Young and Wild

— Я ещё раз спрошу вас, как это случилось?   Слова капитана были тяжелыми, поскольку они наполнили комнату грозным присутствием. Каждое отдельное слово казалось почти личным, пока капитан пристально смотрел на них, его взгляд был напористым и пронзительным, так что было трудно смотреть куда-либо ещё в каюте капитана, хотя желание отвести взгляд было отчаянным.  Последние лучи солнца пробивались сквозь непрозрачные окна, отбрасывая странные тени, когда корабль осторожно раскачивал вперед и назад в спокойном море. Несмотря на милую атмосферу, которая казалась эстетичной в теплом и светящемся стиле, напоминавшем Сонхва о том, каково это – идти по длинному проходу замка в сумерках, когда солнце светит сквозь витражи и создавали цветной свет, который был неестественным, но всё же таким теплым для кожи – не было ничего успокаивающего в том, как капитан смотрел на них.   Хонджун не стоял, скорее он сидел на стуле, который он отодвинул от своего стола, скрестив ногу на другой, с какой-то трубкой в ​​руке, которую он прижал к губам. В комнате пахло дымом, и даже тусклый свет улавливал, как туманно было в каюте капитана.    Сонхва задумался, как долго Хонджун курил, прежде чем позвал их в свою комнату.    — Никто не будет говорить? — снова спросил он, вздернув подбородок и бросив взгляд туда, где Юнхо неподвижно стоял в центре комнаты. — Говори.  Сонхва мог видеть, как нос первого помощника дернулся от этой команды, когда Юнхо крепко сжал губы, его собственный взгляд переместился туда, где Уён прислонился к стене каюты.   У молодого шпиона было пустое лицо с опухшим синяком на правой скуле, цвет которого был темно-синим и фиолетовым, что выглядело болезненно, даже если на него не оказывалось никакого давления. Похоже, у Уёна также лопнул кровеносный сосуд в правом глазу, какой бы удар он ни получил, он действительно сильно отразился на его лице.   Сонхва наблюдал, как Уён с тяжёлым вздохом оттолкнулся от стены, его поведение демонстрировало некую драматичность, которая, как опасался Сонхва, разозлит капитана ещё больше. Хотя Хонджун, казалось, не особо возражал, когда его потемневшие глаза переместились со своего первого помощника на Уёна, который, казалось, обещал ответ, о котором он просил.    — Это была случайность, — ответил Уён. — Ты знаешь, что мужчин в этом городе легко вывести из себя, даже если бы кто-то из них столкнулся со мной, они сочли бы это моей ошибкой.   — Значит, это не вы начали? — осторожно спросил Хонджун, втягивая трубку в рот и затягиваясь, прежде чем позволить дыму вырваться из его приоткрытых губ.  — Нет, я уже собирался уходить, — сказал ему Уён, скрестив руки на груди. — Мужчина врезался в меня, как будто я был не более чем деревянным столбом. Он пролил свой напиток на себя и повернулся, чтобы задушить меня, как будто я выхватил напиток из его руки и вылил ему на голову.   — А потом он погнался за тобой, — предложил Хонджун, опуская обе руки на колени. — Да.   Капитан замолчал на мгновение, его глаза метались между Юнхо и Уёном, прежде чем они в конце концов остановились на Сонхва.    — И ты смог достать кусок карты? — спросил Хонджун, и хотя Сонхва знал, что он адресовал вопрос Уёну, капитан всё ещё пристально смотрел на него.   Это было странным образом раздражающим, то, как капитан смотрел на него так, словно мог видеть сквозь тело Сонхва, хотя тот разговаривал с другим мужчиной.  — Да, капитан, — довольно быстро ответил Уён, его руки двигались, чтобы распутаться, когда он потянулся назад, туда, куда засунул часть свернутой карты в заднюю часть штанов. Только когда он шагнул вперед, чтобы представить объект желания своему капитану, Хонджун оторвал взгляд от Сонхва и протянул руку, чтобы получить карту от шпиона.    Сонхва поймал себя на том, что быстро моргает от удивления, поскольку Хонджун, казалось, не обращал внимания или не проявлял никакого интереса к карте, которую ему вручили. Капитан просто швырнул бумагу на стол, как будто это была не более чем бумага для заметок, на которой он перепутал свой счет звезд, и вместо этого потянулся, чтобы удержать руку Уёна, которая оставалась протянутой.    Сонхва внимательно наблюдал, слегка наклонив голову, как капитан провел большим пальцем по костяшкам пальцев Уёна, где они были слегка ушиблены.   Момент казался напряженным, и именно тогда весь дым в комнате действительно, казалось, стал удушающим, когда он стоял там и смотрел, как Хонджун, казалось, беспокоился о ушибленной руке шпиона. — Никто не был убит, — мягко сказал Хонджун, чуть громче шепота, нежно сжав руку Уёна, прежде чем отпустить её. — Это всё, что имеет значение.   К удивлению Сонхва, ни Уён, ни Юнхо не были шокированы этим действием. Из того, что он смог понять за последние восемь месяцев с командой, он пришел к выводу, что Хонджун был суровым капитаном, который всегда требовал уважения и ожидал его, но у него была мягкая сторона, когда дело доходило до товарищей по команде, особая сторона, которую нечасто замечали.   Сонхва находил это милым, и это были такие времена, когда воздух был напряженным, и слова Хонджуна показывали, как он на самом деле относился к ситуации, это заставляло старшего возвращаться в то время, когда Хонджун, запертый и избитый почти до смерти в подземелье замка Сонхва, заявил, что у него нет команды, когда принц стоял над ним. Он много раз заявлял, к крайнему раздражению принца, что у него нет команды, но есть, скорее, семья.    Сонхва вспомнил, как Хонджун впервые назвал свою команду семьей. Именно тогда Сонхва по-настоящему понял, что Великий Король Пиратов сильно отличался от тех пиратов из сказок и преданий, которые он слышал. — Бумага – расходный материал, — продолжал капитан. — Но твоя жизнь – нет.   Сонхва наблюдал, как глаза Хонджуна поднялись вверх, чтобы посмотреть на Уёна, губы которого были плотно сжаты, а руки почти сжаты в кулаки по бокам.    — Объекты можно заменить, восстановить или переделать, если они потеряны, — медленно сказал он, кладя трубку на стол, и откинулся на спинку стула, но не сводил глаз с лица Уёна. — Но жизнь – нет. Если жизнь потеряна, то это уже навсегда. У меня нет дара вдохнуть в тебя жизнь, если ты будешь убит прямо у меня на глазах. Никогда не заставляй меня желать, чтобы у меня был этот дар.    — Мы пираты, капитан, — наконец заговорил Уён, его голос был напряженнее, чем ожидал Сонхва. — Места, в которые мы путешествуем, опасны, и высока вероятность потери жизни. Все на этом корабле готовы к тому, что путешествие закончится каждый раз, когда мы выходим на землю или даже возвращаемся на палубу. Нас бы здесь не было, если бы мы не были к этому готовы.  — Да, это правда, — кивнул Хонджун, раздвинул ноги, чтобы встать со стула, и откинул волосы за плечи. — Но есть меры предосторожности, которые можно предпринять, чтобы ограничить такие возможности.  Уён на мгновение замолчал, прежде чем снова открыть рот, и то, что выглядело неуместной неуверенностью, промелькнуло в его глазах, прежде чем он посмотрел на своего капитана.  — Ты думаешь, я не способен?    — Нет, я знаю, на что ты способен, а на что нет, — сказал ему Хонджун, похлопав молодого шпиона по щеке.  Затем он отошел от Уёна и встал между ним и Юнхо, бросив на них обоих взгляд, который Сонхва не мог разглядеть из-за того угла, под которым он находился.    — Это всё, идите под палубу на обед, я уверен, что вы оба голодны, — сказал он, вернув себе более нормальный тон, когда он посмотрел на шпиона и первого помощника. — Вы можете принести эль, если хотите хорошо поработать. Преуспейте в этом — Да, капитан, — Юнхо кивнул, намек на улыбку играл на его губах, прежде чем он повернулся на бок, чтобы чуть ли не вытащить Уёна из каюты капитана.  Сонхва никогда не видел, чтобы первый помощник улыбался, и, если быть честным, он не знал, что Юнхо способен на такое. Это только напомнило ему о недостаточном знании команды. Это было твердым напоминанием о том, что Сонхва всё ещё был чужаком, живущим с ними, он не знал ничего, кроме основ, и даже тогда его познания в таких вещах были ограничены.    Одно дело, если бы члены команды были хладнокровны друг к другу. Если бы Юнхо сказал Минги такие слова, как первый помощник, или если бы Уён посмотрел на кого-то ещё так же, как шпион смотрел на него, тогда это не было бы так больно.    Но нет, между членами команды было доверие. Было сильное доверие и была верность – они только дразнили друг друга безобидными угрозами. Сонхва мог видеть близость между ними, то, как они касались друг друга и смотрели друг на друга, связь была крепкой и нерушимой.    Они представляли собой круг, состоящий из тугих цепей, соединенных вместе, нет такого инструмента в мире, который мог бы отделить их друг от друга. Затем был Сонхва – слабое звено, который не прошёл проверку и остался за пределами круга.    Сонхва тоже встал, чтобы уйти, его собственный желудок скрутило от отчаянной потребности в еде, и он не хотел, чтобы его печаль и самоуничижительное настроение испортили ему аппетит. Он последовал за Юнхо и Уёном, держась рукой за деревянную дверь, когда он стоял в дверном проеме, чтобы уйти, когда голос пронзил тишину и остановил всё его движения.   Были времена, когда казалось, что Хонджун управляет мышцами его тела только словами. Сонхва было бесполезно бороться с этим, как бы неловко это ни было.    — Куда ты идешь? — позвал капитан его. — Я ещё не отпустил тебя.    Сонхва крепче сжал дверной косяк, его грудь наполнилась тревожными эмоциями, но в то же время он не мог отрицать облегчение, которое капитан вызвал именно у него – он не был полностью невидимым или заменяемым для всех членов «Destiny». Он повернулся, чтобы оглянуться через плечо, чтобы увидеть, где Хонджун стоит в ожидании, его руки снова скрещены на груди, а бровь была приподнята. Сонхва вздернул подбородок, внезапно почувствовав необходимость представить капитану менее уязвимую часть себя теперь, когда они остались одни.    — Закрой дверь, — сказал ему Хонджун, ни разу не отрывая взгляда от лица Сонхва, даже когда он двигался, чтобы закрыть дверь, щелчок ручки был громче, чем он хотел.    — Мне запереть? — осторожно спросил Сонхва, водя пальцами по замку и зависая над ним.    Хонджун только больше поднял бровь, когда его серьезное и строгое выражение лица, казалось, на мгновение исчезло. Легкий намек на ухмылку приподнялся в уголках его губ, довольно веселое выражение появилось на его лице, когда его взгляд опустился туда, где пальцы Сонхва танцевали над замком. Это был намеренно невинный вопрос со стороны Сонхва, но он мог сказать, что, судя по тому, как Хонджун смотрел на него, вопрос был воспринят в совершенно ином свете.    — Только если хочешь, — последовал ответ, когда язык Хонджуна высунулся, чтобы облизать губы. — Или, если у тебя есть желание чего-то большего, авантюрного, то, возможно, тебе следует оставить всё как есть.  Сонхва почувствовал, как его пальцы дернулись от полутонов в голосе капитана, его взгляд на мгновение опустился на деревянный пол, когда слова и смысл, стоящие за ними, опустились в его желудок, как тяжелый камень. Но у Хонджуна, похоже, был другой план, в его словах не было ничего, кроме дразнящего света, когда он нарушил напряженную атмосферу и изменил свою позу, чтобы оглянуться на свернутый кусок карты, который он случайно бросил в сторону после того, как Уён дал его. Для него.   — Садись, — сказал ему капитан, кратким жестом указывая на свою кровать, которую не заправляли, вероятно, последние несколько дней, меха были сильно измяты и почти свисали с кровати. Сонхва подавил желание расправить их, когда сел на капитанскую кровать, его руки разглаживали меха, которые щекотали подушечки его пальцев.   — Всё плохо? — не мог не спросить он осторожно, наблюдая, как Хонджун схватил кусок карты и сунул его в открытый ящик стола, а затем закрыл.   — Нет, почему?    — Как будто ты не знаешь, что значит, когда ты вызываешь к себе, — предложил Сонхва, пытаясь сохранить его интерес к мехам. — Обычно это означает, что у тебя очень серьёзный разговор, так что, естественно, я думал именно об этом.   Хонджун, казалось, немного усмехнулся, когда повернулся, чтобы посмотреть на Сонхва, мягкая улыбка стала озорной, когда он приблизился к сидящему мужчине.   — Ты прав, но скажи мне, когда я в последний раз звал тебя к себе в комнату, чтобы поговорить? — мягко спросил он, останавливаясь перед Сонхва и стоя так, что носки его ботинок почти касались ботинок старшего. Вместо того, чтобы смотреть на его лицо, Сонхва мог только позволить своему взгляду упасть на грудь капитана, поскольку он знал, что выражение лица младшего было не чем иным, как дразнящим. — Я звал тебя в свою комнату раньше по другим делам, которые также касались моего рта, и я могу сказать, что тебе это понравилось.   Сонхва затаил дыхание, когда его грудь приятно согрелась. Хонджун понизил голос, когда говорил, и это заставило Сонхва почувствовать, что они были только вдвоем во всем мире, когда устойчивый океан качал их взад и вперед теперь, когда солнце почти скрылось за линией горизонта, создавая интересную темноту в комнате. Несмотря на то, что слова капитана вызвали вспышку воспоминаний о ночи, на которую намекал младший, краткий момент много лун назад, когда Хонджун, казалось, заметил, что Сонхва был слишком взволнован, не приспосабливался к стрессу корабля и решил избавить его от этого стресса по-своему и очень приятно, Сонхва мог сказать, что дразнящий тон и характер ситуации должны были быть недолгими, потому что у капитана явно было что-то ещё на уме. — Я не думаю, что ты не пустил меня на обед только из-за таких вещей, — предложил он, наконец осмеливаясь встретиться взглядом с Хонджуном. Он кратко поблагодарил матушку-природу за покров темноты, который, скорее всего, скрывал горящее лицо, но, взглянув ещё раз вверх, Сонхва смог увидеть мерцание в глазах своего капитана – он всегда знал.    — Нет, ты как всегда умен, — кивнул Хонджун, его волосы упали на лицо, когда он посмотрел на старшего мужчину.   — Тогда что?   Капитан, казалось, глубоко вдохнул, хотя и не с трудом, и несколько мгновений молчал. Сонхва позволил своим глазам блуждать в другом месте, вместо этого сосредоточившись на том, как трепещут завязки на рубашке Хонджуна каждый раз, когда капитан дышит или перемещает свой вес, потому что он мог сказать, что то, что было на уме у младшего, мучило его. Он выглядел так, как будто не был уверен, как продолжить разговор, он выглядел почти так, как будто не был уверен, стоит ли ему даже пытаться завести разговор, который он хотел, с Сонхва – одного этого было достаточно, чтобы он захотел отступить на капитанской кровати дальше.   С губ Хонджуна сорвался тяжелый вздох, и именно тогда желудок Сонхва сжался.   — Сонхва, — сказал капитан, тон его голоса был настолько нехарактерно неуверенным, когда он начал говорить, что это тревожило. Затем Сонхва почувствовал, как теплая рука надавила прямо под его челюсть, запрокинув голову вверх, чтобы он не мог избежать зрительного контакта с Хонджуном. — Есть некоторые вещи, которые каждый человек держит в тайне, и я уважаю это. Твои дела – это только твои дела, и я не буду в это совать нос. Однако ты знаешь, что я должен попросить помочь очистить мою совесть.    Почти по сигналу Сонхва прижал руку к карману своих брюк, где, как он знал, находился объект вопроса Хонджуна. Он наконец понял, почему капитан так не решался спросить об этом, и Сонхва на мгновение задумался, знает ли Хонджун об этом больше, чем он. Но по тому, как юноша смотрел на него, он понял, что капитан не в курсе и сбит с толку ещё больше, чем он сам.   — Ты спрашиваешь о записке, не так ли? — осторожно спросил он, сильнее прижимая ладонь к той стороне ноги, где лежала окровавленная и скомканная бумага.    Капитан медленно кивнул, всё ещё держа руку под челюстью Сонхва, успокаивающее прикосновение больше, чем что-либо ещё.   — Разве ты не смотрел, пока я был без сознания?   — Нет, — быстро ответил капитан. — Ты так цепко вцепился в этот клочок бумаги, прежде чем очнулся в первый раз, что я даже не осмелился попытаться выпутать это из твоих пальцев. После того, как ты проснулся, казалось, что сама бумага была причиной того, что ты снова потерял сознание. Я мало что видел, но Уён всё это время наблюдал за тобой и сказал мне, что ты потерял сознание не из-за пореза на руке, а из-за того, что прочитал. Сонхва втянул воздух, его грудь болезненно сжалась, когда он мог поклясться, что лист бумаги в его кармане, казалось, становился всё теплее и теплее на ощупь, чем дольше он думал о нем. Достаточно скоро он обжегся на ощупь, его пальцы и ладони дернулись от неизвестного жара, когда капитан вопросительно посмотрел на него сверху вниз, явно отчаянно пытаясь понять, что могло быть причиной боли Сонхва.    — Я хотел, чтобы ты пришел ко мне сам, — продолжил Хонджун очень мягким и неуверенным голосом. — Но прошло несколько дней с тех пор, как мы покинули тот остров, и я боялся, что если я не спрошу тебя, ты никогда не скажешь мне, что тяготит тебя. Я вижу, что твоя раненная рука не мешает тебе спать по ночам, я могу не знать, что в записке, но я вижу, как ты изменился и как в последнее время ты стал рассеянным.   — Ты заметил? — Сонхва почувствовал, как воздух покидает его, бумага была почти такой горячей, что плавила его кожу.   — Я всё замечаю.    Рука под его челюстью слегка шевельнулась, но тепло, оставшееся там, не ушло. Хонджун подошел ближе, его глаза, которые обычно были обманчивыми и грубыми, выглядели не более чем чрезмерно озабоченными. Он выглядел так, словно был матерью, чей ребенок только что попытался дотронуться до чайника, только что вытащенного из огня, и наверняка причинил бы ужасные ожоги чувствительной коже малыша.   — Тебе не обязательно мне говорить, — медленно сказал Хонджун. — Но если это причинит вред тебе или кому-либо на этом корабле, я хочу знать, чтобы защитить тебя и всех здесь.   Сонхва потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что его рука уже нашла путь в карман брюк. Его пальцы задели острые края бумаги, она чуть не обожгла его, и когда он попытался вытащить её, то обнаружил, что она намного тяжелее, чем он ожидал. Он задавался вопросом, не взяли ли тяжесть и метафорическое значение бумаги её физические свойства, сделав её твердой и тяжелой, которую почти невозможно вытащить из кармана.  Капитан внимательно наблюдал за ним, когда он подошел ещё ближе, почти встав между бедер Сонхва. Он как будто понял, что его физическая близость сумела заземлить старшего мужчину самым нежным образом. Хонджун каким-то образом уловил, что, когда Сонхва изо всех сил пытался что-то сделать или когда его разум был так перегружен вещами, которые он не мог контролировать, всё, что ему иногда было нужно, это кто-то рядом с ним, каким-то образом касающийся его, просто чтобы он знал, что он был не один.    Сонхва не осознавал, что его рука дрожит так же сильно, как когда он пытался передать скомканную бумагу Хонджуну, пока тот не посмотрел на свою руку. Рука, рассеченная мечом, бесполезно лежала у него на коленях, всё ещё слишком чувствительная на ощупь, несмотря на туго обмотанные вокруг нее бинты, и именно тогда, когда Хонджун протянул руку, чтобы выхватить оскорбительный предмет из руки Сонхва, перед ним тут же всплыло лицо женщины, чье имя было написано на этой бумаге.    Он внимательно наблюдал за капитаном, задаваясь вопросом, может ли молодой человек вообще увидеть, что там было написано, потому что в комнате стало темно, и никто ещё не удосужился зажечь свечу. Он смотрел, как Хонджун разворачивает лист бумаги, его пальцы двигались так быстро, как будто Сонхва позволил ему подержать его всего несколько секунд, прежде чем забрать.    — Мне дали его в тот день на острове, — Сонхва почувствовал желание выпалить, когда глаза Хонджуна наконец прочитали слово, написанное чернилами на бумаге. — На меня кто-то напал, когда мы убегали. Я думал, что меня хотят убить, но когда представилась возможность, вместо этого бумажку сунули мне в руку.  Капитан долго молчал. Сонхва мог видеть, как его глаза не отрывались от слова на бумаге, и он мог понять замешательство, отразившееся на лице молодого человека. Он тоже почувствовал, как его желудок сжался в узел, когда он позволил себе подумать об этом – подумать о возможностях, которые означала записка – это было то, о чем он отчаянно пытался не думать, когда проснулся во второй раз после того, как потерял сознание и сунул записку в карман.   — Это та миледи, — наконец Хонджун оторвал взгляд от бумаги и посмотрел вниз, туда, где сидел Сонхва, крепко вцепившись пальцами в меха под ним, — с которой ты был помолвлен?   — Соджун, да, — кивнул Сонхва, и на мгновение наступила паника, потому что это был первый раз, когда он произнес её имя вслух с тех пор, как сбежал и покинул свое королевство.    — Она была той, которая отпустила нас в самом конце?   — Да. Хонджун, казалось, какое-то время изучал старшего мужчину, замечая, как Сонхва не может усидеть на месте и как белки его глаз вспыхивают в малейшей частичке света, которая у них ещё осталась. Бумага, которая была в его руках, казалась изрядно изношенной, разорванной и рассыпавшейся вместе с пятнами крови Сонхва на ней, но Хонджун крепко держал её, без сомнения, сила его собственной хватки создала новые заломы на теплом предмете.    — Ты знаешь, что это значит? — спросил он после приличного молчания.   — Нет, не совсем, но я могу предположить.    Сонхва облизнул губы, пытаясь вырвать бумагу из хватки капитана, и намеренно проигнорировал приличное сопротивление.  — Во-первых, и самое главное, это означает, что кто-то следил за тобой. Они смогли узнать тебя в стране, далекой от твоего королевства, и даже в маске, — осторожно сказал Хонджун, его беспокойный взгляд давно исчез и сменился чем-то другим, особенным взглядом, который только сохранял предупреждения в нем.  — Я думаю, что у леди Соджун проблемы, — снова выпалил Сонхва, полностью игнорируя то, что только что сказал его капитан, и угрозу, стоящую за его словами.   Он не мог отрицать, что его сердце стало неустойчивым за последние несколько дней и что он стал совершенно беспокойным. Её имя всегда было у него в голове, и ему было трудно дышать, как будто на него навалили тяжелый ящик, и образ её лица не покидал его разума.    Ночью, когда он достал записку и смотрел на её имя, написанное на бумаге, он не мог не видеть её лица в тот день, когда он сбежал с Хонджуном, и они оба избежали пиратской казни. Он вспомнил, как она только что была там, как будто она знала его план с самого начала, даже до того, как он сам узнал об этом. Сонхва вспомнил, как она стояла между ним и его судьбой, и он вспомнил, как она сняла вуаль, закрывавшую её лицо, сняла с пальца большое золотое кольцо и бросила его на землю, как будто оно ничего не значило.   Он так ясно мог видеть её лицо, девушку, которая была его единственным другом с тех пор, как они были молоды. Девушка, которая пряталась в больших полях и в конюшнях, когда они оба были молоды и не знали об обязанностях, которые им придется выполнять, когда они станут старше и повзрослеют. Девушка, у которой всегда был сильный дух, человек, такой же красивый, как окружающая их природа, и кто-то, кто не сбился с пути, несмотря на весь яд жизни.    Возраст не испортил её, и чем дольше Сонхва позволял себе думать о ней, тем сильнее он чувствовал желание защитить её, как она когда-то его.    Она совершила поступок, наказуемый смертью, но Сонхва помнил, что не видел ни капли сожаления или страха в её глазах, когда она ушла с дороги принца и позволила ему беспрепятственно идти к необходимой ему свободе.   — Беги, мой друг, — прошептала она ему. — За нас двоих. Это были последние слова, которые она сказала ему как принцу, и это были слова, которые он никогда не забудет. В то время он не мог сосредоточиться на том факте, что на самом деле означали её последние слова из-за ситуации, но за последние несколько дней, с тех пор как они сбежали из Черных Врат и им потребовалось несколько дней, чтобы оправиться от этого и нанесенных им травм, Сонхва наконец-то поймал себя на мысли о том, насколько трагичным был их конец   Он смог вырваться на свободу, а она нет.    Он смог прикоснуться к тому, чего больше всего желало его сердце, в то время как она была оставлена, чтобы навести порядок в созданном им беспорядке. Её сильный и прекрасный дух продолжал бы угасать, как и его дух, если бы он остался в этом королевстве. Чувство, которое всегда охватывало его, когда Сонхва думал о том, как они пообещали друг другу, когда были маленькими, что навсегда убегут в лес, всегда было чувством, от которого его почти тошнило.   Он не мог до конца понять, почему её последние слова значили для него больше, чем просто прощание, или почему они казались такими окончательными, о чем он не хотел думать.    Он оставил её медленно умирать и чахнуть после того, как она ничего не сделала, кроме как предложила ему доброту и милосердие.    Одна только эта мысль заставляла его изо всех сил дышать, когда подавляющее чувство вины охватило его тело.   — У неё проблемы? — спросил Хонджун, его голос вытащил Сонхва из ямы, которую он вырыл для себя, чем дольше он думал о жестокой ситуации.   — Да, — выдохнул он, его пальцы снова начали дрожать, когда он крепко сжал бумагу. — Я не могу этого объяснить, но мое сердце знает. Почерк не её, так что кто-то должен знать, что она в беде, и знает, что я единственный, кто может что-то с этим поделать.   — Твое сердце знает? Ты чувствуешь это? — спросил капитан тихим голосом, его лицо было немного опущено, когда он сделал шаг назад.   — Да, — отчаянно ответил ему Сонхва. — Я чувствую сердцем, что что-то не так, я не смогу уснуть, пока не узнаю, что она жива и в порядке.   Хонджун снова замолчал, его поза выглядела обессиленной с того места, где он стоял, когда он повернул голову, чтобы посмотреть на незавершенную карту, разложенную над его столом, ожидая, когда к ней будет прикреплена новая и последняя часть.    — Ты должно быть любишь её, — последовал ответ капитана. Его голос звучал неуверенно и почти дрожащим, когда он ещё больше отвернулся, делая всё, что в его силах, чтобы избежать зрительного контакта с Сонхва, который вопросительно смотрел на него. Он не мог понять, что означало выражение лица Хонджуна, но он мог сказать, что всему его языку тела, казалось, не хватало энергии или даже грамма борьбы. — Конечно, она была единственной, кто удерживал меня и поддерживал в здравом уме все эти годы в королевстве. В конце концов, я был с ней помолвлен, она должна была стать моей женой и королевой, когда придет время.   — Как я мог забыть? — нижняя губа Хонджуна, казалось, дернулась при этом. — Уверяю тебя, эта деталь не прошла мимо меня.    Сонхва смотрел, как капитан отошел от него и быстро подошел к своему столу, его палец осторожно провел пальцем по тому, что, как предположил Сонхва, было линией на карте, прежде чем он выпрямился и повернулся, чтобы посмотреть на старшего с таким пустым выражением лица, что это было почти жутко.    