точка зрения

Ацуму переворачивается на спину и смотрит в потолок своей квартиры, сквозь шторы пробиваются несколько раздражающих солнечных лучей. Должно быть, он забыл полностью задернуть их прошлой ночью. Это будет еще один плохой день. Он может почувствовать это в костном мозге и в той дыре в его груди, которая должна быть меньше, чем та, что в желудке. Выступы его позвоночника вдавливаются в этот идиотский жесткий матрас, и Ацуму пытается не расстраиваться, что он просто не умер во сне. Его желудок бурчит и скручивается, издавая грозное рычание, и Ацуму инстинктивно прикладывает руку, чтобы надавить на него. Он растопыривает все пять пальцев, и ему почти удается покрыть всю его пустоту. Когда он медленно сжимает кисть в кулак, его плоть сжимается между пальцами, и Ацуму борется с желанием выблевать два литра черного чая, которые он выпил вчера вечером. Судорожно выдохнув, он поворачивается, проводит рукой от живота к бокам и обхватывает пальцами острые края тазовой кости. Он крепко сжимает их и дергает в сторону, поворачивая нижней частью тела, словно кукла. Пальцы другой его руки отчаянно скользят вверх, пока ему не удается прижать два пальца к ребрам своей грудной клетки. Он ведет их дальше к груди, поднимаясь все выше, пока его пальцы не смыкаются на шее, и он чувствует, как его собственный пульс медленно бьется под ладонями. Дальше он ищет свои ключицы, надавливает на впадинки, и задается вопросом, нравились ли они ему больше, если бы в них собиралась дождевая вода, когда он стоит. Крепко зажмурившись, Ацуму ощупывает плоть по бокам и пытается прикинуть, сколько усилий потребуется, чтобы внешний облик его тела соответствовал пустоте внутри. Проходят часы, прежде чем Ацуму удается перестать раздирать и терзать свое тело, кожа становится красной и раздраженной, а разум затуманенным, и единственное, что в конце концов заставляет его встать с постели, — это то, что потребность пошевелить своим тяжелым телом более настоятельна, чем его желание утонуть в матрасе и задохнуться под громоздким латексом. Он приходит на тренировку вовремя. Его волосы все еще мокрые, а шнурки на ботинках развязаны, но он приходит на тренировку вовремя. Сакуса стреляет в него многозначительным взглядом, и Ацуму жалеет, что не может спрятаться за крупным телом Мейана. — Йоу, Цум-цум! — приветствует Бокуто, пока Шое машет ему рукой, улыбаясь. — Тренер сказал, что сегодня мы будем отрабатывать приемы! Ацуму сдерживает хмурый взгляд. Шое выглядит более чем взволнованным этим. С другой стороны, когда Шое не бывает взволнован? Иногда Ацуму гадает, откуда у него берется столько энергии. Ацуму чувствует себя абсолютно разбитым после четырехчасовой тренировки в хороший день и едва может встать с постели в плохой. Краем глаза он чувствует, как Сакуса сверлит его взглядом. Ацуму борется с желанием развернуться и уйти. Ни для кого не секрет, что многие люди ненавидят его, но иметь в команде того, кто терпеть тебя не может и одновременно должен помогать тебе строить карьеру, все еще ранит. Особенно в плохой день. Инунаки смеется и тычет себе в грудь большим пальцем. — Вам всем стоило бы поучиться у меня паре-тройке вещей! Ацуму невесело усмехается и проходит мимо них, кладя свою бутылку с водой и полотенце на скамейку рядом с вещами Томаса, прежде чем опустить рукава своей толстовки. Сегодня в зале странно холодно, и когда он переносит вес с одной ноги на другую, то чувствует, как двигаются его бедра. У него во рту затхлый и горький привкус, потому что у него не было времени почистить зубы этим утром, а к его рукам словно привязаны гири. Его щеки кажутся теплыми, теплее, чем обычно, так почему же у него такие холодные пальцы. Он быстро сгибает их несколько раз, пытаясь разогреть. Он не сможет пасовать мяч, если потеряет чувствительность. Он дышит носом и игнорирует сухость во рту. Его волосы щекочут уши, вода капает ему на плечи, поэтому он проводит по ним рукой и вдруг понимает, что дрожит, а пряди между пальцами ломкие и грубые. — …-цум? Внезапно взгляд Ацуму сосредотачивается на Бокуто, который сидит перед ним на корточках и с любопытством смотрит на него желтыми глазами. — Прости, — говорит Ацуму, приходя в себя. Он поворачивается и идет к корту. — Давайте начнем! Через два часа после начал тренировки, Ацуму получает удар в грудь от одной из подач Бокуто. — Черт, — слышит он сквозь шум крови в ушах. — Не думал, что он пропустит его! Когда его зрение вновь фокусируется, он понимает, что он, должно быть, лежит на полу, а яркий свет на потолке ослепляет его. Какое-то мгновение ничего не происходит. Блаженная тишина. Пустота. Ацуму твердо верит, что кто-то должен просто подойти и вырубить его навсегда. Он пытается сесть и сразу же чувствует две пары рук на спине, которые помогают ему подняться. Ему с трудом удается не обращать внимание на то, как они впиваются в его бедра. — Ацуму-сан! — кричит Шое ему в ухо. В поле его зрения появляется кудрявая голова с поджатыми губами и нахмуренными рыжими бровями. — Тебе больно? Ацуму мотает головой и чувствует, как все расплывается перед глазами. — Не, все в порядке, Шо-кун, — удается сказать ему, наклоняясь вперед, чтобы избежать прикосновения. — Я бы не хотел оказаться на принимающей стороне во время этой подачи, Боккун, — вяло шутит он, поворачивая голову, чтобы немного взглянуть на Бокуто позади него. — Тебе все еще стоит провериться у врача, — комментирует Мейан, присаживаясь на корточки рядом с Шое и хмуря брови в очевидном беспокойстве. Ацуму на мгновение задумывается, каким бы он стал, если бы у него был такой отец, как Мейан. Он быстро отбрасывает эту мысль, потому что он знает, что это ничего бы не изменило. Его отец не виноват, что он сломанный и неправильный. Шое серьезно кивает рядом с ним. — Знаешь, один раз Кагеяма получил мячом прямо по затылку и никому не сказал об этом. Оказалось, что он неделю ходил с сотрясением мозга! Ацуму выдавливает из себя смешок. Кто-то все еще придерживает его за спину, удерживая в вертикальном положении, и мышцы его живота напрягаются от усилий наклонить верхнюю часть тела вперед. Прямо сейчас ему было глубоко насрать на Тобио-куна. — Я позову тренера Фостера, и он отвезет тебя в ближайшую клинику, — решает Мейан, поднимаясь с пола. — Я поеду с ним! — тут же восклицает Шое. Ацуму также поспешно поднимается на ноги.  — Правда, я в порядке, — протестует он, бросая взгляд на Сакусу, который все еще стоит с стороне, в его темных глазах бушует гнев, когда он наблюдает за ними. Ацуму с трудом сглатывает. Он снова причиняет неудобства. — Просто царапина, ничего, бывало и похуже. Он снова смеется и надеется, что никто, кроме него, не замечает, как неубедительно это звучит. Прежде чем кто-либо успеет сказать что-нибудь, он добавляет: — Я проверюсь позже, Саму все равно заедет за мной сегодня днем. Знаете, у него есть машина. Шое, кажется, это не убедило. — Ты уверен, Ацуму-сан? Он протягивает руку, чтобы взъерошить его волосы. — Перестань беспокоиться обо мне, я в порядке! — указывая большим пальцем через плечо, он добавляет. — Я собираюсь сейчас пойти в душ, окей? Я бы не хотел встретить Саму таким потным, — одарив Мейана одной из своих лучших мегаВаттных улыбок, Ацуму не может избавиться от чувства, что он слишком сильно старается. Бокуто хмыкает. — Я уверен, тренеру не составит труда отвезти тебя. Ацуму пренебрежительно машет рукой и с опозданием понимает, что его футболка задралась. Он быстро одергивает ее обратно. — Я уже давно не беспокоил Саму, это прекрасно! По крайней мере, это правда. Он не видел Осаму с того самого вечера, когда он стоял перед Онигири Мия и пялился в окно, как последний придурок. Мейан внимательно изучает его, почесывая щетину на подбородке, прежде чем коротко кивнуть и, хлопнув в ладоши, обратиться к остальным. — Хорошо, тогда давайте вернемся к работе, я хочу увидеть от вас больше приемов! Когда все поспешно возвращаются на свои места, Ацуму тихонько хватает свое полотенце и бутылку и выскальзывает из спортзала. Он опускает плечи и глаза, как только оказывается в безопасности раздевалки, и садится на скамейку, чувствуя, как учащается пульс в груди. Такая простая оплошность, как эта, вообще-то не должна была вызвать у него головокружение. Он пропускает душ, как настоящий лжец, и пока он складывает все свои вещи в сумку, на его телефоне вдруг высвечивается новое сообщение. Ацуму устало открывает его. Осаму перестал звонить ему примерно через две недели после того, как Ацуму отказался с ним разговаривать, но он продолжал время от времени присылать ему сообщения.  саму Цуму блять перезвони мне саму Я позвоню твоему ебаному тренеру если ты не перезвонишь саму Я лично надеру тебе задницу как только у меня будет выходной Ацуму усмехается и просматривает остальные его гневные сообщения. Его брат, конечно, упрямый. Но в конечном счете он поймет, что ему будет лучше без него. Они больше не дети, ему больше не надо за ним присматривать. Он говорит себе, что так будет лучше, но когда он доходит до последнего сообщения, сердце Ацуму все равно сжимается в груди. саму Ацуму Это было самое последнее, всего несколько секунд назад. саму Я вижу что ты онлайн придурок Он хочет ответить. Его пальцы зависают над клавиатурой, но он понятия не имеет, что написать. ‘Со мной все хорошо, просто не ел три дня.’ ‘Со мной все хорошо, но ты счастлив, и я больше не знаю, как с тобой разговаривать.’ саму Если ты хочешь вести себя как придурок прекрасно но хотя бы позвони ма саму Она все время говорит о тебе Пальцы Ацуму сжимаются сами собой, челюсти стискиваются. Он выключает свой телефон и кладет его в карман.  — Мия.  Ацуму напрягается. Видимо сегодня у него не будет никакого перерыва. — Разве ты не должен практиковать свой прием, Оми-кун? — говорит он, поворачиваясь как можно медленнее, чтобы не вызвать подозрений. — Не неси чушь, — говорит Сакуса. Его тон ровный, но ему каким-то образом удается придать ему угрожающий оттенок. Ацуму приподнимает брови. — Я и не пытался, Оми-оми. Ацуму может точно сказать, что Сакуса хмурится за своей маской по тому, как сжимаются его кулаки. — Ацуму, — говорит он, и ох. Это… это что-то новенькое. — Ты хорошо питаешься в последнее время? Ацуму тихо хмыкает в ответ, но чувствует странное головокружение, зациклившись на том, как прозвучало его имя, слетевшее с губ Сакусы. Ацуму. Это нормально быть просто Ацуму? Сакуса продолжает говорить, но к тому времени, как Ацуму удается вернуться в настоящее, он уже замолкает и просто молча смотрит на него, скрестив руки перед собой и выжидающе подняв левую бровь. — …А? Сакуса испускает долгий вздох, будто он имеет дело с особенно надоедливым ребенком, и Ацуму чувствует себя так, словно его ударили по лицу. Он прикусывает внутреннюю сторону щеки, и на языке остается знакомый медный вкус крови. — Мне неприятно это признавать, — выдавливает Сакуса сквозь стиснутые зубы. — Но… моя совесть не оставит меня в покое, пока я не удостоверюсь, что ты не самоуничтожаешься прямо на наших глазах, — сознание Ацуму отключается. — Ну? Ты заботишься о себе? Он нервно смеется. — Ты ведь знаешь, с кем говоришь, верно? Ацуму знает, что люди думают о нем. Он читал обо всем этом в социальных сетях, новостных статьях и любых других средствах массовой информации, которые попадались ему под руку. Он знал, как люди в школе называли его: высокомерный придурок, с которым никто не хотел иметь дело. Поэтому он играет эту роль; нет смысла разочаровывать чьи-либо ожидания о нем. И, на самом деле, он содрогается при мысли о том, как сильно люди облили бы его грязью, если бы знали, как он ужасно сломлен. Прочистив горло, он указал на себя. — Как будто я когда-либо позволю пропасть этому храму! На лице Сакусы снова появляется знакомая хмурость, без единого намека на мягкость. — Я же сказал тебе не нести чушь, Мия, — огрызается он. — Ты не можешь позволить себе облажаться. Ради всего святого, ты же профессионал! Ацуму сжимает челюсти. Ну конечно. Сакуса беспокоится не о нем, а о его работоспособности. Он чувствует себя идиотом из-за того, что посмел надеяться. Притворившись, что отвечает на звонок, Ацуму отводит взгляд и берет свою сумку. — Прости, я должен бежать, — извиняется он и пробегает мимо Сакусы. — Саму здесь! Он знает, что Сакуса не пойдет за ним, чтобы убедиться, что его нигде не ждет машина. Потому что Сакуса не может выйти из спортзала, не приняв душ. - Когда Ацуму впервые увидел Сакусу, то подумал, что он, должно быть, самый красивый человек на планете. Ацуму никогда не замечал его до этого, даже несмотря на то, что они играли против Итачиямы на весенних отборочных в прошлом году. Но он был слишком поглощен своей работоспособностью, чтобы действительно смотреть на что-то, кроме мяча, слишком сконцентрирован на ощущении спазмов в пустом желудке и жжении пота, стекающего вниз по спине. Но когда ас неожиданно оказался прямо перед ним во Всеяпонском молодежном лагере, вежливо поклонившись, несмотря на вечно хмурое выражение лица, сердце Ацуму екнуло. Это было впервые, когда он встретил кого-то, позади кого не было вечной тени Осаму, кого-то, кто знал только Ацуму, а не брата, всегда превосходящего его во всем.  