Мёртвые и счастливые

Am I making you feel sick?

120 год от З.Э.

Эйгону скучно. Именно с этого обычно начинаются величайшие беды Красного замка. – Эймонд, почему она не приходит? – подпирая кулаками щёки, спрашивает принц. – Откуда ж мне знать? – разводит руками, разглядывая сестру. Хелейна возится с букашками, так любезно словленными по просьбе младшего брата. – Ты хоть что-нибудь знаешь? – вскипает Эйгон. – Да, – медленно кивает. – И что же? – бровь выгибается дугой, и он внимательно внемлет словам брата. – Что ты и твой маленький Солнечный ей больше не нравитесь, – улыбается Эймонд, переводя взгляд на брата. Тот от стыдливости чуть ли не покрывается красными пятнами. – Спешу напомнить, братец, – резко чеканит слова, едко прищуриваясь. – Что у тебя даже маленького нет, – готов вот-вот разразиться гневной бурей и насладиться нарушенным покоем, но не успевает поджечь братский пыл. – Глаз... Да, глаз... Дракон за глаз... – не отвлекаясь от любимого занятия, шепчет принцесса. – Седьмое пекло! – Эйгон беспомощно всплескивает руками. – Бездраконий и блаженная! Почему вы мои брат и сестра, а не Дейнис?! – Потому что Солнечный маловат, – спокойно огрызается младший и уже почти готов к драке. – В сравнении с Вермитором, конечно. – Ах, ты! Эйгон вскакивает с места и в миг оказывается около Эймонда. Хелейна не поднимает головы, слыша позади себя возню и сотню летящих проклятий. Ей по боку до раздора братьев, по боку и до всего остального, помимо гусеницы, плавно ползущей по её пальцу. – Гла-а-аз... – выдыхает она, когда на пороге показывается их мать. – Вы снова за своё! Наблюдает невесёлую картину: старший сын тянет Эймонда за грудки, пока тот с силой впивается в волосы брата, высунув язык и что-то вызывающе напевая. – А ну-ка быстро прекратили! – наступает, словно гроза, и нависает над ними, как высокая башня. Эйгон отшвыривает брата, пока тот мило улыбается. – Не имею желания вновь разъяснять вам вашу глупость, – судорожно проводит рукой по лицу. – Сегодня состоится ужин. В полном кругу семьи. Будьте любезны, подготовьтесь. И не ведите себя столь неподобающе. Отстранается от них и, когда Эйгон пропадает из поля её зрения, раздражённо закатывает глаза. Ступает к Хелейне – отраде и искреннему счастью – и касается девичьего плеча. Принцесса порывисто уклоняется, не обращая на мать ни малейшего внимания. Королева досадно вздыхает и быстро выходит из комнаты. Рассекает коридоры замка, словно армии Перешеек, пока его обитатели пред ней расступаются. Эйгону до смерти скучно. Дейнис и его драгоценные племянники приехали в замок три дня назад, и если с мальчиками он уже успел покуралесить, то девчонка ещё ни разу не попалась ему на глаза. Избегает она его или нет – неважно, за ужином им вряд ли удастся разминуться. Он предвкушает веселье, смех и, возможно, трагедию. Сумерки опускаются на замок незаметно, и, заливая небо серебром, над Королевской Гаванью зависает луна. В Великом Чертоге свежо и царит приятный аромат королевских яств. Дейнис вяло ковыряет вилкой тарелку, пока в уши льётся неразборчивая светская беседа старших, пока щеку прожигает назойливый взгляд Эйгона. Ещё чуть-чуть и на нежной коже обязательно появится дыра. Его внимание неприятно и напрягает, ей хочется вновь скрыться в пещерах Драконьего Логова, чтобы раствориться в умиротворении, которое ей дарит Вермитор. Она держится изо всех сил, прикладывает неимоверные усилия, чтобы казаться спокойной, но всё – ожерелье, ошейником сковавшее шею, шов платья, колющий спину, чавкающий почти под ухом Люцерис, волосы, раздражительно ползущие в глаза – действует на её неокрепший рассудок с неожиданной мощью. Овощное рагу безвкусно, морковка застревает меж зубами, ягодный морс чересчур сладок. Дейни сжимается в раскалённый клубок напряжения, колени подскакивают в неритмичном танце. Кажется, она тут совершенно бесполезна, её присутствие или отсутствие ничего не изменят, но правила этикета – непоколебимая вещь. – Как я рад, что мы наконец собрались вместе! – молвит король, душевно глядя на дочь. Та мило улыбается, склоняя голову. – И мы, отец. Алисента натягивает на лицо любезнейшее из выражений. Смотрит на старшего сына, пока тот, вполне ожидаемо, – на свою племянницу. Королева удивлена: почему замок до сих пор цел и невредим? Слава Богам Старым и Новым, конечно, но что