On the line

Глубокой ночью Вайолет лежала на кровати, широко открыв глаза и глядя на еле заметные тени, играющие на потолке. Мысли не давали девушке покоя, одна мрачнее другой. Она перевернулась, уткнувшись лицом в подушку, пытаясь избавиться от боли. Но она только усиливалась. Прошла, казалось, вечность, прежде чем Вайолет сдалась, с раздражённым вздохом сев на кровати. Она потерла лицо ладонями, но прохлада рук никак не могла унять неприятно жгучее тепло. Натянув худи, она сунула ноги в кроссовки и вышла на улицу. Ночной воздух тут же хлестнул её кожу, острый и холодный. Вай нужно было двигаться, идти, вырваться из плена собственных мыслей. Паддок был зловеще тих, лишь отдалённое гудение генераторов нарушало тишину. Она бродила без цели, засунув руки глубоко в карманы худи, взгляд блуждал между тускло освещёнными гаражами и моторхоумами. Каждый шаг давался всё тяжелее, а разум всё так же упорно отказывался дать ей передышку. Она была слишком жёсткой с Кейтлин. Чёртовски жёсткой. Раскаяние ударяло, как молот, острыми уколами в груди каждый раз, когда в голове вновь проигрывалась их ссора. Она не могла забыть выражение лица Кейтлин — боль в её глазах, как она старалась держаться, даже когда Вайолет набросилась на неё. Как они дошли до этого? Кейтлин пыталась протянуть руку помощи, сделать первый шаг, поговорить, но Вайолет всё испортила. Она позволила разочарованию и боли вырваться наружу, пока от всего не осталась одна только злость. А теперь? Теперь было слишком поздно. В её голове ярко вспыхивали воспоминание за воспоминанием. Она хотела всё вернуть, начать с чистого листа. Вайолет сжала кулаки в карманах, с трудом сглатывая ком в горле. Ей нужно было послушать. Она хотела слушать. Но её собственная гордость, её глупая защитная реакция всё разрушила. Ноги несли её без мысли и цели, пока Вай внезапно не остановилась, а сердце пропустило удар. Она поняла, где находится — всего в нескольких шагах от моторхоума Мерседес. Грудь сжалась, когда её взгляд остановился на тускло освещённом здании. Она не собиралась сюда приходить. Даже не думала о конечной точке. Но каким-то образом ноги сами привели её сюда. Каждая клетка её тела, казалось, тосковала по Кейтлин, по чему-то, что она не могла объяснить, по притяжению, с которым не могла бороться. Вайолет стояла как вкопанная, её руки слегка дрожали в карманах. Она не знала, как оказалась здесь. Всё, что она понимала, — это что опустошение, разъедающее её изнутри, стало невыносимым, и всё сводилось к необходимости увидеть Кейт. Кейт, которую она оттолкнула. Кейт, с которой она поссорилась, которую ранила и обвиняла. Кейт, которая, несмотря ни на что, продолжала занимать каждый уголок её мыслей, по которой она скучала так, что это причиняло физическую боль.

