35 questions

      Эмбер очнулась от тихого журчания воды. Она немедленно открыла глаза, хоть это и показалось до ужаса тяжёлым и неблагодарным делом: всё тело ныло, руки и ноги затекли вплоть до того, что каждое движение ими давалось с ужасным трудом и с ощущением втыкаемых в кожу игл. Лорн осмотрелась, не поворачивая головы: это её камера, она лежит на кровати, а окно, то самое, ничем не пробиваемое, теперь испещрилось скрежещущими трещинами, через которые в комнату медленно заливалась вода.       Девушка присмотрелась: в рубке наблюдения всё летало. Вернее, плавало. Лишь камера оставалась наполнена воздухом.       Как обратный аквариум.       Эмбер прошибло током, и она попыталась сдвинуться, чтобы что-то сделать. Её начало захлёстывать ощущение надвигающейся опасности пополам с болью от напряжения даже самого крохотного мускула, не говоря уж о крупных мышцах. Что происходит? Она сейчас утонет? Превозмогая ломоту в теле и морщась, она приподнялась и села на кровати. Лорн хотела было спустить ноги с кровати, но прежде, чем это сделать, увидела и поняла: весь пол уже был устлан водой, словно новой блестящей плиткой. Какого чёрта?       Вода скоро заполнит всю комнату по щиколотку, а потом и того больше.       Стекло затрещало громче, начиная пропускать в воздушный карман всё больше и больше жидкости. Эмбер начала дрожать и задыхаться, а её сердце забилось громче шума набирающейся ванны в виде камеры. Она встала, окунув ноги в липкую ледяную воду, и от её щиколоток вверх поползли мурашки. Руки не слушались, ноги тоже, но делать что-то и впрямь нужно было. Вентиляция! Конечно, вентиляция! Она должна быть в порядке, так что она точно до кого-нибудь через неё докричится! Потоп же не повсеместный, верно? Девушка, хромая и практически падая после каждого шага, ринулась в ванную, звучно шлёпая босыми ногами и всякий раз, когда они подкашивались, взбивая порой воды руками, словно венчиками сливки.Но, стоило ей открыть дверь в душевую, она поняла: выхода нет.       Тумба медленно сдвигалась от стены из-за мощного потока воды, щедро выплёвываемого из-за закрытой решётки. Эмбер начало тошнить. Нужно закрыть дверь. Закрыть. Так медленнее заполнится основная комната. Да ведь? Так это должно работать? Что происходит вообще? Волны ужаса отходили от ног, облизываемых прозрачной жидкостью, до макушки через пронизываемую мурашками спину. Хотелось упасть и сжаться в комок, заплакать, закричать, что угодно — а не поможет ведь. Ей оставалось надеяться только на то, что если она закричит, то её возможно кто-то услышит. Но…       Как она может снова вести себя так глупо и пугливо? Так беспечно надеяться на кого-то другого, если здесь только она и только от неё самой зависит её собственная жизнь? Нужно хотя бы попытаться мыслить рационально. Эмбер же не может быть единственной здесь. Хотя, будь это не так, её бы, вероятно, выпустили. Разбудили бы.       Что вообще могло случиться? Комплекс напичкан охраной и датчиками сверху донизу, как он может затонуть? Сон? Да, должно быть, не может же быть иначе… Лорн обернулась, чтобы выйти и прикрыть дверь, а после попытаться проснуться, но…       На кровати находилось оно. Влажное, покрытое полупрозрачной дымкой, разъедающей контуры, как никогда вымышленное и реальное, посреди всего этого хаоса воссидало, а иначе и сказать нельзя, нечто.       — Хаоса? — голос «копии» был как никогда мерзок. Он в унисон сливался с клокотанием стремительно наполняющей камеру воды, мерзко ощупывающей ноги девушки. — О чём ты? Хаос — это то, благодаря чему мы все существуем. Это нечто настолько прекрасное, изумительное, дорогая… Мы здесь лишь из-за него. Быть может, если бы не он, то и тебя бы не было. Твое образование никогда не было частью плана, — оно замолкает, медленно опуская нелепо вылепленное словно из воска подобие ног в воду. Эмбер была готова поклясться, что после этого учуяла запах разложения и глины.       «Я должна проснуться,» — повторяла про себя раз за разом Лорн, мечась глазами по помещению и не находятся ни единой подсказки, как это сделать.       Оно читает мысли, оно знает наперёд все её действия, хотя действовать нужно; так что же предпринять?       — Ты не задумывалась, зачем мы здесь? Нет? Конечно, нет, — само себе ответило на вопрос существо. — У тебя были дела поважнее: хвостиком помахать, питомцем поласкаться, ожидая похвалы или удара: тебе же плевать, ты собака, даже не цельная личность, какая тебе разница? Тебе всё понравится. А мы задумывались. Мы каждую секунду своего существования мечтали об избавлении от тебя, ненавидели тебя… Но где ответ на вопрос: почему? Почему мы так мечтаем об этом? Я думало, что твои страдания принесут нам облегчение. Что мы станем чем-то целым и правильным. Не будем казаться выдумкой для самих себя. А мы не выдумка. Мы ею не были. «Мы созданы? Ты — единственная?» Глупости, — Эмбер теряла ход мысли чудовища, стоило его голосу измениться до звонкого женского, а после резко спуститься до мужского, и запутывалась всё больше, пытаясь мысленно найти путь в реальность. Но его не было. Никакие крики не помогут ей, хотя нужно было бы попытаться. Да, попытаться. Давай же… — Ты не должна была быть здесь. Это твоя вина, что мы оказались в этом месте. Твоя вина, что ты не увяла окончательно. Ты должна была быть убитой ещё тогда, когда мы тебя заметили. Ты ведь совершенно никому не нужна: ни своим родителям, которые тебя не желали, ни нам, ни своему телу, ни этому объекту, которого ты ласково называешь «Маской», — оно медленно приближалось, и Лорн попятилась, хотя двигать ногами было всё сложнее и сложнее. Черты лица существа каждую секунду менялись. Они не копировали более её, они медленно принимали единый облик, складываясь в неуклюжее и нелепое подобие лица то ли Уильяма Моргена, то ли её отца. Но оно не было реалистичным. Губы двигались не в такт звукам, что от них исходили, глаза смотрели мёртво, а мимика была какой-то неправильной. Эмбер стало мерзко. Голос создания стал низким, гудящим, мужским. — Твоё место должны занимать мы. Твоё дело — молча исчезать и растворяться в сознании по нашей просьбе. Почему же ты не умираешь?       — Элсон! Охрана! — изо всех сил завопила Лорн, зажмуриваясь и внутренне сжимаясь. Только не сейчас! Она не может быть убита этим нечто! Что будет, если она исчезнет? Как же тогда? Как же? — Разбудите меня кто-нибудь! Умоляю! — вода наполнила помещение до середины бедра и двигаться было уже крайне тяжело. Голос срывался и дребезжал, разрезая связки.       — Так в чём же твоя проблема? Глупое сознание человеческого подобия, — оно ударило чем-то и как-то девушку под дых, да с такой силой, что та потеряла равновесие и упала в воду, к душу.       Но душа не было. Как и пола.       Была только вода, чёрная, бескрайняя, кусающая глаза и слизистую носа. Эмбер пришлось зажмуриться, задержать дыхание и зажать рот и нос пальцами, ведь она уже самой себе не совсем доверяла, боялась, что вдохнет и окончательно утонет. Однако с болью пришлось прищуриться, инстинктивно и зверино оглядываясь. На неё со всех сторон давила бесконечная, простирающаяся на долгие десятки миль морская пучина, настойчиво пытающаяся выбить из её лёгких кислород. Но его и так было катастрофически мало: она же только что кричала!       — Мы — бесконечное воплощение угасающего Я, возникшее в вакууме мыслей и наполнившее его смыслом, — отовсюду звенел не заглушаемый водой шипяще-рычащий голос. И с каждым произносимым им словом Эмбер всё крепче и отчётливее ощущала, как открываются все её шрамы, вспарывается невидимыми заточенными льдинами кожа, как руки, ранее изгрызенные чёрной субстанцией объекта и впоследствии зажившие, начинают буквально разрываться, как кожа в этих местах вспарывается, источая из себя кровь, словно ей снова плеснули на них кислоты. — Мы есть все твои грехи и вся твоя святость, истинное Я, начавшее своё существование тогда, когда ты, как осколок, даже думать ещё не умела… Мы заслуживаем жить, но не ты.       Эмбер мысленно взвыла, уже не понимая ни слова: всё её сознание металось в панике, отделяясь от тела и в то же время тревожно сливаясь с ним. Она же сейчас и впрямь утонет, погибнет, растворится, никогда не проснётся.       Маска, Маска, пожалуйста… А ведь она даже имени его настоящего не знала, чтобы кричать!       Каждую клеточку тела и каждую частицу сознания хотелось убаюкать и промыть, очистить от ужаса, страха и боли, но морская соль лишь разъедала их, оседая на разорванных клочках, бывших кожей, жёсткими тяжёлыми кристаллами. Лорн с трудом пыталась осмотреться, однако всё, что она могла увидеть, — воду и собственную кровь, плывущую в ней, словно сигаретный дым в воздухе. Ещё секунда — или минута? — и она потеряет сознание. Умрёт окончательно.       Элсон, умоляю!       Где здесь верх? Где низ? Ей хотелось выть от неизвестности даже в таком простом вопросе. Она не знала куда плыть. Да и плыть? Как? Её сейчас как будто на кусочки разорвёт от всей этой боли. Колотая на бедре, руки, рядом отколовшиеся от кожи и опускающиеся куда-то в черноту ногти, и эти дыры в ногах, с каждой секундой всё сильнее и сильнее увеличивающиеся. В спину словно стреляли. Она боялась и подумать, как сейчас выглядит эта спина. Есть ли там вообще что-то на мышцах?       Мама, что это?       Она не выдержит.       «Я не должна умирать, — сумасбродно, на грани сумасшествия от агонии тела думала Эмбер. — Не должна. Нет. Куда? Куда мне плыть? Какая разница? Пожалуйста, плыви уже хоть куда-то… Но нет… Нет… Куда?»       Она металась взглядом по сторонам, но всё было одинаковым. Она сходила с ума. Она и плавать-то едва умела, кому вообще взбрело бы в голову её учить? Темно. Холодно. Солёно. Кисло. Металл на языке. Она уже и не видела, откуда упала сюда. Как же так? Как же так?       Пожалуйста, хоть кто-то…       Но никого не было.       Лорн подняла взгляд, казалось бы, к небу. Всмотрелась, хотя лёгкие уже начало щипать. И увидела что-то красное. Или белое? Она не различала уже цвета, так сильно глаза болели; они по ощущениям уже растворялись, шипели и пузырились, как растворяющаяся от перекиси водорода кровь, и слепли. Всё, что она поняла: ей нужно туда. Она попыталась сдвинуться. Больно. Холодно. Невыносимо. Рука. Ноги. Движение плечом, отдающее скрежетом в груди. Взбивание волн ногами. Скрюченными пальцами одной руки она цеплялась за воду, такую пустую и равнодушную, подтягивала своё тело всё больше вверх. Каждый дюйм — результат истинного отчаяния и страха. Не без труда, но девушка плыла, чувствуя себя так, словно пытается поднять стокилограммовый камень со дна наполненного смолистой нугой бассейна. Вверх. Сейчас или никогда.       Как больно. Как больно. Как больно. Я хочу кричать. Но никак не могу. Пожалуйста. Пожалуйста… О чём я прошу?.. Пожалуйста…       Лёгкие начало жечь и печь, Эмбер порывалась вдохнуть, но зажатые рот и нос не давали этого сделать, и приходилось терпеть все эти конвульсии тела, не понимающего, где же воздух. В конце концов, она одна. И никакой Маска ей не поможет. Никакой Элсон. Никакой Бридж. В этой внутренней (или всё-таки внешней?) борьбе она была совершенно одинока. Все мысли сбились в кучу, уже были не словами, но образами, отдельными звуками и эмоциями, не более.       Эмбер-р-р…       Собственное имя казалось инородным и мерзким, солью на губах, его хотелось сплюнуть, а вместо него вдохнуть чистого воздуха.       Вода была плотной и тугой, словно мышцы огромного дышащего злостью (а, может, радостью от отнимания жизни?) организма; Лорн практически ощущала, как ей приходится отдирать друг от друга крепкие волны, чтобы пробиться наверх, откуда лился свет, переливающийся от белого до жёлтого и красного. Постепенно белый исчезал, и она всё хуже и хуже видела, но, пока она различала хоть что-то, — плыла.       Пока, наконец, она не взялась за поверхность воды, словно за горный выступ и не вытащила своё тело на воздух, наполненный запахом реальности.       Эмбер отдёрнулась от воды, открывая глаза, и импульсивно вдохнула, широко раскрыв рот. Её лицо было мокрым и из носа, судя по вкусу на губах, шла кровь. Лёгкие жгло, и тело содрогалось в судорогах, нервно и резано впихнуть в них кислород, ощущавшийся почему-то лезвиями, входящими в горло и в грудь. Она ошарашенно огляделась: это снова душевая, но уже из действительности. Не переставая дышать, она опустила глаза на раковину, наполненную смесью воды и крови, уже переливавшейся через край из-за открытого крана. Трясущимися пальцами девушка повернула вентиль, останавливая поток. Она опустила руку в красную жидкость и нащупала на дне раковины полотенце, надёжно забившее слив.       «Как изощрённо и глупо,» — подумала девушка, не без доли труда доставая набухшую мокрую ткань, чтобы слить воду. Эмбер шокировано сползла на пол.

