Переходя к практике

***

      Торс молодого человека был оголен, а рубашка валялась на диване, ровно там, куда ее бросили пару минут назад. Макар весьма последовательно сгибал и разгибал руки, выполняя подтягивания, пока Лиза молча наблюдала за этим, сидя на диванчике в ординаторской. Наблюдала, надо сказать, больше от скуки, а не из-за какого-то интереса. Афанасьев, конечно, считал иначе. Он же специально снял рубашку, желая студентку впечатлить. Парень, конечно, вряд ли догадывается, что, пусть и накаченные, но мужские тела Румянцеву не очаровывают. Единственное, что вызывало интерес — нахождение турника в отделении, но какая разница, как именно предпочитают отдыхать врачи. — Зря ты приехала, — вдруг произносит Макар, заканчивая делать очередной подход. — Почему?       Лиза всегда появлялась в отделении без предупреждения, а Ворон никогда ее не ждала. Студентка просто искала смены Эммы в расписании, чтобы приехать к нужному времени. Они не подбирали удачного момента и не подходили к этому организованно. Наверное, потому что удачного момента для их встреч не существует. Просто в какой-то момент на горизонте появлялась Лиза, а Эмма смирялась. — Она на вскрытии сейчас… Наверняка, злая вернется!       Макар ходил по комнате, тряся руками. Он пытался снять мышечное напряжение, чтобы совершить еще один подход на турнике. Шаги его были тяжелыми, но не тяжелее того груза, который скопился на душе девушки. Лиза следит за фигурой молодого человека, но быстро приходит к выводу, что его безостановочное мелькание вызывает раздражение.       Лиза отводит взгляд. — На вскрытии? — Да, — кивает Макар. — У нее пациент умер. Проверяют причину смерти. — А почему злая вернется? — Ну как же? — Макар театрально удивляется, словно более очевидного вопроса, чем только что озвученный, он представить себе не может. — Просто, понимаешь, Эмма никогда не ошибается. Ей нельзя. И указывать на ее ошибки тоже никому нельзя, потому что быть их у нее не может… — Но все ошибаются! — Перебивает Лиза. — Да понятное дело, только Эммка не в курсе. Не важно, в общем. Важно то, что сегодня ночью умер дед. Есть вероятность, что произошло это из-за того, что Эмма ошиблась в постановке диагноза. Бояться нечего: дед этот был человеком одиноким, так что судиться с ней никто не станет. Только вот это меньшее, что ее волнует. — Боится, что ошиблась? — Ага, — подтверждает Макар, а затем вновь повисает на турнике. — Сейчас узнает…что не так поставила…диагноз. И все… Будет рвать и метать.       Румянцева наблюдала, как молодой человек вновь выполняет физические упражнения, демонстрируя накаченные руки и пресс. И все-таки кубики на чужом животе не смогли поселиться в ее мыслях. Лиза начала всерьез задумываться над тем, чтобы уйти домой пока не поздно. Ну, просто потому что становится в очередной раз жертвой чьих-то истерических нападок она не собиралась. Другое дело, что увидеть побежденную Эмму хотелось страшно. Поникшую, признавшую собственную неправоту.       Слабую.       Такой, какой всегда является для нее Лиза.       Впрочем, можно было и не размышлять над тем, чтобы остаться или уехать. Еще минута и дверь шумно распахивается, в ординаторскую заходит главная героиня последних сплетен, на лице которой не видно даже одного маленького намека на сокрушительный провал. Однако самодовольства тоже разглядеть не удалось, это заставило Лизу задуматься: каковы результаты вскрытия? На чьей стороне все-таки правда? — Макар, оденься.       Врач как-то нелепо отшучивается, но хирургическую рубашку надевает обратно. Лиза внимательно наблюдает за парнем, надеясь, что тот ей подскажет результат вскрытия, который сейчас очень уж волновал студентку: знать, что Эмма тоже человек и ошибается хотелось безумно. К сожалению девушки, Макар не отставал от Ворон в своей бесстрастности. Ответ на свой лоб не вывел, и девушка сдалась. — А ты чего сидишь? — Обращается уже к Лизе врач. — Жду в смотровой.       