход, который будет для них достаточно безопасным.    Никто из членов экипажа не разговаривал, даже для того, чтобы сообщить дорогу. Все они снова замолчали, как и раньше, когда Чонхо впервые присоединился к команде, и Сонхва с Хонджуном поссорились, хотя на этот раз всё было по-другому. Сонхва боялся, что команда слышала его разговор с Хонджуном, на самом деле, он знал, что они слышали. На корабле не было уединения, если только ты не найдешь угол, не опустишься на колени, не заткнешь уши и не начнешь тихо напевать, чтобы избежать шума. Он знал, что тоже был громким, и не удивился бы, если бы команда услышала каждое слово, которое он высказал капитану.   И от этого его стыд стал ещё больше.   Несмотря на это, их молчание сильно отличалось от того, что было в первый раз. Сонхва ещё не понял, в чем разница, но в его сердце было странное ощущение, что команда не злится на него за это.   Без сомнения, атмосфера была напряженной, но на этот раз Сонхва почувствовал, что источник этой напряженности не полностью его вина.    Когда дно лодки, в которой находился Сонхва, ударилось о камень, он вернулся из своих мыслей. Он даже не понял, что они проплыли весь путь до острова и достигли береговой линии, пока Юнхо и Сан не перепрыгнули через борта лодки, создавая большие брызги в воде, но обнаружив, что вода дошла только до середины икр, как они стояли на самом острове. Сонхва выпрыгнул так быстро, как только мог, вместе с Ёсаном, и схватился за край лодки, чтобы помочь вытащить её из воды на сушу.    Воздух был густым, и Сонхва обнаружил, что ему очень трудно дышать, пыхтя после того, как все они собрались изо всех сил, чтобы вытащить лодку из воды на землю, чтобы она не уплыла, когда их не будет.   Сонхва всегда видел береговые линии или пляжи, полностью покрытые песком. Иногда было много песка, а иногда была только небольшая полоска песка, а потом шла густая растительность. В редких случаях пляжа не было вообще, а на его месте был утес. Но никогда в жизни Сонхва не видел пляжа, полностью сделанного из небольших камней. Они хрустели под каждым нетвердым шагом, который он делал, и из того, что он мог видеть, казалось, что это тянется вечность. Каменистый пляж был не только длинным, но и широким — Сонхва пришлось сильно прищуриться, чтобы увидеть, где на самом деле начинался остров и где вдалеке росла какая-то растительность.   Пока они передвигали часть, помогая другой лодке, в которой находились последние три члена команды, выйти на каменистую землю, Сонхва мог видеть, где были большие зазубренные камни и валуны. Он мог видеть их большое присутствие, высовывающееся из земли и лежащее вдоль каменистого берега, как будто они были там с незапамятных времен. Некоторые из камней торчали из серой воды, действительно маскируя огромные размеры больших камней, в то время как другие стояли неподвижно на самой земле.    Общее расположение камней было странным, как такие большие валуны и острые камни небрежно лежали на открытом воздухе без каких-либо признаков или истории о том, как они туда попали. Даже вдалеке некоторые камни казались маленькими, но Сонхва знал, что если он подойдет к одному из них и вдавит пальцы, он будет не более чем пылинкой рядом с ним.   Даже если бы камни были неодушевленными предметами, Сонхва знал, что они несут в себе историю. У них было начало, у них был путь, и в конце концов им было что рассказать. Камни, вероятно, видели большую часть того, что могла предложить земля, и испытали всё это, поэтому, пока Сонхва стоял без дела и смотрел на камни, которые были небрежно разбросаны по каменистому пляжу и далеко в воде, он обнаружил, что хочет сидеть рядом с ними и слушать столько, сколько ему нужно, пока скалы не раскроют свои истории.    — Сонхва.   При звуке своего имени Сонхва глубоко вздохнул, когда его глаза переориентировались на предметы ближе к нему, которые было легче увидеть в густом тумане.    Он не знал, как долго Ёсан стоял рядом с ним, скорее всего, наблюдая, как он смотрит в пустоту без признаков жизни или разума на лице, когда он смотрел на гигантские и острые скалы, как будто они хранили какие-то магические секреты.   Сонхва хмыкнул в ответ, но не повернулся, чтобы посмотреть на светловолосого пирата. Ёсан тихо стоял рядом с ним, глядя на затянутый облаками ландшафт, который имел лишь серый оттенок.   — Ты тоже это чувствуешь? — мягко спросил Ёсан через некоторое время, его голос был нежным, как шепот. — Что чувствую?   — Пустоту, — последовал ответ, наконец заставив Сонхва оглянуться через плечо, где рядом с ним стоял Ёсан. Блондин смотрел куда-то вдаль, его глаза были расфокусированы, поскольку он тоже, казалось, был погружен в какие-то другие мысли. — Ты чувствуешь, как замерла жизнь в этом месте? Сонхва на мгновение остановился, когда мимо них дул мягкий ветерок, теплый и устойчивый, в то время как остальная часть пиратской команды безмолвно двигалась позади них, готовясь.   — Я что-то чувствую, — тихо сказал Сонхва, снова сосредоточившись на камнях, которые бесполезно лежали вдалеке. Их праздность в таком месте была настолько зловещей, что Сонхва не мог избавиться от беспокойного чувства, которое угрожало захватить всё его тело. — Это место пустое, темное и необитаемое. Но даже тогда я не могу отделаться от ощущения, что в тени что-то остается незамеченным. Ёсан подошел к нему сзади.   — Что остается незамеченным?   — Я не уверен, но я чувствую, что здесь есть что-то очень опасное, — слова, слетевшие с губ высокого мужчины, были не громче шепота, он не моргал и повернулся, чтобы посмотреть через плечо на светловолосого пирата. — Так опасно, но так соблазнительно. Я не могу не хотеть найти это.   При этом Сонхва заметил, как глаза Ёсана нашли его, встретившись взглядами, мимо них пронесся ещё один ветерок.   Позади них обе гребные лодки были закреплены на скалистом берегу, а оружие было выгружено вместе с толстыми сетями, приготовленными первым помощником. Хонджун разговаривал с Юнхо всего в нескольких футах от остальной команды, которая собралась вокруг друг друга, скрестив руки на груди, их глаза были затемнены и внимательно следили за любым движением вокруг них.    