Переходя к практике

***

— Мне кажется, я ей не нужна. — И слава богу!       С Алисой Лиза помирилась быстро. Осознав собственную неправоту, Румянцева принесла извинения, признав, как некрасиво себя вела. Куликовой, в общем-то, этого хватило. А с кем не бывает? Девушке чем-то ударило по голове, она начала вести себя как последняя нервозная эгоистка, хотя, почему как последняя… Первая! Затем оказалась в полной жопе, поняла, что приносит боль не только близким, но и себе, и встала на путь истинный. Душераздирающая история, не правда ли?       На удачу Румянцевой, мужская часть компании сейчас отстаивала честь университета на баскетбольном матче, давая девушкам возможность посплетничать. Если честно, ни Андрей, ни Золотой не имели какого-то особенного высокого роста, а еще они были слабо похожи на любителей побегать с мячом в руках по полю, но что не сделаешь ради официального освобождения от пар.       Вообще-то было неважно чем сейчас занимаются парни, потому что у девушек досуг поинтереснее. Алиса с трудом верила, что ее подруга чуть не отдала свою девственность сомнительной девушке в сомнительной кабинке туалета сомнительного кафе. Лиза была из тех, кто возводит девственность в культ, водит вокруг нее хороводы и запрещает другим на нее посягать. Поведение вызывало вопросы, хотя его природа весьма очевидна. Да, диагноз неутешителен.       Лиза влюбилась.       Влюбиться в своего антагониста, куда уж банальнее. Тысячи романов пестрят такими историями, но не в одном из них нет инструкции о дальнейших действиях. Лиза искала. Зато девушка нашла пару лет назад подругу, которая всегда готова помочь. Только вот…не в этот раз. — Она должна была спросить у тебя разрешения!       Румянцева жестом просит говорить девушку тише, что немного глупо, ведь в столовой так шумно, что едва они сами слышат друг друга, что уж до остальных. — Я была не против. — И что? Откуда ей знать, она же не спрашивала. — Андрей тебя всегда спрашивает? — Это другое, мы в отношениях.       Лиза на секунду задумывается над словами подруги. Произошедшее не кажется актом насилия. Единственное, о чем жалеет — не удалось довести начатое до конца. Если бы Эмма потребовала согласия, то Лиза дала бы его без раздумий, но Эмма не потребовала. И без того ей было понятно, что девушка ее хочет. Осталось выяснить, как давно это поняла. — Просто понимаешь, Лиз, судя по твоим рассказам, единственный человек, в которого она влюблена это…она сама.       Когда розовые очки спали, Румянцева поняла, что она совсем не та, кто понравится Эмме. Врут физики, что противоположности притягиваются. Когда Лиза рассчитывает каждый свой шаг, про Эмму говорят «сначала сделает, а потом подумает». Лиза просит, а Ворон никогда не спрашивает. Лиза боится подойти ближе, а Эмма берет, не спрашивая. Кажется, что иногда сама сатана звонит Ворон, чтобы попросить совета. Вместе девушки не уживутся, можно даже не рассчитывать. Да и кто такая Лиза? Обычная студентка, которая никогда не выделялась из толпы. Не знает, что такое уверенность в себе и привыкла сливаться с окружающими. Пройдет мимо — даже не заметят. Одноразовое развлечение, такое же, как десятки других. В этой игре невозможно выиграть. Финал каждой девушки определен заранее и одинаковый до безобразия. Алиса считает, что в Эмме нужно как можно скорее разочароваться, а Лиза уже подсела на иглу. — Я думаю, она тоже умеет любить, просто почему-то намеренно ограждает себя от этого, — задумчиво произносит Румянцева. — Думаешь пару лет назад ее бросила девушка, с которой у нее был головокружительный роман, которой она посвящала стихи и пела на гитаре у подъезда, и это так сильно ее травмировало, что она решила больше никогда никого к себе не подпускать? — Алиса говорила с большой долей сарказма, не веря, что такую взрослую девушку действительно ранили обстоятельства. Куликовой кажется, что Эмма была единственным и долгожданным ребенком у пожилых родителей, которые планировали ее половину жизни, от того и воспитывали девушку в чрезмерной любви, внушая, какая она исключительная. Поведение врача не больше чем плохое воспитание, по крайней мере, в глазах Алисы. — Не знаю, — пожимает плечами Лиза, а затем смотрит на часы. — Тебе пора ехать? — Ага. — К ней? — К ней.       