***

      Нигредо откровенно скучал. Нет, он, конечно, не жаловался, ни в коем случае: особые мероприятия в виде силуэтов за окном для наблюдения и движений закрытой за стеклом камеры были неплохи, но всё-таки что это по сравнению даже с обычной, ничем не примечательной жизнью? Крохи. Сущие. Всякое отсутствие разнообразия взаправду тяготило его не меньше отсутствия постоянного носителя, а, может, даже больше, в разы больше. Поэтому, стоило возможности представиться… ну кто он такой, чтобы отказать себе в небольшом в развлечении? А, может, даже и в смене места нахождения? Как же всё-таки здесь скучно и неприятно.       Всё, что ему оставалось: как обычно воспользоваться НУС. И в этом он, конечно, разбирается просто изумительно, поэтому вполне может сказать, когда именно пошло всё не так… Хотя, нет, не совсем, всё-таки не всё он способен предугадать и предотвратить. Особенно после того, как им занялся этот чёртов Билли, постоянно вставляющий ему палки в колёса своими нововведениями в содержании. И вот снова: носитель есть, а из камеры содержания, как назло, выйти нельзя, — автоматически заперт! И проявить часть исконных сил своих, естественно, тоже — не хотелось бы, чтобы его в принципе как-либо когда-либо связали с одним другим объектом или усложнили условия содержания: для него же чревато и неприятно. Что ж поделать, придётся ждать чужой помощи. Но ничего, Нигредо не гордый… вернее, ясное дело, гордый, но он уже давно перестал воспринимать принятие чужой помощи за собственную слабость. Всё-таки сейчас это его самоличное решение — позволить кому-то «побыть рыцарем».       Объект обшарил карманы бывшего члена исследовательского персонала и достал из одного из них рацию. А вот это полезно. Это же хоть какой-то уровень контакта с людьми, не так ли? Главное не испачкать выделениями и не сломать. Хотя одному местному богу известно, как долго ему в принципе придётся добиваться ответа. Лишь бы вообще дождаться.       Слова искусно подделанным тревожным голосом некого Харриса заполняли эфир одной из волн радиоприёмника одно за другим. От снова накатившей скуки Нигредо ходил из угла в угол, размышляя о том, как долго может продлиться ожидание до прихода МОГ. В самом-то деле, может, не так уж и много у него времени. Здесь как нельзя кстати пришёлся бы Доктор, но у него, конечно же, как всегда будут дела поважнее. Тридцать пятый не мог на него злиться: в конце концов, это же и было причиной их странного знакомства.       — … Кто это? — дрожащий, испуганный и тихий девичий голос разрезал царившую в камере тишину, наполненную хрипом рации. Объект замер. Какой чудесный улов! Продолжить говорить от лица Харриса труда составить не должно. Люди, кажется, называют это кэтфишингом, но он не возражал, ему нравилось это глупенькое, но интересное сравненьице с сомами.       От одного лишь голоса был уже понятен общий образ человека, оказавшегося по другую сторону радио-волны: молодая девушка, скорее всего неопытный лаборант либо D-класс, неуверенная и тревожная, но, что самое главное, — крайне ведомая.       Что, вообще-то, Нигредо прекрасно подходит. Медлить нельзя.       — О, слава богу, хоть кто-то… — его актёрский талант пригождался в таких ситуациях как нельзя кстати, как и в целом в его существовании здесь. Было бы очень глупо потерять хоть один из его образов. Объект уверенно продолжил, не прекращая плести свою паутину: — Я доктор Харрис. Где ты? У тебя есть возможность добраться до меня? Пожалуйста, мне очень нужна помощь…       И, сказав лишь это, он уже знал, что не останется в этот раз ни с чем. Небольшое шоу ему уже обеспечено.

***

      Существование в Алагадде лишь можно было исчислить какими-либо единицами лишь номинально. Небо не менялось, сутки не заканчивались и длились примерно вечность, а якобы существовавшее время текло не размеренно и для всех по-разному. Стоит ли говорить, что иной альтернативы Лорды не знали? Да какой толк знать, если практические знания из других миров ни коим образом не коррелировали с местными абстрактными законами бытия, существовавшими точно так же, как и время — поверхностно и не всамделишно?       Искусство — вот реальная единица, в которой хоть как-то измерялась жизнь Нигредо. Лишь искусство в таком месте дарило ему иллюзию времени, позволяло узнать чужие реалии и изучить места, в которые он… чёрт возьми никогда не попадёт. Какое упущение. Порой он думал, что данная ему роль весьма полезна и значима в первую очередь для него самого, но в другие моменты ему казалось, что это не имело смысла. Он, как и любой ферзь, безмерно любил свой цвет, а потому открытым не был, несмотря на все свои действия, распространявшие его власть и укреплявшие его положение в Алагадде, благодаря отношениям с Королём. Эта двойственность порой спутывала все чувства и мысли Нигредо, оставляя потерянным в собственной голове. Но это легко исправлялось после того, как он снова напоминал себе, что без него всё-таки здесь было бы всё в разы хуже.       Он ведь крайне важен и незаменим, не так ли? Как и остальные Лорды (некоторые из которых казались ему болванчиками, трясущими головой или другими частями тела на пружинке).       Чёрные ониксовые стены раздражали одним своим существованием. В них, в чертоге Страдания, не было ни единого существа, действительно понимавшего бы трагичную проблему существования Нигредо. Все они либо существовали практически автономно, не заботясь особо ни о чём, кроме своих обязанностей, либо были пришлыми и незванными, самодовольно утопавшими в своей агонической боли. Других не было.       Хотя, нет, почему же. Были некоторые… некоторые… вроде Доктора.       Чёрному Лорду порой нравилось следить за его работой, вне зависимости от того, что тот делал: не имело знания, было ли то письмо или практическое лечение, изучение книг и атласов или упражнения в алхимии, — это всё казалось по какой-то причине искусством. Не таким вычурным, как обычное алагаддское, но самобытным. Да что тут говорить, само это маленькое существо, по какой-то причине ничуть его не боявшееся (хотя стоило бы), бесстрашное и сосредоточенное на своём деле, было в каком-то смысле пиком местного искусства. Многие прихожане Алагадды, будь то исследователи, артисты или искали наживы, были настроены на поиск чего-то конкретного, но как же редко это действительно имело смысл. В отличие от этого милого доктора. Окно в жизнь, окно в действительность.       — Я делаю что-то не так? — видимо, ему показалось, что Нигредо смотрел на него слишком долго. Тот же так не считал. Просто наблюдение требовало непосредственного рассматривания, ничего такого в этом не было.       — Нет, почему же? — его голос расходился по изменяющемуся помещению волнами побеспокоенной каплей водной поверхности. Он был мёдом и дёгтем. Лорд провёл кончиком длинного когтя по краю стола, подчёркивая незначительность своего взгляда.       — Верно мне показалось, — монотонно ответил Доктор. Кроме него были и некоторые другие. Но они всегда приходили в его жизнь и стремительно из неё уходили. А если и пытались остаться — Нигредо, наигравшийся и изучивший их от и до, быстро от них избавлялся.       Путешественники были интересны и скучны одновременно. Они были однодневными и невесомыми видениями по сравнению с ним, но что-то в них было такое, что могло зацепить. Временно, конечно.

