Переходя к практике

***

      День с уверенностью можно было назвать хорошим. На редкость для конца октября погода теплая и солнечная, могло даже показаться, что сейчас все еще сентябрь. Света яркого солнца хватало для того, чтобы осветить не только коридоры больницы, но и сердце студентки. По отделению Лиза идет расслабленно. Ее шаг размеренный, каждый следующий увереннее предыдущего. Румянцева чувствует себя в своей тарелке. Ей давно не было так хорошо. Она здоровается с каждым проходящим мимо сотрудником и приветливо улыбается пациентам. У девушки настолько хорошее настроение, что она готова им делиться с каждым. Создается впечатление, что ничего не сможет его испортить.       В больницу Лиза приехала совсем недавно, успела поймать в коридоре излишне суетливую Эмму, которая попросила студентку найти ее в каком-то кабинете через десять минуту и тут же пропала. Румянцева даже не успела ответить, но к сведению, конечно, приняла. Успела переодеться, поболтать с какой-то санитаркой и заметить, что те самые десять минут подошли к своему исходу.       Румянцева была глубоко заинтригована: обычно в таких местах они не встречались. Эмма любила бросить что-то вроде: «в смотровую!» и уйти, зная, что студентка поплетется за ней. Сегодня все было иначе. В отделении спокойно, отчего-то мало пациентов, что, конечно, слава богу. Видимо, от скуки Эмма придумала новое развлечение для студентки. Интересно какое? Лизе кажется, что ее заставят мыть полы. Девушка про себя улыбается: этого делать она не станет.       Наконец она доходит до нужной двери. Перед тем как зайти, решает еще раз удостовериться, что это тот самый кабинет, чтобы случайно никого не потревожить. Убедившись, что ошибки нет, Лиза вполне буднично дергает за ручку, дверь поддается и открывается, а после… Румянцева наблюдает неожиданное. На столе сидела уже знакомая ей медсестра Маша, память о которой до сих пор навеивает неприятные воспоминания. Рубашки на этот раз на ней не было, только кружевной бюстгальтер, одна лямка которого была спущена. Эмма же стояла рядом, вцепившись в стол, словно зверь, восседавший над своей добычей. Она проходилась поцелуями по чужой шее, по крайней мере до того момента пока Лиза их не потревожила. Кстати, о Лизе. Увиденное заставило обомлеть лишь на пару секунд, на третью девушка достаточно решительно закрыла дверь с наружной стороны и сделала пару шагов назад.       Что за херня?       Эмма из кабинета не вышла, более того, после того, как Румянцева закрыла дверь, послышался звук защелки. Ну, видимо, для того, чтобы больше девушек никто не побеспокоил. Кажется, их вообще ничего не смущало. Эмму уж точно. Маша, увидев Лизу, успела испугаться, а вот Ворон осталась непоколебимой.       Студентка чересчур глупо смотрит на дверь, которая, впрочем, ни в чем не виновата. Куда себя деть девушка не знает. Ей нужно стоять и ждать, пока ее наставница натрахается вдоволь со своей коллегой, чтобы приступить к своей непосредственной работе? Насколько это адекватно?       Осознав, что никто в ближайшее время выходить к ней не собирается, Лиза берет в руки телефон и набирает Алису. Чувствует, что немедленно умрет, если не расскажет сейчас все подруге. — Лиза? Что-то случилось? — Голос Куликовой был удивленный, потому что девушки созванивались крайне редко. Лучшим средством связи уже три года являлась переписка. Конечно, звонки тоже были, но по каким-то экстренным случаям, когда долго ждать ответа нельзя.       Но разве сейчас не такой? — Случилось… — Расстроенно начала девушка, заставив подругу напрячься. — Я приехала в больницу, увидела Эмму, ну, она сказала мне подойти в какой-то кабинет через десять минут и ушла. — А ты? — А я подошла. Открываю дверь и вижу, как она занимается сексом с медсестрой. — Охуеть.       