Эмма уходит, и в воздухе снова витает спокойствие. Румянцева поражается, как присутствие одного человека способно повлиять на окружающую обстановку. Эмма ведь никогда не приходила одна, с ней всегда были напряжение и тревога. У обычных людей на правом плече сидит ангел, а на левом демон. У Ворон же на обоих покоилась нечисть, которая подсказывала, как лучше высосать из людей радость и жизненные силы. Вот и сейчас: пришла, поплевала всем в душу и ушла. Ничего необычного и нового в ее поведении не было. — Видимо, все-таки ошиблась. — Да нет… — Задумчиво говорит Макар, держа в руках бумаги, которые только что принесла его коллега. — Не ошиблась. — Тогда, почему такая злая? — С интересом спрашивает Лиза. — Злая? Да вроде в обычном настроении она.       Румянцева фыркает. Как же она могла забыть, что оскорбительное поведение ее наставницы — совершенно обычное настроение! — А вот если ты не поторопишься, она станет злой.       Лиза больше не боится злости Эммы. Она знала, что всегда будет недостаточно хороша для нее. Если не поторопится, то нарвется на гнев, поторопится…да будет то же самое! К тому же, у студентки уже давно пропала мотивация стараться и что-то делать. А вот Макар казался интересным собеседником, и девушка не хотела его покидать.       Они еще поговорили какое-то время. Макар с удовольствием рассказывал, что проходил ординатуру под руководством Эммы и прекрасно понимает, что чувствует Лиза. Он также рассказывал и о больнице, о других врачах, но каждый вопрос студентки так или иначе возвращал их разговор к ее наставнице. Все это время Румянцева пыталась понять, что делает не так, почему каждый раз подвергается упрекам. Оказывается, поведение Эммы никак не зависит от Лизы. Это Ворон что-то делает не так, причем безустанно. — Почему если она так себя ведет, то все… — Это же Эмма, все вокруг нее скачут, это нормально.       Студентка не понимала, что в этом нормального, но спорить не стала. В конце концов, она тоже скакала вокруг Эммы, не ей осуждать остальных. Только вот Лиза была еще юной девушкой, которая слабо понимала в людях и жизни. И даже она, пусть и не сразу, но ребус разгадала. Девушка была уверена, что Ворон смотрит на всех свысока исключительно потому, что внимание к своей персоне ей больше нечем заслужить. Она примитивно устроенная пустышка, которая пытается это скрыть.       Время идет быстро, вскоре стрелки часов начинают с каждой секундой тикать громче, напоминая о просьбе Эммы. Лиза понимает, что тянуть больше нельзя. Встает и медленно выходит из ординаторской. Каждый ее последующий шаг медленнее предыдущего. Румянцева идет в смотровую, как на каторгу. Тело пронизано нежеланием. Не получается найти ответ на вопрос, что она здесь вообще делает. Эмма может быть собой довольна: она убила в девушке все стремление чему-либо научиться.       Всю жизнь Лиза борется. Круглосуточно держит планку, выгрызает признание и работает на результат. И она устала. И она наконец признается себе, что запас сил исчерпан. Лиза пыталась быть сильной слишком долго, ей кажется, что она наконец-то может разрешить себе слабость.       В смотровой Эмма занималась каким-то тучным и очень неповоротливым мужчиной, от которого за километр веяло алкоголем и недоброжелательностью. Он не выглядел как типичный пьяница, но, кажется, к бутылке пристрастие имел. В любом случае, каким бы он не был, именно он помог Эмме сдержать весь гнев в себе и не выплеснуть его на Лизу. В присутствии пациентов Ворон привыкла держать себя в руках. Хотя, раздраженный взгляд студентка все-таки получила, но едва ли ее это сейчас волновало. — Мужчина, у вас паспорт есть? — Взволнованно спрашивает только что забежавшая медсестра. — Сейчас, — недовольно проговорил мужчина. Он совершенно нерасторопно встал с кушетки и черепашьим шагом направился к выходу из смотровой.       Эмма и Лиза остаются вдвоем, но обе не спешат заполнять тишину разговорами. Хотя, Румянцевой есть что спросить. Она ведь больше не хочет приезжать сюда по наитию и выискивать каждый раз врача. Этот вопрос хочется закрыть раз и навсегда.       Лиза мнется, стоя позади Эммы, не решаясь произнести вслух желаемое. Однако, в конце концов, она устает безостановочно формулировать предложения, и набирается смелости, чтобы озвучить просьбу. — Эмма Викторовна? — М? — Врач не оборачивается, едва ли показывая свою заинтересованность. — Можно ваш номер телефона?       