История, в которую Вы не поверите

      Особняк Баумов напоминал настоящий улей, когда все только готовились к проведению Зимнего бала. Все эти сборы, декорации, запуганные и замученные слуги, любопытные гости, которые только мешались. Удивительно, как за четыре дня всё стихло. На самом деле, в этом не было ничего необычного, ведь почти все гости разъехались. Лишь единицы всё ещё довольствовались гостеприимством Николаса.       Теперь Альбусу казалось, что этот огромный особняк померк, вновь облачился в темные тона, как и его хозяин. Нигде не было слышно голосов, чужих шагов и тихого шёпота. Дамблдор начинал ощущать себя призраком, прогуливающимся по обширным коридорам, где редко кого-то можно было встретить. Лишь картины иногда ворчали что-то друг на друга, но так тихо, будто бы боялись, что их услышат.       Альбус остановился возле одной из них. Именно у той, которую он увидел в свой первый день приезда. Портрет супругов Баумов теперь служил лишь напоминанием о прежнем счастье и страшной потере. Дамблдор даже засмотрелся на людей, что были изображены на холсте. Стоило отдать должное художнику, он смог передать их любовь так, что она читалась в глазах супругов.       Не стоило задерживаться на одном месте, ведь Альбус вообще направлялся в библиотеку, куда хотел вернуть книги, которые взял не так давно. Правда, его планам не суждено было сбыться. Сильный стук, словно что-то упало на пол, привлёк внимание Дамблдора. Звук исходил с первого этажа. После этого стали раздаваться и чужие голоса. Даже показалось, что кто-то кричал, требуя привести Николаса.       Альбус медленно подошёл к лестнице и выглянул из-за угла, пытаясь рассмотреть, что же произошло. Увиденное заставило его ужаснуться: алый цвет запятнал белизну мрамора, кровавые капли, разбрызганные по всему полу, растекались по нему, словно украшая; крики боли, раздававшиеся из уст волшебников; почерневшая, обугленная плоть с частичками ткани, что когда-то была одеждой.       Дамблдор зажал себе рот в ужасе, наблюдая за искалеченными магами. Их было около двадцати, и каждый имел те или иные увечья; некоторые просто лежали на холодном полу, истекая кровью. Самым страшным было, что раненых становилось всё больше, и никто не мог дозваться до владельца особняка, чтобы получить хоть какую-то помощь. Слуги явно растерялись, но хотя бы один из них пробежал мимо Альбуса с целью найти хозяина дома.       Альбусу была до ужаса знакома эта ситуация. Он вспомнил запах обгоревшей плоти и страшную боль, что распространялась по его телу вместе с огнём. А также открытые раны, из-за которых было больно даже дышать, но приходилось идти дальше, чтобы добиться своей цели. Сейчас Дамблдор был в норме, зато теперь перед его глазами было множество раненых волшебников.       — Да позовите уже хоть кого-нибудь! — Генри кричал, только делал это охрипшим голосом. Его лицо было в крови из-за рассечения на лбу, но он хотя бы был не так серьёзно ранен, как человек, что лежал перед ним на полу. Кожа Бернарда уже становилась бледной. Вся одежда окрасилась в алый, его рука была изогнута в неестественном виде. Сам Ред тяжело дышал, пытаясь оставаться в сознании, только глаза то и дело закрывались.       Альбус вздрогнул от громкого крика Шмидта, наконец-то приходя в себя. Он бегом спустился по лестнице, одним взмахом руки открывая двери, что вели в бальный зал. На ходу Дамблдор собрал свои распущенные волосы, чтобы те лишний раз не лезли в лицо. Он не обращал внимания ни на удивлённые лица слуг, ни на испуганные глаза волшебников. Просто знал, что медлить нельзя.       — Сейчас же приведите сюда Дэвида Кэлли и Джозефа Беккера. Скажите, что потребуется весь арсенал зелий, чтобы вылечить людей! Если в этом доме есть ещё лекари, то зовите и их, — Альбус явно обращался к слугам, что не понимали, слушаться им или же дождаться хозяина. — Живо! — трое служанок вздрогнули, но всё-таки побежали наверх, пока сам Дамблдор осматривался по сторонам. — Все те, кто может стоять на ногах, помогите перенести раненых в бальный зал.       Никто не смел ослушаться Альбуса, все знали, кто он. В этот момент Дамблдор был даже рад такой власти. Правда, времени довольствоваться ей не было. Он первый побежал в бальный зал, собирая подушки со всех диванов и кресел, что были размещены по дороге. Позже пришлось и их переносить, чтобы в последующем трансфигурировать их в матрасы.       Когда большинство раненых смогли уложить на те самые матрасы, Дэвид с Джозефом уже успели спуститься. Кажется, Николас тоже. Теперь он руководил всем, позволяя Альбусу помочь волшебникам. В первую очередь волновало состояние именно Бернарда, который выглядел заметно хуже всех других пострадавших. Дамблдор внимательно рассматривал его раны, понимая, что придётся заново сращивать кость руки, перетянутой в данный момент жгутом.       — Вот и отпускай вас одних после такого. Ни на что сами не способны, — Джозеф отослал Дэвида к остальным больным, оставшись с Альбусом, разбирающимся с Редом. — Альбус, как только я сращу кость, влей ему в рот это, — Беккер протянул два пузырька Дамблдору, который тут же их открыл. — Как только разберёмся с большинством, придётся варить рябиновый отвар.       — Передайте... — Бернард говорил так тихо, что пришлось прислушиваться. — Передайте племянникам... я не мог иначе... — Реду приходилось делать большие паузы, потому что с каждым разом было сложнее говорить. Джозеф на это только закатил глаза, наконец-то доставая палочку. Он кивнул Генри и Альбусу, чтобы те держали крепче.       — Сам им и скажешь, — Дамблдор удерживал верхнюю часть тела Бернарда, Шмидт – ноги. Беккер прошептал лишь одно заклинание и раздался неприятный хруст костей, а затем оглушительный крик Реда, который пытался вырваться из-за боли, но ничего не вышло. Альбусу было неприятно смотреть на страдания другого человека, но он понимал, что за это только начало тяжелого, как физически, так и морально, вечера.

***

      Время так стремительно бежит, особенно, когда пытаешься бороться за жизнь каждого, кто сильно пострадал. Дамблдор уже перестал вглядываться в лица, он слышал лишь крики боли, хрипы и мольбы. К счастью для многих, никто не покинул этот мир, хоть и думал, что смерть ждёт его на пороге.       Когда большинство уже получили помощь, а тем, кто был не столь серьёзно ранен, выдали заживляющие зелья, Альбус решил наконец-то покинуть этот зал: было душно и тошно. Почти вся рубашка Дамблдора пропиталась кровью других людей, но не было желания идти и менять ее. Альбус лишь вымыл руки и отправился на улицу, чтобы вдохнуть холодный воздух, который хоть как-то приводил в чувства после того ужаса, что творился вокруг.       К счастью, Альбусу вовремя принесли тёплое пальто, в которое он укутался, после чего сел прямо на крыльцо. Так же, его любезно угостили сигаретами, одну из которых Дамблдор сразу поджег, делая глубокую затяжку. Приятное покалывание прошлось по всему телу, заставляя блаженно прикрыть глаза и наконец-то выдохнуть.       — Угостишь? — Альбус обернулся на голос Генри, что сейчас выглядел уже лучше. Рана на лбу затянулась, оставляя лишь шрам, который тоже в скором времени исчезнет. — А то я свои потерял где-то, — Дамблдор молча протянул одну из сигарет, смотря куда-то вдаль. Шмидт сел рядом, пытаясь понять, что же так рассматривает Альбус. Тот на самом деле уставился в одну точку, пытаясь осознать всё происходящее. — Всё хорошо?       — Нет, — Дамблдор покачал головой, стряхивая пепел прямо на крыльцо. — Вы ворвались словно живые мертвецы. Причём, не все вы. Бернард чуть не умер. Дей, с Виндой и... Геллертом не понятно где и непонятно в каком состоянии, — Альбус поджал губы, пытаясь скрыть своё волнение, которое раздражало и вызывало неприятное чувство беспомощности. — Что вообще у вас произошло? Вы должны были вернуться три дня назад.       — Всё пошло не по плану, — Дамблдор усмехнулся этим словам, качая головой. Он выглядел весьма нервным. — Нам сообщили, что соглашение с одной из стран под угрозой. Гриндевальду пришлось лично вмешаться. Ну а потом... они обрушили на нас здание. Всё резко вспыхнуло, огонь был повсюду, — Генри нахмурился, вспоминая, как люди вокруг кричали от боли. — Гриндевальд смог спасти большую часть, но ему с Розье и Деем пришлось увести нападавших, пока наши люди спасались, — Шмидт видел, как Альбус сжался при упоминании Геллерта. — Кто-то подставил нас.       Дамблдор отвернулся, делая очередную затяжку. Он дрожал, хоть и пытался это скрыть. Мысль о том, что с Гриндевальдом сейчас не пойми что, совсем не успокаивала. Как и воздействие никотина, которое он почти и не чувствовал из-за стресса. Радовало, что хотя бы проклятая метка была на месте. Это свидетельствовало о том, что Геллерт всё ещё дышит.       — Знаю, что не лучший момент, — Генри всё же протянул руку, касаясь костяшек пальцев Альбуса. Тот сразу же вздрогнул от этого прикосновения, но поднял свой взгляд на Шмидта. В глазах Дамблдора точно отчетливо читались смятение и боль. — Я знаю, что ты скоро можешь покинуть нас. Знаю, что тебе предстоит выбрать: либо он, либо уйти, — Дамблдор даже посмеялся, понимая, что почти все уже знают о его положении. — Поэтому и хочу сейчас спросить... — Генри сделал паузу, нервно поправляя свои светлые волосы. — Тебе и так известно, что я чувствую. Если ты не выберешь его, то я могу надеяться на что-то?       — И правда не лучший момент, — Альбус тушит сигарету, обдумывая, как же лучше сказать. — Ты должен понимать, что даже если я не выберу его, то всё равно буду его любить. Возможно, это и пройдёт со временем, но я вряд ли захочу связывать себя с кем-то и снова испытывать эти чувства, — Шмидт глубоко вздыхает, прекрасно осознавая слова Дамблдора. — Ты ещё встретишь достойную пару, но это буду не я.       Генри поднимается с крыльца, отряхиваясь. Слова Альбуса вызывают неприятное раздражение во всем теле. Всё же было глупо надеяться на взаимность, особенно, учитывая сложившиеся взаимоотношения Дамблдора с Геллертом. Сам же Альбус не чувствовал своей вины за отказ. Хотя где-то в глубине души что-то словно шепчет: это неправильно.       — Он здесь, — Дамблдор непонимающе оглядывается на Шмидта, который уже повернулся к нему спиной. — Дей в норме, но Винду ранили. Хотя, и с ней всё нормально. С ним тоже, — Альбус чувствует, как с каждым словом наступает облегчение. — Он приходил, когда ты варил зелья в комнате. Проведывал раненых и искал тебя, но Джозеф отправил его в комнату. Так что... беги же к нему.       Дамблдор не удивлён последней фразой. Она была пропитана ревностью. Куда больше поражало, что Генри ничего не сказал раньше. Альбус пытался осознать сказанное, а после поднял голову, замечая, что во многих окнах не был зажжен свет. Зато в комнате, где жил Геллерт, можно было заметить признаки, что кто-то там присутствует.       