Летняя сказка

Проснулся Хаякава снова поздно, кажется, это уже становилось привычкой. Своё состояние он мог бы описать как «странное», потому что, с одной стороны, благодаря стараниям Макимы-самы, он чувствовал себя куда менее разбитым, чем вчера, с другой — после допроса в голове всё ещё стоял какой-то туман, в ней роилось множество мыслей, но выхватить получалось только одну: нужно убедить Ангела поехать в Токио. Аки постарался отвлечься на что-то другое, например на то, что в его доме всё ещё была гостья, которую следовало по человечески принять хотя бы на второй день. Однако, Макимы-самы Хаякава так и не нашёл, заместо неё на прикроватной тумбочке лежал лист бумаги, на котором аккуратным почерком значилось, что Макима-сама была рада увидеть Аки и помочь ему, но высокая должность не позволяла ей остаться с ним на большее количество времени. В записке не упоминалось об их уговоре насчёт Ангела и Аки это очень не понравилось. Как бы ему ни хотелось бесконечно превозносить и обелять свою обожаемую начальницу, он прекрасно осознавал, зачем она сюда приехала, и то, что Макима-сама не посчитала нужным напомнить ему об их договорённости, говорило о том, что она и без того была уверена, что Аки всё сделает как надо. Ещё противнее становилось от понимания, что да, сделает. Весь оставшийся день Хаякава бесцельно скитался по квартире, прокручивая в голове один и тот же вопрос: «как увидеться с Ангелом?» Он прекрасно понимал, вероятность того, что после их ссоры демон окажется на пляже ничтожно мала, но где он скорее всего будет, Аки знал. Та скала, на которой ему довелось побывать уже дважды, место, где Ангел прежде коротал дни, а теперь, скорее всего, проводит и ночи. От чего-то вспомнилось, как они сидели на краю обрыва, освещаемые светом луны. Луна эта забрала их в удивительный мир, в этом мире было слишком грустно находиться одному, но они были не одни, они были друг у друга. Перед глазами невольно предстал образ одинокого Ангела, вновь оставшегося с этой луной один на один, сердце сжалось от боли и внезапно усилившегося чувства вины. Наверное, он предал своего обожаемого демона, оставив его в одиночестве у того утёса. Ещё гаже на душе становилось от осознания, что он собрался найти его только сейчас, когда ему что-то понадобилось. На мгновение Аки даже ужаснулся своим мыслям и подумал вообще никуда Ангела не забирать, только туман в голове от этого будто усилился, все мысли снова ускользнули и на периферии сознания остались только размышления о том, как лучше исполнить задуманное. Что ж, очевидно, раз демон не идёт к Аки, Аки сам пойдёт к демону. Хаякава, конечно, понимал, что вплавь он до той скалы точно не доберётся, как и то, что какие-нибудь туристические корабли и пароходы туда тоже не ходят. Скала была безлюдным местом, иначе Ангел бы её для себя не выбрал. Что ж, по-видимому, оставалось одно — заплатить какому-нибудь рыбаку, причём довольно хорошо заплатить, потому что Аки не нужно было, чтобы его подвезли, ему было нужно, чтобы одолжили лодку. За те два раза, что Хаякаве доводилось лицезреть эту скалу вблизи, он вполне хорошо усвоил: взобраться на неё иначе, кроме как по воздуху — практически невозможно, а значит оставалось только наматывать круги возле обрыва в надежде на то, что Ангел соизволит сам спуститься и поговорить. Аки также допускал вариант, что Ангел может не поддаться на уговоры, в таком случае, разумеется, придётся использовать насильственный метод, в одиночку он, конечно, не справится, но Макима-сама наверняка пришлёт подкрепление, если это будет необходимо. В сердце вновь невольно родилось восхищение этой замечательной женщиной, она хотела дать демону шанс самому сделать выбор — это ли не величайшая степень благородства!