С того дня девушки не виделись. Эмма высыпалась после суток, а Лиза… Лиза просто ждала, когда Эмма выспится после суток. Студентка надеялась, что высыпаться та будет долго, потому что смелости на новую встречу найти не удалось. И все-таки врачу хватило всего двух дней.       Время подсказывает, что пора ехать в больницу. Лиза относит поднос с недоеденным обедом и прощается с подругой. Проходит по длинному коридору к гардеробу и забирает куртку.       Вообще-то на улице было очень красиво. Та самая золотая осень, о которой все любят рассказывать. Опавшие листья заполнили всю поверхность земли, создавая роскошный ковер. А Лизе хоть бы что! Ее не волнует природная красота, куда больше заботит, что сказать Эмме. Или сделать вид, что ничего не было? Ничего же и в правду не было? Или было? — Черт, — вырывается у девушки, пока она идет к автобусной остановке.       Назначила встречу сама Ворон и назначила она ее весьма заурядно — ограничилась короткой смской. Она не поздоровалась и не написала «приезжай». Содержание заключалось лишь в дне неделе и времени. Два слова и четыре цифры. Слишком просто даже для Эммы. Боится, что Лиза начнет искать намеки для взаимности? Румянцева усмехается: если она и искала их, то в кабинке туалета, а не в каком-то мессенджере.       По обыкновению Ворон играла в прятки и быстро находиться не планировала. Лиза не стала слоняться по отделению в надежде, что вот-вот наткнется на врача. Вместо этого зашла в ординаторскую, где Макар пил чай. Иногда Лизе казалось, что он вообще здесь не работает. Приезжает, одевает хирургический костюм и уходит отдыхать в ординаторскую. — Привет! — Излишне радостно встречает студентку врач. — Привет, а где Эмма Викторовна? — Опаздывает. — Опаздывает?       Лиза переспрашивает, потому что поверить в услышанное сложно. Врач неоднократно отмечала, как сильно злится опозданиям. Однако лицо Макара было абсолютно спокойное, глаза не бегали, а ресницы моргали не чаще обычного. Лиза была слаба в физиогномике, но ей и не нужно быть профессионалом, чтобы понять: Афанасьев не врет, ее величество Эмма действительно опаздывает. Наверное, объяснить явление несложно: опаздывать можно, но только самой Ворон.       Студентке не остается ничего, как сесть на диванчик в ожидании врача. Без Эммы она здесь как без рук. — Странно, что она опаздывает, — вырывается мысли вслух у девушки. — Может, опять гаишники остановили? Эмма любительница нарушать правила и это, я сейчас, не о пдд.       Лиза пожимает плечами, ей-то тем более неизвестно, почему Ворон решила сегодня на смену опоздать. Ничего не остается, только сидеть и ждать. Из возможных развлечений — беседа с Макаром, но о чем с ним говорить в голову не приходит. С Афанасьевым была одна общая тема для разговора, но ее они уже сегодня обсудили. — А кто вместо Эммы Викторовны? — В каком смысле? — Переспрашивает Макар. — Ну, Эмма Викторовна же опаздывает, значит кто-то сейчас задерживается на смене? — А, ты про это. Дарья, наверняка. Они же подруги. — Ого, у нее есть подруги.       Лиза готова поклясться, что ее последнее предложение вырвалось наружу совершенно случайно. Девушка точно не хотела обсуждать Ворон при ее бывшем ординаторе. Наверное, это очень некрасиво. Однако услышанное настолько изумило девушку, что она не сдержалась. — И не только подруги, — многозначительно произносит Макар. Теперь уже молодой человек жалеет о сказанном. Есть такие мысли, которые должны всегда оставаться мыслями. Сегодня что-то пошло не так. Причем у обоих.       