35 questions

      — Мистер Элсон, прощу прощения, но… — младший научный сотрудник, недовольно постукивая мыском обуви по полу, стоял рядом с рабочим столом в рубке наблюдения. Он неловко переводил взгляд сначала с разнервничавшейся Эмбер, бродившей по камере туда-сюда, на Шона, потом обратно и так по кругу.       — Я занят, Дэмиан, это что-то срочное? — чуть более резко, чем стоило бы, спросил Элсон. Закрыв половину лица ладонью, он нервно сверял файлы, отправленные из лаборатории, с результатами по чек-апу. Ничего хорошего — это если говорить без мата и нежно-нежно. Он не сказать, чтобы многое повидал, в конце концов, он работал с не таким уж и большим количеством объектов, но это его слегонца… удивило.       — Я у Вас хотел спросить, — поднял бровь помощник. — Посмотрите запись с камер за утро.       — О, боже, — тяжело выдохнул Элсон. — Она снова попыталась?..       — Ну… — Дэмиан пожал плечами. — Я не знаю точно, но она выглядела нервной и вела себя немного… странно. Ну, увидите.       — Хорошо-о-о, — Шон глянул на коллегу и подметил, что тот с какой-то опаской на него смотрел, однако взгляд отвёл тут же. Не прикопаться. Элсон взглядом указал на выход, молча намекая на то, что хочет просмотреть записи с камер в одиночестве. — Тогда, эм… Можешь идти? Перерыв на обед никто не отменял.       Плечи младшего научного сотрудника тут же расслабленно опустились, и он кивнул, без лишних слов убираясь из поля зрения. После перевода предыдущего, Луки, было немного тяжело найти контакт ещё и с ним. Грубое затишье, тревожное и беспокойное для Шона, но такое приятное для всех остальных сотрудников, не проходило в чистом мире: кого-то переводили в другие корпуса, кого-то в другие зоны. Новички и пришлые заполняли стынущие места. Но это было в порядке вещей. Его лично беспокоило не это, а отсутствие опасных ситуаций. В его понимании лучше им быть мелкими и контролируемыми, чем отсутствующими вообще. Было мерзко думать о том, что рано или поздно это закончится. Эта мысль тяготила. Взять даже Эмбер: лучше уж он будет знать о каких-то ежедневных и не очень опасных проблемах, чем о её сиюминутной кончине.       Шон прикрыл глаза, досчитал до десяти, оттягивая пальцем ворот водолазки вниз, и лишь после этого, свернув окна с результатами анализов, открыл файл с сегодняшней записью с камер. Он сразу перемотал на то время, когда Лорн начала уже просыпаться. Это всегда проходило однообразно, не считая последних дней. Часто она просыпалась в слезах или с одышкой, но, тем не менее, это не было чем-то необычным. Но сегодня немного не тот случай.       На камере она приподнялась на руках, после чего села и стянула маску для сна. Покрутила головой, видимо, осматриваясь, а после взглянула на свои руки. Через двадцать секунд, что было, вообще-то, многовато, она откинула одеяло и поднялась с кровати.       — Доброе утро, — с нейтральной интонацией донеслось из динамиков. Сама же Эмбер скрылась в душевой, откуда послышался звук шуршания и журчания воды в раковине, который постепенно стал тише и глуше, словно воду во что-то набирали. После этого, через семь минут — всплеск, какая-то возня, которую, впрочем, можно списать на обычные водные процедуры, если бы не кашель. Ещё через пять девушка вышла в основную комнату.       Элсон прищурился и поставил на паузу. Лицо Лорн выглядело нездорово раскрасневшимся, словно после бега, а его выражение было каким-то испуганным и напряжённым.       Неужели она снова попыталась убиться? Как это вообще происходит? Неосознанно?       От разговоров об этом она до сих пор увиливала, словно таракан от ловушек, что не скрылось даже от глаз Моргена, вновь ею заинтересовавшегося. И, хотя Шон пытался в отчётах описать всё ровно так, чтобы не привлечь его маниакального желания изучать, видимо, от него ничего скрыть не вышло. Элсон почесал щёку, зашуршавшую лёгкой щетиной, и снял видео с паузы.       — Прошу прощения, — Лорн убрала руки за спину, нервно осматриваясь. — Я сейчас не делала ничего странного перед тем, как выйти в душевую?       Остаток записи ничего нового ему не дал. Важно было то, что Эмбер явно не помнила того, что делала, что наводило на неутешительные мысли. Возможно ли, что она сошла с ума из-за воздействия объекта 035? Но тогда, пожалуй, это бы проявлялось и днём, в обычных разговорах. Однако всё было тихо, помимо, конечно, того, что она порой клевала носом. Странно. Кроме этого никаких отличий в поведении и психике отмечено не было.       Запись вместе с данными из лаборатории Шон отправил Моргену, пометив письмо как «Ухудшение состояния W-035-001». Пожалуй, с этим лучше разбираться не ему, а другим специалистам, которых назначит Уильям. Он уже стал предвзят и не мог судить истинно трезво, что, впрочем, не мешало некоторым.       С этой мыслью Элсон поднялся с кресла и встал перед окном, оперевшись руками о приборную панель и включив передачу звука.       — Эмбер?       Та тут же вздрогнула, остановившись почти сразу, и пулей подскочила к стеклу.       — Я могу сказать Вам?.. — без особых прелюдий начала она, однако Шон её почти сразу перебил.       — Да, конечно.       Лорн странно взглянула на него, замолчав на пару секунд, а потом затараторила:       — Во-первых, это, понятное дело, прозвучит безумно странно, но я уже не могу ждать момента или выпрашивать его, чтобы поговорить под полноценную запись, если у вас это так проходит, но, эм, короче говоря, ту штуку, которую я видела во снах, я вижу не впервой, ну, тогда, когда я сказала об этом мистеру Эну! Я уверена, что он Вам рассказал, в любом случае, так или иначе. Она снится мне примерно с того момента, как я оказалась тут после встречи с Маской, не совсем полноценно, но я уверена, что именно она заставляла меня смотреть на то, что было в тех снах. И-и я почти уверена, что это ненормально, потому что раньше я никогда таких снов не видела, даже в СИЗО, вернее, конечно, они мне снились, но не такие, эм, реалистичные, да! — Шон приподнял брови, пытаясь найти связь между её словами, но девушка, не останавливаясь надолго, продолжила, переведя дух: — И, в общем, во-вторых, это не просто часть сна! Знаете, как я это поняла? Потому что я видела её лицо! Во сне лиц не видно, это в осознанных сразу замечаешь, а оно их ещё и меняет, как и у тех, кого показывает во снах. И тогда… Тогда…       Она засипела, а потом сделала вдох, явно желая продолжить, но её опередил Элсон, мысленно отметивший, что она всё-таки слегка похожа на одержимую бесами:       — Так, Эмбер, не всё сразу. Ты сможешь повторить помедленнее, если я попрошу доктора Моргена о разговоре этим вечером?       — Да, — всё ещё пытаясь отдышаться ответила Лорн. Она выглядела достаточно убеждённой в своих силах, Шон бы даже сказал, что на грани с фанатизмом, если бы не этот страдальческий взгляд, словно ей было неприятно переваривать всю эту информацию в себе днями и ночами.       — И… ещё раз… Ты точно уверена, что это не просто кошмары? Ну, в которых снится всякое?.. И что это связано с попытками суицида? — уточнил мужчина, уже зная наперёд ответ. Девушка казалась ему достаточно адекватной обычно. А порой даже больше, чем Бридж.       — Да, — повторила она. — Это легко понять: обычные сны, даже кошмары, теряют детали. Их легко забываешь. А эти… — девушка постучала указательным пальцем по стыку виска со лбом, её взгляд хаотично метался по лицу старшего научного сотрудника. — Они становятся воспоминаниями, как будто я всерьёз их пережила. И в этот раз я почти утонула в нём. И в жизни тоже. Они всегда такие… — она сомкнула губы на пару секунд, прикусывая изнутри щёку и подыскивая слово, пока смотрела на переносицу своего визави в лице Шона. — Мучительные.       Эмбер опустила глаза на бейдж Элсона и сложила руки в замок у груди.       — И третье. Это оно пыталось меня утопить.       — «Оно» или…       — Я не знаю! — воскликнула она, болезненно сощурившись. Уже тише девушка продолжила: — Оно принимает мою форму. А иногда форму других людей. У него нет своей, вернее, оно выглядит, как… как… — Лорн сжала губы в тонкую линию на несколько явно тяжёлых и долгих для неё мгновений. — Как нечто из белого воска.

