Мистраль

      Сердце в груди быстро, оглушающе стучит, заглушая другие звуки.       С каждым метром, отделявшим меня от поместья Зенинов, в котором прошло моё несчастное второе детство, в груди словно цветы распускались. Это был ничем не прикрытый восторг, который я и не пыталась никак скрыть.       А смысл?       Свобода так близко.       Когда было объявлено о помолвке, мне хватило сил только чтобы добраться до своей комнаты, прежде чем сорваться на истерику. Ощущение собственного бессилия и беспомощности сдавили глотку ледяными руками.        Напоминание, что в этом проклятом клане я — да и други дети — не более, чем тело. За каждое наше действие отвечали другие люди. Клан. Только не мы сами. И кому-то везло быть талантливым мужчиной, а кто-то, как я.       От меня дорогой отец всегда требовал больше, чем я могла дать.       Мне нужно было лишь время.       Которого у меня не было.       Если я не могла принести ему пользу, как талантливый шаман, — жаль, что женщина, — то всегда можно было меня сбагрить в руки какого-нибудь мужчины, чтобы положила шаманов. И, может быть, кто-то из моих детей был бы достаточно талантлив…       Мерзко.       Идея покончить со всем приходит неожиданно.       Она накрывает уже после того как я сорвала голос от крика, полного горя. С такой силой я вцепилась в собственные волосы перед тем, как взглядом наткнуться на дерево в саду, на котором так удобно можно повеситься. С комфортом, я бы сказала.       Можно было бы спрыгнуть резко, чтобы сломались шейные позвонки…       На дерево я смотрела так долго, что солнце скрылось за горизонтом.       Я провела языком по пересохшим губам.       Всё так легко закончится.       Я выбралась в сад, осматривая это дерево.       Представить собственный свисающий с толстой ветки труп было удивительно легко.       Конечно, это было импульсивное решение под влиянием захлестнувшего отчаяния. Гнев и обида сменились опустошающим отчаянием. Усталость тяжёлой плитой навалилась на спину, придавливая меня к земле.       Хотелось лечь и провалиться сквозь землю.       Все усилия, которые я приложила до этого времени…       Бесполезны.       Я провела ладонями по стволу дерева, ощущая твердую, неровную поверхность коры. Царапнула ногтями коры, цепляясь за неровность, от чего пальцы пронзила боль. Ногтевая пластина едва не оторвалась.       Но боль ощущалась так, словно это не моё тело. Словно я где-то под водой. Или за плотный стеклом зеркала, просто наблюдая абсолютно чужую жизнь. Это какая-то другая девочка, это какой-то другой мир, это всё сон.       Зенин Джун — это другой человек.       Я сплю.       Ничего этого не произошло на самом деле.       И, наверное, если бы не Тоджи, я бы наверняка повесилась.       От дерева он меня оттаскивал за шкирку… Ну, вернее, просто поднял и унёс обратно в комнату, да на футон уложил.       — Истеричка, — он фыркнул, но потом поправился: — Чего ты хочешь?       Я вяло посмотрела на него.       — Сбежать отсюда.       Любой ценой.       — И куда ты пойдёшь после? У тебя ни связей, ни денег, ни образования.       Он задал вполне разумный вопрос.       Если уйду, то Зенины меня разве что нахуй пошлют. Я же сама приползу обратно, умирая от голода и жажды. Ну или отправлюсь на трассу, потому что иного пути просто нет. Мне пятнадцать, у меня нет нормального образования, денег и официальной работы, поэтому квартиру, даже маленькую комнатку, мне никто не сдаст.       Впереди меня ждут только потрясающие перспективы. Либо свадьба и размножение, либо смерть от голода, либо работа на трассе.       Я не Тоджи, которого эти ублюдки боятся.       Был ещё один неплохой вариант. Магический техникум. В Японии было всего два техникума — один находился в столице шаманов Киото, а другой в Токио. В Киото, разумеется, сидели старейшины, поэтому крайне желательно было попасть в токийский техникум.       Только вопрос в реакции Зенинов. Или, точнее, «отца».       Выйти-то из клана я могла прям сейчас, но всегда оставался шанс, что отдельные личности меня за волосы назад затащат покуда я могу приносить пользу. То бишь пока есть рабочая матка, да.       А так никто не захочет отправить меня учиться в техникум.       