Мёртвые и счастливые

Cold and dry

Like a ghost.

130-131 год от З. Э.

Подземелья Красного замка кишат крысами и тараканами. Тут царствует запах плесени и непроглядная тьма, в воздухе алой кровью разливаются страдания пленных и неугодных государю. Беззвучной поступью рассекают пространство стражники, пока на стенах приглушённо потрескивают факелы. В темничной камере, забившись в угол, сидит принцесса. Кожа её испещрена кровью, густой и драконьей, а платье, лишь слегка напоминающее таковое, разорвано и продолжает держаться на ней лишь с помощью Богов. Её серебристые волосы слиплись в нераспутываемый ком, а фиалкового цвета глаза более не так ярки, как были прежде, в мирные времена. Во времена счастья и наивной радости, полной надежд и слепой любви. В такие желанные и необратимые времена. Дейнис, прозванная в Королевской гавани Испорченной. Принцесса Драконьего Камня, принцесса Семи Королевств, принцесса-выродок предательницы Короны. Принцесса, бывшая когда-то задорной и острой на язык, жизнерадостной и умной девушкой, напоминает жалкий призрак себя прошлой. Они сломали её, лишили самого главного. Семьи, детей, дракона. Вермитор после кончины её деток стал для неё всем, он всегда значил для неё многое, но после этого заменил всех. Она была всадницей. Всадницей по призванию, всадницей с детства, с того самого дня, когда девятилетней девчонкой, держа дрожащими руками листок, коряво произносила слова на валирийском, эхом отлетающие от стен пещеры. Но они отняли и его, разбив тем самым её окончательно. Однако в её душе маленьким зёрнышком до сих пор теплится надежда, которая, впрочем, с каждым днём пребывания в темнице всё затухает и затухает. Её телом пользуются все, кто жаждет почувствовать себя в драконьем чреве. Она давно перестала чувствовать хоть что-то между ног, хоть что-то кроме липких касаний и вынужденной отчуждённости. Каждый, кто приходит к ней, похотливо щурит глаза и елейно тянет хриплым шёпотом. Мерзким и ужасным. «Принцесса Де-е-ейнис...» И это всегда начинается одинаково. Они рывком поднимают её обессиленное тело на ноги и ведут ладонью по щеке. Омерзительная улыбка обнажает зубы, и они медленно тянутся к её лицу. Губам, шее, груди. Грубые грязные руки до боли сжимают талию, ягодицы, оставляя бесчисленное множество кровоподтёков. Касания обжигают. Испачканные пальцы с остро обстриженными ногтями скользят внутрь так глубоко и с таким рвением, словно где-то там в ней кроятся драконьи яйца. Некоторые опрокидывают её пред собой на колени и с неистовой силой оттягивают волосы назад, сжимают щёки, заставляя раскрыть рот. Некоторые сгибают её пополам, задирая полы юбки и порывисто – нестерпимой болезненной вспышкой – проникают внутрь. Бьют её, режут, плюются напоследок, исправно приговаривая ненавистное «шлюшье отродье». После насыщения они швыряют её на пол и тело наливается усталостью. Они уходят, оставляя за спиной развороченное девичье тело, изуродованное тысячами отвратительных прикосновений и отметин. Снаружи слышится движение. Страх накрывает её с головой, лишая возможности дышать. Она задыхается, вжимаясь в стену до боли в затылке. Прикусывает до крови губы, нервно выворачивает пальцы, чешет тело, чувствуя, будто по ней кто-то ползает. Шаги становятся всё громче, и она жмурится, непроизвольно раскачиваясь из стороны в сторону. Дверь отворяется, и мрак озаряется ослепительным светом. Внутрь проходят люди в доспехах, пока глаза Дейнис пытаются привыкнуть к свету. Они подхватывают её под руки и встряхивают, поднимая на ноги. Она не в силах стоять самостоятельно, ходить – тем более, поэтому даже не пытается шагать, из-за чего её истощённые ноги тянутся следом, собирая всю грязь. Её колени бьются о выступы лестниц, но это совершенно не важно. Её куда-то тащат, а куда – она не имеет ни малейшего понятия. В первое время король приказывал приводить её в тронный зал, чтобы поустрашать лордов, чтобы показать, что может случится с ними за неверность. Но потом, когда вид её стал слишком непрезентабельным, чтобы выводить на