Détraquée / В беспорядке

Снег сверкает в ярких лучах утреннего солнца, и Гермиона щурится от его ослепляющей белизны. Притянув шапку низко на лоб и закутав шею толстым шарфом, она шагает во двор с довольным видом. Она едва проходит несколько метров, когда слышит, как кто-то окликает её по имени. — Гермиона, — хрипит Гарри, подбегая к ней, — Привет. Я только… — он поднимает руку, прося время, чтобы перевести дыхание. Гермиона улыбается ему, рассматривая его красное лицо и очки, сдвинутые на нос. — Ого. Прямо атлет. — О, заткнись, — шепчет он, едва отдышавшись, — Попробуй… бегать… по снегу… по колено.             Через десять минут они медленно кружат по двору, и Гарри рассказывает ей о последнем занятии с Дамблдором. Гермиона не может избавиться от чувства неуместной зависти. О, но как тут не захотеть стать частью столь захватывающего исследования разума психопата? Подход Дамблдора — это настоящее приключение. Каково это — видеть, как зло вырастает в молодом Томе Реддле, просматривая всё это через разные воспоминания и точки зрения? — …и потом он показал мне воспоминание о Слагхорне, где тот сидит в своём кабинете, окружённый восхищёнными студентами… как обычно, — Гарри закатывает глаза, — Реддл спрашивал его о чём-то, что называется хоркруксами. — Хор… что? — Хоркруксы. Так вот, вдруг появляется густой белый туман, который скрывает всё, и голос Слагхорна кричит через него, говоря Риддлу, что тот ничего не знает о хоркруксах и ему лучше перестать искать информацию. Эмм, ну, другими словами, конечно. — Это… странно. — Да. Дамблдор говорит, что это означает, что воспоминание было изменено. Он сказал, что Слагхорн явно стыдится того, что рассказал, и поэтому спрятал его. А теперь мне нужно вытащить настоящее воспоминание. Это моё "домашнее задание", — заканчивает он с иронией. Гермиона хмурится. — Он, наверное, настолько решительно настроен скрыть правду, что даже Дамблдор не смог вытащить из него настоящие воспоминания, — говорит она медленно. — Хоркруксы… Хоркруксы… Я даже не слышала о них… — Не слышала? — разочарование Гарри было очевидным, и это заставляет её чувствовать себя в десять раз хуже — у неё не было готового ответа. Она подвела его. — Это, должно быть, действительно продвинутая тёмная магия, — говорит она, стараясь сделать своё предположение более убедительным, — Почему иначе Волдеморту понадобилось узнать о них? Думаю, получить информацию будет сложно, Гарри, тебе придётся очень осторожно подойти к Слагхорну, продумай стратегию… — Рон считает, что мне стоит задержаться после Зелий сегодня днем. Гарри в последнее время не упускает случая вставить имя Рона в каждом чёртовом разговоре. Гермиона чувствует, как ярость вспыхивает, будто её подожгли ракетным топливом. — Ну, — резко отвечает она, — если Бон-Бон так считает, тебе лучше последовать его совету! В конце концов, когда это суждения Бона-Бона были хоть раз неверными? — Гермиона, не можешь ли ты —? — Нет! Она шагает прочь, не давая ему возможности сделать ещё одну нелепую просьбу. Просили он когда-нибудь об этом Рона? Она сильно сомневается — слишком странно и неудобно. Ей не нравятся эти истерики, уходы с обидой, но… но… Но ей так не хватает мамы. Внезапная боль от этого ударяет её, как кувалда. Последний раз она видела маму почти полгода назад, и Гермиона жаждет увидеть её улыбку, почувствовать её объятия и вновь пережить те чудесные летние дни, когда они вместе ходили по букинистическим магазинам, потягивая освежающе холодный лимонад.