***

      Вести человека по лабиринту из коридоров, координируя и заставляя обходить опасности, было забавно. И даже интереснее, чем того ожидал объект: это походило на одну из тех игр, активно популяризировавшихся в 80-х. Глупых и простых, но развлекаться ведь было особо нечем, так что жаловаться никто не спешил. Вот и тридцать пятый не жаловался.       Карта комплекса в его сознании была чёткой, а визуализировать на ней крошку-D-класс было несложно. Да и, боги, она же такая забавная: то пискнет, то связь прервёт, то попробует разузнать о нём что-то, — бедняжка пока не знает, что игроком-то и не является. В этом деле главное не перегнуть палку. Мышка не должна потерять к нему интерес и сочувствие, не должна вдруг решить, что справится одна — в этом славно помогали некоторые объекты, эффекта от которых она не знала. Приукрасить опасность их воздействия, игриво подначивая не отвлекаться на поиск статей о них, запугать и, в конце концов, убедить, что он — единственное, что ей нужно для выживания… Это, в общем-то, не очень сложно и весьма весело, да и от правды не далеко.       А ещё комнаты и коридоры. Взять, к примеру, коридор с тесла-воротами, активирующимися от движений и ударяющими насмерть разрядом тока. Пусть для Нигредо и было важно довести девчонку до его камеры, он не мог отказать себе в удовольствии послушать её рваное дыхание и тихие рассуждения на тему, описания странного места и панический возглас, стоило какой-то женщине-учёному пробежать через них без остановки и оказаться убитой ими. Ему, правда, ещё с минуту приходилось убеждать её, что через них пройти не так уж и сложно:       — Нет-нет-нет… — она словно в бреду прерывисто бормотала в рацию, ходя от стенки к стенке, судя по едва различимым звукам шагов. — А тут нет… других проходов? Простите, я не… Не хотелось бы мне… — D-класс всхлипнула, потом на время замолчала, прервав вещание со своей стороны. Что ж, это звёздный час для умельца в переубеждениях.       — Ворота не сразу срабатывают, — он сымитировал тяжёлое дыхание, давя на её наивное чувство вины. Конечно, он искусственно создаст тем самым спешку, повысив шанс ошибки со стороны девчонки, но какая разница, если управляет ею всё равно он? Так что никаких ошибок не будет. По крайней мере, случайных. — Если ты на короткий миг наступишь на выделенную опасную черту, а потом быстро отойдёшь, то сможешь пробежать сразу после удара током. Небольшой шат-даун, это же всё-таки… эхм… техника…       Она не сразу ответила. Молчание расходницы не только раздражало, но раззадоривало. Сквозь помехи волны порой слышались шумы, создаваемые одеждой носителя, медленно, но верно начавшей разлагаться на груди. Какая жалость. Объект лениво посмотрел на постамент, на котором находился ранее, медленно обводя взглядом разбитые углы стекла. Тридцать пятый уж было начал думать, что человек передумал, однако рация тут же разразилась голосом:       — Ладно… Ладно… Простите, я сейчас, эм, попробую, — он даже представил как она нервно зажала рацию в руках, забыв убрать палец с переключателя, отчего её дыхание продолжало транслироваться. Шаг, другой, а потом резкий шум, — отбежала, что ли? — громкий скрежет электричества и торопливые, срывающиеся на бег шаги. После них — грохот и шумный выдох. — Зачем это здесь вообще… — пробормотала она.       — Ты смогла пройти? — с достаточно явной и щедро добавленной в голос надеждой уточнил Нигредо. Не выходить же ему из образа в такой важный момент?       — Да… Да, только… — девчонка замешкалась, и в этот момент объект услышал шум открывающейся двери по ту сторону. — Доктор, эм, Харрис, там дальше развилка. Куда мне идти?       — Направо, — он на краткое мгновение задумался, сверяясь с планом, и повторил: — Направо, да.

***

      — Так значит, ты исследовательница, Сеа-Шесс? — спросил Нигредо у дамы в преимущественно чёрно-белом платье. Он практически сразу заприметил её — мало кто ещё кроме него так активно посещал театральные постановки и музыкальные выступления. Она часто делала заметки в своём небольшом бордовом блокноте и казалась действительно погружённой в изучение иномирных черт искусства, да и, кроме того, казалось, её сознание не туманилось природой Алагадды (но, что более вероятно, она просто весьма быстро к этому адаптировалась). Нигредо хоть и был своего рода отшельником по части общения, его прельщала возможность действительно обсуждать с кем-то…       Да что угодно уже, как будто бы. Можно подумать, здесь было много любителей искусства, чтобы он реально выбирал… Хотя, с другой стороны, да, он всё-таки выбирал, притом, весьма тщательно. В свои пусть даже кратковременные круги общения он не заносил тех, кто не нёс в себе никакой идеи и никакой личности. А таких было подавляющее большинство. Иной раз Нигредо казалось, что он был единственным по-настоящему думающим и реальным существом, в то время как все остальные были лишь странными искусственными куколками, которых сломать не сложнее, чем щёлкнуть пальцами.       — Да, — Сеа-Шесс то ли лениво, то ли скромно смотрела на тёмную брусчатку, по которой они шли, будто боясь поднять глаза выше. Её голос был низким, с преобладанием шипящих в нём, что пробивалось даже сквозь адаптацию её речи. — Меня очень… интригует местная беспардонная и нелогичная культура.       — Я бы не был так категоричен, — в его голосе скользнула усмешка. Конечно, она описала всё именно так. Конечно, всё, что она видела, было таковым. Нигредо отрицал это в основном потому, что порой ему самому хотелось изменить в этом месте многое. Избавиться от Рубедо, например. Хотя он, по правде, смог бы стать неплохим шутом. — При детальном рассмотрении она могла бы раскрыться и с других сторон.       — Я не отрицаю, — Сеа-Шесс повела плечами. — Мне нравится эта разрозненность. Даже эта постановка… Я уверена, что её элементы видела уже десятки раз где-то ещё, но в исполнении здесь она совершенно иная. И её смысл…       — Я нахожу сюжет чересчур ванильным. Слишком уж романтизированным.       — Мне кажется, это просто деконструкция жанра. Как Вы там сказали? Я бы не была так категорична.

