Пророческое обречение

♛ ♛ ♛

Выполнил то, что нужно было, однако обрёл на страдания себя. Чью сторону занимал, совершая такие поступки? Пол знал, что он не лучше, чем представители Великих Домов. Он являлся таким же богатым аристократом, готовым пойти по головам ради наследия своего Дома. Был из тех, чья потребность к власти приведёт в те места, в которые он не пойдёт даже с пистолетом у виска. Сколько же времени ушло на то, чтобы принять правду о самом себе, что была по вкусу как те горькие яды, которыми его поила Джессика для умения разбивать их на отдельные молекулы и уже после лишать возможности поразить организм. И Атрейдес знал, что не лучший для такой же, как он. Для такой же чистокровной, собирающейся идти по черепам, наступая с особой жестокостью. Аделаиды. Из всех семи смертных грехов Пол был привержен лицемерию, ведь по-другому не назвать то, как он ненавидел план Больших Домов, пока сам выполнял некоторые пункты. Его собственные представления о том, как он будет вразумлять принцессу, давая ей более разумные варианты действий, с грохотом разбились в тот момент, когда мать сообщила, что он обязан сделать. Оттолкнуть принцессу, ведь, по предположениям женщины, она начнёт искать в нём недостающую поддержку, как в ком-то, кто её понимает. Разумеется понимает. Её вывод настолько обоснован, что единственное, на что способен Пол, так это сдирать с себя кожу и биться в конвульсиях с пеной во рту. Хотел сдвинуть с обрыва, на котором она находилась, но только ещё больше пододвинул к самому краю. Прогулка, на которую решился не он, а его рептильный мозг, пристрастный именно к принцессе, была своего рода прощальным жестом. В последний раз позволить ей проанализировать самого себя, в последний раз понаблюдать и прикоснуться к ней — всё это было последним ходом на его шахматной доске и отнюдь отчаянным. Или, быть может, только первым? Ментат обладал человеческими качествами, такими как эмоции, поэтому его актёрская игра в последнем разговоре с ней была так лишена какой-либо драмы, хоть и представлял он совершенно обратное. Сказать о том, что она из низших слоёв общества, было всем, что у него удалось из себя выдавить. Хотя никто и не рассчитывал на большее. Однако этого хватило, чтобы ощутить болезненный контакт кожи к коже. Именно ту часть своего мозга, отвечающую за преобразование эмоций, Пол не имел сил подчинить, а может и не питал желания подчинять. Амигдала, которая словно поражала всё его сознание, когда Талигари находилась рядом. Легче всего для него было притворяться бездушной машиной, имеющей лишь встроенное понятие к чувствам. Испытывать их, как представитель человеческой расы, особенно без возможности проявить, является девятым, самым последним кругом Ада. Атрейдес без особых церемоний оказался бы сразу там, где ему и место, как предателю. Предатель собственного Я. Ему нравилось думать, что он выше этих людских изъянов, называемых чувствами. Он, казалось бы, давно обрёл способность контролировать себя и других. И всё же ничто не может быть идеальным. Его эго словно намеренно искало тот самый подходящий объект, при наличии которого вся непогрешимость рухнет и провалится в центр земли, там же и сгорит дотла. Все годы жёсткого воспитания обнуляются, когда определённый сапиенс заявляет о своём присутствии. Он презирает это. Ненавидит, что Аделаида может разгадать его, даже не пытаясь. А Атрейдес знал, что это случится, рано или поздно она доберётся до всей сути его грешной души. Знал, но не признавал. Ментат сидел на краю своей кровати, наблюдая за тем, как сладкий ликёр лениво кружил в прозрачном стакане, слегка окрашивая его стеклянные стенки в красноватый оттенок. Тяга к алкоголю могла развиться у Атрейдеса по многим причинам, но все они были только на его совести. Уж больно хорошо он знал свою родословную, чтобы скинуть это пристрастие на чей-то генотип. Однако быть пьяным ему никогда не приходилось, что всегда побуждало его мысленно благодарить мать за её уроки нейтрализации яда. Всё же никто из родителей не знал о такой слабости сына, что к лучшему, ведь с малой вероятностью можно будет заметить какую-либо положительную эмоцию на лице герцога, если распространят весть об этом. Мать, возможно, догадывается, но продолжает молчать. В данный момент Пол осилил всего два глотка, что отнюдь чуждо, хоть и пьёт он абсолютно редко. Каждый один миллиардный сантиметр его мозга был забит вчерашним днём. Весь день ему приходилось размышлять над этим, чтобы в конце концов прийти ни к чему. Он никогда не сможет найти в себе тот участок эго, не поражённый высокомерием, который позволит ему признать то, какое