А вот теперь оборачивается. На лице только ей характерная надменная насмешка. Эмма отводит взгляд куда-то в сторону, театрально изображая задумчивость, словно всерьез раздумывает над ответом, хотя, всем очевидно, уже давно его придумала. — Зайка, при всех моих остатках уважения к тебе… Ты совершенно не в моем вкусе.       Лиза разговор прекращает. Объяснять, что номер телефона врача нужен совершенно в других целях ей не по силам. Ворон удивляется отсутствию оправданий и смущения, она смотрит на девушку и замечает в глазах непривычную для той апатию. Эмма даже собирается что-то спросить, но тучный мужчина возвращается. Он не садится, а скорее падает на кушетку и в ожидании смотрит на девушек.       Врач принимается его осматривать, но мужчина почему-то протестует. Впрочем, очень быстро становится понятно почему. — А эта студенточка так и будет тут стоять? — Так и будет, — утвердительно отвечает Эмма, а затем вновь приближается к пациенту, которого ответ явно не впечатлил, потому что он вновь предпринимает попытку отстраниться. — Меня это не устраивает! — Повышает голос мужчина. — Меня тоже многое не устраивает, но ведь жизнь — штука жестокая.       Эмма не пыталась с ним договориться. Тон ее голоса был далек от дипломатичного. Можно было даже уловить искусственность ее вежливости, которая была готова вот-вот смениться на грубость.       Лиза защищать себя и не хотела и не собиралась. В душе поселился неприятный ком неуверенности, ей было досадно, что пациенты не хотят ее видеть, противятся ее присутствию и всячески пытаются от нее избавиться. В этом всем девушка чувствует себя одиноко, ее и без того плохое настроение ухудшалось с каждым словом мужчины все больше. Румянцева чувствовала, что находится на грани, что еще совсем чуть-чуть и каменная стена рухнет, как и весь ее внутренний фундамент, построенный годами. — Да посмотрите на нее — ноль без палочки! Я хочу, чтобы мною занимались профессионалы, а не безмозглые студенты! — Уважаемый, — строго начинает Эмма, но не успевает договорить, потому что ее перебивает Лиза. — Простите, — пищит студентка и вылетает из смотровой.       Случился тот самый переломный момент. Лиза достигла критической точки, с которой не смогла справиться. Она больше не могла слушать, как ее оскорбляют. Она больше не могла находиться в одном помещении с теми, кто приносит ей боль. Именно поэтому сейчас лихо перебирает ногами, желая как можно скорее скрыться в каком-нибудь укромном месте. На ее удачу перед глазами попадается дверь в кладовку уборочного инвентаря. Без раздумий девушка заходит внутрь.       Помещение небольшое, но и не слишком маленькое. Вокруг Лизы высокие стеллажи с пустыми ведрами разных цветов. На стене висели палки для швабры, а в углу стояли моющие средства. Правда, окружающая обстановка ее сейчас интересовала слабо. Румянцева доходит до конца комнаты, останавливаясь у окна, чтобы наконец разрешить себе выпустить эмоции.       Слезы начинают течь из ее глаз словно по команде. Плакать тихо у Лизы не получается: громкие всхлипы разносятся по всей кладовке, но Румянцева знает, что за ее пределами слишком шумно, чтобы ее кто-то сейчас услышал. Это позволяет девушке достаточно расслабиться и уже через пару минут ее отпускает. Нет, она все еще расстроена и все еще плачет, но хотя бы без сопровождения истерики.       Спустя какое-то время очень некстати позади нее открывается дверь. Лиза осторожно, скорее рефлекторно чем от любопытства, оборачивается и видит Эмму. Увидела бы кого-то другого, извинилась и покинула бы кладовку, но Эмма… Лиза лишь хмыкает и поворачивается обратно к окну.       С пациентом оказалось все в порядке. Симптомы — не более, чем последствие употребления алкоголя. Ворон порекомендовала завязывать с пагубным увлечением и покинула смотровую. Лизу искала недолго. Эта кладовка стала второй, в которую заглянула врач. Эмма не успела увидеть слез на лице девушки, потому что та стояла на приличном от девушки расстоянии, зато она увидела подрагивающие плечи, которые и подсказали о состоянии студентки.       