Просто не зачем.       Тоджи вздохнул тяжело, устало, словно сорок восемь часов вагоны разгружал, а не тратил деньги клана во всяких казино, дорвавшись до свободы. Да, это зависть. Мне тут даже стыдиться нечего. Я тоже хочу тратить деньги Зенинов.       Тяжёлая ладонь падает на мою макушку непосильным грузом. Хочется согнуться под её весом.       — Ты мне шею сломаешь…       Отмахиваюсь от его руки.       — Давно пора. Только кровь сосёшь, пиявка мелкая, — только слова эти наполнены хрупкой нежностью.       — Я знала, что ты меня любишь, нии-сан.       — Кто такую чушь сказал?       Прорвавшееся веселье затухает предраственым сонным миражом, оставляя за собой горечь возвращения в реальность шаманизма. Чем светлее моменты близости, тем темнее будет твоя обычная жизнь.       Он хмурится.       — Я решу твою проблему, — вкрадчиво даёт он отвратительное в своей красоте обещание. — Но тебя в покое не оставит. Будь готова к последствиям.              Нет яда страшнее надежды.       Уходит он, оставляя за подолом своего кимоно распускающиеся из сугроба пустоцветы.       И возвращается дыханием весны.       Не знаю, что он им сказал, — угрожал или нашёл какой-то компромисс, — но меня отпустили учиться в техникум с жирным намёком обязательно вернуться. Обязательно с успехами, желательно живой.       Ни с отцом, ни с главой клана я так и не встретилась, хотя Тоджи с кошачьим прищуром делился всем спектром их эмоций. От ярости до насмешки. Мило. Поддержка родственников как никогда важна для выпархивающего из семейного гнёздышка птенчика. Какие у нас хорошие отношения.       С поддержкой — покровительством — Тоджи получилось покинуть поместье Зенин, чтобы подать документы для поступления в техникум.       Студентам в магической шараге выплачивали стипендию. Надо сказать, стипендия неплохая. Её размер, как и зарплата взрослого шамана, зависит от ранга. Но стоит понимать, что стипендия — это лишь огрызки от полноценной зарплаты.       — На будущее лучше откладывай деньги. Больше пользы будет, — нии-сан уделил минутку перед моим отъездом на совет.       Он, конечно, не сказал, что это ради побега из клана, мы всё понимали и без этого. Минутка финансовой грамотности от человека, который разбазаривает чужие средства, не откладывая на своё будущее.       На мой скептический взгляд он никак не отреагировал.       В общежитие я заселилась первой.       В мужское крыло меня осмотреться не пустили, — не прилично, — настаивать не было никакого смысла. Бессмысленный труд ради такой же бессмысленной цели, за которым последуют проблемы. Раздражать администрацию техникума, в котором мне предстоит прожить три года, если выживу. Произвести хорошее впечатление, дабы заложить фундамент к нормальному отношению.       Надеяться на чужую милость ненадёжно. Людское настроение меняется неожиданно, как сменяется погода — за дождём солнце, за солнцем снег.       Сегодня ты любимец, завтра тебя уже выкидывают на помойку.       Комната моя была большой, вмещала в себя шкаф, кровать — я даже зависла, обрабатывая информацию — прикроватную тумбочку, небольшой письменный стол. В поместье Зенинов я привыкла к более традиционной обстановке — низким столикам, перед которыми сидят на коленях, футонам, на которых жёстко спать. Даже шкаф здесь был европейский, не встроенный в стену.       Кровать мягкая. Я с удовольствием повалялась на ней, прежде чем разбирать свою поклажу. Не так много у меня вещей, но все они, к сожалению, являлись традиционной одеждой. От кимоно тошнило чисто физически. Со мной отправилась так же расчёска и канзаши, которыми приходилось закалывать длинные и тяжёлые пряди. Волосы девочек заставляют отращивать, как символ женственности, а среди консервативного шаманского общества ещё и как знак богатства. Хотя ухаживать за волосами сейчас стало значительно легче.       В мыслях появился чёткий план: с первой же стипендии купить себе нормальной одежды, резинок и обычных шпилек для волос. Сейчас можно обойтись студенческой формой для девочек — пиджак, рубашка, юбка, колготки и закрытые туфли без каблука.       