Иммерсия

      Кинич Малипо участвовал в Паломничестве не только потому, что так было принято. Когда он попал на арену в первый раз — уже полностью осознавал свою боевую мощь, годами отточенную в лесах и горах, а также во множестве различных поручений. И по собственному опыту знал — чем больше знакомств, тем больше потенциальных клиентов.       Он никогда не собирался геройствовать, показывать свою силу с целью признания или ещё ради какой-нибудь величественной цели. И всё же в первый раз на арене ему стало беспокойно, потому что только тогда он в полной мере осознал все риски и сложности, а также важность работы в команде.       Несмотря на собственные возможности, Кинич понял, что есть гораздо больше людей, способных победить его, чем он предполагал. Не он единственный обладал особыми техниками сражения. Не он единственный полагался на интуитивную тактику. И всё же главным минусом оставался тот факт, что до Паломничества Кинич сражался лишь с заврианами и…       В глазах потемнело, несмотря на алое солнце рассвета, а стадион сузился, сжавшись так, что перед взором осталась лишь узкая линия, норовившая округлиться до маленького круга. Края вибрировали, а в ушах повис звон, словно…       — …Эй! Ты в порядке? Ау! Ты меня слышишь? — кто-то резко затормошил его плечи, возвращая неизвестно когда пропавшую способность дышать. — Может, позвать лекаря?       — Нет, всё в норме. Задумался… — выдавил Кинич, потерев пульсирующий лоб, прежде чем посмотреть, кто его окликнул. Это был мужчина из его команды, Тундама — довольно опытный курьер, с которым ему довелось встретиться по случайности, хотя юноша не оставлял предположений о намеренности такой встречи некими силами извне.       И всё же это чувство было довольно пугающим и непривычным, хотя и смутно знакомым. Словно Кинич уже испытывал нечто подобное раньше, но в совершенно иных обстоятельствах. Помимо прочего, присутствовала и неправильность ощущения сжатости. Будто он не должен был чувствовать неприятное давление именно сейчас.              — Хах, да брось! Кто не нервничал в первый раз! — хвастливо, со знанием дела усмехнулся Тундама. — Новички редко побеждают в первый раз, так что не переживай — я тебе уже это говорил. Мне ли не знать. Вот взять Икстли — она так испугалась, что выронила Священное пламя и подвела всю команду, а ещё в курьеры метила! Тебе, мелкому сорванцу, и до такого далеко!       Конечно, Тундама говорил не из злобы, но явно из врождённого честолюбия. Его слова не вызвали гнева или зависти, однако в голову Кинича начали закрадываться ранее не посещавшие его мысли, вызывавшие унижение и стыд где-то глубоко внутри. И почему-то идея о проигрыше начала его раздражать.       Ещё до начала испытаний Кинич опытным взглядом рассматривал каждого появлявшегося участника. Кого-то он узнавал, как, например, Шилонен, когда-то протянувшую ему нелепую табличку с древним именем с зевающим вздохом, но внимательным взглядом. Возможно, со стороны никто бы и не заподозрил, что женщина-оцелот изучает стоявшего перед ней, но ещё совсем юный мальчишка увидел, как застыли её уши и притих голос, почти как у заврианов, когда они встречают человека впервые.       Где-то позади мелькнула небезызвестная шляпа миротворца Часки, прославившуюся в боях и решении конфликтов. Пусть Кинич видел её едва ли пару раз, когда та являлась примирить особо взбесившихся и разругавшихся соплеменников, почему-то ей доверять не хотелось.       Может, потому, что, когда было действительно необходимо, ему помочь не пришёл никто.       И всё же незнакомцев из разных племён было куда больше. Наверное, тогда Кинич впервые понял, как сильно отличались племена Натлана. Многие воины выделялись, непроизвольно запоминались своей внешностью, мимикой. Разноцветные волосы, смуглые и бледные лица, эмоции во взгляде, но всегда — решимость перед боем и Архонтом.       