***

      —… Мисс D-класс? — прерывая надоевшее ему молчание, воцарившееся после одного из важных для его освобождения действий, позвал девчонку объект. — Вы живы? Мисс?       Ему начала немного надоедать вся эта игра в испорченный телефон. С одной стороны это, конечно, весьма необычно, но с другой — однообразно и скучно. Это было сходно с попытками научиться взлому без тренажёров, на реальных замках, — он вслепую двигал инструменты, надеясь на успех. Ну, по крайней мере, её редкие вопросы о нём или об этом месте его хоть немного развлекали и позволяли не терять интерес окончательно.       Девчонка с заметной одышкой в голосе ответила:       — Да, да… Жива, как видите, — и правда, язвит, значит, силы пока вполне есть. Почему бы тогда не продолжить? Но Нигредо сдержал себя от того, чтобы поторопить её. — Я просто, эм… Я всё сделала. Но там оказался какой-то объект, уж не знаю, кто он, но он такой… жуткий… Ах, извините, мне пришлось убежать. Я сейчас, кажется, в кафетерии.       Объект. Тридцать пятый театрально приложил указательный палец носителя к своей белоснежной щеке. А вот это уже и впрямь потенциальная загвоздка. Учитывая, что она указала его, как «он», это, вероятно, был кто-то, имеющий мужской голос или наружность, что круг номеров уже сужало. Не сказать, чтобы здесь было много таких, кто мог бы ещё и получить доступ к выходу из камеры во время НУС. Вернее, не просто мог бы, но ещё и желал…       — Что ж, это немного далековато, но хотя бы ещё один шаг ко мне ты сделала… — он отметил это первым делом, выделяя на словах значимость её действий. Всё-таки не всегда субъекты из D-класса доходили настолько далеко. — Что за объект, позволь полюбопытствовать?       Короткий щелчок рации и тихое задумчивое мычание, едва различимое среди помех.       — Он был похож на, хм… — она продолжила томить интригой, ненавязчиво вызывая у Маски какую-никакую, но всё-таки вовлечённость в этот вопрос. —… чумного доктора? Они же так называются, да?       Предатель — одно слово. Нигредо оказался ранен в самое сердце этими словами… Хотя он, конечно, совершенно не был удивлён, ведь Доктор не сказать, чтобы горел желанием в принципе с ним видеться, более того, нуль сорок девятому было явно без разницы, здесь ли вообще он или нет, так что и судить его он ни коим образом не мог, но… Какое-то неприятное «но» осадочком всё-таки оставалось, понимаете? После каждого подобного раза. Привычное такое «но», привязывающее к себе и отталкивающее одновременно.       Ну, не сказать, что Нигредо бы попытался открыть камеру Доктора, будь у него возможность, но вообще-то это совершенно разные вещи. Дурацкая, правда, какая-то дружба по итогу, зато долгая и весьма богатая на истории.       — А, хм, теперь понятно. Лучше остерегайся его, — и, подумав с секунду, объект добавил: — Он довольно опасен, но убивает только при телесном контакте.       Вот такое вот одолжение-предупреждение ввернул в диалог Маска. Будет жаль, она пройдёт всех остальных объектов, но в итоге попадёт на стол (в виде коридорного пола) к Доктору. Делиться этой игрушкой очень уж не хотелось. Не сказать, что он собственник, просто как-то жаль будет, что ли…       Если бы ему в принципе могло бы быть жаль кого-то, а не свои вложенные усилия.       Кстати о ком-то. Размышляя об этом сейчас, он как-то неожиданно для себя понял, что она так и не представилась. Люди любят, когда их называют по имени, это подчёркивает их значимость в каком-либо деле. А она почему-то совсем упустила этот момент, позволив обращаться к себе на «D-класс», хотя, если вспомнить его прошлый опыт, другие её сотоварищи наверняка бы давно нагрубили, гордо сказав, что они не какой-то-там-расходный-материал и всё такое, а вообще-то какие-то-там-личности. Что в глазах Нигредо лишь ставило их в один ряд друг с дружкой, словно одинаковых солдатиков на полках магазина.       Да, не все уголовнички были похожи, но они так или иначе несли в себе какие-то сходные черты. Проблемы с агрессией, садистские наклонности, да что угодно! А тут как-то глухо, словно обычный стажёр попался.       — Мне продолжать тебя так называть? «Мисс D-класс»? — в конце концов, спросил объект, когда ему надоело ожидать её представления.       — Меня зовут Эмбер, — почти сразу же ответила девчонка.       — Просто «Эмбер»? — какое лаконичное и очаровательное в своей простоте имя, будто у какой-то фермерской дочки. Тлеющие угли, ну что за прелесть. Нигредо одно время был заинтересован спецификой человеческих имён, однако по итогу осознал, что они весьма однообразны в странах первого мира, в каких он обычно предпочитал пребывать. Скуч-ны-е.       — Ну… — она замешкалась. — Если хотите, можете, конечно, называть меня D-9342, — она едва слышимо фыркнула. — Но я не очень люблю это обозначение… Некрасиво звучит.       Объект не удержался от смешка, благо, что в радио-эфир тот не вошёл.       — Ещё бы определение расходного материала звучало красиво.

***

      Сеа-Шесс опустила глаза, поначалу не ответив на новый его вопрос. Просто оставила Нигредо на одну маленькую вечность, за которую ему удалось в деталях её рассмотреть. Длинные блестящие смолой чёрные волосы, за которыми явно что-то скрывалось, волнами шли по плечам и ручейками распадались на пряди по поверхности традиционного пышного подола. Ни единого открытого участка кожи: шею скрывал пушистый воротник, руки одеты в перчатки, а лицо…       Маска вольто ей безусловно шла. Особенно с этими спокойными ниспадающими линиями на ней. Эта женщина была удивительно красива для той, чьего лица или тела стороннему не увидеть.       Это была уже третья или четвёртая встреча с Сеа-Шесс, и Нигредо снова сам начал разговор с ней после окончания концерта какого-то квартета. Он почти не следил — это была группа из местных.       — Позвольте не согласиться, — вдруг произнесла Сеа-Шесс. — Если можно, конечно.       — Почему же нет?       — Мало ли, — она достала свой блокнот и провела пальцами по его корешку. — Эта разрозненность звуков идёт только на пользу. Она захватывает внимание и заставляет собирать кусочки самостоятельно. Это не классическая музыка, какую я слышала на родине, это что-то более…       — Новое? — скептично уловил её настрой Нигредо. Что за глупости? Он понимал, что упиваться своей очевидной правотой — это уже какое-то пустое бахвальство, но что-то в этом всё-таки было приятное.       — Нет, скорее элитарное. Нишевое. Такие песни просто не всем подойдут, — женщина пыталась говорить спокойно, рассудительно и сдержанно, что в каком-то смысле добавляло масла в огонь.       — Тогда они выбрали совершенно неверную тему, — усмехнулся Чёрный лорд.       — Выбор тем — это сугубо личное дело, Вы так не считаете? — Сеа-Шесс подняла на него еле различимые за маской сероватые глаза, в которых едва ли читался зрачок.       — Не считаю. Учитывая, что они восхваляют власть, они делают это для народа. Какой толк в нишевости, если это банально непрактично в первую очередь для них самих? На таком не заработаешь. К сожалению, никто здесь и не пытался думать о духовных ценностях, если ты ведёшь к этому.       — Это возводит особый флёр эксклюзивности вокруг темы патриотизма, вот и всё. Люди всегда тянутся к такому.       — Ты очень поверхностно рассуждаешь, учитывая, что ты здесь совсем недавно, — упрекнул её Нигредо. — И понятие эксклюзивности…       — Совершенно точно подходит, — смело перебила его Сеа-Шесс, однако потом, осознав ошибку, замолкла.       Погодите, она перебила Лорда Страданий?       —… Интересно.