Туалет, душ и кухня со столовая были общими. Несколько кабинок присутствовали в женской части общежития, так что, предполагаю, в мужской части свой отдельный санузел. Душевых было много. В подвале. Плесень, побитая плитка и ржавый слив прилагаются. Но зато общая кухня и столовая порадовали уютной обстановкой, было видно, что студенты ими активно пользуются. Кухонька была достаточно маленькой, с одной плитой и одним холодильником, было несколько столешниц и кухонных шкафчиков. Общий набор столовых приборов, разделочной доски, кастрюль, сковородок… Столовая была побольше. Было несколько столов, предназначенных, как мне кажется, для разных курсов.       Ничего выдающегося, но у меня почти культурный шок.       Понадобится некоторое время, чтобы адаптироваться к нормальному окружению.       Было пустовато. Студенты со старших курсов ещё не вернулись с каникул, а первокурсники ещё не прибыли. Развлечь себя было особо нечем — мобильного телефона у меня не было, хотя они уже получили распространение, манги у меня тоже не было, поговорить не с кем. По большей части я гуляла по территории техникума, изучая здания и территория… Насколько мне было позволено.       У техникума была огромная территория с комплексом из нескольких зданий, спортивной площадки и даже небольшого сада. Находились мы далеко от города, в окружении леса на определённой возвышенности. Студентам из обычных семей будет тяжело подниматься каждый раз по лестнице вверх.       На входе стояли тории. Аккуратная дорожка, ведущая от лестницы вглубь техникума, была вымощена крупным, плоским камнем. Снаружи было чисто. Работники техникума тщательно убирались как в зданиях, так и на улице, выметая растения и вытирая грязь после дождей.       Окружающая природа не вызывала особого восхищения. Основное поместье Зенинов тоже находилось за пределами городов или деревень, прячась за деревьями от нормальных людей. Быть шаманом, видимо, означает стать изгоем, который ест коренья и подтирает задницу лопухом.       Все шаманы полоумные.       Для кого на территории техникума находилось святилище — непонятно.       Мне казалось, что бытие шаманов отбивает веру во что бы то ни было.       На склад проклятого оружия меня не пустили, как и в место хранения проклятых предметов. Не очень-то и хотелось. У Зенинов богатая оружейная и ничего интересного… Для меня. Тоджи там мог бы поселиться.       Кроме прогулок и изучения местности, я не забывала заниматься сама с собой. Обычные физические нагрузки, — легче, чем у отряда Кукуру, но всё ещё крайне неприятные, — затем работа над собственной проклятой техникой. Первое требовало значительно меньше мозговой активности и являлось чем-то привычным. Техника же в свою очередь является непаханым полем, требующим тщательного изучения и развития. Никогда не знаешь, что можешь открыть для себя.       Мои записи теперь аккуратненько лежали в прикроватной тумбочке. Было меньше опасений, что кто-то их найдёт и прочтёт, потому что тут над душой не стояли. Да и кому было дело до лишних каракуль студентов?       Записи со временем пополнялись.       Годжо Сатору.       Важный шаман. Особенный. Сильнейший.       Я слышала об этом чуде.       О рождении благословенного небесами дитя, накренившего чашу равновесия. Ситуация с проклятиями после рождения Шестиглазой пустоты резко ухудшилась. Об этом шептались в мире шаманов, об этом говорили злые языки в моём клане.       Все знали, что он особенный.       Все хотели на него посмотреть. Все хотели его потрогать. Убить.       Надеждой мальчонка являлся лишь для клана Годжо, а все остальные видели в нём угрозу — своему существованию, своему положению или же испытывали суеверный страх. Не к добру рождение подобных аномалий.       Мальчику всего пять. Весь мир смотрит на него.       Косились на меня.       Не все игнорировали факт наличия у меня чрезмерно большого количества проклятой энергии, плюясь даже не за спиной. В открытую передо мной. Перед отцом старались выдавливать сладкие улыбки вместе с приторной доброжелательностью.       Мне лично говорили, что я порождение твари.       Дурное знамение.       Как и мальчик пяти лет.       Следующие записи про Гето Сугуру, Фушигуро Тоджи, сосуд Двуликого, самого Двуликого. Сосуд звездной силы, инцидент в Сибуе. Прокисшие мозги.       