***

Гермиона вырывается из класса Зелий, наполненная яростью, способной расплавить мозг. Капли пота стекают по её шее, руки чёрные от сажи, одна прядь волос куда-то исчезла, а Слагхорн даже не удосужился заглянуть в её котёл. Она, наверное, единственная в классе, кто понял Третий закон Голпалотта, и точно единственная, кто правильно его применил, но Гарри и его глупый безоар всё равно стали героями дня. Как бы хотелось, чтобы Снейп всё ещё их учил… Гарри получил бы три недели отработок за такую дерзость. А Слагхорн был весьма раздосадован. Вот и всё. С неё достаточно. Она собирается украсть этот проклятый учебник и бросить его в озеро. Она скажет Слагхорну, откуда на самом деле у Гарри эти вдохновенные навыки зелеварения. Она расскажет Тео, который передаст Малфою, который пожалуется Снейпу, а тот конфискует книгу и даст Гарри кучу грязных котлов для чистки без магии. Но в конце концов она просто бормочет план себе под нос, поднимаясь по лестнице на следующий урок.

***

В закрытой секции библиотеки Хогвартса было ровно двести пятьдесят книг по тёмной магии. Гермиона прочитала уже семьдесят три, но так и не нашла ни единого упоминания о хоркруксах. Помимо острого раздражения от неудачи, теперь ей приходится жить с осознанием, что существует зелье, которое может превратить вены человека в ленточных червей, и зелье, которое вызывает на теле огромные болезненные нарывы, полные гноя… включая глазные яблоки. Теперь она знала заклинания, которые могли бы вызвать одновременно симптомы проказы и сибирской язвы, заклинания, которые разрывают органы, заклинания, которые делают шизофрению абсолютно безобидной… Она откидывает в сторону бесполезную книгу номер семьдесят четыре. Книга номер семьдесят пять выпускает жуткий вой, как только она её касается. Гермиона с усмешкой затыкает её. После того как она захлопнула бесполезную книгу номер девяносто один, она кладёт голову на стол перед собой. Её охватывает жар, усталость и чувство поражения. Горе без боли, пустое, тёмное и унылое… Подавленное, сонное, бесстрастное горе, Которое не находит выхода, не даёт облегчения… Ни в словах, ни в вздохах, ни в слезах… — Привет, Гермиона. Одно только появление Тео, который улыбается ей сверху вниз, мгновенно поднимает её настроение. — Привет, — хрипло отвечает она, словно не использовала голос уже целую вечность. Он садится напротив неё и поднимает бровь, глядя на все эти башни книг с сомнительными названиями, лежащие между ними. — Интересный выбор литературы, — замечает он. Гермиона равнодушно пожимает плечами. — Как ты? — спрашивает она. — Несомненно, лучше, чем ты. Ты выглядела как злая маленькая Эриния после Зелий вчера днём. Гермиона снова лишь пожимает плечами. — Ладно, — говорит Тео, бросая на неё странный взгляд. — Ну, раз уж мы говорим об интересной литературе, та книга, что ты мне дала… она действительно что-то, да? Гермиона сдержанно улыбается. — Надеюсь, она даёт тебе много пищи для размышлений… Он ухмыляется и несколько секунд оценивающе смотрит на неё. — Ты прекрасно знаешь, что не я её читаю. Я сразу понял, как только увидела название, что она не для меня. Ты будешь рада узнать, что она действительно оказывает нужное воздействие на твою настоящую цель. Гермиона сердито фыркает и отворачивается от самодовольной улыбки Тео. Да, она знала, куда эта книга в конце концов попадёт… но разве он не мог бы хотя бы дать ей шанс сделать вид, что она этого не понимает? В чём его проблема? Когда она снова смотрит на него, он улыбается настолько широко, что Гермиона едва не швыряет бесполезную книгу номер сорок девять (с закладкой в виде скорпионьего хвоста) прямо в его лицо. — Ты уже перевёл руны на странице семнадцать из…? — Нет, ещё не. — Он всё ещё улыбается, расставляя книги, пергамент и чернильницу на столе. — Давай начнём?