***

      — Могу ли я всё-таки узнать… — эта D-9342 старалась быть очень ненавязчивой, что только сильнее забавляло и привлекало к себе Маску. Она явно не была социально-активной. Портрет вырисовывался не лучший. — Кто Вы по специальности?       — Как тебе сказать… — объект деловито постучал пальцем носителя по стеклянной витрине, в которой находился ранее, и сымитировал лёгкий кашель, прежде чем закинуть небольшую сеть. Артист, а если точнее, актёр, своего рода филантроп, эксперт в области искусства… Столько правдивых слов к нему применимо! — Я специалист по объектам, связанным с контролем сознания.       — Вот оно что, — раздалось по ту сторону радио-волн. Она едва различимо промычала что-то на выдохе, видимо, делая для себя какие-то выводы. — Поэтому Вы работали с… над… по делу этого объекта, эм, 035?       — Да, — притворно осторожно ответил Нигредо. Приятно знать, что тебя слушают — она уже, вон, сложила одно с другим! Даже номер запомнила.       Однако дальше заходить не стала и прервала вещание. Нет-нет-нет, это как-то слишком уж скучно! Почему же она совершенно не рвётся толково поддержать разговор, разболтать что-то о себе? Не сказать, что ему особо это важно знать, но без этого же совсем клеится. Всё-таки почему бы не поговорить и не привязать её к себе побольше?       — А чем занималась ты? — ну, он и сам спросить может! Не беда. — До того, как произошло что бы то ни было.       Она вышла на связь, однако не сразу ответила. Пару секунд объекту пришлось слушать её прерывистое дыхание, пока она, по всей видимости, обходила какое-то неприятное ей место.       — Я была художником.       Художником, он ведь не ослышался? Ах, как мало в этом убогом месте настоящих людей искусства! Нигредо едва сдержал себя от уточняющих вопросов и бросил простое: «Понятно», ведь, говоря откровенно, так она может наплести что угодно. А на деле… заглянуть в её голову хотя бы мельком было уже как-то правда заманчиво. Давно он не сталкивался с рисующими в этом месте. Вернее, конечно, может, и столкнулся бы, если бы его не запирали каждый чёртов раз в стеклянной коробке. После того провального сотрудничества ему и вовсе наложили запрет на пользование носителями. Запрет на всё! А что же тогда ему делать, чем занимать свой пылкий ум, вечно находящийся в поисках прекрасного? Говоря об этом, побег, если честно, теперь казался ему восхитительным…       А Уильям Морген первый в его списке подходящих в носители, теперь уже перманентно.

***

      Однако Сеа-Шесс долго в Алагадде не пробыла. Невооружённым взглядом было видно, что этот город как восхищал её, так и удручал. Она старалась не пересекаться ни с кем, почти сразу после выступлений всегда уходила. Куда — он не знал, да и не спрашивал. Удивлялся только, как она, учитывая все обстоятельства, умудрялась не опаздывать.       — Ты снова со мной не согласна? На самом деле? Даже глухой бы понял, что басист ужасен.       — Видимо, так, — под её чёрными волосами что-то невидимо скользило, создавая на них волны, так похожие на море, которое Чёрный Лорд знал. — Только не говорите мне, что Вы и впрямь так считаете.       — К сожалению.       — О, горе, — Сеа-Шесс покачала головой. — Это, должно быть, наша последняя встреча, а у Вас не проявилось даже намёка на вкус.       — Слишком смело с твоей стороны говорить что-то такое.       И он не лгал. Лорды, в конце концов, имели достаточный вес в Алагадде, чтобы считаться с их мнением и не пытаться хамить им.       Не сказать, чтобы это сильно заботило Нигредо. Он соблюдал только те правила, которые казались ему подходящими и уместными конкретно сейчас, ни больше, ни меньше. Когда он говорил с кем-то, его заботило только то, что ему хотелось и было необходимо услышать, что имело смысл именно для него.       Это существо уж точно не входило в список тех, кто имел смысл и говорил важные вещи. Тяжело признать, но Лорд порой поступался собственными принципами… Вернее, делал исключения. Без этого никак, без этого становится чересчур скучно.       — Прошу прощения, мне пора.       Голос Сеа-Шесс держался ровно с великим трудом, чего никак не мог не заметить Нигредо. Как же он ошибся, когда подумал, что кто-то может сравниться по равнодушию и безразличию к статусу с Доктором. Вот уж кто правда не делал ему никак скидок, и в то же время не спорил. Всем остальным ещё идти и идти до подобного уровня равнодушия.