О Тоджи записей больше всех. Мои личные наблюдения, мои выводы, мои от него ожидания и та информация, которую я о нём помнила. С ним я общалась больше всего, в то время как со всеми остальными лично не встречалась.       Меньше всего информации про Гето Сугуру. Не клановый ребёнок. Никаких слухов, никакой дополнительной информации.       Стухший мозг — отдельная тема. Скрытый за кулисами демиург, по чуть-чуть дергающий за ниточки, чтобы события сплелись в необходимую ему картину. Что знала про эту ошибку природы, то и написала.       Записи полезны. Читаешь — вспоминаешь забытые со временем детали.       Ненадёжные. Необходимые.       Время на отдых и пространные мысли стало гораздо больше, что теперь казалось странным. Для неудачных проектов вроде меня возможность лежать на кровати, задрав зад к верху, что-то из разряда фантастики.       Изменилось не так много, как можно было ожидать. Подсознательно было ожидание, что кто-то ударит мне по рукам, спине или ногам, увидев недостойное поведение. Зенины живут в то время, когда у женщины есть только её репутация — лет сто пятьдесят назад.       Ничего не происходило.       Тишь да гладь.       Подозрительно.       Тревога росла, пока я ждала начала учебного года.       С учителем я виделась лишь раз, но впечатление на меня он произвёл крайне негативное. Напомнил чем-то моих дражайший — чтоб их черти драли — наглухо отбитых родичей. Директора я видела мельком и не успела составить о нём какое-то мнение. Старик как он есть. Волосы уже седые, лицо похоже на сухофрукт. Да и всё.       Скучно, пресно и спокойно.              Первыми стали возвращаться старшекурсники, от которых я получила парочку любопытных взглядов. Ко мне общаться пока никто не подходил. Затем в общежитие заселилось двое студентов-первокурсников. Мы с первокусрниками собрались на кухне в общежитии, чтобы познакомиться перед началом занятий.       Это было… Неловко.       Один парень и одна девушка. Незнакомые мне. Не Зенины.       Даже к разнообразию внешности окружающих меня людей привыкнуть тяжело. Все Зенины были так или иначе похожи на лицо — приглядывались общие черты вроде формы глаз, линии челюсти или формы носа. Конечно, встречались женщины, вошедшие из других кланов или дальние родственники, однако я с ними виделась не часто. Мой круг общения был крайне ограничен.       Тяжело было в обществе незнакомых, отличных от привычного людей.       Девушка — Цукумо Юки — казалась мне знакомой. Что-то царапало на подкорке мозга, но сосредоточиться на этой мысли никак не получалось. Всё время я прокручивала в голове лица родственников, не находя никаких совпадений. Явно не наша. Это ощущение скользящей меж пальцев воды — мысли — было отвратительным. Словно кто-то водил мне хвостом по носу.       От её общества хотелось избавиться       Справедливости ради, мне вообще хотелось избавиться от общества других людей.       Я чувствовала себя не в своей тарелке.       Второй первокурсник же был незнаком мне совсем.       Смотрел на нас пустыми глазами, словно выброшенная на берег рыба и отвечал вяло, неохотно, будто кто-то из него слова выдавливал. Тёмно-коричневые, напоминающие шоколад, волосы, отросшие до мочек ушей. Глаза такого приятного зеленого цвета, вызывая ассоциации с мохом в тёмном, влажном лесу. Достаточно тощий. Ростом выше меня, ниже Цукумо.       В основном говорила Цукумо.       — Какие-то вы оба отмороженные… — она недовольно цокнула языком.       Эта девушка могла похвастаться подвижной мимикой, живым и горящим взглядом и, видимо, хорошей социализацией. Ей можно только позавидовать.       Мацуи Фумайо лениво пожал плечами, продолжая пялиться своими стеклянными глазами так пристально, что Юки аж неловко поёрзала на своём месте. В нём сразу угадывалось это противное клановское воспитание. Он, очевидно, не имел никакого отношения к трём великим кланам — Годжо, Зенин, Камо — даже в качестве дальних родственников. Не могла вспомнить фамилию Мацуи.       Наше общество приносило ощутимый дискомфорт Цукумо.       Мне оставалось только промолчать, чтобы она тяжело вздохнула:       — Так дело не пойдет. Придётся вас исправлять!       