Мистраль

      Записка на двери бросалась в глаза, подобно красной тряпке       В миг вспыхнувшее раздражение заставило его яростно содрать бумажку, приклеенную на скотч разодрать её. Совсем по-детски потоптался по кусочкам, ощутив мимолётное удовлетворение, которое исчезло сразу же, как только смог отдышаться.       У него от злости зубы заскрежетали.       Свой гнев Сатору вылил на несчастную кровать, по деревянному основанию которой ударил ногой. И тут же скривился от боли, которая пронзила его палец. Он очень неудачно стукнулся мизинцем, от чего схватился за ногу, неловко прыгая на другой, здоровой.       Когда боль — больше моральная — успокоилась, Сатору просто упал на кровать, закричав в подушку.       Избранный, благословлённый небесами, божественный ребёнок, свыше поцелованный то ли ангелом, то ли самим богом. Волей небес было разлито божественное начало в его пёстрых, глубоких глазах, мир отражающих. Его рождение встречали шикарными празднествами, дарами в храмы всем известным богам и шёпотом благодарности в небо.       Его рождение — чудо.       Своим рождением Годжо Сатору приблизил человеческое к божественному, истончая тонкую грань между мирами. Через глаза его смертному существу даруется возможность узреть истину, блаженство, сады безмятежности. Саму вечность.       На него молились, его почитали…       Сатору, рождённый в клане Годжо, презрения не знал.       Зависть, страх и отвращение, вызванное двумя первыми эмоциями — да. Его убить пытались, зная, что он пошатнул небесное равновесие, принося в этот мир хаос со своим рождением. И благословение клану Годжо.       В техникуме он впервые сталкивается с таким пренебрежением.       Джун-сенсей подпирала голову ладонью и смотрела насмешливо, с каким-то таящимся в глубине серых глаз разочарованием. Прямо об этом никто не говорил, но всё же Сатору замечал это. В движениях тёмных зрачков, в тусклом сиянии серой радужки, в жестах, словах, вздохах…       Это оставляло его в смятении.       Он не знал, чем было вызвано такое… Отношение.       Даже догадок не было.       Своими мыслями он не делился даже с Сугуру. Мучился с этим один.       Была ли Джун-сенсей разочарована тем, что увидела? Но почему? Его слава шла далеко, но это было справедливо!       Сатору себе цену знал.       В нём никогда не было сомнений по поводу своих достоинств, ибо знал, что он на голову выше других стоит. И может не сейчас, но в будущем он — они с Сугуру — будут сильнейшими, оставив эту старуху далеко позади.       Сатору не знал, как реагировать.       Злился.       Обижался.       И представлял себе, как эта старуха поймёт свою ошибку, посмотрит на него с тем восхищением, которого он заслужил по праву рождения, как признает, что он сильнейший…       Член в штанах дёрнулся.       Сатору закусил нижнюю губу, расстегивая внезапно ставшие тесными штаны.       Пульсация между ног требовала прикоснуться, сжать ладонями, провести по стволу члена вверх и вниз…       Его первый — и последний — опыт был крайне неприятным.       Он не удовлетворил ту девушку, не удовлетворил себя и испытал глубокий, ни с чем несравнимый дискомфорт от сексуальной близости. Тогда и зубы неприятно стукались друг о друга, и поцелуи происходили не во время, и, в конце концов, он не кончил. Член внутри мягких стенок просто смягчился.       Испытывая за эту неудачу стыд, он пытался снова.       Дело доходило только до прелюдий — с неловкими, иногда слишком грубыми и неуместными прикосновениями, влажными поцелуями и угасающим желанием. Каждый раз вспоминал свой первый неудачный опыт, из-за чего по коже бежали мерзкие мурашки, вынуждая его вздрогнуть.       Он так и бросал тех девушек, не завершая дело до конца.       Не мог.       