Где мой дом?

Извилистые непрерывные линии ветвились по спине, и по каждой из них, пульсируя в такт с ударами сердца, струилось что-то темное. Словно чернила, впрыснутые под кожу искусным мастером татуировки из преисподней.  Извернувшись, Северус провел по метке пальцами. Ни боли, ни жжения — только странная нарастающая пульсация, будто эти ветви врастают в него. А он, мастер зелий, знаток темных искусств, был абсолютно беспомощным перед этой угрозой. Ведь она не была похожа ни на одно проклятие, известное ему.   С этим предстояло разобраться, как и с еще одной досадной помехой. Северус выпрямился и приподнял руку, рассматривая в отражении свои ребра. Ему несказанно повезло, что мисс-неугомонная-Грейнджер в тот вечер была так сосредоточена на его спине, что эта область тела осталась незамеченной. Впрочем, он сам сделал все, чтобы это исправить на следующий же день. Идиот! Выдохнув сквозь зубы, Северус потянулся за заживляющим бальзамом. Он подцепил густую восковую субстанцию и, прежде чем нанести ее, произнес очищающее заклинание. Сегодня крови было гораздо меньше, чем в предыдущие дни. Несколько капель испарились с продолговатого рубца, оставшегося после проведения ритуала у озера. Обычно такие следы исчезали довольно быстро, превращаясь в едва заметные белесые шрамы. Но не в этом случае. Снейп полагал, что примененные им темные заклинания в схватке с патрулем Аркалиса могли повлиять на процесс заживления, продлив его. В любом случае рана не доставляла сильного дискомфорта, с подобной болью он умел справляться.  Северус, словно убеждаясь в этом, провел по отметинам, высеченным на его плоти. Не врагом, но им самим. Холодные пальцы легли на первый, едва заметный шрам у края ребер слева. Он помнил, как дрожали его руки, когда он, будучи всего лишь четверокурсником, впервые решился на ритуал с кровью. Ненависть к самодовольному индюку Поттеру тогда жгла Снейпа изнутри, требуя выхода.  Собственная кровь, взятая в полнолуние, смешанная с настоем горьких трав и шепотком древнего заклятья, вычитанного в одном из фолиантов в Запретной секции… И вот последнее слово произнесено, пути назад нет. Скорее всего, Северус в чем-то ошибся, потому что в тот же миг острая боль пронзила его бок. Он сжал зубы, чтобы не закричать и не перебудить однокурсников. Хотя вряд ли кто-то из них осудил бы Снейпа, узнай, что и почему он делает.  Северус так и не узнал, сработал ли ритуал. Несколько дней он провел в полубреду в своем общежитии, терзаемый кошмарами и болью, которая не утихала ни на миг.  Теперь, глядя на бледный след на своей коже, он уже не помнил, что именно насылал тогда на Поттера. Но каждый шрам после этого был платой за еще более темные, еще более опасные ритуалы… За заклинания, которые делали его сильнее, опаснее, ближе к тому, кем он должен был стать.  Закончив, Северус убрал все склянки и баночки в небольшую шкатулку, припрятанную на одной из полок шкафа в своей спальне. Оценивающе взглянул на экстракт бадьяна, но использовать не стал. Порез, который заживила Гермиона, выглядел не в пример лучше всего остального. Рубец белел на спине перламутровой полоской, гладкой и упругой на ощупь. Еще бы. Ведь рана не имела никакого отношения к магии. Ее Северус заполучил, налетев на металлический прут, торчавший из разнесенной взрывом стены. Он, Мерлин всех подери, просто оступился. И, конечно, никому не собирался рассказывать об этой глупой оплошности. Застегивая черную рубашку, выбранную из практических соображений, Северус невольно прислушивался к звукам в коридоре и поглядывал на часы, стоявшие у прикроватной тумбы. Неужели Гермиона еще не проснулась? В предыдущие дни она появлялась у его двери чуть свет. И, надо сказать, это была единственная дверь в доме, которую она не решалась открыть даже после стука. Лаборатория, где Снейп изначально расположил филиал личного госпиталя, такой привилегией на уединенность больше не располагала.   