Ворон подходит к Лизе, и та прекрасно это чувствует, но оборачиваться не спешит. Меньше всего хотелось сейчас, чтобы ее застыдили за слезы. Лиза ведь прекрасно помнит, как врач не любит проявления слабости. Однако подобное игнорирование не устраивает Эмму, поэтому она кладет свои руки на плечи младшей и с помощью небольших усилий разворачивает студентку на сто восемьдесят градусов. Румянцева пытается сопротивляться, но у нее мало что выходит: врач была достаточно настойчивой.       И вот они смотрят друг другу в глаза. Взгляд Лизы жалобный, молящий о помощи, но совершенно на нее не рассчитывающий. Глаза красные, заполненные слезами, надеющиеся хотя бы на понимание. Румянцева словно брошенный котенок, подбитая собачонка, целиком объятая усталостью, а Эмма… Эмма была не читаемой. Глаза ее совершенно спокойные. Ни один мускул на лице так и не дрогнул: губы не сошлись в сожалеющей улыбке, а брови не дернулись, чтобы задать немой вопрос. В общем-то, Ворон предпочитает свои вопросы озвучивать. — Чего ревешь? — Ничего.       Голос Лизы хриплый, на собственный крайне непохожий. Ей тяжело даются гляделки, и она отводит взгляд, стараясь хоть как-то спрятаться от старшей. Ей хочется сделать шаг назад, но в ее спину упирается подоконник, шагать некуда, только если в окно… Но ведь оно закрыто.       Чужие пальцы вытирают слезы с щек Лизы. Эмма еще несколько секунд ждет ответа, но он так и не прозвучит. Тогда она делает то, что от нее ожидать было никак нельзя. Врач прижимает Лизу к себе, заставляя ту не просто удивиться, а впасть в ступор. Румянцева какое-то время не знала, как реагировать, но вскоре обхватила руками узкую талию. Она позволила своим слезам впитаться в чужую рубашку, а рукам врача успокаивающе гладить ее по спине. Лиза наконец почувствовала тепло, которого ей так не хватало, но настораживало то, от кого именно она его почувствовала. Не от подруги, которая всегда была на ее стороне, не от мамы, которая казалась самым близким человеком, а от Эммы, которую еще вчера Румянцева желала закатать в асфальт.       Кстати говоря, Ворон чувствовала себя не менее странно. Она не собиралась становится подушкой для слез и протягивать какой-то студентке руку помощи. Собственные действия не поддавались объяснению, она просто почувствовала, что сейчас внутри рушатся ее убеждения, слышится какой-то щелчок и ломается что-то покрепче костей. — Я не смогу, — зачем-то шепчет Лиза, словно ее кто-то лишний может сейчас услышать. Она, наверное, не догадывается, что помимо нее в шкафах никто в больнице не прячется. — Чего не сможешь? — Ничего не смогу. — И что делать? — Не знаю.       Телефон, лежащий в кармане Эммы, начинает вибрировать, оповещая о входящем звонке. Ворон тянет руку к мобильному устройству, а Лиза предпринимает попытку отстраниться, впрочем попытку эту тут же пресекают. Эмма притягивает девушку обратно к себе, одновременно с этим принимая вызов. — Да? Нет, я занята сейчас.       Лиза очень удивляется, услышав слова врача. Неужели она считает, что поддержать и успокоить сейчас студентку — достойное занятие, отвлекать от которого Эмму нельзя? Может, Румянцева спит? Может, происходящее розыгрыш и Ворон вновь сменит минутное сочувствие на язвительность? — Макар уже час мается в ординаторской и не знает, чем заняться, спихни на него… Все, давай.       Эмма возвращает телефон в карман и наконец отпускает Лизу, которая хоть и отстраняется, но все еще находится рядом. Девушка спокойна. Глаза все еще красные, но дыхание ровное. Ей действительно стало легче, и сейчас она очень благодарна Эмме. Наверное, она хотела бы провести в объятиях с ней чуть больше времени, но и так задержалась там неприлично долго.       Ворон обходит студентку и легким движением запрыгивает на подоконник, приоткрывает окно, запуская в помещение холодный воздух. Она еще какое-то время ждет от Лизы что-то более вразумительное, чем «не знаю», но сегодня Румянцева не особо красноречива. — Что делать-то будем, Елизавета? Я не могу ждать до завтра.       