Журавль и цапля

      I need you here with me       'Cause love is all we need       Just take a hold of the hand       That breaks the fall       Well, I know what I've been told       Gotta break free to break the mold       But I can't do this all on my own       No, I can't do this all on my own       I know that I'm no Superman       (Lazlo Bane — Superman)       Просыпаться не хочется от слова «вообще»: заснуть удалось только под утро, потому что всю ночь Дима пытался внушить себе, что Лиза черствая, эгоистичная особа, которую надо немедленно забыть. Хороший план, если бы не тот факт, что «черствую особу» Дима знает чуть ли не с детства. Он был нескладным подростком, а она уже взрослой девушкой, которая, тем не менее, относилась к нему как к равному, поддерживала и помогала. Дима не заметил как вырос, а Лиза по-прежнему была другом, ее женственность расцветала, красота со временем становилась всё ярче, и вот он уже стал задаваться вопросом, как сложились бы их отношения, если бы он был, скажем, ровесником Миши. А потом Лиза, казалось, разглядела в нем мужчину, но всё время сдавала назад и старалась держаться в границах дружбы. Наверное, обоим было бы проще, если б они не знали друг друга так давно и так хорошо. Еще тяжелее Диме было от того, что она не удержалась от близости с ним и показала, какой нежной и горячей может быть, когда забывает о своих заморочках и установках. Теперь же предстояло всё это забыть и отпустить, раз уж её так пугает перспектива стать его девушкой.       Кое-как продрав глаза и наспех умывшись, Дима идет в столовую, где на на пару минут отвлекается от упаднических мыслей на щебет двух закадычных подружек Саши и Ани, осаждающих Женю и Марка. Ребята вяло отмахивались от девчонок, а те хихикали с таким довольным видом, словно их на свадьбу позвали. Видимо, вчерашняя новость останется секретом недолго…       Дима обречённо пытается есть овсянку, когда в столовке появляется Лиза. Он старается не смотреть в её сторону, хоть это и не самая разумная стратегия, если они не хотят, чтобы все заметили охлаждение в их отношениях. Украдкой подняв взгляд на подошедшую к раздаче Лизу, Дима обнаруживает, что она смотрит прямо на него, причем смотрит с недоумением, и даже со страхом. Прежде, чем он успевает предположить причины такого взгляда, Лиза подходит и недовольно спрашивает:       — Это что за поток сознания? Ты что, решил мне все свои мысли подряд транслировать?       — Что? — такую претензию Дима никак не ожидал услышать. — Я тебе ничего не передавал…       — Да? И то, что ты не хочешь на меня смотреть? И недовольство тем, что Самарин, похоже, проспал? И странное желание, чтобы девчонки погромче смеялись?       Дима не знает, то ли он в шоке, то ли в ужасе: все эти мысли действительно проносились в его голове минуту назад. Почему Лиза их слышит? Что за спонтанная передача вдруг включилась? Он не знал, что такое вообще возможно, телепатия ведь требует определенных ментальных усилий… По лицу девушки видно, что она ему верит.       — Черт, — говорит она растерянно, — ты и правда не специально… Я весь сумбур в твоей голове слышу! Но… остальные вроде не слышат.       Она оглядывается вокруг, окружающие заняты своими делами и не обращают на них внимания. Дима резко выходит из ступора и понимает одно: нужно срочно отсюда бежать. Подрывается с места, стараясь исчезнуть с Лизиных глаз как можно скорее, радиус телепатического сигнала — не более пятидесяти метров, это должно помочь! Прибежав в зал для ОФП, он нос к носу сталкивается со своим тренером, тот сразу замечает его ненормальное состояние.       — А ну, стой, — ловит Евгений Владимирович за плечи, — ты заболел что ли?       Кладет ладонь на лоб, и Дима сам чувствует, что голова горит, как раскаленное железо. Тренер с беспокойством смотрит в наверняка безумные сейчас Димины глаза и разводит руками.       — Ты что-то совсем плох, я смотрю… Иди к врачу. Вот же напасть!       