Yours From the Start

Войдя в комнату, Феликс быстро сообразил, что к чему, и его глаза расширились, когда рука взлетела к носу, оценивая происходящее перед ним. Он слегка нахмурил брови в замешательстве, а затем деликатно приблизился к ним двоим и осторожно высвободил руки Минхо из объятий Джисона. Австралиец смотрит на Минхо строгим взглядом, и Джисон может поклясться, что видит, как старший слегка покраснел и медленно покачал головой. Джисон не может понять, был ли этот жест ответом на вопрос в глазах Феликса, который он сам не уловил, или же это было сделано для того, чтобы помочь старшему танцору очистить голову. Минхо натянуто улыбается, заверяя Джисона, что о нем позаботятся, после чего извиняется и поспешно выходит из комнаты. Джисон хотел было возразить, но Феликс завладел его вниманием, осторожно положив маленькую руку по обе стороны от его лица и заставив встретиться взглядом с его сияющими глазами. Милая и очаровательно широкая улыбка расплывается на подобных эльфийских чертах лица, пока он смотрит на Джисона. — Привет, Хан-а, — вздыхает он, мило похлопав его по щекам, и Джисон чувствует, как его глаза вновь наполняются слезами в ответ на мягкое приветствие. От сочувствия и понимания в карих глазах Феликса его охватило облегчение, и он выдохнул, не подозревая, что все это время задерживал дыхание, позволяя теперь своим слезам упасть. Он не уверен, плачет ли из-за утешительного присутствия Феликса или от грусти, вызванной глубоким чувством потери, что возникло, когда Минхо покинул комнату. Феликс вытирает его слезы, бормоча ободряющие слова и воркуя похвалы. Джисон позволяет обнять себя и находит руки Феликса, вокруг себя приятными, хотя и далеко не такими успокаивающими, как руки Минхо. Расслабившись, он замечает, что вокруг блондина витает слишком сладкий аромат, приятный и, похоже, соответствующий веселому характеру Феликса, Джисон с облегчением понимает, что его легко игнорировать. Феликс подводит его к кровати, стараясь не потревожить его беспорядочную попытку устроить гнездо, и усаживает обоих на пол, прислонив спинами к каркасу кровати. Он нежно держит руку Джисона в своей, рассеянно массируя его ладонь, и при этом сияет, не в силах скрыть своего восторга от происходящего. Джисон чувствует легкую обиду, но быстро сожалеет об этом, когда понимает, что Феликс имеет по отношению к нему только добрые намерения. — У тебя, наверное, миллион вопросов, — говорит Феликс, его глубокий голос, как всегда, резко контрастирует с миниатюрными чертами лица. Джисон прислоняется головой к матрасу, прежде чем начинает говорить. — Минхо сказал, что у меня начинается течка, — вздыхает он. — Ммм, — Феликс, кажется, согласился с ним, тихо промычав. — Я не хочу, — бормочет Джисон, прекрасно понимая, как по-детски это звучит. Феликс усмехается над его нежеланием, но в его глазах, устремленных на Джисона, легко читается сочувствие. — Ничего не поделаешь, — он сжимает руку Джисона. — Я дам тебе немного моих супресантов, чтобы ты мог справиться с этим. Джисон вздыхает. — Я не знаю, что делать, — признается он. Блондин ободряюще похлопывает его по руке. — Тебе не придется много делать, правда. Мы отведем тебя в изолированную комнату, а потом тебе нужно будет просто пережить это. Его слова мало успокоили Джисона, что зажмурился и закрыл глаза. — Это больно? — шепчет он, боясь услышать ответ. — …Иногда, — Феликс, казалось, колебался, прежде чем продолжить. — Но не в прямом