История, в которую Вы не поверите

      Альбусу нравилось смотреть на огонь и слушать, как потрескивают дрова в камине. Сначала он и правда наслаждался этим успокаивающим звуком, завораживающим танцем разгорающегося пламени, но всё же в какой-то момент Дамболдор ушел в себя, глубоко задумавшись. Столько мыслей крутилось у него в голове. Он пытался продумать все возможные исходы событий, которые последуют после того, как будет выбран один из вариантов. Только каждый из них обрывался чуть ли не в самом начале. Дамблдор всерьез пожалел, что не умеет предсказывать будущее.       Так и не придя к окончательному решению, пришлось возвращаться в реальность. Именно туда, где Альбус уже полностью забрался на диван, прямо с ногами. Изначально они с Геллертом расположились отдельно друг от друга, но вот время шло, расстояние между ними сокращалось, и теперь они оба находились настолько близко, что положение можно было назвать интимным. Гриндевальд сидел, откинувшись на спинку дивана, лицом к камину, Альбус же – боком. Ноги Дамблдора были перекинуты через Геллерта так, что слегка согнутые колени прижимались к его животу, чем тот явно наслаждался.       Сначала Альбусу было неловко, особенно, когда Геллерт касался его чуть ниже колена, но потом... Дамблдор понял, что это его успокаивает. К счастью, теперь на столе стояли уже не чашки с чаем, а бокалы с вином. Алкоголь способствовал тому, что Альбусу стало легче расслабиться. Он даже подумал, что это коварный план, поскольку только спиртное помогло унять дрожь во всём теле. Конечно, выпили они мало, так что опьянения не было.       — Что именно не даёт тебе сделать выбор? — Гриндевальд вновь прервал тишину, окончательно вырывая Дамблдора из своих мыслей. — Скажи мне, ведь ты не один, — и снова рука скользит по коленке, заставляя Альбуса слегка сжаться под этими прикосновениями. — Мне убрать руку? — конечно же Геллерт видит и понимает его реакцию, но Дамблдор лишь отрицательно качает головой, сжимая пальцами ножку бокала и смотря на красную жидкость, плескавшуюся внутри.       — Два случая. Даже три, если так подумать. Только три факта борются между собой в моей голове, — Альбус выпивает остатки вина, оставляя бокал на столе. Стоит признать, что Гриндевальд пьёт быстрее и больше, но вообще не пьянеет. — Один из этих фактов... Лондон в огне. Люди, которые там умирали. Я до сих пор помню тот жар, и даже не знаю, смогу ли его забыть. А если это вновь повторится? Вдруг ты снова меня не послушаешь?       — Я ведь уже сказал, что ты мне нужен, чтобы как раз таки действовать не столь радикально. И давай признаем, что не только я использую подобные методы, — Дамблдор в ту же секунду поднял гневный взгляд на Геллерта, так что тому пришлось добавить небольшое пояснение. — Они заставили тебя отравить меня. До этого сжигали моих людей заживо. Перебили министров во Франции. Неужели ты думал, что я не отвечу на такой акт насилия?       — Но на прошлый ты ответил более гуманным способом, благодаря мне, — Альбус сразу же успокоился, понимая, что его никто не собирался обвинять. — Теперь я и правда понимаю, зачем тебе нужен, — Дамблдор потянул руку к своим волосам, чтобы их поправить, но тут же замер, ничего не сделав. Всё это время рыжие пряди прикрывали его шею, не открывая полного обзора на метку. Альбус предпочёл это так и оставить.       — Какие ещё два случая? — бутылка поднимается в воздух, и жидкость тонкой струйкой наполняет бокалы. В отличие от Дамблдора, Гриндевальд сохраняет спокойствие. Альбус даже не знает, хочется ли ему вызвать хоть какие-то эмоции у Геллерта или же оставить всё как есть. Можно было бы подумать, что Гриндевальду всё равно, но тёплая ладонь на коленке и успокаивающая аура говорили совсем о другом.       — Решил не заострять внимание на первом факте? — Дамблдору и правда показалось, что его постепенно отводят от темы горящего Лондона. Хотелось возразить, но спорить о подобном было глупо. — Второй же... — Альбус глубоко вздыхает, когда воспоминания накатывают с новой силой. Дамблдор устало потирает глаза, пытаясь отогнать вызванные неприятные чувства, что до сих пор сидят в его душе. — Когда я покинул тебя из-за брата. Мне пришлось, да и тогда нас ничего не связывало, но я так сильно рвался к тебе. Я даже не уверен, что не стану желать хотя бы мельком увидеть твоё лицо, если уйду. Зато точно знаю, что это принесёт боль.       Альбус не берёт бокал со стола. Вместо этого он встаёт с дивана, подходя ближе к камину, сам не зная зачем, просто оставаться на одном месте становится невыносимо. Геллерту, который только удобно устроился, это не особо нравится, но никакого протеста с его стороны не следует. Он ведь видит, что Дамблдору было некомфортно из-за сложившейся ситуации. И причиной тому не прикосновения, а то, что творится в его голове.       — Я не смогу иначе, Альбус, — Геллерт наклонился чуть вперёд, упираясь локтями в ноги и переплетая пальцы рук. — В чём смысл отправлять тебя в безопасные места, пытаясь уберечь, если я всё равно буду появляться на пороге, тем самым чуть ли не рисуя мишень тебе на лбу, — Дамблдор ещё больше сжимается, обнимая себя руками. Казалось, что стоило только Гриндевальду перестать его касаться, как холод медленно проникал под кожу, заставляя вздрогнуть. Даже огонь, горящий в камине, не согревал.       — Я понимаю это. Я понимаю... — Альбус услышал, как диван тихо скрипнул, за этим последовал шорох. Он ожидал, что к нему подойдут со спины, прикоснутся, но за этими звуками ничего не последовало. — Я и сам не соглашусь на подобное. Это будет похоже на пытку, — Дамблдор делает глубокий вдох, прежде чем продолжить. — Знаешь, у меня всегда вызывали любопытство вопросы: как совершенно разные люди находят друг друга? Как уживаются вместе? Что их держит и не даёт сорваться, убегая друг от друга? Однажды я спросил об этом Джозефа, ведь как я узнал, он был... даже не знаю, кем он был. Его муж же политик до мозга костей. Это видно невооруженным глазом.       Геллерт тихо хмыкнул, и этот звук послышался где-то рядом, Альбус понял, что тот стоит совсем близко, прямо за его спиной. Сложно было предположить, о чём именно сейчас думал Гриндевальд. Только вот он явно наслаждался образом Дамблдора в большой белой рубашке, с распущенными волосами, которые слегка растрепались сзади.       — Он посмеялся над вопросом и сказал, что у каждого своё мнение, — Альбус опускает голову, смотря на свои ладони, которые крепко сжал, настолько, что кожа побледнела. — Он лишь привёл в пример дом, где ты можешь быть самим собой, в котором тебе не нужно притворяться и сдерживаться. В это место путь практически каждому запрещён. Лишь одному ты открываешь дверь, позволяя увидеть, что же внутри. И если человек правильный, то он там и останется, с тобой, — Дамблдор жмурится, переходя на шёпот. — И это третья причина. Я не хочу быть в этом доме один.       — Знаешь, Джозеф часто своими сказками может запутать, — Геллерт медленно протягивает руки, чтобы после обхватить ими талию Альбуса и прижать к себе. Тот совершенно не сопротивляется, наоборот, сам подаётся телом назад, положив ладони поверх рук Гриндевальда. — Но тебе не нужно притворяться. Тебе не нужно быть кем-то другим со мной. До сих пор смешит твой траурный образ. Конечно хорошая попытка, но провальная.       — Нет, нужно было, — Дамблдор окончательно расслабляется в чужих руках, когда чувствует, как Геллерт утыкается носом ему в макушку, а после оставляет поцелуй где-то там же. — Мне нужно было быть сильным, но иногда это утомляет. И только с тобой я могу окончательно сбросить с себя все маски, оставаясь таким, какой я есть. Единственное, мне хотелось бы, чтобы и ты не сдерживал себя, снова выстраивая стены, — после Альбус тише добавляет дрожащим голосом. — Или был с другими.       — А мне было интересно, когда же ты это скажешь, — Гриндевальд тихо посмеивается, пока Дамблдор закатывает глаза. — Альбус, мне уже даже не тридцать, чтобы искать других. С тобой-то бы справиться, — Дамблдор от таких слов начинает вырваться, выпутываясь из объятий. Ему это удаётся, но лишь потому что Геллерт ослабил хватку, после чего резко притянул за руку, чтобы они оказались лицом к лицу. Именно в этот момент Альбус просто замер, пока они находились друг к другу столь близко. — Так что ты выберешь, что же победит в этой битве?       — Возможно, это неправильно. Вероятно, мы оба когда-нибудь пожалеем, — Дамблдор хочет опустить голову, но Гриндевальд обхватывает его подбородок пальцами, заставляя смотреть ему глаза. — Но я не могу иначе, — Альбус почти шепчет, опуская ладони на шею Геллерта. — Я помню про Лондон, но всё внутри меня взрывается, когда я думаю, что больше не увижу тебя, — Дамблдор поджимает губы, стараясь справиться с эмоциями. — И я отдаю себя в твои руки. Пусть мой выбор и сделан из эгоизма, но я и правда более не смогу без тебя.       — Надо же... — Гриндевальд хмыкает, Альбус же пытается разобрать эмоции, промелькнувшие на лице Геллерта, но эта задача вызывает затруднения. Правда, по ауре и так всё понятно, как и по этим нежным прикосновениям чужих рук. — Что ж, могу с уверенностью пообещать, что буду прислушиваться к твоему мнению, — у Дамблдора замирает сердце, когда Геллерт берёт его руку и подносит к своим губам, как в их вторую встречу. — И буду верен тебе, как и ты мне, — спустя большое количество времени сердце Альбуса вновь наполняется столь приятными чувствами, без боли, сожалений и страха.       И время останавливается. Они стояли друг напротив друга, пока в камине потрескивали дрова, свечи слабо освещали комнату, а за окном бушевала метель. Только всё это не могло взволновать так, как чужие объятия и слова, которые стоило сказать ещё раньше. Дамблдор ощутил такую легкость, словно цепи слетели с его тела, полностью освобождая и давая возможность наконец-то насладиться моментом, чувствуя касания чужих губ.       — Вот так просто. Спустя почти пять лет, мы наконец-то отдались друг другу без остатка. И знаете, мистер Грин, я бы ни за что не изменил прошлое. Возможно, тогда я догадывался, что будет трудно, но я был к этому готов. Особенно, когда я был в его объятиях, — Альбус не стал рассказывать подробности того вечера, всё было и так понятно. Только вот это не означало, что воспоминания яркими вспышками не всплывали перед глазами.       Было столь непривычно, смотреть в эти глаза, проводить пальцами по щеке и растворяться в чужой ауре, понимая, что всё кончено. Спустя столько времени стены в итоге рухнули, и теперь между ними нет больше каких-либо преград. Дамблдор может спокойно, пусть и немного медлительно, придвинуться к Геллерту и легонько коснуться его губ, получая ответ. Насколько же этот миг ощущался волнительным и волшебным, особенно, когда свечи начинали затухать одна за одной, оставляя их в полумраке.       Альбус был благодарен за созданную атмосферу и мягкое отношение, потому что оставались еще нюансы, вызывающие беспокойство, явно требующие решения. Всё и правда было хорошо, Дамблдор наконец-то чувствует, как спадает груз с его души, когда его плавно целуют, нежно и в тоже время, крепко сжимая в объятиях. Только это не отменяло того факта, что им предстояло закончить закрепление метки. Этот момент заставлял почувствовать себя неуютно.       — Как странно, — голос Альбуса звучит совсем тихо. Он отстраняется, но совсем немного, ведь крепкие руки не дают ему отойти. — Я не представляю, что дальше. И мне сложно представить, ведь нам надо... О Мерлин, — это совершенно не похоже на все те разы, когда они оказывались во власти страсти, когда Дамблдор сам тянулся к Гриндевальду. И дело было не в отсутствии желания, а в осознанности этого момента и сильном смущении.       — Разве странно? — Геллерт снова обхватывает подбородок Альбуса, заставляя посмотреть на него. Стоило признать, что Дамболдор выглядел прекрасно: растрёпанные рыжие пряди, спадающие на его лицо, слегка приоткрытые губы, чуть опухшие от поцелуев, а взгляд... столь невинный и смущённый. Этим можно было наслаждаться вечно. — Альбус, — Гриндевальд наклоняется и практически шепчет, опаляя кожу своим дыханием. — Мне сейчас, как ты выразился, прямо в руки вручили ценный и столь желанный дар. Я уж точно не хочу думать, что это странно.       Дамблдор сглатывает и всё же отводит взгляд, смутившись от этих слов. Близость между ним и Геллертом вызывает легкую дрожь во всем теле. Альбус уже не контролирует ситуацию, он не в состоянии её анализировать, совершенно ничего не понимая. Только как же приятно ощущать эту самую близость, когда Гриндевальд наклоняется к виску, лишь слегка касаясь прядей кончиком носа. Геллерту же это даёт возможность вновь почувствовать запах лаванды, которой пахнут волосы Дамблдора. Тот слишком часто использует эфирные масла.       Но этот свежий, древесно-травяной аромат манит Геллерта не так сильно, как одна деталь, находящаяся немного ниже. Всё это время Гриндевальд сдерживался, не позволяя себе даже касаться оставленной им же метки, что уж говорить о желании провести по ней языком, а теперь Альбус сам слегка запрокидывает голову назад, обнажая шею с отнюдь не прекрасной картиной на ней. Кожа вокруг чёрных полос воспалилась и покраснела. В некоторых местах можно было увидеть ранки, которые уже покрылись тонкой корочкой. Хоть это и выглядело ужасно, но Геллерт понимал, что его касания не причинят боли.       — Ты мой личный палач, Альбус. Сколько лет я сдерживался, сколько раз боролся с тобой и с самим собой, но проигрывал, — Гриндевальд всё же не склоняется ближе к метке, лишь дотрагивается до неё ладонью. Дамблдор в этот момент испытывает удивление, не понимая, почему прикосновение не вызвало боли, но разве сейчас это важно, когда Геллерт так близко к его губам, пусть он этим всего лишь дразнит. — А в итоге всё равно получил тебя.       — Но при этом отдаёшь себя мне, — Альбус не может осознать, что с ним происходит. Почему в один момент всё вокруг кажется таким странным, а в другой – хочется раствориться в этих объятиях, наслаждаясь? И он тянется за поцелуем, но вновь не получает ответа. Дамблдор мог бы испытать разочарование, только не успевает. Как и не успевает уследить за моментом, когда Гриндевальд выпускает его из своих объятий, но ненадолго. Вместо этого он подхватывает Альбуса под бёдра и поднимает, держа на весу.       