В кабинете врача обнаруживается, что у Димы температура тридцать восемь и четыре, ему выдают кучу лекарств и велят не шататься по территории, а ложиться в постель. Он послушно выполняет предписания, но толку от них почти никакого, потому что про сбой телепатии Дима врачу сказать побоялся, и теперь ломает над этим голову в одиночку.       У него всегда был высокий уровень ментальных способностей, эмпатия — десять из десяти по шкале Петровского-Барра, эмоциональная чувствительность такова, что он некоторые свои программы не мог катать, потому что музыка до слез доводила. Видимо, его склонность принимать всё близко к сердцу преподнесла ему неприятный сюрприз. Интересно, почему тогда не он слышит Лизу, а она его? Наверное, дело в том, что до мыслей человека нельзя дотянуться без его согласия, а Лиза его не давала. Зато Дима против своей же воли выдал такое согласие ей! Это самый абсурдный парадокс, какой только мог с ним произойти.       В обед к нему с подносом заваливается Сашка.       — Мне Евгений Владимирович сказал, что ты тут валяешься, — бодро заявляет он с порога. — Сначала запрещал мне к тебе приходить, но я сказал, что у меня все прививки сделаны! Там чего-то Лиза сама не своя, дёргается при упоминании тебя, что случилось-то? Вы что, поссорились?       — Саш, не думал, что я такое скажу, но лучше бы я был заразный, вот честно! Ты, случайно, мои мысли сейчас не слышишь?       — Ну точно, температура, бред, галлюцинации! — пугается Саша. — Ты забыл, что я вообще ничьи мысли не слышу?       — Хоть что-то не меняется, — облегченно выдыхает Дима и рассказывает другу всю историю своей болезни.       Саша оторопело моргает на протяжении всего рассказа, качает головой и выдает:       — Зря ты врачу не сказал! Может, это симптом какой-нибудь заразы, а ты тут выдумываешь хрень всякую! Ну, я-то в любом случае в таких вещах профан… Кстати, — глаза его загораются от пришедшей в голову идеи, — мне Марк говорил, что Женька Семененко в телепатии что-то смыслит, его в универе учили! Может, у него спросить?       — Ты предлагаешь, — вздыхает Дима, — ещё и Женьку в эту дикую историю втянуть?       — А что? Он же с Лизой вместе тренируется, может, за ней теперь присмотр нужен?       — Черт его знает, может, ты и прав…       Однако, когда вечером Дима пытается поговорить с Женей, тот машет на него руками аки мельница и заявляет, что ни про какую телепатию слышать не хочет, ничего в ней не смыслит и вообще дал себе слово в эту тему не лезть, потому что с ментальной сферой не шутят!       Тогда Дима выкладывает всё тренеру и ждет, что тот теперь его погонит из спорта взашей. Евгений Владимирович задумчиво поглаживает лысину и смеется:       — Алиев, такое только с тобой могло произойти! Прикажешь мне вас с Туктамышевой по разным углам растаскивать, если вы на соревнованиях пересечетесь? — пристально смотрит на Диму, молчит несколько секунд и выносит вердикт: — На сборах тебе оставаться нельзя, завтра же утром возвращайся в Питер и дуй к телепатологу! Сообщишь мне, что он скажет.       Диме было тяжело уезжать, даже не увидев напоследок Лизу, тем более что теперь непонятно, как им общаться в принципе, встретятся ли они в дальнейшем или так и будут избегать друг друга до конца дней своих.       Телепатолог, выслушав Димину историю, с каждым пересказом становящуюся всё более абсурдной, хватается за голову и собирает консилиум, результатом которого ожидаемо становится запрет на общение с Лизой, назначение курса психотерапии и совсем уж дурная рекомендация найти себе девушку. Ну, чтобы забыть Лизу, разумеется. Это кажется Диме бесцеремонным вмешательством даже не в личную жизнь, а в сферу его чувств, будто врачи всерьез надеются вылечить его, отрезав одну привязанность и пришив другую.       