Когда Ацуму впервые увидел Сакусу, он знал, что рано или поздно влюбится, и он ненавидел себя за это. Но он всегда был таким ненасытным, хотел иметь то, чего ему не разрешали: отца, любовь матери, дом. Быть нормальным, блять, человеком. - — Мия-сеншу, вы же родом из Хего, так? Интервьюер одаривает его лучезарной улыбкой. В ней безупречно все — от прически и макияжа до одежды. Аккуратная. Конкретная. — Родился и вырос! — подтверждает Ацуму, улыбаясь в ответ, хотя ему трудно разглядеть ее из-за света в студии. Справа от Ацуму к нему прижато бедро Сакусы, все они сидят на слишком маленьких табуретках. — Это довольно красивое местечко. Недалеко даже есть пляж! — Звучит божественно! — смеется она, прежде чем наклониться ближе. — Я наслышана, что ваш близнец Мия Осаму недавно даже открыл там свой ресторан? Съежившись, Ацуму щиплет кожу на бедрах и не позволяет дрогнуть своей улыбке. — Да, это так! — его собственный голос глухо звучит в пустой студии. — На самом деле торжественное открытие состоялось в начале октября. По ту сторону от него ерзает Бокуто, теребя свою футболку. — И была ли у вас возможность побывать там? Как там с едой? — О, идеально, — отвечает Ацуму, подмигивая. — Как и все, что делает мой брат. Они все смеются, а Ацуму кажется, что он сейчас упадет в обморок. Здесь слишком громко. Слишком ярко.  — Да, мне уже говорили, что в старших классах вы были золотым дуэтом! Ацуму ухмыляется и притворяется застенчивым. В нем не было ничего золотого. Это всегда был только Осаму. Осаму сиял и был золотым мальчиком. После этого тема разговора переходит от его брата к их следующему сезону, к тому, есть ли у них какие-либо запланированные игры или нет и как они включили Сакусу и Шое в их режим тренировок. Но Ацуму слушает вполуха, у него кружится голова от осознания того, что он существует только для того, чтобы его спрашивали о его брате. Той ночью Ацуму копошится в горе одеял и крепко себя обнимает, втискивая бутылку с горячей водой между своими подтянутыми ногами и бедрами так, чтобы она заполняла впадину в его животе. Дрожащими пальцами он прокручивает ленту соцсетей. Он почистил зубы четыре раза до этого, но все равно не смог избавиться от кислого привкуса желчи под языком, которое всегда приходит с голодом. Он облизывает губы и корчит лицо. Он видит новостную статью про их прошлый матч, что-то про то, как они ‘стали сильнее’ и ‘уничтожили площадку’, но Ацуму не слишком заинтересован в тексте; он пристально смотрит на фото, которое прикреплено к статье. Это кадр, где он низко приседает, прежде чем отдать пас Шое. Его шорты задрались больше чем на половину его бедер, и Ацуму ненавидит, что у него нет никакого авторитета или права голоса в отношении опубликованных фотографий. Он задается вопросом, о чем думают люди, когда видят такое фото. О чем думает Осаму. О чем бы подумала мать, если бы удосужилась посмотреть на них. Осаму был исключительно хорошим игроком, но у него никогда не было таких огромных бедер. Может быть, его мать посмотрела бы на него, если бы у него были бедра, как у Осаму. Если бы он вообще перестал есть, таких фото вообще бы не было. ems @msbyebyebye аааагхх клянусь богом меня так бесит этот ебаный парень почему они не оставили хару-куна сеттером  8 Comments  28 Retweets  322 Likes Затаив дыхание, Ацуму открывает тред и пролистывает еще, даже если знает, что ему не следует делать этого. Потому что это доказательство; свидетельство его ненависти к самому себе и оправдания своей матери за то, что выбирала любимчиков. Доказательство того, что он и правда проблема.  Он натыкается на видео их последнего интервью, где они говорили про Онигири Мия. Его светлые волосы выглядят сухими и жесткими, несмотря на все усилия стилиста. Его улыбка искривилась влево, а глаза сузились. po @popopop_____ лично для меня этот человек в одиночку!!!  испортил msby :(((  0 Comments    2 Retweets    22 Likes когда новый сеттер msby???? @fightmefoster лол 01:13 здесь он такой блять тупй лололол 10 Comments    87 Retweets    2001 Likes MORGAN<3 @morganrambles891 почему он нем так много говорят он не такой особенный пж услышьте меня 9 Comments    1882 Retweets    2771 Likes Единственный источник света в его комнате — его телефон, который слишком ярко светит ему в глаза, пока его пальцы прокручивают все быстрее, быстрее и быстрее, проносясь мимо его собственных фотографий с фотосессий, игр, мимо нелестных скриншотов из интервью и других снимков. ТОБИО ЛУЧШИЙ СЕТТЕР<3 @17lilou_ ЗАТКНИСЬ НАХУЙ МЫ ХОТИМ ЧТОБ ТЫ ПРОИГРАААААЛ!!111!! 7 Comments    2 Retweets    19 Likes [haru] currently on hiatus @haruuuuuuuuuu почему он такой блять самовлюбленный ну типо кем он себя возомнил???? ахахаха 18 Comments    59 Retweets    2812 Likes matching /w emma ~ jay @sunnysettersunday кто-то еще скучает по старым добрым временам? #братьямия 172 Comments    3031 Retweets    4882 Likes У Ацуму перехватывает дыхание на последнем посте. Он нажимает на него и видит фото, на котором он и Осаму дают пять другу другу после игры. Они оба в форме Инаризаки. Ацуму кусает нижнюю губу и смахивает слезы. ‘Нам не нужны воспоминания’ и все в этом духе.   Он продолжает листать и натыкается на почти неприлично увеличенное изображение, где он низко пасует.  zack! @___murk0 господи боже я бы убил за эти бедра это не учебная тревога!!!! 47 Comments    703 Retweets    2996 Likes BM RELEASE TODAY!!! @tsumtsumsleftsock ох знаете он сможет сломать меня этими бедрами когда угодно лмао 14 Comments    821 Retweets    5201 Likes msby supremacy (shion) @blackjackalssssss  и…………. мы ведь думаем про одно и то же верно #бедрамииацуму 28 Comments    11 Retweets    36 Likes Ацуму смотрит. Когда он осознает, что сжимает телефон настолько сильно, что может сломать его, он отбрасывает его в другой конец кровати, где тот исчезает в подушках. Все его тело дрожит, голова раскалывается, а во рту такой вкус, как будто он вытряхнул в него содержимое спортивной сумки Инунаки и вскипятил. Лежа на боку, Ацуму обнимает бутылку с горячей водой сильнее и закрывает глаза, чтобы смягчить головную боль. Может быть, если он поднажмет достаточно сильно, то сможет заполнить пустоту внутри себя там, где должна была быть его ценность. - Уже приставив лезвие к коже, Ацуму вдруг останавливается. Он открывает глаза и делает глубокий вдох. Он смотрит на свою левую руку, его правая кисть прижимает нож к плоти. Он наклоняет лезвие и надавливает чуть сильнее. А затем он откладывает нож. Делает еще один судорожный вдох и пялится на свою не помеченную кожу. Теперь он профессиональный спортсмен. Сейчас сезон. Он не может допустить того, чтобы кто-то неудачно сфотографировал его предплечья. Едва сдерживая рвотные позывы, Ацуму на трясущихся ногах поднимается с холодного пола. Он чувствует себя невероятно уставшим и неудовлетворенным.  Сделав еще один размеренный вдох через нос, Ацуму расхаживает по своей маленькой квартире. От двери к окну и обратно. Он дышит, вдох и выдох. От двери к окну и обратно. Он под контролем. Он может это сделать. Он может это сделать. Это не проблема.  