***

Как будто все мальчики, которых она знала, тайком собрались вместе и заключили пакт, чтобы довести её до белого каления. Пару дней спустя, когда Джинни предложила ей пойти на сбор крапивы, Гермиона охотно согласилась, не скрывая энтузиазма. — Я действительно переживаю за маму, — говорит Джинни мрачно, пнув небольшую снежную кучу. — Она только недавно смирилась с тем, что Фред и Джордж бросили школу, а потом эта вся история с Перси случилась. И она так чертовски боится за Гарри… Гермиона вздыхает сочувственно, когда они заходят на край Запретного леса. — А ещё Тонкс, — продолжает Джинни. — Я не знаю, что с ней случилось. — Не думаю, что это из-за Сириуса, — говорит Гермиона тихо. — Может, она беспокоится о своих родителях… — Может быть. Но… я не уверена. Не может быть только в этом дело. Как будто она потеряла всю жизнь и цвет, и… ну, это немного тревожно. Джинни садится на корточки перед кустом и достаёт из кармана мантии маленькие ножницы. — Как там с Дином? — спрашивает Гермиона. — Дерьмово, — отвечает Джинни, поникнув. — Мне нужно всё закончить… это просто несправедливо. Но я не знаю, как. Думаю, он тоже понимает, что всё к этому ведёт, и поэтому стал чересчур внимательным. Это сводит меня с ума, но я едва ли могу бросить его за то, что он такой милый. — Ты правда уверена, что хочешь всё закончить? — Я уверена. Я… — она вздыхает, поднимая взгляд на Гермиону. — Не могу перестать думать о Гарри. Я помню, что ты говорила насчёт того, чтобы расслабиться, и всё такое, — она выразительно размахивает ножницами, — но я не могу больше. Если Гарри не хочет меня, значит, не хочет — Гермиона закатывает глаза. Джинни не может быть такой слепой. — Я просто не могу остановиться… аж тошно. — заканчивает она с угрюмым выражением. — Да, — Гермиона смеётся сдержанно, — я понимаю, как это… — О нет. Гарри хотя бы относится ко мне как к человеку, которого стоит уважать. У тебя нет оправдания. — Сама понимаю, — ворчит Гермиона. Она поднимает взгляд сквозь переплетённые голые ветви и сучья на небо, которое кажется кусочками пазла. Чёрные птицы, мчащиеся в спешке, прорезают воздух; их достаточно, чтобы испечь из них пирог, который можно было бы подать самому королю. Джинни встаёт, её сумка набита колючими листьями, и она обвивает одну из рук Гермионы. — Пойдём обратно, тут чертовски холодно, — говорит она. Они начинают идти в замок, крепко взявшись за руки. — Рон накинулся на меня во время каникул, знаешь. Потребовал, чтобы я рассказала, что между тобой и Ноттом. Не понимаю, почему он не спросил у Гарри… Держу пари, он думал, что сможет вытянуть из меня ответы. Ха! Идиот. Гермиона проглатывает неприятный комок в горле. — Что ты ему сказала? — О, я сказала ему, что это не его дело. Потом, как и следовало ожидать, он принялся разглагольствовать про злых уродов, Пожирателей смерти и предательство. Не переживай, красавица, я защитила твою честь… была совершенно возмущена за тебя. К тому времени, как я закончила с ним, он таращился на меня, как полный идиот. Словно едва заметная рябь на воде, Гермиона ощущает, как улыбка расползается по её лицу. — Ты непобедимая Валькирия, богиня, Джиневра Уизли. Джинни колеблется между улыбкой и взглядом, полным раздражения. — Огромное спасибо, Герми. Гарри ждёт их в холле, раздражённый и недовольный. — Привет, Джинни… Гермиона. Отношения между Гермионой и Гарри остаются напряжёнными. Злость Гермионы из-за происшествия с безоаром всё ещё болезненно отзывается, а Гарри, кажется, не особо готов её понимать. Глаза Джинни с любопытством переключаются между ними. — Что случилось, Гарри? — Я просто думал, может, одна из вас получила приглашение на какую-нибудь из тех вечеринок клуба Слагхорна недавно. — Я нет, — ответила Джинни, её любопытство стало ещё более очевидным. — Нет, — коротко ответила Гермиона. — О. Ладно. Шесть секунд молчания, и Джинни издаёт низкий свист. — Окей. Мне нужно заняться Зельями… Она бросает на них улыбку и уходит. Гарри смотрит, как она уходит, лицо его окрашено смущённым румянцем. Потом он поворачивается к Гермионе: — Эм, у нас Трансфигурация, верно? Пойдём… — его голос обрывается, полый неуверенности. — Хорошо. — Эм… Я действительно надеюсь, что Слагхорн скоро устроит одну из своих маленьких вечеринок. Это может дать мне ещё один шанс… действовать. Ты что-нибудь узнала о том, что такое хоркруксы? Гарри знал её слишком хорошо. Конечно, она не могла продолжать молчание, как только он заводит этот разговор. В ту же секунду её охватывает та же злость, что и в библиотеке. — Я не нашла ни одного объяснения, что делают хоркруксы! Ни одного! Я обыскала всю запретную секцию и даже самые ужасные книги, где рассказывают, как варить самые отвратительные зелья — ничего! Всё, что я нашла, это вот это, — она вытащила бесполезную книгу номер сто шестьдесят один из своей сумки, — вот, в введении к "Магия. Самое Зло", послушай: "О хоркруксе, самом тёмном из магических изобретений, мы не будем говорить и не дадим указаний". Я вообще не понимаю, зачем тогда о нём писать? — она с гневом захлопывает потрёпанный старый том и прячет его обратно. Гарри уходит в раздумья, хмурясь и уставившись на каменный пол.

