Закон, мать его, Мёрфи

Кровь набатом стучала в висках, вторя ритму, отбивающемуся сердцем. Ксилофон вместо рёбер, гриф со струнами вдоль хребта. Ходячий блядский оркестр. — Как ты себя чувствуешь? — Ричард вёл машину. Впервые в жизни, но этот факт его, казалось, нисколечко не смущал. Идеален во всём, куда не ткни, что аж плеваться хочется. — Благодаря тебе — хуже некуда, — Гэвина кусок пластика за машину не пустил. Несмотря на яростные протесты, многократные посылы и живописные описания, как он ебал андроида в рот, Рид понимал — садиться за руль сейчас было равно, что попросту скинуться с моста: менее драматичный, но всё же способ умереть. Детектив ёрзал на пассажирском сиденье, кусал разбитую губу и думал. Пожалуй, мыслей было уж слишком много для такого позднего вечера. А для Гэвина, впрочем, их было слишком много в принципе. Из-за наркотиков все его чувства обострились, мозг думал как-то задом наперёд и во все стороны сразу. Почему в машине нет пистолета, чтобы застрелить жестянку? Что, если резко дёрнуть руль и впечатать машину в ближайший столб? Или открыть дверь и выпрыгнуть, а затем добежать до квартиры. Прямо по трассе. По встречной. Идеи наплывали одна на другую, с каждой новой обретая всё большую бессмысленность. Доходя до абсурдности и вселенского размаха. И все до единой крутились вокруг одной точки отсчета. Андроид. RK900. Ричард. Чёртова мозгодробильня. Что, если вернуться в особняк и сразу же арестовать там всех? Закончить с миссией, взять пару отгулов, а затем и отпускные. Желательно лет так на десять. Съездить к родителям, чтобы те своими постоянными упрёками выбили напрочь всё остальное из головы. Может, мама подарит ему ещё одну кроличью лапку. Может, эта наконец-то принесёт ему хоть какую-то удачу. Машина притормозила, и Ричард свернул на парковочное место у дома. Гэвин пару раз моргнул, выныривая из мыслей. Разве до особняка Аша было не больше полутора часа езды? Даже если ехать по трассе, превышая скорость и нарушая все правила, дорога всё равно заняла бы не меньше часа. Рид глянул на часы, фокусируя взгляд на стрелках. Они почему-то ускользали и раздваивались. Было уже далеко за полночь. Свет не горел ни в одной квартире, а мутные отблески были делом рук фонарных столбов поодаль. Он и не заметил, как проехал столько километров. Словно пшик — и он был уже здесь, а не там. Не возле загородного дома. Где брали начало его мысли и шлейфом оседали на ночную дорогу. Рид поднял взгляд на андроида. Тот, казалось, уже давно смотрел на детектива. В полутьме машины глаза RK блестели, словно светоотражатели. Внимательные, срезающие, словно скальпелем, один за другим слои кожи с Гэвина. Оголяя до самых нервов. Полицейский дёрнул ручку двери, вываливаясь в прохладный ночной воздух. Ноги пружинили от асфальта, готовые сорваться и бежать. Пока не сотрутся подошвы и в лёгких не закончится кислород. Он взбежал по лестничным пролётам, напрочь позабыв о лифте, перепрыгивая через три ступеньки. RK не отставал, следуя немой тенью. Совершенно, однако, не вторящей движениям хозяина. Затормозил Рид, лишь когда рефлекторно начал рыться в карманах. На подходе к квартире он всегда доставал ключи, звенящие в связке с машинными. А если так, находились они сейчас у андроида. Гэвин цыкнул, отступая вбок и пропуская Ричарда. Тот, в пару шагов преодолев последний пролёт, оказался у двери и принялся клацать замком. Так, словно делал это сотни и тысячи раз. Словно жил здесь много лет, а не слез с конвейера буквально тройку месяцев назад. RK потянул за ручку, открывая дверь, и в галантном жесте поклонился, предлагая детективу войти первым. Даже в полумраке подъезда легко было уловить корявую улыбочку на лице андроида. Детектив цыкнул, проходя мимо. Зубы от злости снова проехались по губе, сдирая только подсохшую корку. На языке снова отчетливо отпечатался вкус металла. Рид не успел нашарить выключатель, к расположению которых до сих пор не привык, как чужая рука коснулась плеча, а затем долей секунды позже над ним склонился Ричард, закрывая собой весь и без того тусклый свет. Словно в замедленной киносъёмке Гэвин наблюдал, как андроид