Варианта у Лизы было два. В первом она немедленно покидает стены этой больницы и больше никогда сюда не возвращается, затем, возможно, отчисляется из университета, запирается в собственной комнате и постепенно сходит с ума. Во втором берет себя в руки, успокаивается и двигается дальше. Проблема вся была в том, что для реализации второго варианта девушке опять придется сталкиваться с болью, а этого ей очень не хотелось. — Не могу определиться, — студентка наконец-то выдает что-то существенное. — Попробовать или забить.       Эмма какое-то время смотрит на Лизу, а затем начинает старательно выискивать что-то в собственных карманах. Вскоре становится ясно, что именно. Ворон достает монетку, и Лиза сразу понимает, что сейчас будет происходить. — Если выпадает орел, то ты идешь со мной работать дальше, а если решка — едешь домой и больше не возвращаешься.       Врач закатывает рукава и устраивается поудобнее, готовясь подбросить монету и позволить удаче распорядиться судьбой Румянцевой, однако последняя вдруг резко останавливает старшую. — Стойте! А если… Если выпадет решка?       Эмма коротко усмехается. — Тогда перебросим, что за глупые вопросы?       Лиза, кажется, впервые улыбается за сегодняшний день, а затем наблюдает, как Эмма ловким движением подкидывает металлическую вещицу в воздух. Монетка несколько раз переворачивается, а затем падает в руку к хозяйке. Эмма в заключительный раз переворачивает денежный знак и кладет его на поверхность. Затем на ее лице расплывается улыбка, и Лизе даже не нужно проверять, чтобы понять, что там выпало. — Орел! — Победно произносит Эмма, а затем спрыгивает с подоконника. — Умывайся, я жду тебя в смотровой.       Врач уходит, забывая забрать с собой монету, а, возможно, делает это намеренно. Только вот Лизе оставлять эту вещицу здесь совсем не хочется, она подбирает монетку и сует себе в карман, и дело тут совсем не в клептомании.       На память.       То ли из-за эмоциональной встряски, то ли из-за поддержки Эммы студентка чувствовала подъем. Она вбежала в смотровую едва ли не вприпрыжку. Да и вообще весь оставшийся вечер прошел на ура: Ворон вновь отвела Лизу в операционную, только на этот раз девушка смогла выстоять и не упасть в обморок. Она внимательно наблюдала за действиями хирурга и жалела, что не может тоже участвовать в операции.       Потом они попрощались. Радостная Лиза поехала домой, практически сбивая всех на своем пути. Счастливой случайностью стала встреча с Алисой — рассказать все подруге хотелось безумно, поэтому путем недолгих уговоров они направились в ближайшее кафе.       Рассказывала Румянцева с задором, упоминая даже самые мелкие подробности. Она активно жестикулировала руками и много улыбалась. Все это представление заставило Куликову испытывать странные эмоции: на ее лице была неловкая полуулыбка, а глаза смотрели с откровенным недоверием. Узнать подругу ей было сложно. Еще недавно патологически несчастная и вечно задумчивая, а сейчас… В голове закралась нелепая мысль: та ударилась головой. Алиса даже всерьез рассмотрела ее голову на наличие там шишки, но ничего такого обнаружить не удалось. Лиза же была настолько увлечена повествованием о произошедшем, что даже не видела, как на нее смотрит подруга. — И представляешь! Когда ей позвонили, я отошла от нее, ну, не хотела мешать, а она обратно прижала меня к себе! Это было так мило! — Ага… — Неуверенно протягивает Алиса. — Слушай, Лизок, а тебе не кажется, что…       Договорить девушка не успевает, слабая вибрация телефона оповещает, что Румянцевой пришло сообщение. Она тут же жестом руки останавливает подругу и берет в руки мобильное устройство. Сначала задумчиво хмурится, потому что сообщение от незнакомого абонента, но затем вновь расплывается в улыбке и протягивает подруге телефон.       