***

Она освоила магию без палочки и без слов. Когда она была младше, то иногда (только когда ей было действительно, действительно скучно) смотрела эти странные японские мультсериалы по телевизору. Она вспоминает один, в котором был мощный, светящийся мужчина с яркими золотыми волосами, который мог вызывать шары интенсивной энергии между ладонями и отправлять их в любом направлении. Гермиона держит в руках большой кружащийся шар света, смотрит на него с широко раскрытыми глазами. Через мгновение она отводит руки назад через левое плечо и отправляет шар в озеро, где он шипит, угасая, и тонет.

***

Падма удвоила записи Гермионы по Нумерологии. Увидев книги по кардиологии в руках Гермионы, она обнимает её с радостью… а потом сразу отстраняется. — О, спасибо тебе, спасибо, круто, — говорит она и спешит уйти. Гермиона с улыбкой наблюдает за её бегством. Честно говоря, Падма была одной из последних, от кого она ожидала бы такой неловкости.

***

— Может, в следующий раз что-то более жизнерадостное? — говорит Тео с улыбкой, постукивая Гермиону по голове книгой "Бунтарь", а затем кладёт том в её руку. — Тара. Гермиона отправляет ему убийственный взгляд в спину, наблюдая за его весёлой походкой. Она почти видит его в цилиндре и фраке, с тростью в руке, насвистывающим что-то.

***

Поздно ночью, уютно устроившись в постели, она пролистывает книгу наугад, читая отрывки, которые давно забыла, и те, которые помнит очень ярко. Она не находит ни загнутых страниц, ни пятен, ни каких-либо следов… книга была бережно сохранена. В ней не было ничего, что говорило бы о том, что она находилась в руках совершенно отвратительного… На странице семьдесят лежал сложенный кусок пергамента, прямо под строкой: "Дилемма на этом этапе не в том, чтобы быть свободным или умереть, а в том, чтобы убить или поработить". Гермиона осторожно разворачивает его и едва не ахает, когда маленькая спираль пепла взмывает с листа и зависает всего в нескольких сантиметрах над ним. Под этой парящей спиралью, аккуратно написанное курсивом, находится первое стихотворение из "Феникса и Черепахи" Шекспира: Красота, истина и редкость. Милость во всей своей простоте, Здесь, в золе, они заключены. Гермиона закрывает пергамент и аккуратно прячет его обратно в книгу, слишком озадаченная, чтобы понять, что ей думать.

***

Январь пролетел незаметно. Снег почти перестал идти, но ученики шестого курса оказываются под обрушившимся потоком иного вида осадков — бесконечным ливнем домашних заданий. У окна в общей комнате стоит большой стол, за которым сидят Гермиона, Гарри, Невилл, Парвати и Симус, поглощённые написанием эссе. Дин сидит немного в стороне, рисуя их за работай. Джинни сидит у его ног на ковре, строя всё более сложные препятствия для своего пушистого питомца. Из граммофона Симуса тихо звучат лучшие композиции Луи Армстронга. Ничем не примечательно. Успокаивающе. Почему жизнь не может быть просто такой?