Хотя, несмотря на их осторожное поведение, Сонхва, несомненно, чувствовал волнение и удивление, которые сияли в их глазах, когда они смотрели на бесплодный и туманный пейзаж.    — Некоторые говорят, что остров живой, — сказал Ёсан. — Недавно я читал истории, древние свитки с рассказами о тех, кто выжил на Туманных островах, которые утверждали, что, возможно, живущие здесь сирены — это не то, чего следует больше всего бояться.   Сонхва затаил дыхание.   — Остров определенно жив, — ответил он, наконец отведя взгляд от Ёсана, и начал уходить от пирата, чтобы присоединиться к остальной команде. — Я чувствую, как он дышит.    Как только они собрались все вместе, капитан выступил вперед, чтобы сказать, что они останутся на дальнем конце каменистого пляжа, потому что это было единственное место, где острые как бритва камни не выскакивали из воды и, скорее всего, это улучшало их шансы поймать сирену. Они разобьют лагерь и останутся там столько, сколько потребуется, и, скорее всего, потребуется некоторое время, чтобы что-то произошло из-за всего шума и беспокойства, которые они вызвали ранее.   Сирены любили подкрадываться к своей добыче, они нападали, когда мир вокруг них был мягок и их добыча меньше всего ожидала.    Камни делали любое положение для отдыха неудобным, хотя некоторые из них смогли найти достаточно большой камень, чтобы опереться на него, или достаточно гладкий, чтобы на какое-то время сесть. Тело Сонхва всё время было слишком напряжено, туман острова заставлял его чувствовать покалывания. Иногда туман уносился от кромки воды, так что он мог видеть океан и заметить, не преследуют ли их уже, а иногда туман подкрадывался прямо к кромке воды, и они оставались наедине со своими кричащими инстинктами — что Сонхва задавался вопросом, была ли здесь вообще пиратская команда.   Он сидел в стороне, почти в одиночестве, наблюдая, как члены экипажа немного передвигаются, крепко сжимая оружие в руках. Их глаза с любопытством двигались по сторонам, наблюдая за странным ландшафтом и тем, как он формировался. Чем дольше они сидели там, слушая, как волны разбиваются о скалы, тем быстрее они, казалось, становились беспокойными.    Когда Уён начал двигаться, подбирая разные камни, чтобы посмотреть на них, прежде чем бросить их, казалось, что все следуют за ним и занимаются своими делами. Капитан не позволял никому из них отходить слишком далеко, его низкий голос прорезал тишину клубящегося вокруг них тумана, когда он чувствовал, что один из них ушел слишком далеко от группы.   Сонхва глубоко вздохнул.  Остров двигался.    Остров был живым.   Он чувствовал это.    Сонхва чувствовал это по тому, как бежало время, и он мог сказать, что что-то было не так. Чем дольше он сидел на найденном им камне, упираясь локтями в бедра, сгорбившись от пота, выступившего у линии роста волос, тем больше Сонхва начинал понимать, что на острове было что-то совсем другое. Жара была не невыносимой, но неприятной. Атмосфера была напряженной и загадочной, но интригующей. Весь остров был опасен и необитаем, но оставался желанием для многих душ.   В этом было почти тошнотворное чувство, из-за которого Сонхва захотелось быть ближе к нему. Несколько раз его взгляд останавливался на каменистой береговой линии и там, где она соединялась со странной растительностью, которая росла дальше вглубь острова, и каждый раз, когда он смотрел, он физически чувствовал к ней близость.    Это было почти так, как будто в нем было какое-то гравитационное притяжение. Остров манил его ближе.   Начался дождь.   Дождь был теплым, но, похоже, это было ещё одно простое неудобство, которое привело к их дискомфорту. Сонхва обнаружил, что сидит там, когда дождь намочил его одежду и волосы, и наблюдает, как другие мужчины вокруг него двигаются или ходят кругами, чтобы развлечься. Сан даже сел и начал в очередной раз точить свои ножи, единственным цветом вокруг которых были разлетающиеся от трения искры. Было завораживающе наблюдать за тем, как это происходит, удар за ударом, без конца, даже под слабым дождем.   Сонхва знал, что это должно было случиться, это был только вопрос времени, когда кто-нибудь сломается, но оставался вопрос, кто из них сломается первым.   Ни для кого не было сюрпризом, что именно молодой шпион, наконец, потерял рассудок, с громким вздохом он провел руками по мокрым волосам, чтобы полностью откинуть их назад, прежде чем встал.   — Нам следует уйти вглубь суши, чтобы укрыться от дождя, — предложил он, подняв руку, указывая на центр острова.   — Нет. Хонджун поднял голову, его глаза сузились, когда он быстро ответил. Он был тверд в своем ответе, не оставлял места для сомнений.   — Почему нет? Мы все знаем, что пребывание под дождем никому из нас не принесет пользы. Нет ничего плохого в том, чтобы искать убежище, пока дождь не прекратится, — Уён посмотрел на сидящего капитана. С этого ракурса Сонхва мог видеть, как дождевая вода стекала с носа и подбородка Уёна, его одежда промокла и плотно прилипла к телу, когда он стоял перед капитаном. — Мы пробыли здесь уже несколько часов, и никаких признаков сирены мы, вероятно, не увидим в ближайшее время.   — Ты этого не знаешь, — ответил капитан всё ещё твердым, но сдержанным голосом. — Они приходят, когда ты меньше всего этого ожидаешь. Кроме того, это не тот остров, который хочется исследовать, ты заблудишься, даже не попытавшись. Мы останемся здесь.   Глаза шпиона сузились в замешательстве, его губы приоткрылись в немом вопросе, который Хонджун легко прочитал.   — Есть рассказы моряков, которые выжили на Туманных островах, и все они испытали разные вещи... странные явления, — медленно начал капитан, его слова привлекли внимание всей команды. — В мире много тайн, даже более великих, чем сирены и огры, хотя ни одна из них не сравнится с тайнами Туманных островов.   Сонхва обнаружил, что его сердце застучало в груди, его пульс участился, когда он наклонился вперед.   — Некоторые утверждают, что остров движет ими, — начал Хонджун, его голос смягчился до приглушенного тона. Он тоже промок насквозь, его длинные волосы спутались на лбу и плечах, некоторые даже прилипли к шее, когда его рубашка провисла под тяжестью воды. — Они засыпали на одной стороне острова и загадочным образом просыпались на другой стороне на следующее утро. Они утверждали, что будут сидеть, даже не двигая мускулами, а затем обнаружат, что через несколько часов они были загадочными далеко от того места, где они были сначала. Нет никаких воспоминаний о том, чтобы они двигались физически или чувствовали, что их что-то двигало... просто лучше держаться как можно дальше от центра острова. Чем ближе подходишь, тем страннее становятся вещи.    Экипаж оставался тихим, их глаза открывались шире с каждым произнесенным капитаном словом.   Хонджун наклонился, вытащил нож и подержал его в руке, как будто осматривая.   — Говорят, что от длительного пребывания здесь, у человека начинаются галлюцинации. Можно видеть вещи, которые кажутся привлекательными, но на самом деле этого нет, — тихо сказал он, дождевая вода наконец капала с его острого носа. — Остров сыграет с тобой злую шутку. — Что, если ты что-то услышишь? — заговорил впервые. Юнхо прислонился к тому же камню, что и Минги, скрестив руки на груди.  — Тогда это будут сирены, взывающие к тебе, — Хонджун посмотрел на своего первого помощника, его глаза снова сузились, когда он посмотрел на высокого мужчину. — Многие думают, что сирены просто поют, их сладкий и мелодичный голос заманивает вас в их кровавые когти и клыки. Но нет, они поют о твоих самых сокровенных тайнах. Как только ты ступишь на этот остров, любое живое существо будет знать о тебе всё. Они заманят тебя в свои объятия, предложив то, чего ты желаешь больше всего. Они будут звать тебя и не остановятся, пока ты не обнаружишь, что блуждаешь, бездумно преследуя то, чего не существует.   Мир стал ещё тише.    Сонхва почти мог слышать сердцебиение каждого.    — Держи свой разум сильным, ты не должен отклоняться от реальности, — капитан словно чувствовал дискомфорт, охвативший его команду. — Этот остров станет всем, о чем вы когда-либо мечтали, если вы позволите ему, а затем он поглотит вас целиком, как только вы попадете в его ловушку. Сонхва посмотрел вниз, когда его мир начал вращаться. Он чувствовал, как его сердце колотится. Он даже чувствовал, как бьется его сердце в пальцах ног, когда он смотрел на них, капли дождя скользили по голенищам его ботинок, а мир вокруг них становился всё тише и тише.   Впервые с тех пор, как они добрались до пляжа, он только начал понимать, насколько жуткими были Туманные острова, и, похоже, это начали понимать и другие члены экипажа.   Поэтому какое-то время они казались настороженными и осторожными. Никто из них не двигался так, как раньше, и никто из них не издавал никаких звуков. Их внимание было приковано к любым звукам, реальным или нет, и все они очень внимательно относились к своему окружению. Сонхва поймал себя на том, что все время просто смотрит себе под ноги, время от времени закрывая глаза, чтобы просто слушать окружающую среду.    Чем дольше он слушал, тем больше он клялся, что начал слышать вещи.   Не было слов, никаких обещаний или желаний ему не говорили… только музыка. Он едва мог расслышать начало песни, тихое и мелодичное, что-то совсем другое, чем сладкий голос.    Только ноты, а потом тихое жужжание. Но каждый раз, когда Сонхва слышал мягкое гудение глубоко внутри себя, он открывал глаза и злобно тряс головой, чтобы выбросить его из головы.    Иногда он следил за движением воды. Он задавался вопросом, выпрыгнет ли какое-то существо на них и утащит их в глубокие, темные глубины океана, чтобы забрать жизни. Он задавался вопросом, приплывет ли сирена с нежным лицом и мягкой улыбкой, обещая только сладкие подарки и компанию.    Вряд ли.    Хонджун сказал им, что они попытаются заманить сирену на скалистую береговую линию одним своим присутствием. Он сказал, что сирены могут чувствовать их сердцебиение за морскую милю, они могут ощущать их присутствие, наблюдать за ними и преследовать их, скорее всего, они подходят прямо к кромке воды, чтобы соблазнить, прежде чем медленно введут их прямо в глубину воды, пока вода не достигнет их носов и не наполнила их легкие, чтобы убить их.    Сонхва мог только представить, что стал свидетелем этого. Он почти мог представить себе, как человек встает и медленно уходит в воду, как будто он был загипнотизирован и не мог ничего делать, пока его голова не оказалась полностью под водой, чтобы никогда больше не всплывать на поверхность.    Минги предложил быть приманкой, он будет тем, кто соблазнит сирену и заинтересует сирену, в то время как другие попытаются её поймать. Стрелок сказал, что может разрезать себе ладонь, чтобы запах его крови сделал его неотразимым, если сирена испугается. Сонхва только посмотрел на него с приоткрытыми губами, затем слегка покачал головой, а затем вернулся к своим ботинкам.  Он понятия не имел, как долго они пробыли там — сколько часов или даже минут. В какой-то момент дождь действительно прекратился, но казалось, что это случилось целую вечность назад. Сонхва обнаружил, что чем дольше он смотрел на свои ботинки, тем больше времени вокруг него, казалось, искажалось.  Ничего не происходило.  Реальность, казалось, извивалась и вертелась, ломалась и восстанавливалась, Сонхва не мог сказать, что реально, а что нет. Он не знал, была ли эта жуткая песня в его голове услышана остальными, или он был тем, кто первым поддастся лжи и обману острова.    У него закружилась голова — такая знакомая песня, которую он уже слышал раньше, но лишь мельком, — но как долго и упорно он ни пытался вспомнить, откуда она, от нее только начинало тошнить.    — Капитан.  Голова Сонхва вздрогнула от внезапного звука. Он почувствовал, как холодный пот стекает по его спине, когда он увидел, как Сан встал и его тело изогнулось.    Внимание капитана тоже переключилось, его глаза были настороженными и готовыми вскочить, если потребуется.   — Сирена? — спросил он, уже собираясь встать, всё еще крепко сжимая нож в руке.    