* * *

Ангел не считал дни, а потому время растягивалось до невероятных размеров: секунды казались минутами, минуты — часами, а часы — и вовсе сутками. Демон не мог сказать, сколько времени прошло с того момента, как он в последний раз видел человека. Кажется, месяц или больше… Может, Аки вообще уже уехал? Лишив себя ночных вылазок на пляж, Ангел совсем перестал отслеживать, какое сейчас число, месяц, время года… Там, внизу, кипела жизнь, здесь же ничего не менялось: зелёные кустарники, деревья, да щебетанье птиц, которое довольно сильно раздражало. Не то чтобы Ангел сильно жаловался на текущее положение дел, на самом деле, так было даже лучше. Не имея возможности как-либо отвлечься от своей боли, он получил отличный повод расковырять кровоточащую рану до такой степени, чтобы чувства притупились и с ними стало возможно жить. Целыми днями он мучил сам себя воспоминаниями о времени, проведённом вместе с человеком, прокручивал в голове обидные слова, что сказал ему Аки — всё это он делал настолько часто, что теперь ему уже стало почти всё равно. Эта боль не сравнится с той, что он испытал тогда, несколько лет назад, когда собственноручно убил дорогих ему людей. В тот день в сердце Ангела родилась жгучая ненависть к самому себе, сейчас же ненависть не рождалась, она уже была, слова человека о том, что он предпочёл бы его не знать, лишь укрепили её, позволили удостовериться в том, что он — чудовище. Он сидел на краю обрыва, свесив ноги вниз, и изучал чёрное небо — на этот раз луну скрывали облака, так что было не так грустно, когда вдруг заметил странное шевеление в море. Ангел опустил голову и вгляделся в тёмную пучину, там точно что-то двигалось и двигалось слишком беспорядочно для того, чтобы оказаться, например, китом. Демон вгляделся пристальнее и прислушался: похоже на плеск вёсел, это что, лодка? Он напрягся, давно не было такого чтобы кто-то так близко подплывал к скале, чужой компании Ангелу сейчас совсем не хотелось. Особенно настораживало то, что этот некто явно не случайно здесь оказался, он целенаправленно двигался вокруг скалы и, похоже, совсем не собирался уплывать. Некоторое время Ангел старался игнорировать лодку, однако скоро в его голову закрались мысли о том, что, возможно, это его потенциальный клиент — тот, кто ищет лёгкой смерти. В желудке противно заурчало, он слишком давно не выбирался на берег, а следовательно, давно не поглощал ничьих жизней. Голод у демонов ощущался совсем не так, как у людей, пища не была им необходима для жизни, хоть и прибавляла много сил, но определённые охотничьи инстинкты были встроены в них с рождения, так что, увидев перед собой еду, демон редко мог держать себя в руках. Ангел считал себя достаточно мирным и гуманным существом, он не жаждал человеческих жизней каждую секунду, однако он всё же являлся демоном, так разве можно отказаться, особенно когда добыча буквально сама прыгает тебе в пасть? Было принято решение спуститься и познакомиться с незваным гостем. В темноте он видел не слишком хорошо, хоть и в разы лучше, чем люди. Так как он был Демоном Ангела, а не, например, Демоном Кошки, ночное зрение всё же не было достаточно сильно развито и именно это сыграло с ним злую шутку. Ангел бы соврал, скажи он, что, приблизившись к лодке, не различил до боли знакомого силуэта и забавно торчащего вверх хвостика, однако он намеренно проигнорировал всё это, списав на плохую видимость и собственное воспалённое сознание, одержимое в последние дни мыслями лишь об одном человеке. Когда же Ангел опустился на лодку и смог разглядеть лицо незнакомца, отрицать очевидное стало невозможно, он застыл в нерешительности и растерянности. По правде сказать, демон был практически уверен, что Аки уже давно вернулся домой и, может быть, уже даже почти забыл о нём. Что ж, очевидно, время, проведённое в одиночестве действительно