Дамблдору приходится рефлекторно обхватить Геллерта ногами и руками, только после этого получая долгожданный поцелуй. Уже не столь нежный, когда они лишь легко соприкасались губами, а именно страстный, наполненный желанием отдаться своим действиям. Альбус даже не заметил, как его прижали к стене, но разве это имело значение, когда он ощущал тепло чужого тела, находящегося максимально близко, вплотную к нему.       Мелкие волоски попадали в рот, так что Дамблдору приходилось нервно убирать их, то и дело перекидывая всю свою огненную копну то на одну, то на другую сторону. Из-за этих движений рукой рубашка сильнее сползла, открывая вид на острые ключицы и саму метку, которая стала выглядеть куда лучше после прикосновения Гриндевальда.       После того как Геллерт прервал поцелуй, он уже не мог отказать себе в долгожданном удовольствии. Альбус слегка вздрогнул, почувствовав, как кончик языка скользит от его ключиц чуть выше, к шее, затем язык заменяют губы, и так пока Гриндевальд не достигает метки. Дамблдору даже показалось, что он услышал тихий рык, когда Геллерт стал ласкать кожу вокруг тёмных линий.       Ощущения от подобной близости были столь пьянящими, что всё происходящее казалось чем-то запредельным. Только вот Альбусу этого было мало. Появилось неистовое желание быть ближе, ещё ближе. Из-за этого он резко переместил руку с шеи Гриндевальда на затылок, сжимая короткие светлые пряди. Иногда даже слишком сильно, когда чувствовал поцелуй прямо на метке. Подобное вызывало томные вздохи и затрудняло дыхание.       Геллерт был готов простоять так ещё долго, продолжая осыпать ласками чужую шею. Только их ждали вещи куда более приятные. Поэтому и пришлось оторваться, но совсем ненадолго. Ведь стоило Дамблдору ощутить нехватку таких желанных губ, как он сам возобновил поцелуй, словно умоляя не останавливаться, не отпускать его. Гриндевальду не хотелось остужать такой пыл со стороны Альбуса, но пришлось.       Посильнее обхватив Дамблдора под бёдра, Геллерт был вынужден трангрессировать. Хоть его спальня и находилась в паре шагов, но Гриндевальд боялся, что безопасно дойти не получилось бы, а отпускать Альбуса совершенно не хотелось. Тот, казалось, пришёл в себя, оказавшись прямо возле кровати, и затем почувствовав мягкость матраса спиной. Геллерт сразу же опустил Дамблдора на широкую постель, но сам остался стоять.       Ноги Альбуса всё ещё были согнуты в коленях и даже раздвинуты. Гриндевальд как раз стоял между ними, поглаживая выпирающие косточки через ткань штанов. Дамблдор явно был шокирован такой сменой обстановки, поэтому оставался неподвижным. Благодаря чему открывался прекрасный вид: длинные волосы рассыпались по кровати, совсем не прикрывая шею и румянец на щеках. Чего стоило и то, как большая рубашка слегка задралась, открывая лишь небольшой обзор на плоский живот.       Геллерт медленно повёл пальцами выше колена, плавно поднимаясь вверх. Он чувствовал, как Альбус слабо подаётся этим касаниям, но всё же сам ничего не делает, не позволяет смущение. И вот пальцы уже проводят по тазовым косточкам, а затем проникают под белую ткань, заставляя Дамблдора вздрогнуть от лёгкой щекотки. Из-за этого Альбус даже дёрнул ногами, собираясь их свести, но Гриндевальд не позволил, опускаясь прямо между ними.       Он не навалился сверху, а лишь нависал, опираясь свободной рукой на кровать. Это напоминало игру, в которой Дамблдора будто бы побуждают к действиям и следят за каждой его реакцией. Альбуса это сводило с ума. Как и длинные пальцы, что уже находились под его рубашкой. Дамблдор не смог сдержать тихий вздох, когда его соска коснулись, но лишь дразня. Это заставило заёрзать на месте, безмолвно прося продолжить.       —Ты тоже можешь меня коснуться, Альбус, — Дамблдор видел этот хитрый взгляд и лёгкую ухмылку, но его все еще сковывало чувство неловкости. Однако собравшись и наконец-таки отбросив сомнения, он резко садится, из-за чего чуть не врезается лбом в нос Геллерта. — Аккуратнее, — и хоть они оба сидят, Гриндевальд всё так же находится между его ног, лишь слегка касаясь обнажённой кожи.       Руки Дамблдора дрожат, когда он кладет их на грудь Геллерта. Сначала прикосновение было неуверенным, но после Альбус прижал ладонь к чужому телу. Однако приятная на ощупь ткань рубашки мешала почувствовать тепло, исходящее от кожи, до которой хотелось дотронуться. Только главным было не это, а ощущение чужого сердцебиения, которое как будто немного ускорилось.       Именно в этот момент Дамблдор осознал, что происходит. Он касается человека, которого столько лет любил. Сколько страданий было пройдено, чтобы сейчас, сидя на кровати, ощущать, как бьётся чужое сердце. От этого собственное словно замирало, принося какую-то приятную боль в груди. Альбус даже растерялся от такого, поднимая взгляд на Гриндевальда и смотря с такой нежностью и каким-то сомнением в реальности происходящего.       Геллерт позволил Дамблдору отдаться этому моменту, понимая, насколько же сейчас для него важно было осознать подобное, хотя сам он хотел продолжить. Гриндевальд был рад, когда Альбус все же потянулся к пуговицам и попытался разобраться с ними, но у него не получилось. Ещё на первой пальцы Дамблдора отказались его слушаться, из-за этого ничего и не выходило.       Гриндевальд мог и даже был готов подождать, но только в этом не было никакого смысла. Поэтому ему пришлось, весьма неохотно, убрать одну руку с тела Дамблдора, чтобы протянуть к своей рубашке и резко дёрнуть. Тихий треск раздался по комнате, а затем и неожиданное оханье со стороны Альбуса, когда пуговицы просто оторвались от планки и попадали в разные стороны. Зато благодаря этому открылся доступ к телу Геллерта.       Дамблдор уже много раз видел его без рубашки, но явно не в такие моменты. Касаться чужой кожи, проводить пальцами по груди и торсу было довольно непривычно. Альбус затрагивал и старые шрамы, которые были напоминанием целой истории. И ведь в этих прикосновениях не было интимности и ласки, казалось, что Дамблдор изучает чужое тело, скользя взглядом по виднеющимся ключицам, груди и крепкому торсу.       — Геллерт, — Альбус говорит негромко, словно их могут услышать. — Поцелуй меня, — Дамблдор смотрит в чужие глаза, но затем прикрывает свои, и сам тянется, снова прижимаясь как можно ближе. Гриндевальд сжимает в своих руках чужую талию, сминая белую рубашку, что еще оставалась на Альбусе. С его же – было покончено практически сразу же, потому что Дамблдор во время поцелуя постарался избавиться от этого элемента одежды, откидывая куда-то в сторону.       Альбус позволил вновь повалить себя на кровать, с наслаждением, но слегка заторможено, проводя по обнажённым плечам и спине пальцами. Ему так нравилось ощущать чужое тепло, а так же и близость их тел. Из-за этого Дамблдор даже не сдержал сдавленный стон в поцелуе, почувствовав лёгкую ухмылку со стороны Геллерта.       