Ассасин покачал головой, его взгляд остановился где-то за пределами тела капитана. Сонхва смело обнаружил, что следует за взглядом Сана, его глаза расширились, и он почувствовал, как его пальцы начинают покалывать, когда песня в его голове становится сильнее.    Он сразу понял, почему ассасин оторвался от земли.   Сирены действительно не было, но Сонхва обнаружил, что в этот момент он скорее будет иметь дело с сиреной, чем с тем, что только что произошло. Он тяжело сглотнул, когда Хонджун оглянулся, проследив за взглядом Сана вместе с остальной командой, которая была напугана внезапным движением и звуками, почти все они встали в недоумении. Капитан пробормотал что-то похожее на проклятие, но Сонхва не мог полностью его расслышать, так как его сердце эхом отдавалось в ушах.   Он тоже оказался на ногах, уставившись на пучок растительности всего в сотне футов от них. Та же самая растительность, на которую Сонхва приходилось щуриться, чтобы увидеть издалека и тумана всего несколько мгновений назад. Ветер был холодным и леденящим, сдувая тяжелые и толстые листья могучих деревьев и лиан, которые стояли перед ними.   — Нет, этого не может быть, — заговорил Сонхва, первый, кто произнес хоть слово.    Уён шагнул вперед, его одежда всё ещё была мокрой, и, похоже, он снял бандану, которую всегда носил, и сунул её в какой-то карман.    Сонхва не был уверен, что произошло и почему это произошло, но казалось, что как только команда осознала свое внезапное изменение местоположения, когда никто из них вообще не двигался, всё развалилось.   — Я слышу их, — громко сказал шпион, это привлекло внимание остальных, поскольку он стал очень настороженным. Уён хотел сдвинуться, но Хонджун шагнул вперед и схватил Уёна за запястье, чтобы поспешно оттащить его назад.    Их?..   — Не поддавайся.   Предупреждение было ясным и твердым — в словах капитана сквозило явное отчаяние. Сонхва сделал шаг назад, так как не мог слышать то, что слышал Уён. Не было голосов, не было больше пения, которое звенело в его голове — оно ушло.    Честно говоря, Сонхва не очень-то верил в историю, которую Хонджун рассказал ранее. Просто не было способа, чтобы кто-то мог двигаться без того, чтобы что-то физически не двигало их или они не двигались сами по себе. Мир устроен не так — должна быть внешняя сила.   Но её не было.    Сонхва всё это время оставался в сознании, ни разу не заснул, его вообще не трогали и не двигали. Он также не мог вспомнить время. Всего мгновение назад он был рядом с океаном и мог слышать мягкие волны воды, разбивающиеся о скалы.    Другие члены экипажа, казалось, были так же озадачены тем, как они внезапно оказались так далеко. Даже Минги стоял высокий и растерянный, его брови были нахмурены, когда он смотрел на странный лес, который представлял для них что-то жуткое.    — Это невозможно, — снова попытался Сонхва, уже переходя к действиям и делая несколько шагов в сторону, которые, без сомнения, заставили бы его ступить в воду океана всего несколькими минутами ранее. — Смотрите, вода прямо здесь...   Только не было.   Там было ещё больше камней, и даже когда Сонхва поднял глаза и изо всех сил старался вглядеться сквозь быстро сгущающийся туман, он едва мог разглядеть край воды, который был очень далеко от них. Он даже не мог видеть «Destiny», туман стал слишком густым, и они были слишком далеко.   Его желудок полностью опустился.   — Нас заманили, — повернулся к ним Хонджун, чтобы сказать, его глаза полностью потемнели, и к ним вернулся опасный взгляд. — Остров уже начал заманивать нас в свою ловушку, мы должны уйти сейчас, прежде чем мы полностью попадем под его чары, потому что вскоре мы не будем помнить ничего из того, что мы делали. Возвращайтесь на корабль, мы перегруппируемся… Уён!   Сонхва дернулся назад, чтобы увидеть, как Уён мчится прочь, чуть не споткнувшись о камень, прежде чем рвануть в лес, проталкиваясь мимо необычно толстых и больших листьев деревьев и лиан, которые стояли на его пути.    Сонхва почувствовал, как его грудь сжалась, когда он увидел, как шпион убегает, а за ним Сан, который, не теряя времени, помчался за ним на полной скорости.    Немедленно вся команда бросилась в бой, чтобы двинуться за Уёном, которого, казалось, привлекло что-то, что он не мог игнорировать, а затем за Саном, который преследовал его без промедления. Сонхва тоже обнаружил, что двигается, новое чувство страха заставило его действовать, когда он слепо пробирался мимо растительности, чтобы спасти двух членов экипажа, прежде чем они найдут смерть, которая, скорее всего, их ждала.    От всех раздались крики, взывающие к случайно исчезнувшему шпиону. Следов не было, Сонхва даже не мог найти следы ни одного из них. Казалось, растительность только становилась гуще, на некоторых из них даже были острые шипы, которые цеплялись за его одежду и разорвали её и несколько слоев кожи, пока он двигался по ней, совершенно не заботясь о собственной безопасности.    При каждом движении вперед что-то ударяло его по лицу, блокируя обзор, пока он бежал всё дальше и дальше вглубь острова. Он всё ещё мог слышать крики мужчин вокруг него, единственный хороший знак, за который он держался.   Сонхва не знал, действительно ли там что-то было, но что-то в его сердце говорило ему, что они в серьезной опасности и должны немедленно уйти. Его инстинкты кричали на него, и время от времени эта песня звучала в его голове на долю секунды, а затем исчезала.    Наконец, в какой-то момент он добрался до небольшой поляны, где была лужица из дождевой воды. Это был странный круг с деревьями, создающими барьер вокруг неё, и немного легкой травы и ярких цветов, окружающих край воды. Вода была неподвижна — слишком неподвижна.    Чем ближе он подходил, тем сильнее Сонхва видел, что вода почти черная.    Лужа с водой, должно быть, была очень глубокой. Глубина была бы единственным, что могло бы объяснить полную темноту.  — Уён… — голос Сонхва покинул его, прежде чем он успел подумать, окликнув шпиона, который, казалось, нашел то же самое место, стоя прямо у кромки воды, глядя вниз, сжав руки в кулаки у своего стороны.    