Алиса была краткой, но своим высказыванием попала в точку. Вообще-то Лиза тоже была удивлена увиденным, но все-таки в большей мере ею овладела обида. Не зависть и желание оказаться на месте этой Маши, а именно обида. Ворон ничего ей никогда не обещала, но казалась предательницей. Да, ей незачем хранить верность Лизе, потому что студентке она ничего не должна, но можно было хотя бы прятаться…       И, если Румянцева осуждала Эмму за отсутствие скрытности, то Куликова сразу поняла, что к чему. — Она специально это все сделала, чтобы ты застала ее, — усмехается девушка. — Вроде взрослая девушка, а поступает как какой-то подросток! — Что? Зачем ей это? — Вопрошает Лиза. Помнится ей, что Эмме не очень-то нравится, когда за ней подглядывают. — Пытается вызвать тебя на ревность. — Меня? Да ну, ей нечем заняться что-ли? — Видимо нечем! — Пытается говорить убедительно Алиса, но все равно не вызывает у Румянцевой достаточно доверия. — Посуди сама: она назначила тебе встречу в определенном месте и точно знала, что ты туда придешь… А хочешь, проверь! Сделай то же самое! Ну, не в том смысле, что надо трахнуть медсестру посреди рабочего дня, нет. Просто заставь ее ревновать. — Как? — Ну… Не знаю, пофлиртуй с кем-нибудь перед ее носом. Если поведется, то я была права! Черт, Лизок, ко мне Андрюха пришел, давай потом договорим. — Ага… — рассеянно отвечает Лиза. Подруга покидает ее в самый ответственный момент. Легко сказать: пофлиртуй с кем-нибудь! Ничего, что Лиза в целом ни с кем не флиртовала и делать этого не умеет?       Сначала из кабинета вышла Маша, с каким-то нескрываемым осуждением посмотрела на студентку, а затем скрылась в коридоре, не забывая по пути поправить прическу. Эмма вышла только через пять минут, и все это время ее терпеливо ждала в коридоре Лиза. Она сразу решила, что будет ждать до победного и еще раз в этот трахадром не сунется, мало ли, за каким еще интересным занятием застанет врача.       Когда эмоции поутихли, Румянцева приняла еще одно решение: делать вид, что ничего не было. Даже если Алиса права, и Эмма действительно пыталась поиграться, заставив девушку ревновать, то такого удовольствия ей студентка доставлять не будет.       Лицо врача было хитрое, наверное, даже довольное. Никакого стеснения она не испытала, напротив, хвост распустила. На удивление, ситуацию никак комментировать не стала. Да, ждать извинений от нее было весьма самонадеянно, но вдруг она успела стать порядочным человеком? Лиза злилась на Эмму, потому что сочла поведение той некрасивым и ждала хотя бы намеки на сожаление, когда тех не получила — разозлилась еще больше и приняла решение принять предложение подруги. Осталось только… Подождать удобного случая, который, по воле судьбы, уже был тут как тут.       В отделение поступила молодая девушка двадцати четырех лет. В отличие от других пациентов выглядела очень ухоженно и красиво. Наверное, в первую очередь по тому, что экстренной не была и оказалась в отделении экстренной хирургии случайно, но это все было Лизе только на руку.       Сначала Эмма ее осматривала, задавала какие-то вопросы, на которые девушка очень вежливо отвечала, а затем встала и отошла, прочитать какие-то бумаги. Именно в этот момент Лиза решила действовать. Она подошла ближе к пациентке и с улыбкой произнесла: — У вас такие приятные духи.       Эмма чуть не выронила из рук историю болезни и удивленно посмотрела на студентку. Она уверена, что ей послышалось, потому что представить, что Румянцева в состоянии сделать комплимент незнакомой девушке сложно. Она же воплощение робости! — О, спасибо! — Тут же реагирует пациентка. — А у вас очень красивый цвет помады! — Благодарю, — широко улыбается студентка. — Елизавета, отнесите на пост карту, — вмешивается Ворон, не скрывая в голосе недовольства.       