Сев поудобнее на кровати, он провёл ладонью по члену, размазывая выступивший на розоватой головке предэякулят, что облегчило скольжение. Сатору запрокинул голову назад, шумно выдыхая. Розовые губы шепчут чьё-то имя.       — Я горжусь тобой, — томный шёпот Джун на ухо пустил волну жара по позвоночнику.       Джун опускается на колени, игриво пробегается языком по стволу ноющего члена, прежде чем захватить своими губами головку. Это настолько великолепно горячо, что он готов кончить только от этого.       У него сердце в груди замирает, сжимаясь сладко-сладко.       В серых глазах её он видит заслуженное восхищение и почтение, похожее на зажигающиеся яркие огни в ночи. Все мышцы его тела напрягаются, когда она сладко изрекает:       — Ты Сильнейший.       Сатору кончает.       Сперма пачкает его ладонь, чёрную ткань пиджака токийского техникума. Несколько капель долетает до лица.       Щёки его обжигает румянцем стыда; красные пятна на бледном лице выглядят некрасиво, словно чуждо это ему. Сердце в грудной клетке стучит оглушающе громко, ударяясь о рёбра с такой силой, что кажется, те сейчас сломаются. Дышит тяжело, окидывая самого себя мутным, расплывающимся взглядом.       Чёрный цветом пиджака смешивается с белым от спермы.       Стыд давит на грудь тяжестью.       Он вытирает своё лицо, ладони и член влажными салфетками, а одежду отправляет в корзину с грязной одеждой, которую выносят из комнаты раз в неделю на стирку. Пока он стягивал с себя грязный пиджак, оторвалась одна из пуговиц…       Сегодня всё шло не так.       Вместо сильного раздражения Сатору ощутил лишь жалкий отголосок, больше напоминающий усталость или бессилие. С этим просто надо смириться, просто надо пережить…       Это не было отвратительно.       Когда он мастурбировал, пребывая в собственных эротических фантазиях и даже после, он не ощутил никакого дискомфорта, как с реальным партнёром.       Быть может, дело в том, что это обычная мастурбация… Или же дело в…       Сатору выдыхает, запуская ладонь в свои волосы.       Не-а.       Нет.       Дело точно не в ней.       И одновременно вместе с этим утверждением Сатору решает, что хочет узнать о Джун больше. Ведь, на самом деле, если задуматься, о сенсее он знал только несколько неоспоримых фактов — она старая, как раз страдает от старческого слабоумия и алкоголизма. Всё.       Это действительно мало.       Этот интерес становится настолько нетерпимым, что бороться с ним не имеет смысла… Да и не пытался он никогда. Сатору привык потворствовать собственным желаниям, будучи любимым, желанным ребёнком.       Сатору получал всё, что хотел. С самого своего рождения.       Всё, кроме свободы.       И, конечно, решает позвать на свои поиски Сугуру.       Одному ему что ли мучаться?

***

      — Это плохая идея.       — Не будь таким занудой.       — Я всего лишь говорю, что нам не стоит этого делать, — Сугуру неодобрительно качнул головой. — Это нарушение прописанных правил и социальных норм.       Сатору закатил глаза, выражая этим всё своё недовольство чужим занудством.       — Бла-бла-бла… — Сатору высунул язык.       — Сатору, — голос Гето стал твёрже.       Сатору усмехнулся:       — А что? Мы просто теряем время на твою пустую болтовню.       Сугуру вздыхает раздражённо, потирая пальцами переносицу. В затылок как будто упёрлась острая игла, проникая внутрь черепа с каждым словом и жестом Сатору. Иногда он просто был настолько… Раздражающим. Просто невыносимо.       Сатору довольно усмехнулся.       — Тебе нужно стать серьёзнее.       На это наследник клана Годжо только рукой махнул:       — Как скажешь, мамуля!       — Я тебе не мать, — зашипел Сугуру.       Сатору лишь послал ему воздушный поцелуй, прежде чем одними губами прошептать: «поцелуй меня в задницу». От этого в коридоре повисла тишина, прежде чем Сугуру схватил его за воротник рубашки.       