Руководство по приготовлению бич-пакета

То похмелье неделю назад Юри не забудет никогда. Благо, на родину не рвало. В суете первых после каникул дней ноябрь подошел к концу, и только 28 вечером Юри осознал, что у него вообще-то завтра день рождения. Домашка по физике была мигом забыта, а в голове созрел план, как отпраздновать. Виктор в тот вечер, когда зашел на чай, хотел и на Красную площадь и на Арбат и еще куда-то… Они могли бы сходить вместе и ребят тоже позвать. Контактом Виктор пользовался постольку-поскольку, даже онлайн был пару дней назад. Вряд ли, если Юри сейчас ему напишет и спросит, свободен ли он, Виктор сразу же ответит. Виктор и его гулять день в день позвал, и Юри было принято решение отложить это до завтра. Физика была сделана кое-как, на отъебись – сосредоточить внимание на чем-то другом кроме следующего дня представлялось невозможным. Усидеть на месте, впрочем, тоже. Даже к ночи мозг Юри не угомонился. Вертелся он до упора и уснул, только когда до подъема в школу оставалось пару часов. Сон был тревожным и некрепким, и с первым звонком будильника, Юри вытряхнул себя из кровати. Атмосфера дня рождения не ощущалась от слова совсем, единственным именинным желанием было вернуться обратно в постель. Увы, однако, первым уроком стоял русский, а на него опаздывать грозило неутешающими последствиями. Вымелся из дома Юри даже раньше положенного, но все равно расцелованный родителями в обе щеки, с пожеланиями хорошего учебного дня. Мама пообещала купить к вечеру какой-нибудь русский торт. Юри вяло отблагодарил родителей и махнул на прощание, закрывая за собой дверь. Уже у ворот школы, он раздумывал над подходящим моментом для того, чтобы позвать Виктора гулять. Сфотканное ранее расписание все еще хранилось в телефоне, а потому Юри был известен первый урок 11«А». Однако подходить прямо к их классу казалось довольно сомнительной затеей – Юри с большой вероятностью соберет немало недоуменных взглядов. Виктор тем не менее никогда не страдал нехваткой инициативы, и именно он выловил Юри прямо у входа школу. В который раз. – Юри! Привет, пошли покурим, – без излишних прелюдий, Виктор закинул руку Юри на плечо и направился в курилку. – Какой у тебя первый урок? – он достал сигареты и уже привычно протянул их Юри. – Русский, – вытянув одну, Юри тяжело вздохнул, и дал Виктору ему прикурить. Этот обряд первой утренней сигареты стал такой приятной рутиной, что утреннее разбитое состояние улучшилось. Общение с Виктором в целом улучшало жизнь в России. Юри счел это самым, что ни на есть, подходящим моментом, но решил умолчать о поводе для прогулки. Врожденная японская сдержанность – сдержанность Юри – не позволяла быть жадным до внимания. Когда-нибудь Юри скажет об истинной причине, но точно не сейчас. Затянувшись поглубже, Юри собрался с мыслями. – Виктор, не хочешь погулять сегодня после школы? – сказано это было скороговоркой, а пульс превысил лимит толчкообразных колебаний в секунду. Виктор возвел глаза к небу, явно пытаясь вспомнить, что у него запланировано на день. Удивительно, но для такого раннего утра выглядел он очень даже бодрым, по сравнению с Юри, на которого сейчас без слез не взглянешь. Виктор выдохнул дым через нос и, наконец, отрицательно покачал головой. – Сорри, сегодня с Валенком свиданка. И продолжил расслабленно курить. Юри не ожидал отказа. Даже не задумывался о том, что у Виктора могут быть какие-то свои дела в его день рождения. Планы Виктора сравняли с землей планы Юри. Какой-то каламбур, но смеяться отчего-то не хотелось. Юри уже видел, как придет после школы домой, задует свечи, загадает желание, которое никогда не сбудется, получит еще порцию объятий от родителей, поговорит с Мари, Юко и Такеши, а потом засядет за домашку. Юри не обесценивал любовь и заботу родных, но по расписанию его шестнадцатый день существования на Земле должен был быть проведен с Виктором в прогулках