***

      Эмбер сглотнула кровь, вновь полившуюся из открывшейся на губе раны. Тогда, когда она упала на ступеньках и побежала домой, она совершенно не заметила, что разбила её. Лишь дома, когда взгляд, спустя несколько часов, смог толково зафиксироваться на отражении в зеркале, девушка поняла, как выглядела: вся в грязи, с полным несчастия лицом и с кровавым шлейфом между губами и животом. Вся одежда, мокрая от пота и почему-то потерявшая в цвете, пропахла улицей, страхом и металлом. Лорн выглядела не лучше единственного выжившего после уличной драки на ножах мексиканца.       Но это было давно. С того момента прошла как будто бы целая вечность, на деле едва ли растянувшаяся на три дня.       Теперь она сидела на холодном стуле. Связанная по рукам и ногам, с какой-то повязкой на глазах. Здесь прохладно: Эмбер чувствовала, как мёрзнут руки и ступни. Под носом медленно и тревожно пульсировала рана. Всё это меркло по сравнению с осознанием того, что последним её воспоминанием было лёгкое удушение, вызванное прижатой к лицу пропитанной какой-то дрянью тряпкой.       — Так, так… — скучающе пробормотал мужской голос. А ей-то казалось, что она была одна. Её бросило в пот, девушка вжала голову в плечи, даже не сдерживая своей испуганной дрожи, в коей трепетало её тело, словно проткнутая иглами заживо бабочка. Господи, как же ей страшно. Как же ей плохо. Ей хотелось блевать, но, на самом деле, было уже абсолютно нечем: её организм был чист, как у постившейся монашки, ведь после произошедшего ей и кусок в горло не лез, а все запахи казались отвратительными и наполненными запахом крови. Да и мыслить о еде она не могла: разум занимало совсем иное.       Скрежет.       Где она? Почему она здесь? Кто этот мужчина? Зачем её похитили? Столько вопросов.       Мужчина поднялся на ноги с показным кряхтением и медленно подошёл к ней. Его дыхание было едва различимо за оглушающим стуком сердцебиения Эмбер.       — Эмбер Лорн… А, да, извините, принцесса. Так лучше? — он стянул повязку с её головы и отбросил в сторону. Но девушка зажмурилась, а потом, превозмогая резь в глазах из-за освещения, пугливо посмотрела в пол. В её поле зрения вошли его ноги и тело; в обычных офисных туфлях и спортивных брюках, он не создавал впечатления опасного человека, хотя она и понимала: он мужчина, ему не нужно создавать впечатления. Он страшен одним лишь тем фактом, что сейчас он сильнее её и явно намерен причинить ей боль. — Э, на меня гляди.       Она не послушалась. Вжалась в стул, едва удерживая себя от того, чтобы отвернуться и заплакать. Но её усилий и не потребовалось: грубые крепкие руки впились в нижнюю часть её лица, надавив на губы, и подняли её голову, заставляя взглянуть на него.       Сначала был резкий запах машинного масла, пота и чего-то кисло-солёного, потом — его лицо.       Пленница смотрела и не видела в нём ничего. Вернее, конечно, видела, она же никак не слепая. Но черты ускользали от её сознания, расплывались в месиво, стоило немножечко сместить взгляд, были невнятными и кривыми. Она попыталась осмотреться, но бетонные стены за человеком не дали никакого ответа. На гараж похоже. Под потолком иногда мигала старая лампочка.       — Так вот, Эмбер Лорн, — он смотрел на неё в ответ, разглядывая испуганные широко распахнутые глаза, нахмуренные брови и прилипшие к лицу тонкие волосы. — Сейчас мы с тобой пройдём небольшой… назовём это… пробный период, ладно? И уже потом, когда я спрошу, ты скажешь мне: как ты готова со мной работать, как ты желаешь признаться в своих грехах и как ты сделаешь всё, что угодно, лишь бы тебя признали виновной в этих убийствах. Ферштейн?       Он говорил, как отпетый русский уголовник, особенно этот его славянский акцент выдавал в нём мигранта. Эмбер было страшно. Она едва понимала от страха его речь.       Что это значит? Её хотят сделать виновной? Повесить всю вину на неё?       — Кивни, если поняла, — Лорн слабо ткнулась подбородком в ладонь, крепко впившуюся в её лицо, и покачала по сторонам головой. — Мне объяснить попонятнее? Доступнее? — девушка сцепила зубы. Выглядит так, будто он принял её за идиотку. Она злостно посмотрела на него, перебивая страх. — Ну-ну, милая. Просто, видишь ли, принцесса, кое-кому нужно, чтобы это ты села за решётку. Но ты же из богатой семьи, а?.. За деньги, выходит, не сядешь. Вот и пришлось бедному янки просить моей помощи… Какие же вы, штатники, трусы, а? Вот всю свою историю вы так…       Оглушительная вспышка света в глазах и приступ боли от удара — куда-то в тело, в живот? в грудь? — почти выбили Эмбер из сознания. Она охнула, взвизгнула, попыталась прикрыть живот руками, но те были привязаны намертво к подлокотникам стула. Она заизвивалась в чужих руках, крепко сжав челюсть, потом совершенно животно впилась зубами в чужую руку, за что получила ещё крепкую затрещину. В ушах громко зазвенело, будто кто-то ударил по церковному колоколу.       —… Знаешь, как убили вашего Авраама Линкольна? — мужчина был до ужаса спокойным, но его речь казалась девушке едва различимой из-за завывшего в ушах звона и собственного дыхания. Это пугало только больше. Как можно было держать голос таким ровным, таким… умиротворённым, когда собственными руками причиняешь кому-то боль? Эмбер попыталась сосредоточиться на его голосе и звуки медленно и нехотя стали складываться в слова. — Нет? Жаль. Интересная история… Он пришёл в театр Форда, весьма популярное и известное тогда место, на такую же известную постановку. Как она там называлась? «Наш»… «Наш американский кузен», не так ли? Она была такой успешной, просто с ума сойти. Да и сейчас, если действительно вникнуть в сюжет… Фарс на то и фарс, но ты не думала о том, что она передаёт нам по сути реалии того времени? — он достаёт что-то со стола, находящегося за Лорн, и ударяет этим предметом в маленькое уязвимое место под коленкой, отчего девчонку словно бьёт током, и она дёргается в конвульсии, едва не срывая голос. Из глаз щедро посыпались звёзды. Она прикусила язык и теперь давилась новой порцией вкуса крови во рту. — Конечно, не думала. Хотя должна, ты же там литературу Америки должна знать, как «Аве Мария»… Или как у вас говорят? — мужчина хватает её опустившуюся голову за волосы и заглядывает в лицо. — Знаешь, что самое глупое? Господин Линкольн пришёл посмотреть на комедию, как в самый обычный другой свой день, а получил пулю. Так иронично.       Эмбер не могла рассмотреть мучителя, хотя безмерно хотела, чтобы наконец его проклясть; слёзы текли по её лицу, ничем не сдерживаемые, а от губы по подбородку тёк красный металл. Она тихо взвыла от накатившей в висках боли.       — В пьесе американца назвали сэвиджем. И я сделаю тебя такой же. Сэвиджем. И ты согласишься.       Пленница закашлялась, подавившись слюной с кровью, и её снова наотмашь огрели по лицу. Голова безвольно мотнулась, и девушка окончательно перестала слышать из-за грохота крови и церковного звона в ушах. Мир ненадолго отошёл на второй план, когда её на полминуты оставили мариноваться в этой агонии. Она не испытывала в своей жизни ударов от мужской руки, никогда и никто её не бил сильнее, чем в шутку. И теперь, столкнувшись с этим, её сознание просто разрывало от боли и шока. Она никогда бы и не подумала, что будет сжиматься от одного лишь звука после всего нескольких действий, практически срастивших её с этой самой болью.       