Конечно же, Дамблдор знал, где находится эта комната. Можно было бы зайти в здание и подняться по лестнице, но не хотелось снова видеть лужи крови, которые ещё не успели убрать. Поэтому самым верным решением было трансгрессировать в коридор, а потом уже пройти по нему и оказаться прямо перед той самой комнатой.       Альбус так и поступил. Хлопок, и вот он снова в здании. Руки слегка покалывало от смены температуры, но тело явно дрожало не от этого. Мало было волнения, так Дамблдор ещё и почувствовал, даже через дверь, что Гриндевальд не скрывал свою ауру. Она была пугающей, пропитанной злобой и раздражением. Всё будто бы кричало не приближаться, но Альбус не мог уйти просто так. Ему нужно было хотя бы увидеть Геллерта.       Дамблдор протянул свою руку и медленно надавил на ручку, чтобы открыть дверь. Он хотел зайти незамеченным, но та тут же заскрипела, будто бы оповещая о незваном госте. Надеясь хоть как-то смягчить своё проникновение, Альбус на ходу потянул за ленточку, чтобы длинные пряди тут же свободно легли на плечи, а некоторые струились по спине. Так хотя бы можно было скрыть метку, что явно выглядела не лучшим образом.       Геллерта было не трудно найти. Тот сидел на диване, практически напротив двери. Его светлые короткие пряди были мокрыми, с них капала вода, свидетельствуя о том, что в душ он успел сходить. Только вот из одежды на нём были только чёрные кожаные штаны. Рубашку он не стал надевать, и сразу стало понятно почему. На левой руке красовался глубокий порез, который Гриндевальд собирался залечить сам, но его в этот момент отвлекли.       Дамблдор остановился на пару секунд, осматривая Гриндевальда. На нём было множество ссадин и кое-где уже проявились синяки, но серьёзных ран всё же не наблюдалось. Сам он выглядел явно недовольным и даже злым. Взгляд был холодным и в какой-то мере опустошённым. Хотя всё же смягчился, когда Геллерт понял, кто пришёл.       Альбус не сказал ни слова, даже пальто не снял, чтобы не показывать рубашку, пропитанную кровью. Дамблдор понимал, что сейчас это второстепенное. К счастью, пару зелий он успел прихватить с собой. Залечить рану не составляло особого труда. Гриндевальд, кажется, особо и не протестовал насчёт помощи, молча смотря на Альбуса, который подошёл к нему и сел рядом.       Руки Дамблдора были холодными, в отличие от кожи Геллерта. Альбус касался лишь подушечками пальцев, будто бы чего-то боялся, но на самом деле причиной такой осторожности являлось желание скрыть, насколько у него дрожат руки. Конечно же, Гриндевальд это видел, но всё так же хранил молчание. Он даже не зашипел, когда пара капель экстракта бадьяна попала на рану, вызывая боль от запястья и до плеча. Дамблдор старался действовать осторожно, но неприятных последствий было не избежать.       Рана быстро зарубцевалась, оставляя лишь небольшой след, который тоже затянется в скором времени. После этого Альбус свободно выдохнул, замечая, как его вновь окутывает аура Геллерта. Это расслабляло и давало возможность свободно вздохнуть. Дамблдор наконец-то мог не переживать, что с Гриндевальдом что-то произошло, от этого стало куда легче.       Они оба не сдвинулись с места. Альбус всё так же сидел рядом, держа руку Геллерта за запястье. Он смотрел на неё в упор, не поднимая взгляд. Всё же хоть и частично обнажённое тело смущало. Да и Дамблдор хотел насладиться хотя бы несколькими секундами спокойствия, ощущая, как его внимательно рассматривают словно в первый раз. Гриндевальд скользил взглядом по распущенным волосам, острому носу, слегка приоткрытым губам.       Геллерт первым не выдержал. Он поднял правую руку, чтобы коснуться щеки Альбуса, а сам приблизился. Дамблдор совершенно не возражал. Сам поддался навстречу, соприкасаясь лбом с виском Гриндевальда и упираясь носом в щеку. Сейчас и правда хотелось прижаться, чему Геллерт никак не сопротивлялся. Подняв руку выше, Гриндевальд запустил пальцы в рыжие пряди, слегка поглаживая.       — Я задержался, — Геллерт говорит тихо, пока Альбус еле заметно кивает. Он и сам протягивает руки, чтобы обнять, хоть ему и непривычно соприкасаться с обнажённой кожей. Гриндевальд мог бы и отодвинуться, но не сделал этого. Сдерживаться не было больше смысла, так что Геллерт немного отстранился, лишь затем, чтобы приблизиться иначе. Его губы оставили еле ощутимый поцелуй сначала на верхней, затем на нижней губе, пока Дамблдор не приоткрыл их, чтобы уже самому поцеловать Геллерта.       Всё было плавно, без каких-либо резких движений. Они оба хотели прижаться ещё ближе. Гриндевальд желал сжать в своих объятиях Альбуса, как пару дней назад, а сам Дамблдор почувствовал ни с чем не сравнимое спокойствие. Никто из них не углублял поцелуй, наслаждаясь лишь этими лёгкими касаниями, но и это пришлось прекратить.       Альбус сам отстранился, понимая, что сейчас хоть ему и хорошо, но нужно остановиться. Геллерт никак не возражал, лишь ещё раз коснулся губами, только уже щеки Дамблдора. Именно в этот момент взгляд упал на рубашку Альбуса, что всё так же была пропитана кровью. Гриндевальд слегка отдёрнул пальто, чтобы понять, откуда она. Не увидев же никаких повреждений, осознал, что произошло.       — Слева гардероб. Тебе лучше переодеться, — Геллерт выпустил Дамблдора из своих объятий, пока сам подобрал свою тёмно-синюю рубашку, всё это время лежащую на спинке дивана. Альбус не возражал, чтобы Гриндевальд наконец-то оделся, как и не был против сменить свою одежду.       Когда они оба привели себя в порядок, то снова расположились на диване. Только тогда Дамблдор заметил рядом поднос с кофейником, заварником, лёгкими блюдами и сладостями. Альбус понял, что Геллерт ждал его, иначе сладкого бы тут точно не было. Дамблдор решил сам разлить напитки, но увидел, как за его действиями следят. Альбус тут же недовольно цокнул, но всё же поставил перед Гриндевальдом чашку с видом: «Могу и отпить». Это явно вызвало улыбку на лице Геллерта.       — Спасибо, что помог сегодня, — Гриндевальд даже тихо посмеялся, наблюдая с каким недовольным видом Дамблдор сел обратно. Из всего гардероба он выбрал белую рубашку, что была явно велика, но несмотря на это, Альбус не стал её заправлять в штаны и заворачивать рукава. — Мне рассказали, как ты разместил всех раненых и даже лечил раны Бернарда.       — Он уже собирался прощаться с жизнью. Просил передать племянникам, что не мог иначе, — Дамблдор забрался с ногами на диван, чувствуя, как его слегка морозит. В тот же миг в камине неожиданно зажёгся огонь, и комнату наполнили звуки потрескивания дров. Стало куда уютнее. — Да и я лишь помогал. Сам ведь знаешь, что лечение не моя сильная сторона.       — О, я это помню. Как и помню, что ты вроде больше не куришь, — Геллерт достаёт свои сигареты, чтобы тут же закурить. Альбус непонимающе смотрит, ведь не осознает, как Гриндевальд догадался. Правда, потом понимает, что тот просто почувствовал горький вкус табака во время поцелуя. Это заставляет смутиться. Лучшим решением было отвлечься и отпить немного чая. — В любом случае, я рад, что он жив. Август бы достал меня с того света, если бы его муж умер по моей вине,— Дамблдор замирает при упоминании этого имени.       — Ты никогда о нём не говорил, — Альбус проводит пальцами по краям чашки, пока Геллерт медленно выкуривает сигарету. — Между... между вами что-то было? — Гриндевальд усмехается этому вопросу, выдыхая белые клубы дыма.       — Только взаимное раздражение, — Геллерт вспоминает те годы, вспоминает недавний сон, но всё же продолжает рассказывать. — Я никогда не желал его, как омегу. Возможно, его и правда можно назвать моим другом, ведь он был ближе всех ко мне, хоть и считал все мои идеи сплошным безумием. Для меня же стремление Августа завести семью было подобно глупости. Такой талант, такая тяга к знаниям и ради чего? Воспитывать отпрысков, которые только создают проблемы?       — Думаю, вы с ним спорили об этом часами, — Дамблдор уж точно не смог бы принять ни одну из сторон. Идеи Гриндевальда он понимал, но при этом у него самого не было желания завести семью. — Если честно, я не представляю, каким ты был в те годы. Таким же холодным и суровым?       — Скорее пылким и безумным. Мне было всё равно на последствия, на свою жизнь, на отношения, семью, лишь бы только заполучить желаемое. Из-за этого у меня много шрамов на теле. И даже в тот период я встречал омег, которые любили меня, но скорее желали с моей помощью что-то заполучить. Мой статус, моё влияние и попытку сбежать от своей семьи, — Геллерт затушил окурок, всё же делая глоток кофе. — Таким бы я тебе не понравился. Скорее больше раздражал бы.       — Ты меня и сейчас иногда раздражаешь, — Альбус сказал это так спокойно, что Гриндевальд снова усмехнулся. — И ты есть ты. В тебе есть черты, которые вряд ли ты смог бы изменить спустя время. Даже забавно, что хоть власти у тебя стало за эти годы больше, но она мне не нужна. Я хочу всего добиться сам.       Геллерт и так это знал, поэтому не нашёл, что ответить. Разговор медленно перетекал в тему, которая важнее болтовни о прошлом. Только Дамблдор не знал, как начать. Гриндевальд его не торопил. Конечно, можно было предложить перенести, но это было опасно для Альбуса, который начинал нервничать. Он даже так сильно сжал чашку, что она могла бы сломаться в его руках.       — Я боюсь, — Дамблдор всё же первым заговорил, пока Геллерт молча слушал. — Боюсь, что будет после этого разговора. Я до сих пор не решил, потому что не знаю, о чём ты думаешь. Почему решил нарушить свои же законы, которых придерживался столько лет, — Альбус поставил чашку, чтобы точно её не разбить. Он притянул ближе к себе небольшую декоративную подушку, обнимая. — Неужели это опять твоя похоть?       — Не делай глупых суждений, в которые сам же и не веришь, — Гриндевальд откинулся на спинку дивана, наблюдая, как Дамблдор начинает мучить бедную подушку. — Я всегда думал, что любовь – глупость. Я её не испытывал, и не задумывался почему и зачем. Да и не та я личность, которая будет подпускать к себе кого-то столь близко. А потом появился ты, и всё начало распадаться, — Геллерт вспоминает, как впервые увидел Альбуса. — Сначала и правда была похоть, но ты каким-то образом смог проникнуть глубже, заставляя довериться тебе. Хоть доверие и было подорвано. Это помогло мне вновь построить стену между нами. Только вот ты не сдавался. Бился, бился в эту стену, пока на короткий миг не сдался. Только вот трещина пошла. Появилась потребность быть ближе, и не только физически. Я и сам сглупил. Не стоило приближаться к тебе после всех наказаний.       — Точно... — Дамблдор замечал, что Гриндевальду непривычно говорить о подобном, но он старается открыться полностью. — Если бы ты тогда не назначил эти встречи, то ничего бы и не было. Может, мы бы спокойно разошлись, оставаясь каждый при своём мнении. Только вот, когда эта стена рухнула?       — Когда тебя пытались убить, — Геллерт смог поймать момент, чтобы Альбус посмотрел на него. Именно тогда они встретились взглядом, пусть и на короткий миг. — Тогда ты ворвался на кухню, не понимая в чём дело. Подумал, что я виню тебя. В тот момент мне захотелось, чтобы ты понял меня, захотелось успокоить и подарить тебе чувство безопасности. Именно тогда, кажется, всё рухнуло. Причём, не только у меня.       — Забавно. Когда я перестал пытаться, у меня получилось приблизиться к тебе максимально близко, — Дамблдор смотрит на руки Гриндевальда, которые тот сцепил в замок. Альбус видит кольцо, которое подарил, рука сама тянется к нему, но Дамблдор останавливает себя на полпути. Только вот Геллерт сам протягивает свою руку, чтобы переплести их пальцы. — Но ведь это не все причины. Не похоже, чтобы ты только из-за этого решил сделать такой выбор.       — Нет, но эти факты вряд ли тебя удивят. Ты и так всё знаешь, — Геллерт ласково проводит подушечками пальцев по тыльной стороне его ладони. — Те же причины, что и с искусственной меткой. Люди куда охотнее доверяют альфе, у которого есть пара, желательно, счастливая, — Альбус улыбается на такое заявление. Он уже кладёт голову на спинку дивана. — Как неудивительно, но ты словно стал символом для моей армии. Даже сегодня. Ты лишний раз доказал им, что не бросишь их в беде, — Гриндевальд делает небольшую паузу, а после добавляет. — К тому же, за столько лет я и правда добился неплохого результата, только времена разрушений подходят к концу. Мне нужен тот, кто сможет помочь пойти более мягким путём, когда это понадобится.       — Как было с газетами, — Дамблдор хмыкает, вспоминая тот случай. В его голове крутится столько мыслей, но он пока лишь добавляет. — На благо твоей политики и кое-что для тебя. Интересный расклад, — Альбус слегка вздрагивает, когда Геллерт отпускает его руку. Кажется, Гриндевальд становится более серьёзным.       — Но дело не только во мне, — Геллерт снова достаёт свои сигарету, пока Дамблдор сам сжимает свои пальцы. — Ты должен понимать, что кроме любви, в тебе должен говорить и здравый смысл, — сейчас и Альбусу захотелось закурить. — Хоть тебе и нравится вести подобный образ жизни, но ты должен понимать, какую опасность представляет выбор остаться со мной. Ты должен понимать, что я буду возвращаться в крови, что у нас с тобой не будет нормальных отношений, потому что я буду пропадать.       — Боюсь, что не только это, — Дамблдор и правда достаёт из своего пальто оставшиеся сигареты, чтобы и самому закурить. Его руки дрожат, так что он сам не может зажечь. К счастью, Гриндевальд не возражает и даже сам помогает. Альбус вдыхает никотин, чувствуя, как голова начинает болеть в висках.       — Да, — Геллерту не нравится столько взваливать на Дамблдора, но у них уже нет времени всё обсудить более размеренно. — Я гораздо старше тебя. У тебя не получится сразу же понять меня, из-за этого будут ссоры. Я могу совершить ошибку, хоть и не стану наказывать, как раньше, — Альбус не хотел даже вспоминать те разы снова. — И, возможно, для тебя это может быть важно в будущем, но со мной ты не создашь семью. Я уже говорил, что не могу иметь детей.       — Я помню, — Дамблдору становится дурно от табака, так что он слегка раздражённо, всё же тушит сигарету. — Но мне казалось, что в отношениях нет места наказаниям, — Альбус решается снова посмотреть на Гриндевальда, который лишь шепчет: «Верно». Дамблдор смотрит в эти глаза, смотрит на лицо, которое стало ему родным, смотрит на губы, что не так давно целовал. И в этот момент звучит лишь одно...       — Как же выбрать... — Альбус усмехается, вспоминая тот день. — Я не знал, какой выбор будет правильным. Я не мог рассуждать одной любовью. Геллерт был тогда прав. Отношения с ним были не самыми простыми. Только оглядываясь назад, я понимаю, что снова пошёл бы по тому же пути.