по Красной Площади, Арбату и всем остальным обязательным для посещения местам, упомянутым им самим. – А… ну, ладно. Больше слов не находилось. О дне рождении можно было уже не заикаться. Да и в целом непонятно, о чем говорить. Виктор тоже ушел в себя. Юри стало не по себе, и он спешно докурил сигарету, чтобы трусливо сбежать от неловкости. – Эм, мне уже пора, не хочу на русский опаздывать, – он замялся перед тем, как покинуть курилку. – Правильно не хочешь. Увидимся в столовке, – Виктор улыбнулся и уткнулся в свой телефон. Виктор был очень отстраненным, и это никак не вязалось с его поведением в тот роковой вечер, когда Юри прочитал ему Ахматову. Еще вчерашнее предвкушение покрылось вязкой тиной и ушло на дно болота. Теперь это казалось просто глупым и наивным. Скорее всего, Виктор был пьян тогда, а Юри и вовсе не имел значения. Ахматова аналогично может идти куда подальше. День рождения отменяется. Обида влекла за собой излишнюю драматичность, но было по-детски обидно. В день варенья обычно все должно быть согласно хотелкам именинника, а Юри снова стал исключением из правил. Как и в самый первый раз, выкуренная сигарета оставила после себя одну лишь тошноту и никакого спокойствия. На урок Изольды Тихоновны он успел, но та была явно не в настроении. В класс зашла молча. Так же молча, не отпуская никаких комментариев, написала число на доске и, назвав страницу учебника, начала урок. Создалось впечатление бомбы замедленного действия. Все в классе лишь надеялись, что рванет не на их веку. Однако на авось полагаться себе дороже. – Кацуки, – Юри дернулся, отрывая взгляд от учебника, до этого момента тщательно изучая правило, – будь добр, просвети нас, как обособлять деепричастный оборот. Юри встал из-за парты, судорожно напрягая мозги, стараясь хотя бы вспомнить, что такое деепричастие. Следует отдать Генгене должное, ждала она довольно долго по ее меркам. Но все мысли Юри до сих пор были заняты Виктором, и деепричастным оборотам там абсолютно не было места. Он так и не нашёлся с ответом. – Ну что ж, спасибо большое за исчерпывающее объяснение, Кацуки. Петренко, поднимайся, есть что добавить к ответу своего одноклассника? Петренко, который тоже не отличался глубокими познаниями русского языка, не ожидал такого перевода стрелок и поэтому был застигнут врасплох. – Н-ну, деепричастный оборот всегда выделяется запятыми в предложении. Изольда Тихоновна кивнула. Юри оставался смотреть перед собой. Испуг немного притуплялся расстройством – в конце концов никаких новых оскорблений Генгена не сможет выдать, ибо уже большинство было испробовано на Юри. Едва ли хоть что-то сейчас сможет его задеть за живое. Как же он ошибался. – Вот, уже что-то. Благодарю, Петренко, – тот выдохнул и уже собирался сесть на место, – куда садиться, постой еще немного, целый день сидеть будете, или все, уже ноги не держат? Они с Юри вдвоем остались стоять посреди класса. И пусть Юри точно знал, что достанется только ему одному, бедняге Петренко просто не повезло быть на подтанцовке. – Кацуки, ты запиши, может, чтоб, наконец запомнить, а то ведь своей головы на плечах, к сожалению, нет, – она смотрела в упор на него, – расскажи нам тогда, пожалуйста, что такое деепричастие? Юри очень хотел бы знать это. Но из-за такого количества глаз, обращенных сейчас на него, не было и шанса, что он банально свое имя вспомнит. Несмотря на все старания убедить себя, что хуже просто быть не может, паника предательски скручивала узлы в животе. Руки начинала бить дрожь, а дышать приходилось маленькими глотками спертого воздуха. Самовнушение казалось вселенским заговором. Вопросы продолжали перетекать от Юри к Петренко. Вот только Петренко, в отличие от Юри, знал хотя бы что-то. Оправдание, что Юри впервые столкнулся в этом году с правилами русской пунктуации, Генгену, как и обычно, не волновало. Ничего сверх оскорбительного она не говорила, даже