Мавуика впечатлила его, как никто ранее, но не в том ключе, что и остальных. Безусловно, она была сильна, серьёзна, но в солнечных глазах плескалось добродушие и любовь к своим детям. Архонт привносила некую грандиозность одним своим появлением, она оживляла присутствием, наполняла мощью, жизненной силой при помощи жалких десятков слов. Подобный тембр голоса Кинич слышал впервые и даже почувствовал, будто бы она говорила нечто только ему одному прямо в лицо. И всё же для него главная черта Мавуики выделялась в чём-то ином.       Не просто дикое пламя огненных волос и не только лишь смелая улыбка во время наставляющей речи. Кинич ощутил нечто родное, но едва ли это напоминало семейные узы. Мавуика была незаметно заботливой, но что важнее — принципиальной. И подобная справедливая приверженность себе и своему слову не могла не удивить. Ему не требовалось личной аудиенции или отдельного наблюдения за ней из глубин толпы. С самого появления он знал, что она способна не просто понять его — Архонт примет верное решение, и ничто не поколеблет звук её сердца. Потому что усомниться в ней значило усомниться в самом себе.       «Наверное, поэтому Старейшина Лейк так рассмеялся над моими словами о том, что, даже если сама Архонт поставит несправедливую цену, я не соглашусь. Мавуика никогда не сделает чего-то подобного», — подумал Кинич, взволнованно сглотнув ком в горле, едва раздались восторженные аплодисменты, ознаменовавшие начало Паломничества.       Может, в тот раз Кинич не забрал никакого места на арене. Но, как он понял позже, цель тех соревнований для юноши заключалась в том, чтобы узреть, под чьим знаменем Натлан сражался с Бездной. Услышать, за чьими речами воины идут в бой. За что готовы отдать жизни и тренироваться до потери пульса.       Он приложит усилия, чтобы победить в один из следующих раз.       Когда все собрались расходиться перед оглашением результатов о сражении с Бездной, Тундама остановил его слабой рукой, притянув ближе, и выдохнул едкий запах алкоголя, от которого Кинича замутило.       — Ты на Стадионе-то как часто бываешь? — пьяно промямлил соплеменник, уводя шаткой походкой растерявшегося мальчишку за собой, в глубины крепости из алых камней. — Я пообещал старине Лейку, что прослежу за тобой, пока не верну Потомкам Крон! Пойдём, поглядишь хоть на народ, как люди дела ведут. Познакомлю тебя со своими знакомыми из Клана Цветочного Пера. Думаю, тебе будет полезно.       — А что… Им нужен исполнитель? — тут же лёгкое недовольство чужими указами сменилось на любопытство о возможностях новых сделок.       — Им нужен хороший исполнитель, которому можно доверять, — хмыкнул Тундама, огибая толпу зевак, собравшихся вокруг артистов из труппы Дыхания Огня. — Ты сегодня, конечно, знатно запыхался с факелом с непривычки, да и пару тумаков от олухов из Клана Цветочного Пера ты пропустил, однако… За пределами стадиона ценится потенциал, коим ты в полной мере обладаешь. А также выдающиеся способности.       — И как же они это определили?       — На тебя посмотреть достаточно, чтобы запомнить. А твой двуручный меч для такого роста прибавляет к уверенности, — криво усмехнулся курьер. — Тебе ещё только предстоит узнать, какие дела ведутся в Натлане и с какими людьми сотрудничают. Но всему своё время! Лучше сначала полюбуйся на девчонок из Народа Родников. Такой гладкой загорелой кожи тебе ещё не приходилось видеть…       Подвалы Стадиона Священного Пламени удивили куда сильнее, чем его внушительный внешний облик. Туннели разбегались перед глазами во все стороны, повсюду блестели свежие краски на стенах, и кто бы мог знать, какую по счёту картину они перекрывали сегодня. Люди всех племен то и дело сновали вдоль тёмных коридоров, освещённых бликами жаркого огня, и их отблески рыжими точками оставались в глазах до появления новых.       