Мёртвые и счастливые

Come on and let it out!

120 год от З. Э.

В зале звенит оглушающая тишина, нарушаемая тихим шелестом. Девчонка – само порождение избалованности и непоседливости – еле слышно напевает какую-то песенку, пока губы кривит шаловливая улыбка. Неаккуратно выводит на пергаменте ужасно разные по высоте буквы, чуть ли не лёжа на раписном столе. Справа от маленькой руки, дёргающейся в порывистых движениях, красуется Белая Гавань, а под неподъёмным томом слева – Ров Кейлин. Она ловко двигает головой, переводя взгляд то на книгу, то на свою бумагу, и в душе её мёдом разливается предвкушение. Ночью, вглядываясь в лунные отблески, пробивающиеся сквозь незашторенные окна, девятилетняя Дейнис грезила о драконе. Яйцо, подложенное ей в младенчестве до сих пор не проклюнулось, потому отсутствие дракона тяготило её так же сильно, как печалило наличие таковых у братьев. Безусловно, она рада за них, но от чистого ли сердца? Видеть их, счастливо возящимися с драконами, вызывало в ней столько зависти, что она непременно всегда пылко высказывала своё возмущение. Ей хотелось дракона до одури. Так сильно, как ничего больше в этом мире. У неё – первенца Рейниры Таргариен – был доступ ко всему: к бесполезно-красивым драгоценностям, к дорогим платьям и всему прочему, лично по её мнению, абсолютно пустому. У неё – Дейнис Веларион, от крови дракона – не было самого главного, не было того, что имел в её семье почти каждый. Неимение символа таргариенской власти угнетало, делало хуже других. И именно тогда, в момент гневной печали, в её белобрысую макушку закралась одна простая, но небезопасная идея. Из неаккуратных разговоров взрослых ей недавно стало известно, что в Драконьей горе сидят неосёдланные драконы. Вермитор, прозванный в простонародье Бронзовым Гневом, и Среброкрылая, когда-то принадлежавшая Доброй королеве. Два величайших дракона, а сидят забытые и, казалось бы, никому не нужные. Разве могла Дейнис оставить этот факт без внимания? Никак нет. Взрослые были слишком неосмотрительны, когда в её присутствии говорили о зверях, – наверняка думали, что разум девятилетки – не более, чем деревянная игрушка, не способная к запоминанию, – хоть и старались обходить эту тему стороной, поэтому, если что-нибудь неблагоприятное и случится, в этом будет лишь их вина. Но вряд ли ей удастся узнать последствия своей затеи, если она окажется неудачной. Засыпая, она думала о завтрашнем дне, повторяла известные ей драконьи команды и нетерпеливо вертелась под одеялом. И вот, уже с утреца, свежего и влажного, когда туман застилает Узкое море, после урока валирийского Дейнис зарывается в книги. Найти необходимую песнь не так уж и сложно, дело остаётся за малым – хотя бы выговорить её. От усердия высунув розовый язык, она выводит последние слова. «...Gevī dāerī.» Близость авантюры припекает желудок, когда Дейнис звучно спрыгивает со стула и, будучи не в силах сопротивляться бурлению крови в жилах, на всех порах несётся к выходу в пещеры. Попадающиеся на пути стражники, в чьи доспехи она с размаху влетает, лишь привычно охают, посмеиваясь и не пытаясь даже остановить несносную принцессу. Она весело улыбается, на бегу вглядываясь в неряшливые буквы и теребя бумагу. Душе детской неведом пока ни страх, ни благоразумие, что встречу с диким драконом – околосмертоносную – превращает в обыденную забаву. Она даже хихикает, отбрасывая косу за спину и заводя выбившиеся пряди за уши. От каменных стен звонким эхом отлетает звук её шагов, а в слабых солнечных лучах парит пыль, поднятая юбкой принцессы. Она, словно снежная буря, проносится по замку, думая, что идёт на героическое завоевание дракона, на котором летал когда-то сам Джейхерис Миротворец, а