Хонджун прислонился к столу и, казалось, думал о чем-то, несколько разных эмоций виднелись в его глазах, когда капитан, казалось, боролся как с логикой, так и с эмоциями, пытаясь принять решение   Сонхва сидел совершенно неподвижно, тяжесть его тела и атмосфера вокруг него не позволяли никому из них двигаться. Было почти необъяснимо, как воздух так быстро накалился, как всё, казалось, шло гладко, а потом вдруг остановилось.   Капитан тяжело вздохнул, подняв обе руки, чтобы потереть пальцами виски, пытаясь снять нарастающее там давление.    — Теперь, когда у нас есть полная карта, мы можем начать наше приключение, — осторожно сказал он, скрестив руки на груди. Сонхва внимательно наблюдал за ним, замечая, насколько напряженным выглядит капитан, переводя взгляд с записки в руке Сонхва на карту на его столе. — Наша первая остановка на карте – Туманные острова, дом сирен. Это наш лучший шанс поймать одну, чтобы мы могли взять весы и выполнить первое задание. Это невероятно опасно, так как мы все пленники зова сирены, если они хотят есть, мы ничего не можем сделать, чтобы остановить это.   — Только если разум слаб, — сказал Сонхва, подавшись вперед на кровати, чтобы попытаться привлечь внимание Хонджуна. — Если разум силен, то зов сирены будет иметь меньший эффект. Если ты не ослеплен своими желаниями или у тебя устойчивый ум, то их зов может быть не чем иным, как нежной песней в ночи.   Хонджун крепко сжал губы.  — Хотя я не могу отрицать, что глубоко внутри меня эта задача вызывает волнение, я также не могу отрицать, что боюсь за определенные умы на этом корабле. Не всем доводилось встречать сирен, не ты единственный, кто не знает боли их криков.   Сонхва молчал, наблюдая, как его капитан ходит по маленькой комнате. Он крепче сжал бумагу в пальцах, и звук её шуршания вернул его внимание к тому, что ранее заставило его сердце колотиться в груди от страха.    Он открыл рот, чтобы осторожно сказать что-то об этом, но Хонджун, казалось, почувствовал его беспокойство и остановился, чтобы правильно повернуться к Сонхва, выражение его лица было неубедительно, когда он снова вздохнул.   — Причина, по которой я говорю это, заключается в том, что твое королевство находится прямо между нашим нынешним местоположением и Туманными островами, — медленно сказал он, ожидая, пока информация дойдет до старшего. — Если бы мы остановились и осмотрели его, это не мешало бы.   Глаза Сонхва расширились, когда осознание того, что говорил Хонджун, поразило его в полную силу, изрядный пинок под дых, и выражение его лица, должно быть, было чем-то комичным, потому что впервые за долгое время губы капитана изогнулись вверх. Увидев выражение благоговейного страха на лице старшего.  Но как только наступил пик, так же быстро последовало и падение.    Собственная улыбка Сонхва исчезла, его голова склонилась набок, когда он позволил своему взгляду упасть на деревянный пол.   — Что это? — Хонджун быстро спросил, явно чувствуя, что что-то не так. — Разве ты не хочешь пойти и увидеть её? — Дело не в этом, — поспешил уточнить он, покачав головой, чтобы ещё больше подтвердить свою реакцию. Даже не осмеливаясь взглянуть на капитана, Сонхва вздохнул и сунул письмо обратно в карман.    — Тогда... — Твоя команда возненавидит эту идею, я уже вижу это сейчас. Я не хочу создавать более враждебную атмосферу, чем есть уже. Просить их остановиться в том месте, где ты провел год в заточении только для того, чтобы я убедился, что с моим дорогим другом всё в порядке, не самая лучшая идея.   Хонджун хмыкнул в знак признания.    — Да, я уже думал об этом. Действительно, они будут ненавидеть меня за это, но если твое сердце говорит с тобой так сильно, то я боюсь, что оно только поглотит тебя изнутри, если ты не пойдешь и не найдешь её.   — Я не хочу разрушать то, что у тебя есть с ними, — сказал Сонхва мягко, неуверенно и очень беззащитно глядя туда, где глаза Хонджуна всё ещё были прикованы к старшему. — Мне кажется, что мое присутствие здесь ничего не сделало, кроме как создало огромный каньон между тобой и ними. Я этого не желаю. — Нет, ты видишь тьму только потому, что облака ещё не рассеялись, — ответил ему Хонджун. — Часть работы капитана состоит в том, чтобы делать то, что он считает лучшим для своей команды, и надеяться, что в конце концов они не возненавидят его за это. Если бы у одного из них была такая же проблема, я бы сделал то же самое. Баланс между верностью и уважением – тонкая грань, по которой я иду каждый день.   — Не дай мне тебя переубедить.   — Не буду. Ответ был настолько твердым и убедительным, что даже Сонхва был шокирован тем, как быстро он поверил словам капитана. Это звучало почти как команда, что-то вроде «не верь ничему, кроме того, что я тебе говорю», из-за которого Сонхва глубоко вздохнул, когда с его плеч свалился тяжелый груз. Сонхва сглотнул, когда Хонджун снова подошел к нему и согнулся в талии ровно настолько, чтобы протянуть руку и схватить забинтованную руку. Капитан нежно держал его, прикосновение столь необычное для капитана пиратов, его пальцы водили по бинтам и по пальцам Сонхва, слегка улыбаясь, когда они дергались от прикосновения. Он избегал того места, где была неприятная рана, даже не осмеливаясь прикоснуться пальцами к ладони Сонхва или вокруг неё, как он всегда делал, когда они были одни.   — Если хочешь, мы остановимся на несколько дней или столько, сколько тебе нужно, чтобы убедиться, что ты можешь успокоить свое сердце, — мягко сказал ему Хонджун, и когда он случайно коснулся нежной части руки Сонхва, он двинулся вперед, чтобы мягко успокоить его и бормоча извинения.    — Спасибо, — сказал ему Сонхва искренним и очень искренним тоном.    Ему казалось, что что-то поднялось с его спины, какая-то призрачная фигура, которая пожирала его все те несколько дней, что он владел запиской. Это было облегчением более чем одним способом.  — Я расскажу остальным завтра, когда взойдёт солнце, а пока ты должен пойти поесть, чтобы восстановить силы, — сказал ему Хонджун, выпрямляясь и мягко кладя руку Сонхва себе на колени. — Тело не может исцелиться, если ты не подпитываешь его должным образом. Такая травма, скорее всего, будет заражена, чем дольше она будет оставаться нездоровой, особенно в этих условиях. Помни, дорогой, этот корабль не твой замок, он не очень гигиеничен.   Сонхва кивнул головой, сжимая его раненую руку другой, наблюдая, как Хонджун уходит от него.   — Конечно, — сказал он, решив встать, когда капитан кивнул ему, указывая на дверь, когда он снова сел за свой стол, — ты не пообедаешь с нами?   — Я поем позже, скажи Ёсану, чтобы оставил немного соленой свинины для меня, — пробормотал Хонджун, его внимание и сосредоточенность сразу же были прикованы чем-то другим, как только он сел.   Сонхва наблюдал, как капитан протянул руку, чтобы зажечь свечу, которая почти догорела на краю стола. Он также наблюдал, как он задул спичку и положил её на металлическую деталь, в которой была свеча и ранее расплавленный воск.  Было загипнотизировано наблюдать, как каюта оживает с движущимися тенями, как только фитиль загорается. Вспышка света только заставила Сонхва почувствовать себя одиноким, хотя капитан был там и находился с ним в комнате, Сонхва всё ещё чувствовал себя одиноким. Хонджун был там физически, но на самом деле его там не было.   Казалось, после их разговора всегда наступал момент, когда капитан, казалось, замыкался в себе и был отстраненным. Это было загадочно, что Сонхва не нравилось, если быть честным. Он привык к таинственной ауре капитана, когда тот был прикован цепью в подземелье в его королевстве, на самом деле, он с нетерпением ждал возможности разгадать тайны пирата и понять, что он за человек и что внутри его головы. Тем не менее, это было другое.    Этот пиратский капитан больше не был прикован. Он мог свободно бродить и сеять ужас во всех семи морях, если хотел. По большей части он больше не был загадкой для Сонхва. Старший смог связаться с Хонджуном так, как он никогда не ожидал, он мог чувствовать его присутствие издалека и чувствовал, что знает этого человека довольно хорошо. Он привязался к нему за то время, что они провели вместе в некоторых напряженных ситуациях.   Было что-то интимное в том, чтобы научиться получать удовольствие от человека, которого он должен был приговорить к смерти.    Но в такие моменты, когда Сонхва даже не был уверен, знает ли Хонджун, что он всё ещё в комнате, он задавался вопросом, возможно, это чувство было односторонним. Он задавался вопросом, возможно, всё это время Хонджун был тем, кто узнавал его, возможно, Сонхва вообще ничего не знал о Хонджуне.    Глядя на капитана, на его волосы, спутавшиеся по плечам, с выпадающими косами, на мерцание света свечи, которое двигалось, когда корабль качался взад-вперед, Сонхва понял, что на самом деле мало что знает об этом человеке.    Это определенное влечение, возможно, было только односторонним.   Бросив последний взгляд на комнату, Сонхва почувствовал, как его грудь сжалась вместе с пальцами, прежде чем он, наконец, двинулся, чтобы открыть дверь каюты и оставить Хонджуна, который не заметил отсутствие Сонхва. Воздух был свежим и свежим, и ветер не был таким сильным, как в начале дня, Сан сказал, что ветер меняется, и к утру им придется изменить направление, если они не хотят грести веслами свой путь к следующему пункту назначения.    Сонхва несколько мгновений стоял рядом с каютой капитана, любуясь огромным количеством звезд над ним и звуком черных парусов корабля, хлопающих на ветру. Паруса почти слились с ночным небом, и, бросив быстрый взгляд на воронье гнездо на вершине фок-мачты, он на мгновение задумался, не находился ли там Уён. Но когда в ночи раздался громкий пронзительный смех, звук исходил из-под главной палубы, Сонхва мгновенно понял, где находится молодой пират. Возможно, он был единственным на главной палубе, наконец-то один, и никто не смотрел на него с осуждением и задержкой. В темноте ночи Сонхва любил смотреть через перила палубы и не видеть ничего, кроме широкой океанской воды, окружающей их.   Когда он спускался по ступенькам с квартердека, его охватило ошеломляющее чувство.   Куда бы он ни посмотрел, там не было ничего, кроме воды. Он был просто одиноким человеком на корабле, плывущем по бескрайнему морю.    Он чувствовал себя самым маленьким существом в целом мире.  Крошечная пылинка, ни больше, ни меньше. Самое незначительное, плывя по морю и глядя на звезды, Сонхва понял, насколько незначительным было его присутствие, когда мир вокруг него был таким большим.   С глубоким вздохом, когда его плечи опустились, Сонхва отвернулся от ночной воды и направился под главную палубу, спускаясь по скрипучей лестнице, которая, несомненно, выдавала его местонахождение. Голоса, которые раньше были громкими, уменьшились до не более чем тупых взглядов и прищуренных глаз, когда самый старший из них обогнул угол и посмотрел в открытую комнату, где при свечах собралась остальная часть команды с мисками с едой и кружками эля в руках. Все они сидели либо на стульях, либо на ящиках, расставленных по комнате, а открытый бочонок эля стоял на одном из столов, где находилась кухня.    Все предыдущие разговоры нередко прекращались, когда Сонхва входил в комнату. Он привык к взглядам и привык к тишине, пока шел сквозь них. Это не сильно отличалось от того, когда он был в замке, он прогуливался по большим залам или в тронном зале, и все горничные смотрели на него. Всякий раз, когда он входил в новую комнату, всё движение останавливалось, чтобы люди вокруг него могли поклониться и отдать наследному принцу уважение и честь. Сонхва ненавидел это, он не хотел быть в центре внимания, он предпочел пройти незамеченным, не более чем тень, которая следовала за людьми, а не впереди них.   Но когда Сонхва проходил мимо команды, собравшейся вместе, чтобы быстро перекусить, он на мгновение задумался, что он ненавидит больше: взгляды и уважение, которые были необходимы только из-за его статуса, или взгляды и отсутствие уважения также из-за его статуса и того, кем он был раньше? Оба варианта ему не нравились, и оба были обоюдоострым мечом.   — Сегодня фасоль с морским печеньем, — первым нарушил тишину Ёсан, встав со своего места и подойдя к небольшой корабельной кухне в дальнем углу, чтобы показать Сонхва, где находится еда. — Есть только немного соленой свинины, сегодня вечером нечего предложить, так как мы не знаем, когда пришвартуемся в следующий раз. Лучше питаться, пока есть возможность.   Сонхва понимающе кивнул, принимая миску, которую Ёсан предложил ему без каких-либо жалоб, но когда светловолосый пират пошел вытащить немного соленой свинины из контейнера, Сонхва покачал головой и убрал миску. — Этого достаточно, — сказал он, смущенно улыбаясь Ёсану.  — Ты уверен?    — Да.   Пират только пожал плечами и положил мясо обратно, прежде чем вернуться к своей еде и сел с остальной командой. Сонхва посмотрел на деревянную миску в своих руках, его желудок, без сомнения, заурчал от голода, а во рту выступила слюна при мысли о соленой свинине. Он на мгновение взглянул на контейнер, прежде чем оторвать от него взгляд, этого было недостаточно ни для него, ни для капитана, и несмотря на всё, что Хонджун сделал для них — особенно Сонхва — он решил, что позволит капитану насладиться соленой свининой всякий раз, когда он решал отвлечься от карты.   Сонхва как можно лучше наклонил голову, проходя мимо шестерых мужчин, которые наслаждались едой, планируя подняться на главную палубу, чтобы сесть в передней части корабля и полюбоваться звездами, пока он ел бобы, но голос оборвался. сквозь мертвую тишину и окликнула его.   — Почему ты не ешь с нами?    Это был Юнхо.   