Хотя нет, конечно, нет. Она не узник Освенцима, не блокадник из Ленинграда и не Джунко Фурута, чтобы сраститься и слиться с этими ужасными ощущениями. Пока что это было относительно терпимо. Терпимо…       На грани обморока Лорн думала: ну, будет он наслаивать удары… Но что дальше? Всё остальное не сможет быстро сойти, всё остальное, все пытки, что она помнила, остались бы с нею следами на коже ещё надолго. Шрамами, стежками, ранами — чем угодно. Но потом мужчина схватил её за руку и, насильно разжав её пальцы, крепко припечатал даптейпом к подлокотнику так, чтобы пальцы были выпрямлены. Через то нарастающий, то утихающий, словно морские волны шум, она услышала негромкое насвистывание, издаваемое им. Окончательно пришла в себя Эмбер только тогда, когда почувствовала что-то холодное, прижатое к подушечке пальца.       — Дай угадаю: ты сейчас наверное проклинаешь меня и всё такое в своей маленькой милой головушке… Но, знаешь, для меня это обычный вторник. Как и возможно для тебя.       Лорн распахнула глаза, концентрируя все свои силы на том, чтобы увидеть. Только не то, о чём она думает. Только не то. Нет…       Маленький стук, и ледяная игла практически как масло сначала раздвинула ткани гипонихия, а потом впилась в плоть вплотную к ногтю.       Сначала девушка ничего не почувствовала, пребывая в шоке, но потом её руку опалило огнём, — да что огнём-то, скорее газовой горелкой, — и всё её тело сковал такой адский коктейль из агонии и ужаса, что Эмбер закричала так, что от собственного голоса заложило уши. Она застучала пальцами по подлокотнику нетронутой руки и ногтями её же впилась в дерево, прибитое к нему сверху, заскребла, застучала ногами по бетонному полу, как будто в попытке выбраться, сбежать, — да что угодно.       Она плакала, едва могла дышать между воплем и плачем, а лицо её скривилось так, что, казалось, скоро кожа окостенеет от напряжения и треснет, после чего отойдёт от лица мёртвыми ошмётками. Она задыхалась, сердце заходилось в таком бешеном темпе, будто собиралось отработать свой срок пораньше и замереть.       Температура ужаса и мучения накалилась до предела, как вдруг…       Ещё стук.       … проломила все возможные рамки и поднялась выше. Мысли пропали.       Эмбер давилась слезами и соплями, уже не в силах кричать в полный голос, но кричала уже она не разумом, а телом, уже не способным адекватно реагировать на ощущения. Она дёргалась, ничем не отличаясь от подвешенного крюками за кожу щенка, которого бьют битой, не понимающего ничего и не способного думать.       Спасением стало кратковременное забвение.       Когда она очнулась снова, она поняла, что от спазмов при крике её стошнило собственной желчью поверх потёкшей на грудь и колени крови. Как мерзко, как унизительно. Даже несмотря на то, что боль была уже подзатупившейся, она была лишь вполовину менее интенсивной, лишь на грани того, что можно было бы хотя бы стерпеть. Хотелось плакать, но слёз, кажется, уже совсем не было, а голова раскалывалась от этого действа. Мама… Отец… Они же её ищут? А в университете… А в общежитии? Её хоть кто-то ищет? Хоть кто-то счёл подозрительным её пропажу? Сколько она вообще тут? Полиция её ищет? Хотя бы как подозреваемую… Пожалуйста, лучше в тюрьму. Лучше в тюрьму. Хоть куда.       Мужчина вернулся. Вторая игла была такой же по длине, но Эмбер заплывающим зрением увидела: она толще.       Вспышка боли. Всё остальное она уже забыла. Всего остального более не существовало. Были только вспышка и очередное забвение.       «Ты такая слабая,» — она не знала, кто и когда ей это сказал. Возможно, она сама про себя так подумала, когда была уже на грани забытья и яви, а, может, это сказал её мучитель, когда уходил. Но эти слава всё вертелись и вертелись в её голове, когда она приходила в сознание. Она не чувствовала руки от боли, гематомы на теле жгли кожу и мышцы при каждом движении. Глаза горели от слёз, жутко хотелось пить и спать. О еде девушка не думала — боялась, что стошнит от одной лишь мысли. Сальные волосы облепили лицо. Горло саднило.       Дальше этих фактов Эмбер не заходила. Она была не способна: мысли всё время расползались, а эмоций уже никаких и не было, кроме равнодушия и животного страха.       Как долго она тут? Секунды казались вечностью, а минуты растянувшимися вселенными.       — И что ты думаешь, Эмбер Лорн, — спустя пару-тройку минут или вечностей мужчина вернулся в помещение через дверь, находившуюся у девушки за спиной. Она задышала тяжелее, и её тело затряслось в надвигающейся истерике. — Мы продолжим на полную? Или ты всё-таки сдашься полиции, приняв вину за убийства на себя?       Она молчала. Заключённая в этом месте, она боялась обоих вариантов, но, наверное… Возможно, может быть, вероятно, то, что с ней сделают, если она выберет первый вариант, будет ужасно, в разы хуже того, что она уже испытала. В этих мыслях изнасилование уже казалось самым щадящим вариантом. Но как она может? Как?..       Настоящий убийца на свободе. Он, вероятно, уже убил кого-то ещё. Или нет. Или сделает это.       Какая разница?       Главное, что убьют не тебя.       — Я вижу, ты всё ещё думаешь. Так вот, даже если ты согласишься, но скажешь полиции правду… Нам ведь совершенно не составит труда найти тебя снова. Думаешь, в СИЗО или у тебя дома будет безопасно?       Эмбер сжала челюсти, зажмурилась, вдруг ощутив ужасную усталость. В это время её мучитель выкатил из-за её спины узкий и длинный металлический столик с несколькими ярусами, стоявший на колёсиках, на котором она, разомкнув от боязни глаза, увидела то, что видеть никак не хотела.       Плоскогубцы, иглы, шприцы, колышки, металлические расширители, банка керосина, зажигалка, ножницы, скальпель, щипцы и зажимы, окровавленные тряпки, молоток, леска…       Ниже второй полки она не могла ничего разглядеть, но и разглядывать не хотела. Ей было ужасно плохо уже от того, что она увидела. От того, что она знала, как это всё можно применить. От того, что…       — Эмбер, — осуждающе тянет низкий, неприятный мужской голос. — Так никуда не пойдёт. Либо ты соглашаешься, либо я продолжаю.       Лорн обессиленно дёргает головой, её силы снова начинают медленно покидать её тело, несмотря на дозу адреналина, выброшенную в кровь. Она исподлобья посмотрела на мужчину, сощурившись и мысленно пожелав ему самой отвратительной смерти.       — Хорошо… — слово похоже на хрип после всех её криков. Мужчина вряд ли её расслышал и понял. Он взял в руки плоскогубцы, и глаза Эмбер в тот же миг округлились от ужаса, она с силой задёргалась на стуле и, надрывая голосовые связки так, что голос дрожал и бился, как стекло, воскликнула: — Хорошо, хорошо, я признаюсь! Признаюсь! Только прекратите! Умоляю!..       Ныне девушка порой касалась своей нижней губы за неимением зеркала. Ощупывала кончиками пальцев, уже не такими чувствительными, но всё ещё улавливающими шероховатости шрама, так похожего на клеймо, и думала: как, наверное, глупо вышло. Да и теперь она как-то слишком часто оказывалась привязанной к стульям во снах из-за этого.