Румянцева поворачивается лицом к врачу, замечает, что та уже не так самодовольна, и очень этому радуется. Лиза старательно изображает любезность и произносит: — Обязательно отнесу, Эмма Викторовна, но чуть позже, я бы хотела сама ее прочитать.       Неповиновение заставляет разозлиться еще больше, но ругаться при пациенте Ворон себе никогда не позволяет. Терпеливо стискивает зубы и обещает, что Лиза за свои игры ответит. — Так вы тоже врач? — Она не врач, — стальным голосом произносит Эмма, скорее Румянцевой, а не пациентке, словно пытается напомнить девушке, чтобы та не забывалась. — Еще учитесь? — Да, на третьем курсе… Извините, а вы не могли бы… — Лиза набирает в легкие побольше кислорода, потому что собирается позволить себе неслыханную дерзость. — Дать мне ваш номер? Очень уж мне нравятся ваши духи, может, вы бы… — Да, конечно!       Эмма терпеливо ждет, когда девушки обменяются номерами. Гнева в ней столько, что сама удивляется, откуда нашлось место для самообладания. Иначе как объяснить, почему она еще не накричала на девчонку.       Пациентку очень скоро отпускают домой, и она благополучно уезжает. Эмма и Лиза наконец-то остаются одни. Ворон собирается этим воспользоваться и уже открывает рот, чтобы озвучить накопившееся, но именно в этот момент Румянцева понимает, что ей чего-то не хватает. Студентка абсолютно непринужденно обращается к врачу: — Она такая красивая, да?       Эмма даже забывает, что хотела сказать. Мало того, что Лиза позволила при ней пофлиртовать с какой-то девушкой, так еще и теперь с ней решила ее обсудить! — Я предпочитаю пациентов лечить, а не разглядывать, — сквозь зубы цедит врач. Они стояли на совсем небольшом расстоянии друг от друга, но Лиза сочла его безопасным. — Так забавно, что человек, который пренебрегает профессиональной этикой намекает на мой…непрофессионализм.       После слов Лизы следует пауза. Эмма не успела привыкнуть к подобному тону студентки, хотя в последнее время он проскальзывает все чаще. Воспользовавшись чужим замешательством, девушка продолжила: — Или дело в другом, Эмма Викторовна? — Уже тише говорит Лиза. — Может, вам просто не нравится, что я обращаю свое внимание не на вас?       На лицо Ворон возвращается привычная ей усмешка. Заметив это, Румянцева пугается. Она сразу чувствует, что победителем сегодня не выйдет. — Думаешь, ты мне симпатична? Закомплексованная девочка, которая ничего не добилась? Да ты себя в зеркало видела? Пустое место, не больше. Думаешь, я к тебе тогда полезла от большой симпатии? А, может, из жалости? А, может, потому что развлечься хотела? Девственность решила мне свою отдать? Не поверю, что нашла во мне достойную, наверное, просто больше некому было! Угадала?       Каждое слово по Лизе хлестало и перекрывало кислород. Эмма знала, где болело больше всего и ударила именно туда. Румянцева понимала, что врач далека от нравственности, но надеялась, что какая-то человечность в ней есть.       Ошиблась.       Студентка не заметила, как глаза сначала наполнились слезами, а потом те покатились по ее щекам. Она плакала бесшумно, практически не дыша. Кошки не просто скребли, они разрывали душу девушки в клочья. Кое-как нашлись силы сделать глубокий вдох и сказать: — Не угадали… Я действительно думала, что вы достойная.       Ответа Лиза не ждет, сил послушать что-то от врача еще — нет. Девушка разворачивается и убегает из смотровой. Как обычно — в складское помещение, которое, наверное, уже надо переименовать в комнату для слез.       Жалеть о небрежно брошенных словах Эмма начинает тут же, что ей абсолютно не свойственно. Она порывается пойти за девушкой и попытаться все исправить, но так не вовремя натыкается на постовую медсестру, которая вешает на врача очередного пациента. Ворон ругается, но от больного не отказывается, не в ее правилах. Да и не было поблизости того, кто смог бы взять на себя ее работу. Ухудшалось все тем, что пациенту требовалась операция длительностью трех часов. Вероятность, что студентка пошлет все, соберет свои вещи и тут же уедет из больницы, была очень большая, так что Эмма никуда не торопилась.       