***

      — Дверь справа ведёт в комнату наблюдения за камерой объекта. Зайди туда.       Через долгие несколько секунд эта самая дверь распахнулась, и D-9342 вошла внутрь рубки медленным шатким шагом, воровато осматриваясь, словно боясь и в то же время надеясь обнаружить по близости кого-либо. В её трясущейся руке была карта, которую она всё ещё не уронила лишь благодаря чуду. Глаза девушки, тёмные, неоднородного и неясного цвета, бегали из угла в угол, а на щеках её горел едва заметный нездоровый румянец, появившийся, видимо, от небольшой пробежки. Девчонка сразу показалась ему какой-то маленькой и по-милому жалкой, словно крохотная серая мышь. В ней не было ни типичной красоты, ни отражения сильного характера во внешности, ни свежести, ни каких-либо отличительных черт лица, если не считать неровного шрама через губы, никак её не красившего. Казалось, наложи ты друг на друга все фотографии белых женщин Америки, получится именно её лицо, а то и лучше. Она была не более, чем Джейн Доу.       А вот и звёздный час Нигредо. Зажав кнопку рации он медленно подошёл к разделявшему их окну, наблюдая за тем, как лицо D-9342 инстинктивно напрягается и вся она вдруг становится бледным призраком самой себя. Она слегка вздрагивает, едва заметно, но, тем не менее, шага назад не делает. Какая щедрая смелость.       — Хвала небесам, что ты дошла досюда. Я уж было подумал, что останусь здесь надолго, когда ты замолчала при входе в зону… — говорил он, приближаясь к стеклу. Имитировать чужой голос уже стало привычным делом. — Я могу безопасно вывести нас обоих на поверхность, просто найди пульт управления и открой дверь камеры для меня.       — В смысле? — девчонка смотрела на него оторопело и напряжённо, словно маленький хищный хорёк, нагнанный волком. Что же она медлит? Разве он сказал что-то непонятное? — Я в-в любом… случае… не смогу пройти и метра там. На поверхности.       Расходница опустила глаза, явно находясь на грани панической истерики. Нигредо оставалось лишь смотреть на неё, испытывая лёгкое раздражение. И чего он ожидал от неё? Полного послушания? Она его боялась, даже после того, как он провёл её сюда. Но вместо того, чтобы слабовольно захныкать, она, пытаясь скрыть своё состояние, отвернулась, и отошла к комоду. Прямо к файлу с документами о нём.       Девчонка начала идти по самой грани.       — Эмбер? — она ещё и посмела игнорировать его.       Тридцать пятый был готов пустить в ход свои навыки убеждения. Давно вызнанные у Харриса и других людей знания послушно всплывали в его сознании одно за другим, выстраиваясь в логичную цепь. Не в первый раз, в конце концов, ему не доверяют. Но это же всё-таки люди: примани их небольшими плюшками, и они тут же сделают всё, что тебе нужно. Но сначала необходимо, чтобы эта D-класс его хотя бы слушала. Сейчас она, кажется, была к этому совершенно не готова, однако медлить нельзя, она уже начала сомневаться в словах.       — Ладно. Понимаю, я не выгляжу как кто-то, кому можно доверять, — начал Нигредо, стоило ей положить документ на место в знак того, что она, наконец, готова что-то обсудить. Девушка потёрла глаза руками, а потом медленно повернулась к нему, и, о боже, вот, что ему было нужно, — этот затуманенный беспомощностью взгляд, эта готовность стать агнцем на заклании, это простое абсолютно человеческое смирение. Осталась лишь наживка. — Слушай, позади тебя находится хранилище. Ты, наверное, заметила, что оно закрыто четырёхзначным кодом доступа, — однако вместо этого она наоборот приблизилась к приборной панели. Что немного напрягло. — Внутри есть полезное оборудование, а также таблетка SCP-500. Код доступа…       Шр-р-р-х. Дверь с грохотом отворилась, погребая под своей шумовой лавиной пароль. А. Вот оно что.       Объект замер, с лёгким интересом осматривая девчонку. Он, кажется, немного ошибся. Она планировала стать не жертвой. А кем-то иным.       — Можешь не продолжать.       Её голос был дрожащим, ослабшим, но в сочетании с этим выражением лица… Таким осмелевшим и вместе с тем вдруг преисполнившимся решимостью…       И, хотя D-класс его перебила, оборвала на полуслове, сделала она это вдруг как-то неожиданно приятно. Давно такого не было, кисло-перчёное.       — Интересно, — Нигредо бы сощурился в этот миг, если бы мог. — Впрочем, у меня не было никогда планов взять тебя с собой, — он развёл руками, продолжая улыбаться. — Таким образом, наши пути расходятся… — лицо девушки стало вновь медленно белеть, наполняться какой-то безнадёжностью, — как будто это не она минуту назад говорила, что не желает отсюда выбраться. — Но за свою свободу: у меня есть основания полагать, что SCP-079 взял под контроль все системы, и в том числе дверную систему. Лучше обратиться к нему, надеюсь, вы сможете прийти к компромиссу. Однако, он не контролирует боеголовки, которые ты должна отключить дистанционно в случае, если что-то пойдёт не так.       Девчонка пошатнулась, осознав патовость ситуации, но Нигредо, впрочем, это уже не интересовало. Он своего добился, а потому и пошёл в коридор уже более бодрым и скорым шагом. Времени не так много… Кто знает, может, удастся хотя бы похулиганить в кабинете Моргена? О, это было бы славно, не будь у него такого острого желания убраться отсюда к чёрту! Лампы под потолком изредка мигали: вот, значит, как, выходит, что перебои с электропитанием всё-таки есть (или же кое-кто хулиганит). Значит, с открытием ворот могут быть проблемы. Что ж, хороший повод изучить, есть ли иные выходы…       Скрип двери, быстрые шаги со сбивчивым дыханием, — и кто-то резво вцепился в рукав именного лабораторного халата Харриса. Нигредо повернул голову, уже вполне зная, кто это будет. Он-то надеялся, что она умрёт достойно рядом с камерой, вскрывшись канцелярским ножом… Однако чёрт его дёрнул подслушать, что же она там бормочет в своим изувеченном сознании, похожем и без глубокого анализа на лишь обрывок полноценной личности. И, боже, как же он восхитился и ужаснулся тому, что увидел, — относительно, конечно, всерьёз занимать свои мысли этой мышью желания не было: она уже была так затоптана и прижата к земле, что, пожалуй, ему и лишних убеждений или запугиваний не нужно было бы, чтобы сделать сейчас её единственно своей… нет, ясное дело, не соратницей, но верной собакой. Она уже уяснила, что сама по себе никакой ценности не несёт.        — Что ещё? — спросил Нигредо, уже наперёд зная ответ. Вне обработанной телекиллом камеры ему было так свободно и просторно, что диалоги предугадывались сами собой.       — Пожалуйста… — девчонка едва говорила, скорее, бредово бормотала, едва сдерживая себя от слёз. Что за прелесть? — Не оставляй меня здесь одну.       — Я, конечно, знал, что могу очаровывать, но ты всерьёз думаешь, что я соглашусь?       Объекту не было нужды вытаскивать из неё подтверждений этому, но, на самом деле, как порой приятно услышать то, что сейчас находилось в её голове. Ей осталось лишь самой себе признаться в беспомощности.       Да и, в конце концов, для бывшего Лорда Страданий теперь не бывало лишних носителей. Если человек будет ходить рядом, то это, как минимум, будет гарантией того, что его не застанет врасплох отсутствие подходящих свежих тел, когда срок этого подойдёт к концу. А подойдёт он весьма скоро.       — Я… — D-9342 вдруг начала что-то говорить, но почему-то продолжила лишь в мыслях. То, что он в них слышал, его безусловно смешило. Она была не так уж и плоха в шутках, на самом деле… — Я слишком сильно привыкла полагаться на чью-либо помощь или чьи-либо… указы, — это слово отдалось в её сознании такой чистой, но уже тупой болью, никак не смешанной со злостью в отличие от других выходцев из D-класса, что впору было удивиться. — Так что для меня было бы очень славно, если бы ты взял меня с собой.       Эти слова окончательно утвердили её в собственность объекта, так что ему ничего не оставалось, кроме как торжественно оповестить её о том, что теперь конец её существования определять может Нигредо и только Нигредо.       — Боюсь, твоя мамочка не обрадуется, что ты говоришь подобное, — насмешливо и снисходительно объявил тридцать пятый, поднимая свободную руку. Стоило только ему это сделать, как расходница тут же напуганно дёрнулась, широко распахнув глаза, словно одичавшая бывшая питомица. Но он просто потрепал её по жестковатым и разлохматившимся волосам. Как собаку. — Но её здесь нет. Только под руку не лезь.       Мысли в её голове были забавными. Однако, стоило копнуть глубже, как Нигредо наткнулся на нечто странное. Он не мог облачить это в слова, но ощущалось оно так, словно в её психике уже кто-то значительно наследил, размыв опоры адекватности и некоторые основы восприятия реальности. Было, однако, в этом что-то интересное и аутентичное… Не как у безумцев однако.       Впрочем, не сказать, чтобы это его сильно интересовало. В конце концов, для него D-9342 была не меньшим расходным материалом, чем для Фонда. Не в его правилах и интересах помогать всем сирым и убогим, что встанут у него на пути.