Безжалостные в своем усердии попытки Гермионы проконтролировать его здоровье вызывали смешанные чувства. Северус, конечно, больше склонялся к тому, что они доводили до бешенства. Но в то же время он не мог отрицать, что от ее участливого взгляда и легких касаний будто невзначай, что-то приятно щемило в груди. И, что уж греха таить, провоцировало вполне определенные реакции организма. Сдерживаться с каждым днем становились все сложнее. Особенно учитывая то, что случилось наутро после возвращения в Шотландию. Тогда, выбираясь из своей комнаты, он ожидал увидеть Гермиону в разобранном состоянии. Ведь накануне все так и было, и Северус не смел винить ее за это. Столько потрясений за один день, удивительно, что она обошлась лишь небольшой истерикой. Но он нашел Грейнджер на кухне в довольно приподнятом настроении. Она сидела за столом и что-то усердно записывала в блокнот. Выглядела при этом настолько увлеченной, что не сразу заметила Северуса. А он так и замер на пороге, рассматривая ее. Непокорные кудри Гермионы разметались по сторонам, небрежно накинутый шелковый халат не скрывал ее хрупкую фигурку и чувственную линию ключиц, намекая на обнаженные плечи под ним.  Снейп тяжело сглотнул. До этого дня Гермиона не позволяла себе выходить из спальни в подобном виде. Она всегда была собрана, причесана и одета так, словно вот-вот с визитом нагрянет министр. — Гермиона? Она вскинула вверх указательный палец, призывая подождать, дописала что-то и только после подняла голову. — Уже проснулись? Я, кажется, потеряла счет времени. Задаваться вопросом, а спала ли она, было глупо. Покрасневшие — Северус искренне надеялся, что не от слез, — глаза были утомленными. Но смотрела Гермиона довольно щурясь. — Я отправила Лэнки на рынок. Собираюсь на обед приготовить пирог с мясом цыпленка, грибами и чеддером.  — Почему его? — вмиг насторожившись, спросил Северус. Фантомный вкус чуть подгоревшего пирога, который пекла Фиона, расплылся на языке. — А что? Вам он не нравится? — Гермиона осторожно взглянула на него и быстро пожала плечами: — Не знаю. Мне захотелось. Мама иногда готовила такой по выходным. Сомневаюсь, что получится так же вкусно, ведь ей всегда все удавалось идеально, но я постараюсь. — Нет, я не против, — отстраненно ответил Северус, проходясь языком по губам, но ничего не чувствуя. Лицо как будто онемело, само ощущение губ стало ватным, а язык превратился в наждачку. Что за ерунда? — Раз так, приготовлю еще и блинчики. На завтрак, — задорно добавила Гермиона, поднимаясь с места и принимаясь рыться на полках в поисках необходимой кухонной утвари. — Кстати, как себя чувствуете? Выглядите отлично, так и не скажешь, что вчера… — она замялась и, недоговорив, принялась сосредоточенно просеивать муку в глубокую чашу. — Как я вчера и говорил, нет причин для волнений, — смог выдавить из себя Снейп,  не сводя взгляда со стройных ног, которые не скрывал проклятущий шелковый халат.  Северус даже не мог представить, что в гардеробе Гермионы есть нечто подобное. Эта тряпица выглядела слишком легкомысленно для нее. Впрочем, Снейп не смел сетовать на судьбу, продолжая разглядывать плавные изгибы и ощущая, как нарастает желание.  Сконцентрированная на своем священнодействии, Гермиона не обратила внимания ни на его маленькую ложь, ни на его реакцию. Она что-то мурлыкала себе под нос и, к невыразимому удивлению Снейпа, даже исполнила несколько танцевальных па.  — Могу ли поинтересоваться, в чем причина вашего прекрасного настроения?  — Я всю ночь не спала, — как ни в чем не бывало ответила ему Гермиона, не отвлекаясь от взбивания теста. — И много думала. О жизни, о работе, о нашем разговоре в Аркалисе. И я согласна с вами — сейчас самое время все изменить. — Так вы, Гермиона, решили, что теперь стряпня — ваше призвание? — хмыкнул Северус, неосознанно проходясь указательным пальцем по нижней губе. Чувствительность вернулась, но отчего-то очень сильно закружилась голова. — Нет плохих профессий, — тут же развернувшись, парировала Гермиона. Несколько капель теста шлепнулось с венчика на пол, и Северус, поморщившись, убрал все невербальным Эванеско. Он терпеть не мог подобного беспорядка ни на кухне, ни в лаборатории. — И нет, готовка — это не мое. Просто когда руки чем-то заняты, мне думается легче. Так что я не просто готовлю блинчики, — многозначительно добавила она. — И что же вы там надумали, позвольте узнать? — вздернув бровь и скрестив руки на груди, спросил Северус.  — Во-первых, — деловито начала Гермиона, заливая первую партию теста на раскаленную сковороду, — нужно разобраться с Кингсли. Очевидно, его кто-то подставляет. Потому как иных причин всему этому, — она развела руками в стороны, — я не вижу. — Или не хотите видеть, — пожал плечами Северус. — Бруствер не святой. У каждого есть свои слабости, свои скелеты в шкафу. — Вы не знаете его, как я, — тихо произнесла Гермиона, перекладывая испеченный блинчик на плоское блюдо с зеленой каймой.  — Ой ли? А вы уверены, что знаете его настолько близко? — спросил Северус и нахмурился, заметив, как рука Гермионы дрогнула над сковородой. Плохой знак. И, разумеется, не потому, что новый блин выйдет не идеальной круглой формы. До сей поры Северус не позволял себе размышлять о возможной близости между Бруствером и Грейнджер. Да и какое он имел на это право? Но теперь одна мысль об этом разжигала в груди пламя, а язык так и чесался отпустить какую-нибудь гадость в адрес министра. В памяти всплыло однажды увиденное воспоминание, подливая масла в огонь и подтверждая подозрения. Слишком уж фривольны были его фразы и прикосновения к Грейнджер в новогодний вечер в Министерстве. Лишь отстраненность и укор в глазах Гермионы позволили Северусу надеяться, что если между ними что-то и было, то осталось в прошлом. Впрочем, он бы не отказался получить тому подтверждение.  Гермиона, словно услышав его мысли, обернулась. Она нервно покусывала губу, явно решаясь на что-то.  — Скажу, но быстро. И только потому, что у меня есть «во-вторых», — она посмотрела на Северуса так открыто, что сомневаться в честности следующих слов не приходилось. — Да, Кингсли выражал некий интерес ко мне, как… как к девушке. Был всего один момент, когда я поддалась эмоциям, но быстро поняла свою ошибку. С тех пор мы не переходили грань дозволенного, и хочу, чтобы вы об этом знали. — Я учту, — склоняя голову вперед и подтверждая таким образом свои слова, ответил Снейп. Он лишь надеялся, что выражение лица не выдаст того облегчения, которое он почувствовал. Не хватало еще расплыться в блаженной улыбке осознания, что никаких привязанностей у Гермионы нет. — Он не просто мой начальник, Северус. Он мой наставник, друг, — между тем продолжила свою первоначальную мысль Гермиона. — Мы вместе сражались, вместе восстанавливали страну на пепелище войны. Он помогал во всем Гарри, сделал меня своей правой рукой. Для чего? Чтобы потом уничтожить? Не находите, что это по меньшей мере нелогично? — Люди меняются, их цели и стремления — тоже. То, что сегодня кажется незыблемым, завтра может обратиться в прах, Гермиона. Северус прекрасно понимал, что она делает. Как человек рациональный, но в то же время верящий в лучшее в людях, Гермиона просто отрицала сам факт возможного вероломства Бруствера, искала ему оправдания, убеждая скорее себя, нежели Снейпа, что это ошибка или недоразумение. Но даже Снейп, привыкший сомневаться во всем и подозревать всех, вынужден был признать: доля истины в словах Гермионы была. Действия Бруствера и впрямь выглядели нелогичными, грубыми, чересчур прямолинейными. Северус всегда считал его скорее оппортунистом, нежели безрассудным агрессором, действующим напролом. Что же заставило его так резко изменить тактику и подвергнуть опасности не просто своих подчиненных, но и Грейнджер? Власть у Бруствера уже была, значит, дело не в государственном перевороте. Месть Гермионе за отказ? Глупость. Может, это попытка консолидации власти? Создать образ врага, реального или вымышленного, чтобы сплотить вокруг себя магическое сообщество накануне выборов? Или отвлечь внимание от чего-то более масштабного, что не должно всплыть наружу? Теневые сделки, старые связи, невыполненные обещания... Дьявол, да это может быть все что угодно, к Трелони