За окном успело стемнеть. И без того небольшое количество народа, кажется, уменьшилось еще больше. Зайдя в ординаторскую, обессиленная Эмма, села на диван, запрокинула голову и прикрыла глаза. — Устала?       Ворон тут же дергается и открывает глаза. Смотрит по сторонам и замечает сидящего за книгой Макара, которого от усталости не увидела сразу. — Устала… — А девочку свою где потеряла? — Она уехала, — со вздохом говорит врач, стараясь придать голосу равнодушный вид. По-честному, получилось не очень. — Без рюкзака?       Эмма с нескрываемым вопросом смотрит на Афанасьева, который кивком головы указывает на шкаф, рядом с которым, прямо на полу, одиноко стоял рюкзак. Несколько секунд анализа и до врача доходит простая истина — Лиза не уехала. Возможно, конечно, торопилась так, что забыла рюкзак, но за прошедшие часы можно было сто раз вернуться и забрать его.       Буквально подрываясь со своего места, девушка двигается к двери. Она заранее знает, где может найти Лизу, не знает только, почему та все еще здесь, но это ей только на руку. — Ты куда? — К девочке своей, — ухмыляется врач и покидает коридор.       Какое-то время Макар сидит озадаченно, затем пожимает плечами и переворачивает страницу. — Странные они какие-то, — скажет в пустоту.       В прачечной Лизы не было, и это заставило ее подумать, что та все-таки забыла рюкзак и возвращаться в больницу не решилась. Однако стоило открыть дверь складского помещения, как выяснилось, что Румянцева действительно не какая-то Маша-растеряша.       Сидела студентка в углу под окном, практически там же где в прошлый раз. Сидела прямо на полу, обняв собственные колени. Она не плакала, но судя по опухшему лицу и красным глазам занималась этим все прошедшее время. Было видно, что увидеть Эмму она не ожидала, кажется уже успела привыкнуть к одиночеству, но тем не менее никак реагировать не стала. Лизе хотелось демонстративно уйти, но сил кому-то что-то доказывать не было.       Эмма садится рядом с девушкой, чем ту не слабо удивляет. Разве врач похожа на тех, кто сидит на полу? — Прости.       Короткое слово, для многих уже давно потерявшее свою ценность. Люди готовы направо и налево кидаться «прости», абсолютно не меняясь. «Прости» — средство, которым всегда можно прикрыться, когда сделал что-то не то. Можно даже не делать вид, что тебе жаль, просто произнести извинение, словно тебе действительно не все равно. Лишь бы отстали, лишь бы забыли обиду и поехали дальше. И все это совершенно не об Эмме. Ворон не извинялась, как минимум, потому, что никогда не считала себя неправой. Перед ней — много раз, она — никогда. Ей было безразлично, когда кто-то на нее обижался. В самом деле, разве это ее проблема? Нет, исключения были, но совсем уж единичные и уже такие далекие, что сразу не вспомнишь. — Я на вас не злюсь, — осипшим голосом признается Лиза. — Зря. — Почему? — Потому что когда тебя обижают, Елизавета, нужно злиться. — Забавно, что этот совет даете мне именно вы.       В помещении повисла тишина. Лиза чувствует своим плечом плечо Эммы и борется с желанием положить на него голову, но знает — нельзя. Риск показаться жалкой в таком случае очень высок, а девушке только что намекнули о важности сохранения гордости. Так странно: недавно тебя втоптали в грязь, а сейчас ты больше всего на свете мечтаешь прикоснуться к своей обидчице. Уткнуться ей в шею, оставить на ней поцелуй, пусть неуверенный и скромный, но зато самый искренний. Хотелось любить, держать ее за руку, шептать откровения и лежать на ее коленях. Да много чего хотелось, больше всего, конечно, простой взаимности.       