Первый помощник позвал его, и Сонхва чуть не споткнулся о свои ноги и не уронил миску с едой. Он обернулся, чтобы оглянуться через плечо, и ожидал увидеть на лице Юнхо дразнящую ухмылку, которая подскажет Сонхва, что он пошутил, и это будет не в первый раз, но, когда Сонхва посмотрел на первого помощника, он не увидел ни капли юмора на лице. — Ты имеешь в виду это? — спросил Сонхва, его плечи напряглись, когда он сдерживался.   — Да, — сказал ему Юнхо, коротко кивнув в сторону ящика, на котором ещё не сидели. — Тебе не нужно, если ты хочешь вместо этого снова смотреть на звезды.   Медленно и очень осторожно Сонхва двинулся в том направлении, куда ему сказал Юнхо. С каждым шагом он ждал, что один из членов экипажа засмеётся и скажет ему убираться, но этого так и не произошло.   Он сел на деревянный ящик и закинул одну ногу на другую, держа миску на коленях, его аппетит почти пропал из-за его осторожности. Сонхва не боялся, что команда нанесет ему физический вред, если он не сделал ничего, чтобы заслужить это, этот страх был давным-давно отличен, он просто боялся поддразниваний и того, насколько подлыми они могут быть.   В ту ночь у него почему-то было тяжело на сердце. Сонхва не был уверен, сколько поддразниваний он сможет выдержать, прежде чем сломается.   Он сидел тихо, пока снова возобновился разговор между пиратской командой, его сердце колотилось в груди, так как он никогда раньше не чувствовал себя так неуместно. Несмотря на то, что он провел с командой почти год, Сонхва всё ещё чувствовал, что не вписывается в неё. Конечно, были времена, когда он вписывался, но они были короткими по своей природе, и в ту секунду, когда он думал, что дела у него идут лучше, всегда что-то происходило. Сонхва наблюдал, как они общаются друг с другом. Он видел, как легко им было шутить и говорить всё, что у них на уме. Уён был самым громким, он всегда вел разговор с отработанной легкостью, которой Сонхва завидовал. По своей натуре Сонхва был не очень разговорчивым человеком – он чем-то напоминал Ёсана – мужчину, который мог ответить и поддержать разговор, если это необходимо, но никогда не был тем, кто начинал или вел разговор.    — … возможно, ему больше понравятся маринованные овощи, это похоже на то, что привык есть принц, — сказал Уён, первая половина его предложения не запомнилась Сонхва, но только услышав последнюю часть, он знал, что молодой шпион говорил о нем. — Вероятно, он не привык есть один и тот же черствый хлеб и бобы каждый день. Он привык к большим банкетам, на которых подают только лучшие пудинги и джемы из королевской кухни. Интересно, принцу когда-нибудь приходилось есть вчерашний хлеб?   — Прекрати, — Юнхо толкнул Уёна локтем в бок, отчего молодой пират чуть не упал с ящика. — Хочешь, я привяжу тебя к носу этого корабля и посмотрю, продержишься ли ты триста ярдов?   Уён посмотрел на него, прежде чем закатить глаза и пробормотать что-то, чего Сонхва не мог расслышать, но, тем не менее, промолчал, что, похоже, понравилось первому помощнику. Сонхва на мгновение встретился взглядом с Юнхо, прежде чем более высокий мужчина отвел взгляд, сунул в рот ложку бобов и посмотрел на Минги, который пытался показать ему гравюры, сжатые в рукоятке пистолета. Сонхва внимательно наблюдал за ним, пока первый помощник убирал волосы с глаз, и изо всех сил старался сосредоточиться на том, как Минги провел пальцами по гребням и прочертил каждую букву.   Это было странно, Сонхва не мог понять, что именно, но после того, как он спас жизнь Юнхо и чуть не пожертвовал собой, между ними всё немного изменилось. Сонхва узнал после того, как проснулся, что удар, нанесенный первым помощником, когда тот человек атаковал его, вывихнул ему плечо, и Ёсану пришлось вправить его, как только они оказались в открытой воде.   В первый раз, когда Сонхва увидел первого помощника после того, как проснулся во второй раз с Хонджуном рядом с ним вместе с Ёсаном, Юнхо стоял у его ног с затуманенным выражением лица. Его первыми словами Сонхва было то, что старшему повезло, и что его усилия по спасению Юнхо были не чем иным, как чудом.    По его мнению, любому может повезти — в том, что сделал Сонхва, не было ничего особенного.    Было ужасно больно. Сонхва спас жизнь Юнхо не только для того, чтобы заслужить уважение и верность команды, это было бы только бонусом. Он только что спас жизнь Юнхо, потому что это казалось правильным, и его сердце сказало ему это. Его инстинкты действовали быстрее, чем его мозг, за его действиями не стояло никаких скрытых мотивов.    Сначала Сонхва опасался, что его действия вызвали ещё более глубокую метафорическую пропасть между ним и первым помощником. Он боялся, что смутил более высокого мужчину и выставил его в дурном свете перед всеми остальными – он был человеком великого мастерства и безжалостным убийцей – спасение от простого принца не менее вероятно заставило его желудок сжаться, а ненависть к Сонхва возрасти.   Но прошло несколько дней с момента его первой клинической смерти у Черных Врат, и казалось, что первый помощник не ненавидел его так сильно, как он думал вначале. Поддразнивания и злые взгляды превратились в бесчувственные взгляды. Юнхо не смотрел на него сверху вниз, словно он был каким-то беспомощным членом королевской семьи, который больше ничего не мог делать на корабле, его взгляды были скорее безразличными.    В отчаянном уме Сонхва получить какое-то внимание, кроме подлых и осуждающих взглядов, это была огромная победа.  Совсем недавно первый помощник отчитывал Уёна, когда молодой шпион становился злым и противным. На самом деле, только молодой шпион продолжал вести себя грубо с Сонхва. Все остальные, казалось, отошли от мелочности, терзавшей их умы. Сан и Минги по-прежнему молчали, Сонхва полагал, что это никогда не изменится, но, по крайней мере, другой высокий великан больше не просверливал ему спину глазами. Взгляд Сонхва переместился на Сана, который сидел в углу сразу за Уёном. Он закинул одну ногу на сам ящик и тихо ел из своей миски. Сонхва всё ещё мог видеть повязки вокруг его рук, в основном на костяшках пальцев, которые выглядели так, будто их только что сменили.  Когда они были на вулканическом острове, Сонхва не знал, что случилось с Хонджуном и Саном, поскольку их не было с ними. Он полагал, что как только Юнхо подал сигнал, они вдвоем помчались обратно к кораблю, чтобы посмотреть, что случилось. По большей части это было правдой, Хонджун сказал ему, что у них с Саном не было никаких проблем в таверне, пока в ночи не раздались выстрелы, а затем им пришлось пробиваться, чтобы вернуться на судно.    Когда Сонхва увидел Сана, ассасин стоял, прислонившись к бизани, свесив руки по бокам, а с кончиков его пальцев капала кровь. Его руки выглядели так, будто они были разорваны, с них капала кровь, а костяшки пальцев были в синяках до черноты. Сан не выглядел так, будто ему было больно, его лицо было спокойным и расслабленным, с брызгами крови на острых скулах и рубашке.    Сонхва мог только представить, какой ущерб был нанесен его рукам. Он не видел, насколько сильными были синяки после того, как раны были промыты и его руки были перевязаны, но Сан всегда носил повязки на руках и запястьях, поэтому Сонхва задавался вопросом, есть ли у ассасина необратимые повреждения от всех жестоких боев, которые он пережил. Насколько он понял, Ёсан и Минги были единственными, кто не пострадал. Минги был в безопасности на корабле, так как он сбил только дерзких пиратов, которые преследовали их, из своей длинной винтовки. Капитан утверждал, что он не был ранен, но Сонхва видел его рубашку после того, как проснулся и не спал, и казалось, что на его боках были темные пятна, но он не мог сказать, была ли это кровь капитана или кого-то другого.   — Тебе нужно сменить повязки.   Голос Ёсана прервал легкое воспоминание, которое было у Сонхва, его глаза перефокусировались, когда он оглядел комнату, освещенную свечами, и обнаружил, что светловолосый пират смотрит на него, когда его взгляд упал на забинтованную руку Сонхва.    — Когда мы меняли?   — Два дня назад, — ответил ему Сонхва, наблюдая, как Ёсан покачал головой, подошел к Сонхва и схватил его за руку, чтобы наблюдать за этим.  — Слишком долго, — пробормотал Ёсан, снимая грязные бинты, и лишь тихонько мычал, когда Сонхва вздрогнул. — Ты же знаешь, что заразишься, и тогда твоя рука тебе не поможет, верно? Ты должен содержать руку в чистоте и часто менять повязки, если не хочешь умереть от болезней.    — Нет, конечно, нет, — покачал головой Сонхва и позволил Ёсану провести рукой, чтобы осмотреть глубокую рану, которая, по мнению Сонхва, выглядела довольно неприятно. Он не получал такой серьезной раны за всю свою жизнь, даже в ту ночь, когда пираты напали на его королевство, а на «Destiny» не было королевских врачей, поэтому он беспокоился, что спасение жизни Юнхо будет стоить ему его собственной.   Он видел, как многие солдаты умирали от того, что они называли септическим шоком, от этого не было лечения. Чрезвычайно опасная инфекция, которая, казалось, вызывала таинственное отключение тела – это было не так уж редко, особенно на пиратском корабле, где условия были далеко не идеальными.    Но Сонхва узнал, что Ёсан довольно хорошо разбирается в ранах и болезнях. Он и близко не был похож на королевских врачей, но этого и следовало ожидать. Ёсан сказал ему после того, как он вправил плечо Юнхо и облил его руку спиртом, чтобы промыть рану, что он узнал то, что знал, от человека, который его нанял. — Лучше промывать рану водой, чем алкоголем, но у нас мало воды, так что тебе придется терпеть, пока мы не достигнем суши. Можно с уверенностью сказать, что Сонхва был счастлив, что ему дали кожаный ремень, чтобы он мог его прикусить, поскольку Ёсан накладывал ему швы. Хотя даже пояс никак не мог заглушить его крики, которые лились из его горла и причиняли ужасную боль в течение всего процесса, когда он снова чуть не потерял сознание, когда боль была почти невыносимой.    Сонхва смотрел, как Ёсан наблюдает за его рукой и за тем, как его ладонь была красной, но казалось, что светловолосый пират не выражал никакого беспокойства или растерянности, так что всё не могло быть так уж плохо.   — Я закончу через несколько минут, — сказал Ёсан, выпрямившись и тяжело вздохнув. — Тебе нужно лучше заботиться о руке.    — Ты действительно доктор, не так ли? — немного задумался Уён, отвлекая внимание Ёсана от Сонхва. — Вряд ли, я просто умею не умирать от глупых ран, — блондин бросил взгляд на шпиона. — Ты знаешь, что это настоящая причина, по которой Хонджун взял меня в команду. На этом корабле не было никого, кто обладал бы какими-либо медицинскими знаниями.    Уён только пожал плечами и поиграл с едой, которая всё ещё оставалась в его миске, с деревянной ложкой в ​​руке.  — Доктор и повар, чего ещё желать капитану?   — Я не знаю, как кто-то из вас всё ещё жив, я думал, что по крайней мере некоторые из вас умрут от пищевого отравления, — пробормотал Ёсан, покачав головой. — Я пытался научить каждого из вас готовить, и это всегда заканчивалось катастрофой. Вот почему никому из вас не позволено прикасаться к еде, вы даже не знаете, как правильно её хранить… даже воду.    — У каждого из нас здесь на корабле есть своя работа, если я не повар, то мне просто не нужно учиться готовить, — вздохнул Уён, поставил миску на пол и откинулся на руки. Сонхва мог сказать, что младший не совсем серьезно отнесся к тому, что он только что сказал, но это всё равно раздражало его, хотя он знал, что они так шутили друг с другом.   — У вас есть работа? — тихо спросил Сонхва, надеясь, что его вопрос услышит только Ёсан, который, скорее всего, не отнесется к нему так сильно, как другие. — Да, — вмешался Уён, опасная улыбка тронула его губы. — Конечно, у нас есть работа на корабле, каждый корабль работает одинаково, даже твои военные в твоем королевстве. Очевидно, ты никогда раньше не был на корабле, принц, и даже не обращал внимания на тот, где находишься сейчас. — Уён…   — Я уже был на корабле раньше, — чуть ли не усмехнулся Сонхва в адрес Уёна, глубокое и внезапное чувство гнева наполнило его. — Я ездил в чужие страны по дипломатическим делам. Не могу сказать, что корабль – мой любимый способ путешествовать, но я уже плавал и могу с уверенностью сказать, что ваш пиратский корабль совсем не похож на военный корабль. Там нет шпионов или убийц, уж точно не шесть или семь человек на весь корабль. Я даже никогда не слышал о «первом помощнике»; второго человека всегда называют квартирмейстером или адмиралом.   Вместо того, чтобы выглядеть ошеломленным, Уён только поднял бровь так, что она касалась нижней части его банданы, и наклонился вперед, чтобы упереться локтями в бедра.  — Вот он и кусается в ответ, — облизал губы шпион и склонил голову набок.    — Простите меня за то, что я так невежественен, поскольку я почти не получил никаких инструкций о том, как всё работает здесь. Я понимаю, что не все корабли работают одинаково, и я даже понимаю, что пиратский корабль не будет управляться так же, как мои военные корабли, но меня отодвинули в сторону и проигнорировали, когда дело доходит до попыток узнать, как всё работает, — Сонхва тоже отложил миску в сторону и наклонился вперед, чтобы сурово взглянуть на шпиона. — Я понимаю, что ты не уважаешь меня и даже не терпишь мое присутствие здесь, но я являюсь частью команды, поэтому тебе лучше научить меня своим путям, чтобы я не создавал для тебя проблем.   Улыбка Уёна стала только шире, а его глаза потемнели, что не казалось опасным. Он снова облизал губы, хихикая глубоко в горле, прежде чем он сел немного прямее и ткнул большим пальцем в сторону Юнхо.   — Его официальное звание – квартирмейстер, но «первый помощник» быстрее и легче выкрикнуть, когда нападает пиратский корабль, это отлично слетает с языка. Этот термин всё ещё используется, принц. Всё дело во времени. Время драгоценно для нас, пиратов, иногда жизнь или смерть – вопрос считанных секунд… я уверен, что ты сам недавно понял это, — сказал ему Уён, его улыбка не исчезла, даже когда Юнхо оттолкнул его руку.   — А что касается остальных, — продолжил Уён, его взгляд потемнел ещё больше, когда его взгляд снова упал на застывшее тело Сонхва. — Минги одновременно и стрелок, и боцман, он отвечает за всю артиллерию и получил звание «стрелок». Если ты в его команде, то ты будешь отчитываться и слушаться его, а что касается самого Минги, то он отчитывается и перед Юнхо, и перед капитаном, так что считай его третьим в команде, не перебивай его. Сан – ассасин, да, но ему также дали звание «морской мастер», он работает за кулисами и является главным лидером, когда дело доходит до навигации. Я уверен, что ты видел, как Юнхо и Минги обсуждали наши пути плавания с нашим капитаном, но это информация, полученная от Сана.   — А как насчет тебя? — спросил Сонхва. Он чувствовал, как помрачнело его собственное лицо, как его взгляд с вызовом обратился к молодому пирату без какой-либо особой причины, кроме того, что он хотел, чтобы этот человек не оправдал своих слов перед остальной командой. — Ты делаешь что-нибудь ещё, кроме того, что шпионишь? Или это всё, в чем ты хорош?   Губы Уёна приоткрылись, но затем он закрыл их, щелкнув челюстью. Он молчал несколько секунд, наконец, застигнутый врасплох на несколько мгновений, прежде чем его жадный взгляд вернулся, и он, наконец, оттолкнулся от ящика, его тяжелые ботинки стучали по деревянному полу, когда он подходил всё ближе и ближе к тому месту, где Сонхва сидел прямо. как молодой шпион подошел к нему.    — Нет, считай меня мастером на все руки, принц, — челюсти Уёна сжались, он остановился перед Сонхва и вонзил пальцы в челюсть старшего, заставив Сонхва посмотреть на него. Напряжение между ними возросло в десять раз, когда Сонхва почувствовал, как его грудь напряглась вместе с пальцами, его раненая рука болезненно пульсировала. — Ты не только никогда не услышишь, как я хожу, ты никогда не узнаешь, что я опустошил твои карманы. Но, конечно же, это не тот ответ, который ты ищешь, тебе, наверное, больно знать, что я ремонтирую всё и вся на этом корабле. Я плотник, я латаю дыры после пушечных ядер. Я также парусник. Мы постоянно сталкиваемся с сильными штормами, которые рвут паруса, когда мы не можем их быстро завязать, поэтому я их чиню. Я чиню канаты, когда они ослабевают, я чиню палубу, когда в ней дыра, и чиню мачты, когда они трескаются.   Сонхва потянулся, чтобы крепко обхватить запястье Уёна пальцами. С этого ракурса Сонхва мог видеть, как рубашка Уёна почти скреплялась странным узлом, который, казалось, вот-вот развалится и обнажит всю его загорелую и крепкую грудь. Уён был таким бесстыдным, гордым и счастливым, чтобы показать все свои достоинства, но в такое время Сонхва хотел, чтобы шпион меньше… отвлекал.    — А что касается проблемы с нехваткой людей на нашем корабле, просто знай, что это становится проблемой только тогда, когда мы хотим совершить набег на твои военные корабли и взять на себя дипломатические дела, — хватка Уёна на челюсти Сонхва только усилилась. — Чем больше людей, тем труднее поддерживать мир на корабле, знаешь ли, как трудно сделать так, чтобы пятьдесят человек были счастливы, когда они месяцами проводят в тесноте в открытом океане без какой бы то ни было компании? Несомненно, наш капитан проповедовал тебе, как важна верность, поэтому нас назначили основной командой, а остальных мы оставляем заниматься своими делами в торговом порту, пока мы не воспользуемся ими, с меньшим риском.   — Одноразовые жизни, — подставил его Сонхва, сжимая пальцами запястье Уёна. — Вот что они для тебя. — Называй это как хочешь, ты знаешь, что я прав.    Сонхва решил проигнорировать комментарий младшего и перешел к следующей мысли, которая терзала его разум, даже не осмеливаясь пропустить ни секунды.    — Кто тогда подрывник? Это ваши настоящие расходные материалы, вы даете им самые опасные задания и ожидаете, что они не переживут путешествие. Наверняка у пиратских кораблей тоже есть подрывник. У вас есть хоть один?   — О, — улыбка Уёна превратилась в злую, а глаза – в щелочки, как у Сана, когда ассасин начинает преследовать свою жертву. Сонхва почувствовал, как Уён прижал большой палец к подбородку и наклонился так, что ощущалось горячее дыхание пирата. — У нас есть.

-~-

Как и предполагал Сонхва, на следующий день, когда Хонджун сообщил новость о том, что они остановятся в королевстве, в котором раньше жил Сонхва, прежде чем остановиться на Туманных островах, команда была этому недовольна.   Напряжение уже было высоким из-за разговора Сонхва с Уёном, но тот дополнительный факт, что они остановились из-за какой-то записки, которую получил Сонхва, только усугубил ситуацию. Было ясно, что никто из них на самом деле не думал, что письмо было правдивым, и не мог придумать возможную причину, по которой он мог бы получить его в этом месте.   Капитану пришлось затащить свою команду в свою каюту, за исключением Сонхва, чтобы он мог поговорить с ними об этом. Это был долгий разговор, и ради своего рассудка Сонхва позаботился о том, чтобы быть как можно дальше от каюты капитана, чтобы не слышать того, что, по его мнению, было тяжелым спором.    Хонджун сказал ему, прежде чем он пошел поговорить со своей командой, что в конечном итоге это будет зависеть от голосования. Он сказал Сонхва, что, хотя он и носит звание капитана, он не обладает большей властью, чем его команда. Они принимали большинство своих решений на основе голосования, иногда даже схемы навигации и вопросы нормирования, все это оставлялось на усмотрение большинства, чтобы гарантировать, что баланс сил не выйдет из-под контроля.   Сонхва уважал это, он действительно уважал.    Но он опасался исхода этого решения.   Это заняло большую часть дня, и в какой-то момент Сонхва забеспокоился, придут ли они когда-нибудь к какому-то решению. Он знал, как безумно это звучало, и он знал, что Хонджун будет справедлив, представив обе стороны аргумента, как за, так и против того, чтобы остановиться. Сидя под главной палубой, там, где были все гамаки, Сонхва не мог не думать о том, насколько безумной была вся эта ситуация.   Он задавался вопросом, было ли письмо какой-то ловушкой – не держали ли его отец и брат Соджун в заложниках и  не послали ли какого-то посыльного, чтобы найти его, зная, что он вернется за ней. Но даже если бы это было так, Сонхва не мог придумать ни единой причины, по которой его отец и брат хотели бы его возвращения.    Его брат уже был бы коронован, а его отец ушел бы в отставку и жил бы мирной жизнью, полной богатства, хотя, без сомнения, всё ещё правил через своего брата. В конце концов, его исчезновение вовсе не стало для них помехой. Сбежавший Сонхва только помог их плану, у них не было причин желать его возвращения.   И всё же имя Соджун было написано на бумаге, которую он держал в руках.    Он не мог этого объяснить, но в глубине души он знал, что что-то не так. Он чувствовал беспокойство, бессонные ночи заставляли его мечтать о разрушенном королевстве, которое было в огне и полностью разрушено. Сонхва не мог отрицать, как он всё ещё чувствовал себя виноватым за то, что покинул королевство, о котором обещал позаботиться, как он бросил их и оставил в руках, которые были злыми и коррумпированными.    Как он в конце концов оставил Соджун, чтобы, без сомнения, выйти замуж за его брата – чувство вины было почти невыносимым. Но в такие моменты, когда Сонхва сидел в темноте корабля, зажав голову между коленями, он мог видеть перед собой даму, её красивое и милое лицо, темные кудри густых волос, падающие на её тело и развевающиеся в воздухе. на ветру. Он мог видеть её так живо, её присутствие успокаивало, хотя физически она не была с ним. Выражение лица девушки говорило ему, что всё в порядке – решения, которые он принял, были к лучшему.   Она не держала на него зла, даже если это означало, что её собственное положение ухудшится.  Леди Соджун была единственной в своем роде, не было души чище её. К тому времени, когда Хонджун вышел из своей каюты с остальной командой позади, он сказал Сонхва, что все они решили остановиться в королевстве. Их причины были разными: некоторые оправдывали остановку за припасами, а другие просто хотели увидеть великолепие того, как на самом деле выглядит королевство. Сказать, что Сонхва был шокирован, было бы преуменьшением, и он не мог не издать какой-то сдавленный звук облегчения, прежде чем расплыться в слезящейся улыбке.  Он горячо благодарил команду, собравшуюся вокруг него, его эмоции полностью завладели его телом, и он не мог их остановить. Это был хаос, и он был уверен, что из его тела, наконец, вытекает весь стресс, но Сонхва мог поклясться, что видел, как Юнхо расплылся в легкой улыбке.   Той ночью они изменили курс и отправились в родную страну Сонхва.    У него были смешанные чувства по поводу всего этого, но Сонхва знал, что лучше жить настоящим, чем думать о будущем. Они понятия не имели, что увидят, когда доберутся до берегов королевства, а в какой-то части Сонхва даже представить себе не могли, что они могут найти.    Капитан сказал ему, что путешествие займет около трех недель, если будет попутный ветер, а затем они останутся в общей сложности на две ночи, прежде чем снова отправиться в плавание к Туманным островам.   Хонджун также сказал Сонхва, что хочет, чтобы тот навестил Минги на несколько уроков. Он не уточнил, о каких именно уроках говорил Хонджун, но интуиция Сонхва подсказывала ему, что эти «уроки» ему не понравятся.   Он был прав, конечно. По-видимому и неудивительно, Хонджун говорил с Минги о том, чтобы научить Сонхва работать и пользоваться оружием за три недели, которые потребовались им, чтобы добраться до берегов забытого королевства. Хонджун также чувствовал необходимость убедиться, что Минги сказал Сонхва, что пиратские бои сильно отличаются от сражений на флоте с точки зрения справедливости.    Итак, Сонхва обнаружил, что стоит посреди главной палубы, когда солнце стояло посредине неба и палило на него так жарко, что он не мог остановить то, как пот капал ему на глаза, а Минги стоял прямо перед ним. Волосы высокого мужчины были туго завязаны сзади у основания головы, а выражение лица было настолько напряженным, что Сонхва почувствовал, как у него подкосились колени. Постоянный ветерок, проносящийся сквозь тяжелые черные паруса над ними, был единственным, что удерживало его от перегрева. Волны были выше, что означало, что равновесие Сонхва было совершенно ужасным, даже после того, как он провел столько месяцев в море, и было ясно, что Минги нравилось видеть, как он борется за то, чтобы удержаться на ногах, поскольку у высокого гиганта вообще не было проблем с волнами.   Было так жарко, что Минги сорвал с себя рубашку, его грудь была полностью обнажена, а на загорелой коже виднелся тонкий слой пота, от которого его загорелая кожа сияла на солнце. Сонхва изо всех сил пытался отвести взгляд от татуировок мужчины, от того, как они сверкали и двигались каждый раз, когда толстые бицепсы Минги напрягались и расслаблялись, когда он показывал Сонхва движение мечом или пистолетом.   Между ними почти не было общения, Минги просто мог общаться, не говоря ни слова. Сонхва не был уверен, как ему это удалось, но было в этом что-то таинственно леденящее.  Хотя были времена, когда Минги действительно должен был говорить, поскольку он не мог просто указывать на вещи и демонстрировать движения – ему нужно было устно доказывать, что в его безумии был метод.  — У нас были чистые мечи и ружья не просто так, ты должен хорошо знать свое оружие, прежде чем использовать его, — сказал ему Минги, держа в руке маленький пистолет и протягивая его Сонхва, чтобы тот осмотрел его, не прикасаясь. — Ты потерял свой меч ещё у Черных Врат, так что теперь ты должен по-настоящему познакомиться с другим оружием.   Минги положил пистолет и вместо этого взял длинный меч, толстый и громоздкий, сунул его в руку Сонхва и схватил его за руку, чтобы вытянуть. Он двинулся позади Сонхва, почти возвышаясь над ним, и прижал свои пальцы к пальцам Сонхва, где тот держал рукоять меча.    — Офицеры ВМФ сражаются по правилам: один шаг, два шага, атака, защита. Как член королевской семьи, я уверен, что ты хорошо знаешь правила правильной дуэли и сражаешься по этим правилам. Ты можешь драться таким образом с офицером флота из любого королевства, сколько хочешь, но если вы столкнешься с пиратом, эти правила приведут к смерти, — слова Минги были так глубоко в его ухе, что Сонхва чуть не уронил меч на пол. — Хонджун сказал мне, что ты сам чуть не победил целую пиратскую команду, это правда?   — Да, — ответил ему Сонхва, сжимая пальцы на рукояти меча и пытаясь направить свою силу в руку, которая начинала болеть от веса меча, который так долго был в одном положении. — Но я не помню, как я это сделал, я не помню этого. Раздался тяжелый вздох.   — Конечно, нет.   Сонхва почувствовал, как чье-то тяжелое присутствие отодвинулось от него, тепло тела Минги покинуло его спину, когда высокий стрелок подошел к нему и сжал пальцы под самим мечом, чтобы облегчить вес.    — Это всё равно, что торговаться, с пиратом нельзя торговаться так, как с королевским чиновником. Пираты не будут уклоняться от любой угрозы, так же как они даже не будут следовать каким-то глупым правилам дуэли. Ты сражаешься, чтобы убивать, а не разоружаться или убегать, тебя будут преследовать. Без пощады, без второго шанса, — слова Минги были тяжелыми и грубыми, его глаза пронзали лицо Сонхва, чтобы убедиться, что сообщение было получено.    