прислонился ближе, внимательно изучая глазами лицо напротив. Он высунул язык. А затем… Затем он провёл им по нижней губе детектива. Медленно слизывая кровь. Размазывая её, словно кисточка помаду. Руки рефлекторно оттолкнули андроида, пока нейроны передавали импульсы по мозгу. Что эта железка только что сделала? Почему губы так пекут? Почему ему так жарко? — В твоей крови всё ещё достаточно Бури, — андроид, как ни в чем ни бывало, сделал шаг назад, поправляя костюм. Он внимательно осматривал полицейского. Снизу вверх. Поблескивающими в темноте глазами разделывал Гэвина на хирургическом столе, слой за слоем срезая все защитные барьеры. С эпителия до чувства собственного достоинства. Все до единой. Пока не остались оголенные провода. Пока не осталось ничего. И одновременно всё. — А в твоей башке всё ещё недостаточно пуль, — Рид с трудом сглотнул, пропихивая ком вперемешку с нервозностью по горлу. — И что с того? Предлагаешь помочь друг другу? Так я с радостью в тебя всю кобуру всажу. Не пожалею пуль. — Это не смешно, — Ричард успокаивающе поднял ладони. Он снова заломил брови каким-то страдальческим домиком. Казалось, даже у андроидов бывают долгие тяжелые дни. — Я не хочу с тобой припираться. Я всего лишь хочу тебе помочь. Это искреннее желание. Желание… Гэвин ненавидел помощь. Он презирал советчиков, вмешивающихся в его жизнь. Ему не нужно волонтёрство — он сам всегда со всем справлялся. Он не нуждался в защите. И меньше всего он хотел жалости. Особенно от андроида. Какая-то машина хотела помочь ему — человеку — решить его — человеческую — проблему. Разве не смешно? Разве не унизительно? Почему так унизительно — влюбляться в андроида? Потому что это словно вестись на далекий навеянный образ? На скульптуру. На ожидания, которым не сбыться. На пустышку. Которая неотрывно смотрела в глаза. Чьё касание — до трепета под рёбрами, чьи слова — осиновым колом в стылое сердце. — Ты не можешь мне помочь, — шаг, другой — и он стукнулся лопатками о стенку коридора. Между ними больше метра, а дышать было всё равно что нечем. Хотелось сбежать, исчезнуть, испариться, провалиться под землю. Хотелось разнести всё в клочья, вызвериться, заорать. До жути хотелось. Хотелось, хотелось, хотелось. Хотелось Ричарда. Чёртова Буря, чёртов тостер, чёртов он сам! Рид накрыл глаза ладонью, пальцами надавливая на веки до пляшущих пятен: «Ты слишком много думаешь. Тебе просто нужно отдохнуть. Сходить в душ, поспать, и всё пройдёт. Словно ничего и не было. Новый день — новые мысли. Тебе всего лишь…» В ушах стучал звук собственного сердца. Опять всё и сразу. Столько ощущений, что сознание просто не успевало за ними угнаться. Гулкий стук и легкая вибрация, отдачей прокатившаяся от кончиков пальцев ног по стопам. Шипящий сухостью звук, в котором ткань сталкивалась с кожей, проезжая одной тональностью по перепонкам. Давление, ощущаемое теплым касанием у бедра. Рид в ужасе распахнул глаза, уставившись на андроида, вставшего перед ним на колени. Затем на чужую руку, так по-собственнически сжавшую его ногу. Как можно было до такого докатиться? С каких пор всё пошло не так? Когда он утратил здравый смысл? Каждый божий раз, когда он старался избегать неприятностей, когда он обрывал одни пути и выискивал другие, он надеялся. Надеялся избежать того, что бутерброд может упасть маслом вниз. И казалось, у него даже получалось. До сегодня. До проклятой точки Ферма. Какими бы окольными путями он не шёл, оказывался в самом центре, пришпиленный булавками. — Что ты, мать твою, сейчас делаешь? — Гэвин едва не сорвался на фальцет, проезжаясь воздухом по голосовым связкам, словно смычок по виолончели. Ричард лишь быстро вернул острый взгляд и только сильнее сжал бедро Рида, надавливая у тазовой косточки. Затем другой рукой он полез к пряжке ремня, сосредотачивая на ней всё внимание. Детектив ухватил андроида за макушку, оттягивая. Чтобы восстановить зрительный контакт. Чтобы хоть как-то исправить то, чего ещё не случилось. — Я, блять, у тебя спрашиваю. — Что-то не так? Да всё не так! То, что мыслей было много, а жестянка совсем не помогал. То, что от одного его вида в полутьме