не на на верную смерть. Когда до заветного места остаётся шагов тридцать, она, не замечая на своём пути никаких преград, оказывается схвачена за руку. – Ты куда это? – в материнских глазах сквозит подозрение. – Очередная затея, угрожающая жизни? Собираешься гоняться за котами? Или по обыкновению рассказывать Люцерису страшные небылицы? Или, быть может, опять орзанизуешь вылазку в болота за клюквой? – Матушка! – почти оскорблённо восклицает Дейнис. – Так вот какого ты обо мне мнения?! – произносит слова как можно громче, чтобы Рейнира не услышала шелеста скомканной в кулак бумаги. Увидит – и Дейнис конец. Не пустят её в эту часть замка больше никогда в жизни! – Видишь ли, – хмурится матушка, ставя руки в боки. – Когда ты в таком возбуждении носишься по замку, это может значить только одно – твоя неугомонная голова выдумала что-то, что причинит вред либо тебе, либо твоим братьям. Дейнис немного сдувается, переминаясь с ноги на ногу – пятки горят, ей необходимо поскорее продолжить путь, и пристыженно склоняет голову. Разглядывает мелкие камешки, пока взор прикрывают прядки волос. – Почему молчишь? – Рейнира ведёт рукой по девичьим волосам и заставляет взглянуть на неё, поддерживая за подбородок. В больших глазах дочери пляшет Неведомый, но она всеми силами старается это скрыть, прикидываясь искренне раздосадованной. – Так бегать по коридорам – не под стать принцессе. – Да, матушка... Рейнира мягким движением поправляет серебристые волосы, стараясь не улыбаться, чтобы воспитательная беседа не перетекла в шутку. – Попроси септу переплести волосы, совсем растрепались, – настоятельно молвит она, глядя в светлофиолетовые глаза и видя в них отнюдь не лейноровские черты. – Конечно, матушка... – Ступай. Дейнис медленно обходит мать, нарочито неспешно ступает по коридору, пока Рейнира задумчиво смотрит ей вслед. Как только маленька фигурка скрывается за поворотом, до её слуха долетает удаляющийся шум ускоряющихся шагов, вновь переходящих в бег. На губах женщины расцветает понимающая улыбка, и она, добро посмеиваясь, спешит по делам. Окна проносятся мимо, сливаясь в серое месиво, пока Дейнис ликует, что осталась непойманной. От желанного дракона её отделяет всё меньше и меньше шагов, от матушкиного гнева, если она выживет, конечно – чуть больше мига. Она замедляется и переходит на шаг, разглаживая бумагу и пробегаясь глазами по строчкам в последний раз. Она не чувствует страха, только бесконечную жажду заполучить змея, способную свести с ума. – Drakarī... – подносит бумажку под самый нос. – Pykiros, – её шёпот гулким эхом льётся по коридору, затекая в самые потаённые местечки замка. Пару мгновений тратит на повторное прочтение песни и наконец переступает порог. Аккуратно переставляет ноги, чувствуя, как холод пещерных стен пробирается сквозь тонкую ткань платья. По спине пробегает дрожь, словно в затылок дышит сам Неведомый, но она упрямо идёт вперёд, прочищая горло. Оказавшись у обрыва каменного выступа, последний раз выдыхает и приступает к делу всей своей жизни. – Naīdgod mazīss, – голос звучит до необыкновения тихо, и она громче произносит эти слова. Нараспев, шипя свистящие и протягивая гортанные звуки. Гордо выпячивает грудь, и розовые губы мягко, певуче заводят песнь. «Drakarī pykiros tīkummo jemīros Yn lāntyz bartōssa saēlot vāedis.» Тишина. Ни одного признака шевеления. Темнота прямо перед носом начинает щекотать. Она читает с бумаги, и руки слегка подрагивают. Не уверена, что произносит слова правильно, но отступать уже поздно. В воздухе слышится едва уловимый шорох падающих камней. «Hen nuhā elēnī pērzyssy vestretīs.» Где-то над головой раздаётся глубокий рокот, пробирающий до волнительной дрожи. Голос предательски