Обсуждать, как Эмма перетрахала половину отделения Лизе не хотелось. Подвиги девушки, которая ей симпатизирует, Румянцеву расстраивают. Инфантильность врача наталкивает на мысль, что Лиза тоже не более, чем кукла для самоудовлетворения. Хотелось верить во что-то другое. Ну, например, что Лиза особенная, способная прервать эту цепочку.       Спустя пару минут рассуждений студентка поймет самонадеянность и глупость мыслей. Даже беззвучно посмеется. Ну, какая особенная? Была бы особенная, Эмма не полезла бы к ней в каком-то туалете. — И все-таки я не понимаю, почему ей все это прощают. — Ты, главное, к ней с этими вопросами не лезь. — Почему? — Удивляется Лиза. — Ну, знаешь, я как-то отшутился по поводу ее…бурной жизни, и ей это очень не понравилось. Прям очень не понравилось. Так что не лезь. Тем более, у вас с ней совсем другие отношения. — Какие другие? — Щурится Румянцева. Слова Макара вдруг заставили ее испугаться. Неужели он что-то замечает? — Не знаю, со мной она так не церемонилась. Мы вели себя как два подростка: вечно играли в игру, кто кого переязвит. Ей нравятся такие… Острые на язык. Будь я девушкой, она бы… Черт, забудь.       Макар обрывает откровения, испугавшись, что взболтнул что-то лишнее. Он уверен, что Лиза, может, и догадывается о предпочтениях Эммы, но наверняка точно не знает! Афанасьеву в голову не может прийти мысль, что эта тихоня целовалась с Эммой.       Когда Ворон заходила, дверь всегда распахивалась. Складывалось впечатление, словно все в этой больнице кричало каждый раз, когда она пересекала порог. Можно было не искать Эмму в числе заходящих блондинок, потому что ее появление нельзя было не заметить или с кем-то перепутать. Вот и сейчас, подобна богине мести, она залетает в ординаторскую, резким движением сбрасывая с себя пальто. — Макар, а чего расселся? — Недовольно спрашивает врач вместо приветствия. — У тебя там девчонка с инородным предметом. — Девчонка? Надеюсь, симпатичная? — Довольно улыбается Макар, направляясь к выходу. — А то! — И сколько ей лет? — Ей? — Эмма улыбается, прежде чем скинуть с себя сапоги. — Семьдесят восемь. — Тьфу на тебя!       Макар уходит, а Лиза остается неподвижной. Она внимательно наблюдает за Эммой, которая, запыхаясь, переодевается. Врач, видимо, настолько торопилась, что даже не дошла до раздевалки. Это заставило Румянцеву понадеяться, что она увидит пару подробностей тела Эммы, но та, помнится, не была сторонницей эксгибиционизма, так что спряталась за ширмой. Таким образом Лиза была лишена возможности увидеть чужую талию и подтвердить свою теорию о том, что та тонкая и изящная. — Пойдем, у нас тоже есть дела.       Разочарование. Именно это чувство посещает студентку, как только они подходят к смотровой. И далеко не для того, чтобы обсудить произошедшее, а для того, чтобы осмотреть пациента. Лиза готова всплеснуть руками и устроить скандал. Неужели Эмма будет делать вид, что ничего не произошло?       В смотровой молодой парень, рядом с которым крепкий мужчина постарше, как потом удается выяснить — его отец. По симптомам все очень похоже на гастрит, но странного характера сыпь сбивает с толку не только Лизу, но и Эмму. Румянцева впервые видит, как злится на себя врач из-за отсутствия догадок. — Может, Коксаки? — Ты когда молчишь, умнее кажешься, — язвит Эмма, явно недовольная предложенным диагнозом. — Я хотя бы что-то предлагаю!       Через какое-то время ребус удается решить с помощью работников лаборатории. У парня нашли вирус иммунодефицита человека, который никак не связан с гастритом.       Эмма реагирует на результаты странно, усмехается и вручает бумаги Лизе, ту это слегка напрягло. И как выяснилось позже — не зря. — Ты и сообщишь нашему мальчику радостную весть. — Я? — Заикаясь, спрашивает Лиза. — Ага! — Эмма Викторовна, пожалуйста, я… — Ну-ну, милая, не стоит тянуть время.       