Но ее не было.       Лиза запрокидывает голову и больно ударяется затылком о стену. В глазах вновь появляются слезы, что странно, ведь казалось, их там уже совсем не осталось. Эмма чувствует чужую боль, потому что она врач. По крайней мере, так она объясняет это себе. Еще Ворон чувствует, в чем сейчас Румянцева нуждается больше всего, но этого она девушке не дает — не хочет давать ложную надежду, что является хорошим человеком.       Только сейчас врач понимает, почему именно ей дали Лизу. Вера Ивановна наивно предположила, что это сделает студентку сильнее, а Эмму стабильнее. Ничего не вышло. Ворон все еще разрушает все, что попадается ей под руку, а Лиза все еще не контролирует свои эмоции. И с этим, конечно, надо бы завязывать. — Не получается у нас что-то с тобой, — как-то грустно говорит Эмма. — И что делать? — Давай я поговорю с Верой Ивановной, и тебя передадут кому-нибудь другому. — Хорошо, — кивает Лиза, потому что это решение ей сейчас тоже кажется единственно верным. Не понадобилось даже секунды, чтобы обдумать. Круг вечных страданий нужно прекращать. — Тогда договорились.       Эмма поднимается, а затем помогает подняться Лизе. Отправляет ту домой, а сама следует к заведующей отделением. Коротко стучится и открывает кабинет, где ее приветствует уставшая женщина. Увидев подчиненную, она выпрямилась на кресле, словно боясь показать собственную утомленность. — Эмма? Твой виноватый вид заставляет меня испугаться.       Ворон улыбается. Улыбается натянуто, собирая остатки сил. В этом кабинете она бывала часто, но никогда не приходила сдаваться. Натворит что-нибудь и ждет, пока вызовут в кабинет, где она никогда не извинялась и где ей всегда все прощали. Ну, просто потому что это Эмма. И врач ведь привыкла к этому.       Девушка проходит вглубь кабинета и практически падает на стул. Еще несколько секунд молчит, понимая, что зашла раньше, чем успела сформулировать мысль. Вера Ивановна терпеливо молчит, она видит, что той нужно время. — Хочу Лизу передать кому-нибудь. Может, Дашке? — Эмма старается придать голосу равнодушный тон. Также старательно она игнорирует нескрываемое удивление Замятиной, взгляд которой то ли удивленный, то ли недовольный. — Ну, или Леониду? — Мне не послышалось? — Думаете, Макару лучше? — Прикидывается дурочкой врач. — Да можно, конечно, но он в последнее время страшно обленился… — Эмма, это непрофессионально. — Она не может работать со мной, я не могу работать с ней. Так будет лучше.       Вера Ивановна подпирает голову рукой и какое-то время молча рассматривает Эмму. Подобный финал она предвидела, но надеялась, что его удастся избежать. Замятина считала, что если ты взялся за какое-то дело, то обязательно должен довести его до конца. Не спихнуть на кого-то другого, а мужественно пройти этот путь, пусть он и сложный. Эмму она уважала всегда в первую очередь за то, что та никогда не перекидывала на других ответственность, а теперь ничем не отличается от остальных. — Ну, чем ей не нравишься ты, я понять могу… — Хриплым голосом произнесла начальница. — А она-то тебе чем не угодила?       Сказать правду Эмма не может. Возможно, потому что сама этой правды не знает. Она не знает, зачем сказала, что с Лизой работать не может. Может же. Просто… Так звучало убедительнее.       Пауза затянулась, а Ворон так и не придумала ни одного правдоподобного ответа, так что лучшим решением на ее взгляд была смена темы. — Передадите ее? — Эмма… — Вера Ивановна отрицательно мотает головой и откидывается на спинку кресла. — Ты же прекрасно знаешь, как я не люблю все эти…телодвижения! — Я не ради себя, а ради нее. — А ради нее вести себя нормально не можешь? — Ну, Верочка Ивановна, вы же знаете меня уже столько времени, я не могу по-другому. — В том то и дело, Эмма, что я прекрасно тебя знаю и я знаю, что по-другому ты можешь.