сипит. «Se gēlyn irūdaks ānogrose.» Совсем близко, настолько, что можно почувствовать гнилое дыхание, смыкается с характерным бульканьем пасть. Дейнис вдыхает больше воздуха, но ей кажется, будто грудь закована в цепи. Будто глаза покрывает пелена, но она смаргивает её, не позволяя страху взять верх. «Pērzyro ūdryssi ezīmptōs laēhossi Hārossa letagōn aōt vāedan.» Не успевает она закончить, как над головой извергается пламя. Обжегающее, горячее и такое притягивающее. Она завороженно глядит в него, и восприимчивой душе кажется, словно в нём проносится её прошлое, настоящее и будущее. Тёмные образы, кровавые кляксы и белозубые ухмылки смешиваются в круговорот кошмара. Одно лишь глухое упорство удерживает её от желания стремглав умчаться в спальню. «Hae mērot gierūlli se harōs bartōssi.» Её тенорок тонет в раскатистом драконьем рёве, когда в слабом блеске огня она узнаёт бронзовую морду. Вермитор! И Боги, он просто огромен! Он очерчивает над ней пламенный полукруг, яростно и поистине гневно. «Prūmysa sovīli gevī dāerī...» В пещере вновь воцаряется мрак, и лишь по слабому дуновению ветра она понимает, что Вермитор приближается к ней. Из темноты показывается пасть с растопыренными в разные стороны зубами, а позже и вся морда змея. Глаза, оранжевые и неимоверно большие. Широкие отростки, обрамляющие череп. Она задирает голову вверх, находя его взгляд. Он издаёт глухой рык. – Lykirī, Vērmithos, – чётко произносит, подаваясь вперёд. Дракон склоняется к ней и обдаёт жаром. На неё брызжет слюна, но в этом словно и нет ничего противного. Он оглушительно ревёт, а она думает, что в пасть, разинутую перед ней, влезло бы с сотню таких глупых девчонок, как Дейнис. Думает, что настал конец. – Lykirī! – стараясь перекричать гвалт, орёт она, и в этом нет ничего смелого – лишь отчаяние. Он, следуя её примеру, лишь громче надрывает глотку, в которой, на счастье Дейнис, пока не виднеется пламени. От шума звенит в ушах, но она фальшиво храбрится, не обращая ни на что, помимо Вермитора, внимания. – Dohaerās! – уже визжит она, вкладывая в голос всю возможную силу. Горло жжёт, и голос вот-вот исчезнет, но, слава Богам, дракон затихает. Его ноздри то сужаются, то расширяются, и теперь их разделяет лишь пара жалких дюймов. Дейнис тихо шепчет: – Вермитор... Плавно поднимает руку и на мгновение задерживает у его носа, медленно дотрагивается, и желудок завязывается в тугой узел. Его чешуя тепла и приятна на ощупь, она во все глаза глядит в его собственные, и рука смелее скользит по его чешуе. Дейнис улыбается – счастливо, так, словно добралась до самых вкусных асшайских сладостей. Она размеренно водит ладошкой до тех пор, пока дракон не отстраняется. Он грузно переступает, поднимая клубы пыли, и разворачивается к ней боком. Она следит за его движениями немигаюче. Перед глазами появляется наброшенное на него подобие верёвочной сети, но наличие или отсутствие седла разглядеть не получается – драконий хребет тонет в тени. Решает, что это неважно. Всё в этом мире абсолютно неважно, кроме Вермитора. Вновь скомкав бумагу с текстом песни и спрятав её в складках платья, карабкается по сетке, путается, но не сдаётся. Дейнис касается змея руками ежесекундно, чтобы удостовериться в реальности происходящего. Чувства радости и пережитого страха переполняют, и её пальцы перестают слушаться, подрагивая. Вермитор большой, в сравнении с Сиракс и Морским Туманом– неимоверно громаден. Девчонка усаживается во всё-таки оказавшееся на драконе седло, и Бронзовый Гнев начинает движение. Переступая с лапы на лапу, заставляя Дейнис, словно листочек на ветру, колыхаться, он ступает к выходу из пещеры. Каждый его шаг – стук её сердца. Она чувствует единение. Они