Ноги Альбуса обхватывали Гриндевальда, раздражая кожу плотной тканью. Геллерту хотелось проводить рукой от бёдер и до колен, не ощущая никаких преград, но действовать стоило куда осторожнее, хоть Дамблдор и жался к нему в поцелуе, отвечая с пылкостью и чувствами. Даже сердце Альбуса выдавало его, ведь оно стучало столь быстро, словно вот-вот выпрыгнет из груди, особенно, когда пальцы Гриндевальда потянулись к пуговицам на белой рубашке.       Геллерт не стал резко дёргать. Наоборот, он медленно расстёгивал одну за другой, обнажая новые участки тела. И чем меньше застегнутых пуговиц оставалось, тем ниже становились поцелуи Гриндевальда. Для этого ему пришлось немного приподняться, разделяя их губы. Лишь на пару секунд Геллерт остановился, любуясь покрасневшим лицом Дамблдора, слегка затуманенным взглядом и мокрыми губами.       Альбус хотел было вернуться к поцелуям, но ему не дали. Гриндевальд вновь стал ласкать его шею, но на этот раз не так долго. Он скользил языком всё ниже, даже слегка прикусил кожу возле ключиц, чтобы впоследствии оставить мокрый след на одном из ареолов. Дамблдор не сдержал громкий вздох, когда почувствовал, как сначала его ласкали языком, а после и губами, слегка втягивая сосок в рот.       — Геллерт, — простонал Альбус, перемещая свою руку на затылок Гриндевальда. Именно в тот момент, когда Геллерт стал ласкать не только губами, но и пальцами. Эти ощущения были подобны обжигающему огню, но они совсем не приносили боли, лишь удовольствие, хоть и заставляли смущаться своего положения, однако неловкость и робость не могли стать веской причиной для отказа от подобного наслаждения. Ему хотелось ещё и ещё, что Геллерт давал ему в полной мере.       Гриндевальд опустился ниже, и пару раз коснувшись губами живота Альбуса, повел дорожку поцелуев выше, пока Дамблдор не дотронулся до его щеки, положив на нее ладонь, нежно проводя пальцами по коже. Это заставило Геллерта приподняться и посмотреть на чужое зарумянившееся лицо, но взгляд метнулся к плечу. Несмотря на тусклое освещение, едва заметные изменения кожи были заметны.       Дамблдор проследил, куда были устремлены глаза, поэтому сам и привстал на локтях, чтобы вовлечь в очередной поцелуй. Правда вздрогнул, когда одна рука Гриндевальда легла именно на то самое плечо, стягивая белую ткань. Вторая – всё так же оглаживала тело Альбуса, медленно опускаясь к брюкам. Сначала Геллерт лишь проводил пальцами вдоль шва, не опускаясь ниже к пуговицам, чувствуя, как Дамблдор больше неосознанно, инстинктивно поддаётся бёдрами навстречу, желая ласки.       — Разрешишь?— томно шепчет Геллерт, цепляя одну из пуговиц, чем заставляет Альбуса нервно сглотнуть и закивать головой. Дамблдору кажется, что прозвучавший вопрос был задан лишь для приличия, не более. — Только не стоит меня останавливать, когда я начну, — Альбусу подобные слова кажутся глупостью, он ведь и сам понимает, что нужно дойти до конца. Было стыдно признать, но Дамблдор желал этого, о чём свидетельствовало его тело.       Член уже стоял, хоть ничего особенного не произошло. Альбус даже не подозревал, что ему может быть столь некомфортно в одежде, когда головка неприятно упирается в ткань, раздражаясь. Куда более смущающим фактом являлась влажность между ягодиц. Дамблдор был готов проклинать свою природу, но ничего с этим не мог сделать. Вся его сущность начинала потихоньку требовать скорейшего соития с альфой, который так манил, будучи настолько близко.       — Я... я понимаю, что должно произойти. Глупо тебя останавливать, — Альбус замолкает, поскольку ему совершенно не хочется прерывать все эти ласки. Он все еще неимоверно смущён. Даже отворачивается в сторону, но его вновь разворачивают к себе и с явным наслаждением завлекают в глубокий поцелуй. Когда языки переплетаются, постоянно соприкасаясь, издавать стоны оказывается значительно труднее, а сейчас они так и рвутся из груди, ведь рука Гриндевальда поглаживает его пах, но совсем недолго.       Пара движений, и пуговицы уже расстёгнуты, а тонкие пальцы цепляются за края штанов. Приходится приподнять бёдра, чтобы Геллерт мог спокойно снять брюки, но он стягивает не только их. Нижнее бельё тоже отлетает куда-то в сторону. В этот момент Дамблдор оказывается практически обнажённым. Белая рубашка всё ещё на его плечах, но она почти ничего не прикрывает.       Альбус рефлекторно хочет свести ноги и скрыть наготу, однако у него ничего не выходит. Он лишь упирается коленями в Гриндевальда, который совсем не желает отрываться от такого зрелища. Дамблдор не знает, что произошло, но именно в этот момент аура Геллерта становится словно гуще, насыщеннее, заполняя собой всё пространство. Это практически отключает способность Альбуса думать.       Даже тело сразу же реагирует на подобные изменения. Дамблдор неосознанно выгибается в спине, упираясь затылком в изголовье. Из его приоткрытых губ раздаётся тихий стон, а глаза закатываются от незримого удовольствия. Альбус совершенно не понимает, что случилось, его словно пробило током, когда аура Гриндевальда стала выходить из под контроля.       — Как же ты прекрасен... — Геллерт столько раз прокручивал в своей голове самые извращённые образы Дамблдора, но реальность завораживала куда больше. Видеть перед собой столь желанного омегу, обнажённого, иметь возможность коснуться его и ласкать так, чтобы он извивался от наслаждения, пока с губ слетают стоны. Неудивительно, что вспышка ауры произошла столь резко.       Так как Гриндевальд находился промеж раздвинутых ног Альбуса, он прекрасно видел, как же возбуждён Дамблдор. С головки уже начинала сочиться смазка, между бёдер было влажно, особенно, после усиления ауры. И пусть Альбус не чувствовал свою, зато Геллерт её ощущал прекрасно. Казалось, что всё нутро Дамблдора чуть ли не умоляло взять его прямо сейчас, но было ещё рано.       Геллерту понадобились все силы, чтобы сдержать себя и хоть как-то справиться со вспышкой возбуждения. Только он не смог отказать себе в одном удовольствии. Для этого Гриндевальд потянулся к подушке, сильно сжав её пальцами. Альбус до сих пор находился в состоянии замешательства. Его дыхание совсем сбилось, он проводил языком по своим сухим губам и пытался прийти в себя, но не мог, ведь каждый вздох и каждое прикосновение Гриндевальда вызывали новую волну возбуждения, заставляя истекать смазкой прямо на покрывало.       Геллерту и самому было ужасно некомфортно в штанах. Он хотел избавиться от них, жаждал покрепче сжать бёдра Дамблдора, войти и быть так глубоко, как сможет, наслаждаясь каждым его стоном. Вместо этого Гриндевальд всё так же ласково касается Альбуса, даже в тот момент, когда приподнимает его, чтобы разместить подушку под бёдрами. Пусть он и сдерживал себя в грубости, но от этого отказываться не собирался.       — Геллерт, что ты... — Дамблдор прервался, делая глубокий вдох. В этот момент невозможно было продолжить говорить. Язык Гриндевальда казался таким горячим, как и губы, что обхватили головку его члена. Альбус даже не уследил, как Геллерт наклонился и взял в рот, начиная слегка посасывать. Каждое умелое движение вызывало новые стоны, рвущиеся из груди, которые Дамблдор не мог сдерживать. Он сначала даже прикрыл рот рукой, но услышал тихий рык, так что ладонь пришлось убрать.       