Позади шпиона стоял Сан. Ассасин тщательно укрылся за деревом, наблюдая за каждым движением Уёна прищуренными глазами.    — Они звали меня, — прошептал Уён, казалось, не в силах оторвать глаз от потемневшей воды. — Прямо здесь они звали меня по имени. Но я не могу их найти.   Полная печаль, с которой говорил Уён, застала Сонхва врасплох.    Старший мог только смотреть и пытаться понять, что на самом деле происходит и о ком говорит Уён, но страх, который неоднократно охватывал его, не позволял ему мыслить рационально. Сонхва был почти парализован от страха, когда казалось, что Уён не может пошевелить конечностями.   Он не был уверен, что это было, но Сонхва не понравилось то, как Уёна тянуло к воде внутри острова. Ему не нравилось, как шпион смотрел на воду, как на подарок, как будто это была его единственная цель в жизни. Уён выглядел загипнотизированным.    Сонхва ничего из этого не понравилось.    — Уён! Это был капитан. Его голос был близко, очень близко, ему ещё предстояло наткнуться на странный пруд, уходящий глубоко в землю, где шпион не сводил глаз с воды, которая была застывшей. Хонджун звучал испуганно, его голос был напряжен, когда он снова и снова выкрикивал имя Уёна, время от времени обращаясь к Сану, который опустился на корточки, его глаза сузились и светились в маленьких щелочках, как у кровожадного кота, который был на охоте.  — Я не могу их найти, — снова пробормотал Уён, его лицо выглядело отчаянным и расстроенным одновременно. Это вернуло внимание Сонхва к нему, глядя на шпиона, который склонился над водой. Сонхва задавался вопросом, слышит ли он всё ещё то, что зовет его, он задавался вопросом, не погрузился ли Уён уже телом и душой в желание того, что зовет его.    Губы Сонхва приоткрылись, когда в его голове снова зазвучал самый мягкий звук песни. Было тихо, но чем дольше он стоял на мягком участке травы и смотрел, как его товарищ-пират наклонился над водой, как будто он собирался добровольно упасть в нее — Сонхва повернул голову вниз — его глаза упали на темную воду всего в нескольких дюймах от его ног.   Старший слышал, как вокруг него шевелились растения, остальные наконец-то нашли, где они находятся, и изо всех сил старались добраться до них как можно быстрее. Сонхва несколько раз моргнул, когда его сердце забилось ещё быстрее, его глаза сосредоточились на тьме и полной тишине, которые были представлены ему.   Он тяжело сглотнул, когда песня в его голове стала сильнее, ноты стали четче, а мягкая мелодия, казалось, утомляла его от страха перед чем-то неизвестным. Сонхва стоял там, глядя на тихую и зачарованную воду перед собой, почти сводя себя с ума, пытаясь понять, почему эта песня была ему так знакома.   Где он слышал её раньше?   Потребовалось всего мгновение, прежде чем глаза Сонхва расширились от понимания, страх, открывшийся в его груди, увеличился в десять раз, когда он обнаружил, что едва может сдвинуться с места. Именно в тот момент, когда некоторые из членов экипажа прорвались сквозь зелень, тяжело дыша с широко раскрытыми и настороженными глазами, Сонхва вспомнил, где именно он слышал песню, которая раньше громко пела в его голове в качестве предупреждения.    Ударила молния, последовал гром — только для того, чтобы душа внутри Сонхва задрожала, когда его глаза расширились от осознания.   Это была та самая песня, которую он слышал, когда был маленьким, и его жизнь чуть не отняли у него в тот день в море, когда несколько городских мальчишек и он по глупости пытались играть с гневом океана. Сонхва был единственным спасенным, остальные мальчики погибли в море, но песня, которая гремела сейчас в его голове, была той же самой песней, которую ему пели в тот день.   Сонхва моргнул, его глаза горели, чем дольше он смотрел на воду.    Он услышал шорох за спиной, за которым последовали встревоженные крики, голоса были громкими и неосторожными, и их местонахождение было известно любому живому существу, которое остров мог предложить им.   Но когда Сонхва обнаружил, что его колени подгибаются, а вода приближается к нему, старший заметил, что его отражение изменилось. То, что было вылитым отражением, которое он слишком хорошо знал, стало для него совершенно чуждым.   Лицо, на которое Сонхва смотрел под водой, больше не принадлежало ему.    Лицо было мягким и бледным, красивые светлые волосы торчали в воде, создавая вокруг лица какой-то светящийся ореол. Лицо было маленьким и нежным, как казалось, оно тянуло сердце Сонхва, когда он хотел быть ближе, чтобы успокоить свое ноющее любопытство. Глаза были закрыты, и темнота воды, казалось, скрывала всё остальное.   Он чувствовал, как трепещет его сердце, а пальцы начинают покалывать и трястись. Песня в его голове почти загрохотала, когда он приблизился к кромке воды. Он мог видеть мягкие вены на лице, прямо под челюстью и над ушами — темно-синие и лиловые, которые, казалось, соответствовали рыбьей чешуе, которая разбросанными пятнами ползла по бокам лица.    Он затаил дыхание, потому что в глубине души он знал.   — Сонхва!   Глаза открылись.   Бусинки желтого цвета открылись прямо перед глазами Сонхва, окончательно выбив его из транса, в который он впал. Крик его имени отбросил его назад, он чуть не упал на задницу и схватился за всё, что только мог, чтобы оттащить себя от кромки воды и создать дистанцию ​​между ним и плавающим лицом в темной воде.    Раздался ещё один громкий крик, и Сонхва поднял глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как Уён, наконец, склонил голову набок, его глаза были полны слез, когда он наконец посмотрел на своего капитана, который кричал ему почти с другой стороны пруда, чтобы он отошел от воды.    Ассасин встал, как будто он был напуган. Сан что-то почувствовал. Казалось, он всегда мог что-то почувствовать прямо перед тем, как это происходило — оба его ножа блестели в его руках — глаза Сана выглядели дикими, когда он, казалось, чуть не выпрыгнул из собственной кожи.   