люди, перестал делать это. Так что сейчас, наверное, её ведут на смерть. Публичная казнь или что-нибудь такое. От этой мысли в теле разливается облегчение. Наконец-то всё закончится. Потрескавшиеся губы кривит едва уловимая улыбка, и её голова виснет, словно она и не человек вовсе, а безвольная кукла. Её волочат по коридорам, и обитатели замка отскакивают от них, позволяя пройди и с отвращением глядя вслед. В уши роем ос льются проклятия, но Дейнис на них наплевать. Её жизнь – ошмётки былого благополучия – должна вот-вот оборваться, и это её радует. Они выходят на улицу, в главный двор, и в нём воцаряется мёртвая тишина, кажется, даже птицы ошарашены происходящей картиной. На балконе восседает король, обезображенный и испорченный не меньше Дейнис. Весь перекошенный, с одутловатым и обожённым лицом. В его глазах плещется злая радость, смешиваясь с ненавистью и отвращением. Она глядит на него, но в её взгляде нет злобы или гнева, в нём ничего – он пуст, как и её грудь, как и место, где должно быть сердце. До тех пор, пока со стороны не раздаётся негромкое, но отчётливое: – Дейни... – голос пугающе узнаваем, из-за чего девушка рывком – неверяще – поворачивает голову в сторону источника звука, из-за чего мир на секунду тонет в темноте. Матушка, поддерживаемая под руки так же, как и она, в миг меняется в лице, на нём, столкнувшись в драконьей пляске, пролетают неуверенность, удивление и жалость. Дейнис сквозь неверие допускает мысль, словно ту тоже держат в плену, но тут же её отбрасывает, оглядывая целое платье и лицо женщины. Камень волнения валится с плеч – только бы матушка никогда не испытала того, что пережила она сама. Дейнис влекут в сторону, отдаляют от матери, и неподалёку она замечает Золотого Дракона, такого же искалеченного, как и его хозяина. Она пытается осмыслить, что происходит, и мысль, пришедшая на ум пару мгновений назад, перестаёт приносить облегчение. Девушка разглядывает в толпе маленькую мальчишечью фигурку с посеребрёнными волосами. Младший брат, подросший с момента их последней встречи, затравленно озирается по сторонам. – Сколь тёплое семейное воссоединение! – слышится с балкона мужской голос. – Сестра! Племянница! Я так рад вас видеть! – Дорогой братец! А я-то надеялась, что ты уже отошёл к праотцам, – отвечает ему в тон Рейнира. – Только после вас. У Дейнис затекает шея, и она опускает голову в пол, изнемождённая чрезмерной подвижностью. В ушах звенит, и её сознание удерживают лишь обрывки долетающих фраз. – Теперь мы, должно быть, твои пленники, но не думай, что сможешь нас удержать. Верные мои союзники отыщут нас. – Разве что в семи преисподних, – молвит король, и эти слова служат призывом к действию. Стражники вытаскивают женщину в центр и толкают к Солнечному Огню. Дейнис в изумлении раскрывает глаза и порывается воспротивиться, воскликнуть что-нибудь яростное, взмолиться, чтобы они пощадили матушку, преклонить колени и умолять-умолять-умолять. Но язык не слушается, отказываясь воспроизвести хоть один звук, а руки рыцарей держат настолько крепко, что у неё нет возможности и шелохнуться. Король взирает сверху, на губах его цветёт торжествующая – счастливая – улыбка, и эти же губы произносят мучительное слово. – Drakārys. Вопреки хозяйскому слову, Солнечный не спешит выполнить команду. Дейнис с замиранием сердца внемлет происходящему, молясь Богам Новым и Старым. Дракон лишь взирает на женщину, заставляя Короля вопросительно приподнять бровь. Неожиданно от толпы отделяется неизвестный для Дейнис рыцарь. Он ступает к Рейнире, и в девичьей душе рождается нелепая надежда. Мужчина подходит к оторопевшей женщине и кладёт руку на плечо. В следующий миг он вынимает меч и пронзает женскую грудь. Недостаточно глубоко, чтобы убить, но достаточно глубоко, чтобы разбудить в драконе голод. Дейнис отворачивается. Мир переворачивается с ног на голову, а к горлу подступает желчный ком. Её голову неимоверно сильно тянут за волосы вверх, чтобы она смотрела. Возбуждённый запахом крови, Солнечный обнюхивает ослабевшую королеву и, не