Медленные, плавные движения приносили странное удовольствие. Альбус чувствовал всё столь отчётливо, что был не в силах сдержать метания по кровати, но его крепко удерживали за бедра, не давая прервать процесс. Дамблдор даже пару раз пытался толкнуться на встречу, когда подобная медлительность стала казаться пыткой.       И какое же разочарование его постигло, когда Гриндевальд отстранился, напоследок лизнув головку. Альбус даже неосознанно вновь поддался вперёд, вызывая усмешку Геллерта. Тот не удержался и оставил лёгкий укус на внутренней стороне бедра, но после поцеловал это же место, начиная вновь опускаться ниже, но не к члену.       Дамблдор был не в силах взглянуть вниз, прикрыв себе глаза рукой, из-за чего смятый белый рукав рубашки частично скрыл его лицо, но не губы. С них то и дело срывался очередной стон. И вот снова, когда Гриндевальд провёл языком по мошонке, опускаясь всё ниже. Альбус не смог подавить в себе какое-то мычание вперемешку со стоном, когда почувствовал, что вытворяет Геллерт.       Гриндевальд явно наслаждался такой реакцией, продолжая ласкать анус языком. Он чувствовал вкус смазки, пока обводил его, двигался, то вверх, то вниз, периодически пытаясь проникнуть языком во внутрь. Дамблдора всего трясло от подобного, колени дрожали, а сам он опустил свою руку на макушку Геллерта, сжав светлые пряди пальцами.       Это немного затруднило движения Гриндевальда, когда он потянулся к члену Альбуса, начиная ласкать рукой и его. Правда, совсем скоро Дамблдор совершенно запутался в ощущениях, толком не распознавая их. Он чувствовал язык Геллерта то между ягодиц, то на своём члене, когда Гриндевальд вновь поднимался выше, беря его в рот. Всё смешалось в одно, удовольствие с каждой секундой окутывало сильнее, нарастало с каждым новым движением.       Альбус никогда не ощущал ничего подобного, может поэтому и не заметил, как стоны стали срываться с губ всё чаще, а темп постепенно ускорялся. Всё тело Дамблдора словно свело судорогой, заставляя замереть на месте, пока живот окрашивали белые капли. Альбус дрожал, но сам пошевелиться не мог, будучи не в силах вернуть контроль над своими конечностями.       Геллерт был весьма удовлетворён такой реакцией. Он ещё пару раз провёл языком по анусу, а затем поднялся, наблюдая за чудесной картиной. Его руки всё так же сжимали бёдра Дамблдора, ощущая подергивания мышц. Сам же Альбус не мог прийти в себя, пытаясь сделать глубокий вдох. Передние пряди спадали ему на лицо, прикрывая его часть. Гриндевальд сразу же постарался это исправить, аккуратно заправив их за ухо.       — Как же ты дрожишь, — Геллерт обхватывает голень Дамблдора, оставляя поцелуй возле колена, а после отпускает, чтобы Альбус мог свести ноги, сам же Гриндевальд устраивается сбоку. Он ложится рядом с Дамблдором, начиная медленно и слегка лениво касаться губами плеча. К счастью, тот всё ещё пытается прийти в себя и не замечает, как касаются его старых шрамов.       — Про это ты говорил, что не надо останавливать? — Альбус старается привести дыхание в норму, из-за чего приходится делать паузы. При этом, он всё равно поворачивается набок, чтобы снова прижаться к Геллерту, который слишком довольно улыбается. Приходится стереть эту улыбку поцелуем. Таким же ленивым и слегка медленным.       После всего произошедшего, Дамблдор совсем не обращает внимания на то, как Гриндевальд скользит пальцами по его обнажённой спине, опускаясь всё ниже и ниже, чтобы сжать одну из ягодиц. Альбус действует рефлекторно, когда закидывает ногу на бедро Геллерта, ибо так куда удобнее. Да и желание оказаться ещё ближе никуда не исчезло после оргазма, а только возросло.       Гриндевальд испытывает тоже самое, но не спешит, хоть чувствует, как возбуждение охватывает его с каждым разом всё сильнее. Он осознаёт, что нельзя торопиться, особенно, когда Дамблдор с таким трудом пытается справиться с последствиями оргазма. И всё равно Геллерт позволяет себе задать другой темп в поцелуе, начиная сминать чужие губы более страстно и желанно, оставляя напоследок лёгкий укус, прежде чем оторваться.       Гриндевальд кончиками пальцев проводит по покрасневшей щеке, смотря Альбусу в глаза. Ему интересно наблюдать за этой умиротворённостью, которая пока не сменилась смущением. Дамблдор даже поворачивает голову, чтобы поцеловать один из его пальцев, а затем абсолютно бесстыдно, смотря в глаза Геллерту, укусить за большой. Гриндевальд глубоко вздыхает, понимая, что скоро самоконтроль совсем не поможет, и что нельзя было доводить Альбуса до оргазма.       Дамблдор даже не представляет, насколько партнеру сейчас тяжело сдерживаться. Особенно в тот момент, когда он надавливает на плечо Геллерта, с целью уложить его на кровать. Конечно же никакого сопротивления не было, так что Альбус без проблем смог сесть сверху, вызвав новую вспышку ауры. Дамблдор от этого непроизвольно мычит и прикрывает глаза. Он спокойно мог бы упасть на Гриндевальда, если бы не упёрся руками тому в грудь.       Геллерт готов уже сейчас сорвать с себя штаны и ворваться в нутро Альбуса, слушая стоны и мольбы не останавливаться. Ведь... это был слишком соблазнительный образ: длинные растрёпанные волнистые волосы, которые спадали на обнажённое тело, прикрывая шею и слегка соски; высоко вздымающаяся грудь, поскольку дыхание всё ещё не нормализовалось, наоборот было затрудненным из-за вспышки. Даже учитывая, что Дамблдор недавно кончил, из-за ауры Гриндевальда он снова начинал возбуждаться и слегка ёрзать, ощущая бёдрами, как же сильно Геллерт его желает.       — Лучше... — Альбус видит, чужую реакцию, слышит тяжелые вздохи, стоит лишь двинуться. — Лучше снять штаны, — Гриндевальд с наслаждением ведёт руками по согнутым ногам от колен прямо к бёдрам. — Иначе я их испачкаю, — и крепко сжимает их, даже тихо рычит. Дамблдор же ойкает, когда Геллерт резко садится, оказываясь лицом к лицу с Альбусом.       — Лучше не стоит меня сейчас провоцировать, — Гриндевальд опускает одну руку, отвешивая шлёпок Дамблдору по ягодице. Это было неожиданно, из-за чего Альбус немного подпрыгнул, вновь проезжаясь бёдрами по паху Геллерта. Тот не сдержался и тихо выругался на немецком. — Ты моё личное проклятие, Альбус.       Дамблдор давится стоном, когда Гриндевальд перестаёт контролировать свою ауру. Это можно сравнить с ударом током, который прошибает все тело, но не приносит боли, оставляя после себя сильное желание и непонятное раздражение, заставляя сильнее истекать смазкой. Геллерт сделал это специально, но не подумал, что движениям бёдрами усилятся, что Альбус всё сильнее будет прижиматься к его паху, желая наконец-то почувствовать Гриндевальда в себе.       — Кто кого ещё провоцирует, — Дамблдор сам тянется к губам, чувствуя, как и Геллерт начинает подстраиваться под его действия. Пусть они оба и двигаются медленно, но сохраняют синхронность. Только для них это слишком мало. Поэтому Альбус убирает руку с плеча Гриндевальда, опуская её вниз, но сталкивается с проблемой. Он не знает, как расстегнуть эти штаны, ведь они оказываются на шнуровке, а не пуговицах. Переплетение столь крепкое, что Дамблдор даже раздражённо мычит в поцелуе.       