влияние на него оказывает Талигари. Атрейдес не доставит ей такого удовольствия. Нет. Он скорее подавится собственным молчанием, позволит горечи алкоголя обжечь ему горло так, чтобы лишиться возможности разговаривать вообще, чем примет то, что происходит между ними. Усталый вздох сошёл с губ, безнадёжно скрасив гнетущую тишину комнаты. Пальцы потянулись к пуговицам шёлковой рубашки, вызволяя пару из петель. Поставив стакан на прикроватный столик, Пол откинулся на локти, вымотанным взглядом проходясь по собственным покоям. Глаза в тот же миг зацепили фигурку быка на тумбе рядом с зеркалом. Деревянная статуэтка, на которой он уже давно заметил каждую неровность, всегда насмешливо становилась объектом внимания в неблагоприятные моменты жизни. Брови свелись к переносице, на ум стали приходить докучливые мысли. Пол приравнивал себя к этому быку. Авантажное, угрожающее животное, имеющее силу и своих последователей, что беспрестанно поклонялись ему, на деле ведь бушевало при виде красного цвета. Именно животная сущность делала его столь диким к таким простым вещам. Атрейдес обладал тем же бременем, но уже в виде несправедливой человеческой природы. Его собственным бурым оттенком была Аделаида. Когда дело касалось неё, он жалел, что был рождён не как что-то посредственное, а как кто-то мыслящий. Ведь мыслить — значит существовать. Она вынуждала все те чувства, что так надёжно были спрятаны под дном самого глубокого айсберга внутри него, выплыть на поверхность. Всё то, что он утопил в самом себе, теперь бултыхалось снаружи, заставляя подвергать сомнениям собственный интеллект. Если бы те люди, что ищут в нём то, что им было сказано искать, знали, с чем он себя идентифицировал в подобные периоды, то точно бы разуверили. Именно эта, произвольная мысль хоть как-то держала его в тонусе. «Я обязан быть примером для тех, кто верит в меня.» Навязанные слова, которые не имели никакого отношения к философии Пола, попросту являлись самообманом. Оставаться с поедающим себя эго не было лучшим решением. Единственными вариантами отвлечься были лишь алкоголь и Гарни. Однако желание чужого общества было сильнее, чем тягость утонуть в стакане с ликёром. Не сегодня. Мужчина быстро покинул душную комнату, направляясь в солдатский сектор, где обычно бывал Холлик. Самому Атрейдесу не особо по душе проводить там время, с того самого момента, как погиб Дункан Айдахо. Болезнь несправедливо поразила его, не давая шанса на более достойную кончину. С ним он оставался там надолго, бесконечные разговоры о чём-то абсолютно не запредельном теперь были воспоминаниями в складах его ума. Со смертью столь превосходного солдата мало кто мог смириться долгое время, в том числе и сам ментат. Во всяком случае, у него получилось оправиться, неважно, сколько времени это заняло. Хоть он и продолжает стараться избегать солдатский корпус, как и оставшихся солдат с тех времён, рожи которых не излучали ничего позитивного, а лишь навевали жгучую тоску. Впрочем, с недавних пор появилось множество новых лиц, которых Пол особо не утруждается запоминать. Минуя тёмные коридоры и лестницы, он вошёл в помещение, предназначенное солдатам. Как и ожидалось, привычно сидящих на скамьях молодых парней не оказалось, все разошлись по общежитиям либо на ночных сменах. Глубокая ночь окутала планету, обволакивая своей мглой. Гарни активен в такое время суток. Минуя некоторые помещения, Пол вошёл на балкон, которым обычно овладевали тайно курящие солдаты. В лёгкие сразу же ударил свежий воздух, ведь балкон выходил на лес Каладана. Атрейдеса застала привычная фигура Гарни, стоявшего у ограждения с чем-то прозрачным у себя в стакане. Он обернулся, расслабленная улыбка исказила шрам на щеке. Отросшие седые в некоторых прядях волосы были зачёсаны назад. — Неужели ты снова терзаешь себя бесплодными размышлениями? — Спросил он с издёвкой. Безмятежная полуулыбка заиграла на губах наследника. — Не меньше, чем ты, старик. Сделав пару шагов вперёд, ментат облокотился на балюстраду, чувствуя холод её поверхности под локтями. Зима уже близко. Компания Халлека стала сопровождать его не только на тренировках, Атрейдес часто стал находить себя вовлечённым в их беседы. Гарни заменял ему покойного друга, а иногда бывало и отца, точно так же, как это делал Дункан. — Хочешь выпить? — Перебил тишину седоволосый, невзначай приближая свой стакан к Полу. Бросив быстрый взгляд на содержимое, он слегка поморщился от резкого запаха, ударившего в нос. Гарни всегда разочаровывал своими предпочтениями в спиртном. — Джин? — С шутливой предвзятостью спросил Атрейдес. — Больше никогда. Лёгкий толчок в плечо