смысле этого слова. Это трудно объяснить, — кажется, он перебирает в памяти свой ограниченный словарный запас корейского языка, пытаясь найти нужные слова. — Думаю, я скоро узнаю, — Джисон обхватывает руками колени и поднимает глаза в потолок, издав сдавленный вздох. — Быть омегой – отстой, — ему все равно, задевает ли он чувства Феликса этим заявлением, но блондин лишь улыбается на его слова. — Не все так плохо, знаешь ли? — Улыбка танцора превращается в ухмылку, а глаза приобретают форму полумесяца. Джисон поворачивает голову и бросает на него полный надежды взгляд. — Почему? — Множественные оргазмы, бро, — Феликс многозначительно двигает бровями, в его голосе звучит австралийский акцент. Щеки Джисона пылают, он покраснел – ответ был совсем не таким, как он ожидал, и Феликс рассмеялся, игриво взъерошив ему волосы. Джисон пытается скрыть свое смущение кашлем, судорожно выражая любопытство, вызванное словами блондина. — Это приятно? — Неуверенно спрашивает он, стесняясь встретить веселый взгляд омеги. — Словно это не возможно, — Феликс отпускает его руку, чтобы сделать жест в воздухе. — Like, out of this world, — добавляет он по-английски и смущенно смеётся. Его слова вызвали покалывание по позвоночнику Джисона, от чего его пульс слегка ускорился. Они продолжили сидеть в тишине некоторое время, Джисон варился в собственных мыслях, пока Феликс немелодично напевал рядом с ним. Он ценит австралийца, что находится рядом с ним, успокаивая его своим присутствием и сладким, солнечным запахом. Осознание того, что Феликс поддерживает его будучи рядом, заставляет Джисона задуматься о человеке, который не смог этого сделать. — Минхо ушел, — бормочет он, не сумев скрыть разочарования в голосе. — С Минхо это… сложно, — медленно и осторожно произносит Феликс. — Он очень чувствителен к феромонам, а ты сейчас излучаешь их очень много, Ханни. — Почему я не могу этого почувствовать? — Джисон принюхался к коже своей руки, но не почувствовал ничего отличного от своего обычного запаха. — Ты еще не научился управлять ими, — успокаивает его Феликс. — Это нормально – не замечать поначалу. — Мне кажется, он теперь меня ненавидит, — Джисону не нужно было называть имя Минхо, чтобы Феликс понял, о ком он беспокоится. — Я очень сомневаюсь, что это так, — губы Феликса кривятся в улыбке, и Джисону хочется верить ему. — Он очень разозлился на меня, — прошептал он, вспомнив, как старший ругал его. Воспоминание об этом разговоре заставило его снова почувствовать себя уязвимым и ранимым, и он крепче обхватил руками колени. — Я думаю, Минхо очень волнуется за тебя — Феликс нежно заправляет прядь волос за ухо Джисона, его голос стал тише. Джисон вздрагивает от легкого, словно пёрышко прикосновения, машинально прислонившись к руке Феликса, пока он преследует скиншип. Мысль о том, что Минхо старается присматривать за ним, успокаивает, и Джисон ощущает, как его щеки наливаются краской, а кожа пылает от прикосновения Феликса. Еще один всплеск жара проходит по всему его телу, покалывая кожу и вызывая мурашки по голым рукам. Ему вовсе не холодно, напротив, он ощущает себя слегка перегретым, но то, как тепло разливается по его телу, так похоже на дрожь, вызванную ознобом, что он чувствовал себя сбитым с толку этим ощущением. Рядом с ним мило посмеивается блондин. — Хорошо, Ханни, — в его глазах видна одна лишь доброта, когда он поглаживает раскрасневшуюся щеку Джисона, — Давай отведем тебя в другую комнату.