не ходи! Сейчас им оставалось лишь ждать вестей от Поттера. Гарри удалось устроить мисс Лорье в Мунго инкогнито, и Северус надеялся, что, придя в себя и осознав, где находится, девушка станет сговорчивее. Он по-прежнему считал, что Оливия владеет лишь крупицами информации, но даже они были бесценны, особенно сейчас, когда их единственной надежной связью с магическим миром оставался Поттер. Гермиона пока не поднимала тему возвращения, но рано или поздно этот разговор должен был состояться. Снейп же, ведомый собственным эгоизмом, желал оттянуть этот момент как можно дальше, желал оставить ее при себе. Решение относительно дальнейшего… хм, взаимодействия с Гермионой созрело у него еще в Аркалисе. Снейп хотел поговорить с ней, убедиться, что он точно входит в её планы. Он собирался дать ей время разобраться в своих желаниях — это казалось правильным. И только потом, если она ответит ему взаимностью, можно будет сделать шаг навстречу. Вот только как сблизиться с женщиной, как построить с ней нечто большее, чем мимолетную интрижку — этого Снейп совершенно не представлял.  Конечно, у него были женщины. Были краткие встречи, призванные заглушить одиночество. Но в них — никакого эмоционального подтекста, никаких чувств, да порой даже страсти, лишь желание удовлетворить физиологическую потребность. Так что называть эти эпизоды отношениями язык не поворачивался.  Северус почувствовал себя неприятно уязвленным, когда его мысли свернули в это русло. Он не хотел разочаровать или не оправдать ожиданий Гермионы. И будь он прежним, пожалуй, так и остался бы в плену теней и сомнений, полагая, что все его чувства к Грейнджер — нелепая, неуместная вспышка света в череде серых дней. Ходил бы бирюком из угла в угол, осмеливаясь лишь мечтать о теплоте ее рук, о понимании в янтарных глазах, о тихом шепоте слов, предназначенных только для него. Но не позволил бы этому случиться — слишком много тьмы за плечами, которую он не имел совершенно никакого права делить с ней.  Снейп сжал кулаки, чувствуя, как знакомая боль сковывает грудь от одних только мыслей. Его немного повело в сторону, так что пришлось прислониться бедром к столешнице. Желание, нет, необходимость убедиться, что все в его жизни может быть по-другому, затуманила разум. Чтобы как-то отвлечься, он откашлялся и спросил: — А что во-вторых? Гермиона, смурная после его последних слов о Бруствере, сначала непонимающе посмотрела на Северуса. А потом медленно выдохнула, лицо ее просветлело. Она отложила лопатку, которой только что переворачивала блинчик, и прямо заявила: — А во-вторых, вы. Точнее, — голос ее слегка дрогнул, теряя нотки былой решительности, теперь она звучала тише, мягче: — ты, Северус. Тон ее, взгляд ее, трепещущие пальцы, бегло обводившие линии на внутренней стороне ладони — не оставляли сомнений в значении этих слов.  Его смелая женщина сама делала первый шаг.  И от осознания этого все внутри Снейпа свернулось таким горячим узлом, что он едва ли не зашипел от накала. Северус потерял контроль в один миг, отринул все планы и чаяния вести себя порядочно, правильно, по-джентльменски. Мерлин, да какой из него джентльмен!.. Обуреваемый только жаждой почувствовать ее в своих руках, убедиться, что она на самом деле может принадлежать ему, Северус шагнул ей навстречу. Гермиона не испугалась, когда он притянул ее к себе. В распахнутых глазах секундное удивление сменилось пониманием, а затем и тем же жгучим интересом, что горел в нем. Она сама встала на носочки и провела ладонями по плечам Северуса, давая разрешение. Он хотел, правда, очень хотел, чтобы этот поцелуй получился неторопливым и нежным. Но когда ее теплые, немного влажные губы коснулись его, крышу снесло напрочь. Северус сжал ее талию так сильно, что даже испугался своего порыва и мигом убрал руки. Пальцы вцепились в край столешницы по бокам от Гермионы, и он практически чувствовал, как дерево крошится под его напором. Голос разума кричал на задворках сознания, что надо остановиться. Но Снейп ничего не мог с собой поделать, он не хотел прекращать. Потому что это было… Да, это было слишком хорошо, слишком желанно: чувствовать ее своей, вдыхать свежий, с горчинкой, медовый аромат ее волос, ощущать тепло ее тела так близко. Когда Северус понял, что Гермиона отвечает ему с не меньшей пылкостью, горячностью, торопливостью, он подхватил ее одной рукой, приподнимая над полом и разворачиваясь, и усадил на обеденный стол. Спину и бок тут же прострелила острая боль, но Снейпу было все равно. Только эта женщина в его руках была важна, только Гермиона.  