сопровождался хриплым смехом. — Совсем забыл, ты ведь пьёшь только сладкие изыски. — Саркастично ответил Халлек. Начал мужчина пить, возможно, с совершеннолетия, его особо не посещали мысли отвращения к самому себе, но он всё равно продолжает утаивать своё пристрастие. Ему это крайне необходимо для расслабления, ибо уже не раз он стал замечать пару седых волос на затылке, спрятанных под густотой кудрей. Невозможно остаться праведным в столь грешном мире. — Я слышал, что ты составил компанию новоприбывшей девице в прогулке. — Начал мужчина. Пол стиснул зубы так сильно, что на челюсти заиграли желваки. Даже с ним не удалось избежать этого разговора. Ему не совсем понравилось то, как Халлек построил предложение. — Это не просто какая-то девица. — Гарни тут же заинтересованно глянул на него. — Не говори так, словно она наложница, прибывшая с другой планеты в качестве подарка от какого-то герцога. Его абсурдность достигла зенита — в лицо уверенно грубит, а за спиной отстаивает честь. От собственной двойственности его передёрнуло. Амбитендентность обычно бывает у больных шизофреников. Видимо, придётся провериться у Веллингтона. Опустив голову вниз, Пол словно старался скрыть своё стыдливое выражение лица, подобно тому, если бы принцесса прямо сейчас стояла перед ним. Прости, Аделаида. — Что это с тобой? — С лёгкой насмешкой в тоне спросил командир, отпивая содержимое из своего стакана. — Что ты имеешь в виду? — Подняв голову, переспросил Атрейдес, хмуро вглядываясь вдаль, словно выискивая что-то. — Мне не раз приходилось упоминать молодых девушек даже в более грубой манере, но ты никогда не давал подобной реакции. — Подметил он. — Неужто вас что-то связывает? Да, одно обречение на двоих. — Не хочу сейчас об этом думать, я слишком устал, чтобы обсуждать подобные темы. — Не отвечать прямо на поставленный вопрос, казалось бы, являлось его проклятьем. Гарни решил не давить, но ментат знал, что несуразные догадки точно пронеслись в его голове. Если Халлек знал об этом, то и весь солдатский корпус. Не то чтобы Пола волновали чужие разговоры и мнение, но он бы точно предпочёл держать множество вещей в секрете, в том числе его прогулку с Талигари. Однако домысел о том, что без свидетелей определённо бы не обошлось, смягчил беспокойство. Сам добровольно напоролся на нож, а теперь чуть ли не рыдаю от глубины раны. С неким бессилием проведя рукой по лицу, шатен поджал губы, переводя взгляд на своего собеседника. — Что именно ты слышал? — С неким любопытством в голосе спросил он. Гарни сделал вздох перед тем, как ответить. — Ничего примечательного, вас просто видели идущих к конюшне. — Сделав последний глоток спиртного, он с некой досадой посмотрел на дно уже пустого стакана. Надо же, всего-то. Пол прикусил внутреннюю кожу щеки, опуская взор на лес. Халлек не имел подробной информации, говорил без скрытых смыслов, но ментат отреагировал чересчур пылко, выдавая себя. Что-то выбивает его из колеи этим вечером, и вряд ли виной тому пара глотков алкоголя. Усталость внезапно нахлынула на всё тело, вместе с этим замедляя поток объективных и логических мыслей. Каждая установка в его голове не позволяла открыться даже такому человеку, как Халлек. Ни отец, ни мать, ни он не были подходящими людьми, кто смог бы понести вместе с ним его же гнёт. Ментат продолжал эгоистично думать, что кому-то посредственному удастся проникнуться его страданием, но невероятно терзающая мысль о том, что никто, кроме той, что его и приносит, не сможет понять. Хватит ли тебе смелости узреть чужую правду, мучительница? — Не стой здесь слишком долго, руки отморозишь. — Напоследок сказал мужчина, похлопывая Пола по плечу. Он бессознательно глянул на свои руки, на то, как они покраснели от холода. Не зная, за что ему наслали такое наказание, но каждый раз, когда он был не в себе, а хуже того, болезненно раздражителен, руки всегда покрывались невидимой коркой льда, но настолько плотной, что если провести по коже самым острым лезвием, сигнал о боли с заметным опозданием достигнет спинного мозга. Не удостоившись попрощаться в ответ, зная, что Халлек привык к его безучастности, Атрейдес вновь остался один, позволяя мыслям, подобно болезни, поразить мозг окончательно. Клинки с шоковыми зубьями в его спине с каждой проживаемой им минутой прокручивались так, что получались до ужаса рваные раны, залечить которые почти невозможно. С особой жестокостью проворачивался тот, что находился в середине, при каждой прокрутке царапая позвонки. Принадлежал он Аделаиде. Иногда ему казалось, что он чувствовал её крепкую хватку на рукоятке, что лишь заставляло принимать неизбежную