голос не повышала, но и не отставала ни на минуту. Она спрашивала с Юри правила, но совсем не давала времени ответить. Это было сродни китайской пытке водой. Отчаянно хотелось молить о том, чтобы это прекратилось. Поставить уже два, а не позорить перед всем классом хотя бы один раз в году, когда снисхождения и тепла хочется больше всего. Вопросы так и лились непрерывным потоком ржавой воды из прогнившей трубы. Началось все с деепричастий, а закончилось причастными оборотами, причастиями, разницей между причастиями и деепричастиями. Да пропади они пропадом. Кому они сдались, когда ебаный язык был на коленке освоен за полгода; когда слов связать не можешь; когда боишься лишний раз заговорить, чтобы не сделать ошибки. От несправедливости мира, от доебавшейся Изольды Тихоновны, от гребаного Петренко, который мог изъясняться на русском, от Виктора, у которого свиданка сегодня, вгляд начали застилать слезы. «Почему сегодня?» Как будто Юри много в этой жизни просил. Как будто он не старался изо всех сил нагнать программу. Как будто не сидел днями и ночами над учебниками. Как будто был неискренен с Виктором. – Кацуки, ты что-то совсем распустился в последнее время. Даже Петренко, этот балбес, самый отстающий в классе, что-то знает. А ты еще хуже него. Позоришь своих родителей. Ты что вообще тут устроил? Совсем совести нет? Я трачу время класса, чтобы уделить внимание такому разгильдяю, как ты. А Юри все. Слезы катились градом по щекам. Себя стало чрезвычайно жалко. Да он сам виноват. Во всем. И что о дне рождения заранее не предупредил, и что вчера пинал балду, как влюбленный придурок. Слишком многого он просит. – Завтра чтоб весь класс пришел после уроков писать дополнительное сочинение, – она обвела взглядом всех присутствующих. – А ты, Кацуки, вон из моего класса. Собирай вещички и отдыхай дальше в коридоре. И дневник мне на стол. Юри мгновенно отнес Изольде Тихоновне свой дневник, так же стремительно сгреб вещи в рюкзак и вышел из класса. – Всего доброго, – прилетело ему вслед. Громко хлопнув дверью, не намеренно, Юри, не чувствуя под собой ног, пошел прочь от кабинета русского. Спустился на этаж ниже и сел на банкетку в самом конце коридора. Юри разрыдался в голос, но изо всех сил давил плач манжетой рубашки. Тело сотрясала крупная дрожь, дыхание пошло по пизде. Его скулеж наверняка был слышен в другом конце коридора. Как же было хреново. Неловко. Стыдно. Унизили при всем классе. Чуть ли не пол урока так простоял. Виктор занят сегодня. Юри не вправе на него за это обижаться. Нормальные люди заранее о таком договариваются. Как это сделали Виктор с Валей. Мысли о Вале заставили течь слезы еще яростней. Правый рукав уже стал мокрым и сопливым, пришлось заменять левым. Виктор ведь даже ее валентинку хранит. И водку глушил прямо из бутылки, когда с ней поссорился. Конечно Валя ему дорога. Понастроил себе воздушные замки. – Кацуки? Юри скоро будет ненавидеть свою фамилию. Подняв взгляд, Юри увидел Юру Плисецкого. Тот стоял перед банкетной, на которой очень удобно расположился Юри, и оценивал его состояние угрюмым, почти осуждающим взглядом. – И че ты тут разревелся? Заполярные голуби так не орут, как ты тут рыдаешь. Только этого Юри не хватало. Надо было идти в туалет. Очень опрометчиво было разводить истерику в коридоре. Хорошо хоть Плисецкий на него наткнулся, а не кто-то другой. Тот же Виктор, с его-то частотой прогуливания уроков. – Але, Кацуки, оглох что ли совсем от своих поросячьих визгов? Он хлопнул Юри по плечу, мол, давай двигайся, чего расселся на пол скамейки, и сел рядом. Юра продолжал раздраженно смотреть на икающего и хлюпающего носом Юри. Перестать дрожать никак не получалось. – Да рожай уже что-нибудь, ну еперный театр, я не собираюсь ждать вечность, пока ты вспомнишь, как нормально разговаривать, а не хныкать на всю Ивановскую. Юри судорожно вздохнул. – День просто не очень, – утер