имело свойство растягиваться до невероятных размеров. Ангел понимал, что, скорее всего, ему следует срочно улететь прочь, не позволить надежде, которую итак едва удалось похоронить, вновь пустить свои ядовитые корни в его измученной душе, но он не мог пошевелиться. Всё тело словно превратилось в камень, глаза жадно впились в человека, бешено скользя по его фигуре вверх и вниз, в попытках выхватить как можно больше, запомнить, запечатлеть, а кроме них ничего более не двигалось, кажется, даже сердце остановилось. Сам Аки, впрочем, выглядел немногим лучше. Он так же неотрывно смотрел на Ангела и беспомощно открывал рот, видимо, в попытках что-то сказать, но тут же его захлопывал, не проронив ни звука. Молчание продолжалось мучительно долго, но никто не спешил его нарушать, ведь оба понимали: слова могут всё разрушить. Пока они молчат, можно представить, будто всё хорошо, будто ничего не было, ни ссоры, ни нескольких дней разлуки. — Я.., — всё-таки начал человек, но тут же запнулся. Ангел невольно вздрогнул от звука этого голоса, казалось, он не слышал его целую вечность. Взбудораженный этим коротким «я», разорвавшим долгую тишину, ранее прерываемую лишь шумом волн, демон вдруг очнулся: его тело отмерло, сердце забилось с удвоенной силой, а в сознании вспыхнули воспоминания их последней встречи, боль напомнила о себе с новой силой. Ангел уставился холодным взглядом на Аки, приложил все усилия для того, чтобы его голос звучал уверенно и жестко, и произнёс: — Если ты здесь за тем, чтобы извиниться или объясниться, то убирайся. — Нет! — быстро выпалил человек, стоило демону расправить крылья. Ангел нехотя помедлил. — Я здесь не за этим, — спокойнее продолжил он. — Тогда зачем? — непонимающе нахмурился демон. Ему всё это совершенно не нравилось, зловредная надежда вновь начинала расцветать в его душе. — Пожалуйста, обещай, что выслушаешь меня до конца прежде, чем возненавидишь, — как-то совсем тихо произнёс Аки. Ангел мгновенно напрягся. Он не помнил, чтобы человек когда-либо вёл себя подобным образом: опускал голову, отводил взгляд, краснел, нервно заламывал руки — складывалось такое впечатление, будто ему смертельно стыдно за что-то. Демон и рад бы предположить, что человек наконец осознал, насколько глупую чушь сморозил в их последнюю встречу, однако, что-то ему подсказывало, что этот придурок вновь стыдится совсем не того, чего следовало бы. Наверное, им лучше бы сейчас расстаться, чтобы не сделать ситуацию ещё хуже, но глядя на такого открытого и смущённого Аки, Ангел сосем не мог повернуться к нему спиной и просто оставить в одиночестве посреди моря. Проклиная себя, демон всё же произнёс: — Что бы ты ни сделал, сомневаюсь, что сможешь заставить меня ненавидеть тебя. Он почти ожидал, что Аки в изумлении вскинет голову и вопросительно уставится на него своими невероятными синими глазами, но он этого не сделал, лишь горько усмехнулся и опустил голову ещё ниже. Ангел напрягся, такое поведение не могло предвещать ничего хорошего, возможно, он действительно совершил огромную ошибку, согласившись выслушать его. — Я хочу забрать тебя в бюро общественной безопасности, — твёрдо произнёс Аки, наконец, поднимая на него взгляд. Ангел замер. Ещё несколько минут назад ему казалось, что человек не сумеет причинить большую боль, но этот парень оказался способным. Демон хотел бы подумать, что ослышался, но голос Аки звучал слишком чётко и громко, не понять было невозможно. Ангел почувствовал, как в глазах нестерпимо защипало, но слёз, конечно же, не было, сердце сжалось от жгучего ощущения предательства. В голове пронеслись калейдоскопом все те дни, что они провели вместе, все те эмоции, что подарил ему Аки, тепло его прикосновений, пусть и через ткань перчаток, вызывающих необъяснимую дрожь по всему телу, приятная тяжесть его тела, восхищённый взгляд, направленный