коридора скручивало внизу живота. Гэвин сильнее сжал пальцами волосы. Даже более рефлекторно, нежели стараясь сделать больно. — Я просто, — Ричард медленно проговаривал каждое слово, — хочу, — его глаза едва-едва блеснули желтым, — помочь, — и провел языком по губам. Совершенно бесполезный для андроида жест. Где он успел его подцепить? Рид сдался. Он это не контролировал. Значит, не имел ответственности. Значит, потом он может все отрицать. То, что он чувствовал. Чего хотел. Желал. Будто в трансе, словно зритель на бельэтаже, Гэвин наблюдал. За пальцами RK, проехавшимися по язычку пряжки. За тем, как тот чуть ли не тёрся о пах детектива, пока расстегивал пуговицу на штанах. Как нарочито медленно вёл бегунок по звеньям молнии. Рид ухватился пальцами о стену, пытаясь найти хоть какую-то опору в шероховатых обоях. Ричард ухватился за чужие бёдра, стягивая джинсы. Кончиками пальцев проходясь по коже. До дрожи в коленях приятно. Противно! — Последний шанс… — сквозь стиснутые зубы процедил полицейский. Кого он старался убедить, он не знал. Просто понимал, что эту лавину уже не остановить. Она уймется, только лишь когда сметёт в округе всё, до чего только сможет дотянуться. Гэвин закусил губу, сдерживая едва не вылетевший стон. Говорить он уже был не в силах, потому что андроид провел руками вверх по ногам, возвращаясь к тазовым косточкам. Поперхнувшись воздухом, он пережевал очередной сиплый выдох вместе с губами. Его чёлка упала на лоб, закрывая и без того едва различимый силуэт андроида. Рид думал её смахнуть, но тут же отказался от этой идеи. Если он уберёт подрагивающие руки от стены, то точно свалится. Но он так хотел. Хотел видеть. Всё должно было быть не так. Не при таких обстоятельствах. Не когда у Гэвина сносит крышу из-за наркотиков. Не в тёмном узком коридоре конспиративной квартирки, где даже не включишь свет из-за смущения. Не с Ричардом. С Ричардом. RK повёл языком по ткани боксеров, выводя очертания полувставшего члена. Рид шумно выдохнул, возвращаясь из своих мыслей, расслаивая своё сознание на две параллели. Одна блуждала где-то внутри разума, спотыкаясь о каждую навязчивую идею. Вторая распадалась на атомы, затем собираясь в комки нервных окончаний, сдавленных хрипов и безмолвных мольб продолжать. Затылок обожгло болью, когда Гэвин запрокинул голову. Чтобы хоть немного отвлечься. Чтобы не смотреть на андроида, вырисовывающего языком незамысловатые узоры по ткани. Чтобы боль уняла возбуждение от чужих пальцев, от ногтей, что провели вдоль разгорячённой кожи у края резинки. Чтобы убрать назад чёлку, прилипшую от выступивших капель пота ко лбу. Чтобы смотреть. Пожирать глазами каждое движение. Каждое такое неправильное правильное движение. Чтобы сталкиваться взглядами с блестящими в темноте серебристыми омутами ртути. Чтобы задыхаться от одного только лукавого прищура из-под длинных ресниц. Ричард был неправильным. Он порхал пальцами от подвздошной кости до внутренней стороны бедра детектива, вызывая в том мелкую неконтролируемую дрожь. Он мягкими поцелуями проходился вдоль тонкой дорожки волос до пупка и обратно. И как странно было Гэвину не чувствовать на коже чужого дыхания. Трезвая мысль больно кольнула возбужденные рецепторы, на секунду выбивая полицейского из сладкого самообмана. Он ухватился за эту мысль, как за единственную надежду, как за соломинку, способную удержать утопающего.

Андроид потянул за боксеры, освобождая возбужденный член от лишней ткани.

Удержать смертника с огромным валуном, привязанным к ногам. С этим огромным камнем, катившемся вниз по склону со всей присущей ему фатальностью.

Он прошелся указательным пальцем вдоль набухшей венки от основания до самой головки, размазывая смазку по крайней плоти.

Гэвин — Сизиф, а Ричард — глумящийся бог. Жестокий и прекрасный. Совершенно не ведающий пощады и меры. Неправильный бог их маленького неправильного мирка.

Ричард медленно повторил выведенную пальцем дорожку языком, кончиком проезжаясь по уретре и на пробу круговым движением проходясь вдоль тонкой кожицы, полностью обнажая головку. А затем он обхватил её губами.

И Гэвин окончательно сдался.