***

      В кофейне было шумно. Ника, а именно так звали ту самую пациентку, расслабленно сидела в кресле, листая меню. У Лизы в руках было точно такое же, но она, в отличие от ее сегодняшней спутницы, едва ли вчитывалась в название блюд. Это было ее первое свидание, от того ужасно волнительное. Румянцева чувствовала себя неловко, в ее голове было множество вопросов, которые никак не хотели решаться. Ну, например, Лиза считала нужным за Нику заплатить. Во-первых, именно Румянцева пригласила девушку в кафе, во-вторых, так она покажет себя с хорошей стороны. Однако было совсем не понятно, как подойти к этому неловкому моменту. Еще Лиза не знала, о чем поговорить, переписываться было куда проще. Ну, и что самое главное, она не могла понять, понимает ли Ника, что это свидание, или относится к их встрече как к какому-то милому, дружескому жесту?       Погрузившись в собственные размышления, студентка не заметила, как подошла официантка. Ника что-то уверенно протараторила, и только когда дошла очередь до Лизы, она вдруг очнулась. Тыкнула в какой-то первый попавшийся салат и попросила черный чай. Только потом прочитала, что салат идет с баклажанами, от которых Лизу буквально выворачивает. Однако ей совершенно несложно потерпеть, лишь бы все прошло гладко.       У девушек забирают меню, и теперь они могут уделять внимание друг другу, а не разглядыванию ярких картинок. Кажется, словно именно сейчас тот самый идеальный момент для разговора, но Лиза совершенно не знала, о чем говорить.       О Нике знала немного, но и не слишком мало. По образованию она социолог, долго не могла устроиться на работу, так как у нее совсем не было опыта, но пару месяцев назад нашла какую-то консалтинговую компанию, где платят по-серому, но зато с отметкой в трудовой. Живет одна в квартире, которую ей купили родители, которые, судя по всему, хорошо зарабатывают. Еще она единственный ребенок в семье и побывала в половине стран из возможных. Наверное, она видела много, и Лиза слабо представляет, чем сможет ее удивить. — Ну… Что расскажешь? — Подает голос Ника. — Я вот духи себе новые купила, вот, смотри!       Девушка достает из сумки коробочку с парфюмом и вертит в руках. Лиза одобрительно кивает, словно прекрасно знает, что это за аромат. — Это не те, которые были у тебя тогда в больнице? — Не, на мне вообще тогда духов не было.       Румянцева чувствует абсурдность ситуации. Она-то ведь тогда сделала комплимент именно по поводу аромата, как выяснилось, несуществующих духов. Конечно, она ничего не чувствовала, но это первое, что ей пришло в голову. Тогда нужно было говорить быстро, а не правду. — Но ты же сказала… — Ой, да ладно, я же сразу тогда поняла, что ты, ну это, подкатить ко мне хочешь. — Да? — Ага. — И…Что ты об этом думаешь? — Ну, как видишь я сейчас здесь с тобой.       Студентка с облегчением выдыхает. Значит, все-таки свидание, значит, все-таки Ника все понимает. Что странно, она совершенно не демонстрирует заинтересованность в Лизе, да и сложно у нее проследить любовь к женскому полу. Сколько они не обсуждали фильмы, Ника всегда делала акцент на актерах, а не на актрисах. Но, может, это нормально?       В целом, обед Румянцева оценит неплохо. Если не считать дурацкие баклажаны. Девушкам удалось хорошо поговорить, хотя, по большей части говорила Ника, а Лиза отвечала односложно, стараясь изобразить заинтересованность. Нет, ей правда было интересно послушать, как Ника каталась на верблюде, как ее отец арендовал яхту и как они всей семьей летали на вертолете, разглядывая небоскребы. Лиза чувствовала, что ее жизнь совершенно не насыщенная, и любая ее история даже примерно не будет такой же захватывающей, как истории этой девушки. Она боялась показаться скучной, но спасало то, что Нике нравится говорить о себе, и она не требовала от Румянцевой каких-то объемных рассказов.       Настаивать на том, что счет оплатит Лиза, ей не пришлось, потому что Ника эту новость приняла совершенно спокойно. Казалось, что она так и планировала. В любом случае, Лиза спокойно приложила карту к терминалу и оплатила их заказ. — Куда ты сейчас? — Я? В больницу, на практику. — Давай я подвезу тебя, — дружелюбно предлагает Ника. — Если тебе несложно. — Нет, что ты! — Отмахивается девушка.       