Годжо вскинул руки, придавая своему лицу максимально невинное выражение лица. Над его головой чуть ли не ангельский нимб засиял.       — Давай вернёмся к делу, — дьявольским искусительным шёпотом заговорил шестиглазый. — Я войду туда с тобой или без тебя.       Сугуру некоторое время вглядывается в эти голубые океаны глаз, прежде чем отпустить его. Очки, сползшие на нос, окончательно убираются в карман штанов, прежде чем они входят в комнату Джун-сенсей.       Сенсей была отправлена на длительное задание, а они получили возможность узнать о ней немного больше.       Больше всего этого, конечно, хотел Сатору, у которого в заднице был самый настоящий пропеллер — не меньше. Усидеть на месте он просто не мог, его голова вечно наполнялась дружными идеями, от которых хоть стой, хоть падай. Вот и Сугуру не знал иногда, что подходит лучше. У него вместо головы то, что пониже спины.       Комната сенсей на первый взгляд напоминала свалку.       Даже Сатору, выросший в лоне родного клана, окружённый бесчисленными слугами, был гораздо аккуратнее. На стуле всё ещё могла валяться одежда, а мусор иногда не отправлялся сразу же в мусорную корзину, но всё же.       Тут же был мрак.       Краска для волос блевотно-зеленого цвета валялась рядом с открытыми банками пива, какими-то фантиками, да ещё и на полу…       Сатору сморщился.       — Этой старухе точно нужна сиделка.       — Она не старая.       — Да ей давно пора на пенсию!       — Яга-сенсей старше.       — … и ему тоже.       — Сатору… — протянул Гето с явным осуждением.       — Я просто за правду!       Они переругивались, шарясь в чужих вещах. Сатору залез в шкаф с одеждой и вытащил оттуда одну из чёрных, длинных юбок сенсея, которые ему так не нравились.       Своим видом Джун-сенсей напоминала исчезнувших сукебан, которые так же носили длинные юбки. От этого на неё в городе так странно посматривали, а уж вкупе с короткими волосами, крашенными в зеленый и пирсинг только в одном ухе… Она вызывала у людей определённые опасения.       И пока Сугуру действительно занимался делом, Сатору натягивал чужую юбку.       Сугуру оторвался от прикроватной тумбочки, найдя фотографию с более молодой Джун-сенсей. На фотографии у неё волосы были ещё короче, ещё не крашенные, да и пирсинга в ухе не было. Рядом с ней стоял высокий, накаченный мужчина, у которого в уголке рта виднелся шрам.       — Эй, посмотри… — Сугуру посмотрел на своего друга, оторвав взгляд от фотографии. — … ты что делаешь?       — Мне идёт?!       Сатору даже покрутился. Подол юбки взметнулся, обнажая его голые ноги с тонкими, белыми, редкими волосками.       У Сугуру от раздражения дёрнулся вверх уголок губ.       – Серьёзно? Это ты меня сюда затащил! Если нас поймают…       Сатору фыркнул, проведя ладонями по ткани юбки на своих бёдрах.       — Не будь таким пессимистом!       Иногда Сугуру кажется, что в своей оценке Джун-сенсей вполне справедлива. Пусть и не всегда, но всё же в голове Сатору гулял один только ветер.       Вместо того, чтобы заниматься важным делом, он копался в одежде, так и не приблизившись к своей изначально цели — получить больше информации о сенсей. Могло даже показаться, что он напрочь забыл об этом, увлёкшись показом мод.       — Что там?       Сатору склонился, разглядывая фотографию в руках друга.       — Ой, а тут она не такая старуха… И в свой блевотный зеленый не красится.       Сугуру тяжело вздохнул.       — От тебя толку никакого.       — Эй! Я полезный!       — Можешь верить в это, сколько хочешь.       — Сугуру! Ты разбиваешь мне сердце!       — Всё, я ухожу отсюда.       — Сугуру!? Эй, подожди!       Сатору поспешно стал стягивать с себя юбку, запутался и упал на пол, пока Сугуру просто вышел за дверь. Шестиглазый заныл:       — Не бросай меня!