🐰🐹

Феликс позаботился о том, чтобы Джисон знал, как устроена комната страха, и держал его за руку, пока они наполняли маленький холодильник водой, энергетическими напитками и закусками. Затем он помог ему перенести в комнату все необходимое из беспорядочного гнезда в его комнате, пока Джисон – раскладывал одеяла и подушки на незнакомой кровати. В этот момент вернулся Чанбин, и Джисон смущенно встретился с ним взглядом, пока старший игриво не взъерошил ему волосы. — Тот ещё дерьмовый день, да, Ханни? — Его глаза наполнены нежностью и добротой, и Джисону остаётся только кивнуть в знак согласия, сглатывая комок в горле. — Минхо все рассказал, чтобы мы дали тебе немного личного пространства, но ты же меня знаешь, — Чанбин громко рассмеялся, — Я люблю чужое личное пространство. Джисон невольно рассмеялся, радуясь, что ему не нужно сообщать остальным участникам группы о своих обстоятельствах. — Я присмотрю за ключом, пока ты будешь заниматься своими делами, — мускулистый рэпер жестом указывает на комнату страха. — А как только все закончится, я угощу тебя таким количеством мяса, какое ты только сможешь съесть, как тебе это? Джисон переполнен благодарностью к своему другу и испытывает несказанное облегчение от того, что Чанбин, помимо того что был нехарактерно мил, так ещё и не отнёсся к нему как-то странно. — Тебе лучше купить мясо получше, — серьезно отвечает Джисон, почти сумев пошутить, как обычно. — Только самое лучшее для нашего Джисони, — успокаивает его Чанбин своим лучшим писклявым голоском, ущипнув Джисона за щеку. Феликс отзывает старшего в сторону и шепчет ему что-то на ухо, после чего уходит. — Я сейчас вернусь, — обещает он и мчится по коридору, оставив Джисона и Чанбина одних у входа в комнату страха. Джисон смотрит ему вслед обеспокоенными глазами, судорожно сжимая в руках одеяло. — Заканчивай свое гнездо, Ханни, — подбадривает его Чанбин, поудобнее устраиваясь на полу и прислоняясь спиной к стене прямо за порогом комнаты. — Я побуду здесь. Старший рэпер достает свой телефон и даёт Джисону возможность уединиться, чтобы разложить свои вещи, и еще одна волна благодарности нахлынула на Джисона, что чувствует, как его и без того горячие щеки лихорадочно горят, а ноги стали вдруг слабыми и вялыми. Пошатываясь, он добирается до кровати, осторожно просовывая одеяло сквозь аккуратно уложенные подушки и падает в центр, задыхаясь от жара. Футболка трётся об его грудь, ткань кажется слишком грубой на чувствительной коже, из-за чего с губ срывается слабый скулеж. Тепло, похоже, скопилось в нижней части его тела, подпитывая потребность, которая еще слишком слаба, чтобы выразить ее словами, заставляя его чувствовать себя беспокойным и взволнованным. Джисон жалко извивается на кровати, соски затвердели, когда ткань вновь прошлась по его коже. — Держи себя в руках, Ханни, — нейтрально бормочет Чанбин со своего места на полу. Джисон прикрывает глаза руками, с его губ срывается смущенный стон. — Это ужасно! Чанбин захихикал, в его голосе слышно столько же юмора, сколько и сочувствия, но он ничего не отвечает. Джисон убирает руки, стараясь не обращать внимания на постоянную пульсацию тепла в нижней части живота, и решает рассмотреть окружающую обстановку. Комната страха небольшая и почти уютная, несмотря на отсутствие мебели – но почти, ключевое слово. Стены выкрашены в теплый землянистый тон, благодаря Чонину, которому не понравилась больничная белизна комнаты, когда они переехали в общежитие, хотя ему самому никогда не приходилось в ней подолгу бывать. Здесь есть крошечный холодильник с напитками и закусками, небольшой шкаф для одежды, белья и полотенец, а также кровать, придвинутая к одной из стен, которую в данный момент занимает Джисон. Рядом с кроватью стоит простая прикроватная тумбочка, в ящике которой лежал всевозможные смазки, презервативы и даже упаковка экстренной контрацепции. Несмотря на заверения Феликса в том, что они не понадобятся, у Джисона чуть не случился приступ паники при виде этих таблеток. Также в комнате есть небольшая ванная комната, спрятанная за закрытой дверью, на этом всё. Стены украшают несколько картин с красивыми пейзажами, пожертвованные Хёнджином, но, несмотря на их художественную красоту, они мало чем оживляют безымянную комнату. Джисон полагает, что из-за отсутствия окон, из-за чего комната получила свое название, она больше походит на камеру пыток, чем на спальню. Джисон взял с собой запасной комплект одежды, некоторые туалетные принадлежности и связки одеял и