такого Рейнира сделала, чтобы усмирить неукротимый нрав дочери? Алисента охотно бы послушала. Дейнис необычайно, почти болезненно, тиха и невзрачна, что дарит Алисенте надежду на безопасное для окружающих людей будущее. Пожалуй, даже на становление одного из принцев более сдержанным: она всегда понимала, что девчонка оказывает на него куда больше внимания, нежели его матушка. Если бы Дейнис могла, то унеслась бы так далеко, как это только возможно, куда-нибудь в Моссовию или И-Ти, туда, где её с Вермитором более ничто не потревожит. Чего это ей стоит? Лишения благ, доступных королевским особам? Переживёт. Лишения возможности наблюдать изо дня в день лицо дяди? Это преимущество. Чего ей действительно не хочется, так это смерти родных. Матушка, отец, братья не заслуживают смерти. Никто не заслуживает. Ни Эйгон, не совершивший в этой жизни пока ничего истинно ужасного, ни Хайтауэры, в некоторой мере учинившие тогда династическую войну, ни кто бы то ни было ещё. Дейни понимает это, понимает и то, что нынешний Эйгон невиннен, но поделать со своим неприятием ничего не может. Морс холодит горло, когда её рука, едва заметно подрагивая, отставляет чашу в сторону. «Для драконов противоестественно сходиться в пляске!». И что она может поделать? С собой получается справляться через раз, а тут ещё и война, кровью орошающая будущее, сковывающая болью прошлое, несуществующее и понятное лишь ей. Дейнис теряет сон из-за нескончаемых размышлений. Единственное, что точно бы смогло предотвратить Танец Драконов, – женитьба матушки и Эйгона. Однако уже бесповоротно поздно. Второе – женитьба матушки и сира Гвейна Хайтауэра, ибо Отто вряд ли бы пошёл против собственного сына. И либо она чего-то не понимает, либо бывший десница крупно сглупил, не выдав сына за наследницу престола. Такая неосмотрительность совершенно нехарактерна для главы дома Хайтауэр, но думать об этом бессмысленно – матушка уже замужем. Тяжело вздыхает и, не подумав, откидывается на спинку стула, случайно натыкаясь взглядом на прозрачно-фиалковые глаза дядюшки. Мысль пронзает, словно молния. Ей следует выйти за Эйгона, родить ему детей, и тогда, возможно, ничего безвозвратно ужасного не произойдёт, драконы не вымрут, безвинные люди останутся живы, и матушка станет королевой Семи Королевств. Почему помолвки не произошло тогда, в той её жизни? О! Стоило только узнать, что ей предстоит связать жизнь с кем-то вроде Эйгона, – который в качестве дядюшки даже неплох, но в качестве мужа абсолютно невыносим, – она тут же закатила истерику с громогласными обещаниями лишить себя жизни, если им придётся связать друг друга узами брака. Как бы матушка, отец или даже дедушка не старались разъяснить её долг, она ни в какую не желала мириться со своей судьбой, в то время как Эйгон сначала казался почти довольным, а потом, когда брак их так и не состоялся, – обиженным. Виной такого её поведения была, пожалуй, излишняя разбалованность, она купалась в любви, внимании и благостном расположении окружающих, словно рыбёшка в море, не зная несчастья и горести. Лучшие платья, ярчайшие драгоценные камни, душистые масла, поистине королевская отделка покоев. Её любили так, словно она – единственная, кто разукрашивала серые будни обитателей замка, они закрывали глаза на все безрассудные выходки, лелея по-драконьи горячий нрав. Не только закрыли глаза на истерику юной принцессы, но и разорвали помолвку со старшим принцем. Эйгон вопросительно вздёргивает брови, пока на губах расцветает радостная улыбочка. Она тут же прячет взгляд куда-то обратно в рагу, и до её слуха долетает резкое «тц». Тушуется, словно нашкодивший котёнок. Ей кажется, что увидеть ещё не позролевшего Эйгона будет просто, ибо он не сильно похож на того себя из её прошлого, но она оказывается не права. Насмешливый прищур глаз, торжество, искажающее губы, всё напоминает тот кошмарный миг. Она хрипит, задыхается, глаза давно перестали различать хоть что-то, тело давно перестало слушаться. Зловоние темницы впитывается в неё, словно ароматические масла в благородную леди. Она ходит под себя, у неё нет сил даже дышать, не то что двигаться. Ногти трескаются, зубы тоже, волосы выпадают клоками. Горло саднит, кожа горит, сознание туманно и неуловимо. Она не знает, сколько находится здесь, не помнит, как её зовут, не осознаёт, что происходит. От