только на него, на Ангела. Демон никогда не мог избавиться от вопроса: «как кто-то может так смотреть на меня, как кто-то может так ко мне прикасаться?» Но Аки и смотрел, и прикасался, и выглядел при всём этом до невозможного счастливым. Иногда Ангелу даже казалось, что он понял, о чём говорила та девушка из его деревни, описывая свои чувства к Ангелу, ему казалось, что он и сам теперь испытывает нечто похожее к этому человеку, нечто, что люди называют «любовью». Только он никогда не знал, что чувствует сам Аки, но, на самом деле его это и не слишком беспокоило. Ангел просто хотел, чтобы между ними всё оставалось так же: те же взгляды, прикосновения, особенные моменты, в которых существовали только они вдвоём. Да, он не знал, что чувствует Аки, но ему очень часто казалось, будто то же самое, что и он сам. Однако, несколько дней назад всё рухнуло, человек растоптал его чувства и, кажется, даже сам этого не заметил. Тогда демон наивно решил, будто хуже он ему уже сделать не сможет, но, видимо, ошибся. Прямо сейчас Аки заявлял, что хочет сделать его охотником на демонов, забрать его свободу и посадить в золотую клетку, и всё это несмотря на то, что Ангел рассказывал ему о том, как ценит свободу, как тяжело ему выходить в человеческое общество. — За что? — кое-как удалось выдавить ему. Аки замер. Его лицо, что ещё совсем недавно было красным от стыда, побледнело, а глаза, стоило ему взглянуть на не менее бледного Ангела, наполнились волнением и жалостью. — Это для твоего же блага! — как-то излишне импульсивно выкрикнул он. Аки тотчас схватил демона за руку, словно боялся, что тот сейчас сбежит. Но Ангел никуда сбегать не собирался, точнее, он не смог бы, даже если бы захотел. Тело его настолько ослабло, что он дивился уже одному тому, что до сих пор держится на ногах. Кажется, так плохо он себя чувствовал только в тот день, когда осознал, что перебил всех жителей своей деревни. — Послушай, когда я уеду ты и вправду останешься здесь совсем один, я этого не хочу! — видя его состояние, отчаянно продолжил Аки. Он тряс Ангела за плечи, пытаясь привести в чувства, но тот по прежнему ни на что не реагировал, казалось, он даже не слышал, что ему говорят. — К тому же, что если прошлое снова повторится? Ты не выдержишь этого! От этих слов Ангел словно очнулся: слабо пошевелился в руках Аки, посмотрел на него и, осознав, в каком уязвимом положении сейчас перед ним находится, дёрнулся с такой силой, что человек от неожиданности выпустил его из своей хватки. Демон спешно отшатнулся от него, взмахнул крыльями и приподнялся над лодкой так, чтобы его нельзя было достать, но не улетал, оставаясь в зоне слышимости. — Вот значит как! А ведь ещё совсем недавно ты сам убеждал меня, будто я такого больше никогда не сделаю! — он издал нервный смешок. — Знаешь, ты был прав, говоря, что я могу возненавидеть тебя! Это действительно так! Теперь я тоже жалею, что мы однажды встретились! — слова эти должны были бы звучать грозно, только в голосе Ангела было слишком много истерических ноток, так что сторонний наблюдатель испытал бы скорее жалость, нежели страх. Однако в глазах Аки отразился сущий ужас, лицо его исказилось в гримасе боли, а кожа совсем побелела. — Мне всё равно, — произнёс он, его голос так же едва не срывался на плач. — Мне не важно, если ты возненавидишь меня, я всё равно заставлю тебя поехать со мной в Токио! — Почему? — неожиданно тихо спросил Ангел. — Потому что я считаю, что так будет лучше для тебя! — Какое ты вообще имеешь право решать, что будет лучше для меня? — боль предательства в душе Ангела резко сменилась гневом. — Я.., — Аки, кажется растерялся. — Потому что я беспокоюсь за тебя?.. — С чего бы это?! Что я вообще для тебя значу?! Не притворяйся! — Ангел, казалось, приободрился, перенаправив всю свою горечь в злость. В его душе бушевала буря и