Неизвестный номер 19:52: Приезжай в субботу утром на мое дежурство. — Представляешь! Она ждет меня! Она…       Алиса честно пыталась слушать восторженные речи подруги, но в какой-то момент ловит себя на мысли, что разглядывание светлых жалюзи ей нравится больше. В кафе играла расслабляющая джазовая музыка, все гости наслаждались умиротворением и кружкой ароматного кофе. И только Лиза, совершенно не вписываясь в окружающую обстановку, вела себя уж слишком выразительно. Алиса даже ловила косые взгляды от людей с соседних столиков, и ей хотелось всем видом показать, что Лиза не с ней. Просто какая-то сумасшедшая решила подсесть к Куликовой за стол и поделиться откровениями. — Стой, — вдруг приходит осознание к Алисе. — У нас же в субботу пара! — Ну и что, — отмахивается Лиза. — Это всего лишь лекция, ничего не будет, если я ее пропущу.       Глаза Алисы заметно округляются. Что только что сказала Румянцева? Она пропустит пару? Она? Человек, который за все три года ни разу этого не сделал? Лиза ходила даже когда ее одолевала температура, даже когда был день рождения, даже когда вся ее семья уехала на похороны дяди. Румянцева посещала все пары без исключения и те, которые можно было не посещать, и те, на которых не отмечали присутствие, и те, которые никак не относились к их будущей специальности. Боже, да все прогуливали философию! Забивали на физкультуру и игнорировали экономику. Лиза отсидела от звонка до звонка все перечисленное и даже больше. А сейчас? Сейчас она на третьем курсе, каждая из проходящих дисциплин очень важная, а в субботу вообще-то лекция по патологической физиологии, а не по теории личностного роста. Это нельзя пропускать! — Лизок, я думаю, тебе не нужно прогуливать, у нас же скоро… — Ой, брось, Лисси. Ты вспомни, сколько сама пропускала! — Но не патфиз же!       Румянцева подругу слушает, но совершенно не слышит. В ней вдруг просыпается огромная уверенность в себе. Лиза же отличница и самая усердная студентка из возможных. Она заслужила прогулять одну жалкую лекцию. Тем более, девушка будет не пиво пить на лавочке, а учиться чему-то новому у одного из лучшего хирургов — теперь в признании Эммы она не сомневается. — Лиз, это же все не ради нее? — В смысле? — Ну… Она просто обняла тебя один раз и то, наверное, неискренне, а ты так… Она до этого ведь так некрасиво себя с тобой вела, — деликатно напоминает Алиса. — Почему неискренне? Не надо думать о людях плохо! Или ты думаешь, что меня никто не может захотеть поддержать? — Лиз, я не… — Подруга называется! — Перебивает Румянцева, не замечая, как восторженность сменяется на злость. — Я за тебя всегда радуюсь, когда у вас там что-то с Андреем, а ты… Извини, но я не хочу продолжать разговор. — Лиза, погоди, я же…       Договорить Алиса не успевает, ее подруга спешно вылетает из кафе, оставляя девушку наедине со своими мыслями. Куликова несколько раз моргает, пытаясь осознать происходящее. Теперь она уверена: с Лизой произошло что-то страшное и ей нужна помощь.       Румянцева же практически сразу забыла об Алисе, стоило ей выйти на улицу. Безрассудная радость вновь посетила ее голову. Конечно, ей было обидно, что она поругалась со своей единственной подругой, но что она сделает, если та оказалась ревнивой завистницей? Лиза уверена: Алисе просто нравится, что она для девушки единственный близкий человек, и она не хочет ни с кем делить это место.       Придя домой, Румянцева бегло здоровается с членами своей семьи и направляется в ванную, чтобы помыть руки. Она поднимает взгляд на зеркало и впервые улыбается своему отражению. Лиза больше не видит синяков под глазами, нездоровый цвет кожи и потухший взгляд. Девушка замечает привлекательную брюнетку с очаровательной улыбкой. А может, Эмма все это время так общалась с Лизой, потому что испытывает к ней симпатию, но не хочет, чтобы та об этом догадалась? Румянцева улыбается: она ведь все равно догадалась! — Лизавет, ты дома? — Слышится голос матери из коридора. — Да, мам!       Девушка вытирает руки махровым полотенцем и выходит в коридор. Она улыбается, видя родительницу, что тоже было ей несвойственно, но Ирина восприняла это как должное и странностей в поведении дочери для себя не отметила.       