неё остаётся оболочка, бесцветная и едва живая. Будто сквозь пелену до её слуха долетает голос. – Фу. Она старается разлепить глаза, получается только с помощью непослушных пальцев. – От неё воняет. Свет бьёт по полуослепшим глазам, отражаясь от серебристых волос пришедшего. Она не двигается, силясь уловить постоянно ускользающее от неё сознание. – Простите, Ваше Величество, такова уж участь дочери шлюхи, – лебезит челядь. Пытается сфокусировать взгляд на чём-то одном, но не получается. Прикладывает все силы, чтобы удержать хотя бы толику навестившего её рассудка. Вспоминает себя. – Кошмар, – в голосе короля слышится презрение и отторжение. Вяло жмётся к стене в порыве скорее привычки, нежели страха, и кусает окровавленные губы. Глаза понемногу свыкаются со светом, и теперь ей видно лицо дяди, расплывчатое и неяркое. Она заходится в удушливом, надсадном кашле. – Вот, что случается с предателями, – подводит итог, и губы искажает жуткий оскал. Она повторяет за ним, дёргает губы в попытке улыбнуться и, кривясь от ноющей боли, демонстрирует широкую, вызывающую усмешку. Король весело хмыкает, порывается шагнуть ближе, но вовремя себя одёргивает – пачкаться совсем нет желания. – Дейнис. Её имя из его уст – проклятие. – Эйгон... Если они прокляты, то прокляты дважды. Он порывисто выходит из темницы, пылко ступает из подземельев, и только Семерым известно, о чём он думает, о чём сожалеет. Ночью того же дня, отпустив себя, позволив себе сломаться, она испускает последний вздох, видя перед взором уродливую ухмылку короля, его волосы, его глаза, его всего без остатка. Чувствует, как в бок прилетает отрезвляющий толчок, Джейс смотрит озабочено. Её руки подрагивают, а колени взлетают ещё выше, когда до слуха доносится голос дедушки. – И конечно же, поздравляю принцессу Дейнис с обретением дракона, – его глаза добры, а голос по-старчески бархатен. – Благодарю, Ваше Величество, – девчонка благоговейно клонит голову ко столу. – Отбросим формальности, внучка, – в уголках глаз короля собирается паутинка морщинок. – Хорошо, дедушка, – натягивает на лицо самое милое выражение, на которое способна, и вновь опускает взгляд в глубины тарелки. Томатный соус неожиданно напоминает алую кровь, в нос пугающе правдоподобно забивается её запах, железный и вызывающий дурман. Она прикрывает глаза, норовя успокоиться. К счастью, рассудок милосердно остаётся с ней, и дыхание почти не сбивается. Ужин проходит на удивление спокойно, Эйгон кажется задумчивым, и у Алисенты складывается обманчивое впечатление, словно теперь каждая их встреча будет подобной. Под натиском разомлевшей семейной идиллии ей начинает думаться, что всё будет хорошо. Как же глупа она была, подумав, что бесконечным раздорам пришёл конец! *** Дейнис всё-таки целенаправленно его избегает. Он не знает почему, ибо их отношения казались ему, по крайней мере, дружескими. Её отчуждённость выводит его из душевного равновесия, но не настолько, чтобы лишить сна или желания творить зло. Она не хочет озорничать с ним? Ничего, у него и без неё замечательно получается. Эйгон ступает по коридорам Красного замка, радостно ухмыляясь очередной придуманной затее, когда из-за поворота появляется белобрысая макушка. Принцесса идёт, носом уткнувшись в книгу и не замечая ничего на своём пути. Кажется, это противоречит абсолютно всем правилам этикета, но и не Эйгону судить, не так ли? Он тихо, почти крадучись, шагает навстречу. И ровно через тринадцать шагов, – он считал, – в его грудь врезается сначала внушающих размеров фолиант, а затем и девичий лоб. Несильно, но ощутимо. Том падает на пол, она вскидывает голову, поднося руку к ушибленному лбу. Он взирает на неё сверху вниз, заинтересованно, так, словно она – сложнейшая из загадок света. Дейнис прячет глаза и, не дожидаясь, пока Эйгон выскажет своё недовольство, стремительно обходит мальчишечью фигуру. – Эй! – доносится вслед. Она ускоряется, не желая заводить в ним бесед, не желая видеть его лицо, не желая вспоминать прошлое. – Да стой же ты! Она уже бежит, подбирая руками полы платья, ощущая, что вместе с наступающим на пятки Эйгоном на неё летит буря похороненных где-то под слоем «неважно» эмоций. Невидимый удар выбивает из груди воздух, сердце заходится в бешеном ритме, перед глазами являются искры. Всё, что она слышит, – шаги Эйгона, раздающиеся