Осколки на снегу

Днем ранее… Маринетт сидела за столом в своём небольшом офисе. Её руки дрожали, но она старалась этого не показывать. На экране телефона высветился очередной номер, и она сделала глубокий вдох. — Добрый день, мадам Лемуан, — начала она с лёгкой улыбкой, чтобы голос звучал увереннее, чем она себя чувствовала. — Это Маринетт Дюпен-Чен. Я звоню по поводу предстоящего аукциона. С другой стороны послышался лёгкий вздох, и собеседница ответила с лёгким оттенком раздражения: — Да, я уже слышала об этой… вашей затее. Что вы хотите обсудить? Маринетт быстро заглянула в свои записи, пытаясь подобрать правильные слова. — Мы хотим, чтобы этот аукцион стал не просто мероприятием для демонстрации статуса, но и настоящим вкладом в общество. Часть собранных средств мы планируем направить на помощь детям из приютов, организовать для них праздничные мероприятия. — Понимаю, — холодно ответила мадам Лемуан. — Но что я получу взамен? Маринетт сжала ручку в руках, но её голос оставался спокойным. — Ваше имя будет связано с благотворительностью, мадам Лемуан. Люди увидят, что вы не просто влиятельный человек, но и тот, кто действительно заботится о будущем. Это повысит вашу репутацию в глазах ваших коллег и общественности. На другом конце провода повисла пауза. — Хмм… — мадам Лемуан, казалось, задумалась. — Звучит неплохо. Но я должна быть уверена, что всё будет организовано на должном уровне. — Разумеется, — быстро подхватила Маринетт. — Все детали будут заранее согласованы, и я лично прослежу за тем, чтобы мероприятие прошло идеально. Ещё одна пауза, на этот раз чуть короче. — Хорошо, мадемуазель Дюпен-Чен. Вы меня убедили. Я участвую. — Спасибо, мадам Лемуан. Я отправлю вам все подробности по электронной почте, — с улыбкой ответила Маринетт, чувствуя, как камень падает с её плеч. Едва закончив разговор, она тут же пролистала список и набрала следующий номер. — Добрый день, месье Борель, — начала она снова. — Я Маринетт Дюпен-Чен. Звоню по поводу аукциона… Весь день она провела в переговорах, один за другим убеждая влиятельных людей присоединиться к её идее. Некоторые сомневались, другие сразу соглашались, но её цель становилась всё ближе с каждым звонком. Когда наступил вечер, Маринетт устало откинулась на спинку стула, но в её глазах горел огонь. Ей удалось достучаться до тех, кого считали непоколебимыми, и теперь этот аукцион должен был стать не просто элитным мероприятием, а чем-то по-настоящему значимым.

***

Зал для благотворительного вечера был почти готов: длинные белые скатерти покрывали столы, сверкающие гирлянды мягко освещали стены, а в центре зала возвышалась великолепная ёлка, украшенная кристаллами. Маринетт, с планшетом в руках, двигалась от одного уголка к другому, проверяя каждый штрих. Она хотела, чтобы всё было идеально. Феликс, напротив, стоял в углу зала, наблюдая за происходящим с каменным выражением лица. — Всё слишком… простовато, — наконец сказал он, обращаясь к Маринетт. Она обернулась, услышав его замечание, и с трудом подавила раздражение. — Простовато? — переспросила она, подходя ближе. — Это благотворительный вечер, Феликс, а не очередной показ мод. Люди должны чувствовать себя здесь уютно, а не напоминать себе, что они на очередной светской тусовке. — Уютно? — Феликс усмехнулся, скрестив руки на груди. — Ты действительно думаешь, что эта «элита» пришла сюда ради твоих милых гирлянд и ёлочных игрушек? Маринетт резко остановилась, впиваясь взглядом в его лицо. — А ты думаешь, что все люди такие холодные и циничные, как ты? Может, ты и вырос среди равнодушия, но это не значит, что в мире нет места добру и состраданию. Его лицо помрачнело. — Ты наивна, Маринетт. Ты не понимаешь, как устроен мир. Эти люди… они только и думают о том, как продемонстрировать своё превосходство. А ты пытаешься играть с ними в «семейный уют». — А ты слишком горд, чтобы признать свою боль, — неожиданно выпалила она. Феликс замер. Его взгляд стал острым, как лёд. — Что ты сказала? — Ты слышал. Ты всё время скрываешься за своим высокомерием, потому что боишься. Больше всего на свете ты боишься, что кто-то заметит, как тебе больно, — твёрдо произнесла она, глядя ему прямо в глаза. Он резко развернулся и, не сказав ни слова, покинул зал. Маринетт тяжело выдохнула. Её сердце бешено колотилось. Она понимала, что, возможно, зашла слишком далеко, но слова сами вырвались из её уст.