выбираются наружу, и замок Драконьего Камня остаётся где-то за спиной. Утренний ветер то бьёт по лицу, то нежно ласкает, солнце поднимается над островом, начиная припекать. В лучах гребень Вермитора кажется ослепляюще бронзовым, крылья – глубокого дубового цвета, отливающего янтарным блеском. Дракон совершает пару разгоночных шагов и, беспредельно широко размахивая крыльями, взмывает в воздух. Дейнис с выпученными от удивления глазками не узнаёт мир. Он проносится снизу, словно незначительное ничто, словно единственное, что имеет смысл – это она, её дракон и бескрайнее небо. Вермитор набирает скорость и поднимается так высоко, что чёрный замок сливается со скалами и вулканами острова. Девочка изо всех сил прижимается к седлу, держась за его ручки, когда Вермитор принимает вертикальное положение. Они рывками разрезают голубое полотно, бороздя мирские просторы. Дейнис заливается радостным смехом, и счастье – безмерное и почти сумасшедшее – переполняет её душу. Свобода ощущается в подпрыгивающем от возбуждения сердце, в рухнувшем в пятки желудке, когда Вермитор неожиданно начинает вычерчивать в воздухе затейливые узоры, в закружившейся от непривычки голове. Свобода – это и есть Дейнис Веларион. Дракон, решив, видимо, что выше некуда, выравнивается и на пару мгновений замирает в воздухе. Девчонка оглядывается: под ней мир со всем его разнообразием проявлений и проблем, бед и прочих неважных вещей, должно быть, где-то там матушка встревоженно вглядывается в небо, а братья неверяще лупят глаза. Вермитор резко ныряет вниз, заставляя её жаться к нему. Он складывает крылья и рычит, и Дейнис кажется, что он испытывает ровно те же чувства, что и она. Море приближается ужасно быстро, и она непроизвольно жмурится, но на губах цветёт ликующая, охочая до приключений улыбка. Она мечтала об этом с раннего детства, и мечта наконец исполнилась. Приоткрывает один глаз, и когда до воды остаётся пара жалких секунд падения, Вермитор тучно выпрямляется, скользя лапами по водной глади. Дейнис тоже выравнивается, вдыхая морской запах полной грудью, слушая веселящий душу плеск и до сих пор не веря собственному счастью. Она сплетаются с Вермитором воедино, их души сливаются, а жизни становятся теперь неразрывны. С губ срывается нервный смешок, когда она понимает, что рано или поздно полёт подойдёт к концу. Рано или поздно придётся встретиться с матерью. Они несутся к острову, будто бы дракон услышал её мысли и решил поскорее столкнуть хозяйку с её любящей, но абсолютно устрашающей в гневе матушкой. Дейнис гладит его по чешуе и шепчет что-то слащавое, надеясь, что мать поймёт и простит. Ей, в любом случае, не привыкать: эта выходка в сравнении с их недавней проделкой, совершённой в чудовищном тандеме с Эйгоном, – после которой мать поклялась, что нога дочери отныне не ступит на земли Королевской Гавани, – почти безобидное ничто. Когда они приближаются к Драконьему Камню, девочка, перекрикивая ветер, молвит: – Demās, Vērmithos. Он плавно замедляется и, долетев до замка, снижается. Лапы плавно касаются земли, и Дейнис торжествующе улыбается. *** Рейнира выслушивает очередного лорда, решившего почтить наследницу Семи Королевств своими дарами, когда её слух улавливает характерный для драконов звук бьющихся крыльев. Поначалу она не придаёт этому никакого значения – мало ли драконов у них на Драконьем Камне? Отнюдь. Но когда речь лорда, льстивая и неизменно елейная, начинает надоедать, женщина задумывается. Арракс и Вермакс уже летают, но не с таким звуком – они быстры и ловки, и крылья у них маленькие, ей же показалось, словно летит взрослая особь. С таким шумом могла летать бы Среброкрылая или Вермитор, что вполне обыденно. Рейнира отмахивается