Но, к своему ужасу, Сонхва увидел, как вода наконец двинулась. Она тряслась, тишина исчезала, когда нечто, похожее на человеческую руку, притянулось, чтобы разбить поверхность воды. Кожа была такой бледной, почти нежно-серой, и чем дальше она поднималась, тем сильнее Сонхва мог видеть твердые мышцы руки — сильные и мощные — абсолютно ужасающие.   Сонхва попытался закричать, но слова не слетели с его губ вовремя, прежде чем большой всплеск воды заполнил сцену, за которым последовал громкий визг, который звучал слишком похоже на животное, пойманное охотящимся хищником. Повсюду было белое, затем синее, а затем красное.   Уён исчез.    Это произошло инстинктивно, Сонхва даже не думал, когда двигался.    В одну секунду он уже был на ногах, его сердце колотилось так сильно, что было больно, когда он сделал два больших шага, прежде чем обнаружил, что прыгает в бурлящую белизну воды.    Вода была ледяной, он чувствовал, как дрожало его тело, и, вероятно, так и случилось бы, если бы его адреналин не был так высок, а его разум не был занят необходимостью спасти своего товарища по команде, которого только что утащила в воду рука, полная острых когтей.    Он почувствовал, как что-то схватило его за ногу, хватка была настолько крепкой, что обожгла, и Сонхва обнаружил, что его тело бьется в воде, брыкаясь и делая всё, что в его силах, чтобы ослабить хватку, которая тянула его. Его легкие горели от того, что он прикладывал больше усилий, чтобы освободиться. Кислород, который был в его легких, заканчивался быстрее, чем он думал.   Рассеянно раздался ещё один громкий всплеск звука. Кто-то ещё прыгнул.   Рука отпустила его лодыжку, скорее всего, напуганная громким звуком, и когда Сонхва раскинул руки, пытаясь пробить поверхность воды, чтобы вдохнуть кислород, в котором он так отчаянно нуждался, его рука ударилась что-то твердое, но мягкое.    Он не знал, как понял, что это было тело Уёна, но он просто знал. Что-то в его голове точно подсказало ему, кто это был, и он даже не подумал пытаться плыть дальше, пока он не схватит Уёна, потратив несколько секунд, чтобы найти его, поплыть вверх.   Его прожигало, и инстинкты Сонхва подсказывали ему отпустить, пока он не потерял сознание.  Но тем не менее он плыл.   Страх, пробежавший по его телу, когда он услышал крики и даже выстрелы на близком расстоянии прямо над собой, подтолкнул его вперед, делая всё возможное, чтобы спасти Уёна, который полностью обмяк в его руках. Он не знал, слишком ли долго они были под водой — молодой шпион был без сознания, и Сонхва начал опасаться, что он не был достаточно быстр, чтобы схватить его.   Как только ноги Сонхва начали подкашиваться, другие руки обхватили тело Уёна и подняли его, а затем другие руки схватили его, чуть не поцарапав плечи Сонхва, и потащили его в темный и очень туманный мир. Очень быстро стало ярко — всё было ошеломляюще, поскольку вода в его ушах создавала эхо хаоса, который разворачивался, когда его слабое тело вытаскивали на берег и оттаскивали от кромки воды.    Сонхва мало что мог видеть, но время от времени он замечал отблески глубокого и темно-красного цвета, капающего на зелень вокруг него.     Молодой шпион был ранен. Его тело, скорее всего, было растерзало то, что было в пруду, только Сонхва не знал, насколько сильно, и не хотел воображать.    Он также не знал, принадлежит был ли это он сам.   — Мы должны уйти! Сейчас же!   Раздался ещё один выстрел, за которым последовал ещё один. Звук обжег уши Сонхва, когда песня в его голове наконец стихла, став тихой и отдаленной.    Он чувствовал, как руки обвивают его тело, а затем он чувствовал, как его поднимают и опрокидывают через чье-то плечо. Сонхва мог слышать голоса, он не мог определить, кому они принадлежат. Он не знал, кем был человек, который нес его, но он был сильным и устойчивым, неспособным уронить его, даже если он был всего лишь мертвым грузом, человек, который бежал с ним на плече.   Сонхва боролся с собой, чтобы оставаться в сознании, но его грудь слишком сильно горела, и он начал чувствовать острую боль в лодыжке, где его поймали и утащили в пруд. Он почувствовал, что начинает захлебываться водой, его тело болезненно вздымается, а голова разрывается от ужасной головной боли, когда он прыгает вместе с человеком, который быстро нес его через густой лес, который, казалось, хотел поглотить их целиком.   — На корабль, ни за что не останавливайся!   К тому времени, когда Сонхва открыл глаза и смог оставаться в достаточном сознании, он снова оказался в лодке, его тело прислонилось к самой задней части, а несколько членов экипажа с ним использовали весла, чтобы грести так быстро, как только могли. Сонхва обнаружил, что его глаза перемещаются туда, где горела его нога, и сразу же увидел кровь, скопившуюся на дне лодки.  Её было не слишком много, ничего такого, чего он не видел раньше, но от этого у него закружилась голова, когда он посмотрел на серое небо над собой и на туман, который, казалось, пытался предупредить их о том, что будет преследование в воде.    — Эй, сирены!   Этот крик исходил не от кого-то в лодке, в которой находился Сонхва — должно быть, это был другой человек, который был не слишком далеко от них.    Сонхва почти с закрытыми глазами наблюдал, как Юнхо тут же встал, вытащил свой пистолет, поднял его одной рукой и выстрелил куда-то вдаль. Сонхва не мог сказать, попал ли он в цель, но вспышка света, последовавшая за выстрелом, была яркой и обожгла ему глаза. Запах пороха был густым в воздухе, когда Юнхо стрелял снова и снова, Сонхва мог видеть, как напряглось его лицо, а глаза сосредоточились на том, во что он стрелял.    Ёсан был единственным, кто был с ними в лодке, и он использовал всё свое тело, чтобы грести на лодке так быстро, как только мог. Судя по тому, что мог сказать Сонхва, он выглядел измученным, и если бы не его хромота, он бы сделал всё возможное, чтобы помочь, пока первый помощник пытался отстреливаться от нападавших.    Но он был слишком слаб и всё ещё пытался дышать.   Сонхва обнаружил, что его глаза снова закрылись, когда Юнхо и Ёсан повернулись, чтобы посмотреть куда-то ещё, когда вокруг них раздался громкий крик, но он почувствовал, как что-то влажное и холодное коснулось его щеки. Он почувствовал, как лодка неловко качнулась, как будто они набрали лишний вес. Прикосновение к его щеке было похоже на мокрую руку, и когда он почувствовал, как что-то вроде пальцев ласкает его кожу, глаза Сонхва распахнулись.   