покрасневший нос ладонью, – тебе не нужно меня ждать, иди на урок. – Ты стебешься или да? Сейчас бы каждый тут потоп устраивал из-за плохого дня, – он оглядел Юри, немного скривив лицо. Видок наверно у него был крайне живописный. – Давай уже, блин. Я прогуливаю, послушаю твое нытье, все равно нехуй делать. В покое его не оставят. Ну и ладно. Пусть слушает раз хочет. – Сегодня мой день рождения. – Ну ахуеть теперь, че, давай вместе поплачем. У вас в стране восходящего аниме так принято? Юри не посмеялся. Даже не улыбнулся. Покачал головой на полном серьезе. – Нет. Плисецкий, удивительно, молчал. Юри таращился остекленевшим взглядом в пол. – Изольда Тихоновна на уроке спрашивала, – снова сдавленно сглотнул, ибо слезы душили и не давали нормально говорить, – но я не смог ничего сказать, и она меня выгнала. Плисецкий раздраженно цыкнул и тряхнул головой. – Нашёл из-за чего сопли свои по перилам развешивать. В ответ ему отозвалось едва слышное «угу». – И это все поводы для слез? – Юра откинулся на спинку банкетки, складывая руки на груди. Рассказывать о Викторе… не очень хотелось. Поэтому Юри вяло кивнул. – Да пиздишь, давай, выкладывай. Юри не поддавался. – Бля, Кацуки, твоя невъебенная тайна умрет со мной. Че у тебя стряслось? Я ж не просто так тут сижу, слушаю твое невнятное лепетание. Юри глубоко вздохнул, потерев лицо ладонями, силясь очухаться. Скептицизм и бесцеремонность Плисецкого действовали, как ни странно, умиротворяюще. – Ну… – он отнял руки от лица, иначе Юра его точно вздернет где-нибудь, – я хотел позвать Виктора погулять после школы, но у него уже есть планы. Юра нахмурился. – Он отказал, зная, что у тебя днюха? Юри вновь отрицательно мотнул головой. Стыдно, к слову, не было. – Ну так, а че ты тогда? Что ж ты заранее не сказал, что хочешь сабантуй собрать. Юри и сам не знал. Дурак потому что. – Не знаю. – Ну пиздец, Кацуки, это ты вот из-за Генгены и Никифорова так сырость развел? Ну дела-а… Юра укоризненно покачал головой. Юри выглядел жалко – сидит ревет в коридоре школы. Действительно расклеился. Некоторое время они провели в тишине. Юри старался успокоиться и перестать икать. Все-таки хорошо, что Юра его обнаружил. Мир больше не зацикливался на Генгене и Викторе. Конец света миновал. В рюкзаке Юри нашарил пачку салфеток и высморкался. Лицо Плисецкого в этот момент не поддавалось описанию. – Фу, блядь, Кацуки, ну ты пиздец, конечно… Юри кивал, в промежутках между сморканиями. – И не говори. Юра, казалось, истратил весь свой запас негодования и теперь просто недовольно фырчал и пыхтел. А Юри даже не пытался заполнить тишину, и так было нормально. – Ну и… сколько тебе стукнуло? – спрашивая, Плисецкий отвернулся к окну. – Шестнадцать, – Юри откинулся на спинку банкетки. Так дышать стало куда проще. Юрка промычал. – С др тогда тебя. Всего там хорошего, ну ты знаешь. Юри не знал, но представлял. Хорошее сейчас действительно не помешало бы. – Спасибо, Юрио. Тот резко повернулся к Юри и замогильным голосом произнес. – Чего? Юри, дернувшись от такого тона, в ужасе уставился на Плисецкого. – Э? – японские междометия вырвались сами собой. – Ты как меня, блядь, сейчас назвал? – если бы Юра мог шипеть, то точно бы зашипел и еще на дыбы встал. – Ю-... Ю-юрио, – сам Юри даже и не обратил внимания, что исковеркал имя на японский манер. Плисецкий вскочил на ноги и пригрозил пальцем прямо перед лицом Юри. Юри лишь надеялся, что до кровопролития дело не дойдёт. – Только попробуй меня еще раз так назвать – пизды дам, – дождался, пока Юри заторможенно кивнет, и только потом отошел и начал сердито удаляться по темному коридору, тихо бормоча себе проклятия под нос. Юри уловил только красноречивое “охуели уже совсем”. В этот момент как раз прозвенел звонок с урока. Надо было идти на историю. Юри еще раз насухо вытер глаза, поднялся и пошел к лестнице, в том же направлении, где пару минут назад скрылся Юрио.