***

Снег падал крупными хлопьями, покрывая землю белоснежным покрывалом. В заснеженном саду особняка было тихо, лишь ветер изредка подхватывал снежинки и кружил их в воздухе. Феликс стоял у одной из каменных скамеек, глядя вдаль. Его пальто плохо защищало от холода, но он даже не пытался согреться. — Феликс? Он услышал голос, но не повернулся. — Феликс, я знаю, что ты здесь, — продолжила Маринетт, осторожно приближаясь к нему. — Почему ты не можешь оставить меня в покое? — его голос прозвучал глухо, но она заметила дрожь в его словах. — Потому что я знаю, что ты сейчас чувствуешь, — тихо ответила она, останавливаясь рядом. Феликс горько усмехнулся. — Ты ничего не знаешь, Маринетт. Она сделала шаг ближе. — Тогда расскажи мне. Он долго молчал, смотря на заснеженные кусты, словно там можно было найти ответы. — Когда я был ребёнком, я всё время пытался доказать, что чего-то стою, — начал он, его голос стал чуть тише. — Габриэль всегда ждал от меня идеала. Отличные оценки, безупречное поведение, успехи везде, где только можно. Но что бы я ни делал, этого всегда было недостаточно. Маринетт внимательно слушала, не перебивая. — Я помню одно Рождество, — продолжил он, его взгляд устремился куда-то вдаль. — Я купил подарок отцу. Ничего особенного, просто маленький сувенир, который я сделал сам. Я так надеялся, что он хотя бы улыбнётся. Но он даже не посмотрел на него. Просто сказал, что у меня «ещё много чему нужно учиться». Его голос сорвался, но он быстро взял себя в руки. — С тех пор я понял: стараться нет смысла. Люди всё равно найдут, за что тебя осудить. Маринетт подошла ещё ближе и тихо положила руку на его плечо. — Может, отец и не оценил, но это не значит, что никто не оценит. Иногда важно стараться не ради кого-то, а ради себя. Феликс посмотрел на неё, и его взгляд был неожиданно мягким. — Ты говоришь так, будто всё это легко. — Нет, не легко, — ответила она. — Но возможно. Они стояли в тишине ещё несколько минут, пока снег продолжал падать вокруг. В какой-то момент Феликс едва заметно кивнул. — Спасибо, — тихо произнёс он. Маринетт улыбнулась. — Пойдём. Нам ещё много всего нужно подготовить. И, обернувшись к дому, она направилась обратно, а Феликс медленно последовал за ней, впервые за долгое время чувствуя, что его слова были услышаны.

***

Феликс шёл за Маринетт, оставляя за собой следы на заснеженной дорожке. Её фигура, такая хрупкая и в то же время уверенная, как будто освещала этот мрачный зимний вечер. Он думал о её словах. Никто раньше не осмеливался говорить с ним так прямо, но в них не было осуждения — только искренность. У самого входа в особняк Феликс замедлил шаги. Он чувствовал, что не готов вернуться внутрь, в этот полный лицемерия и притворства мир. — Маринетт, — тихо позвал он. Она остановилась и обернулась. — Что? Феликс на мгновение замялся, прежде чем ответить: — Ты правда веришь, что это всё не зря? Что благотворительность, твои усилия… могут что-то изменить? Она посмотрела на него с лёгкой улыбкой. — Конечно. Может, я и не изменю весь мир, но если хотя бы один человек почувствует себя счастливее или получит помощь, которая ему нужна, это уже будет стоить усилий. Феликс кивнул, хотя в его глазах всё ещё читались сомнения. — Ты не такая, как все, Маринетт, — сказал он наконец, и его голос прозвучал почти тепло. Она слегка покраснела, но тут же отвела взгляд. — Спасибо… Думаю. — Она не была уверена, комплимент это или очередной укор. Они вошли внутрь особняка, где уже начиналась суета перед генеральной репетицией. Зал постепенно наполнялся гостями, официантами и помощниками. Феликс заметил, как Маринетт мгновенно включилась в процесс, уверенно раздавая указания. Её энергия и решимость были заразительны.