Лиза очень надеялась, что это очередная не смешная шутка врача, но, кажется, Ворон не шутила, хоть и периодически на ее лице появлялся намек на улыбку. Нет, она смеялась не над диагнозом больного, до него ей было все равно. Отчего-то Эмму страшно веселила робость девушки, которая от страха начала заикаться еще до того, как они вернулись в смотровую. — Где вас столько носит! Что с моим сыном?! — Очень уж громко спрашивает мужчина.       Спустя полминуты тишины, во время которой Лиза выяснила, что Эмма не шутит и рассказывать все придется самой, девушка сделала глубокий вдох, а затем начала повествование про гастрит. Решила начать с более хорошей новости, так сказать, начать за здравие, а закончить за упокой. — Но это еще не все… — Уже тише говорит девушка, а затем смотрит на врача. Смотрит умоляюще, словно ледяное сердце Эммы в самом деле способно растаять. Тем не менее, Ворон больше камень, чем лед, и она совсем не тает. Это быстро доходит до Лизы, и в комнате рождается еле слышный разочарованный стон. — Анализ крови показал, что у вас…вич. — Вич? — Хмурится отец. — Не может быть, им же болеют только торчки и педики.       И ваш сын. — Возможно, был половой контакт с мужчиной и… — А ну повтори, что сказала.       У папаши раздуваются ноздри, он в секунду краснеет и стремительно двигается на Лизу. У любого нормального человека должен включиться в этот момент инстинкт самосохранения, чтобы, как минимум, отойти от опасности. Лиза же — случай особенный. Привыкшая жить по инструкции не видит ничего такого в том, чтобы произнесенные ею слова повторить. — У вашего сына мог быть половой контакт с мужчиной.       Увесистая и звонкая. Именно такая пощечина обрушилась на Лизу. Девушка даже не смогла устоять на ногах. Пошатнулась, готовая упасть, но вовремя была схвачена крепкими руками.       Руками Эммы.       Ворон кричит. Кричит на мужчину так, что он остолбенел, на секунду забывая, что только что произошло. Потом ему напомнила охрана, выводя безумца из смотровой.       А Лиза ничего не слышит. В ее ушах противный звон, который никак не может уняться. Она держится за щеку, словно это как-то может снять боль, а затем чувствует, как ее тоже уводят, но совсем недалеко — в соседнюю смотровую.       Эмма усаживает девушку на кушетку и осторожно осматривает студентку. Приятные касания остаются на щеке Лизы, и ей начинает казаться, что чужие холодные руки сейчас обжигают куда сильнее пощечины. Происходящее Румянцева находит настолько приятным, что, если бы можно было вернуться в прошлое, студентка все равно вывела мужчину на грубость. — Когда в следующий раз захочешь поиграть с огнем, сделай шаг назад, — советует старшая, прикладывая к больной щеке что-то холодное. — Спасибо, Эмма. — Я разве разрешала переходить на «ты»?       Вопрос рождает в комнате тишину. Лиза сама не заметила, как обратилась к врачу без отчества, но ничего такого она в этом не нашла. Людей сближают разные обстоятельства. Кому-то достаточно откровенного диалога, кому-то молча поплакать в плечо. Для Лизы близость — позволить чужим рукам коснуться там, где прежде никто не касался. Для Эммы, кажется, что-то другое. И это злит!       Чужая девственность врача не умилила. Она не задумывалась над тем, что раз никто раньше там не побывал, значит ей доверено что-то особенное. Внезапная решительность студентки для Эммы не больше, чем пустой звук. Она даже не нашла в этом тем для обсуждения. Лиза же совсем другая. И пользуясь, хоть и неудачной, но вполне себе возможностью, пускает в ход кулаки. — Но мы нарушили субординацию! — Решительно вскакивает девушка. — Предлагаешь от тебя отказаться? Это хорошая идея, — на удивление Лизы Эмма не стала делать вид, будто ничего не было. Только толку от этого, к сожалению, было не много. — Нет! Я хочу, чтобы именно вы меня обучали. — Поэтому ты жаловалась на меня Вере Ивановне? — Я… — Лиза на мгновение теряет дар речи. Она не была готова к подобному вопросу. Хотелось соврать, что заведующей она ничего не докладывала, но Эмма ведь не поверит. — Это было давно, тогда вы произвели не самое лучшее впечатление.       