***

Оставшиеся уроки прошли мимо Юри. В конце дня он только зашел в кабинет русского и забрал свой дневник. Благо, Изольды Тихоновны там не было, но ее дежурные сказали, что она оставила дневник на столе. Уже дома, отмечать настроения не было совсем. Мама, как и обещала, купила торт, «Наполеон» вроде назывался. Вкусный, ничего не сказать. Но Юри и куска не осилил. Размазывал свой маленький квадратик по тарелке и щербал горячий чай. Мама не понимала, в чем беда. Папа пришел ближе к вечеру, к этому времени Юри уже ответил на поздравления от Мари, Такеши и Юко. Созвониться по видео договорились на выходных. Разница во времени приносила огромный дискомфорт. В интернете Юри обнаружил такую потрясающую вещь, как готовые домашние задания, и русский подчистую был списан. Учебники русского и самоучители вообще хотелось собрать в кучу и сжечь во дворе. Состояние походило на то, когда они только переехали в Москву. Мозгом Юри понимал, что Виктора привязать к себе не мог, и в его обидках нет никакого толка. Но одиночество съедало изнутри. Все эти оскорбления, запрятанные далеко и надолго, обиды, недосказанности, невысказанности собирались, как крошки грязной тряпкой на обеденном столе. Но Юри же не мог впитать абсолютно все, его нельзя просто взять и заменить, как старую, зловонную тряпку. Самооценка пробила черт знает какое дно. Не было бы так паскудно, если бы не день рождения. Самоистязания дошли до абсурдной степени, когда Юри начал винить свой день рождения, дату которого невозможно было спланировать 16 лет назад так, чтобы у Виктора выдалась свободная минутка на празднование с Юри. Юри откинулся на подушки. Хотелось обнять Маккачина. Он был единственным созданием в этом мире, который ни разу не заставил Юри расстраиваться. Хотя бы просто провести по его пушистому и мягкому меху руками. Зря он, конечно, подумал о Маккачине. Ведь Маккачин был собакой Виктора. А Виктор был на “свиданке” с Валей. Думать, чем они там занимаются совсем не хотелось. Хотелось опробовать стены комнаты на прочность своей головой, может, мысли все наконец исчезнут из дрянной черепной коробки. На часах девять вечера, но ни на что не было настроения. Поэтому, повернувшись на бок и бесцельно листая ленту контакта, Юри так и уснул: с телефоном в руках, в очках, с несостоявшимся днем рождения и горечью на душе. Россия была не прохладной, Россия была заледенелой. Прямо как глаза Виктора.

***

Следующий учебный день был куда спокойнее. Генгена выпустила вчера пар и больше ни до кого не докапывалась. А Виктор больше не мог отказать Юри в “пойти погулять” потому что: первое – Юри не предложит, а второе – двух дней рождений в году не бывает. Ебнутые проблемы требуют ебанутых решений. Пусть неконтролируемая истерика и прошла под тщательным присмотром Плисецкого, уныние осталось и в ближайшее время никуда деваться не планировало. Выглядел Юри в принципе как обычно – никаких синяков под глазами, со стенкой не сливался, давление тоже пребывало в норме. Только вот внутри попеременно велись то боевые действия, то заключался пакт о ненападении. Воевал он мысленно с Виктором. Мирился тоже с ним. Генгену он в первом же бою отправил в нокаут острым, как доширак с кимчи, умом и тонким, как его душевная организация, троллингом. Складывалось впечатление, будто вчера и сегодня были одним большим и непрекращающимся днём. «Виктора и ко» на большой перемене в столовке он не встретил. Это показалось странным – ребята никогда не упускали возможность подкрепиться. Хотя, может, и к лучшему. Юри был бы асоциальным мешком и только портил всем настроение. Лучше пусть портит его только себе. Когда последний урок подошел к концу, Юри вяло спускался по лестнице в толпе освободившихся школьников. Можно было даже ноги не переставлять, этот пубертатный поток все равно прибил бы его к первому этажу. Внезапно Юри вспомнил про обещанное сочинение Генгены