резкую боль. Он задумывался над тем, что, быть может, если он позволит себе то, из-за чего лезвия воткнуты в его плоть — они исчезнут, не оставив шрамов. Дать себе шанс и спасти всё то, что так старательно топилось. Нырнуть в собственную душу, подобно океану, плыть вглубь без страха нарваться на морских тварей — собственных неизведанных тайн. Забрать со дна то, что уже покрылось мраком, и суметь вынырнуть, не потерявшись в самом себе. Под силу ли ему такое? Достать Атрейдес должен был своё погибшее человеческое естество, которое он по собственной воле задушил голыми руками. Но ведь снова обрести их равносильно краху неослабиваемости сознания. Гибели всего того, что ему пришлось выстраивать годами. Всё то, что он презирал, должно воскреснуть в нём самом. Стоит ли оно того? Пол придерживался мысли о том, что ему не следует тухнуть от незнания чувств чьей-то дочери. Чьей-то будущей жены. Казалось бы, эту установку в нём заложила Джессика, уж больно хорошо он слышал в своей голове именно её голос, когда думал об этом. Ментат был такой же жертвой, загнанной в клетку, готовой к продаже, как и Талигари. Свой удел он знал почти с самого детства, и настанет он раньше, чем девичий. Ему пришлось добровольно вступить в это болото, увязая в нём по самое горло, вглядываясь в небо с надеждой о несуществующем спасении. Пристол ждёт, на нём написано его имя. Великие амбиции всегда потухали, когда дело касалось этого. Полу достаточно быть герцогом, но не императором. Однако ему всегда приходилось чувствовать, что это неизбежно. Любая дорога, куда бы он ни старался вступить, вела к грязной власти, которая в любую минуту станет принадлежать ему, а вместе с ней его руки погрязнут в крови. Вместе с величием он унаследует чужие грехи. Грехи тех, кто когда-то восседал на троне. К собственным миллионам прибавятся тысячи других. Но одинаковы участи Пола и Аделаиды не в том, что они безоговорочно получат господство, а в том, что обоим придётся делить с кем-то эту власть. Атрейдес обязан взять в жёны дочь действующего императора — Ирулан Коррино. Девица, с которой он обручён чуть ли не с самого её рождения, после трагической смерти Ксиона Талигари. Завидная принцесса, его нынешняя невеста. Их помолвку оттягивает два фактора: её несовершеннолетие, которое совсем скоро закончится, и всё никак не умирающий Шаддам IV, ведь для более значимого брака Пол должен стать императором. Долг вновь превыше всего. С самых давних времён, Бэне-Гессерит сводили представителей тех или иных родословных с самым большим потенциалом, преследуя собственные цели. Благодаря им веками возводились и потухали империи. Каждая глава Больших или Малых Домов является или станет жертвой программы разведения Ордена. Именно эта часть плана Великих Домов ему не нравилась преимущественно — использовать девочку. Ведь он прекрасно осознавал, что даже внушить себе любовь к ней ему не удастся. Чувство вины преследует и душит его по ночам, извлекать пользу из её титула было последним, чего Пол желал. Единственное, что он может ей гарантировать, так это тотальная защита и взаимоуважение. Нельзя же позволить ей умереть, как бы выгодно это не было. Казалось бы, ментат страдает больше остальных. Никогда не был ясен тот факт, что именно ему приходится видеть видения с Аделаидой, а не её будущему консорту. Это не являлось какой-то привилегией, вовсе нет. Всё то, что происходило не так давно, он уже постиг несколько раз в своих снах. Парамнезия следует за ним и наблюдает из тени, ожидая момента, чтобы нахлынуть подобно буре. Не все сны являлись пророческими, часть являлась простыми, не столь сложными, собственно, они не исчерпывали из мужчины так много сил. Но всех их связывало одно — Аделаида. Полу приходилось задумываться о самоубийстве, однако тысяча возложенных на него надежд не подводили его к принятию этого решения, а наоборот, отдаляли как можно далеко, как бы парадоксально это ни звучало. На нём держался весь фундамент. Уже чувствуется, как он постепенно сыпется. Ментат уже собирался вернуться в свои покои, но едва ли он сделал шаг, как резкая боль пронзила виски, подобно тому, если бы ему одновременно воткнули в голову две иглы с Гом Джаббаром. Враг высокомерных. Воздух из лёгких сошёл хрипом с губ, глаза неистово зажмурились, а руки примкнули к голове, с силой сжимая кудри. Полу даже не закралось мысли проанализировать свой организм, он понял, что происходит. Видение. Такая реакция тела следовала лишь в тех случаях, если видение было новым. И явно значимым. Атрейдес с нежеланием открыл глаза, дозволяя себе взглянуть на то, что предстанет перед его взором. Множество вспышек