Ворон закатывает глаза и подходит к студентке. Да так близко, что чувствует чужое дыхание на себе. — Стоило залезть тебе в трусики, как я сразу стала хорошей? Какая прелесть.       Лиза смущается. И делает пару шагов назад. — Дело не в этом, — расстроено бурчит девушка себе под нос. Ей было неловко и грустно одновременно, очень хотелось убежать из смотровой и никогда не возвращаться, а еще больше остаться сейчас с Эммой. — Мне плевать, в чем у тебя там дело… Пакет к щеке прижми нормально.       Конечно, Эмме плевать. Это не обижает только потому, что и так было понятно. Просто Лиза до последнего надеялась на чудо. Расстройство сменяется на обиду. И Лиза, неожиданно для самой себя, нарушает данную ей Макаром заповедь. Да, голос Румянцевой тихий.       Но разве это повод молчать? — А вам нормально вообще? — Нормально, — только и отвечает Ворон. Она быстро смекнула, что разговор ожидается из малоприятных, а такие ей нравятся не особо. В попытках его избежать не задает Лизе уточняющих вопросов, на которые та так рассчитывала. Однако Румянцева сейчас заведена не слабо и останавливаться не планирует, хоть и была в некотором разочаровании от ответа врача. — Не надоело трахать всех подряд? — Переживаешь, что тебя не трахнула?       Парирует Эмма легко. С закрытыми глазами, абсолютно при этом не напрягаясь. Лиза еще не успевает до конца произнести предложение, а Ворон уже приготовила для нее ответ. Студентка пытается пользоваться тем, что затронутая ею тема для Эммы больная, но почему-то врачу совсем не больно. По крайней мере, она очень умело делает вид. — Поверьте, это меньшая из моих потерь, — говорит Лиза, не прерывая зрительного контакта. Она делает несколько шагов вперед, снова приближаясь к Эмме. — Ты поэтому текла как последняя сучка? — В самые губы шепчет старшая. — Эмма Викторовна! — Слышится голос откуда-то сбоку. Вошедшая в смотровую медсестра увиденному очень удивилась и слегка остолбенела. Вряд ли ей удалось услышать, о чем здесь говорили девушки, но они были так близко друг другу, что и без того вызывали вопросы. Складывалось ощущение, что еще немного и Эмма поцелует Лизу, или наоборот. — Эм… Вы же помните, что у вас сейчас плановая операция? — Помню, сейчас приду, — бросает Ворон, прежде чем отойти от Лизы и взглянуть на часы. Про операцию она, конечно не помнила. — Я в операционную. — Я с вами. — Нет. — Да!       Время играло не в пользу врача. Из-за того, что она заболталась с Лизой, теперь нет лишних минут для того, чтобы с ней поспорить. Ей очень не хотелось выходить из ситуации проигравшей и допускать студентку в операционную. Но ругаться и выгонять Лизу не было возможности. Оставалось только злиться и гневно переглядываться с ней в зеркале, когда они мыли руки.       Конечно, Румянцевой трогать ничего не дали. Попросили отойти подальше и тихо наблюдать за ходом операции. Лиза не наблюдала. Все, что делала — молча ликовала от своей маленькой победы. Одна мысль, что она переиграла Эмму, приводила в восторг.       Эмма же напротив — психовала. Второй хирург даже поинтересовался, все ли с той нормально. Конечно, Ворон и до этого не отличалась плавностью движений, но осторожности никогда не была лишена. Обычное удаление кисты затянулось, потому что пара небрежных движений привели к внезапному кровотечению. Конец у истории хороший, операция прошла успешно, все живы и здоровы. Только вот Эмма довольна собой не была. Ошибаться она не любила, от того делала это редко. И каждый раз выводил ее из себя еще больше предыдущего. Всем было ясно, что в такие моменты к Эмме подходить не нужно, а уж тем более тыкать ее в ошибку. Всем.       Кроме Лизы.       На самом деле, Румянцевой тоже было все понятно, но шило в жопе уже не унять. Она разыгралась не на шутку, поэтому, когда они вышли из операционной, Лиза догнала врача в коридоре и, сделав предварительно жалобное лицо, спросила: — Руки затряслись, да?       