***

      Эмбер сидела в помещении для интервью. Снова между ней и пустым пока что стулом находилось стекло. Конечно.       Она удручённо и нервно смотрела на свои трясущиеся руки, спрятанные под столом. Как назло именно сейчас на неё вновь накатила неуверенность.       Что в ней нашёл Маска? Почему он позволял ей быть рядом, не используя её как возможный рычажок, подкидывал загадки, разговаривал с ней (причём не считал её откровенно глупой!) и намекал на продолжение и кульминацию их совместной игры? Он всегда так активен в своей деятельности или дело всё-таки в… нет, никакого «или». Она не была особенной. А если и была, то лишь в самом печальном смысле: её ошибочно приговорили к казни, и она впоследствии сходит с ума, разрывая своё сознание на две полярные личности. Или не личности вовсе. Себя, например, Лорн едва ли могла назвать таковой.       Ни единой загадки не разгадано, ни единой проблемы не решено. Итог один, вот он, она сама к нему пришла: рассказывать всё и просить помощи. И надеяться, что это прекратится. Но…       В глубине души Эмбер понимала: для Моргена это интересно. Кто захочет остановить эксперимент просто потому, что ножки стула раскачались и одному из объектов на нём неудобно сидеть?       Ведь субъектом она здесь не была явно.       В общем и в целом, картина в глазах Лорн складывалась такая: во-первых, Маска был каким-то иномирным существом, никак не имевшим непосредственной связи с Древней Грецией или Римом. Во-вторых, он получил запрет на контакт с людьми и на носителей после какого-то взаимодействия с Моргеном. В-третьих, её просто наглым образом использовали для того, чтобы получить разнообразие в рутине и поймать шанс на побег. Всё это в своей совокупности не побуждало девушку воспротивиться ситуации. Страх за свою жизнь отходил на второй план, открывая первый какой-то новой больной идее.       Четвёртое, уже из другой оперы, но самое непонятное: слова нечто подводили девушку к тому, что она является лишь частью личности наравне с этим. И было ли тут дело в её шизофрении или иных психических заболеваниях — вопрос, безусловно, актуальный. Пятым фактом оставалось то, что пока что она никак не могла ограничить действия копии просто из-за того, что не имела понятия как.       В том, что у неё в действительности едет крыша, Эмбер сомневалась, но на это надеялась. Лучше купировать проблемы таблетками, чем их игнорированием.       — Надеюсь, Вы не слишком долго ждали, — как всегда произнёс Морген в своей вылизано-вежливой манере. В этот раз Лорн видела, как он открывает дверь и входит внутрь, так что и пугаться его не стала. Да и выглядел он совсем не так, будто его стоит бояться. Разглядывая его сейчас, девушка подметила лёгкую сизую щетину на его щеках, измятый воротничок рубашки и залом кожи между бровей. В остальном его отличал лишь спокойный, холодно-равнодушный взгляд. Эмбер сжала губы в тонкую линию, меняя ход мысли. Не стоит судить книгу по обложке. Она уже знала, что из себя представляет этот человек.       — Итак, давайте сначала Вы расскажете всё то, что хотели сказать, мисс Лорн.       «Мисс Лорн» приподняла брови и сложила руки на столе в замок, чтобы они не тряслись так явно.       — Тогда по порядку, — предложила девушка, начиная рассказ. — Начнём с того, что я буду называть всё так, чтобы никто из нас не запутался… То, что я вижу во снах — это Копия. Она обычно принимает мою внешность, либо внешность моих знакомых. Но, знаете, я лица очень плохо запоминаю, поэтому выходит у неё не всегда, — Эмбер подняла указательный палец, заметив, что Морген хочет её перебить. — Осторожно, я могу сбиться, если Вы меня остановите… Так, вот, о чём это я? Ах да, Копия. Я не уверена, когда я увидела её впервые, но эти сны начались примерно после встречи с 035. Это не просто сны, они безмерно реалистичны и притом в них соблюдается определённый паттерн. Да, паттерн… Сначала сон кажется совершенно обычным, однако быстро проявляется его неадекватная составляющая. И они… Это не сны даже, это как будто то, что я вживую переживаю, потому что я помню почти что каждую деталь так же, как если бы она была замечена мною в реальности. В доказательство этого приведу тот сон, когда меня как обычно разбудили и повели на интервью к М… 035. Она тогда притворилась им и почти убила меня внутри сна. И я чувствовала всё, что она исполняет с моим телом. Если честно, я была уверена, что это не сон. А когда проснулась, меня не отпускало чувство, что я до сих пор сплю, потому что ощущения чересчур схожи с реальными… — Эмбер на пару секунд опустила голову. — Копия говорила, что рядом с Маской я становлюсь жалкой и похожей на собаку. И что мы обе — лишь осколки. Что истинная личность разбилась. Она сказала, что я не должна была существовать. И что она — это не моя выдумка или… — она сглотнула, чувствуя, что вспоминать становится тяжелее. Дословно монолог она не запомнила, а потому передать его было сложно. — Она сказало, что я должна была умереть.       Девушка замолчала на несколько секунд, собираясь с мыслями.       — Это было похоже на фанатизм, если честно. Копия была так увлечена идеей истинной личности, что почти не говорила ни о чём другом. Она назвала себя истинным «Я», можно сказать, главной частью этой самой личности, а ещё в реальности управляла моим телом в попытке убить, — Эмбер подняла голову и посмотрела на Моргена. — Поверьте, я буду только рада, если Вы сейчас скажете, что у меня ПТСР, шизофрения и ДРИ. Честное слово. Я не хочу верить в то, что подсовывает мне сознание. Однако… — она метнула взгляд в зеркальную поверхность окна, заметив там движение. Там отражалась она, доктор Морген и уже знакомый силуэт за ней. Вдруг ощутив себя загнанной в угол, Лорн напряглась, приподняв плечи и сцепив зубы покрепче хотя бы на несколько секунд. — Я ведь её и без снов уже слышу и вижу.       — Прямо сейчас?       — Он такой милый.       — Да, даже прямо сейчас, — Эмбер резко отвернулась, опустив голову. Такого раньше не было. Её начало потрясывать и тошнить с новой силой от мерзкого ощущения присутствия твари. — Итак, что дальше? Уточняющие вопросы? — она сказала это, наверное, чересчур резко.       — Пока нет, ещё нет, — Уильям спокойно открыл папку и разложил на столе два листа из неё. Какой же он медленный. Лорн едва терпела. — Скажите, как она выглядит?       — Белая. Смазанная. Её черты лица каждую секунду меняются. Не могу сказать точнее. Мне дурно.       — Мне остановиться?       — Нет, — Эмбер прикусила щёку изнутри. Она слишком долго держала всё в себе и никак не могла вдруг встать и остановиться. — Продолжайте.       — Тогда… — Морген опустил глаза на бумаги. — Да, Вы правы. У Вас были обнаружены яркие признаки ПТСР, и этот диагноз уже был поставлен Вам мистером Гринвальдом, психиатром, с которым вы ранее работали.       — Понятно, — девушка скрестила руки на груди, едва сдерживая напряжение в плечах от таких реальных касаний липких пальцев Копии к ним. Она заёрзала на стуле. — Но это же явно не всё.       — Вы думаете, я должен рассказать Вам обо всём, мисс Лорн? — Морген повёл бровью, подняв глаза с бумаг на девушку. Той стало ещё более некомфортно. — Впрочем, неважно. В Вашей крови была замечена повышенная концентрация одного соединения, поэтому завтра нужно будет сдать дополнительные анализы, — он сделал небольшую паузу. — Вы в последнее время испытывали признаки недомогания?       Эмбер пусто посмотрела на Моргена в ответ, чувствуя, как изнывает внутри от ощущения белых затвердевающих следов на щеке, оставшихся после омерзительного касания Копии. Как же хочется сбежать с криком, словно от таракана. Это желание никак не удаётся задушить в себе, сколь ни старайся. Хотя она уже знает, что от собственной головы не убежишь. Лорн почесала щёку, однако избавиться от ощущения было тяжело. Капли подобия парафина будто медленно становились металлическими. Глаза забегали по бумагам, не разбирая текста из-за ракурса.       — Не знаю. За исключением проблем со сном, я не думаю, что чувствую себя плохо. У меня только изредка идёт кровь из носа, когда перенервничаю — ну, вы сами видели.       — Скажи… — Копия прошептала-промурчала слово девушке на ухо, и та обернулась.       — Что? — Эмбер наткнулась взглядом на существо в зеркале. Оно распахнуло глаза неестественно широко, заставив пробежать мурашки по спине. Белки глаз были почти что серыми. Как мерзко. Она сцепила пальцы в замке крепче.       — Что избавиться от нас таблетками невозможно. Что искоренить нас невозможно. Что даже после твоей смерти мы будем живы.       Лорн сглотнула, ощущая, как кровь начинает сочиться из лопнувших сосудов носа и стекать по губам.       — Эмбер Лорн?       — Она сказала… Она… — она попыталась что-то проговорить, но у неё начало двоиться в глазах, а язык упорно заплетался, не желая произносить звуки правильно. Нет-нет-нет. Она не должна потерять сознание. — Минуту… — девушка опустила голову над столом, сгорбившись и обхватив её руками. Как там?.. Осколки. Осколки-осколки-осколки. По такой логике она точно такой же осколок, и власти у неё ровно столько же. Она сосредоточилась на том, чтобы остаться в помещении одной, мысленно пытаясь «отодвинуть» нависшую над её сознанием тень, однако на неё тут же начали давить сильнее. Эмбер пришлось приложить все свои силы просто для того, чтобы не вырубиться. Но она не особо понимала принцип данного действия, это было похоже на управление атомной станцией без инструкции, ведь в любой момент всё могло полететь к чертям.       — Как мило. Мило-мило-мило… Неумёха.       Но продержалась Лорн лишь тридцать секунд. После — темнота. Никакой минуты.

***

      — Скажи…       Эмбер задумчиво посмотрела на Маску, продолжая свой вопрос лишь в мыслях. Вслух спрашивать было отчего-то горячо и стыдно.       «Ты ведь заставишь меня когда-нибудь надеть тебя?»       — Об этом ты можешь не беспокоиться, — он подтянул её к себе за руку и усадил рядом. Угловатые пальцы носителя заправили её волосы ей за ухо, а потом стали играться с отросшими прядями. — Какая тебе разница, Эмбер?       Названная возмущённо поджала губы.       — Может, большая, — возразила она, храбрясь. — Я хочу знать, от чего я умру.       — Это знание принесёт тебе успокоение? — теперь Маска говорил так, что по его голосу невозможно было разобрать, о чём именно он думает. Да и лицо его не сказать, чтобы помогало в этом. Рука замерла. — Я знаю, что нет.       — Жаль, — просто ответила девушка, мысленно возвращаясь к тому моменту, когда они впервые встретились. С сегодняшней позиции она была почти что уверена в том, что он желал ею воспользоваться как носителем. И планировал.       — Ты думаешь, я настолько меркантильный? — с напускной обидой в голове пожаловался Маска, возвращая себе более привычную линию поведения. Он скрестил руки на груди.       — Я думаю, ты ещё хуже.       — Как ты жестока.