В ответ ее ладони поднялись, поглаживая скулы, зарываясь пальцами в щетину, а потом скользнули на затылок. Острый ноготок царапнул кожу, и Снейп словно обезумел. Он прихватил ее губу сильнее, вырвав из Гермионы первый стон, который разнесся волной дикого возбуждения по его телу. Северус потянул Гермиону ближе к краю, сминая полы халата и проходясь своей рукой по бархату ее бедра, вжимаясь так сильно, что оба понимали — поцелуя уже недостаточно. Ему стоило огромных усилий не уложить ее тут же и не взять на этом гребаном столе. И он зажмурился до цветных мушек под веками, лишь бы прийти в себя, унять это жгучее болезненное возбуждение.  Пальцы Гермионы, которые опустились на пуговицы его рубашки и проворно принялись ее расстегивать, немного отрезвили. О, он бы отдал все на свете, лишь бы сорвать свою одежду и этот дрянной халат с нее и оказаться так — кожа к коже. Но он не мог показаться ей сейчас, не хотел тревожить и волновать ее видом своих ран.  Эти мысли помогли оторваться наконец от ее губ. Снейп буквально оттолкнул себя от желанной женщины и, тяжело дыша, рухнул на стул в шаге от нее. Ему пришлось выставить вперед руку, останавливая ее, почти умоляя не приближаться, потому что она — растрепанная, с этим диким румянцем, припухшими губами и тяжелым дыханием, такая притягательная и милая, — вознамерилась спрыгнуть со стола и скользнуть к нему. Во второй раз сдержаться бы не получилось, видит Мерлин! Застегивая рубашку под самое горло, Снейп неистово благодарил годы, потраченные на тренировку самоконтроля. Когда последняя пуговица вернулась на место, он смог, наконец, спокойно посмотреть на неё. Гермиона по-прежнему сидела на столе, поправляя халат, который он совсем недавно чуть не разорвал в клочья. Её взгляд, открытый и доверчивый, заставил его сердце забиться чаще. В нём не было ни капли кокетства или лукавства, лишь нежность, томление и робкая надежда. И от этого дышать стало еще труднее, чем от недавних поцелуев. — Гермиона… — Снейп даже не узнал свой, ставший слишком низким и хриплым голос. Он собирался сказать что-то подобающее случаю, но мозг, как назло, отказывался складывать слова в предложения. — Да? — Блин горит. Запах гари, незаметный секунды назад, теперь заполнял все пространство. Гермиона комично округлила глаза, когда до нее дошел смысл сказанного. Она резво спрыгнула со стола и несколькими движениями палочки уничтожила угольно-черный диск на сковородке, от которого вился тонкий едкий дымок. Стоя к Снейпу спиной, она облокотилась на столешницу, низко опустила голову и вдруг рассмеялась. — Знаешь, Северус, это именно то, что хочет услышать каждая девушка после… — она махнула рукой себе за спину, видимо, намереваясь указать на обеденный стол, — после всего. Снейп встал со своего места и медленно приблизился к Гермионе. Голова снова кружилась неимоверно, но теперь он понимал, что причина не в близости этой невозможной женщины. Точнее, не только в ней. Стоило принести ей извинения за свою несдержанность, оставить пищу для размышлений и убираться с кухни, пока состояние не ухудшилось. — Прости… — начал он. — Ну нет! — Гермиона воскликнула грозно и, развернувшись, предупреждающе подняла руку. — Если ты собираешься заявить, что это было ошибкой, лучше хорошенько подумай. А иначе… а иначе тебя постигнет участь этого бедного блина! — Не собираюсь, — покачал головой Северус. Воинственный вид Гермионы, защищающей свое, и ее… хм, угроза, просто не оставляли шансов. Хитрая довольная ухмылка всего на секунду исказила его лицо. — Только хочу