Падая на колени перед своим столом, Ацуму открывает нижний ящик и лихорадочно роется в нем, пока не находит то, что искал, в процессе разводя ужасный беспорядок. Он вытаскивает ее и сразу же чувствует себя спокойнее, его глаза закрываются, когда он прижимает фотографию к сердцу.  После того, как его бешеное сердцебиение немного замедляется,  Ацуму смотрит на фотографию, жадно обводя взглядом знакомые черты; поблекшие цвета, рваные края, наспех заклеенные пожелтевшим скотчем углы. Это семейная фотография, сделанная еще до того, как ушел их отец, на ней Осаму крепко держит его за руку и они оба улыбаются. Рука Ма покоится на макушке Осаму. Ацуму опускает взгляд и концентрируется на лице Осаму. В отличие от него самого, Осаму не смотрит в камеру, он смотрит на Ацуму, и выражение его лица мягкое и светлое. Ацуму тихо вздыхает и переносит вес с коленей на попу, присаживаясь на пол. Он вытаскивает телефон из кармана и пролистывает список контактов дрожащими пальцами. Раздается только один гудок, прежде чем Осаму берет трубку. — И ты звонишь мне сейчас? От этого Ацуму чуть не всплакивает. Прошли недели с того момента, когда он в последний раз слышал его голос. — Саму, — шепчет он в ответ и надеется, что дрожь в его голосе не так заметна по телефону. На другом конце линии виснет тишина. — С тобой все окей? Ты не отвечал на мои сообщения. Ацуму прижимает телефон ближе к уху. — Я просто был занят, ну, знаешь, когда начинается новый сезон и все такое… Осаму хмыкает в знак признательности, и, хотя он решил не говорить правду, Ацуму все равно немного обидно, что Осаму не заметил, что тот игнорировал его намного дольше. — Ладно. Слушай, у меня сейчас совсем нет времени, чтобы поговорить, — говорит Осаму, прерываясь, чтобы передвинуть стулья. — Мне нужно закрыть ресторан и все такое. Но можно я тебе перезвоню? Может, ты бы мог приехать ко мне как-нибудь в ближайшее время? Конечно. Осаму теперь взрослый человек. У него есть настоящая работа и все такое. Ацуму закрывает глаза и сжимает губы, сдерживая слезы. — Не знаю, у меня очень плотный график. На этот раз повисает долгая тишина. Ацуму почти верит, что Осаму бросил трубку, когда он вдруг снова говорит. — Послушай, я знаю, что тебе было тяжело, ну, что я бросил волейбол и все такое, и твой переезд туда, но ты мог бы хотя бы притвориться, что рад за меня. Я тебя чем-то обидел?  Ацуму слышит разочарование в словах брата, в том, как немного дрожит его голос, как он щелкает зубами в конце. Он сжимает пальцы в кулак и как можно тише ударяет им по полу. Прекрасно. Он просто снова поступает эгоистично. Он должен был никогда не звонить ему. Он разрушает все, к чему прикасается. — Это не имеет к тебе никакого отношения, Саму, — отвечает он, и его голос звучит устало, даже в его собственных ушах. — Тогда почему ты лжешь? — требовательно спрашивает Осаму, его слова звучат резко. — Почему ты избегаешь меня, а потом делаешь вид, что ничего не происходит? — Это не имеет к тебе никакого отношения, — упрямо и по-детски повторяет Ацуму. Его щеки пылают от гнева и унижения. — Кстати, — холодно добавляет Осаму. — В твоем интервью есть очень хороший эпизод про Онигири Мия. Интересно, откуда ты знаешь, как я готовлю — я не помню, чтобы видел тебя здесь. Ацуму зажмуривает глаза, пока не видит белые помехи. Блять. Он не должен был врать. Он хочет сказать правду Осаму прямо сейчас, он хочет сказать ему: ‘Я был там! Я проехал весь путь до твоего ресторана, я стоял за окнами и смотрел, как ты живешь своей жизнью без меня, и я не мог этого вынести!’ Но он не может сказать этого ни вслух, ни единственному человеку, который когда-либо заботился о нем. Поэтому он молчит и ничего не говорит. Очевидно, покончив с этим, Осаму меняет тему, нетерпеливо постукивая куда-то пальцами. — Неважно. Ты уже позвонил Ма? Ацуму молчит. — Цуму, я уже говорил, что ей нехорошо. Она хочет поговорить с тобой. Ацуму чувствует, как что-то всплывает у него в горле, что-то тугое, широкое и такое большое, что его тело не может вынести. Оно ломает кости и разрывает мышцы, растягивая кожу до тех пор, пока она не становится прозрачной и уродливой. Он делает глубокий вдох.  — Я не… — Ты мог бы хотя бы позвонить ей, — вздыхает Осаму, прерывая его. — Она нас воспитала, в конце концов. Ацуму сбрасывает, не сказав больше ни слова. Он вспоминает летний день — школьные каникулы. Осаму играл на пляже с другими детьми, строил замки из песка и прыгал в волны. Ацуму не может вспомнить ни их имен, ни их лиц, но они все равно были друзьями Осаму, так что он думает, что это нормально. Осаму перестал играть на секунду и стал следить за волнами. Но Ацуму наблюдал за их матерью, которая стояла на пирсе, ее белое платье развевалось на ветру, а ее лицо было скрыто за большой шляпой, которую она отказывалась снимать. Она пристально вглядывалась в море, тонкие руки обвивали ее талию, будто она обнимала сама себя, а затем, на долю секунды, показалось, что она вот-вот упадет, ее тело качнулось вперед, а левая нога застыла в воздухе. На мгновение Ацуму испугался, что его мать исчезнет в волнах. Но затем она сделала шаг назад, повернула голову и стала искать Осаму взглядом в толпе. Ацуму вздохнул с облегчением и попытался успокоить свой пульс. Ацуму хватает нож. Он не может этого сделать. - — Это было до Тобио, так что все нормально, — настаивает Шое, его щеки наливаются ярко-красным, когда он делает еще один большой глоток пива. Инунаки одаривает его довольной улыбкой, которая может соперничать с озорной ухмылкой Бокуто. — Так это правда? Ты правда спал с тем сногсшибательным чуваком Оливейрой? Шое отпивает еще глоток и делает вид, что не расслышал его.  Они все собрались поужинать и выпить после их последней победы, и прямо сейчас они много говорят о том, как Шое прекрасно провел время в Бразилии. Но Ацуму ужасно устал от игры, шум ресторана слишком давил на него, и, честно говоря, ему было вообще не интересно, поэтому он потерял суть разговора еще полчаса назад. От запаха еды у него сводит желудок, и Ацуму хочет притвориться, что это потому, что его тошнит, но он знает, что на самом деле все наоборот. Он уже несколько месяцев не ел такой нормальной пищи, и от одной лишь мысли о еде у него текли слюнки. — Йо, Ацуму! — внезапно окликает Инунаки, и Ацуму вздрагивает, удивленный тем, что вторжение в личную жизнь Шое уже, похоже, кончилось. Голос Инунаки звучит довольно невнятно, когда он спрашивает, — Сколько у тебя было половых партнеров? Кровь Ацуму стынет в жилах. Всеобщее внимание немедленно переключается на него, и вся слюна, скопившаяся у него во рту при виде обещанной еды, изчезает в одно мгновение. Мейан только качает головой, как разочарованный отец восьмерых детей, и говорит Томасу, чтобы он позже отвел Инунаки домой. Ацуму