Геллерт понимает, что тянуть сил нет никаких, поэтому вновь опрокидывает Альбуса на кровать, но перед этим всё же стягивает с него белую рубашку, чтобы насладиться полностью обнажённым телом. Дамблдор хочет предпринять еще одну попытку справиться с узлами, но останавливается, когда Гриндевальд сам тянется к своим штанам, легко справляясь со шнуровкой. Альбус пусть и смущён, но внимательно следит за тем, как пальцы справляются с туго затянутыми веревочками.       Геллерт хитро усмехается, наблюдая за этим взглядом, а после наконец-то чувствует облегчение, избавив себя от мешающей одежды. Теперь они абсолютно голые, не считая украшений Гриндевальда. Дамблдор так внимательно, пусть и смущено, осматривает каждую часть тела Геллерта, особенно нижнюю. От увиденного он даже непроизвольно ёрзает, а затем и охает, когда вновь оказывается в объятиях, после которых следует страстный поцелуй.       Прикосновение кожи к коже приносит особое удовольствие, ведь это дает возможность прижаться друг к другу как можно плотнее, чувствуя чужое тепло. Альбус пусть и несколько нерешительно, но всё же проводит ладонями по груди, торсу, чувствуя крепкие мышцы под своими руками, а после опускается ниже. Дамблдору тоже хочется доставить удовольствие Гриндевальду, поэтому он обхватывает его член и делает несколько неловких движений.       Геллерт чувствует это, но старается сконцентрироваться совсем на другом. Он обхватывает ноги Альбуса, размещая их на своей талии, чтобы было куда удобнее. Дамблдор даже не обращает это внимания, сосредотачиваясь на своих движениях рукой и отдаваясь горячим поцелуям. Стоило только почувствовать у входа пальцы, которые сначала лишь поглаживали, а затем осторожное проникновение внутрь, как Альбус непроизвольно сжался.       — Тише, не стоит, — Гриндевальд вновь садится, из-за чего приходиться положить ноги Дамблдора себе на плечи, но это не доставляет ему и малейшего дискомфорта. — Я не сделаю тебе больно, хоть ты всё же меня и провоцируешь, — Гриндевальд поворачивает голову и оставляет поцелуй на правой ноге Альбуса, начиная медленно проталкивать один палец глубже. Специальные масла им не требовались, ведь и без них было достаточно влажно. Дамблдор раньше считал подобное чем-то грязным, но сейчас... сейчас это казалось правильным.       — Геллерт... — Альбус смотрит сквозь приоткрытые веки, в его взгляде читается нежность и некая нужда. Особенно, когда он тянет руку к Гриндевальду. — Нет. Ближе, — Дамблдор всё равно сжимается, пока его медленно растягивают. И в этот момент так хочется вновь оказаться в объятиях. Почувствовать тепло чужого тела и отдаться поцелуям.       Геллерт переплетает их пальцы и исполняет просьбу Альбуса, нависая сверху. И как же все внутри невообразимо трепещет, когда Дамблдор вот так вожделенно тянется к нему, чтобы заключить чужие губы в пленительный поцелуй, пропуская сквозь пальцы светлые пряди, пока его ноги соскальзывают с плеч, обхватывая уже бёдра. Кажется, подобное позволяет Альбусу расслабиться, ведь тот снова отвлекается на нежность и ласку партнёра. Даже его аура в этот момент начинает ощущаться мягче.       Дамблдор тихо шипит и кусает нижнюю губу Гриндевальда, когда чувствует в себе уже два пальца. Хоть это и не приносит боли, но вызывает некое неприятное чувство. Только Геллерт не позволяет сконцентрироваться на этом, отвлекая своими ласками. Его поцелуи медленно переместились от губ к шее, с особым обожанием проводя языком по метке.       Гриндевальд старается не думать, как же внутри Альбуса горячо, мокро и тесно. Он чувствует это пальцами, пока медленно двигает ими, задевая стенки подушечками, слегка разводит их или плавно сгибает, заставляя Дамблдора дёрнуться. Иногда Геллерт останавливается, стоит Альбусу сильно сжать его плечо, оповещая, что дискомфорт становится невыносимым.       Дамблдор не знает сколько времени уже прошло, но разве это имеет значение? Всё смешалось в одно: горячие поцелуи, тепло чужого тепла, смущающее хлюпанье и тихий шёпот на ухо. Альбус даже не понял, как те самые пальцы, что казалось бы, совсем недавно доставляли дискомфорт, начали задевать те потаённые участки внутри, о которых Дамблдор сам и не догадывался. Альбус не знал, что именно с ним вытворял Гриндевальд, даже не заметил наличие трёх пальцев внутри, но он вновь и вновь то мычал в такие желанные губы, то срывался на тихий стон.       — Как же ты истекаешь, — Геллерт хотел сесть, желал наблюдать за тем, как пальцы скрываются в проходе между ягодиц, жаждал видеть, как от этих ласк тело под ним сходит с ума. Только Дамблдор его не отпускал. Если Гриндевальд и пытался отстраниться, то в его спину сразу же впивались короткие ногти, а сам Альбус рефлекторно поддавался вперёд.       — Нет, — с губ Дамблдора резко срывается протест, стоит трём пальцем выйти из него, оставляя лишь тень того удовольствия, испытываемого до этого. — Геллерт, — взгляд совсем затуманен от желания. Сам Гриндевальд ощущает, как чужая аура его чуть ли не атакует, но в тоже время сильно притягивает, заставляя целовать снова и снова.       — Послушай... — Геллерт пытается что-то сказать, но ему явно не собирались внимать, завладевая его губами. Гриндевальду доставляет удовольствие, что Дамблдор настолько не желает его отпускать, но приходится всё же вырваться из этих объятий. При этом ухватить чужие запястья и прижать их к кровати. — Послушай меня, — Альбус не испуган, но находится в явном замешательстве, не понимая, почему его останавливают. Он даже забавно хмурится, смотря с возмущением. — Я обещаю тебе, что продолжу. Только сейчас нам двоим будет нелегко, но тебе не стоит бояться.       — Ты снова говоришь загадками, — Дамблдор тяжело дышит, но совершенно не сопротивляется. — Или ты хочешь вновь... опуститься ниже, — Гриндевальда даже поражает, как после всего того времени, что они провели в кровати, Альбус ещё способен смущаться. Геллерт тихо смеётся и опускает голову, чтобы оставить на коленке поцелуй.       — Я был бы не против, — Гриндевальд непроизвольно ухмыляется, когда следит за реакцией Дамблдора. Тот хитрит и пытается скрыть лицо прядями волос, чтобы не выдавать своих эмоций. Ему понравилось, однако смущение, не позволяет это признать. — Но нет, я всего лишь хочу ощутить, — Геллерт отпускает запястья, чувствуя, как чужие пальцы сразу же скользят от костяшек и вдоль рук, чтобы сжать плечи Гриндевальда. — Насколько в тебе тесно, — Геллерт вновь подкладывает подушку под бёдра Альбуса, хоть и делает это с трудом, ведь тот всё так же отказывается разрушать эту близость. — И горячо, — Гриндевальд нависает над Дамблдором.       Альбусу хочется что-то ответить, но он замирает, когда чувствует что-то между ягодиц. Это явно не пальцы, хоть одна рука Геллерта и опущена вниз. До Дамблдора медленно, но доходит смысл всех этих слов. И чуть притихший, он посильнее обхватывает ногами бёдра Гриндевальда. Они смотрят друг другу в глаза, но не говорят ни слова и не двигаются.       Альбус первым шевельнулся, чтобы погладить Геллерта по щеке, а после вновь соединиться в поцелуе. И этого хватает, когда Гриндевальд подаётся вперёд, начиная медленно проникать. Дамблдор ощущает это слишком отчётливо. Хочется сжаться, но ему протестующе мычат в поцелуе. Дамблдор и до этого ощущал растяжение, но сейчас оно было куда сильнее и необычнее.       