Эмма опешила. Она даже остановилась и обернулась, чтобы посмотреть наглой девице в глаза. А глаза у Лизы были с нездоровым блеском, в полном смысле этого слова — нахальные. Кто бы мог подумать, что девчонка, которая еще в первые дни была готова скакать вокруг врача и боялась лишний раз пикнуть, будет провоцировать ее на ярость? — Что ты сказала?       На секунду возникает чувство дежавю. Вспоминается свирепый мужчина, который зарядил сегодня девушке по щеке. Кажется, пора подставлять вторую только уже для Эммы, потому что останавливаться Румянцева не собиралась. Конечно, ей было страшно, но страху поддаваться она не стала. — Да ладно, я же все понимаю. В конце концов, не каждому дано проводить безупречные операции. — Ты коня-то придержи. Давно борзая такая стала? — Эмма!       Чувство дежавю не отпускает. А, может, Лиза еще для чего-то нужна этой планете, и ее ангел-хранитель уже второй раз подсылает кого-то на помощь. В этот раз этим кем-то оказалась Дарья Егоровна — еще один хирург и по совместительству человек, который знает Эмму лучше остальных. Дарья была немного старше, замужней девушкой и мамой прекрасной дочери. Многие гадали, что общего имели эти две девушки. А девушки просто когда-то давно случайно нашли друг друга и больше никогда не отпускали. — Даша? Ты что тут до сих пор делаешь? — Тон врача становится спокойнее, она даже на секунду забыла про язвительную студентку, забыла бы на подольше, но та то и делает, что неприятно маячит перед глазами. — Бумажки заполняла, что еще я могу делать? Нас через пять минут собирают на летучку.       Время двигалось уже к позднему, и Лиза смекнула, что ей пора домой, тем более, что у врачей сейчас дела поинтереснее и ею никто заниматься не станет. На ее лице появилась натянутая улыбка, и она излишне слащаво произнесла: — Я тогда поеду. До свидания, Эмма Викторовна, — Румянцева интонацией выделила отчество врача и поспешила уйти.       Произведенный концерт без внимания не остался, Уласова как-то странно покосилась на студентку, а затем на свою подругу, жаждая объяснений, но их ей никто давать не собирался. — А по какому поводу летучка? — Спрашивает врач, старательно изображая заинтересованность. Дарье сложно вспомнить хотя бы один раз, когда Эмма задавала этот вопрос. Обычно она проклинала собрания и смиренно на них шла, а сейчас… Сейчас она явно пытается переключить внимание подруги. — А это что сейчас было, Эмм? — Ты о чем?       Ворон отворачивается и идет в сторону ординаторской, пытаясь уйти от вопроса всеми возможными способами, но Уласова быстро догоняет. — Эта студентка, она…как-то странно с тобой себя вела? — Разве? Тебе показалось. — Да стой ты! — Дарья хватает врача за локоть и действительно ее останавливает. — Что с тобой? Ты тоже какая-то странная! — Даш, ты сутки без сна, у тебя уже крыша едет! Отстань от меня, мы сейчас опоздаем, и Замятина разгневается.       Однако Даша убеждена, что крыша у нее не едет. Работает сутками уже десять лет, привыкла давно. Она такая же как и всегда, а вот Эмма… Эмма другая. Нет привычного равнодушия, глаза бегают, словно тема неудобная, хотя, все знают, что неудобных тем у девушек практически нет.       Ворон дергает руку, пытаясь освободиться от захвата, но у нее не выходит — Дарья держит крепко. Все вглядывается в глаза подруги, надеясь в них что-то прочитать. — Да что ты от меня хочешь? — Уставшим голосом спрашивает Ворон. — Эмма, она младше тебя лет на десять! — На девять. — Так ты спала с ней? — Обязательно так кричать? — Возмущается Эмма, а затем наконец вырывается из захвата. — Не спала я с ней. Я брезгаю девственницами. — И откуда ты знаешь, что она девственница?       Девушка глубоко вздыхает. Да мало ли откуда она знает, что Лиза девственница. Может, та поделилась с ней. Ну, знаете, как бывает: «Приятно познакомиться, а я Лиза, а еще я девственница». Хотя, ладно, так не бывает. — Даш, пожалуйста, мы опаздываем. — Ладно, — сдается подруга. — Но после летучки ты мне все расскажешь! — Да рассказывать нечего!