словно взрывалось в самой роговице глаз, что не позволяло скрыться от них. Зрачки расширились, уши пронзил знакомый, но до жути мерзкий звон, заставляя промычать от дискомфорта, которое Полу доставляло его собственное тело. Ведь душевная составляющая уже давно привыкла к Пророчествам, однако человеческое тело так и осталось слабым. Потому видения наяву были куда хуже по ощущениям, чем во снах. Дрожь будто проникала в самые недра, отчего казалось, что содрогался сам скелет. Учащённое сердце до боли билось о грудную клетку, готовое сломить каждое ребро и уже резать само себя осколками костей. Пребывая в таком состоянии, Полу удалось лишь успокоить скачущую температуру тела В голове машинально пронеслось летание, останавливая все процессы мозга. Страх убивает разум. Страх это малая смерть, грозящая неминуемым уничтожением. Я посмотрю в лицо страху, дам овладеть мною и пройти сквозь меня. И когда я обернусь, посмотрев на тропу страха. Там, где он прошёл, не останется ничего — лишь я. Я сам. Тремор стих, но глаза так и продолжили бессознательно метаться по сторонам, пока не возникла чёткая картина: Атрейдес узнал собственные черты лица, но смотрел он словно на совсем другого человека. Оболочка была той же, но подсознательно чувствовалась непривычная чуждость, обволакивающая душу подобно липкой и ядовитой вуали. Перед глазами, словно подсвеченное, вспыхивало знамя собственного Дома — зелёно-чёрный гвидон. Всё до жути знакомое, но при этом совершенно инородное. Рядом с себе подобным Пол заметил кого-то ещё. Чужой лик смутно виднелся неподалёку. Ирулан Коррино? Её появление в сновидениях можно было застать довольно редко. Едва ли ментат вспомнил о ней, как Пророчества нахлынули с огромной силой. Словно ожидая определённого момента. Вспышка. Теперь она предстала более чётко, но никаких изменений, как внешних, так и по ощущениям ментальных, не было обнаружено. Девица осталась такой же, какой её успел наяву застать мужчина; белокурая, с нежными чертами лица и зелёными глазами, как и у него. До боли знакомо и до жути чуждо. Её тонкая рука указывала на людей, стоящих перед ним, а точнее, солдат. Сардаукары, обличённые в прочную сталь, склоняли свои головы, вставая на колени. Картинка видения то размывалась, то становилась чётче, иногда обжигая глаза внезапными вспышками, за которыми следовала смена событий. Гложущее ощущение замерло отвратительным комом где-то в глотке. Солдаты, что стояли смирно, держа флаги, яростно открывали свои пасти, что-то эмоционально выкрикивая. Звук донёсся с опозданием и с жестокой резкостью пронзил барабанные перепонки, заставляя глухо простонать. Атрейдес! Атрейдес! Атрейдес! Видение, к которому не была готова ни одна клетка его организма, заставляло страх пройтись от затылка вниз по позвоночнику, от чего, видимо, и подкосился коленный сустав, заставляя болезненно упасть на твёрдую поверхность пола. Ещё одна вариация грядущего из тысячи. Можно было воспринимать это видение как предупреждение. Любые мысли, подавно и движение конечностью, теми же фалангами пальцев способны изменить будущее. Если Пророчество нахлынуло с такой интенсивностью, то, возможно, Пол был в миллисекундах от того, что могло бы привести к непоправимому. Вспышка. Боль. Серость видения сменилась на жгучую яркость. Армии превращали друг друга в месиво, окрашивая всё в алый красный цвет. Тысячи голосов что-то дико старались донести до наследника, буквально побуждая трещинам образоваться на черепе. Они окликали не только его имя. Перед ним возник новый силуэт, вновь принадлежащий женщине. Ему не удавалось увидеть её лица, словно кто-то или что-то намеренно не позволяло вглядеться и постичь правды. На тонкой девичьей шее засиял порез, вызволяя алую артериальную кровь. Клинок неестественно скользил по коже, будто пытаясь передать какое-то послание. Пол жалобно промычал, оперевшись руками об пол, впиваясь в камень ногтями, словно стараясь не наблюдать за продолжением неминуемого, отвлечься на боль. В тот же момент ему показалось, что собственные ладони обрели оттенок крови. Чужой крови. Чужой? — Пол? — Донёсся женский голос. В тот же момент видение, словно гладь воды, приобрела рябь, постепенно становясь всё мутнее и мутнее, окончательно испаряясь, подобно дурману. Граница между видением и реальностью вновь нашла своё место, заставляя облегчённо вздохнуть. Однако перед глазами всё тем же порядком вспыхивал красный оттенок. Лёгкие снова задышали более умеренно, останавливая попытки сломать грудную клетку. Контроль над сердцебиением вернулся Полу, благодаря чему он сразу же его усмирил. Тело обмякло, слабость завладела каждым