он больше не мог держать её в себе, барьеры рухнули и всё, что наболело, наконец нашло ход наружу. — Я ценил наши отношения и отчего-то вообразил, будто и ты их ценишь. Наверное, доселе мне попадались слишком хорошие люди, вот я и был излишне доверчив. Однако теперь я вижу, всё это время ты преследовал одну цель: исполнить приказ и завербовать меня в ваши ряды! Очевидно, тебя с самого начала отправили сюда за мной и ты, увидев проявленное мной миролюбие, не преминул им воспользоваться, — Ангел горько усмехнулся. Давно он не испытывал столь сильных эмоций, кажется, примерно никогда. — Признайся честно, вся эта история со стариком охотником была для того, чтобы получше втереться ко мне в доверие? — демон поразился собственной догадке, теперь в его голове всё идеально складывалось и он испытывал от этого какую-то извращённую радость, хотя сердце его болезненно ныло. — Но ты оступился в самый последний момент, верно? Ты невольно обмолвился о своём истинном отношении ко всему тому, что между нами происходило. «Лучше бы мы никогда не встречались» — вот, что ты думаешь на самом деле, — заканчивал Ангел свою обвинительную тираду уже совсем тихо, сам не менее поражённый тому, до чего в итоге сумел дойти в своих размышлениях. Нестерпимо хотелось взглянуть на человека, увидеть его реакцию, убедиться, что всё это на самом деле глупая выдумка, вот только Ангел намеренно на него не смотрел. Он боялся снова ему поверить, но одновременно с тем не хотел и найти подтверждение своим словам в чужих глазах. Нет уж, лучше оставаться в неведении. Рассудив так, он взмахнул крыльями и взмыл в небо: — «Выше, выше, выше, выше! Только бы ничего не видеть и не слышать!» Ветер свистел в ушах, так что даже если Аки ему что-то и кричал, Ангел не мог ничего услышать. Он поднимался до тех пор, пока остров не превратился в маленькую точку, пока воздух не стал разреженным настолько, что было трудно дышать. Только тогда он остановился и посмотрел вниз, туда, где оставил своего человека. Хотя нет. Больше он не его человек. — Может, стоит поискать новую страну?.. — задумчиво произнёс Ангел, дотронувшись до своих покрасневших глаз, из которых, впрочем, так и не пролилось ни одной слезинки.

* * *

Когда Макима-сама нашла его, в его жизни не было смысла. Всё катилось в тар-тарары, но ему было абсолютно всё равно, что будет с ним дальше. Родственники, конечно, его любили, но любовь эта оказалась слишком мала, для того, чтобы быть выраженной ещё чем-то, помимо слов. Конечно, каждый из них принёс свои соболезнования, кто-то даже помог деньгами, но приютить ни один не захотел. Они находили тысячу и одну причину, для того, чтобы объяснить, почему это для них невозможно, видимо считали, что это его хоть сколько-нибудь расстраивает. Но ему было всё равно. В те времена ему вообще на всё было всё равно. Кажется, Хаякаве было около восемнадцати, когда он осиротел и, если бы это произошло сейчас, то он бы уже считался совершеннолетним и ни в каком опекунстве не нуждался. Однако в 1984 году возраст совершеннолетия в Японии всё ещё определялся двадцатью годами, так что его таки отправили в детский дом. На самом деле, он не мог сказать, что там было плохо, во-первых, он практически ничего не помнил из того периода своей жизни, а во-вторых, он не пробыл там и трёх месяцев, когда Макима-сама пришла за ним. Аки не раз говорил своим коллегам и знакомым, что эта женщина спасла ему жизнь и, наверное, многие стразу же представляли себе какую-нибудь эпичную битву со сверхмогущественным демоном, однако всё было куда прозаичнее: Макима-сама всего то дала ему смысл жизни, ничего более. В тот день, впервые после гибели родителей и брата, он обратил на что-то внимание. Первым, что он увидел в своём новом пустом мире, были жёлтые глаза-спиральки, первым, что услышал — мягкий голос. Голос этот не произносил притворных