Но жизнь полна неожиданностей, и новая девушка действительно находится. Самое смешное, что она на несколько лет его старше. Одна из мамочек, приводящих на каток детей, делающих первые шаги на льду, заинтересовывается им и первая подходит познакомиться. Ну а что такого, ей всего-то двадцать восемь, Ирина красивая, обаятельная и не склонна что-либо усложнять, роман закручивается быстро, психотерапевт одобряет, тренер тоже. Вот только, чтобы понять, помогло ли «лечение», нужно увидеться с Лизой, а Диме страшно. С одной стороны, он хочет, чтобы всё сработало и можно было не бояться случайных столкновений на турнирах. С другой — будет ли «исцеление» означать, что он разлюбил Лизу? От осознания того, что такое может произойти, у него щемит сердце, ведь чувства так долго, в течение нескольких лет зрели в нём, потерять их — всё равно что осиротеть.       Переживания становятся тем сильнее, чем ближе контрольные прокаты сборной. Сентябрь неминуемо движется к середине, и час икс наступает. Атмосфера на прокатах праздничная и немного нервная, всё-таки начинается олимпийский сезон, зрители размахивают баннерами в предвкушении новых программ, и в целом, во всем ощущается предчувствие новых свершений и побед.       Все было бы совсем прекрасно, если бы не взгляд, буравящий Диму всегда с приличного расстояния, но от этого не менее пронзительный. Нужно было срочно с этим разобраться, психотерапевт перед прокатами советовал ему воспользоваться чьей-нибудь помощью, чтобы посредник находился рядом с Лизой и медленно вместе с ней приближался к Диме, пока тот будет стоять спиной. Важно, чтобы Дима не видел Лизу и не знал, насколько она близко. Посредник же знаками должен общаться с Лизой, мониторя, не появится ли в какой-то момент спонтанная ментальная связь. При этом никому из них нельзя во время эксперимента применять телепатию сознательно. Саша с готовностью согласился помочь, тем более что отсутствие у него телепатических способностей облегчало задачу.       Дима никогда бы не подумал, что эксперимент окажется настолько морально сложным: стоять спиной, не зная, что в этот момент чувствует Лиза, слышит ли его. Всё происходит в полной тишине, которая рождает панику, ведь люди от тишины давно отвыкли — общение происходило постоянно, как вслух, так и мысленно. А тут — просто вакуум какой-то. Когда эксперимент подошёл к концу, Дима был почти на грани обморока, он вздрогнул, почувствовав прикосновение к плечу: это Саша дал знак, что всё закончилось. Развернувшись и оказавшись лицом к лицу с Лизой, Дима не знает, что ему теперь делать. В Лизиных глазах страх и какое-то ожидание, она касается его руки, вымученно улыбается и говорит срывающимся голосом:       — Я больше ничего не слышу, не волнуйся… У тебя всё хорошо?       Сашка уже ушёл, понимая, что им нужно сказать друг другу хотя бы пару слов, договориться что ли… Только о чём? То самое ощущение потери накрывает Диму, им с Лизой теперь можно беспрепятственно общаться, но, кажется, уже не о чем.       — Всё в порядке, — отвечает он ей и, не зная, что еще сказать, задаёт дежурный вопрос, — к сезону готова?       Лиза только кивает в ответ и продолжает смотреть в глаза.       — Как теперь… — пытается что-то спросить она, спотыкается на полуслове и отворачивается.       — Я не знаю, Лиз, — вопрос хоть и не задан, но в целом понятен, только ответа у Димы нет, — давай, провожу тебя до номера, поздно уже.       Прокаты проходят нормально, без происшествий, Дима старается не вспоминать грустные глаза Лизы и то, как она дрожала, обнимая его на прощание у дверей номера.       Уже дома он получает от нее сообщение:       «Знаешь, я подумала, может, я зря отказалась с тобой встречаться? Хотела сказать это лично, но побоялась, что у тебя опять начнется. Ну, ментальная эта хрень. Что думаешь?»       Последний вопрос после всего, что было, звучит иронично. Дима, кажется, рад, что Лиза не решилась поговорить с ним лично, потому что к этому разговору он совсем не готов. Впрочем, он ни к чему сейчас не готов.       «Понимаешь, — пишет он ей в ответ, — у меня девушка появилась. Видимо, ты была права, что отказалась. Поговорим как-нибудь потом, ладно?»       Отправив сообщение, Дима заставляет себя убрать телефон подальше и не смотреть, прочтено ли оно и печатается ли ответ. Но ответ всё равно не приходит. Потому что его нужно найти самому.