сантиметром. Видение является большой нагрузкой для организма, но недостаточно большой, чтобы умереть. Ко всему сожалению. Подняв голову вверх, Атрейдес встретил перепуганные глаза Джессики. — Мать. — Хрипло произнёс он. Ещё никогда за последние пару лет он не хотел видеть её настолько сильно. Гессеритка обеспокоенно оглядела его на наличие видимых повреждений, но ничего не найдя, она без лишних слов помогла ему встать. Мужчина совсем не возражая принял помощь, опираясь на её плечо, ибо ноги отказывались работать самостоятельно. Давно ему не приходилось испытывать на себе эти эмоции. Важные Пророчества всегда приходят неожиданно, но даже если бы Атрейдес знал, когда они настанут, ему бы вряд ли удалось подготовиться как следует. Всякий раз после новых видений он забывал об ощущениях, испытываемых во время них, отчего нутро попросту не может выработать привычку. Безжалостно потреблять их в себя и запоминать, без возможности забыть. Он настолько привык в последние пару недель видеть повторяющиеся сны, либо же по собственной воле прокручивать их у себя в голове, что новое видение стало громом среди ясного неба. Сознание работало на подобии фотоплёнки, позволяя просматривать один момент сколько вздумается. Именно от этой способности становилось жутко дурно, их бесконечный анализ мерзко царапал мозг, заставляя кривиться от неприятных ощущений. По дороге в собственную спальню Пол несколько раз подумал над тем, проклинать себя за слабость или же всё-таки не стоит? Ему будто и не захотелось противиться наваждению, нашлось желание побыть слабым. Как же мерзопакостно. Джессика аккуратно открыла дверь покоев, ведя ментата к кровати. Без резкости опустившись на мягкую поверхность, он разочарованно вздохнул. Вернулся туда, откуда сбежал. Женщина деликатно проходилась рукой по чужим волосам, видимо, стараясь изучить состояние сына, тот же, в свою очередь, обессиленно уткнулся лицом в подушку. — Мне стоит разбудить Юэ? — Шёпотом спросила она. — Нет, всё нормально. — Решительно промычал он. Даже не смотря на мать, а лишь слыша её дыхание, Пол догадывался, что она собиралась добавить что-то ещё, но вместо изложения ненужных фраз, Джессика оставила едва ощутимый поцелуй на его макушке. Спасибо? Удаляющиеся шаги, звук закрывающейся двери, и он наконец-то вновь оказался в том состоянии, в котором был час назад. Но в этот раз сознание сдалось, не дало поразмышлять, мгновенно уходя в сон. Во сне же, кроме темноты, не было ничего. И никого.

♛ ♛ ♛

Навыки Сестринского Ордена, которым Атрейдес посвятил всю свою жизнь, стали чудовищно подводить. Связано ли это с прилётом Аделаиды? Возможно. Хотел бы Пол, чтобы это и было ответом? Определённо нет. Он не мог даже допустить мысли о том, что из-за какой-то женщины функции его мозга замедляли работу. Хоть и за последние несколько лет она перестала быть «какой-то женщиной». Осознание того, что он знает почти всё о ней лишь из снов, заставляло лицо перекоситься. У них никогда не будет беседы об интересах, никогда не выпадет шанса познать друг друга, словно в первый раз. В ходе последних событий точно не будет. Да и вряд ли было бы. Пол не являлся человеком, рядом с которым можно смело, без притеснений с его стороны, изливать свою душу. Тем более, он не стал бы делать это сам, уж слишком дотошно произносить то, что от нескончаемого анализа прилипло к извилинам и гниёт. Но по теории вероятности, этот разговор может случится, однако для Атрейдеса это будет уже вторым знакомством. Говоря о Поле, сегодняшним днём его голова была занята вовсе не Аделаидой, что крайне удивительно. Сознание, которое не успело изучить вчерашнее видение, во всё удовольствие занимается этим уже полдня. Остановить это у ментата не нашлось сил, отчего ему приходилось сидеть неподвижно, втыкая в одну точку. Он даже пропустил завтрак и едва ли выходил из комнаты, словно перенял недавно появившуюся привычку принцессы. Если бы он плохо запоминал видения, то точно бы не пришлось сейчас мучиться. Но, видимо, хорошей памяти содействовало то, что у мужчины уже давно развилась привычка записывать Пророчества. За столько лет он исписал кучу блокнотов, потратил уйму чернил. Разумеется, ему приходило в голову вести голосовой дневник, но слишком уж больно Полу не хотелось озвучивать их вслух, ведь так воображение по второму кругу рисовало более чёткие картинки. С уверенностью можно сказать, что вся эта писанина не зря. Бессонные ночи и затёкшая спина от неудобного положения на стуле уже стали чем-то родным. Ни одно видение, ни один сон не избежали своей участи быть запечатлёнными на бумаге. Когда-то глупая привычка превратилась