Геллерт следит за каждым движением Альбуса, для этого ему всё же пришлось оторваться от желанных губ. Эмоции сменяются на лице одна за другой. Пусть боли и не было, но как же тяжело оказалось принять в себя Гриндевальда. Тот это прекрасно осознавал, поэтому и проникал медленно, постепенно, останавливаясь на несколько минут, если Дамблдор слишком сжимался.       Какое же желание сейчас охватывало Геллерта. Хоть Альбус в этот момент и не мог представить, что ощущает партнёр, но зато он чувствовал, как член пульсирует внутри него. Он видел, что всё тело Гриндевальда напряжено, словно тот сдерживается, чтобы резко не толкнуться, войдя полностью. Дамблдор не знал, что делать в данный момент, поэтому и замер, держа руки на одном месте.       Никто не протестовал против такого. Геллерту было куда удобнее, когда Альбус не дёргался. Хотя, в какой-то момент Дамблдор всё же поддался бёдрами на встречу, но практически незаметно. Это был сигнал, что можно продолжать. Гриндевальд понимал, что дальше будет хуже, ведь он проник лишь на несколько сантиметров, но стоило сделать ещё один толчок, как всё пошло не по плану.       По всей комнате раздался сильный треск, а за ним ещё один. Альбуса это не могло не напугать, он сразу же обратил всё своё внимание на этот звук, но ему не дали осмотреть обстановку, завлекая в поцелуй. Звук походил на звон бьющейся посуды. Что-то было не так. Ведь он повторялся раз за разом. Комната словно ожила вместе с мебелью и остальными предметами. Они сваливались с полок или разбивались, словно в них попало заклинание.       Дамблдор был в ступоре, пытаясь осмыслить происходящее, но после всё внимание переключилось на собственное тело. С губ сорвался резкий непроизвольный вскрик, когда Альбус почувствовал, что его распирает изнутри и совсем не из-за проникновения. В него словно вливали раскалёное масло, растекающееся по всему телу. Это не было больно, скорее пугающе. Дамблдор пытался понять причину своего состояния, но когда непонятные чувства усилились, думать стало невозможно. Он начал метаться по кровати, пытаясь прекратить, остановить эти ощущения.       — Альбус, всё хорошо, — Геллерту пришлось покрепче держать Дамблдора, чтобы тот не вырывался. Он знал, что такое возможно, но надеялся, что этого не произойдет. — Не сопротивляйся, — Альбус не слушал его, хватая ртом воздух. Вспышки его магии следовали одна за одной, разрушая мебель, но сейчас никто не обращал на это внимания. — Альбус! — Гриндевальд зашипел, когда почувствовал, как что-то начало стекать по его плечу, отдавая лёгкой болью. Только тогда Дамблдор замер, ещё больше испугавшись. — Я с тобой, я здесь, — Геллерт обхватил ладонь Альбуса и приложил её к своей груди, дав почувствовать учащённое сердцебиение.       — Геллерт...— Дамблдор замер, возвращаясь в привычное сознание, а потом сделал резкий вдох, когда Гриндевальд вошёл в него полностью. Странные ощущения не пропали, но теперь вместо чего-то обжигающего, по телу распространялось приятное тепло, приносящее расслабление, однако почему-то Альбус почувствовал и беспокойство, но, казалось, оно исходило не от него. — Аура, она...— Дамблдор сжался, когда Геллерт попытался двинуться, но тут же остановился.       Гриндевальд ничего не ответил, сам ощущал, как их ауры начали переплетаться в единое целое, до этого большая часть вспышки досталась именно Альбусу, который теперь старался не шевелиться, боясь её повторения. Геллерту не нравилось чувствовать этот страх, хоть возбуждение всё ещё присутствовало у них обоих и было значительно ярче. Гриндевальду сейчас тоже приходилось непросто. Внутри было так горячо, хотелось сделать толчок, а затем ещё и ещё, но куда больше Геллерт желал при этом слышать стоны Дамблдора.       Дыхание Альбуса всё ещё было затруднено, но он всё же тихо постанывал, когда Геллерт склонился, чтобы продолжить ласкать его тело, начиная от шеи и спускаясь до сосков. Казалось, что из-за переплетения ауры чувствительность усилилась в несколько раз. Каждое движение губ и языка отзывалось приятной истомой в паху. Что уж говорить об ощущениях в момент, когда Гриндевальд начал плавно двигать рукой по его члену, наконец-то дождавшись приятных звуков для своих ушей.       — Я с тобой, Альбус. И я в тебе, — Геллерт делал паузы между словами, так как его губы касались обнажённой разгорячённой кожи. Поднимаясь на этот раз выше, в конце он замер перед лицом Дамблдора, снова поймав влюблённый и возбуждённый взгляд. И хоть Гриндевальд так долго избегал подобного, сейчас определенно был готов раствориться в этих голубых глазах.       Альбус поднял дрожащие руки, обхватив ими лицо Геллерта. Они так и замерли, плотно прижимаясь друг к другу. Наконец-то вспышка начала утихать, а неприятное чувство между бёдер практически сошло на нет. Дамблдор в этот момент поймал себя на мысли, что всё закончилось, теперь между ними не было преград. Разве что, расстояние между их губами, но они и это преодолели, вновь сливаясь в страстном поцелуе, за которым последовал толчок.       Всё показалось таким правильным, когда Альбус почувствовал движения Гриндевальда. Тот совершенно не спешил, выходя всего, как казалось, на пару сантиметров, а затем скользил внутрь, задевая головкой стенки, так плотно сжимающие его член. Дамблдор чувствовал это очень остро, но всё ещё боялся ощутить боль, однако её не было.       Каждый новый толчок отдавался приятными ощущениями, которые проносились сначала по всему телу, а затем словно возвращались в район паха. Альбус от такого тихо стонал в поцелуй, хотя этот звук куда больше напоминал мычание. Все эти новые чувства переполняли Дамблдора, давая волю желаниям целовать ещё и ещё, касаться, ласкать, даже просто вести пальцами по позвоночнику, а затем заменять их на ногти.       Геллерт чувствовал эту дрожь в теле, видел, как Альбус отдаётся ему с наслаждением, которое лишь разрастается. Волосы Дамблдора окончательно запутались, рассыпавшись по постели. Затылок упирался в изголовье, пока всё тело выгибалась, навстречу Гриндевальду. И тот готов был поклясться, что это лучшее, что он видел. Особенно, когда желанные губы были приоткрыты и из них вырывался очередной стон.       Ноги то и дело соскальзывали с бёдер Геллерта, вынуждая того, покрепче сжимать Альбуса в своих руках. Так было пару раз, пока Дамблдор не понял, что можно и самостоятельно поддаваться толчкам. Поэтому он покрепче обхватил Гриндевальда, неумело начиная пытаться двигаться с Геллертом в одном темпе. Только ничего не получалось, то это было слишком неощутимо, то слишком резко.       — Вот так, Альбус, вот так, — Гриндевальд приподнялся, крепко сминая бёдра, начиная направлять Дамблдора. Пусть тот особо и не понимал, но слушался. И именно с этого ракурса открывался тот самый прекрасный вид, который чуть ли не кричал о том, что всё позади, и наконец-то Геллерт может отпустить себя, не пытаясь сдерживаться.       