медля более и секунды, окатывает её струёй пламени. Тело содрагается в предсмертных мучениях, а воздух пронзает страшный звук. Она не кричит, из её горла вырывается ужасный хрип, тонущий в перекатах бульканья, словно порождённого расплавленными голосовыми связками. Взор девушки застилает пелена слёз, смазывая происходящее воедино. Кажется, это первый раз, когда она даёт волю слезам с момента гибели Вермитора. Глаза закатываются, и она оседает, но рыцари встряхивают её за волосы, не позволяя милосердно забыться беспокойным сном. Солнечный вытягивает шею и одним движением отрывает Рейнире руку вместе с плечом. Дейнис хочется верить, что её матушка уже отошла в мир иной, что она не чувствует, как кровь оставляет её тело, как пасть дракона смыкается на ней ещё пять раз. Разрывает ткани и трескает кости, в воздухе стоит отчётливый запах крови и хруст, с которым Солнечный расправляется с женщиной. Земля орошается кровью, а мир Дейнис тонет в таковой. Ужас – леденящий и беспросветный – окутывает девушку, не позволяя отвести взгляда. Не имея сил сделать и вздоха, она всё глядит и глядит на алую морду дракона, на то, что раньше было её любящей и заботливой матушкой. Смотрит вверх, туда, где в сладостном триумфе смеётся король, и их взгляды на миг пересекаются. Насмешливо-брезгливый и смертельно-затравленный. Королевский и пленённый. Он округляет глаза, мол «Видишь? И кто теперь Корона?», и она сокрушённо жмурит глаза. И когда открывает, на месте матушки ни остаётся ничего, помимо обрубка одной ноги. Её внутренности выворачивает, кости ломит, а разум совершенно отказывается принимать случившееся. Немигающе вглядывается в толпу, ища глазами брата. Эйгон, оцепенев от страха, не может отвести взгляда. Дейнис полагает, что матушкина участь с минуты на минуту настигнет и их, но король прочищает горло, готовясь произнести речь. – Посылайте воронов: пусть страна знает, что самозванка мертва, и истинный Король наконец-то беспроблемно займёт трон своего отца! Рейнира Таргариен, пробывшая Королевой лишь полгода, покинула этот бренный мир на двадцать второй день десятой луны сто тридцатого года от Завоевания Эйгона, в возрасте тридцати трёх лет, и оставила после себя гниющих в темнице дочь и сына. Он не убил принцессу. Забросил обратно в подземелья и, предоставив своим верным рыцарям и слугам возможность насладится хоть и «шлюшьим по матери», но драконьим телом принцессы, изредка выслушивал рассказы о её состоянии, теша самолюбие. Медленно, но верно, не прикладывая особых усилий, заставил Дейнис Испорченную возжелать собственной смерти. Смерть кажется ей единственным возможным выходом – концом бесконечных мучений. Смерть представляется недосягаемой целью и сокровенным смыслом. Лишь в её мрачных объятиях Дейнис видится желанный покой. В смерти – явлении безобразном и постыдном – она желает найти умиротворение. Но есть ли в ней что-нибудь постыдное? Она столь же естественна, сколь и жизнь. Она молит Богов о снисхождении, но они остаются глухи к её просьбам. Впрочем, тяга к концу, к мнимому завершению лишь поддерживает жизнь: глазами, бегающими по доспехам вновь пришедшего в поиске чего-нибудь острого, руками, отчаянно сжимающими горло, разумом, старающимся выдумать выход. Когда надежда обрести мир становится всё слабее и слабее, дух и сила оставляют Дейнис окончательно. Мужчины приходят – им нет конца и края. Они берут её грязное, совершенно тощее и непривлекательное тело, пользуются и навязывают вину. Суют, тычут, тянут, сжимают, грызут, шепчут, улюлюкают, опаляют горячим дыханием. Её тело покрывается ожогами омерзительных прикосновений, а дух постепенно истощается. Дейнис Испорченная сгорает дотла в темнице Красного замка, разъеденная изнутри тяжкой болезнью, в сто тридцать первом году от Завоевания Эйгона в возрасте двадцати лет, совершенно не предугадывая, что вскоре вновь откроет глаза, будучи девятилетней девчонкой, полной надежд на счастливое будущее. Боги глумятся над ней, не обрывают невыносимые мучения, продлевая их и заставляя пережить всё заново.