в обязанность. И сейчас, склонившись над столом, Пол бездумно глядел на высеченные буквы. Пальцы нервно стучали по деревянной поверхности лакированного стола из тёмной древесины. Глаза едва ли моргали, словно мозг вовсе позабыл о их существовании. Атрейдес раз за разом проходился по тексту, подобно тому, как браконьеры пытаются изо всех сил выловить дикое животное среди листвы, обладающее определённым окрасом, позволяющим ему слиться с окружающей средой. Ментат старался заглянуть за текст, понять как бы собственноручно вложенный смысл. Применять логическую деконструкцию едва ли удавалось. Получалось лишь на секунду зацепиться за что-то, но оно терялось в моменте, словно иллюзия. Пророчества стали слишком неотъемлемой частью его жизни. Разумеется, он ненавидел, как они отнимали у него силы и спокойный сон, презирал, когда то, что происходит наяву, ему уже довелось видеть. «Сны это послания из глубин.» Фраза Преподобной матери, которая впилась своими клешнями в голову Атрейдеса. Чего хотели эти глубины от него? Ведь с самого юношества Они словно начали глумиться над чужим сознанием. Без конца и мучительно, пугающе и поглощающе. Они заставляли его принимать Их как часть себя. Отчего ментат и путался, не отличал собственные мысли от Пророчеств. С возрастом пришло горькое принятие всего того, что ему предстоит Именно этого он не желает Аделаиде — быстрого смирения без шанса на борьбу. Пол хочет, чтобы она билась за свою свободу до конца, которую отнимают у неё прямо на глазах. А если собственный план провалится, буду громко привыкать, что она сдалась. Он надеялся предотвратить глупейшие легенды о ней, которые в прямом смысле слова летают о нём по космосу, достигая каждой галактики. Одно лишь рождение было словно взрывом чьей-то известной звезды. «Гессеритка родила сына, а не дочь!» «Он пришел на век раньше!» Ему, разумеется, приходилось винить всех, в том числе и мать, но, как и говорилось ранее, он смирился слишком рано. Мысль о том, что всё было предопределено ещё задолго до образования Дома Атрейдесов, навязчиво успокаивала. Кто-то или что-то приняли определённые решения, лишая выбора каждого поголовно. Возможно, именно Они и внедрили ему обуздание собственного гнева в ходе несправедливости, быть может, могло случиться что-то невероятно ужасное. Шквал мыслей прервал стук в дверь. Судя по удару костяшек пальцев, это была Джессика. С огромной вероятностью она пришла, чтобы расспросить о видении. До чего же иногда раздражал её материнский инстинкт. — Входи. Дверь отворилась одновременно с произнесённым позволением войти. Женщина прошла внутрь, анализируя сына. От её светло-серых глаз не ускользнула его неудовлетворённость. Верно, ведь он и не пытался её скрыть. — Почему ты не явился на завтрак? — Лёгкая раздражительность сочилась в женском тоне. — Я был занят. — Сказал он, закрывая блокнот и ставя его на полку с таким же бесчисленным количеством записей. — Мы уже говорили об этом, Пол. «Ты должен присутствовать за столом, на собраниях отца и мероприятиях…» Слова, которые оставляли гематомы в мозгу. Шатен устало вздохнул, потерев переносицу, он перевёл свой взгляд на мать. Её всегда прямая осанка и скрещенные руки на груди выглядели неестественно, по крайней мере, он это замечал. Иногда даже задевал тот факт, что в его присутствии она продолжает выглядеть сдержанно, что говорило о недоверии, пусть даже он её сын. Впрочем, это недоверие было взаимным, он не отличался особой искренностью. — Что ты видел ночью? — Это показалось бы странным вопросом для кого угодно, но не для него. Обычно ментат уходил от ответа либо же заявлял прямо о своём нежелании говорить. Но сейчас случай другой, Атрейдес сделает исключение. Ему придется прибегнуть к её помощи, принять, почти так же, как этой ночью на балконе. Мозг отказывался работать, а вот чужой в самый раз готов для раздумий. Мать отличалась любопытством, особенно когда дело касалось сына. Всё-таки, недоверие не являлось безразличием. Лёгкий выдох перед началом был лишь знаком о готовности к бесконечным монологам Джессики. — Я видел Ирулан. — Слишком открыто заявил он. Женщина не была готова, ибо имя невесты не так часто слетает с его уст. Леди Джессика неторопливо подошла ближе, нависая над сидящим на стуле Полом. Её взгляд метался по его лицу, проходясь по каждому сантиметру, считывая едва показываемые эмоции. Она замешкалась. Очевидно, это не то, что она ожидала услышать. — Что ещё ты видел? — Всё шло фрагментами, слишком резко. — Ментат опустил взгляд. Вспомнив частоту сменяемости видения и ярких вспышек, виски вновь начали побаливать. — Я видел войну. Губы родной