***

      — Это обязательно? — робко спросила Эмбер, только начавшая завтракать после сданных натощак анализов, и взглянула на Элсона, находившегося в рубке. С утра пораньше он был мрачнее тучи и гонял младших научных сотрудников и лаборантов с таким усердием, что даже Лорн подумала, что он просто мечтает о том, чтобы его уволили. По некоторым причинам. Это было немного странно: ранее она не видела его таким. Или не запомнила.       — Если бы это было необязательно, я бы даже не сказал бы об этом, — съязвил Шон. — Но не-е-ет, доктор Морген не терпит отлагательств… — он потёр переносицу, вздохнул, а потом добавил: — Десять минут на всё про всё.       Лорн печально вздохнула, немного ускорившись в своём поедании риса с овощами. Всё-таки сессия — это не самое приятное ей слово. Особенно после такого сногсшибательного вчера и проведённой под снотворным ночи.       Теперь она определённо должна справиться со всем. Пусть Морген и дал ей понять, что ничегошеньки не собирается делать с её проблемами, множившимися в геометрической прогрессии, она не собирается просто так сдаваться. Первым делом она убьёт собственную шизу, вторым — все страхи в себе. Третье дело было под звёздочкой, и в целом было весьма посредственно мотивировано: разобраться с Маской.       Вернее, ну, как разобраться? Просто понять и его самого, и свои к нему чувства. Пока что они были странными, словно смесь обычного салата с фруктовым, и тому было несколько причин. Первая состояла банально в том, что он был убийцей. Таковых Эмбер не любила и в норме своей презирала. Начать хотя бы с того, что её собственный отец был убийцей (вернее, охотником), и закончить тем, что именно из-за убийств она сюда и попала. Строгая морально-этически обоснованная и законодательно закреплённая заповедь «Не убий» всегда была каким-то базовым постулатом в сознании нормального человека, но с каждым новым витком в её жизни грани морали медленно размывались, и вот уже «Не укради» из правила превратилось в назойливую муху, мешающую лишь постольку-поскольку; но после пыток и тюрьмы насильственная смерть уже перестала восприниматься как что-то из разряда сверхъестественного. Такое случалось сплошь и рядом, а сброшенная с низковатых, но всё-таки небес Эмбер могла лишь смотреть на это, не понимая пока почему так происходит. Если люди всё равно делают что-то запретное и толком не получают наказания (а к смерти их приговаривают лишь в исключительных случаях), то стоит ли ей самой придерживаться правил? А правильны ли вообще эти правила, как бы глупо это ни звучало?       Ясное дело, что да, но подтверждающая иное обстановка, где к людям относились едва ли лучше, чем к животным, на которых тестируют косметику, пыталась свести Лорн к мысли, что убийство (пусть и руками объектов и для «благой» цели, коей она не знала) — это некая норма. Это закономерность жизни.       Так вот вышло и с Маской. Сам факт, что он убивает, она приняла спокойно: такими же убийцами часто были девушки и женщины, встреченные ею в СИЗО. Они смотрели телевизор, они читали книги и ничего, помимо формы и положения в иерархии, не могло намекнуть на то, что они вообще-то когда-то отнимали жизнь. Когда уже она осознала, в каких именно количествах, она хоть и ужаснулась, но как-то…       Вынужденно, что ли?       Она знала другую его сторону. Для неё он в первую очередь был другом. Да, откровенно садистичным, порой грубоватым и не видящим никаких личных границ, даже не человеком, но… И вот тут начинались проблемы. Почему она продолжает желать с ним контактировать? Почему она относится к нему хорошо, смеётся с его шуток, готова язвить в ответ? Почему так?       Впрочем, не так уж и важно. Девушка не спешила расставлять границы или разбираться в собственных мыслях. По рефлексии у неё была твёрдая «F». Вернув опустошённый поднос на тумбу, Эмбер поднялась со стула и решительно направилась в ванную. Умывшись и вытерев лицо, она зачесала волосы от лица и ногтями прочертила между прядями прямой пробор, разделяя их. Пластиковой расчёской, выпрошенной давненько у Элсона, она причесалась, потом немного взлохматила волосы, чтобы они не были особенно прилизанными и вернулась в основную комнату.       Приятной неожиданностью стало то, что существо из её головы более ничего не говорило и не высовывалось. Почему конкретно, Эмбер не знала, хотя очень хотела бы, ведь догадки ни к чему не привели.       Дверь через пару минут распахнулась. Лорн была встречена Элсоном в компании с одним охранником (из чего смело сделала вывод, что более или менее опасной её считать не начали), к которым она вышла без особого страха, но с ворочающимися в груди нетерпением и тревогой. Привычной процессией они вышли в коридор, где воздух показался девушке чуть более свежим, чем в её комнате.

***

      Люди в защитных костюмах смело втаскивали предметы мебели в немаленькое помещение, в которое уже переместили и его, Маску, а если точнее — то на стоящую там поближе к центру почти полную копию его привычного постамента. Как интересно, что Морген решил вдруг сместить место встречи куда-то ещё, подальше от его офиса. Здесь не было такого яркого ощущения тревоги, если судить чисто внешне: стены не изъедены выделениями, краска на них была красивого кремового цвета, отнюдь не желтившего из-за холодного освещения. И Нигредо не был бы удивлён, если бы узнал, что это именно Билл сидел и подбирал его, лишь бы угодить и своим вкусам, и целям эксперимента. А цели были весьма очевидными, настолько, что произношение их вслух было моветоном даже для них двоих.       А, ну и узнать мнение объекта на эту тему, а тот, конечно, не оплошает и озвучит его.       Минуты проходили, человечки прятались за дверью и за зеркальным окном наблюдения, и каждое мгновение всё более подогревало его интерес. Здесь снова был манекен, как же без него, — гадко, но ничего не поделать; на белом пластиковом столе стояли бутылка с водой, кубик Рубика и лист бумаги, вероятно, истоптанный чернилами принтера с обратной стороны. Всё это выглядело как минимум не так, как Нигредо того ожидал. Но рад он этому определённо не был. Объект почти физически ощущал, как Морген пытается прикормить его, словно дворнягу, совершенно не понимая, что собака на деле тут вовсе не он.       Прошло не менее двадцати минут, прежде чем металлическая дверь распахнулась и внутрь вошла Эмбер. Её волосы заметно отрасли с их первой встречи, на руках добавилось шрамов (в чём была и его заслуга в том числе); выглядеть она стала как будто бы чуточку лучше, хотя качественных изменений в её внешности Маска не заметил, посему списал это на простое привыкание к ней. В конце концов, заведи он себе питомца, то точно так же привык бы к нему. Если бы этот питомец жил больше недели, ясное дело.       Первым делом девчонка точно так же нашла его взглядом и, удостоверившись в его нахождении рядом, глянула на зеркальное окно, медленно пройдя к центру помещения.       — Прощу прощения? — подала Эмбер голос, даже сквозь стекло звучавший неуверенно, хоть и не так пугливо, как ранее. — Какие-то инструкции будут? — она наклонила голову, в нетерпении сжимая свои руки в серых перчатках в кулаки и разжимая несколько раз подряд.       — Действуйте как Вам угодно, — в ответе Уильяма слышалась его привычная убогая улыбка. Как бы он ни пытался казаться дружелюбным или малоэмоциональным, даже так Нигредо чувствовал его нетерпеливость и интерес. Какой же он мерзкий — объект был знаком с сотнями, если не тысячами точно таких же особ, на деле не имеющих ничего из интересов или черт личности. Таких даже в носители брать было неприятно: едва ли была разница между ними и манекенами.       — Оу, — Эмбер обернулась на Маску, остановившись так на пару секунд, а потом подошла к постаменту. Нагретые теплом рук перчатки прижались к стеклянной поверхности, пока она осматривала крепёж. Он был немного иным, но она уже через несколько секунд разобралась и распахнула боковую грань, которая отделялась от куба не полностью, как могла верхняя, а лишь на верхние три четверти. То ли аквариум, то ли птичья клетка. — Привет, — негромко сказала девушка, снимая его с внутренней стойки, аккуратно, словно драгоценность, как и полагалось. Чернильно-чёрные выделения тугими каплями скатывались с белого лица и пачкали перчатки, медленно начиная пропитывать верхний слой. Следя за тем, чтобы не задеть края стеклянного склепа, Лорн вытащила его из куба и кинула взгляд на манекен, мысленно строя маршрут — лишь бы не споткнуться. Нигредо это несколько льстило. Хотя как будто бы не должно, всё-таки, он любого человека мог бы убедить сделать точно так же.       Через пару мгновений он вдруг осознал, что словосочетание «точно так же» здесь не валидно. Она это делала не из желания кому-либо угодить и не из внушённой чужой воли, а исходя из своих собственных убеждений.       Несколько осторожных уверенных шажков, и его помещают на стеклянную черепушку.       — Очередной день, когда я радую вас всех своими бесконечными историями, — Нигредо поднялся на ноги и начал обходить Эмбер по кругу, деланно изучая её внешний вид, пополнившийся парой таких же светлых предметов одежды. Он приложил руку к подбородку и обернулся на окно. — А это у нас тут вечеринка белого цвета сегодня? Прошу прощения, кремового, — он со скептицизмом ещё раз окинул взглядом помещение, подчёркивая это движением головы, но потом подошёл к столику и поднял бумагу. Она оказалась девственно-чистой и плотной, не офисной, рядом с ней проявились прикрытые тенью от бутылки карандаш мягкости 2B и ластик, оставленные как бы с намёком опорочить бумагу. — Так вот, вы ошиблись, мне чёрный нравится.       Потеряв к предмету интерес, он положил его обратно на стол, после чего взял кубик Рубика и показательно сел на софу.       — Не волнуйся, это Морген просто с ума сходит. Садись, — Маска обратился уже к Эмбер, даже похлопал рядом, мол, давай, не стесняйся. Ей ничего не оставалось, кроме как присоединиться к нему и скромно опуститься рядом, после чего снять перчатки и положить их на подлокотник. — Итак, какие у тебя новости?       Его собеседница пару раз непонимающе моргнула, но быстро пришла в себя.       — Ты не знаешь?       — Если бы я знал, я бы не спрашивал, — усмехнулся Маска, начиная крутить стороны цветного кубика. С помощью манекена это было делать достаточно неудобно, всё-таки эти стеклянные шарнирные пальцы не чета податливым и подвижным пальцам человеческой руки.— Но если хочешь, я просто молча узнаю.       Эмбер смутилась.       — Я с ума схожу, — пробормотала она, едва не вызвав у Нигредо смешок.       — Да ты что?       — Да.       — Вот как.       — Да.       — И ты хочешь знаешь моё мнение? — он дождался кивка, после чего продолжил: — Я ничего такого не заметил. Если твоя проблема в голове, то это только потому, что кто-то арендует у тебя пару отделов головного мозга. Так что, — он подкинул в воздухе кубик Рубика, почти полностью разобранный, отчего Эмбер вздрогнула и на миг распахнула губы, чтобы тихо пискнуть. — Тебе не стоит так думать. Что-то ещё?       — Не совсем.       Нигредо глянул на неё и вдруг оказался в ворохе сумбурных мыслей о каких-то исследованиях её тела, совершенно точно никак не связанных с ним. Он сразу отмёл вероятность обычных болезней — Билли бы просто наплевал на них, ведь здоровье расходницы ни коим образом не влияет на эксперимент до тех пор, пока она способна ходить и говорить. И он бы точно не делал лишней работы, если бы не надеялся, что это как-то связано с тридцать пятым.       Интересно выходит: тот ещё сам ничего не сделал, а Морген уже настроил теорий и наделал лишних действий. Как забавно.       — Понятно, — объект сделал ещё пару оборотов граней кубика Рубика и протянул его Эмбер, которая до этого следила за ним взглядом. — Смогла бы собрать?       Та удивлённо посмотрела на протянутый им предмет своими тёмными глазами, после чего неловко посмотрела на лицо Нигредо.             — Я так не думаю.       — Но ты бы хотела научиться?       — Не знаю, — неопределённость Лорн немного раздражала. Но вот Маска немного дёрнул рукой, и она всё-таки приняла кубик, осторожно обхватив его пальцами-паучками. Она неспешно рассмотрела каждую из сторон, после чего начала пытаться крутить грани. Объект прекрасно видел ошибки в её действиях, они, тем не менее, были типичными для человека, ни разу не бравшего эту головоломку в руки. Но стоило признать: Эмбер анализировала собственные ходы и действительно пыталась разобраться с тем, как кубик работал.       — Я был в числе тех первых, купивших bűvös kocka в 97-м в Будапеште, и в первые же дни изучил основные алгоритмы для сборки. От скуки.       — Это… Это ведь в Европе? — Эмбер неуверенно посмотрела на него на пару мгновений, а после, дождавшись снисходительного кивка, продолжила своё бесполезное занятие. — Ты часто в ней бывал, не так ли?       — Да, тебе что-то интересно?       — Ну-у, — Лорн попыталась собрать свои мысли в кучку, опустив руки на колени и приняв своё поражение на этом поприще. Несмотря на это, она явно была воодушевлена ответом Нигредо, что не могло не погреть его самолюбие. Она протянула ему кубик. — Ты раньше говорил, что и в 17-18 веках там был. Ты застал лично всех тех известных творцов? Бернини, Борромини, делла Порта? Караваджо, в конце концов!       — Я смотрю, кому-то нравится барокко? — Маска принял вещицу и начал лениво прокручивать грани, стремительно восстанавливая порядок цветов куба. Алгоритм Бога из 20 шагов. Для него это было не более, чем разминкой, чего нельзя было сказать о Лорн: разница в опыте сказывалась в разных мелочах, но здесь показательно оголялась. — Было дело. Но, поверь, Эмбер, это совершенно не те люди, которыми стоит восхищаться. Их навыком и их творениями — да, но не ими самими. Вы привыкли романтизировать то время, но… — он поставил кубик Рубика на столик и развёл руками. Ни Италия, ни Испания, ни Фландрия семнадцатого века при нынешнем рассмотрении не казались цивилизованными или хотя бы приличными странами. Впрочем, Нигредо и раньше не рассматривал их в таком ключе. — Вообще-то там было уж точно не «вау». Почти все известные сейчас архитекторы и художники прошлого были либо сумасшедшими, либо пьяницами, либо суицидниками.       — Ну… — Эмбер неловко опустила глаза на обтянутые белой тканью коленки и пожала плечами. Она явно не сочла это особой проблемой. Ну что за прелесть? Объект несколько секунд молча рассматривал её всё более и более заливающееся неловкостью лицо, прежде чем продолжить.       — Я виделся с Франческо Борромини, — всё-таки ответил Нигредо, пожелав ввести в разговор очередную свою историю. — Единственный, в ком я почти не разочаровался. Он всегда работал медленно и вдумчиво, вкладывая в скульптуру всего себя, в отличие от его конкурентов… Он, видишь ли, любил делать качественно. Однако из-за его медлительности и дотошности его заказчики быстро теряли терпение и отказывались от его услуг, и, в конце концов, он впал в глубокую депрессию и завершил свою жизнь долгим и весьма… мучительным способом суицида, — Маска довольно глянул на Эмбер, слушавшую его как проповедующего Иисуса. — Когда мы с ним разговаривали, его раз за разом уносило в самоуничижение. Он говорил, что не видит никакого смысла в своей жизни, после работы над Фельконьери. После нашей краткой встречи он заперся и принял решение окончить свои страдания. Жаль, конечно. Вокруг него было столько… безалаберных и готовых на всё ради денег, а вместе с ними, конечно, и власти скульпторов, что его бедное сознание просто не выдержало такого натиска.       — Я надеюсь, что в этом не было и твоей вины тоже, — Лорн мельком глянула на Нигредо, но тот невинно поднял руки носителя.       — Ни в коем случае. Как ты могла помыслить даже?       — Кое-кто слишком многих в могилу свёл.       — В таком случае, — объект указал на бумагу и карандаш, и Лорн вздрогнула, поняв намёк ещё до того, как просьба была высказана вслух. Но оттого, насколько эксцентрично невовремя он ввёл это в их болтовню, она впала в лёгкое непонимание. — Не хотела бы ты запечатлеть одного жестокого и меркантильного убийцу?       — Даже не знаю, — она посмотрела на бумагу так, словно та могла убить её, что непомерно рассмешило Нигредо. Он откинулся на спинку софы и развёл руками.       — Нет, ну, я же не заставляю! — он хихикнул. — Мне ближе по духу масло, но тут его днём с огнём не сыщешь.       — Я маслом и не умею… — в конец растерялась Эмбер, но через пару секунд взяла бумагу в руки и покрутила её в руках, оценивая качество (это оказался обычный дешёвый ватман, как объект и предполагал), потом осмотрелась, — не рисовать же на воздухе или коленках? — но ни планшета, ни этюдника здесь всё-таки не было. Был вариант использовать стол, но тот был низким. Некоторое время под наблюдением Маски она прикидывала все плюсы и минусы разных вариантов, но в конце концов приняла решение: отодвинув столик на несколько метров от софы, Лорн просто опустилась на пол перед ним, по-японски поджав ноги под себя. Она поставила бутылку с водой на пол, чтоб не мешалась, положила лист бумаги на стол, а потом тут же дёрнулась, чуть не упав, лишь бы поймать покатившийся карандаш. Сделай она это секундой позже, и тот встретился бы с прохладой бетона. С этого ракурса Эмбер выглядела как маленький суетящийся воробей. — Смешно тебе… — проворчала девушка и смутилась, услышав хихиканье.       — Безмерно, — Нигредо довольно усмехнулся. Давно его не рисовали. И давно он не бывал в подобной абсурдной ситуации. Не было нужды смотреть в зеркальное окно, чтобы понять, как происходящее выглядело со стороны. Он был уверен в том, что для Моргена он кажется сейчас таким же, как обычно: нарциссичным, самовлюблённым и далее по списку все остальные эпитеты, присущие его поверхностному облику. Хотя на деле он не особо-то желал быть запечатлённым в таком уязвлённом и жалком положении, находясь в клетке даже без нормального носителя. Но на всё стоило смотреть рациональнее, не через призму собственного колкого самолюбия; на возникшую и высказанную вслух просьбу причина была даже не одна. Первая состояла в том, что ему банально было нужно продолжать гнуть свою линию поведения, чтобы не насторожить Моргена, уже бесцеремонно потянувшего свои наглые руки в сторону повторного изучения его воздействия. Мужчине было явно тесно в своей должности, если судить по тому, как много он хотел сделать за раз и как мало ресурсов было в его распоряжении. Ну, как мало? «Мало».       Вторая причина сидела на холодном полу, игнорируя все неудобства, и вытягивала свои тонкие ручонки вперёд, хмуро высчитывая пропорции лица Нигредо с помощью остро наточенного карандаша. Он не мог не попросить её, ему было крайне печально смотреть на угасающий талант и заставать в её мыслях и воспоминаниях попытки нарисовать хоть что-то на этих жалких офисных листах, портящихся от одного лишь взгляда на них, глушащих контраст и поглощающих всю глубину цвета. Несмотря на произошедшие события она продолжала изредка пытаться. Её глупые стихи, её несоответствующие реальности из-за когнитивного искажения рисунки… Это же так бесконечно отражало и оголяло всю её суть, что не умилиться было грехом. Правильно говорят, что художников творят мучения. Нежно любимый объектом Гойя был тому подтверждением.       Нигредо и сам умел писать в графике достаточно хорошо, чтобы считаться профессионалом академического рисунка, однако сам себя художником не считал. Он был актёром, писателем, да кем угодно, но в этой стезе он себя никак не видел. Изучал, да, но лишь чтобы лучше понимать чужие работы и анализировать их.       Несколько минут, наполненных мыслями, прошли в гробовом молчании, пока Эмбер прикидывала расположение рисунка на холсте и рублеными движениями высекала основные пропорции, словно из камня. Поначалу она в мыслях жаловалась на то, что лист слишком маленький, что ластик чересчур жёсткий и грубый, что ей неловко рисовать, когда на неё кто-то смотрит… Но потом всё это медленно сошло на нет; объект, хоть и честно слушал её жалобы, никак на них не отвечал. Он был занят кое-чем другим.       В процессе рисования, начавшегося с компоновки, когда Лорн вытягивала руку и мерила пропорции с помощью карандаша, забавно щурясь и прикусывая губы, Нигредо подметил, что её сознание будто естественным образом очищается от лишнего «хлама» и становится чище, структурированнее. Правильнее. Это показалось ему занятным, в конце концов, он и ранее замечал подобную тенденцию у художников (да и что уж таить, у многих других людей искусства тоже), но уж точно не такую выраженную. Пока творец занят своим делом, обычно его мысли текут плавно, размеренно и честно, но не более. А тут…       Конечно, в этом сыграли роль и изменения в мире. Эмбер вспоминала песни, которые теперь было найти и прослушать в разы проще, имей ты подходящий предмет, вспоминала в деталях, какие не могла бы запомнить только с личных выступлений. Был в этом и свой шарм: оказывается, ей нравились мюзиклы. Маска к ним особой яркой любви не питал, хотя и мог назвать некоторые музыкальные постановки трогательнее обычных. Их рассвет во всей своей красе он застал и впоследствии активно впитал в себя все хиты, однако быстро ими пресытился.       «The person who I was       On the day you and I met       Was deeply ashamed of who she had become       So deeply ashamed of what she'd done.»       Чисто и приятно вился в мыслях Эмбер женский голос, повторяя какую-то прослушанную десятки раз и уже заученную песню. Нигредо даже не заметил, как отвлёкся из-за этого от постоянного мучительного размышления и перешёл в простое любование. Но не сказать, чтобы мелодией, словами или смыслом отрывка этого мюзикла или его целиком. Кое-чем иным.       Лорн выглядела сосредоточенной. Она пристально рассматривала его между теми моментами, когда опускала глаза на обрез ватмана и вырисовывала на том детали его лица. Это было неожиданно приятно, пусть ему и без чужих подсказок было ясно, откуда брались у её внимания корни.       — Кстати… — в её размеренно плывущих на фоне мыслях неожиданно всплыла табличка, находящаяся по сей день у входа в камеру тридцать пятого. Девчонка вновь посмотрела на Маску. — А что… что значит «Кэтер»?       — Кетер, — на автомате поправил он её, думая о том, как лучше объяснить ей.       Эмбер всё-таки давно собиралась это спросить, должно быть, с первого их разговора по рации или даже с её появления здесь, тогда ей впервые пришлось встать у входа в камеру содержания какого-то объекта. Но странно, что тогда она не задала данный вопрос Элсону: у них же, судя по её мыслям, относительно хорошие отношения?       Что ж, откровенно врать по какой-то причине не хотелось.       — Содержать сложно, — Нигредо ответил ей лукавым взглядом. — А отпускать опасно.