Они сидели на кухне и пили зеленый чай. Лиза решила поделиться с родительницей произошедшим, правда, несколько изменила историю. Рассказала, что на нее обратил внимание симпатичный парень, а ее подруга Куликова, узнав об этом, начала вести себя странно. Ну, например, убеждать Румянцеву в том, что парень этот — плохой человек, хотя, тот оказал поддержку девушке, когда та нуждалась в этом больше всего. — Ничего удивительного в этом нет, — выносит вердикт Ирина. — Настоящая женская дружба — вещь уникальная. Женщины они же сами по себе завистницы! А ты вон какая у меня — умница и красавица. Понятное дело, что твоя Алиса завидует.       Лизу охватывает подавленность. Разочаровываться в подруге ей не хотелось, но, может, ее мама права? Ведь лучше ни с кем, чем с кем попало. И как это раньше девушка не замечала, что на самом деле представляет из себя Алиса?       Следующим утром девушка неожиданно для себя встала раньше обычного, но не чтобы, как раньше, перечитать параграф учебника, а чтобы побольше уделить времени своей внешности. Лиза выпрямила волнистые волосы, накрасила и без того темные и длинные ресницы и впервые нанесла на губы помаду. Ей повезло, что мама уехала в школу раньше, чем девушка вышла из своей комнаты. Ей бы эти изменения точно не понравились! — Лиз, а куда это ты так? — Спросил девушку ее младший брат. — В университет.       Даже тринадцатилетний мальчик удивился поведению сестры. У них были не самые близкие отношения. Впрочем, ничего удивительного. Петя — профессиональный спортсмен, который ежедневно пропадает на ледовой арене, а Лиза — профессиональная зубрила. Та еще ходячая энциклопедия, не привыкшая надолго покидать стены своей комнаты. И даже учитывая их редкие встречи, мальчик смог разглядеть некоторые изменения в его сестре. Правда, его они волновали слабо.       Лиза отличалась излишней пунктуальностью и выходила из дома лишь слегка заранее. Она никогда не опаздывала, но и никогда не сидела по часу в университете в ожидании начала. Обычно друзья перед занятиями встречались у входа в университет. Чаще всего Румянцева подходила последняя, когда ребята уже докуривали свои никотиновые палочки. Запреметив подругу, ребята в привычной манере ее поприветствовали, ожидая, что девушка вот-вот на них взглянет и встанет рядом. Потом, по обыкновению, попросит курить быстрее и будет подгонять на пару. Однако в этот раз Лиза повела себя совсем иначе. Девушка предпочла пройти мимо, проигнорировав их приветствия. Андрей удивленно нахмурился, а Золотой поинтересовался, что случилось, ведь было очевидно, что Лиза их услышала. Алиса лишь отмахнулась.       Она сама не знала, что случилось.       Лиза заходит в здание уверенно, чувствуя прилив сил и воодушевление. Она улыбается проходящим студентам и здоровается с каждым преподавателем. Сдает куртку в гардероб, а затем проходит на второй этаж. Девушка уже собиралась пройти на необходимую ей кафедру, но неожиданно для себя останавливается у новостного стенда и впервые читает яркие плакаты. — Собираешься пойти на университетскую вечеринку? Поверь, это будет полный отстой! — Слышится позади незнакомый голос.       Девушка медленно оборачивается и замечает рядом с собой студентку, которую, кажется, уже когда-то видела раньше. У нее была достаточно запоминающая внешность. Ее выделяли длинные то ли розовые, то ли сиреневые волосы, а передняя левая прядка так вообще желтого цвета. Еще на ней был яркий макияж, словно она пришла в клуб, а не в университет: тени кислотных оттенков, нарисованные веснушки и накладные ресницы. Изюминкой были пухлые губы, которые из-за блеска казались еще большими, чем есть. В общем, незнакомку было сложно забыть и с кем-то перепутать. Это таких как Лиза вагон и маленькая тележка, а она… — Да нет, я просто смотрю, — неловко отвечает Румянцева, несколько отходя от стенда, чтобы быть ближе к собеседнице. Она не сразу поняла, что обращаются к ней, потому что привыкла, что к ней не обращаются в принципе. Ну, если только кому-то нужна помощь с домашним заданием. Однако рядом больше никого не было, вероятность того, что незнакомка разговаривала именно с Лизой была стопроцентная. — Я Мила. — Лиза, — улыбается девушка и протягивает руку в приветственном жесте.       