слов соболезнования, не убеждал в том, будто его мир всё ещё может стать прежним, вместо этого он дал то, что было ему тогда нужнее всего — чёткую цель. Именно тогда Аки вдруг распахнул глаза и посмотрел на этот мир по-новому, через призму отмщения. Именно тогда, Аки Хаякава стал тем, кем является сейчас — упрямым, целеустремлённым охотником, не щадящим собственной жизни и живущим только желанием мести. Кому-то может показаться, будто это было чересчур жестоко со стороны Макимы-самы, давать такую цель недавно осиротевшему ребёнку, вот только никакая другая Хаякаве тогда была не нужна. После случившегося он уже не смог бы стать прежним, скорее всего, если бы тогда в его жизни не появилась Макима-сама, он наложил бы на себя руки. Так что утверждение, будто Макима-сама спасла ему жизнь ни в коей мере не было преувеличением. Однако эта женщина точно не являлась для него всего лишь спасителем, он видел в ней кумира, а может даже Богиню. Он никогда не посмел бы предать её, ослушаться её приказа, усомниться в её словах. Хаякава сам не знал, как так выходило, но она всегда оказывала на него, впрочем, не только на него, какое-то магическое влияние. Сказать, что Аки замечал некоторые странности, связанные с ней — ничего не сказать, их было навалом и практически каждый в бюро знал о них. Чего только стоят таинственные допросы, о которых среди сотрудников уже ходили целые легенды. Абсолютно каждый боялся попасть на допрос к Макиме-саме, хотя совсем ничего ужасного на нём не происходило, никаких физических травм ни разу никому нанесено не было, да и запугивания случались нечасто, но итог всегда был выигрышным для Макимы-самы. Конечно, Аки не мог не находить её поразительный дар убеждения довольно жутким, но он старался об этом не думать — не хотелось уподобиться Кишибэ, да и ссориться с начальницей себе дороже. Долгое время он был уверен в том, что его чувства к Макиме-саме — и есть то самое, что называют «любовью». И они были действительно похожи: безграничное уважение, заинтересованность в личности и некоторое влечение, как к красивой женщине. Но с Ангелом всё изменилось. То, что он испытывал к нему было в разы сильнее, и более того, теперь, когда Аки было с чем сравнивать, он находил свои чувства к Макиме-саме какими-то искусственными, словно бы даже надуманными. В то время, как с Макимой-самой он лишь порой мечтал о некоторой близости, да и то не слишком часто, с Ангелом этой самой близости нестерпимо хотелось. И нет, вовсе не физической, в первую очередь — духовной. Хотелось проводить с ним время, понять, как он мыслит, и нет, не согласится с ним безоговорочно, не подчиниться ему, а быть равным, чувствовать, что в тебе так же заинтересованы, как и ты. Эти чувства были настолько ярче того, что Аки испытывал к Макиме-саме, что он старался лишний раз не сопоставлять их друг с другом, чтобы не напоминать себе об этом контрасте. Аки надеялся, что ему никогда не придётся сталкиваться с выбором между Макимой-самой и Ангелом, он до последнего верил, что обе эти любви смогут мирно сосуществовать друг с другом, но не вышло. Когда Ангел сказал всё это и просто улетел, Аки на мгновение показалось, будто у него земля ушла из-под ног. Его тело ощущалось таким лёгким, словно совсем исчезло, словно и не было его никогда, осталось только сознание, только мысли, только попытки поверить в произошедшее. Реальность вернулась к нему спустя несколько мгновений вместе с бешенными ударами сердца и болью в лёгких, от недостатка кислорода — видимо, он забыл о том, что нужно дышать. Когда спасительный воздух ворвался внутрь, на мгновение стало ещё больнее, но вскоре всё утихло, дыхание восстановилось и сердце более менее пришло в норму, только тогда Аки, наконец, смог поднять голову, упёршись взглядом в чёрное небо, наглухо затянутое тучами — Англела уже и след простыл. Может, ему