Почему вообще Лиза решила закрутить эту авантюру с Никой, она не знает, но с каждой минутой все больше склоняется к тому, что это было правильное решение. Лизе хочется спокойствия и плавности, а Эмма — ураган. То ли дело Ника. Подход у них совершенно разный. Ворон, когда хотела подвезти, ставила перед фактом и не терпела возражений, а Ника вежливо спрашивает. Это очень понравилось Лизе, словно ее мнение действительно здесь важно. Конечно, был один минус… У Лизы совсем ничего не ёкало в груди, но ведь так и должно быть в здоровых отношениях?       Машина выглядела роскошно. Студентка в автомобилях не разбирается, но здесь и разбираться не нужно, чтобы прикинуть стоимость. Нет, девушка не была любительницей считать чужие деньги, просто все это ее немного поражало. — Давно водишь? — С 18 лет, как совершеннолетней стала, сразу за руль! — Улыбнулась девушка, а затем поправила зеркало заднего вида. — Круто… Сложно было права получить?       Ника рассмеялась, словно вопрос был очень глупым, и Румянцева даже почувствовала себя неловко на какое-то время. — Нет, ты что, папа все решил. — А, ясно.       Больше в машине они не разговаривали. Ника включила радио и подпевала песни, а Лиза пыталась понять, насколько правильно покупать себе права. В конце концов, ее сейчас везет в машине человек, который разбирается в вождении слабовато, и это может закончится для девушек плохо.       Когда они приехали, Румянцева собиралась попрощаться, но Ника настояла на том, что проводит девушку прямо до отделения. В целом, Лиза была не против, но первая мысль, которая ее посетила: «что если их увидит Эмма?». Нет, ничего криминального, конечно, Лиза не делала, но все равно было как-то некомфортно. Зачем Нике вдруг понадобилось подниматься вместе с ней, девушка не знала. Может, это просто обыкновенная забота?       Эмма их действительно увидела, но отреагировала невозмутимо. Сложилось впечатление, что ее кто-то предупредил заранее, что Лиза приедет не одна. Ворон коротко поздоровалась с обеими и ушла куда-то к посту, где стояла ее коллега Даша. — О, я помню ее, это же она тогда была с нами, ну, когда мне плохо было. — Ага. — Она кажется такой строгой, я бы не смогла с ней работать! Вот мой руководитель очень милый, я специально такого искала. — Зато она профессионал своего дела, — пожимает плечами Лиза, сама не зная, зачем сейчас оправдывает Эмму. — Ну и что? Все врачи профессионалы своего дела, все-таки с людьми работают, — хмыкает Ника. — Ну, возможно.       Лиза замечает, как Ворон о чем-то беседует со своей коллегой, но к сожалению, ничего не может понять. — Ладно, Ник, спасибо, что проводила и подвезла, но, я думаю, мне пора переодеваться. — Да не за что, котик, — Ника наклоняется и целует Лизу в щеку, а затем начинает с усилием тереть эту же щеку от следа помады. — Тогда, спишемся? — Да, давай.       Девушки расходятся, Лиза уходит в раздевалку, пребывая в странных чувствах. Поцелуй Ники показался ей неуместным. Но что тогда уместно? Трахаться непонятно с кем в туалете?       Эмма на девушек старалась не смотреть, она предпочла заполнять историю болезни своего пациента, а вот рядом стоящая Даша уши развесила. Конечно, она ничего не услышала, а по губам прочитать не удалось. Зато она прекрасно видела поцелуй, который, пусть и был в щеку, но точно не был дружеским. — Эммка, — отвлекает подругу врач, а затем пихает ее локтем в бок. — А? — А твоя эта студенточка нашла себе девчонку. — Ага.       Даша хмурится. Такой скромный ответ ее не впечатляет, тему ей хочется развить, и она предпринимает еще одну попытку: — Тебе все равно? — А должно быть нет? — Вопросом на вопрос отвечает врач, все еще не поднимая глаз с медицинской карты. — Ну, не знаю, тебе виднее… Мне кажется, ты вообще радоваться должна.       Эмма ставит жирную точку, захлопывает карту и бросает ручку. Бросает, кстати, слегка агрессивно, что не скрывается от окружающих, которые, впрочем, никак на это не реагируют. К выходкам Эммы привыкли давно.       Ворон отходит от поста, так и не ответив подруге, что Дашу вновь не устраивает. — Ты куда? — Я? В туалет. От радости боюсь описаться.       И Эмма уходит.