Сонхва почувствовал, как Минги подошел ближе, голое и покрытое чернилами плечо более высокого мужчины прижалось к его собственному, когда он медленно провел двумя пальцами по тупому лезвию меча.    — Если тебе предстоит сражаться мечом, не думай о нем как об оружии или инструменте. Это сделает тебя неуклюжим и неустойчивым, — голос Минги стал мягче, как будто в прикосновении к мечу было что-то успокаивающее. — Думай об этом как о продолжении своей руки, меч отделяет тебя, когда ты сражаешься за свою жизнь.    Сонхва глубоко вздохнул, его рука дрожала, пока Минги заставлял его держать громоздкий меч. Он был похож на тот, что носил Хонджун, и на тот, за который Сонхва дразнил капитана и давным-давно спорил о том, толстый меч или тонкий лучше для боя.   — Ты должен быть единым целым с мечом, — осторожно сказал ему Минги. Не прошло и секунды, как высокий мужчина схватил меч, вырвал его из рук Сонхва и бросил на деревянную палубу. Подул сильный ветер, и звук хлопающих парусов над ними стал почти оглушительным, когда Минги на мгновение отодвинулся, позволив Сонхва отдышаться и почувствовать, как соленый ветерок проходит по его потной коже.   Но затем Минги вернулся и вложил пистолет в руки Сонхва, с постоянной силой маневрируя руками туда, куда он хотел, толкая локти вверх, чтобы вытянуть их наружу с пистолетом, направленным в море. Сонхва знал, что ружье не заряжено, никто явно не доверял ему в достаточной мере с заряженным оружием, даже меч был слишком тупым, чтобы кого-то пронзить.   Минги снова переместился к спине Сонхва, и с ещё одним твердым выдохом Сонхва почувствовал, как высокий пират прижался к нему, его руки обняли его, как будто он вообще был ничем, и переместился, чтобы держать пистолет над руками Сонхва.    Он не смел дышать, когда Минги показал ему, как прицеливаться. Сонхва ни в коем случае не был маленьким человеком, но с тем, как Минги чуть не поглотил его своими сильными руками, шепча твердые инструкции ему на ухо, пока волны раскачивали корабль, как будто это был не более чем кусок дерева, плывущий по воде, он никогда не чувствовал себя меньше.    От Минги исходило тепло, его руки почти в два раза превышали собственные руки Сонхва, и старший мужчина решил, что это было из-за того, что Минги ежедневно приходилось поднимать и таскать тяжести. На самом деле, у всей команды были толстые и созревшие мускулы руки, прекрасно сложенные и вылепленные тела за дни тяжелой работы под солнцем. Их руки были покрыты мозолями, в то время как у Сонхва всё ещё были мягкими и почти изящными – что-то, как он полагал, со временем изменится, чем больше ему будет позволено делать.    — Эпоха мечей почти закончилась, — голос Минги был горячим в его ухе, посылая глубокую вибрацию по позвоночнику Сонхва. — Пистолеты встречаются чаще, поскольку производство пороха резко возросло, и он больше не является инструментом, используемым высшим классом.   Сонхва почувствовал, что сглотнул, когда руки Минги полностью накрыли его руки.    — Ты можешь прилично обращаться с мечом, принц. Но в бою с ружьем у твоего меча нет шансов. Есть причина, по которой первый помощник предпочитает пистолет мечу, даже если его навыки обращения с клинком превосходят большинство.    — Но...   — Если ты хочешь выжить в этом веке, ты научишься стрелять из ружья. Тебя поставили под моё командование, значит, ты подчиняешься мне как главному стрелку. Если мы когда-нибудь подберем остальную часть нашей команды с берега, тогда ты присоединишься к ним. Моя работа заключается в том, чтобы убедиться, что мы все работаем как одно целое, я не позволю тебе выделяться и подвергать всех риску.  Пальцы Сонхва сжались на рукоятке пистолета, его глаза сосредоточились на катящихся волнах вдалеке. Каким бы гипнотизирующим это ни было, палящее на них горячее солнце, угрожающее расплавить кожу с их костей, Сонхва не мог не чувствовать, как его сердце забилось быстрее.   Эпоха мечей закончилась.     Всё, что он знал и изучал, менялось так же, как и ветры. Казалось, он ничего не умел делать, и он даже не мог ни о чем спорить с Минги. Пират знал, о чем говорил, у него был опыт, в отличие от Сонхва.  На теле Минги плясали шрамы, боевые раны рассказывали истории. Сонхва мог сказать, что некоторые татуировки были сделаны в определенных местах, чтобы скрыть шрамы. Он не мог не смотреть, желая знать всё о том, как стрелок получил свои шрамы и какая история стоит за ними.   Минги видел войну и видел её часто, но, что важнее всего, выжил, чтобы пережить эту историю.   Сонхва по большей части был ещё зелёным. Его тело не было покалечено и было мягким.  Возможно, поэтому экипаж в какой-то степени его не уважал.    За те три недели, что они были в море, Минги сделал всё возможное, чтобы показать Сонхва основы того, на что он способен. Были времена, когда высокий пират так разочаровывался в нем, что ему приходилось уходить, меч или пистолет в его руке становились слишком угрожающими, по мнению Сонхва.  Иногда Хонджун наблюдал за ними с квартердека, его шуба развевалась так же, как и его волосы на ветру, но он никогда ничего не говорил. Он внимательно наблюдал, его глаза сосредоточились на Сонхва и на том, как он двигался. Он не двигался со своего места, когда перегибался через перила, сжимая губы в твердую линию каждый раз, когда Минги выворачивал меч из руки Сонхва.    Были также случаи, когда вся команда смотрела.    Сонхва ненавидел те времена.   К счастью, три недели пролетели быстро. Как бы Сонхва ни ненавидел уроки Минги, он знал, что в конце концов будет благодарен за них. Но пока он не столкнулся с ситуацией жизни или смерти, он никогда не простит высокому пирату то, что он каждый день почти терял сознание от физического напряжения и нехватки воды. Его тело болело так, как никогда раньше, по всей коже были синяки, потому что Минги был просто таким безжалостным.    Но в конце третьей недели Сонхва предстал перед зрелищем, которое, как он думал, никогда больше не увидит.   Небо было серым, скорее всего, всего за несколько минут до того, как на них прольется дождь, и ветер был холодным на ощупь. Но когда Сонхва стоял на палубе, почти перегнувшись через перила, когда его взгляд упал на величественные скалы его родной страны, он не мог не чувствовать, как его желудок скручивается узлом.    Скалы были больше, чем он помнил, ему приходилось запрокидывать голову, чтобы увидеть вершины, и какое-то тревожное чувство охватило его, когда он понял, что это те самые скалы, с которых он прыгал. Высокие и крутые, они были острыми и опасными, и, возможно, это было только потому, что мир вокруг них был таким меланхоличным, но Сонхва не мог остановить дрожь пальцев на перилах корабля, когда они подплывали всё ближе и ближе.  Сонхва издалека услышал, как Хонджун крикнул, чтобы он повернул корабль на север, чтобы бросить якорь и приготовиться к высадке на небольшой лодке.   Он не двигался, он не мог. Сонхва застыл, дрожа от ветра, несмотря на плащ, который кто-то накинул ему на плечи, и не мог оторвать глаз от скал королевства, которым он должен был править. Всё двигалось в замедленной съемке, каждая минута тянулась как час, и часть Сонхва была благодарна за это.   Первые несколько капель дождя заставили его закрыть глаза, и именно тогда он понял, как сильно они жалят. Всё было тихо, даже сотни чаек, у которых были дома на скалах, не летали вокруг – ничто не могло отвлечь Сонхва от его старых воспоминаний.   Именно таким он его и помнил – серым, лишенным цвета и жизни.   К тому времени, когда они бросили якорь и привязали паруса в гавани недалеко от того места, где находились доки для входа в город королевства, Сонхва не понял, что ему помогли сесть в маленькую лодку и он был недалеко от берега. Дождь, казалось, отказывался идти полностью, лишь несколько капель тут и там, окропляя его лицо обещанием скрыть слезы, если он обнаружит, что больше не может их скрывать.   Хонджун всё это время был позади него, его глаза были темными и прикрытыми, он следил за блуждающими глазами, которые, возможно, были спрятаны в ближайших деревьях или кустах. Он взял с собой всю команду, даже Минги, который сидел в самом конце лодки и помогал Юнхо тащить лодку на берег и покрыть её большими листьями и упавшими ветками деревьев.   Сонхва не сильно помог, но он не мог смириться с тем, что действительно вернулся в то место, куда, как он поклялся, никогда не вернется. Его ноги онемели, когда они шли вперед по суше, его равновесие шаталось, когда он изо всех сил старался привыкнуть к миру, а не к постоянному движению, как корабль по волнам. В доках не было никого, ни единой души, и даже фонари, которые всегда горели, выглядели так, будто не горели месяцами.    Там была грунтовая тропа, которая привела бы их от доков к вершине утесов, хотя к северу, где они пришвартовались, склон не был бы таким крутым и трудным для подъема. Сонхва потянулся сзади и натянул капюшон плаща на голову, почти закрывая глаза, заставляя себя двигаться вперед.    Никто ему ничего не сказал, их взгляды были настороженными, пока они двигались вперед по чужой для них земле.    Для них было больной темой то, что, казалось, никакого плана вообще не было, Уён ясно дал это понять, когда скалы впервые появились в поле зрения. Ему не нравилось просто ходить в место, где они будут висеть на месте, без плана, он не знал, что Сонхва намеревался сделать, никто не знал, даже капитан.   Честно говоря, Сонхва тоже понятия не имел. Ему просто нужно было увидеть госпожу Соджун, он должен был знать, что с ней всё в порядке.    Сначала они доберутся до города, грунтовая тропа приведет их прямо ко входу, а затем, в конечном счете, станет их проводником к замку. По мере того, как дождь лил всё интенсивнее, грунтовая дорожка становилась грязной, но Сонхва, казалось, не мог найти в себе силы для беспокойства – его глаза были устремлены вперед, а руки сжаты в кулаки.    Всё казалось заросшим, и сама тропинка, и все деревья, и природа вокруг них. Выглядело так, будто никто не ухаживал за этим месяцами, если не год. Сонхва сглотнул, его глаза скользили повсюду, когда он снова вздрогнул, его желудок скрутило с каждым шагом, который он делал всё ближе и ближе.    Дождь становился всё гуще и гуще, что-то вроде тяжелой рифмы к нему, когда Сонхва ступал по грязным лужам, особенно учитывая то, как листья деревьев собирали дождевую воду и создавали мягкую и меланхоличную музыку, как инструмент.    Это звучало иначе.    Дождь всегда создавал музыку в ушах Сонхва, он всегда пел ему и сообщал ему настроение окружающего мира. Но он никогда раньше не слышал его таким грустным, он никогда не видел, чтобы дождь плакал так, как сейчас.    На дороге был поворот, который должен был резко свернуть налево и привести их прямо к городским воротам, через которые они могли пройти. Кусты полностью загораживали обзор, каждый шаг был мучителен, как будто Сонхва ходил по заостренным иглам, из которых текла кровь с каждым шагом.    — Мы не можем просто пройтись по городу, — первым заговорил Уён, его голос, к счастью, приглушился, когда он схватил Сонхва за руку, чтобы не дать ему двигаться вперед. — Они посмотрят на нас и повесят, как только мы двинемся. Сонхва повернулся, чтобы посмотреть через плечо и вниз на молодого шпиона, у которого было твердое выражение лица, когда капли воды стекали с его носа.    — У тебя есть какой-нибудь план? Или ты посылаешь нас на гибель?   — Уён, — голос Хонджуна был низким и предупреждающим, капитан уже сделал несколько шагов вперед, но остановился, когда Сонхва выровнялся с младшим. — Ты со мной, они не причинят тебе вреда, — выдавил Сонхва сквозь зубы, адреналин бурлил в его венах.  — Почему?   — Потому что я принц. — Ты был принцем, — продвинулся вперед Уён, его хватка на руке Сонхва только крепче. — Возможно, ты забыл, что исчез, это королевство, вероятно, думает, что ты мертв. У тебя больше нет власти.   Прежде чем Сонхва успел выстрелить в ответ, Хонджун шагнул вперед, схватил Уёна за воротник рубашки и дернул назад с удивительной силой. Шпион не издал ни звука, а только недоверчиво посмотрел на своего капитана, когда запястье Сонхва было вырвано из его пальцев. — Замолчи, — почти прорычал Хонджун на младшего, выражение его лица было настолько напряженным, что даже Сонхва не хотел смотреть на него.    Было что-то ещё, Хонджун вспылил не только из-за слов Уёна, было что-то ещё, что Сонхва не мог понять.   Но было и что-то ещё, зовущее его, что-то очень далекое, но такое живое. Сладкий голос, песня, какой-то шепот, который умолял его идти вперед, почти передвигая ему ноги. Это эхом отозвалось в его голове, зов настолько сильный, что Сонхва почувствовал, как его тело покалывает от боли, когда он шагнул вперед, даже не удосужившись ответить на вопрос Уёна.   Хотя с призванием в сердце, Сонхва решил, что им вообще не о чем беспокоиться. Он не был уверен почему, но земля вокруг него плакала, это был траур в течение долгого времени.   Когда Сонхва вышел из-за поворота дороги, поляна дала ему прекрасный вид на город не более чем в пятидесяти футах перед ним – он знал, почему земля плачет от горя и боли.    Он замер. — Сонхва! План... у тебя должен быть план! Уён явно был слишком полон решимости сдаться, в его горле поднялась паника, когда Сонхва исчез из поля его зрения. Он не был уверен, как молодому шпиону удалось вырваться из жестокой хватки капитана, но Сонхва слышал, как позади него плескалась вода, когда сильные и грубые руки схватили его сзади.   — Сонхва! Ты добьешься… о.   