подушек, которые теперь окружают его на кровати, пока знакомый запах его собственных простыней смешивается со свежими нотками только что выстиранного белья – члены группы всегда быстро проводили тщательную уборку после того, как пользовались комнатой. Он морщит нос от резкого запаха стирального порошка и начинает ворочаться в своем гнезде, пока его голова не улеглась на плед, который он принес из своей комнаты. Вдохнув знакомый мягкий аромат, он расслабляет нахмуренные от волнения брови и вновь прикрывает глаза. — Хан-а? — Голос Феликса пугает его, заставив Джисона вскочить с кровати и с удивлением обнаружить, что он задремал крепким сном. Он покрыт тонким слоем пота, а его дыхание быстрое и поверхностное, несмотря на отсутствие физических нагрузок. Джисон облизывает пересохшие губы и тихо стонет от переполняющих его ощущений, когда язык проводит по потрескавшейся коже. Зрение затуманилось, ладони стали теплыми и влажными, а пальцы наэлектризовались от напряжения нервных окончаний, когда он прижал к себе снагги, чтобы было удобнее. — У меня для тебя кое-что есть, — Феликс протягивает ему продолговатую коробку, обеспокоенные глаза блуждают по его разгоряченной фигуре. — Кажется, как раз вовремя. — Думаю, скоро надо будет закрывать комнату, — произносит Чанбин, заглядывая в комнату и глядя на блондина с нечитаемым выражением лица. Джисону стыдно за то, что он заснул, пока старший караулил у входа в комнату, и он открывает рот, чтобы извиниться, но тут по его телу пробегает дрожь, и он отвлекается, когда Феликс прикладывает холодную руку к его лбу. — Чанбин прав, — выражение лица Феликса более серьёзное, чем привык видеть Джисон, поэтому он машинально берет коробку, которую протягивает ему блондин. Картон кажется прохладным под его покрасневшими кончиками пальцев. — Что это? — Его голос хриплый и тихий. — Просто кое-что, чтобы помочь тебе, — Феликс протягивает другую руку и опускает в свободную ладонь Джисона две крошечные белые таблетки. — Подавители, — объясняет он, прежде чем Джисон успевает спросить. — Надеюсь, они сократят твою течку, хотя принимать их уже поздновато. Джисон сразу же глотает таблетки, пока Феликс отходит к холодильнику, чтобы поставить принесенную воду. Только осушив полбутылки воды, он внимательно смотрит на коробку, что все еще сжимает в руке. Иллюстрация на внешней стороне была сделана со вкусом и неброско, но фаллическую форму, длинную и плавно изогнутую, трудно перепутать, из-за чего Джисон густо краснеет. — Мне это не нужно! — Бормочет он, пытаясь передать коробку обратно Феликсу, который поднял руки в знак молчаливого отказа. — Тебе это нужно, — белокурый танцор устремляет на Джисона решительный взгляд, и дальнейшее отрицание замерло на его губах. От мысли о предмете, спрятанном в коробке, его внутренности сжимаются в нервном предвкушении, а тело с повышенной чувствительностью выдает первоначальный отказ Джисона. Его руки дрожат, когда он кладет коробку на прикроватную тумбочку. — Телефон, — Феликс выжидательно протягивает руку. — Разве я не могу оставить его с собой? — Взмолился Джисон. Австралиец с сожалением улыбается его возражениям. — Поверь мне, ты не хочешь поддаваться искушению, — мягко отвечает он. Джисон мгновенно придумывает миллион отговорок, почему ему следует оставить устройство, но все они проваливаются еще до того, как он произносит их вслух. — Ладно, — соглашается он и без лишних возражений отдает телефон. Мысль о том, чтобы позвонить кому-то другому, кому-то из группы, находясь в ступоре, вызванном течкой, кажется ужасающей, и он решает, что Феликс прав, такая возможность ему не нужна. — Всё будет хорошо, — бормочет Феликс, легонько поцеловав Джисона в щеку, после чего присоединяется к Чанбину, что уже поднялся и ждет его у входа в комнату. Джисон провожает их долгим взглядом, и они оба почувствовали себя невероятно одинокими еще до того, как мягко закрылась дверь: Феликс –прощается взмахом пальцев, а Чанбин – ободряющим кивком. По комнате разносится отчетливый звук поворачивающегося замка, и Джисон обхватывает колени дрожащими руками, уставившись на стены комнаты, в которой он должен был чувствовать себя в безопасности. Он мучительно осознает, что остался один, и пытается бороться с паникой, которая грозит поглотить его при мысли о том, что он заперт в маленькой комнате. Он никогда не страдал клаустрофобией, но пребывание в комнате страха пробудило в нем новые чувства тревоги, и Джисон зажмуривает глаза, молясь, чтобы его пребывание здесь было недолгим.