и, скривившись при мысли о том, что ему придётся что-то ещё делать, с трудом развернулся, чтобы пойти обратно на третий этаж. Стараясь маневрировать против течения людей, Юри словил в свой адрес много нелестных комментариев. Спасибо большое, Юри знает – он придурок. Когда до третьего этажа оставалось каких-то несколько ступеней, кто-то, спускавшийся по лестнице, подхватил Юри под локоть. Это больше не казалось смешным или неожиданным. Конечно это был Виктор, кто еще будет вылавливать Юри: в школе, на улице, на остановке, нужное подчеркнуть. – Юри, пойдем быстрее, – Виктор был весь на взводе, горел неудержимым предвкушением. Юри на автопилоте позволил довести себя до первого этажа, благо, толпа поредела и передвигаться можно было без особых препятствий. Однако в коридоре Юри вдруг затормозил и выдернул свой локоть из некрепкой хватки Виктора. – Виктор, куда ты меня тащишь? Юри был зол. Сколько можно таскать его за собой, как щенка на поводке, рассказывая о планах уже по пути. Юри вчера попытался сделать тоже самое, но получил от ворот поворот. Обида бурлила внутри, закипая с новой силой и грозясь разлиться колкостями в адрес Виктора. Сигналы мозга о том, что Юри не может ни за что ему предъявлять, были полностью проигнорированы. Они в конце концов неплохо сдружились за это время. Имеет право обижаться. Тем не менее воодушевление Виктора не угасало, несмотря на очевидное сопротивление Юри. – Пойдём со мной и увидишь, – он улыбнулся, подмигнул, вызывая только большее раздражение у Юри, и вновь попытался взять его за руку. Юри не позволил, отойдя на шаг. – Виктор, знаешь, я, наверное, лучше домой пойду, у тебя наверняка много дел. Как-нибудь потом погуляем. Виктор смиренно вздохнул и склонил голову набок, продолжая мягко смотреть на Юри. – Юри, я не занят, я хочу тебе кое-что показать, будет круто, – и снова ободряюще улыбнулся. Юри разрывался между тем, чтобы и дальше толкать свой мини-бунт, и тем, чтобы плюнуть и вновь повестись на очарование Виктора. Вероятно, его сомнения были видны невооруженным глазом, поэтому Виктор, указав головой в сторону коридора, вновь попытался взять Юри за руку. Не встретив былого сопротивления, он улыбнулся тёплой и ясной улыбкой и продолжил тащить Юри на буксире в одному ему известном направлении. Внутренние Гугл карты Юри подсказывали, что идут они в каморку к Фельцману. – Подожди-подожди, сейчас будет круто, – нетерпеливо повторял Виктор по пути. Юри не ждал, но смирился с мыслью, что на Виктора обижаться он не в силах. Как Юри и предполагал, пришли они к кабинету Якова, перед которым Виктор резко затормозил и повернулся лицом к Юри. – Чур ты первым заходишь, – и заговорщически поиграл бровями. Юри нахмурился. Радостного настроения Виктора он не разделял, но раз у того что-то на уме, проще было это просто сделать. Фельцман им сейчас устроит весёлую жизнь за то, что пришли его отвлекать. Юри без особого энтузиазма взялся за ручку двери. В момент, когда дверь открылась, на Юри обрушился водопад из конфетти, шквал свистов и оваций, а под конец не очень дружное, но крайне громкое «с днём рождения, Юри». Юри стоял, весь обсыпанный конфетти, смотрел на ребят и не знал, чем заслужил такое. Он повернулся к Виктору, спросить, что вообще происходит, а тот, счастливо улыбаясь, взорвал последнюю хлопушку ему над головой. – Ну что, цветок сакуры, ты стал на год ближе к сеппуку, – Крис подошел ближе и крепко обнял Юри, от души похлопав по спине. – С-спасибо большое, – сказать, что Юри был в шоке – ничего не сказать. – Ну если сеппуку, тогда Юри, скорее, самурай, – замечание Отабека было весьма к месту. Все ещё выбитый из колеи Юри даже согласно покивал. – Сгиньте, изверги, удумали мой японский оладушек обижать, – Мила, закатив глаза, отпихнула Криса и тоже принялась обнимать Юри. – Юри, солнышко, с днём рождения! Я так рада, что мы стали друзьями. Ты у нас такой