совсем рядом. Вдруг он представляется ей обгоревшим мужчиной с этой его невозможно отвратительной ухмылкой. Фантазия назойливо рисует мрак темничных подземелий, липкими прикосновениями скользит по коже. И мир сужается до одной этой мерзкой мысли. – Почему ты... – он запыхается, – убегаешь?! Эйгон нагоняет девочку, но ей, как и прежде, удаётся оставаться впереди. Ему невыносимо сильно хочется узнать, что побуждает её так отчаянно нестись от него прочь. Стук туфелек отлетает от стен коридора, эхом разносясь по замку. Она начинает чувствовать, как слабеют ноги, как ужасно больно горит в груди. По ушам набатом стучит кровь, глаза застилает пелена слёз. Ей до одури не хочется видеть его по-детски невинное лицо, его весёлую улыбку, слышать его задорный голос. Это нежелание заставляет её бежать ещё быстрее, судорожно хвататься руками за убранство замка, огибать слуг, словно несуществующие препятствия. – Эй! – кричит в последний раз, прежде чем наконец хватает её за запястье. Они оказываются в неожиданно заброшенной части замка, тишина бьёт по ушам. Он разворачивает её лицом к себе, пока Дейнис безуспешно пытается вырваться. Девчонка сжимается, трётся головой о плечо, неразборчиво бубнит что-то под нос. – Что с тобой? Эйгон глядит во все глаза, слегка напуганный и взволнованный. Она тянется к груди и сжимает ткань платья, лихорадочно вздыхая, валится на пол. Он следует за ней, приседая на колени. Трясёт за плечи, но она лишь сильнее старается его оттолкнуть. – Дейнис! Её голова то клонится к груди, то с новой силой вспархивает ввысь. Девичье лицо орошено дорожками слёз, а из горла вырывается неясный стон. Эйгон пугается не на шутку, хватает её за щёки, как бы побуждая сфокусировать внимание хоть на чём-то, но делает этим лишь хуже. – Нет-нет-нет... – мотает головой из стороны в сторону, отползая подальше. Он одёргивает руки, словно бы кожа под ними начинает плавиться, и наседает вновь. – Приди же в себя! – слабо бьёт её по щекам, надеясь привести племянницу в порядок. Однако та лишь пуще прежнего заливается истерикой. Эйгону страшно, детской голове думается, что она вот-вот умрёт, что в её смерти виноват будет он. Её состояние пугает до тошноты, до дрожащих пальцев, вызывает ненависть. Она выглядит до отвращения жалостливо. Принц подрывается на ноги и спешит за прислугой, как на зло не встречая на своём пути ни одного слуги. Дейнис не знает, сколько времени проводит в пограничном меж сном и явью состоянии, не знает, что всё, с таким рвением проплывающее перед глазами, – не более, чем галлюцинации, не знает, что заставляет весь замок перевернуться с ног на голову, а матушку рвать и метать в порыве ослепляющей злости. Старший принц оказывается козлом отпущения и проклинает за это Дейнис. Это она виновата, не он! *** – Следует отправить её в Старомест, – шепчет королева, стоя сбоку от наследной принцессы. Рейнира переводит на неё взгляд, пустой и бессильный. Теребит кольцо, лишь бы занять чем-то руки, и натужно вздыхает. Дочь не знает покоя уже вторую ночь, и матери кажется, что ещё немного, и она начнёт сходить с ума. – Не думаю, что это хорошая идея... – молвит она, не желая оставлять Дейнис в лапах Хайтауэров. – Моя принцесса! – вклинивается в разговор Великий Мейстер. – Думается мне, что смена окружающей обстановки благоприятно повлияет на принцессу. Более того, Цитадель – обитель мудрейших из мейстеров, они, без сомнения, помогут принцессе Дейнис. Рейнира качает головой и обещает подумать об этом. Алисента задумчиво хмурит брови и говорит, что если вдруг принцесса всё же решится отпустить дочь, то королева гарантирует лучшие условия пребывания в Староместе. Лейнор растворяется в тревоге под стать жене, находит успокоение в компании рыцарей и выпивке. Эйгон, не зная сна, лупит глаза в потолок, залитый лунным светом, и проворачивает в голове события прошедших дней. Вермитор заливается в яростном рычании в Драконьем Логове и, лишённый покоя, буйствует чересчур сильно, не подпуская к себе драконоблюстителей. Дейнис чувствует ненавистные прикосновения, сырость подземелий, видит торжествующего короля и множество мужских лик, смазывающихся воедино. У кошмара нет конца и края, он душит, опрокидывает в глубины мрака, оковами сковывает мозг. Дейнис не знает ещё, что по пробуждении её ждёт весть о скором отбытии в Старомест.