🐰🐹

Всепоглощающие ощущения от течки были гораздо больше, чем просто возбуждение. Это требовательная физическая потребность, в тысячу раз более сильная, чем все, что Джисону доводилось испытывать раньше, и каким-то образом проявляющаяся в разных незнакомых частях его тела. Кожа словно горит, слишком чувствительная к прикосновениям и жаждущая постоянной стимуляции, а соски при малейшем прикосновении посылают по телу разряды. Ощущения настолько интенсивные, что граничат с болью. Его член упирается в ткань шорт – единственная несколько привычная реакция, но и он пульсирует гораздо сильнее, чем обычно. Незнакомая и умопомрачительная дрожь, отзывавшаяся глубоко внутри него и заставлявшая его вилять бедрами в поисках хоть какого-то облегчения, затмевает все остальные эмоции и занимает большую часть его внимания. Джисон ощущает острую потребность в том, чтобы кто-то дотянулся до раскаленной пульсации внутри него и заполнил пустоту, что, кажется, болезненно сжимается в его теле. Это желание сводит его с ума, так как он не знает, как его удовлетворить: тело двигается по чуждым схемам, а руки хватаются за пустой воздух в поисках чего-нибудь, что могло бы унять пульсацию. Физически страдая от этого желания, он также испытывает сильное эмоциональное потрясение, остро ощущая, что он один и что он не предназначен для этого. Каждая его часть вопит и молит о чужих прикосновениях, что не будет его собственными, желание, чтобы о нем позаботились, прижали к себе и сделали покорным. Эта жажда непреодолима и ее невозможно игнорировать. Он ощущает себя половиной целого и отчаянно взывает к кому-то, кто мог бы исполнить роль второй части, сам не зная, по кому тоскует. В голове крутятся мысли об облегчении, желания легко укладываются в одно слово, и Джисон цепляется ногтями в одеяла, окружавшие его, когда оно срывалось с губ: Альфа.

-

Джисон стоит на коленях, выгнув спину, пока его грудь трётся о простыни и он стонет от ощущения, что его соски давят на матрас. Он весь горит, его дыхание горячее и быстрое, а щеки прижимаются к кровати. Покачивая бедрами, он чувствует, как приятно напрягаются мышцы таза, когда он машинально раздвигает ноги. Что-то скользкое пачкает его нижнее белье, а ощущение влаги между ягодицами кажется чуждым и тревожным. Комната наполняется слабыми вздохами и стонами, срывающимися с его губ и заглушаемыми лишь тем, что он зарывается головой в подушку.

-

Он голый, давно уже сбросил пропитанную потом одежду, и лежит на боку, отчаянно двигая бедрами о подушку, издавая слабые стоны от трения о свой болезненно эрегированный член. Его пальцы во рту, трутся о язык, слюна стекает на подбородок, пока ноги обхватывают подушку, а мышцы на бедрах напрягаются и расслабляются, как будто это может помочь вызвать оргазм. Он откидывает голову назад, и с его покрасневших губ срывается громкий стон. Джисон ощущает, как в нижней части живота нарастает жар, увеличиваясь до тех пор, пока он не перестает его сдерживать, и громко закричав, содрогается от болезненной эякуляции, что только усиливает жгучее желание, скручивающее его внутренности в лихорадочные узлы жажды.

-

В какой-то момент он переместился с кровати, прижавшись раскрасневшейся спиной к холодным доскам пола, извиваясь. Он слабо потирает свой член, сперма от многочисленных предыдущих оргазмов липнет между пальцев и делает скольжение гладким, несмотря на дрожь в пальцах. Его грудь вздымается, когда он чувствует, как тугая спираль внутри него разжимается, и он вновь кончает с громким неудовлетворенным стоном, а его член и не собирается становится мягким. Смазка и сперма медленной струйкой скользит между его ягодиц, и он стонет, ощущая, как его дырочка жадно сжимается, пульсация внутри него, тяжелая и требовательная, и Джисон кричит от почти болезненного ощущения.

-

Он вновь стоит на коленях, а пальцы, покрытые слюной, жадно поглаживают его разгоряченную дырочку, заставляя издавать звуки, которых он никогда раньше не выпускал из своих опухших губ. Громкие всхлипы и стоны подстегнули его, и он легко вводит в себя палец и чувствует, как его мышцы сжимаются вокруг него. Растяжение вызвало первобытную реакцию и заставило его опустится на палец, чтобы ощутить его глубже, задыхаясь от непривычной стимуляции. Джисону кажется, будто он почти дотянулся до той части тела, которая пульсирует столь настойчиво, что сводит его с ума, и он с нетерпением начинает тереться пальцем о теплые внутренности, мышцы сжимаются и автоматически содрогаются, когда он кончает еще раз.