***

Кейтлин сидела на краю своей кровати, нахмурив брови и погрузившись в глубокие раздумья. Она провела рукой по лицу, чувствуя, как усталость давит на неё, но о сне не могло быть и речи. Мысли не останавливались. Гонка. Штраф. Пресс-конференция. Вайолет. Всё это бесконечно прокручивалось у неё в голове, эмоции сменялись и путались с каждым новым воспроизведением тех моментов. Ей казалось, что она не может дышать. Кейт хотела верить, что ни в чём не виновата. Что она безупречна, что решение стюардов было справедливым. Но как бы она ни пыталась убедить себя в этом, все ещё не могла вытеснить сомнение, постепенно подкрадывающееся к ней. Штраф — это не её вина, правда? Её рука потянулась к телефону на тумбочке, и, нащупав его, она нашла видеозапись инцидента. Она пересматривала её. Снова и снова, пока в её голове не щёлкнуло — она могла оставить больше места. Кейтлин сжала край кровати так, что костяшки побелели. Сомнения уходили глубже: каждая победа, каждый подиум — всё это было её заслугой? Или влияние её семьи играло куда большую роль, чем она могла себе представить? Эта мысль переворачивала её желудок и вызывало тошноту. Сколько раз она отмахивалась от предположений, что её успехи были предопределены? Она бррсила телефон на край кровати, словно он её предал, и обхватила ноги, спрятав лицо между коленей. Её пугала мысль, что это может разрушить любые шансы вернуть Вай в свою жизнь. Её дыхание стало прерывистым и неровным. Она никогда не думала, что соперница станет для неё настолько важной за такое короткое время. Никогда не ожидала, что, пересекшая финишную черту, в первую очередь будет думать именно о ней. Горло сжалось, когда мысли начали складываться в цепочку, к которой она ещё не была готова. Вайолет стала для неё чем-то большим, чем просто соперницей. Больше, чем человеком, которому она хотела что-то доказать. Она была… важной. Кейтлин не знала, как и когда это произошло, но мысль о том, что она может потерять её и их связь, была невыносима. Она не могла исправить всё за одну ночь, но могла сделать первый шаг. Кейт поднялась, её ноги всё ещё дрожали, но решимость крепла. Она знала, с чего нужно начать. И на этот раз не собиралась отступать. Трижды постучав в дверь матери, она почувствовала облегчение, увидев, что та не спит, перебирая какие-то бумаги. – Кейтлин? Что ты делаешь в такое время? У тебя же завтра гонка. – Знаю, знаю, но нам нужно поговорить. Мать подняла бровь, и вскоре они уже сидели на ступеньках у моторхоума. Кейтлин долго смотрела на ночное небо, прежде чем глубоко вздохнуть. – Помнишь, как папа брал нас смотреть на звёзды? Кассандра наклонила голову. – Конечно, помню. Ты обожала это — всегда задавала миллион вопросов о созвездиях. Лёгкая улыбка мелькнула на лице Кейтлин, хотя не коснулась её глаз. – Я думала, звёзды вечны. Что бы ни происходило на Земле, они всегда будут там, неизменные. А потом однажды узнала, что некоторые из них уже давно погасли. Сгорели. Мёртвый свет. Выражение лица Кассандры смягчилось, хотя в глазах осталась тень недоумения. Голос Кейтлин стал тише, более задумчивым: – Ты сказала, что звёзды не погасли, что они всё ещё живы, просто 'выключились', чтобы сохранить энергию. Ты хотела уберечь меня от правды. И теперь я это понимаю. Правда. Кейтлин повернулась к матери, изучая лицо Кассандры. – Но сейчас мне нужна твоя честность. Никаких полуправд. – О чём ты, Кейтлин? – О стюардах, о решениях, о твоём влиянии. Насколько моя карьера сформирована тобой? Глаза её матери расширились от шока, но вскоре она вновь овладела собой. – С чего ты это взяла? – Просто ответь на вопрос, — настаивала Кейтлин. Её голос дрожал, в нём смешались нетерпение и уязвимость. — Ты вмешивалась? Использовала свою власть, чтобы повлиять на решения в мою пользу? Кассандра резко встала, скрестив руки на груди. – Это нелепо. Ты позволяешь этой девчонке, Вайолет, затуманивать твой рассудок. – Это не имеет к ней никакого отношения! — Кейтлин тоже поднялась, её голос повысился. — Это касается меня! Того, действительно ли мои достижения принадлежат мне! Ты хоть представляешь, каково это — сомневаться в каждой победе, в каждом подиуме, в каждом моменте, который я считала заслуженным? Думать, что, возможно, я всего лишь марионетка в твоём тщательно продуманном сценарии? Выражение Кассандры на мгновение дрогнуло. – Я всегда хотела для тебя только лучшего, Кейтлин. Я неустанно работала, чтобы у тебя были все возможности... – Но какой ценой? — перебила её Кейтлин, её голос сорвался. — Тебе вообще важно, что это сделало со мной? С моей репутацией? Ты превратила меня в символ, а не в человека. – Я не буду извиняться за то, что обеспечила твой успех. Этот мир жесток, Кейтлин. Думаешь, кто-то другой боролся бы за тебя так, как я? – Мне не нужно, чтобы ты за меня боролась! Мне нужно было, чтобы ты верила в меня, чтобы дала мне шанс доказать самой себе! Но теперь… я даже не знаю, могу ли я это сделать. Тишина, которая наступила после этих слов, была оглушительной. Кейтлин глубоко вздохнула, её голос стал тише: – Я не хочу видеть тебя ни на одной гонке. Не до тех пор, пока я не пойму, кто я без твоих манипуляций. Кассандра вздрогнула, словно её ударили. – Ты не можешь говорить это всерьёз. – Могу, — голос Кейтлин звучал ровно, хотя сердце колотилось в груди. За углом Вайолет застыла, не в силах пошевелиться, дыхание застряло в горле. Она не собиралась подслушивать — не планировала стать невольной свидетельницей одного из самых личных и болезненных разговоров в жизни Кейтлин. Но да, она блуждала вокруг моторхоума, в попытке найти в себе смелость заговорить с Кирамман, когда вдруг её голос прорезал ночную тишину. Она этого не ожидала. Вайолет прислонилась к стене, её сердце болезненно сжалось, пока она переваривала услышанное. Кейтлин страдала, терзалась сомнениями, которых Вайолет не пожелала бы никому. И всё это было её виной. Вина снова грызла её изнутри. Она была той, кто посадил зерно сомнений, обвинив Кейтлин в том, что её успехи были результатом влияния семьи, и что её это устраивает. Она не понимала, насколько глубоко это ранит Кейтлин, даже тогда, когда сказала это. Но под виной скрывалось ещё кое-что. Гордость. Кейтлин постояла за себя. Она столкнулась с матерью лицом к лицу, отказавшись быть марионеткой, отказавшись позволить кому-либо диктовать её ценность. Это была та сторона Кейтлин, которую Вайолет ещё не видела, и она лишила её дыхания на пару секунд. Но это также заставило её почувствовать себя беспомощной. Она очень хотела сказать Кейтлин, что ей не нужно проходить через это в одиночку. Что она потрясающая гонщица и человек. Что она сказала те слова только в порыве гнева. Вайолет оттолкнулась от стены и ушла. На этот раз она решила оставить всё как есть, надеясь, что завтра всё наладится. И, может быть, они смогут найти способ снова стать ближе друг к другу.