от дурного предчувствия, сосущего под ложечкой, и переводит всё внимание на лорда. Только спустя пару долгих мгновений ей на ум приходит недавняя встреча с дочерью. В той части замка, где расположен выход к пещерам. Рейнира, плевав на придворный этикет и потеряв самообладание, вскакивает и быстро ступает к окну. Ничего не видно, и она спешит на выход, за ней – фрейлины, лорды и леди. Люди высыпаются из рарверзнутой драконьей пасти Великого Чертога и задирают головы. Все как один сооружают из ладоней козырьки и вглядываются в небесную высь, где совсем мелкой мошкой парит дракон. Рейнира внимательно щурит глаза, но рассмотреть что-нибудь с такого расстояния – задача бессмысленная. Её терпение иссякает с каждым вздохом, а шёпот людей начинает выводить из себя. И вот, спустя пару минут, показавшихся женщине вечностью, дракон наконец начинает снижаться, почти крушительно, так, будто что-то идёт не по плану. В солнечный лучах сверху переливается серебро, у неё перехватывает дыхание, и когда змей страшно быстро скрывается за скалами, бездействовать больше не представляется возможным. Рейнира идёт, не разбирая куда, зачем и почему, но идёт. Краем уха слышит удивлённое «Матушка!» и переводит внимание. Джейс зачарованно смотрит в небо, Люцерис, держась за руку брата, почти испуганно глядит в глаза женщины. – Неужели там... – шепчет, но Рейнира не отвечает, думая, что да, там действительно Дейнис. Неожиданно их накрывает тень, низко-низко над ними проплывает Бронзовый Гнев. Люди валяться с ног, напуганные и не привыкшие к подобному, но Рейнира и не дёргается. Брюхо Вермитора огромно, оно нависает опасной тучей и уходит на круг, забирая на бок. Только теперь все отчётливо разглядывают в седле улыбающуюся принцессу Дейнис, что вызывает снизу целую волну ахав и охов. Дракон летит к подходящей для приземления поверхности и спускается на землю. Мать и дочь разделяет четверть мили и несколько воспитательно-гневных тирад, направленных на взращивание в девичьей голове благоразумия и прошествующих, как и всегда, мимо ушей. Принцесса чуть ли не скатывается со спины дракона и со всех ног несётся к ним, придерживая юбку. Матушка и братья спешат навстречу, и если Джейс и Люк радостно, то Рейнира – хмурясь. Она, понятное дело, гордится дочерью: оседлать почти столетнего дракона в девять лет – дело великое, но как же обливается кровью материнское сердце! Когда между ними остаётся не более дюжины шагов, до Рейниры долетает сдавленный девичий ох, а в следующий миг она видит, как Дейнис валится с ног. Думает, что та лишь споткнулась, но девочка не поднимается ни через пару секунд, ни через полминуты. *** Рейнира Таргариен проводит у постели дочери семь дней и семь ночей. Дейнис плохо. Её бросает то в жар, то в холод, она бредит и безустали трепыхается по кровати, бормоча несвязные вещи и переходя на крик. Её бессознательное лицо кривит гримаса ужаса и нестерпимой боли, и матери кажется, что она никогда в жизни не видала картины страшнее. Но нет. Куда тревожнее женщине становится, когда дочь затихает, когда складки на её лице разглаживаются, губы смыкаются в безвольную полоску, а грудь поднимается кошмарно медленно и незаметно. Пытка длится нескончаемо долго, и Рейнира начинает понемногу сходить с ума. Мейстеры говорят, что это – последствие пережитой встречи с драконом, не более, чем обыкновенный упадок сил вследствии испытанных бурных эмоций. Она заставляет себя верить в это, но эта вера разбивается вдребезги, когда дочь приходит в себя. Когда прежний задор, сквозивший в глазах, сменяется непроглядной пустотой, а движения из детско-восторженных становятся безжизненными и отрешёнными. Когда Дейнис Веларион меняется до неузнаваемости.