Центр Натлана являлся тем самым светилом, настоящим символом Страны Солнца и Соперничества. Люди всех племен стекались сюда, словно золотистые лучи, вновь и вновь тянувшиеся к солнцу. Но, несмотря на разношёрстность всего народа, каждый выходец Натлана так или иначе олицетворял их Родину. Все они были объединены чем-то незримым, но образующим единое целое. И, должно быть, то было главной заслугой Пиро Архонтов — они объединяли умы и сердца.       — …Эх, чтоб я ещё раз поверил идиоту Кумайо! Скотина вечно ошибается в выборе игрока… — проворчал мужчина, к столику которого Тундама привёл Кинича. Смуглое лицо засалилось в длинных морщинах, а крючковатый нос выглядывал из-под багровой шляпы, падая тенью на тонкую полоску губ. Неприятная внешность потомка Клана Цветочного Пера вызвала мало доверия, а высокомерный взгляд так и вовсе отталкивал.       — Кого я вижу! Старина Стэн? — задорно воскликнул Тундама, однако от глаз Кинича не укрылось, как осторожно капитан команды похлопал знакомого по плечу. — Как давно тебя на видели на Стадионе? Неужели пришёл встряхнуть дряблыми костями и преподать пару уроков молодёжи?       — Архонт тебя подери, Тундама! Лучший курьер всего Натлана! — тут же рот Стэна оскалился в кривозубой усмешке, и он потянулся для приветственного рукопожатия. — А этой молодёжи я уже ничем не помогу. Циркачи на арене!       — Да брось! Зрелища тоже необходимы…       — Я тебе вот, что скажу — трудные времена создают сильных людей. Сильные люди — создают хорошие времена. Хорошие времена — слабых людей. Ну а дальше ты видишь сам… — презрительно фыркнул мужчина и залпом осушил бокал с остатками вискаря, насколько смог понять Кинич. — Ну, чего стоишь — садись давай. Чанка, принеси-ка нам самое отменное пойло!       Стэн повертел пальцем в воздухе, дав знак запыхавшейся владелице «Закусок Закана». Сегодня и впрямь было слишком много клиентов в честь Паломничества, но, если бы напившихся было меньше, явно было бы проще. Все требовали добавки, но с каждой новой стопкой заказы становились всё грубее, а посетители — невыносимее. Кинич остался стоять в нерешительности позади и уже намеревался улизнуть, как внимательный взгляд прикрытых серых глаз зацепился за него.       — Этот малец с тобой, Тундама? — хрипло спросил мужчина, не отводя прищура о юноши. — Крепкий малый…       — Кинич! Присаживайся, поучись у уважаемых людей! — опьянённый глотком свежего поднесённого алкоголя и компанией, пробормотал курьер, словно назло, отчего неприятный холодок пробил позвоночник. Возможно, опыт и интуиция подсказывали, что от Стэна не стоило ждать чего-то хорошего. Однако Кинич остался верен принципам и интересу к потенциальному покупателю. А потому юноша осторожно пристроился рядом.       — Видел тебя на арене. Ты тоже из Крон? — несмотря на обильный перегар, сознание Стэна держалось далеко от помутнения. Кинич коротко кивнул, стараясь сохранить зрительный контакт, дабы изучить необычного человека подробнее. — Я почти поставил на тебя, но в последний момент передумал. И не зря…       Противный хохот вылетел из хриплого горла, а оценочный взгляд резко сменился надменным, хотя и во всём облике Стэна сохранялся интерес к юнцу. Он с тяжёлым вздохом потянулся к карману старой растянутой куртки, высунул трубку, попутно заправив табаком. После долгой затяжки мужчина выдохнул едкий дым, похожий на нечто среднее между запахом загонов для заврианов и дешёвым тростником.       — Вы прогадали в любом случае, — спокойным тоном ответил Кинич, едва не сморщившись от неприятного аромата облака дыма, направленного прямо в мальчишеское лицо.       — Хах, а ты ещё и наглец, — высокомерно выгнул бровь Стэн. И всё же поведение мальчишки его явно заинтересовало. — Обычно я не терплю язвы незрелых юньцов вроде тебя. Какое у тебя древнее имя?       — Я не говорил, что оно у меня есть, — нахмурился Кинич.       — У тебя на лбу всё написано, сколько бы ты не прикрывал его повязкой.       Пока Тундама, явно не заинтересованный скучным знакомством, отвлёкся на проходивших мимо знакомых и чуть не свалился со стула, за столом начала постепенно развиваться невидимая битва. Стэн изучал мальчишку легко, непринуждённо, будто смог залезть в мозг, как умели некоторые Повелители Ночного Ветра во время определённых ритуалов. А вот Кинич никак не мог распознать столь неоднозначную личность. Он впервые видел подобную скверность характера и чувствовал неосязаемое принуждение. Стэн умел управлять людьми, заставлять повиноваться его словам, создавая образ величия и умудрённого жизнью мужчины.       — Малипо. Но если вы думаете, что я придаю значение указаниям носителей прошлой жизни, то я не такой ведомый и горделивый идиот, — резко буркнул юноша.       — Вот за такими, как ты — будущее Натлана, — вдруг просиял мужчина спустя некоторое время обдумывания слов Кинича. Ответ его явно устроил, а потому переменилось и его расположение к новоявленному участнику соревнований. — Выкладывай, что умеешь. Ты явно парень дельный и сообразительный.       Стоило озадаченному происходящим Киничу открыть рот, как вдруг распахнулись массивные двери с лёгкой подачей Пиро Архонта. Пронзительный скрип привлёк внимание каждого, находившегося в подземном дворе Стадиона.       Мавуика выглядела весьма серьёзно, даже грозно. Ни один мускул не дрогнул на волевом лице, пока она бегло осматривала притихших бойцов. Однако то было лишь её излюбленным фокусом. Женщина громко хмыкнула, скривив губы в радостной улыбке.       — Всем напитки за мой счёт, пока я допиваю свой. Не упустите шанс! И вверьте свои сердца в победу воинов!       Гомон осчастливленных возгласов заполнил стены закусочной, и между тем вернулась музыка кен и куатр, оживившая коридоры до верхних этажей. И пока Архонт медленно приближалась к барной стойке под звуки аплодисментов и восхищенных тостов, Кинич, почти развернувшийся к Стэну, чтобы продолжить разговор, уловил боковым зрением цветастое движение сбоку.       — Давайте станцуем! Архонт так любит, когда никто не сидит на месте! Пойдём, Качина — нет смысла сидеть. Я уверена, в следующем году тебя уже допустят до соревнований! — громко взывала девушка, увлекая за собой других с радостной улыбкой.       Кажется, Киничу даже удалось пересечься с ней на арене. Как раз, когда он вступил в схватку с кучкой воинов, она пронеслась рядом так быстро, что никто не успел заметить, как она вырвала факел со священным пламенем, из-за которого бой и начался, а после её уже никто не мог догнать.       Юный курьер по неосторожности задержал на ней взгляд дольше положенного. Огромные глаза столкнулись с его в выражении не меньшего любопытства. Она широко улыбнулась, позвав за собой руками всех, кто засиделся с выпивкой у столов, а после с той же мимолётной скоростью умчалась в сторону импровизированной сцены, освещённой рыжим, подобно волосам Архонта, светом десятков факелов.       — Тьфу, опять девки устроили галдёж. Вечно их племени не сидится на месте! — проворчал Стэн, возвращая Кинича к столу. — А ты, малец, лучше слушай и запоминай. Вот когда подрастёшь и найдёшь своё место в жизни — будешь отдыхать и развлекаться. Пока молодой — займись делом.