всё это только привиделось? Аки осел на дно лодки и уставился пустым взглядом в воду. Хаякаве повезло: море сегодня было спокойным, иначе его, скорее всего, уже давно отнесло в океан, а он даже ничего не смог бы сделать, ибо мозг его был слишком перегружен для того, чтобы думать о какой-то там жизни. Около десяти минут у парня ушло только на то, чтобы осознать всё случившееся, ещё десять — чтобы убедить себя в реальности происходящего. И только тогда пришло отчаяние. Он понимал, что все выводы Ангела звучали вполне обоснованно, понимал, что и сам на его месте подумал бы так же, но от этого легче не становилось. Аки чувствовал, что предал своего демона, причём чувствовал задолго до того, как приплыл сюда, чувствовал ещё утром. Только никак это не помогало. Голос Макимы-самы всё ещё звучал в его голове и все её доводы по какой-то причине казались ему убедительными. Хаякава прекрасно помнил, что совсем недавно сам спорил с Кишибэ, доказывая, почему Ангела нельзя убивать и почему нужно оставить его здесь, только теперь он не мог вспомнить своих же аргументов. Это было невыносимо. Ещё сегодня утром он рассуждал о том, что станет делать, если Ангел всё-таки не согласится пойти с ним, убеждал себя в том, что применит силу, попросит Макиму-саму о подкреплении… Это звучало отвратительно, это делало правдивыми все рассуждения Ангела, Аки прекрасно понимал это, но ничего сделать не мог. Его словно бы заклинило на одной мысли и дальше двигаться просто не удавалось. Разве же он всего не решил? Разве это всё не для блага самого же Ангела? — «Какое ты вообще имеешь право решать, что будет лучше для меня?» — прозвучало в голове. Аки вздрогнул. А ведь и правда, какое? Когда демон задал этот вопрос, он растерялся и, кажется, ответил, что беспокоится. Но разве это даёт ему право что-либо решать? — Постойте. — помотал головой Хаякава, как-бы пытаясь сбросить с себя эту мысль. — я же уже всё для себя решил. Неважно, возненавидит он меня или нет, я должен сделать всё для того, чтобы он был в безопасности. Разве сейчас не происходит именно это? Разве я не предвидел этого? Так почему же я теперь удивляюсь, я должен был быть готов! — он говорил вслух, потому что так собственные доводы казались ему убедительнее. Однако, как-бы разумно они не звучали, сердце по прежнему болезненно сжималось при мысли о том, что Ангел его возненавидит. Нет! Он ведь даже не возненавидел, он решил, будто всё, что было между ними являлось игрой, продуманным планом, будто Аки совсем ничего не чувствовал! Он сам не заметил, как по щеке скатилась слеза. Стоило дать волю одной, как за ней тут же последовали и другие. Они текли безостановочно, и Аки даже не пытался их остановить. Он чувствовал себя жалким и запутавшимся, он осознавал, что ни на что уже не влияет в своей жизни. На него вдруг нахлынуло осознание: абсолютно всё, что он делал с восемнадцати лет, он делал по указке Макимы-самы, а стоило ему хоть на секунду поверить в то, что он может построить своё счастье самостоятельно, как поводок на шее снова затянулся, напоминая о том, что у него есть хозяин. А хуже всего было то, что Хаякава понимал — он ничего и не изменит, он и в этот раз поступит так, как ему приказали. — Неужели же я, раз случился такой выбор, предпочту Макиму-саму Ангелу? — непонимающе прошептал он сам себе. — Нет, не так. Я ведь именно то и делаю, что выбираю Ангела, его безопасность, его счастье. Пусть он возненавидит меня после этого, но я не отступлюсь. Аки показалось даже на мгновение, будто он всё решил, будто смог альтруистично пожертвовать своим счастьем ради счастья любимого. Только что-то подсказывало ему, что люди, которые всё уже решили, не заходятся в истерике, захлёбываясь собственными же слезами. Но это, пожалуй, не важно. Не важно, как выглядит герой, когда он совершает героические поступки, не правда ли?