Выходя практически полностью, но оставляя лишь головку, Гриндевальд вновь входит до самого основания, а затем ещё и ещё. Альбус давится стонами, пытаясь найти хоть какую-то точку опоры. Ему до ужаса хочется что-то сжать в руках или вцепиться в Геллерта, который уже не прижат к нему. Единственным вариантом была подушка, которую теперь сминали тонкие пальцы.       Толчки становились куда грубее, но это не означало, что они приносили боль, наоборот, Дамблдор сходил с ума в этих умелых руках. И ведь только он привыкал к одному темпу, когда в него входили резко, как движения замедлялись. Альбус возмущался, тихо протестовал, но его не слушали, наоборот выходя полностью. Дамблдор непроизвольно сжимается, ощущая пустоту внутри себя и болезненное возбуждение. В этот момент он кажется совсем беззащитным.       Альбус обхватил пальцами чужое запястье и потянул на себя, требуя поцелуев и продолжения действий. Всё получилось так резко, из-за чего сначала кулон Геллерта соприкоснулся с губами Дамблдора, а после его губы. Гриндевальд раздражённо оттянул цепочку, чтобы металл не мешал этим страстным ласкам, которыми они оба были поглощены.       Вот Альбусу кажется, что он полностью поглощён слиянием двух тел, а в следующую секунду уже теряется. Его столь неожиданно перевернули на живот, но никуда не ушли, не отстранились. Совсем наоборот. Геллерт хотел покусать, зацеловать, провести языком по каждому участку кожи желанного омеги. Поэтому он с особым удовольствием слегка прикусил одну из ягодиц, но тут же сменил зубы на губы, наконец-то поднимаясь.       Казалось, что Дамблдор чувствовал те самые поцелуи практически на каждом своём позвонке, выгибаясь всё сильнее, словно выпрашивая. Только всё это не сможет сравниться с той бурей эмоций, испытанной, когда его волосы перекинули на одну сторону, с особым обожанием вылизывая метку. Альбус даже тяжело выдохнул, блаженно прикрыв глаза. Он произвольно откинул голову назад и поддался бёдрами, но ничего не последовало, хоть Гриндевальд чуть ли не кожей ощущал, как Дамблдор жаждет.       — Геллерт, прошу, — голос Альбуса охрип, а сам он стал слишком чувствительным. Отзывался на каждую ласку, которой ему все равно было мало. Даже пальцы Геллерта казались чем-то несущественным, когда тот проводил ими по входу, размазывая смазку между ложбинкой. — Прошу, не мучай... — мольба была прервана удовлетворенным вздохом, когда Дамблдор ощутил в себе совсем не пальцы.       Эйфория нахлынула новой волной, а мощные толчки заставили вжаться в матрас и смять простыни до побелевших костяшек. Только сам Альбус не утыкался в подушки, чувствуя, что нельзя, нельзя заглушать стоны. Дамблдор даже наоборот приподнялся, прижимаясь щекой к щеке Гриндевальда, который и не думал сдерживаться, с силой сжимая бёдра.       Казалось, что в этой позе ощущения были ярче, приятнее, они заставляли срывать голос от каждого толчка. Геллерт всё это видел и чувствовал, прижимая к себе Альбуса. Он ощущал, как стенки сжимаются сильнее вокруг его члена, а аура Дамблдора становится всё ярче. Она манит, просит, но уже совсем не тех толчков.       Гриндевальд склоняется к шее Альбуса и впивается зубами в свою метку, заставляя Дамблдора подавиться то ли стоном, то ли вскриком. В этот момент их чувства будто бы переплелились воедино. Все ощущения, всё возбуждение и желание передалось друг другу, заставляя тела содрогаться в объятьях.       Альбус испытывал не только своё удовольствие, но и чужое. Пусть и не физически, но где-то на уровне подсознания. Это настолько его отвлекло, что он не заметил, как движения ускорились не только внутри. Геллерт ласкал Дамблдора и рукой в такт своим толчкам. Это стало пиком всего. Перед глазами словно помутнело, а ощущения сплелились в один большой клубок, словно вырывая из этого мира.       Альбус не ощущал, как сильно сжимает член внутри себя во время оргазма, доводя этим и Гриндевальда. Тот хотел кончить, сжимая зубы на шее Дамблдора, излиться внутрь него и повязать, но не сделал этого. Ему пришлось выйти на пике удовольствия, окончательно запачкав бёдра Альбуса и кровать.       Дамблдор не помнил, как приходил в себя, как вытирали сперму с его бёдер и живота. Альбус даже не осознавал, что вновь вцепился в Геллерта, отказываясь его отпускать, и снова растворился в спокойствии и безопасности, которые дарили его объятья. Причем ухватил, не только руками, но и ногу закинул, словно боясь, что тот куда-то уйдёт. Только Гриндевальд и не собирался покидать Дамблдора, поправляя то его взмокшие пряди, то целуя в лоб.       Альбус стал приходить в себя, когда услышал, что сердце Геллерта успокаивается, возвращаясь в привычный темп. У самого же Дамблдора всё было иначе. Сердце всё так же бешено билось в груди, дыхание не выравнивалось, а тело дрожало, словно его пронизывал холод. Только не это больше всего волновало, а чувства внутри. Казалось, что теперь Альбус ощущает ауру, эмоции и что-то ещё от самого Гриндевальда, но не снаружи, когда аура Геллерта окутывала его, а где-то в груди.       — Выпей, — голос Гриндевальда заставляет окончательно вернуться в реальность. Дамблдор поднимает свой взгляд и видит в его пальцах стакан, явно с водой. Альбус берёт его в руки, боясь разлить жидкость, ведь тело так же не слушается, ладони дрожат. Геллерту приходится помочь поднести стакан ко рту, пока Дамблдор выпивает всё без остатка, испытывая облегчение, ведь горло и губы жутко пересохли.       — Спасибо, — голос слишком сильно хрипит. Сознание постепенно пытается прийти в норму, когда Альбус замечает, что же творится вокруг. Если раньше в комнате и стояла мебель, а так же какие-то предметы интерьера, то теперь всё превратилось в щепки, создавая полный хаос в комнате. — Что произошло? Неужели... это из-за того, что мы... — Дамблдор вовремя вспоминает, что они оба всё ещё лежат голые. Захотелось скрыться от глаз Гриндевальда.       — Это не важно, — Геллерт притягивает к себе Альбуса обратно, не давая тому всё осмотреть. Правда Дамблдор пытался встать, но сильные руки вновь укладывали его на кровать, не давая отстраниться. И Альбус жмётся к Гриндевальду, но скорее желая скрыть свою наготу. Только теперь появился огромный нюанс, Гриндевальд, видимо, отчётливо чувствовал такого рода смущение. — Кажется, это ты говорил о том, чтобы сбросить все маски. А одежда в эту категорию часом не входила?       — Я обязательно отвечу тебе на этот вопрос и начну спор, но не сейчас, я слишком устал, — Дамблдор проводит ладонью по груди Геллерта, вновь останавливаясь у сердца. Альбус не задумывается теперь, реально ли это всё, закончились ли их игры, ведь усталость и правда накатывает с двойной силой. Будто бы все дни страданий, борьбы и боли разом напали на Дамблдора. Теперь же этого нет, есть лишь нечто новое, но пока Альбус не знает, что это.       — Ты слишком прекрасен, чтобы я сейчас мог спорить с тобой, — Гриндевальд хочет лишь невесомо коснуться чужих губ, но Дамблдор сам завлекает его в новый поцелуй. Геллерт не отстраняется, а только крепче обнимает своего омегу. И совсем скоро весь свет в этой комнате, из оставшихся целых свечей, погаснет, погружая помещение во мрак, а они оба уснут в объятьях друг друга.