медленно открывает свой ужасно пересохший рот. — …Джентльмен не разглашает своих тайн, Ван-сан. Инунаки сердито смотрит на него, явно недовольный таким ответом, и хотя Ацуму с удовольствием бы заверил его, что беспокоиться совершенно не о чем, что он определенно не последний за этим столом, с кем можно переспать, потому что Ацуму, вероятно, навсегда останется девственником, он знает, что все они будут смотреть на него, как на сумасшедшего, а он не сможет с этим справиться, не сегодня. Томас наклоняет голову набок, взбалтывая напиток в бокале, прежде чем прокомментировать с любопытством: — Честно говоря, я не думал, что ты такой застенчивый, — он делает глоток. — Хотя, наверное, лучше не разбивать сердца твоим фанаткам. Ацуму смеется и хрустит костяшками пальцев. Его ноги едва умещаются под столом. Правая сторона его ягодицы прижата к Сакусе, который сидит рядом с ним, а его левая рука касается предплечья Бокуто с другой стороны. Его слишком много. Слишком большое тело, слишком много кожи. Он занимает слишком много места. — Вы еще многого обо мне не знаете, — шутит он, подмигивая и… он не хотел, чтобы это прозвучало так серьезно, но прежде чем он успевает задуматься об этом, его мысли прерывает Шое, рассказывая очередной «смешной анекдот» про Тобио. Вместо того чтобы слушать, внимание Ацуму снова возвращается к его тарелке с едой. Он невольно впивается ногтями в мягкую плоть своих бедер и прижимает локти к низу живота. Он не может это есть. Он не должен. Он облизывает свои сухие губы и чувствует, как они трескаются под его языком. Он думает о том, как сегодня чуть не проебал подачу, потому что у него на секунду потемнело в глазах. Он не может позволить себе потерять место сеттера в стартовом составе. Он не может. Он не может потерпеть неудачу и в этом. Как можно небрежнее он кладет локти на стол и чувствует, как его кости обернуты в слой плоти. Он обхватывает запястье пальцами и понимает, что тоже не может позволить себе есть это. — А что насчет тебя, Оми? — спрашивает Бокуто, вырывая Ацуму из подкрадывающегося к нему панического состояния. — Скольких дам ты уже очаровал своей внешностью? Ацуму рискует бросить взгляд направо и с удивлением видит, что темные глаза Сакусы уже сосредоточены на нем, хотя вопрос задал Бокуто. Его щеки даже покраснели от алкоголя. Ацуму еще не притрагивался к своему пиву. Закатив глаза, Сакуса делает еще один глоток из своей кружки, а Ацуму не может не наблюдать за тем, как его верхняя губа обхватывает кружку. Деликатно. Идеально. Чисто. То, как Сакуса пьет, напоминает ему о его матери. Об Осаму. Это полная противоположность Ацуму, который всегда все только портит. Сакуса открывает рот. — Я гей. За столом воцаряется полная тишина. Затем Шое радостно кричит, давая Бокуто пять через стол, в то время как Инунаки опускает голову и громко стонет. Мейан лишь качает головой, но Ацуму замечает маленькую улыбку, играющую на его губах. — Я знал это! — восклицает Шое, чуть не выпрыгивая из-за стола от головокружительного возбуждения. Бокуто протягивает руку Инунаки, шевеля растопыренными пальцами. — Плати, братан! Сакуса лишь усмехается в свою кружку и одним глотком осушает остаток. А Ацуму сидит там, посреди всего этого шума, пытаясь скрыть свое удивление, в то время как его сердце готово выпрыгнуть из грудной клетки. - Ацуму был первым из близнецов, у кого появилась девушка. Ее звали Эрика, и она была слишком добра к нему. Каждый раз, когда они зависали вместе, Ацуму спрашивал себя, почему она не с Осаму. Иногда по ночам он был убежден, что она на самом деле путала его с его братом, что на самом деле он ей не нравился, да и никому в принципе, но на утро он забывал об этой мысли. В то время она жила с бабушкой и дедушкой, и один раз, когда они уехали навестить друзей в Осаку, она пригласила его остаться на ночь. Ацуму хотел отказаться, но в таком случае он бы провел еще одну ночь в качестве нежеланного призрака в доме своей матери, так что он согласился. К тому времени, когда они уже целовались на ее небольшой кроватке, Ацуму основательно пожалел о своем решении. Она забралась на него сверху, обхватив бедрами его колени, а Ацуму сжал руки по бокам в кулаки. Она жадно целовала его, продолжая вылизывать его рот, в то время как ее длинные волосы падали ему на глаза, и Ацуму подумал, что лучше всего крепко зажмуриться и дышать через нос. Ее язык был на вкус, как клубничный торт, и он боялся, что его тело каким-то образом впитает его через ее слюну. Ее рука прошлась по его боку, ладонь легла на живот, и Ацуму невольно резко втянул воздух от этого ощущения. Она, видимо, приняла это за одобрение, потому что продолжила с еще бóльшим рвением, упираясь коленом в его промежность и проводя пальцами по его голой груди. Ацуму впился ногтями в ладони и пожалел, что не может просто умереть под ней. А затем она просто… остановилась; ее горячий рот и обжигающие прикосновения пропали. Тяжело дыша, Ацуму приоткрыл глаза, чтобы посмотреть на нее и обнаружить, что она пристально смотрит на его штаны, прикусив нижнюю губу. Она подняла глаза и неуверенно встретилась с ним взглядом. Ее губы порозовели и припухли, щеки покраснели, а волосы растрепались, и она была прекрасна. — …Ты не хочешь меня…? Ацуму моргнул. Он в растерянности посмотрел вниз и осознал, что те части, которые должны были работать, не работали. Ему хотелось расплакаться. Ему хотелось рассмеяться. Он не знал, что чувствовал. Он чувствовал, что облажался. Сломанный, неправильный и отвратительный.  Ацуму прерывисто вздохнул и отсадил ее с коленей, чтобы сесть прямо, уперевшись спиной в столб ее кровати. — Может, в следующий раз попробуешь с Осаму, — сказал он, пожав плечами, медленно и с горечью выговаривая слова. Его сердце бешено колотилось, но он все равно ухмыльнулся ей. — Может, он справится лучше, чем я. Это был первый раз, когда он получил пощечину от девушки. - Во время их следующего матча Ацуму еле держится на ногах весь второй сет. Ему кажется, что у него вообще нет ног, и ему нужно невероятное количество энергии, чтобы выпрямить руки и поставить их в правильное положение. К концу матча его волосы приклеены ко лбу от пота, а сердце бешено и надоедливо колотится в груди. Несмотря на то, что на нем две толстовки, у него мороз по коже. Поскольку они все равно выиграли оба сета, он уверен, что никто этого не заметил. Но когда они идут поужинать, Ацуму решает рискнуть и попытаться съесть нормальную еду, впервые за долгое время. Он не может рисковать всей своей волейбольной карьерой, потому что его мать недостаточно любила его. Он уже больше не ребенок. Им приносят еду, и Ацуму пристально смотрит на пар, исходящий от нее, на соус, блестящий на тарелке. Его горло так сильно сжимается, а во рту образуется столько