-

В нем уже три пальца, но этого все равно недостаточно. Покачиваясь взад-вперед, он надавливает пальцами на особенно чувствительное место, отчего из глаз текут слезы, а мозг превращается в раскаленную кашу. Он тонет в разбитых фантазиях, представляя, как альфа крепко хватает его за бедра и вдалбливается в него снова и снова, пока он двигает пальцами вперед и назад. Неожиданные мысленные образы возбуждали и пугали его одновременно, экстремальные и странные реакции его тела одновременно ужасают и вызывают привыкание. Стоны Джисона становятся более громкими, он зовет кого-нибудь, кого угодно, кто поможет ему обрести облегчение, пока он пытается найти удовольствие самостоятельно.

-

Ломая себя он трется бедрами о гладкую игрушку Феликса, взывая к альфе, чтобы тот удовлетворил его потребности. Влажные звуки смешиваются с его отчаянными мольбами, когда он неуклюже двигается взад-вперед, игрушка проникает глубже, чем его пальцы, но это не кажется достаточно глубоко, чтобы удовлетворить его. Джисон хватает себя за член, скользя руками вверх и вниз по собственной длине, вытягивая непрерывные струйки спермы. Его разум слишком далеко, чтобы беспокоиться об использовании инородного предмета, который он отверг ранее. Его тело болезненно сжимается вокруг фиолетового силикона игрушки, когда он кончает в десятый раз, задыхаясь и падая на пол, тут же отключившись.

-

Он потерял всякое чувство времени, существуя в размытой рутине: пробуждение, мастурбация, отчаянный зов, уже не понимая, что или кого он зовет, своим болезненным и надтреснутым голосом, после чего вновь отключается в тревожном сне. В комнате невыносимо жарко, она нагрелась от лихорадочного тепла его тела, воздух спертый и плотный, что позволяет Джисону наконец-то почувствовать тошнотворно сладкий аромат собственных феромонов. Он бьет руками об дверь, умоляя членов своей группы выпустить его, после чего умоляет их прийти ему на помощь, не будучи уверенным, что кто-то по ту сторону слышит его мольбы. И вот наконец ему становится лучше. Его тело теперь вялое и тяжелое, когда он замечает, что дымка постепенно рассеивается, и понимает, что вновь может формулировать некоторые здравые мысли. Его дырочка пульсирует, соски набухли и покраснели от бесчисленного количества раз, когда он щипал и грубо тер их о ближайшую поверхность. Его губы такие же пухлые и все еще чувствительные, несмотря на угасающую течку. Между ног лежит обессиленный член, а на животе, груди и бедрах застыла засохшая сперма. Он грязный и борется с собой, чтобы подняться и принять душ, несмотря на то что каждый мускул в его теле болит и протестует против этого. Джисон медленно добирается до ванной и смотрит на себя в зеркало, не узнавая лица, что глядит на него. Глаза красные и стеклянные, под ними расплылись темные круги. Губы потрескались и заметно опухли, пока он осторожно прижимает к ним холодные мокрые пальцы, пытаясь унять боль. Холодная вода помогла ему понять, что его мучает жажда, поэтому он подходит к холодильнику и выпивает бутылку энергетического напитка, стараясь не обращать внимания на слабую дрожь в ногах и болезненную пульсацию в пояснице. Он чувствует себя в полной жопе и невесело усмехается, осознав точность двойного смысла. Оказавшись под душем, он позволяет себе глубоко вздохнуть и сосредоточиться на расслаблении плеч и напряженных мышц спины. Если быть честным, он и в самом деле чувствует себя немного хорошо. В тяжелой вялости конечностей есть что-то приятное, а во всем теле сохраняется приятное ощущение тепла, отдаленно отличающееся от обжигающего жара. Он пережил свою первую течку, но ощущения оказались совсем не такими, как он ожидал. Изнеможение и облегчение захлестывают его, пока он стоит под горячей водой, дрожа от безрадостного смеха, который, прежде чем Джисон успевает понять, превращается в глубокие рыдания. Он справился, но все оказалось гораздо хуже, чем он ожидал, и повторение этого является лишь вопросом времени.