Он чуть не закричал, но звук не вырывался из воспаленного горла.    Его глаза расширились, когда он увидел те же самые глаза, которые он видел раньше в пруду — ярко-желтые щелочки, которые почти исчезли, — золотые волосы, спутавшиеся и падающие на лицо Сонхва. Он мог лучше видеть чешуйки, обвивающие шею существа и даже вокруг ушей, которые, казалось, были каким-то образом деформированы.    Если бы не щели на шее существа, которые выглядели как рыбьи жабры, и острые, как бритва, зубы, которые идеально подходили для того, чтобы отрывать мясо прямо от кости, Сонхва, вероятно, подумал бы, что это существо было человеком. Он чувствовал, как когтистые пальцы сирены скользят по коже на его щеке, очень нежно прижимаясь, существо, казалось, вцепилось в край лодки и подтянулось вверх и через край, чтобы добраться до него.  Сирена, без сомнения, учуяла его кровь, стремясь к легкому убийству, он уже был ранен и слишком измотан, чтобы сопротивляться.   Сонхва почувствовал, как его легкие сдулись, когда существо наклонилось ближе, истинное определение высшего хищника, его длинный язык упирался в зубы, когда оно, казалось, почти улыбалось ему — ужасный образ. Последовал шипящий звук, когти на его руке опустились на шею Сонхва, когда он попытался отвернуться от нее и позвать на помощь, но его горло горело слишком сильно, чтобы произнести хоть слово.    Его глаза вспыхнули белым, когда сирена протянулась дальше над лодкой, схватила его за рубашку и начала грубо тянуть его. Сонхва пнул борт лодки, надеясь и молясь предупредить одного из двух пиратов о том, что происходит. Но у него не было времени увидеть плоды своих усилий, потому что существо тогда тянуло лодку вниз своим весом и полностью склонялось над его лицом. Он чувствовал, как холодная морская вода стекает ему по лицу и шее, когда существо склонило свою голову прямо над его собственной. Запах рыбы и соли ударил ему в нос, вонь, которую он обнаружил, почти заставила его вырвать.   Их носы почти соприкасались, поскольку единственное, что мог видеть Сонхва, были бусинки глаз сирены, которая нависла над ним с единственным обещанием.    Но как только Сонхва зажмурил глаза, голова сирены дернулась вверх и откинулась назад — яростное действие вызвало шипение и какой-то крик изо рта существа, когда Юнхо стоял над телом Сонхва — его рука в волосах существа, он просто дернул вверх.    — Иди к черту, — прошипел он про себя, прежде чем приставить ствол пистолета ко лбу сирены и, не колеблясь, сделать последний выстрел.   Произошла вспышка света, звук ломающихся костей был звуком, который Сонхва сразу понял, что никогда не сможет забыть. Он мог чувствовать, как тепло падает на его лицо и тело, запах и знание того, что это было, становились слишком тревожными для его желудка.    Он посмотрел на него, совершенно ужаснувшись, увидев, как первый помощник злобно выбросил мертвое тело сирены обратно в океан, и увидел, что то, что накрыло его, было темным и липким. Кровь существа была не красной, а почти синей. Тем не менее, Сонхва почувствовал, что начинает терять способность оставаться в сознании.    — Поднимите их!   Эхо в его ушах стало дальше и дальше, его глаза снова закрылись. Живот болезненно скрутило, когда он почувствовал, как руки обхватили его за спину и потянули вверх, словно желая передать кому-то другому.    Но Сонхва обнаружил, что ощущение в его теле онемело, а звуки вокруг него — полный хаос и кровопролитие, даже страх, охвативший пиратскую команду, превратились в не более чем тихий шум.   Он понял, что снова оказался на «Destiny», когда почувствовал дерево под своим телом и знакомый звук торопливых сапог, стучащих по дереву.  Все они звучали безумно, и Сонхва знал, что он бы тоже, если бы у него была способность чувствовать страх перед ситуацией. Он слышал, как они бегают повсюду, швыряют вещи и выкрикивают приказы, гулкий голос капитана был громким и таким отчетливым, что Сонхва почувствовал, как его тело расслабилось, прислонившись к дереву, куда его бросили.    — Минги, сбей их!   Сонхва нашел в себе последние силы, чтобы повернуть голову в сторону и заставить глаза открыться ровно настолько, чтобы увидеть, как стрелок бежит по палубе корабля с длинной винтовкой в ​​руках, запрыгивая на пустые ящики, которые стояли у перила корабля, ставит одну ногу на настоящие перила, перегибались через край корабля, наводили пушку вниз и начинали стрелять.   Сонхва наблюдал, как огневая мощь пушки сотрясала всю верхнюю часть тела Минги с каждым выстрелом — звуки шипения и царапанья на корабле вибрировали в древесине.   Он почувствовал, как сглатывает, боль обжигала, он обнаружил тёмные пятна перед собой. Тихий шум вернулся, наполняя его уши и отгоняя громкие крики вокруг него, отправляя Сонхва куда-то далеко.   Тихий шум был странно похож на грохот волн на спокойном пляже за тысячи миль отсюда.    

-~-

  Вскоре Сонхва пришел в себя.    Когда его глаза снова сфокусировались, небо всё ещё было серым, а над ним всё ещё были остатки тонкого тумана. Казалось, они были вокруг Туманных островов, но было тихо, и корабль плыл, так что они, должно быть, были в безопасности. Сонхва был на том же месте, где его душа покинула его тело.    Он оцепенел и потерялся, едва держась на волоске. Его легкие горели, а нос был в огне — в голове сильно стучало, пока он лежал, молясь о каком-то облегчении.    Хотя он был странно благодарен за боль, которую чувствовал, это было единственным доказательством того, что он не умер. Если бы он был полностью онемевшим, то Сонхва подумал бы, что он направляется в свой вечный дом.    Лихорадочный сон.    Он хотел ударить себя в грудь, чтобы ослабить давление, которое там нарастало, но, похоже, его руки ещё не двигались.   — …раздробил себе спину, местами пробита кость. Их когти — это не шутки, я не мог поверить, что одна царапина может сделать всё это, капитан не отстанет от него, пока не проснется.   