Голос Уёна замер с хрипом, его руки выпустили тело Сонхва, как будто оно обожгло его. Звук, который исходил от шпиона, был тревожным, как будто то, что он увидел, причинило ему физическую боль.    Тем не менее, Сонхва едва ли мог найти в себе силы для беспокойства, его глаза всё ещё были напряжены и горели, когда он отказывался моргать. Он не знал, когда в последний раз дышал, его легкие горели, а тело умоляло о кислороде, но, похоже, он не мог обеспечить себя самым необходимым.    Уён попятился, его глаза расширились от удивления и шока, хотя Сонхва этого не заметил. Но когда остальные присоединились к ним двоим, они только бормотали между собой, позволяя своим глазам остановиться на том, что когда-то было гордостью и радостью королевства, центром большого торгового порта, домом для сотен, если не тысяч людей, но только то, что от него осталось.  Ноги Сонхва инстинктивно двинулись вперед, его чувства были безвозвратно потрясены, когда он наконец глубоко вздохнул, дождь лил ещё сильнее, когда он достиг городских стен. Гордый камень, создававший барьер вокруг города, защищал их годами и ни разу не падал, но, пока Сонхва стоял там, промокший под дождем с больным сердцем, он позволил своим глазам взглянуть на разбитый камень, который весь рассыпался.   Он был разбросан, как будто произошел взрыв. Великая стена рухнула, разлетелась на куски. От величественной деревянной двери, открывавшей доступ в город, не осталось и следа, осталась только огромная зияющая дыра.    — Сонхва… Это был Хонджун, его голос был напряженным, когда Сонхва двинулся вперед, перешагивая через разбитые и рассыпавшиеся куски стены, чтобы войти в город. Но Сонхва не остановился, он не мог.    Он не удивился, обнаружив, что весь город освещен тем же светом, что и стена.  Сонхва шел с дрожащим телом и влажными глазами, глядя на то, что раньше было процветающим и красочным городом, но превратилось в нечто, похожее на последствие жестокого нападения. Никого не было видно, и было похоже, что давно здесь никого не было – всё заросло, сотни сорняков вылезли из земли рядом с обвалившимися домами и постройками и обвалившимися крышами. Повсюду валялись камни, раздутые ветром, раздавленные коробки и ящики, старые товары, уничтоженные и разбитые. Сонхва медленно шел по главной дороге, его ботинки наступали на большие лужи воды и время от времени хрустели по разбитым горшкам, покрытым грязью.    Он слушал, как дождь льет на дома и как затапливает места.    Сонхва стоял в центре города, разорванные знамена, которые раньше висели от здания к зданию и которые гордо развевались на ветру, были разорваны и неподвижно лежали на земле. Окна были выбиты, а количество щебня, усеявшего улицы, только мешало Сонхва дышать.    Он мог поклясться, что его ноги погрузились в землю, до колен, похоронив его так же, как и весь остальной город. В городе действительно не было ни души, не было ни жизни, ни надежды, ни света.    Сонхва не знал, как долго он простоял под дождем, его глаза были расфокусированы, когда он смотрел вниз на то, как дождь создавал крошечные речушки в грязи и мчался вниз по холму. Он даже не заметил, как к нему подошел капитан, постоял рядом с ним несколько мгновений, прежде чем осмелился заговорить.   — Земля скорбит, — прошептал он, удивление и потрясение также прозвучали в его голосе. — Я слышу, как она плачет. — Ты тоже это слышишь? — Сонхва поймал себя на том, что спрашивает, его голос звучал не так, как он это слышал.    — Да. Земля пострадала.   — Я не знаю, как это произошло, — выдавил Сонхва, его горло саднило и горело, когда он повернулся, чтобы посмотреть на капитана рядом с ним. Хонджун тоже промок насквозь, его волосы спутались на лице и лбу, капли воды стекали с его носа и подбородка, когда он стоял там, его взгляд был напряженным, когда он тоже осматривал разрушенный город. — Что здесь случилось? Когда это произошло? Как?..   — Я не знаю, — сказал ему Хонджун мягким голосом, которого Сонхва раньше не слышал.  — Город разрушен — выдавил Сонхва хриплым голосом, почти срывающимся. — Мой город жестоко уничтожен.   Хонджун молчал, на этот раз капитан пиратов явно не знал, что сказать. Сонхва не винил его. Он даже не мог подобрать слова, чтобы сказать самому себе.  Но нежно положив руку на плечо Сонхва, Хонджун подошел ближе и предложил ему ободряющее сжатие.  — Мы осмотрели весь город, здесь никого нет. Ни тел, ни остатков жизни. Что бы здесь ни случилось, это было не недавно, по крайней мере, прошли месяцы. Юнхо нашел ржавое оружие, но это всё.  — Это была не моя вина, не так ли? — спросил Сонхва, его пальцы дрожали по бокам, когда он присел на корточки, чтобы подобрать сломанный кусок дерева. Он провел пальцами по зерну, прикосновение было болезненным, как и сцена перед ним.   — Нет, это была не твоя вина, — немедленно ответил Хонджун, слишком быстро, чтобы даже подумать над вопросом. Сонхва недоверчиво сжал губы. Как это могло быть не по его вине? — Сонхва, мой дорогой, мы должны двигаться дальше. Здесь для тебя ничего не осталось.   — Если это состояние города, то я боюсь того, что я могу найти в замке, — Сонхва позволил мокрому куску дерева упасть на землю, и от удара последовал всплеск мутной воды. За его действиями стоял гнев, и это не прошло незамеченным со стороны капитана. — Сонхва, мне ужасно жаль… — Не надо, — прервал старший Хонджуна, его голос был невероятно напряженным, когда он откинул голову назад и позволил капюшону упасть с лица, чтобы дождевая вода могла стечь ему на лицо. Ощущение было успокаивающим и холодным, дождь всегда был холодным, как лед. Лед, который начал затвердевать над сердцем Сонхва. — Как бы я ни выглядел расстроенным из-за произошедшего здесь полного разрушения, он никогда не был для меня домом.   И снова у капитана не было слов.    И на этот раз Сонхва не дал ему шанса даже подумать о чем-либо, прежде чем он отошел и пнул сломанное дерево, лежащее перед ним. Он обратил свое внимание дальше, где, как он знал, замок находился на самой вершине холма, где он сглаживался, но тяжесть дождя не позволяла ему видеть ничего, кроме смутных очертаний кошмара.    Капитан что-то прокричал остальной команде, созвав их всех вместе, поскольку Сонхва уже двинулся вперед, не говоря ни слова. Он знал, что в обычных обстоятельствах такое поведение повлечет за собой наказание, заставившее его плакать на палубе корабля, но когда он стиснул зубы и толкнул ноги вперед, он почти желал, чтобы физическая боль пересилила эмоциональную боль, которая разрывала его сердце на части. — Сан! Пойдем!   Ноги Сонхва замедлились до полной остановки, когда он оглянулся через плечо, его глаза моргнули, чтобы убрать капли дождя, скопившиеся на его ресницах, чтобы он мог лучше видеть.   Это Уён звал Сана, его голос проревел сквозь мучительную тишину.    Сонхва снова моргнул, увидев Сана, лениво стоящего в стороне рядом с кучей обломков, скорее всего, там, где раньше был небольшой разрушенный дом. Ассасин выглядел так, словно не слышал зова Уёна, его взгляд был сосредоточен на том, что он держал в руках. Сан выглядел загипнотизированным, его глаза были широко раскрыты и не мигали, когда Уён снова позвал его, на этот раз немного более настойчиво.    И всё же Сан не двигался.  Предмет в его руках был маленьким, и Сонхва пришлось сделать несколько шагов ближе и стереть слезы с глаз, чтобы увидеть, что именно заставило Сана дрожать. По какой-то причине руки ассасина дрожали, с его волос капала вода. Его губы были сжаты в твердую линию, отказываясь двигаться.   Сонхва приблизился на один шаг к тому, чтобы, наконец, увидеть, что причиняло Сану такие страдания.    Это была кукла.   — Сан!   Кукла, которую он держал в руках, была такой, с которой могла бы играть маленькая девочка. Её волосы были грязными и рваными, лицо разбито, а краска частично облупилась. Она выглядел так, как будто долгое время лежала в воде, её тело сломано и разрушено, такая, что маленькая девочка выбросит, вместо того, чтобы снова захотеть играть с ней.  Сонхва почувствовал, как его горло сжалось.    Сан наконец, казалось, очнулся, его глаза, наконец, быстро моргнули, когда он крепче сжал куклу. Он повернулся к Уёну, который стоял с остальными. Сонхва наблюдал, как Сан держал куклу, чтобы показать им, его грубые и обернутые руки зачесывали ей волосы назад.    — Это кукла, — сказал он, и в том, как он это сказал, и в выражении его лица было что-то такое, что сломало что-то внутри Сонхва.    Он никогда не видел, чтобы Сан выглядел так, он никогда не видел, чтобы ассасин смотрел на что-либо с такими эмоциями. Уён напрягся рядом с ним, его рот сомкнулся, когда Сан показал ему куклу. Сонхва посмотрел то на одного, то на другого, напряжённая атмосфера только ухудшилась, когда Уён промолчал.   Там что-то было. Что-то болезненное. Что-то, связанное с прошлым. Сонхва наблюдал, как Сан повернулся и прижал куклу к себе. Это было так нежно для такого человека, как Сан. Сонхва никогда не видел его таким нежным, казалось, что он смертельно боится сломать куклу.   Он наблюдал, как Сан вытер большими пальцами глаза куклы, словно вытирая слезы от капель дождя, прежде чем присел на корточки и поставил куклу вертикально на камень. Он стоял спокойно и склонил голову, его руки сжались в кулаки, прежде чем он, наконец, отвернулся и присоединился к остальной команде.    Хонджун всё это время молчал, внимательно наблюдая за ними. Даже Уён ничего не сказал, когда к ним присоединился Сан, и как только он это сделал, всё снова начали двигаться, направляясь к замку.   Сонхва было трудно двигаться, его глаза всё ещё были прикованы к обветренной кукле, которая сидела там и смотрела, как они уходят со шрамами. Он не мог понять, почему ему так больно видеть детскую игрушку, лежащую в грязи, сломанную и не подлежащую ремонту.    Но вскоре мокрая рука обхватила его бицепс, потянув обратно на землю. Оглянувшись через плечо, он увидел, что Ёсан стоит там, его собственное тело было мокрым, а глаза опущены.  Казалось, он мог понять, о чем думает Сонхва, даже не слушая это вслух. — Никто не любит, когда его бросают, — сказал он мягко, его глубокий голос почти заглушил дождь. — Даже куклы.   Боль в груди Сонхва ещё никогда не была такой сильной.    К тому времени, когда они поднялись на холм и замок оказался в поле зрения, Сонхва оцепенел.    В глубине души он знал, что замок будет выглядеть так же, как и город, если не хуже. Он подготовился к этому, но, тем не менее, ничто не могло по-настоящему подготовить его к полному разрушению, которое предстало перед его глазами, когда он вошел в то, что когда-то было прекрасным двором, покрытым цветами и виноградными лозами, наполненным прекрасными водными основаниями, как звук музыки играл на заднем плане, но всё было разбито. Вода собиралась в большие лужи на булыжнике, лианы разрослись, а сквозь щели пробивались сорняки. Стена замка тоже была разрушена, образовалась большая зияющая дыра, которую так и не заделали. Повсюду валялись камни, огромные фонтаны разбиты и разбиты – не было видно ни одного яркого цветка.    — Вау, — услышал он от одного из них позади себя.    К тому времени, когда они все добрались до внутреннего двора, дождь замедлился до мелкой мороси, но Сонхва поймал себя на том, что жалеет, что дождь всё ещё идет.   Чувство онемения продолжало расти, пока он пинал камни и смотрел на то, что когда-то было величественным замком, правившим обширным и процветающим королевством. Теперь это был не более чем древний артефакт, разбитый и разорванный на части. Большой колокол, стоявший на вершине замка, куда-то упал, но Сонхва не хотел его искать.    Команда огляделась, пиная камни и оглядывая место с пустым выражением лица, пытаясь понять, что, скорее всего, произошло.    В какой-то момент, когда Сонхва наклонился, чтобы схватить руками кусок сломанной статуи, к нему подошел Уён, его поза была нехарактерно неуверенной в себе, когда он посмотрел на Сонхва.   Он открыл было рот, чтобы что-то сказать, но Сонхва опередил его.   — Я прошу прощения за то, что не смог показать великолепие моего королевства. Здесь было на что посмотреть, настолько красиво, что у вас перехватило бы дыхание, — сказал он, глядя на лицо разбитой статуи, которое он держал в руках. — Но теперь это не более чем щебень, возможно, так тебе больше понравится.    Сонхва не стал ждать, пока Уён что-нибудь скажет в ответ, и проигнорировал странное выражение лица младшего.  Он уронил кусок камня в руках на землю и позволил ему расколоться пополам, когда отошел, делая всё возможное, чтобы не позволить своему мозгу вспомнить, как это было раньше. Он заставил свои мысли отвлечься от того, когда он был моложе, и от того, как он будет играть во дворе, в безопасности и под защитой. Ему было больно вспоминать, каким когда-то было это королевство, и ещё больнее было осознавать, что его падшее состояние причиняло ему боль, когда оно было с ним лишь жестоко. Это почти погубило его. Почему он заботился?   — Сонхва.   На этот раз это был Юнхо, первый помощник быстро подошел к нему с определенным взглядом в глазах, который не совсем понравился Сонхва. Они были широкими и настороженными, его рука покоилась на револьвере, привязанном к бедру.   — Ты хочешь это увидеть, — сказал он, оглядываясь через плечо на дверь, ведущую внутрь замка.  Сонхва позволил первому помощнику отвести его туда, где он предположительно был нужен, а Уён молча последовал за ними двумя. Он не понимал, что он и молодой шпион были единственными, кто не входил в замок, пока Юнхо не пришел за ними, но Сонхва не мог не вздрогнуть от необычайно холодного чувства, которое внутри замка принесло.   Зло.    Внутри всё ещё таилось зло.  