прекрасный, будь счастлив, и чтобы все твои желания исполнились! Юри благодарно угукнул, не в силах высказать всю ту благодарность, которую испытывал, и обнял Милу в ответ. – Спасибо большое, я тоже так рад дружить с вами всеми. Когда раунд поздравлений был окончен, Юри наконец мог сформулировать мысль, которая аварийно крутилась в его голове все это время. – А к-как вы… – Меня Юрка вчера отловил на лавочке и пояснил ситуацию, – Виктор потрепал Юри по макушке и направился к рабочему столу Фельцмана. Юри в который раз обмер на месте. Виктор, выходит, теперь знал о его истерике… «Камисама». Юрио рассказал ему. Щеки залились краской. Юри просто надеялся, что Виктор не станет это никак комментировать, он не вынесет этого позора.Чтобы отвлечь внимание от своего вчерашнего фиаско, Юри напряженно думал, как бы перевести тему, но последующий вопрос напрашивался сам собой. – А где Яков? – несмотря на то, что они были в каптерке Фельцмана, сам он не присутствовал. – А, он к Барановской свалил, – Гоша отмахнулся, – сказал только потом убраться тут. Юри пришибленно промычал. Благодарности было слишком много и облечь ее в слова никак не получалось. Виктор тем временем, пока Юри выяснял все условности и пытался согнать краску с лица, вышел из-за спин ребят, которые плотненько закрывали стол от глаз Юри. В руках у него была картонная тарелка, на которой лежал вафельный шоколадный торт с двумя зажженными свечками. Те стояли кое-как, грозясь вывалиться оттуда при малейшем дуновении ветра. Юри понял все, кроме свечек. На торте красовалось число «88». Крис заметил его взгляд, полный непонимания. – Единицы не было, а просто шесть как-то совсем не презентабельно. Так что мы подумали, что восемь плюс восемь будет самое то. Ты ведь, в конце концов, совсем старик уже, а, Юри? на лице Юри в кои-то веки расцвела полная счастья улыбка, и он рассмеялся, сгибаясь пополам, ведь это был самый лучший торт в его жизни. Запыхавшийся от смеха, он поднял взгляд и посмотрел на ребят. – Спасибо вам большое, – он перевел дыхание, а улыбка все не сходила с лица, – это так здорово, мне так приятно. Все ему тепло и ободряюще улыбнулись. Даже Отабек. Виктор нетерпеливо поднес торт ближе к Юри. – Ну давай, загадывай желание, – и указал взглядом на свечки. Юри немного замялся. Было так стыдно за свои капризы, ребята к нему со всей душой, а он… Все выжидающе смотрели, когда Юри, наконец, задует свечки. Собственно, желание было только одно вот уже пару месяцев. Его-то он и загадал. Когда Юри задул свечи, ребята вновь радостно загалдели и откупорили бутылку детского шампанского. А Юри посмотрел на Виктора. Тот излучал атмосферу праздника, будто это его день рождения отмечают. Виктор был прекрасен, когда улыбался. Всегда. Зря Юри так плохо о нем. Своего загаданного желания он абсолютно недостоин. Когда торт был съеден, а бутылка детского шампанского выпита, ребята начали потихоньку собирать конфетти, разлетевшиеся по всему кабинету. Уборка заняла целый час, пришлось даже просить пылесос у уборщицы. Приведя кабинет Якова в божеский вид, первым ретировался Крис, оправдывая себя встречей с Аленкой. Вероятнее всего, очередной дамой сердца. Гоша трагично закатив глаза, послал того куда подальше и попросил больше не говорить о своих любовных увлечениях в его присутствии. Аня снова его динамила. Отабек просто пошёл домой, ибо хотел поспать, а Мила, чмокнув Юри на прощание в щеку, сказала, что помирилась с Жекой. Пока Юри со всеми прощался совсем не заметил, что в кабинете Якова остались только они с Виктором. Они одновременно друг на друга посмотрели. Виктор продолжал светиться энтузиазмом. – Ну что, пойдём? Юри не понял. – Куда? Виктор скептично поднял брови. – Гулять. Замешательство сменилось удивлением. – А это еще не все? Виктор расплылся в многозначительной ухмылке и отрицательно покачал головой. – Это только начало программы, Юри.