Сонхва чувствовал, что потребность захлебнуться водой становится всё сильнее и сильнее, когда к нему начал возвращаться слух.   — Он успеет?   — Если у него не разовьется инфекция, он должен. Хонджун уже знает, что нам нужно найти порт как можно скорее, нам нанесли несколько серьезных ударов, пытаясь выбраться оттуда живыми.  — Давай просто вернемся в порт, из которого приплыли.   — Нет, остров переместил нас — это место проклято. Сан сказал, что в конце концов мы отплыли с другой стороны, нам придется идти дальше… возможно, за два дня до того, как мы достигнем торгового порта.    — Уён так долго не протянет.   Сонхва почувствовал, как его желудок скрутило, а пальцы наконец дернулись со скрытой силой.    — Ему придется.    — Он потерял слишком много крови.   — Он должен!   Это был Ёсан, Сонхва наконец-то понял, кто говорил. Казалось, Ёсан разговаривает с Юнхо, и когда Сонхва изо всех сил старался медленно перевернуться на бок и запрокинуть голову, он увидел двух пиратов, стоящих в передней части корабля, а Минги и Сан сидели рядом с ними.    Громкая вспышка гнева от Ёсана быстро закрыла предыдущий комментарий.    Похоже, первый помощник не осмелился дальше спорить со светловолосым пиратом, а вместо этого тяжело вздохнул и покачал головой.   — Что мы теперь будем делать? После того, что только что произошло, Хонджун не собирается возвращаться на остров — если мы потеряем Уёна, тогда всё кончено.    — С Уёном всё будет в порядке, просто нам нужно скорее добраться до порта, — прошипел Ёсан более высокому мужчине. — Капитан даже не поднял вопрос о том, что мы не получили чешуйку сирены. — Это меньше всего нас беспокоит, — пробормотал Сан, его голос был напряженным и очень низким, он наконец оторвался от того места, где бессмысленно точил свои ножи.    — Соль на рану, я знаю, — сказал Юнхо, прислоняясь к фок-мачте и закрывая глаза. — Мы прошли через всё это и даже не получили того, за чем пришли.   — Мы знали, что шансы получить чешуйку на самом деле очень малы, вы должны быть счастливы, что живы — Ёсан скрестил руки на груди, глядя на первого помощника с ожесточенным выражением лица.   Сонхва мог видеть, что рубашка светловолосого пирата была разорвана прямо на плече, а по рукаву текло темное пятно.    — Но что теперь?   — Никто не знает. На короткое время между четырьмя пиратами повисла тишина.    — Где ещё мы могли бы взять чешую сирены? Они слишком опасны, мы едва могли отбиться от них, когда они ползли по краю корабля.    — Мы подождем, чтобы увидеть, что капитан хочет сделать. Он останется с Уёном, пока не проснется, а потом, вероятно, будет беспокоиться о Сонхва, — пробормотал Ёсан, покачав головой.    Сонхва почувствовал, как у него сжалось горло, когда он попытался сесть и прислониться к дереву позади себя. Его тело шаталось и сильно шаталось, но он смог успешно сесть, несмотря на боль, которая пронзила его нервную систему.    Ему было трудно дышать, зная, что они так и не смогли извлечь чешуйку из сирены после всего. Он знал, что Ёсан был прав в том, что им невероятно повезло, что они смогли спастись живыми, но разочарование всё ещё было. Сонхва понятия не имел, что они будут делать дальше. Он знал, что Хонджун временами сходил с ума, но даже он сомневался, что капитан осмелится вернуться в такое место после того, как чуть не потерял товарища по команде.   Возможно, было какое-то другое место. Куда безопаснее, даже проще.   Сонхва обнаружил, что его взгляд снова упал на четырех пиратов, внимательно осматривая их на наличие смертельных травм. К счастью, их не было.   Но его взгляд упал на Минги, который сидел сзади. У него было странное выражение лица, совсем не похожее на совершенно мягкое и непроницаемое, которое было у Сана. Сонхва наблюдал, как высокий стрелок тихо сидел там, в то время как Ёсан и Юнхо ходили туда-сюда, разговаривая о том, что они собирались сделать, и ему потребовалось достаточно времени, чтобы понять, что Минги пристально смотрел на Ёсана.   Сонхва понадобилось ещё больше времени, чтобы понять, что Минги смотрел не на плечо Ёсана, на котором была ужасная рана.   Он смотрел, как высокий стрелок бесцеремонно встал и подошел к светловолосому пирату, который не обращал на него внимания, пока Минги не опустил руку, не вытащил откуда-то у него нож и не держал его в руке.    Он стоял там тихо, его глаза смотрели на тело Ёсана так, что Сонхва вздрогнул.    — Что ты делаешь? — спросил его Ёсан, запрокинув голову, чтобы посмотреть на Минги, приподняв бровь.   Он сделал шаг назад, когда Минги шагнул вперед.    — Минги.   Высокий пират не ответил ему.   Сонхва почувствовал, как его сердце снова забилось быстрее, когда глаза Минги, казалось, сузились, в них загорелся очень опасный блеск.   — Что с тобой? — снова спросил Ёсан, и он, казалось, немного нервничал, когда Минги продолжал идти вперед и прижимал его к фок-мачте.   Все остальные, казалось, всё ещё смотрели ошеломленно, даже Сан казался сбитым с толку и не знал, как поступить в этой ситуации.    Сонхва почувствовал, как его сердце сжалось, когда Минги поднял руку с ножом и прижал лезвие к обнаженной шее Ёсана.   — Минги!   Блондин дернулся и зажмурил глаза, когда Юнхо прыгнул вперед, наконец, найдя в себе силы двигаться, когда губы Сонхва приоткрылись.   Но Минги не порезал Ёсана.   Высокий стрелок только просунул нож под ожерелье светловолосого пирата и потянул вверх, пока ожерелье не повисло на лезвии и не упало прямо в его раскрытую ладонь, которая ждала, чтобы поймать его.   И Юнхо, и Ёсан стояли в шоке, глядя на ожерелье в руке Минги, который, наконец, убрал нож и уронил его на деревянную палубу.   — Что ты сделал? — спросил Ёсан, его руки сразу же потянулись к его теперь уже обнаженной шее, нащупывая ожерелье, которого больше не было на его загорелой коже.   Минги помолчал ещё минуту, прежде чем его пальцы сомкнулись вокруг ожерелья, которым Сонхва всегда восхищался.   Высокий мужчина поднял взгляд и слегка наклонил голову в сторону, когда провел языком по нижней губе, прежде чем открыть рот, чтобы заговорить.   — Сорвал чешуйку с сирены.