***

      Эмбер, придя в себя и разобравшись во всём, вышла в основную комнату. Она тут же подошла к окну, однако там был лишь незнакомый ей сотрудник, имя которого она не смогла разобрать на бейдже. Он был темнокожим, и, что странно, она видела его точно впервые здесь, — до этого с ней работали только белые или американцы-азиаты.       — Прошу прощения, — она сложила руки за спиной. — Я сейчас не делала ничего странного перед тем, как выйти в душевую?       Если уж разбивать интригу, так сразу и с молотком. Ей было важно выяснить, как она вообще оказалась в ванной так, что никто не заметил, что она всё ещё спит и лунатит. В прошлый раз почему-то это конкретно так заметили.       — Если то, что Вы со мной поздоровались, странно, то, пожалуй, да, — с лёгким сарказмом в голосе ответил мужчина с присущим ему акцентом. Эмбер замерла. Она ведь не могла забыть о том, что виделась с ним и даже говорила?       Девушка удивлённо посмотрела на сотрудника, но ничего сказать не могла. Ком в горле намертво запечатал её рот, она даже зубов разомкнуть не могла из-за резко напрягшейся челюсти. Вот, значит, как. Либо она сошла с ума и всё забыла, чего быть явно не может (она же не настолько на голову больна ещё?), либо это нечто смогло управиться с её телом, пока она спала. И притом не вызвать подозрений. Оно, конечно, и раньше было способно управлять ею, но тогда она думала, что этого можно как-то избежать. Или что это она сама с ума сходит.       Эмбер поёжилась.       — Показалось, — выдавила она из себя и вернулась в душевую. Резче, чем обычно, она закрыла дверь и, на ходу снимая футболку с подобием спортивного топа заместо бюстгалтера через голову, включила воду, тут же холодом полившуюся с дуршлага, прикрученного к потолку. Скинув штаны вместе с трусами последними, девушка на ватных ногах зашла за шторку и опустилась на поддон, вцепившись в волосы на голове одеревенелыми пальцами. Её охватила паника пополам со злостью. Она прикусила губу, делая свой плач неслышимым за оглушительным воплем хлеставшей по спине воды. Действовать необдуманно — непозволительная в её ситуации роскошь. Лучше уж она выплачется, выдавит из себя все эти склизкие червивые эмоции, грызущие её изнутри, а уже после, наконец, всё обдумает и примет решение.       Она так привыкла запирать всё в себе, что возводимая ею же самой плотина рушилась буквально по расписанию. Эмбер называла такие дни разгрузочными, потому как они позволяли отдохнуть морально.       Как вообще она могла предположить, вернее, хотя бы посметь подумать, что справится с этой тварью одна? Как допёрла своей наполненной опилками головой до того, чтобы назвать при докторе Эне это нечто всего лишь частью сна?       Так много «как», но ни единого «потому что», помимо «потому что дура».       Эмбер сотрясалась в глухом плаче.       Да кто она вообще такая? Просто человек, которого пытали и ложно обвинили, всего лишь женщина, которая год провела в СИЗО и неделю или две в рабстве у какого-то супер-навороченного фасилити! А теперь её положение и того хуже, ведь она находится под постоянным наблюдением и ей приходится контактировать с существом, способным выжечь её мозг изнутри по своему хотению! Так она ещё и в восторге от этого, разве что единственным другом его не называет, — это ведь может быть оскорбительно для него! Идиотка. И чем же это лучше обычного расходного материала? Тем, что на неё теперь порой смотрят, как на жалкую дворнягу, уже неспособную выпросить даже кусок колбасы? Нет уж, ей и без этого достаточно было такого!       Эмбер трясло, она неровными ногтями впивалась в кожу на плечах и шее, сцарапывая вместе с лёгкой грязью эпидермис, надеясь, что достанет пальцами до мяса и души. Грохот воды, лавинами скатывавшейся и сползавшей с ослабевшего тела на поддон, смешивался с нараставшим гулом стучащей в ушах девушки крови, вызывая вместе с болью какой-то вакуум. Жалеть себя желания более не было. С каждой минутой все чувства покидали голову и утекали в сливное отверстие душа, оставляя только факты и тупую, гладкую неприязнь. Не к себе, что было бы ожидаемо, но к ситуации и к окружавшим её людям, ко всему тому, что могло управлять ею.       Она бы так и просидела, наверное, под кипятком ещё добрый час, ощущая, как поверхность спины краснеет и раздражается от невыносимо горячей воды. Но кто-то заметил бы, если бы царапины на плечах от этого воспалились. Пришлось шатко приподняться, сглатывая тяжёлый ком в горле вместе с шумом сердцебиения, и добавить холодной воды. Медленно приходя в себя, всё ещё не пытаясь делать поспешных выводов и решений, она на скорую руку вымылась.       Через десять минут Эмбер уже закончила со всеми водными плаче-дурами и выключила воду. Благо, что плитка в помещении полностью запотела, так что ей не приходилось видеть своё стопроцентно опухшее от разведения нюней лицо, когда она вытиралась и одевалась. Она подсушила полотенцем волосы, хорошенько расчесав их.       Как же преподнести информацию? Как же заговорить с незнакомцем, если ни Элсона, ни Моргена в рубке не будет? Чего же ей попросить — встречи с Эном, окончательной изоляции или записи разговора? Или лучше сказать сразу всю эту сумбурную информацию, неожиданно свалившуюся Эмбер на голову, как грязная вода с козырька магазина после дождя?       Голова шла кругом. Да и что вообще рассказать-то? «Послушайте, прозвучит странно, но вот меня внутри сна пытаются убить, а во время этого я не просто луначу и пытаюсь самоубиться в реальной жизни, но ещё и нахожусь под управлением какого-то беса, и, в целом, вы можете с ним поговорить, если он соизволит с утра поболтать, прежде чем пытаться меня убить, как-то так»? Слишком много «убить», не считаете?       Эмбер сделала глубокий вдох и выдохнула. Значит, надо попробовать делать всё последовательно: сейчас она высушит волосы, потом дождётся любого знакомого учёного или лаборанта и всё расскажет по порядку. Если уж её попросят повторить и дополнить это всё в рамках допроса, — что ж, так тому и быть.       Если, конечно, на неё не вывалят в ответ кучу информации о чём-то.