***

Феликс поднялся в свою комнату, чувствуя, как снова начинают подниматься старые, подавленные эмоции. Он закрыл за собой дверь, прислонился к стене и закрыл глаза. «Почему её слова так задевают меня?» — думал он. Всё, что она сказала в саду, вскрыло старые раны, которые он привык тщательно скрывать. Ему вдруг захотелось вырваться отсюда, из этих роскошных, но таких пустых стен. Он не мог дышать в этом доме, где каждый уголок напоминал ему о прошлых ошибках и требованиях, которые он не смог выполнить. Сев в кресло у окна, он смотрел на заснеженный сад, где только что стоял с Маринетт. Её голос всё ещё звучал в его голове. «Иногда важно стараться не ради кого-то, а ради себя». Эти слова эхом отдавались в его сознании, заставляя его переосмысливать многое. Он закрыл глаза, чувствуя, как его собственный барьер начинает трещать.

***

Тем временем Маринетт внизу занималась последними приготовлениями. Вся команда работала слаженно, но она всё равно не могла избавиться от лёгкого волнения. Где-то в глубине души её всё ещё беспокоил разговор с Феликсом. «Он изменится, — подумала она. — Я знаю, что он способен на это». Она взглянула на расписание, чтобы убедиться, что всё идёт по плану. В этот момент к ней подошёл Адриан, держа в руках маленькую коробочку с украшением для ёлки. — Думаю, это нужно повесить на центральную ветку, — сказал он с мягкой улыбкой. Маринетт улыбнулась в ответ, чувствуя, как её сердце чуть быстрее забилось. — Отличная идея, Адриан. Но пока она старалась сосредоточиться на работе, её мысли снова и снова возвращались к тому, что Феликс сказал в саду, и тому, что она почувствовала в его голосе — боль, скрытую за его холодностью. Ей казалось, что их разговор был только началом чего-то большего.

***

Феликс сидел в своей комнате у камина, глядя, как огоньки пламени лениво танцуют. Вокруг было тихо, только слабое потрескивание дров нарушало тишину. Он всегда находил утешение в одиночестве, но сегодня это чувство было иным. Оно не приносило покоя, а, напротив, вызывало беспокойство, от которого он никак не мог избавиться. Его мысли снова возвращались к Маринетт. Каждый её взгляд, каждое слово, которое она бросала ему в пылу спора, продолжали звучать в его голове. Она была не такой, как все, кого он знал. Смелая, искренняя, с какой-то невыносимой уверенностью в том, что мир можно сделать лучше. И это бесило его. И… восхищало. Феликс неожиданно для себя усмехнулся. «Наивная. А ведь в её наивности есть что-то… заразительное», — подумал он, слегка качнув головой. Её улыбка, её решимость — всё это стало чем-то, чего он ждал в своей рутине. Её присутствие рядом заставляло его чувствовать себя иначе, как будто он, сам того не желая, начинал верить в её безумные идеи. — Это же бред, — тихо проговорил он себе. — Почему я так о ней думаю? Но он знал ответ. Она зацепила его. Тронула ту часть его души, которую он привык прятать даже от самого себя. Феликс встал и подошёл к окну. На улице падал снег, и в свете фонарей снежинки мерцали, словно звёзды. Внизу, у ёлки в центральном холле, он заметил Маринетт. Она что-то объясняла команде, её жесты были быстрыми и уверенными. Но когда она повернулась, он увидел её улыбку. Настоящую, тёплую, искреннюю. «Эта девушка…» Феликс глубоко вдохнул, чувствуя, как его сердце пропускает удар.

***

Маринетт стояла у ёлки, раздавая последние указания, но её мысли блуждали где-то далеко. Она часто ловила себя на том, что думает о Феликсе. О том, как он защищал своего брата перед отцом, о том, как срывался на неё, но потом всё же слушал её. Он был сложным, непонятным, но в его холодности была какая-то трещина, которую она видела лучше других. И эта трещина притягивала её, словно магнит. «Почему я постоянно думаю о нём?» — спросила она себя. Её взгляд невольно поднялся наверх, к окну, в котором стоял Феликс. Их глаза встретились. Он не отвёл взгляда, и она тоже. Между ними было несколько этажей, но в этот момент казалось, будто их разделяет лишь воздух. Что-то в этом молчаливом обмене взглядами заставило её сердце дрогнуть. Она почувствовала себя обнажённой, будто он видит всё, что она так старательно скрывает — и это не пугало её. Феликс, будто прочитав её мысли, слегка наклонил голову, словно признавая её присутствие. И вдруг Маринетт улыбнулась — мягко, едва заметно, но искренне. Феликс медленно отошёл от окна, но его сердце билось быстрее, чем когда-либо. Она зацепила его. И теперь он не мог это отрицать.