слюны, что он с трудом ее проглатывает. Он решает рискнуть, потому что он еще никогда в жизни не мечтал ни о чем так сильно, как об этих тонко нарезанных ломтиках говядины на своей тарелке. И он такой голодный. Это блюдо пахнет лучше, чем все, что он когда-либо ел в своей жизни. — Ты собираешься поехать домой на каникулах, Ацуму-сан? Ацуму хочется закричать. Ему хочется обхватить горло Шое пальцами и сжимать до тех пор, пока он больше никогда не сможет говорить. — Еще не думал об этом, — лжет он и напрягает мышцы в челюсти. Шое коротко хмыкает, прежде чем гордо объявить: — Я еду в Саппоро вместе с Тобио и его родителями в этом году! Они будут учить меня кататься на лыжах! С другого конца стола на него пристально смотрит Сакуса. Ацуму откладывает палочки для еды и извиняется, что ему нужно в туалет. Внезапно ничто не вызывает у него такого отвращения, как мысль о том, чтобы положить эту говядину себе в рот. - Когда в дверь неожиданно раздается звонок, Ацуму знает, что он единственный, кто виноват в том, что сейчас произойдет. Он вяло выбирается из-под одеяла, но накидывает его себе на плечи, как плащ, прежде чем направиться к двери. Он сосредоточенно дышит несколько секунд, потом берет себя в руки и нацепляет ленивую улыбку, которая при всем его желании не может стать еще более натянутой. Он открывает дверь разъяренному Осаму. — Где ты был, блять? — спрашивает он, проносясь мимо него в квартиру и захлопывая за собой дверь. Он в бешенстве. Ацуму может по пальцам одной руки пересчитать те моменты, когда он видел Осаму по-настоящему рассерженным. — Как мило с твоей стороны, что ты зашел без приглашения, Саму, — глумится над ним Ацуму. Осаму разворачивается, в его глазах опасно сверкает огонь. — Ты не оставил мне особого выбора, придурок! Ты игнорировал мои звонки, не отвечал на мои сообщения, ты просто исчез после того звонка! Что я должен был сделать?! Скажи мне, блять, что я должен был сделать, кроме как проехать весь путь до Осаки, чтобы я мог просто нахуй поговорить со своим братом! Ацуму прикусывает язык, чтобы не закричать на него. ‘Если это так тяжело, то просто не делай этого!’ ‘Я так много раз приезжал к тебе, но ты не знал об этом, потому что я никогда не говорил!’ Он ужасно ненавидит, когда Осаму делает вид, что ему не наплевать на него. Он ужасно ненавидит то, что Осаму не отпускает его. — Боже, — усмехается Ацуму, вкладывая в свои слова столько яда, сколько может. — Я был занят, ладно? Я знаю, ты, возможно, не поймешь, но новый сезон… Осаму не дает ему закончить. — Я, блять… Я знаю, что начался гребаный сезон! — кричит он. — И я тоже занят! Это не значит, что я больше не волнуюсь о том, как ты тут! Ацуму не может сдержать тихого хмыканья, чтобы скрыть усмешку. У него нет никакого права злиться, в конце концов, это все его вина, но почему-то он все равно злится. Он свирепо смотрит на Осаму и размыкает зубы. — Я все равно был больше похож на Па, — шипит он. — Логично, что я ухожу от тебя, как он ушел от Ма. Ты прямо как она, ты просто не можешь взять и отпустить! Осаму захлопывает рот. — Что за чертовщина… И Ацуму думает о фотографии, спрятанной в ужасном беспорядке в его ящике. Он думает, что Осаму, должно быть, хотя бы немного любил его тогда, хотя и не должен был. Он гадает, так ли это до сих пор. Неожиданно взгляд Осаму опускается вниз, блуждая по всей длине тела Ацуму. — Ты что-то неважно выглядишь… Ты болен? Ацуму мысленно усмехается. Он был, так скажем, болен с тех пор, как появился на свет.  — Все нормально, — говорит он, проводя рукой по своим сальным волосам. Осаму жил с ним бок о бок восемнадцать лет и никогда ничего не замечал. Тогда какого хрена он делает это сейчас? — Ты просто давненько меня не видел. — И чья это, блять, вина?! Ацуму тихонько смеется, потому что, кажется, Осаму немного успокоился, его тон больше похож на обычное подтрунивание, чем на реальный гнев. — Прости, — говорит он, желая помириться. — Последние несколько недель были немного напряженными. Я обещаю. Осаму поджимает губы, видимо, на секунду задумавшись о предложении мира, прежде чем со вздохом расцепить руки на груди и расслабиться. Он осматривает его квартиру.  — Тебе выделили приятную комнатку, — комментирует он. — Немного пустовато. Большая часть твоих вещей все еще дома? — Должно быть, — говорит Ацуму, хотя и знает, что у него-то больше ничего и нет. Все это было куплено для Осаму. Преимущества совместного проживания в одной комнате.  — Может быть, мы могли бы поехать и забрать кое-какие твои вещи, — размышляет Осаму, но Ацуму почти ощущает надежду в его словах, поэтому он проглатывает ее через силу и успокаивает себя, обхватывая косточки на бедрах через ткань. — Может быть, — поддакивает он, хотя они оба знают, что с таким же успехом он мог бы сказать «нет». Осаму внимательно смотрит на него несколько мгновений.  — Ты еще не звонил Ма, да? И Ацуму не может сбежать сейчас, не может в этот раз просто взять и бросить трубку, поэтому он проводит своим языком по острым краям верхних зубов и просто смиряется. — Нет.  Осаму тяжело вздыхает, как будто он ужасно устал от него, и, действительно, кто сможет винить его? Ацуму тоже ужасно устал от самого себя. Он хотел бы просто развернуться и уйти, как это позже сделает Осаму. Выйти из этой комнаты и никогда не оглядываться, оставить эти гниющие остатки человека и отдать все хорошие части Осаму. — Ее положили в местную больницу, — говорит ему Осаму, внимательно изучая черты его лица, словно ожидая, что Ацуму вот-вот разрыдается. — Несколько недель назад. — Ладно, — говорит Ацуму, но не находит в себе желания плакать. Потому что местонахождение его матери ничего не меняет в его жизни. Осаму хмурит брови, уголки его рта неодобрительно опускаются. — По всей видимости, она бродила ночью вокруг дома совершенно одна. Сосед, живущий немного дальше, обнаружил ее плачущей в траве. Ацуму моргает.  — Ладно.  Тяжело дыша, Осаму делает еще один шаг ближе. — Ма больна, и все, что ты можешь сказать, это «Ладно»? Волосы Осаму утратили последние следы серого и стали полностью каштановыми. Ма, должно быть, гордится им. Ацуму отводит взгляд и снова думает о местонахождении своей матери ради своего брата.  — Это просто… — он замолкает. — Это… нормально. Осаму хватает его за плечи, и Ацуму знает, что позже он увидит следы из-за этого. В последнее время у него слишком часто появляются синяки.  — Поговори со мной, черт возьми! — шипит Осаму, и Ацуму ненавидит себя за то, что ответственен за еще два следа, добавленные к тем, которые остались после гнева Осаму. — Что с тобой, блять, не так?! Что с тобой произошло, черт возьми?! У Ацуму перехватывает дыхание. Он набирает в легкие побольше воздуха и чуть не задыхается. Что же с ним не так? Он должен составить список для Осаму. Должно быть, на его лице отражается дискомфорт, потому что Осаму убирает руки и отступает на шаг, ярость сменяется на усталую печаль. — Прости, — говорит он, проводя пальцами по своим волосам. — Просто… Просто много всего навалилось, понимаешь? Я не… У меня был сильный стресс из-за ресторана, Ма и тебя… — …уходи, — прерывает его Ацуму тихим-тихим голосом. — Пожалуйста. Он встречается взглядом со своим братом и надеется, что Осаму увидит в них искренность. Он не может справиться с этим прямо сейчас. Осаму не может ненавидеть его тоже. Осаму изучает его в тишине, кажется, уже несколько часов, прежде чем устало выдохнуть и опустить плечи. — Хорошо, — выдыхает он. — Я уйду, но… пожалуйста, позвони мне, Цуму. Я переживаю за тебя. Ацуму кивает. Осаму оставляет для него на кухонном столе домашние онигири. Ацуму чувствует себя виноватым, выбрасывая их в мусорное ведро, но он не может позволить себе держать их рядом с собой. В еде, приготовленной Осаму, всегда было что-то успокаивающее, и он боится, что может съесть ее только для того, чтобы почувствовать себя немного ближе к брату. - Ацуму не может уснуть, поэтому он решает немного потренироваться перед сегодняшним матчем с EJP Райдзин в плей-офф. Когда он приходит в зал, уже два часа утра и очень холодно. Ацуму все равно снимает куртку, потому что он заслуживает немного замерзнуть из-за того, что произошло с Осаму на той неделе. Отточенными движениями он устанавливает сетку и выкатывает тележку с мячами. В большом спортзале, где никого нет, царит пугающая тишина, а яркое освещение от ламп нещадно бьет по усталым глазам Ацуму. Он поднимает мяч и бросает его в воздух, наблюдая, как тот крутится, и крутится, и крутится, и крутится… Он не думает о своей матери. Он бьет по мячу с такой силой, что тот с громким шлепком отскакивает от стены напротив и возвращается к нему. Чувствуя покалывание в ладони, Ацуму наблюдает, как тот медленно катится — единственная вещь в мире, которую он никогда не сможет сломать. Он наклоняется и поднимает его, моргая, когда перед глазами все расплывается. Он думает о той говядине в ресторане. Одного воспоминания достаточно, чтобы весь его рот наполнился слюной. Он не думает о своей матери. Как много времени прошло с тех пор, когда он ел что-то кроме энергетических гелей? Он пропускает эту мысль и снова бросает мяч в воздух. Он наблюдает, как тот крутится, и крутится, и крутится… Это утомляет его. Его пальцы неприятно покалывают, а легкие болят от его постоянного дыхания. Он прыгает, замахивается рукой и бьет ладонью по мячу… но, когда он приземляется, он больше не чувствует своих ног и… это странно… Он не слышит удара мяча, только приглушенный шум в ушах. Внезапно его взгляд устремляется вверх, и он теряет контроль над своими конечностями, земля уходит из-под ног, и он чувствует, как гравитация давит на его тело, а окружающие предметы исчезают, как в тумане. Он ударяется затылком о линолеум и думает об Осаму. Когда он приходит в себя, у него раскалывается голова, болит спина, и он один. Он щурится от яркого света и думает, что, возможно, плакал, потому что он чувствует дорожки высохших слез на своих щеках. Но он слишком устал, чтобы поднять руку и проверить. В любом случае, ему не из-за чего плакать, Осаму — единственный, кто справляется со всем, как гребаный взрослый, не отрываясь от работы. Он поднимает свое изможденное тело и морщится, когда его локти больно ударяются о жесткий пол. Он делает несколько глубоких вдохов, вытирает глаза и берет другой мяч. Ацуму проебывает две из трех своих подач в прыжке в том матче, и они проигрывают. Не обращая внимания на раздевалку, Ацуму выбегает из здания в одной промокшей от пота футболке и пытается справится с жжением за глазами. Его ноги еле-еле удерживают его, а голова, кажется, вот-вот взорвется. Он ощущает ужасное головокружение, и ему хочется плакать, потому что он проиграл им в гребанном плей-оффе, и он знает, что это не из-за того, что он не хочет есть, он просто не может есть. Он не может. Он уходит так быстро, как только может, потому что он не хочет никого видеть и ни с кем разговаривать. Он не думает о своей матери. — Ацуму. Дерьмо. Сакуса, должно быть, последовал за ним. Ацуму делает вид, что не услышал его. — Ацуму, остановись, — неожиданно чья-то рука хватает его за запястье, и Ацуму замирает, как будто в него выстрелили. — Не будь идиотом, перестань убегать. Ацуму вздрагивает и вырывает свое запястье из рук Сакусы. Это неправильно. Это его вина. Ма не может потрогать его, так почему же Сакуса прикасается? Должно быть, он покачнулся и случайно налетел на него. Ацуму останавливается, но не оборачивается. Вместо этого он ждет, затаив дыхание, считает про себя до десяти и молится, потому что он эгоистичный и жалкий, и он все еще хочет, чтобы его кто-нибудь спас. Легкий ветер доносит голос Сакусы, поэтому Ацуму кажется, что он еще ближе, чем на самом деле.  — Ты же знаешь, что это не твоя вина, правда? — говорит он. — Это поражение не на твоей совести. Ацуму не может сдержать тихого вздоха и, к своему ужасу, слышит, как он переходит в рыдание, горячие слезы начинают стекать по его щекам, а плечи дрожать, хотя он и прикусывает губу, чтобы держать рот закрытым.  — Черт, — ругается Сакуса, и Ацуму чувствует себя виноватым из-за того, что поставил его в такую ситуацию. — Я не хотел… заставлять тебя… плакать… И прежде чем Ацуму успевает среагировать, Сакуса снова прикасается к нему, кладя одну руку прямо между лопаток, а другую — на покрытую шрамами руку. Сакуса теперь стоит прямо перед ним, и Ацуму кажется, что он заметил, как тот беспокойно сдвинул темные брови, но он быстро отводит взгляд и пытается выровнять дыхание, борясь с желанием обхватить себя руками, чтобы перестать по-детски всхлипывать.  