матери приоткрылись, лицо исказилось в лёгком ужасе. Мужчина не находил сути в её реакции, однако он не мог не допустить тот факт, что Джессика что-то знала или догадывалась. Она опустилась на колени перед ним, беря его лицо в свои руки, очерчивая скулы подушечками больших пальцев. Такую озабоченность своим состоянием с её стороны он помнит лишь в далёком детстве. Можно смело не продолжать говорить о ещё одной неизвестной фигуре. Атрейдес взглянул ей в глаза, встревоженно и непонимающе. Заметив выражение его лица, Джессика вновь покрылась коркой непробиваемого льда, не давая считывать себя. Однако она не отстранилась, всё так же по-матерински глядя на него. Мать была лучшей из Сестринского Общества, но была слаба перед своим сыном. Пол знал это и использовал. — Я говорила, что твои видения противоречивы. — Ментат лишь кивнул в ответ. Ему казалось, что она убеждает больше себя, чем его. Любое Пророчество может быть правдой, но никто не знает, какое именно, даже сам Атрейдес. То, какой эффект на мать оказало лишь одно заявление о войне, предупреждало о том, что не стоит делиться с ней большими подробностями. Он в курсе, какой она может быть в состоянии аффекта. Эмоций избежать сложно, они слишком намертво заложены в ДНК человека. Уж Атрейдес это хорошо знает. — Пойми же наконец, не пытайся противиться неизбежному. — Начала она. — Думаешь, я не вижу то, какую неприязнь у тебя вызывает тема политики, в особенности о престоле? Её светлые брови свелись к переносице, женщина была настроена сказать что-то ещё. — Ты знаешь, что этим заниматься должен был не я. — Прервал он Джессику, аккуратно убирая её руки со своего лица. — Нет, Пол, я всегда знала, что ты будешь императором. — Такого откровения не ожидала ни одна извилина мужчины. — Сын Талигари не подходил на эту роль, он был хорошим воином, но не обладающим способностью подчинить своё эго, что автоматически не давало ему шанса на власть. Взгляд Пола бегал от одного глаза Джессики к другому, словно стараясь найти хоть какой-то намёк на здравый смысл. В голову закралась жуткая мысль о том, что, быть может, сама мать, в сговоре с Еленой Мохийам, устранила Ксиона, аргументируя это тем, что он не имел должного потенциала, которым обладает Атрейдес. — Хочешь сказать, что ты причастна к его убийству? — Спросил ментат, с готовой порцией отвращения собираясь нахлынуть на неё. Её взгляд тут же изменился, она недоумевающе посмотрела на него, вставая с колен. — Как ты вообще мог о таком подумать? Вот, видимо, от кого и досталось проклятие отвечать вопросом на вопрос. — Мать, я знаю твою тягу ко власти, тебе ничего не стоит осуществить её через меня. — Сказал Пол, откинувшись на спинку стула. Он намеренно произнёс это без какого-либо либо уважения, ведь такое высказывание в её сторону можно счесть как приравнивание к Харконненам. — Совершать подобное я точно не стану, не ценой чужой жизни. — Спокойно ответила она, гордо подняв подбородок. Врёт или нет? Буквально драться с матерью за правду у Атрейдеса не было сил, тем более она сама заявилась к нему, чтобы узнать о видении, о которых он крайне не любит рассказывать. Сама перевела тему, что хорошо. — Совсем скоро состоится ассамблея Великих Домов Империи. — Видимо, собираясь уходить, предупредила она, скрестив руки в замок перед собой. — Будь готов, завтра твой отец вызовет тебя, чтобы обговорить некоторые моменты. Если бы не способность контролировать свои эмоции, на лице Пола заиграла бы тысяча отрицательных. Он не испытывал никаких ярких чувств к этому собранию всего сброда Империи, особенно присутствие на нём Космической Гильдии, манипуляции которой, казалось бы, замечает только Атрейдес. Опять эти бессмысленные и формальные дискуссии о престолонаследии. Ментат с огромным желанием бы сообщил каждому члену Ландсраада, что всё уже решено и императором станет именно он, однако придерживаться плана нужно хотя бы ради здравого смысла. Хотя бы ради секундной радости барона Харконнена о том, что у него есть такой шанс. Много лет им не удавалось иметь достаточно значимое мнение, с которым люди бы считались и которое имело бы вес на ассамблее, пока властью не завладел племянник внезапно погибшего Владимира Харконнена. О иллюзии его внезапной смерти можно и не говорить, идиоту понятно, что его убили ради власти, что вполне обыденно у Харконненов. Значит и у нас? Послышался звук закрывающейся двери, Пол сам не заметил, как мать удалилась. Судя по её спешке и отсутствию прощания, она направлялась на занятия с принцессой. От этой мысли брови ментата нахмурились, он устало провёл рукой по лицу. Ещё один день приближающий её к обречению.