***

      Сумерки поражали своей густотой в недрах пещер Повелителей Ночного Ветра. Каждый отрезок стены, помещавшийся в поле зрения, отдавал пульсацией в глазах, словно светящиеся во тьме, яркие наскальные рисунки ожили, начали хаотично двигаться, то и дело исчезая, но вновь возвращаясь обратно вместе с режущими криками в ушах.       Реальность не просто плыла — Кинич чувствовал, что не помнит ничего кроме собственного имени, что местонахождение ему незнакомо, хотя он точно видел эти граффити несколько раз.       Юноша не помнил, что с ним произошло, и почему сейчас его потные ладони так жалко хватаются за голубые линии, а в носу стояла тошнотворная вонь мерцающих рогатых грибов, напоминавшая смесь из плесени и гнили, приправленную сладким, будто насмехающимся, ароматом пудры.       Почему я здесь?..       «Здесь» — это… Где?..       Кинич точно знал это место, но не мог вспомнить ничего. Тошнота то и дело подкатывала, стоило немного напрячь мозги, больше напоминавшие тянущуюся слизь.       Ему казалось, что его телом управляет кто-то другой.       Но если бы он умер, разве не Ахав должен был управлять им сейчас?       Вместе с глубоким вздохом и коротким стоном пришло осознание, что он вспомнил своего давнего спутника по несчастью. Проекции вредного дракона, мельтешившего перед глазами ярко-желтым пятном, не было, как и тонкого визга. Значит, на его запястье сейчас не было браслета. Как и половины потенциальных способов помочь себе в столь странной ситуации.       Разум уцепился за единственное, связывающее с реальностью, воспоминание. Ахав, Племя, Потомки Крон, горы, разбитые бутылки, слабое освещение в обшарпанной хижине, озлобленные юмказавры…       Юмказавр. Точно.       Всё началось с него. Но что началось? И почему Малипо теперь не может найти выход ни из пещеры, ни из вороха тянущих мыслей?       Интересно, чем же закончилась история «Холма безмолвных сверчков»?       Воспоминания о матери, чей лик давно начал стираться из памяти, возвращались всегда в самых непредвиденных обстоятельствах. И каждый раз Кинич чувствовал, как сжимается сердце, стоило в очередной раз вспомнить, что ответы он так и не получил. Да и вряд ли получит.       Голубые нити граффити переплетались в длинный колос вместе с сиреневыми, образуя подобие волны. Будто бы чувствительность постепенно возвращалась с обрывками картинок из прошлого — множество рук то и дело цеплялось за его плечи, тут же отпуская.       Он только сейчас заметил целую толпу людей с отсутствующим блёклым взглядом, чьи глаза направлялись к небу, что сейчас было явно далеко за потолком скал. Они бормотали что-то под нос, их губы вздрагивали словно от холода, а руки неизменно тянулись то вверх, то друг к другу, пока кто-то из них блаженно улыбался, а кто-то с выражением тяжёлой усталости клонил голову вбок.       Кинич кое-как растолкал несколько странных потомков Повелителей Ночного ветра, впрочем, не встретив никакого сопротивления. Затхлый воздух был переполнен липкостью ритуальных масел, и хотелось вырваться наружу как можно скорее, только бы тёплые лучи восстановили всё произошедшее в голове.       Коридор всё сужался, а походка становилась ровнее и увереннее, и всё же в мозгах творился хаос, поглощая всё разумное, распространяя боль вниз по нервным ветвям до самых ног.       «Я должен был встретиться с Муалани. Я должен был… Встретиться… Муалани?»       Дыхание оборвалось на моменте, когда обеспокоенные глаза, слегка спрятанные за чёлкой, возникли в голове, вернув воспоминания о миловидном лице.