Ему кажется, что его легкие вот-вот разорвутся, и теперь, когда он только начал, он, кажется, не может остановить слезы, которые горячими волнами текут по его лицу. У него сильно кружится голова, лишая его возможности ориентироваться в пространстве, и он больше не чувствует своих конечностей, понимая, что пронизывающий холод, вероятно, — единственное, что не дает ему снова потерять сознание. — Не прикасайся ко мне, — выдыхает он и неуклюже отступает в сторону, подальше от рук Сакусы. Спортивная сумка соскальзывает у него с плеча, и он шипит, когда тяжесть ложится на сгиб руки. — Ты ненавидишь меня… прямо как она, — его собственный голос звучит отдаленно и как будто издалека, и он едва может разобрать то, что говорит. Наклонившись, он вслепую нащупывает свою сумку и в спешке спотыкается о собственные ноги, вытирая рукавом глаза, прежде чем броситься бежать в противоположном направлении от жилого комплекса. Он не оглядывается. Он не думает о своей матери. Он не ждет, что Сакуса последует за ним, потому что знает, что тот этого не сделает. - Следующим утром на тренировке Ацуму притворяется, что вчера у него не было никакого нервного срыва прямо перед Сакусой. День, в целом, проходит как в тумане; просле их поражения EJP Райдзин все выглядят довольно подавленными, и никто не пытается с ним поговорить. Но это нормально, потому что Ацуму в любом случае тратит всю свою энергию на то, чтобы удержать мяч в воздухе. Как только тренер Фостер объявляет, что на сегодня все, он направляется прямо к шкафчикам. Он так устал. Может быть, ему удастся немного поспать сегодня ночью… Он наугад запихивает свои вещи в сумку, не думая о том, что мать убила бы его за такой беспорядок, чтобы просто развернуться и врезаться прямо в Сакусу. Он отпрыгивает назад. — Оми-оми, — вяло говорит он, изо всех сил изображая смех. — Ты не можешь просто так бросаться на другого парня, — он пытается смотреть куда угодно, только не на Сакусу, и терпит сокрушительную неудачу. Он все еще помнит, как вчера руки Сакусы обжигали его кожу. Кроме Осаму, никто никогда не прикасался к нему целенаправленно. — Давай поужинаем. Застигнутый врасплох его словами, Ацуму действительно задумывается об этом на долю секунды. Он так голоден. Он бы пошел куда угодно с Сакусой. Он так голоден.  — Я не голоден. Сакуса не выглядит удивленным его ответом. — Хорошо, тогда никакой еды, — уступает он спокойным голосом. — Чай? Они сидят друг напротив друга и молча пьют чай. Квартира Сакусы по размерам точно такая же, как и его собственная. У них даже мебель одинаковая. Однако, в отличие от квартиры Ацуму, здесь нет беспорядка. Ни пылинки, ни грязи, ни единого предмета, стоящего не на своем месте.  Ацуму обхватывает руками большую кружку и концентрируется на ее приятном тепле, которое чувствуют его окоченевшие пальцы. Это так неправильно. Он должен просто уйти и купить Сакусе другую кружку, взамен той, которую он держит сейчас своими отвратительными руками. Ему здесь не место. Он слишком грязный и неправильный, и ему просто хочется уйти.  Молчание нарушает Сакуса, который наблюдает за ним поверх своей кружки.  — Я не ненавижу тебя, — говорит он, и Ацуму почти что давится своим зеленым чаем. — Прости, если когда-либо заставлял тебя так себя чувствовать. Ты слишком амбициозный и иногда невыносимо надоедливый, но я не ненавижу тебя. Ацуму хрипло смеется и сжимает челюсти. Почему ему нужно было открыть свой рот и сказать это? Он не имел никакого права втягивать Сакусу в свою экзистенциальную ерунду. — Все хоть немного, но ненавидят меня, Оми-кун, — беззаботно говорит он. — Все нормально, я привык.  Сакуса продолжает пристально смотреть на него, поэтому он делает большой глоток чая, чтобы избежать его взгляда, и тут же обжигает язык. — Как долго у тебя были проблемы с едой? Ацуму растерянно хмурит брови. — У меня нет с этим проблем, — отвечает он, и это даже не ложь. Потому что у него нет с этим проблем. У него нет никаких трудностей. Его все устраивает.  Сакуса прикрывает глаза и вздыхает, и Ацуму не может не сдержать раздражения, вспыхивающего в его жилах при этом знакомом звуке. Не похоже, что он просит его провести с ним время. Если он так устал иметь с ним дело, то почему он просто не оставит его, блять, в покое? Ацуму прочищает горло и отодвигает свой стул. — Спасибо за чай, Оми-кун, но я должен… — Когда мы были младше, Мотоя страдал от расстройства пищевого поведения. Ацуму напрягается, эти слова словно ножом вонзаются ему в сердце. Сакуса ставит свою кружку и складывает руки на столе.  — Он перестал покупать обед в школе и врал об этом своей маме. Я видел это, но не знал, что же мне делать, потому что он умолял меня никому не говорить. Он никогда не приходил домой к ужину вовремя и вел блокноты, в которых записывал энергетическую ценность всего, что он ел. Иногда, были дни, когда он вообще ничего не ел. Ацуму слышит собственный недоверчивый смех. Ему даже плевать на то, что он грубо пялится на Сакусу.  — Жаль Мотою. И тебя. Прости из-за этого. Но я хорошо питаюсь. Сакуса смотрит на него, словно он и есть корень всех проблем — раздраженно, сердито и устало. Ацуму знает этот взгляд. Он видел его у своей матери, у всех учителей и у своего брата. — Ацуму, — резко говорит Сакуса. — У тебя есть проблема. Ацуму ощетинивается. У него нет никакой проблемы, он и есть проблема.  — Все нор… — Прекрати! — шипит Сакуса, в его глазах вспыхивает огонь. Он останавливается и делает глубокий вдох, прежде чем заговорить снова. — Прекрати мне врать. Я уже несколько месяцев не видел, чтобы ты хоть что-то ел. Ты еле держишься на ногах во время тренировки, и ты сбросил огромное количество веса, — Сакуса делает паузу, и его взгляд смягчается. — Прекрати врать себе. Ты знаешь, что у тебя есть какое-то расстройство пищевого поведения. Ацуму резко встает, ударяясь о стол и расплескивая чай повсюду.  — У меня нет гребаного пищевого расстройства! — шипит он. — Взгляни на меня! Я слишком огромный, чтобы его иметь! После этого на них обрушивается тяжелая тишина, и Ацуму отступает на шаг, уставившись на свою обувь. Он косится на стол и разворачивается, хватая кофту.  — Извини за беспокойство, — бормочет он. Он не думает, что когда-нибудь сможет забыть выражение крайнего недоверия, промелькнувшее на лице Сакусы. - Поговорив с Сакусой, Ацуму чувствует себя еще хуже. Сакуса думает, что у него расстройство пищевого поведения. То, что есть у худых людей с утонченными чертами лица и птичьими костями. У красивых людей, которые едва занимают половину места в поезде и определенно не стараются втиснуться в кабинку ресторана. Ацуму — не они, поэтому он пропускает свою утреннюю порцию энергетического геля и выпивает бутылку зеленого чая на обед. — Ацуму-сан! — зовет Шое, подбегая к нему в одних лишь джинсах. — Ты ведь пойдешь с нами выпить в честь окончания сезона на этих выходных, верно? Ацуму предпочел бы съесть стекло, чем пойти выпить на выходных. Он чувствует себя неловко из-за того, что подумал об этом сразу после этого, потому что Шое с надеждой улыбается ему, хотя Ацуму отклонял его предложения уже несколько недель. — Прости, — говорит он, виновато потирая шею. — У меня уже есть планы на выходные, я собираюсь навестить Саму и помочь с рестораном и все такое. — А, — говорит Шое, хмурясь. — Понятно… Тогда мы просто пойдем снова, когда ты освободишься! — Конечно, — лжет Ацуму и демонстративно игнорирует Сакусу, который сверлит его взглядом. Прежде чем сесть на велосипед, он проверяет свой телефон. саму Просто скажи мне когда ты будешь свободен и я приеду я хочу поговорить об этом Ацуму смахивает сообщение и кладет телефон в карман. Он не думает об Осаму. Он не думает о Сакусе. Он не думает о своей матери.