извиниться за свою несдержанность. Я не планировал заходить так далеко. — А что ты планировал? — спросила Гермиона с неподдельным интересом и сдула волнистую прядь со лба. Кудряшка тут же вернулась на место, и Северус, снова не удержавшись, заправил ее двумя пальцами за ухо. Помоги ему Мерлин! — Ты умная женщина, Гермиона. Но ты также склонна поступать, не считаясь со своими истинными желаниями. — О, поверь, только что я руководствовалась именно своими желаниями. Снейп закатил глаза. Даст она ему договорить или нет? Эта речь и так давалась ему довольно тяжело. Не привыкший вести подобные разговоры, Северус словно варил яд неловкости в своем котле. — Из того, что ты сама рассказывала, я делаю вывод: ты работала там, где не хотела, училась не тому, встречалась не с тем, — Снейп замолчал, внимательно всматриваясь в ее лицо. — Может быть, ты и сейчас действуешь по инерции? Ты должна понять, чего хочешь на самом деле. И от жизни, и от меня, и от нашего… взаимодействия в том числе.  Гермиона порывисто приблизилась, сокращая и без того ничтожное расстояние между ними. Северуса тут же окутал живой и неповторимый аромат ее волос — мелодия летнего луга, и он задержал дыхание, понимая, что совершенно, совершенно не справляется. Тонкие пальчики Гермионы между тем практически невесомо легли на его застегнутую наглухо грудь и скользнули ниже, немного, всего на пару дюймов.  — Я уже все понимаю. И мне точно не нужно твое благородство в этом вопросе, хоть я и ценю его, — голос ее струился мягко и вкрадчиво, гипнотизировал, укрощал. И Снейп сделал шаг назад, разрывая магию момента. От этого движения руки Гермионы спустились по его ребрам и упали вниз. Она разочарованно протянула: — Прости, я такая неумелая. О, наоборот, слишком искусная! — Я серьезно, — твердо сказал Северус. Ему просто необходимо было поставить точку в этом разговоре прямо сейчас, пока он не грохнулся в обморок от накатившей слабости. — У тебя есть все время в мире. Я принял свое решение, Гермиона. И готов ждать, пока ты примешь свое. — Снимай рубашку! Сказанное требовательным и отчего-то настороженным тоном на мгновение обескуражило Снейпа. Она что, не слышала ни слова из его речи? А потом Гермиона подняла свою ладонь, на которой алели капли крови. Его крови. Проклятая рана на боку снова открылась. Да, как шпион, Снейп потерпел в тот день сокрушительное фиаско.  Нужно ли говорить, что Гермиона быстро переключилась с одной щекотливой темы на другую? Ему стоило немалых усилий убедить ее, что царапина пустяковая, а метка на его спине не представляет опасности. Только вот на следующее утро Грейнджер стояла у него под дверью, желая еще раз в этом удостовериться. И на следующее утро тоже. Упрямая девчонка! Она прямо спросила, почему он не позволяет ей позаботиться о нем, добавив с ехидцей: «Особенно когда ты в сознании». Гермиона уверяла его, что просить о помощи — нормально. Северус и не спорил: конечно, нормально, очень правильно... вот только дальше слов дело не шло.  Он лишь знал, что привык к боли, привык быть тем, кто не ищет утешения и не терпит жалости. Жизнь приучила его к мысли, что просить не у кого. А тот единственный раз, когда Северус, превозмогая себя, обратился за помощью — не только для себя, для Лили — стоил ему слишком дорого.  Когда-то отец, брызжа пьяной слюной, сказал ему, что нельзя показывать свою уязвимость. Это признак слабости, а слабость — недопустима. Настоящий мужчина справляется со всем сам.  Северус прекрасно помнил, что значит быть частью Слизерина, где как данность воспринималось, что каждый сам за себя. А любое проявление слабости служило предметом насмешек. Затем была война. Мрак, страх и постоянная необходимость быть начеку. Поддаться слабости означало потерпеть поражение. Спустя годы все это казалось неважным. Северус полагал, что с легкостью мог бы разрушить эти барьеры в сознании. Но пока не знал, как научиться принимать заботу от Гермионы, как позволить себе быть полностью открытым с ней. Эта невозможность принять то, что так естественно для других, вызывала странное чувство горечи, смешанное с раздражением. Особенно противоречивым все становилось оттого, что сам Северус заботился о Грейнджер с неожиданным удовольствием.  — С этим надо что-то делать, — сам себе сказал Снейп, последний раз взглянув в зеркало и поправив ворот рубашки.  Твердым шагом он покинул спальню и наткнулся в коридоре на Гермиону. Она подпирала стену напротив его двери, разглядывая мыски ботинок. Северус невольно залюбовался ее лицом, спокойным и немного растерянным. Интересно, о чем она задумалась? — На посту? — неизменный вопрос уже третий день подряд, заданный фирменным насмешливым тоном. — Конечно, на посту, — хмыкнула в ответ Гермиона. — Жду, когда ты наконец свалишься в обморок, чтобы я могла осмотреть тебя без этого театрального сопротивления. — Не дождешься, потому что со мной все в порядке. — Северус указал рукой в сторону лестницы, предлагая Гермионе идти первой.  Вот-вот должен был прибыть Поттер с новостями. Великий конспиратор отказался от общения по заколдованному галеону — по всей видимости, исчерпал все идеи по зашифровке сообщений. В ночь после возвращения он передал с Лэнки, которому вновь пришлось поработать магическим транспортом, новость об устройстве Оливии в Мунго. И сохранял в эфире тишину до вчерашнего вечера, когда прислал своего рогатого патронуса и до смерти напугал домовика, подающего им с Гермионой чай. Гарцующий олень, которому, судя по всему, передалась нервозность хозяина, голосом Поттера сообщил, что прибудет к семи утра. «Готовьтесь», — добавил сохатый, прежде чем раствориться в воздухе. К чему и почему готовиться инструкции не прилагалось. Оставалось лишь надеяться, что Поттер просто перемудрил с сообщением, и их ждут хорошие новости. Взволнованная Гермиона все никак не соглашалась пойти спать, строя разные предположения и отказываясь признавать, что утро вечера мудренее. Северус долго прижимал ее к себе, бережно и ласково гладя по волосам. И где-то глубоко внутри проклиная себя, что не может отвлечь ее как-то иначе — ответа она ему так и не дала, а заходить за собственноручно очерченные границы было нечестно. — Думаешь, там что-то серьезное? — скручивая в валик кухонную салфетку, спросила Гермиона. Поттер опаздывал на добрых пять минут, и это ее заметно нервировало. Северус не был уверен, что она примирилась с другом, но точно знал, что короткий разговор между ними состоялся. Хотя в любом случае она бы волновалась за него. — Скоро узнаем, — ответил Северус, спасая салфетку и успокоительным жестом проходясь по ладошке Грейнджер. — Он наверняка добирается через Африку, заметая следы. Гермиона хихикнула и покачала головой. Снейпу безумно нравились ее реакции на выпады против Поттера, и мозг в ожесточенном режиме генерировал все больше шуток. Жаль, не все проходили цензуру. Как раз когда он обдумывал одну из них, за неимением другого более важного дела, разумеется, защита вокруг дома дрогнула, пропуская гостя. Северус предусмотрительно оставил для Поттера лазейку и вот, спустя еще минуту мог лицезреть его собственной персоной.  Свой смех Северус сдержал, а вот Гермиона сначала прыснула в кулак, а потом, отбросив всякие приличия, расхохоталась в голос. Поттер смущенно топтался на пороге, поправляя широкие штаны из мягкого, окрашенного в охру хлопчатобумажного полотна, перехваченные поясом из шкуры леопарда. На плечах его лежала длинная накидка, украшенная геометрическими узорами. На запястьях красовались толстые браслеты из слоновой кости с замысловатой резьбой, а на пальцах — перстни из черного оникса. Присмотревшись, Северус заметил в волосах Поттера блеск бронзовых бусин. И вправду прямиком из Африки! — Ладно, Гермиона, хорош, — шикнул на нее Гарри, заметив, как подруга утирает выступившие от смеха слезы. — Знаю я, как это выглядит. — Что это с вами стряслось, Поттер?  — Лучше спросите, что со мной не стряслось за последние дни, сэр, — устало ответил бравый мракоборец. — У меня мало времени, так что давайте к делу. С какой новости мне начать: плохой, очень плохой или просто отвратительной?