Я аккуратно сложила руки на коленях, неестественно выпрямляя спину.       В клане в головы детей — девочек точно — вбивали правила этикета. И при знакомстве я вежливо поклонилась по правилам одзиги, что вызвало у Цукумо недоуменный взгляд. Смотрела она на меня так будто бы я голой на улицы Токио вышла.       Фумайо ответил мне тем же.       Я всегда считала этикет ерундой.       И если правила вроде «говорить спасибо и пожалуйста» я ещё могла понять, то остальное… Подай руку так, не смотри вот так, не улыбайся вот здесь, не смейся, не пукай, не дыши. Самое главное, что в разные времена, в разных странах этикет отличался. Где-то даже справлять нужду прилюдно было нормой.       Но Зенины же аристократы настоящие.       Куски аристократичного говна, если быть точной.       Куда же мы, шаманы — консервативные изгои — без этикета.       Сейчас следовать этим правилам, вбитым в меня с реками крови, казалось привычным. Я даже внимания не обращала, как это происходило, годами живя в шикарной обстановке полного подчинения и традиций.       Всё происходило на автомате.       Цукумо сложила руки на груди, качая головой.       — Это всё зачем? О, знаю, вы, ребята, биороботы, да? Как в фильме!       — Уверяю, с биологической точки зрения мы являемся людьми.       Цукумо высунула язык.       — С биологической бе-бе-бе!       — Я не так сказал.       — Так.       Фумайо как-то устало закрыл глаза.       Я вообще попыталась слиться со стенкой. Такие простые и жизнерадостные девочки вызывали недоумение уже у меня. Когда мир ограничен, успеваешь от всего отвыкнуть.       Она тем временем закинула мне руку на плечо, из-за чего я вздрогнула.       — Ничего страшного, сделаю из вас людей!       — Мы и так люди, — парень фыркнул.       — Ничего подобного! Посмотрите на себя со стороны! Разве у нормальных людей такие реакции?       Нормальные люди в шаманы не идут.       Конечно, вслух я ничего не сказала, привыкнув держать собственные мысли при себе. Думай, что хочешь и как хочешь, но говори и делай то, чего от тебя ждут. Это правило поможет сохранить жизнь таким отродьям, как я.       Детей в клане Зенин вообще за отдельные личности не считают. Так… Приложение к родителям. К отцу в частности.       Ощущения прикосновения чужого человека, тем более такие… Интимные. По крайней мере после жизни в клане, где вместо ласковых объятий я получаю пиздюли, это действительно ощущается слишком интимным.       Это совсем не похоже на те ситуации, когда я обнимала Тоджи или прикасалась к нему.       Его я хотя бы знала.       — Я ещё раз повторяю, что с биологической точки зрения мы люди. Наше поведение обусловлено социальной средой и…       — Бла-бла-бла! — она закатила глаза, жестом руки имитируя открывающийся рот.       — Ты…       — Вот посмотри! Она со мной согласна.       Цукумо встряхнула меня пару раз будто бы в подтверждение собственных слов, хотя я продолжала молчать, грустным взглядом смотря на дверь, ведущую их кухни. Сбежать казалось сейчас лучшим решением.       — Она молчит.       — Значит, точно согласна!       Её уверенность в себе не знала границ.       Фумайо раздражённо вздохнул, потирая пальцами висок так, будто у него от Юки мигрень разыгралась. Было бы неудивительно, если да.       — Свалилась на мою голову…       — Я лучшее, что ты видел в своей жизни! — она хихикнула, послав ему воздушный поцелуй.       — Ты мой худший кошмар.       А я мебель.       Не самое приятное знакомство.       Пребывание в техникуме обещало быть куда более напряжённым, чем я думала изначально. Сначала я вообще об этом не думала, находясь в эйфорическом состоянии от мысли, что Зенины и розги теперь где-то далеко. Пока что.       Цукумо обещала наполнить мою жизнь страданием под названием «социализация».       Мы с Фумайо переглянулись, понимая, что главным инициатором всего и вся у нас будет именно Цукумо Юки. Такая вся активная, ослепляющей яркая, крайне болтливая. Самый настоящий экстраверт.       Не удивлюсь, если она готова каждому мимо проходящему человеку руку пожать.       — Вам обоим повезло, что я с вами!       Или, скорее, не повезло.