***

      Пальцы переворачивали пожелтевшие страницы старого учебника, которому осталось совсем недолго. Корешок обклеен скотчем, а книжка все равно норовит развалиться.       Лиза честно пыталась сосредоточиться, и все равно то и дело перечитывала одно и то же. То звук вскипевшего чайника, то грохот от мусорной машины за окном, то громкая ругань мамы, ведь Петя получил очередную двойку по географии. Все отвлекало девушку. Ей начало казаться, что она просто потеряла способность к концентрации. В ее семье ведь и раньше пили чай, мусор исправно вывозят каждый день, а Петя никогда не был усердным учеником. И все-таки что-то было не так. Что-то серьезно засело в голове, отвлекая от подготовки к письменному опросу по патологической анатомии.       Кто-то.       Учебник небрежно захлопывается. Теперь понятно, как он пришел в такой непотребный вид: старые владельцы, видимо, тоже страдали от неразделенной любви и вымещали свою агрессию на бедной книге. Едва ли это правильно. — Лизавета! Сколько еще немытой посуде находиться в раковине? Скоро обед!       Девушка уверена, что ее братья даже не знают о том, что посуду нужно мыть, и она не испаряется магическим образом из раковины. Все, что от них требовалось — содержать свою комнату в чистоте, но даже с этим они не справлялись. На Лизе же была половина домашних дел, они делили их с мамой. И только мытье посуды — исключительная прерогатива девушки. Это занятие ее мама страшно не любила и успешно делегировала на дочь, как только ей исполнилось десять.       Только что легла на кровать, а уже приходится вставать. Неторопливым шагом девушка достигает кухни, берет в руки губку и уже собирается приступить к нелюбимому занятию, как вдруг…на ее телефон приходит уведомление. Лиза достает из кармана мобильное устройство и с особым энтузиазмом его включает, надеясь, что это сообщение от той, что помешала выучить патан.       Реклама. Надоедливая и неприятная. Такая, которая периодически появляется, и которую никогда не ждешь. Разочарованная, Лиза кладет телефон у раковины, не боясь залить его водой. К чему ей мобильник, если туда не пишет тот, кто должен? А почему бы…       Девушка вновь берет в руки устройство, заходит в мессенджер и находит нужный контакт. Говорят, она любит решительных. Что же, тогда придется проявить инициативу.       Лиза 11:42: Здравствуйте! Когда вам было бы удобно, чтобы я приехала?       Довольная собой девушка наконец приступает к мытью посуды. Она то и дело, что поглядывает на телефон, который предательски отказывается загораться. Румянцева успела перемыть всю посуду, прежде чем ее собеседница удосужилась напечатать ответ.       Из-за присутствия большого количества гордости девушке не хотелось тут же появляться в сети и читать сообщение, но дурацкое любопытство…       Эмма 12:19: Не льсти себе, твой приезд никогда не будет удобен для меня.       Девушка улыбается. Меньшего она не ждала.       Лиза 12:20: Хорошо, тогда когда мне приехать?       Ответ прилетает мгновенный. Уже не такой развернутый, но от этого не менее сатирический.       Эмма 12:20: Никогда.       Румянцева закатывает глаза. С начала практики прошло три недели, ну никак не полгода. Завершить ее досрочно не в силах врача, поэтому девушка серьезно к ответу не относится. Ей становится очевидно, что та не спешит идти на контакт, но разве эта проблема Лизы? По крайней мере, теперь точно нет.       Лиза 12:22: Тогда я приеду на вашу смену во вторник.       