Они обменялись рукопожатиями и какое-то время просто молча улыбались друг другу. Если честно, Румянцева не была сильна в знакомствах и общении с людьми, происходящее сейчас дается ей непросто. Ей в принципе было тяжело находить новых друзей и все, что у нее имелись, сами когда-то проявили инициативу в знакомстве с ней. Так что не воспользоваться моментом, она сейчас не могла. — Если ты вдруг ищешь, где потусоваться на этих выходных, то можешь приходить ко мне. Будучи разочарованной в проводимых университетом мероприятиях, я устраиваю их сама!       Лиза не успевает согласиться, как ее новая знакомая находит ее страничку в социальной сети и добавляет в какую-то беседу, где уже было около семидесяти человек. Вряд ли они поместятся даже в самой большой квартире, так где тогда это все происходит? — Мне пора на пары, была рада знакомству, Лиза! И буду ждать тебя в субботу вечером. Там будут классные ребята, может, найдешь себе кого, — задорно проговаривает Мила, а затем кокетливо подмигивает и сливается с толпой в коридоре.       Что это сейчас было? Лизу позвали на вечеринку? Девушка не может в это поверить. Хотя, почему нет? Румянцева очень даже симпатична, нет ничего удивительного в том, что она понравилась случайной прохожей.       Студентка идет к нужной аудитории, уткнувшись в телефон. Она то и делает, что читает сообщения, которые успели написать ребята в беседе. Они кажутся ей забавными и интересными, Лиза быстро принимает решение пойти на мероприятие, вот только… Черт! Вечеринка поздно начинается и длится до утра. Мама девушки это точно не одобрит! Нужно что-то придумать.       Лиза заходит в аудиторию и через силу садится вместе с Куликовой. Вообще-то на подругу она была серьезна обижена и не собиралась делить с ней одну парту. Однако с Алисой они вместе с первого дня учебы и еще ни разу не ругались. Если девушки сейчас сядут в разных углах кабинета, то всем станет очевидно, что что-то произошло. Наверняка это вызовет массовые обсуждения, чего совершенно не хотелось допускать. — Лиз, давай поговорим. — О чем? — Я не хотела тебя обидеть. Если так хочешь идти на практику в субботу утром, то это твой выбор. Мы можем встретиться вечером, и я дам тебе конспект по лекции, — произносит девушка максимально дружелюбным тоном. Несмотря на то, что, по сути, ничего такого она подруге вчера не сказала, вину чувствовала и очень хотела ее загладить. — Я вечером иду на вечеринку. — Вечеринку? — Изумляется Алиса. Она даже не знала, что в словарном запасе ее подруги есть такие слова, не говоря уже о том, что та способна на такие мероприятия ходить. Кажется, Лизу действительно подменили. — А куда? — Одна студентка из университета организовывает, Мила. — Циконицкая? Ну, с цветными волосами? — Ну да, наверное, — отрешенно отвечает Румянцева, записывая новую тему. — Ты что! Не надо туда ходить, там же вечно какая-то аморальщина творится! — Ты просто завидуешь, что тебя не позвали?       Тон Лизы был достойный омерзения, заставляя уже Куликову не на шутку обидеться. Уже второй день девушка вызывает вопросы и неприязнь. Фраза «морда просит кирпича» так и крутится в голове Алисы, но она терпеливо держится. Поведение ее подруги было настолько некрасивым, что Куликова решает ее не спасать. Хочет прогуливать? Пусть прогуливает. Хочет пойти на сомнительную тусовку? Пусть идет. Вот только потом Алиса не станет ей помогать.       А Лизе что с горы, что под гору. Она сидит и запоминает методы переливания крови, а не анализирует поведение подруги. Румянцева окончательно убедилась, что Алиса ей завидует, и этого достаточно. Девушке даже в голову не приходит мысль, что подруга о ней заботится. Куликова, в отличие от подруги, вела куда более активную социальную жизнь. Алису знали многие в университете, также как и она. И, конечно, Куликова была в курсе всех тусовок, которые периодически организовывает Мила со своими друзьями. Что куда хуже, девушка была в курсе всего то, что на этих тусовках происходит, поэтому никогда их не посещала. Впрочем, Лиза не маленькая, да и на бунтарку никогда похожа не была. Попасть в неприятности не должна.       По крайней мере, в это хочется верить.