Сонхва не позволял своим глазам блуждать, он не хотел видеть, насколько разбит замок внутри. Большинство витражей были разбиты и хрустнули под его весом, когда он проходил мимо них, затаив дыхание, когда Юнхо подвел его к двум большим золотым дверям, которые, казалось, были сломаны на петлях, обе они чуть не упали там, где стояли.   Тронный зал.    Сонхва смотрел, как Юнхо шагнул вперед, положил обе руки на дверь и заставил её немного сдвинуться, громкий стон наполнил пустую тишину и причинил боль ушам. Сонхва содрогнулся от звука, его глаза закрылись, пока звук не прекратился, и Юнхо отошел от того, что он показал.  Он шагнул вперед на подкосившихся коленях, когда его пальцы коснулись холодной двери, когда он прислонился к ней. Там было написано, кто-то явно оставил сообщение. Но не из-за этого Сонхва ужасно скрутило желудок, а из-за того, что надпись была написана засохшей кровью на золотых дверях тронного зала.    Да здравствует король.     — Значит, это правда, — прошептал Сонхва, к нему возвращалось оцепенение. — Они все мертвы. Я опоздал.  — Нет тел, чтобы подтвердить, были ли какие-либо жертвы, — сказал Юнхо.    «Но» осталось невысказанным, и Сонхва знал, каковы шансы на выживание. С таким сообщением, написанным засохшей и густой кровью, сомнений быть не могло. Сонхва даже не мог понять или определить эмоции, которые его охватили.    Его семья погибла, брата и отца не стало. Скорее всего, их жестоко убили нападавшие – никакой пощады или чего-то в этом роде.    Но даже тогда пальцы Сонхва даже не дернулись. Он ничего не чувствовал к ним — в его сердце не было боли.    — Что-нибудь от леди? — спросил он после, пробегая пальцами по высохшему сообщению. — Неужели леди Соджун была убита вместе с остальной частью этого королевства?   — Мы ничего не нашли.    Это было нормально, Сонхва отказывался думать о её кончине, пока у него не было доказательств. Даже если он никогда этого не получит, она продолжит жить свободно и счастливо в его сознании, чтобы он не приблизился к безумию.  Он снова последовал за Юнхо, когда первый помощник повел его в тронный зал по длинному проходу, где величественный красный ковер был разорван и запачкан кровью и другими вещами. Место было захламлено, столы и сокровища сломаны и расколоты, и даже была дыра приличного размера в верхней части комнаты, где всё выглядело так, как будто оно рассыпалось и рухнуло на этаж ниже. Дождь лил из дыры, придавая комнате какой-то свет, даже если небо было ещё темным и злым.    В комнате было душно, каждый шаг становился всё более и более болезненным, поскольку Сонхва мог видеть остальную часть пиратской команды, собравшуюся вокруг трона наверху лестницы. Хонджун стоял там с ножом в руке, его плечи были напряжены, поскольку его тело закрывало обзор Сонхва с королевского трона.   Но когда Сонхва достиг вершины лестницы и посмотрел через плечо Хонджуна, его взгляд упал на ещё одно сообщение, написанное потемневшей кровью на подушке того, что раньше было троном его отца.    — Беги, — громко сказал Уён, его глаза пробежались по слову, которое было запятнано там.    Шпион вытер слезы с глаз, пока все продолжали смотреть на него.   — Это предупреждение, — пробормотал Хонджун, сжимая пальцами рукоятку ножа. — Это послание было оставлено не людям падшего королевства, а тому, кого призвали сюда.   Все повернулись, чтобы посмотреть на Сонхва, их глаза прищурились, прежде чем снова взглянуть на трон, залитый кровью.    — Что бы здесь ни произошло, это ещё не конец, — сказал Сан, стоя в стороне, напряженно глядя на дверь в передней части тронного зала. — Это только начало.  — Что это значит? — спросил Сонхва, нахмурив брови, и снова посмотрел на капитана, требуя ответа.  — Не знаю, — проворчал Хонджун, прежде чем сунуть нож обратно в ремешок на бедре. Затем он повернулся и посмотрел на Сонхва, его глаза опасно светились. — Но мы не можем оставаться здесь, это слишком опасно. Мы ещё не знаем, с чем имеем дело, и я не останусь здесь достаточно долго, чтобы выяснить это.   — Что ты хочешь, чтобы мы сделали? — Юнхо шагнул вперед, чтобы спросить, отвлекая внимание капитана от Сонхва.    Хонджун крепко сжал губы.  — Мы вернемся к кораблю и поднимем якорь, чтобы уплыть отсюда так быстро, как только ветер унесет нас, понятно? Мы без промедления направляемся к Туманным островам.   — Есть, капитан.    Сонхва смотрел, как команда переходит в действие, почти спрыгивая вниз по лестнице, когда он остался там наверху, всё ещё глядя на кровавое слово «беги», которое было растянуто у трона, на котором ему суждено было сидеть много лет назад. Это заставило его пальцы дернуться, то, что они пришли найти, оказалось чем-то ещё худшим, Сонхва даже не подумал о том, что всё королевство будет уничтожено без каких-либо признаков того, жива Соджун или нет.   Это было мучительно.    Громким выкриком своего имени Сонхва вырвался из огненного транса. Он развернулся на каблуках и побежал вниз по ступенькам, чтобы догнать команду, которая уже покинула тронный зал и ждала, когда он присоединится к ним. Каждый из его шагов отдавался эхом в просторах комнаты, и, когда он наконец добрался до самого низа лестницы, Сонхва был поражен чувством того, что аура тронного зала действительно не ощущалось так уж сильно, когда всё было процветающим. Тогда он чувствовал себя таким же мертвым, как и сейчас.    Краем глаза Сонхва увидел, как что-то вспыхнуло и привлекло его внимание. Он остановился и прищурился, чтобы увидеть, как цвета красного, зеленого и золотого заполнили его глаза, а его ноздри раздулись, как у зверя.  Корона. Не просто корона, а королевская корона. Величественные рубины и драгоценные камни, переплавленные в золото, символизирующие власть и уважение, теперь лежали под рассыпавшимся столом, где собралась дождевая вода. То, что раньше представляло собой что-то мощное, теперь лежало в крови и забыто, навсегда потеряно для мира.    Сонхва тяжело вздохнул, его глаза горели, когда он выпрямился, отвел взгляд от увиденного и вместо этого передвинул ноги вперед. Он шел с силой и гневом, его глаза потемнели, а выражение лица, без сомнения, было чем-то пугающим, когда он шел по разодранному и испачканному ковру.    Официально всё закончилось.   Эпоха королей закончилась.

-~-

Когда они вернулись на корабль, Сонхва всё ещё был в оцепенении.    Он почти ничего не помнил между последними изображениями королевской короны и тем, как его ноги твердо стояли на палубе корабля. Никто ему ничего не сказал, даже капитан. Уён не удосужился отпустить свои обычные шутки, и Сонхва почти пожалел об этом.    Было ясно, что никто из них не ожидал ничего подобного с возвращением беглого принца в свое королевство. То, что они нашли, сильно ударило. Что-то злое пронеслось по городу, уничтожило его и оставило записку для тех, кто посмеет вернуться.   Беги.   У Сонхва мурашки по коже.   Дождь прекратился к тому времени, когда они подняли якорь и снова опустили паруса, чтобы поймать ветер. Всё было сделано молча, и обычно Юнхо затаскивал Сонхва под палубу, чтобы почистить их оружие, но первый помощник даже не удосужился подойти к нему.    Хонджун поднялся на квартердек, занял свое место за штурвалом и остался там, не говоря ни слова. Он задумался, это было очевидно, и даже если бы Сонхва стоял у одной из мачт и страстно желал, чтобы его капитан просто посмотрел на него и признал его присутствие, он не осмелился бы просить об этом.    Стало холодно, но даже тогда Сонхва не снял промокшую одежду. Он мог слышать, как светловолосый пират отдаленно сказал ему, что ог поймает свою смерть, если откажется измениться, но тот мужчина не мог найти в себе силы пошевелиться.    Его конечности казались тяжелыми и болезненными, но голова была пустой и легкой.    Несколько долгих и странных мгновений Сонхва задавался вопросом, бьется ли вообще его сердце.    Он смотрел, как Сан сидит в одиночестве, и видел, как к нему подходят Уён и Ёсан. Все они немного поговорили друг с другом, пока Юнхо и Минги нырнули под главную палубу. Сонхва был вне того, чтобы слышать, о чем говорили Уён и Ёсан, в то время как Сан слушал, но он решил, что это, должно быть, не важно, потому что Сан внезапно вскочил и бросился под палубу.    Это было странное движение даже для ассасина, но Сонхва понял, что Сан просто не понимает. Он всегда будет оставаться загадкой, даже если Сонхва захочет разрушить его загадочную ауру и разгадать его.    Сонхва повернулся, чтобы посмотреть на серый океан и на то, как большие скалы королевства исчезают из виду с каждой прошедшей секундой. Ветер был сильный и быстро уносил их, волны становились мощными и большими.   Казалось, даже матушка-природа знала, когда назревает зло.    Мир вокруг них стал тихим и далеким, и когда Сонхва сел на ящик и прислонился к перилам, держась рукой за саваны, он задумался, сможет ли он наконец уснуть.  За исключением того, что мир вдруг был не таким тихим.   Под палубой раздался громкий грохот. Сонхва подпрыгнул от адреналина, когда Уён и Ёсан дернулись, чтобы посмотреть на дверь, ведущую вниз под палубу. Это звучало так, как будто кого-то бросили на пол, а затем на стену, звук брошенных кастрюль и сковородок был громким.   Раздался крик, за ним последовало ещё несколько, а затем крик боли, от которого у Сонхва покалывало по спине.    Но прежде чем он успел подбежать посмотреть, что происходит, человека, которого Сонхва никогда в жизни не видел, чуть не выбросило за дверь, и он с тяжелым стуком приземлился на главную палубу корабля. В другой вспышке Сан оказался сверху на мужчине, повалил его обратно на землю и перевернул, чтобы связать ему руки веревкой, которую Юнхо бросил в него, когда первый помощник последовал за ними. Мужчина устроил огромный бой, явно очень сильный и опытный, пытаясь уйти от Сана.    Отовсюду раздавались громкие крики, когда команда бежала на помощь Сану, который вручную поставил мужчину на колени и приставил очень острый нож к его горлу, вонзаясь в кожу, но ещё не разрезая её.    — Кто ты? — зарычал Сан, его тон был настолько угрожающим, что даже Сонхва хотел увернуться. — И что ты делаешь на этом корабле?   Мужчина не ответил ему, и только когда Ёсан отошел в сторону, Сонхва лучше его разглядел. Он тоже промок до нитки, с его волос и одежды стекала вода, как будто он принимал в них ванну. Рот у него был обернут черной тканью, а на лице были видны только глаза.    Глаза, которые были явно опасны и не боялись, даже в руках человека, который мог бы перерезать ему горло без малейшего намека и получать от этого удовольствие, он не боялся.    Но когда Сонхва подошел ближе, его челюсти сжались, когда Сан ещё ближе прижал нож к яремной вене мужчины.    Он выглядел молодым.    Возможно, опасный убийца, достаточно умелый, чтобы прокрасться на корабль и долгое время оставаться незамеченным, но всё же очень молодой.   Сан снова закричал на него, ярость пронзила его тело, и он толкнул мужчину вперед и ударил его лицом о деревянный пол. Мужчина издал звук, но по-прежнему отказывался говорить.   Сонхва почувствовал, как его пальцы дернулись, когда он шагнул вперед, и он собирался что-то сказать и протолкнуться, когда что-то тяжелое глухо ударилось позади него.    Его тело замерло, когда шаги за его спиной стали приближаться, присутствие, которым мог обладать только Великий Король Пиратов. Он знал, что Хонджун только что спрыгнул с квартердека туда, где все они кружили вокруг безбилетного пассажира и требовали ответов, и именно тогда все волнения и шум немедленно стихли.    Сонхва не нужно было оглядываться, чтобы понять, что выражение лица Хонджуна было убийственным, его глаза пылали красным огнем, а руки были похожи на когти, которые были готовы разорвать, если понадобится.    Капитан протиснулся сквозь них и сел на колени, чтобы вытащить нож, привязанный к бедру, и крепко сжал его в руке. Сонхва наблюдал за ним с тяжелым сердцем, почти испугавшись, поскольку капитан излучал столько мощи и грубой силы, что было трудно дышать.    — Я предлагаю тебе ответить моему приятелю, если ты не хочешь, чтобы твое горло было распотрошено по всей палубе, — усмехнулся Хонджун мужчине, а затем кончиком ножа оттолкнул ткань, закрывающую нижнюю половину его лица, вниз. Молодой, как и думал Сонхва. — Я позволю ему использовать остальную часть твоего бесполезного и безжизненного тела в качестве швабры, чтобы вымыть твой кровавый беспорядок, когда он закончит с тобой.  Желудок Сонхва болезненно скрутило.    — Не перебивай меня, тебе лучше следовать каждому моему желанию, если ты хочешь хотя бы надеяться уйти от этого, — голос Хонджуна был опасным, но всё ещё ясным.   Мужчина вообще не двигался, и Сонхва подумал, бьется ли его сердце так же быстро, как у молодого человека.    — Итак, позволь мне спросить тебя ещё раз и не медлить с ответом, — капитан наклонился вперед, двигаясь, чтобы прижать свой нож рядом с ножом Сана в опасном предупреждении. — Как тебя зовут и какого черта ты делаешь на моем корабле? Из горла мужчины вырвался звук боли, а затем в мгновение ока Сонхва перехватил взгляд мужчины.   Странно, как это произошло, но зрачки мужчины расширились, когда он увидел его, глаза полностью расширились, прежде чем снова потемнели. Он немного поборолся, прежде чем сдаться, когда Сан сел ему на спину, успешно прижав его к палубе корабля без каких-либо движений.   Они смотрели друг другу в глаза, пока это становилось напряженным, и в ту секунду, когда мужчина открыл рот, чтобы заговорить, Сонхва понял, что это навсегда изменит его жизнь.    — Меня зовут Чхве Чонхо, — прохрипел парень, его голос был напряженным и болезненным, но всё равно глупо самоуверенным. — И я был послан убить Вас, Ваше Высочество.