Ворон ничего отвечать не стала, хотя прочитала сообщение тут же. Очевидно, положение вещей ее не устраивало. Это она должна устанавливать правила, а не Румянцева. И если честно, студентка бы обязательно дала инициативу в руки врача и не лезла, но что поделать, если Эмма не берет?       Какое-то время девушка надеялась, что Ворон ответит, просто чуть позже. Все-таки Лиза писала ей в воскресенье, наверное, это даже неприлично. Хотя, когда Эмму волновали нормы приличия, все уроки нравственности, которые ей когда-то пытались дать, она прогуляла.       В любом случае, игнорирование Эммы очень расстраивало Лизу. Она не знала, в данном случае молчание — знак согласия или знак того, что Румянцевой будет больно и грустно? Лиза даже решилась рассказать все на следующий день Алисе, но та сосредоточилась на других деталях истории. — Лизок, ты красотка. Так с ней и надо!       Они сидели на самом последнем ряду и вполне себе могли позволить разговоры. Ради этого пришли раньше всех и смогли занять самые приятные места. На лекциях обычно все хотят поспать, поэтому первые ряды занимаются последними. Студенты студентами, а спать прямо под носом лектора нехорошо. — Ты мне лучше скажи, мне завтра приезжать? — Приезжай, конечно, — восклицает Алиса то ли от радости за разложенный пасьянс, то ли для придания подруге большей решимости. — Ты вообще с ней поменьше церемонься. — Ей такое нравится, — уже тише произносит девушка. — Это как? — Мне ее коллега рассказал, что ей нравятся всякие дерзкие и…черт, как же он сказал… А! Острые на язык!       Алиса подозрительно косится на подругу и откладывает свой пасьянс. Эмма и до этого ей казалась странной, но теперь слова Лизы кажутся совсем уж абсурдными. Ворон нравится, когда ей грубят, поэтому сама всем грубит? Как это работает? — Стой! — Вдруг доходит до Алисы. — Так ты поэтому ей все это наговорила? Потому что понравиться хотела?       Такие цели Румянцева тоже преследовала, будем честны, но сопротивлялась Эмме в большей степени потому, что нашла в этом крайнюю степень удовольствия. Она поняла правила игры и свою противницу начала выигрывать. Кому не понравится? — Я дура, Лисси? — Да нет, ты просто влюбилась в дуру, это похуже. — И что теперь делать? — Голос жалобный, а глаза смотрят с нескрываемой мольбой. Азарта Лизы не хватит, чтобы справиться со всеми чувствами, которые на нее навалились тяжким грузом. Ей нужна поддержка подруги. — Ну, вариант забыть ее как страшный сон и найти себе кого-то подходящего тебя не устраивает?       Не думая, девушка тут же отрицательно мотает головой. Предложенный вариант не просто не устраивал, он навеивал панику. Еще несколько дней назад можно было что-то сделать, сейчас уже поздно. Реакция запущена. И либо она уничтожит все живое вокруг, либо создаст что-то новое. Правда вот, шанс на успех слишком мал. Науке пока неизвестны подобные реакции с хорошим концом. — Тогда надо что-то придумать.       На лице Алисы хитрый прищур, появляющийся каждый раз, когда девушка придумывает что-то коварное. Обычно это не к добру, но сейчас Лизу это не волнует. — И что же? — Спрашивает девушка, не дожидаясь, пока Куликова произнесет вслух задуманное.       Кажется, Румянцева впервые так сильно сосредоточена не на паре, а на посторонних разговорах. Эмма определенно плохо на нее влияет. — Ты свой ход сделала, так что теперь подождем ее.       Лиза неуверенно кивает головой. Ей кажется, что Эмма своего хода не сделает. Впрочем, зря так думает — Ворон в подобных играх виртуоз.