Со страниц книги

Отправляются в путь они на следующий день, как и сказала тогда Черен. Юне становится гораздо лучше, Джису пытается осознать свои новые силы и выпрашивает у отца небольшую повозку и крепкого на вид коня. Йеджи наблюдает за всем этим будто бы издалека и про себя думает о том, как волшебство и обладание странными способностями за пару дней смогли стать повседневной рутиной. Солнце висит над горизонтом, и Йеджи смотрит на стройные ряды низеньких деревеских домиков. Она не пробыла тут даже недели, да и это место явно не выглядит так, словно способно решительно поменять судьбу, но, тем не менее, что есть, то есть: именно здесь Йеджи обрела свою странную способность и повстречала других, не менее странных, людей. Наблюдая, как пару умелых мужчин надевают на лошадей упряжь, Йеджи переглядывается с Рюджин, стоящей неподалеку. Та пожимает плечами и подходит на пару шагов ближе. — Ты будешь скучать по этому месту? — внезапно спрашивает Йеджи. Рюджин хмурит брови. — Не знаю, — откликается она, окидывая взглядом повозку. — На самом деле, скорее нет, чем да. Я прожила здесь всю жизнь, но сейчас… сейчас я будто бы понимаю, что пора отринуть свое прошлое и устремиться в будущее, — под конец фразы она фыркает. — Наверное, это звучало слишком пафосно. Такие речи под стать тебе, принцесса, а не кому-нибудь вроде меня. — Принцесса, серьезно? — Черен вдруг возникает рядом и приподнимает одну бровь. Ее появления настолько внезапное, что Йеджи кажется, будто она воспользовалась своей способностью. — Рюджин, а я и не знала, что ты любитель милых прозвищ. Рюджин разводит руками. Ее лицо в этот момент выглядит настолько невинно, что Йеджи не сдерживает улыбки. Правда через несколько секунд к ним подходит Джису, и Рюджин сразу перестает улыбаться, сжимает плечи, будто бы пытаясь уменьшиться в размерах. Джису кидает на нее быстрый взгляд, но почти сразу же отводит его, пытаясь сохранить невозмутимый вид. Йеджи хмурится. Висящее в воздухе напряжение, неловкость между Рюджин и Джису можно было заметить невооруженным глазом. Они так и не поговорили нормально с того момента, как Рюджин призналась в убийстве того парня, предпочитая избегать друг друга. Пока что особых проблем из-за этого не возникало, но кто знает, что будет дальше? — Отец сказал, что мы можем отправляться, — говорит Джису, окидывая повозку взглядом. — Йеджи, сколько ты ехала до нашей деревни? — Около дня, — пожимает та плечами. — Выехала вечером, приехала утром следующего дня. В целом, я думаю, приедем мы завтра днем, — она мимолетно глядит на большой желтый шар зимнего солнца, слепящего глаза. — Хорошо, — на лице Джису возникает улыбка. Она торопливо кладет на повозку какие-то мешки, судя по всему с запасами еды. — Я никогда не была в столице, — доверительно шепчет она Йеджи. — Правда, что там с главной площади виден королевский дворец? — Правда, — кивает она. Улыбка Джису становится шире, а в карих глазах плещется самый настоящий восторг, и Йеджи не может удержаться от ответной улыбки. Радость Джису по этому поводу кажется ей немного наивной, но, самое главное — настоящей и искренней. Интересно, Рюджин будет также радоваться факту прибытия в столицу? Она же там никогда не была… Йеджи скашивает взгляд в сторону Рюджин, но та стоит к ней спиной, беседуя о чем-то с Черен. — Ну что, все собрали? — к ним подходит Юна. Выглядит она гораздо лучше — на лицо вернулся румянец от мороза, а в черных глазах заблестела жизнь. На кивок Джису она одним движением ловко взбирается на повозку и свешивает голову вниз. — Тогда поехали? — Поехали, — решительно кивает Джису рядом. На лице Юны возникает улыбка, когда она протягивает руку, помогая той забраться на повозку. Йеджи оглядывается на Черен и Рюджин, которые секундно обмениваются взглядами, а затем с молчаливым согласием подходят. Рюджин первая запрыгивает в повозку, а затем поддерживает сначала Черен, а затем Йеджи. Те отвечают ей благодарным кивком. К повозке подходят мужчина и женщина средних лет — отец и мать Джису, — и что-то ей говорят. Йеджи не особо вслушивается в их разговор, вместо этого она кидает последний взгляд на деревню. Неподалеку от повозки столпилась кучка людей: и взрослых, подозрительно глядевших на всю их небольшую компанию, и спрашивающих у родителей про них детей, и несколько подростков, среди которых она с удивлением опознает тех, кто были в толпе вчера. В том числе и Феликса — тот, поймав ее взгляд, машет ей рукой на прощание и улыбается. Йеджи повторяет его действия и отворачивается, переключая внимание на более важные действия, но на душе все равно остается теплый след. Они трогаются. Повозку трясет. Йеджи видит теплую шапку Джису, сидящей перед ними и взявшей управление повозкой в свои руки. Копыта лошадей хрустят снегом, а по правую руку от нее размеренно дышит Рюджин. Деревня начинает постепенно отдаляться.

***

Темнота своим тонким, невесомым одеялом накрывает зимний лес; скоро наступит вечер, а затем — ночь. Повозка останавливается. — Ну что, привал? — Джису оборачивается. Она выглядит усталой, под карими глазами скопилась синева, а уголки губ не растянуты в обычной улыбке. Йеджи кивает и быстро спрыгивает с повозки. Тело ноет от длительного пребывания в одной и той же позе, но она старается не обращать на это внимания. Остальные повторяют ее движения и оглядываются по сторонам. Рюджин уходит ближе к краю леса, собирать деревья для костра. Черен сосредоточенно ищет место для будущего костра. Юна подходит к изрядно поникшей Джису и в знак поддержки кладет руку ей на плечо. — Ты в порядке? — спрашивает она. Джису вздрагивает, отвлекаясь от каких-то своих мыслей, и виновато улыбается. — Да… да, наверное, — отвечает она и устремляет взгляд в пол. Юна чуть склоняет голову. Йеджи невольно сочувствует ей, ведь она, как и Джису, оказалась в самом центре этих странно-волшебных событий всего пару дней назад, была безжалостно выдернута из повседневной жизни своей способностью. Если только Йеджи ехала домой, в столицу, к горячо любимой семье, то Джису, наоборот уезжала оттуда… навсегда? Резкая мысль обжигает уставшее сознание — а что, если это навсегда? Они что, будут до самого конца искать… да Йеджи сама даже не знает что! В книге, по рассказам Черен и Рюджин, было сказано что-то про спасение мира от злодея, но на это она и является книгой — там всегда есть четко построенный сюжет, главный мерзавец с корыстными целями и герои, которые всегда победят злодея и отвоюют хороший финал. В жизни же все по-другому: Йеджи даже не уверена, что она — главная героиня, у которой непременно все получится. Она — всего лишь подросток, почему-то обладающий волшебными способностями и… по сути, все. От внезапного, острого осознание Йеджи на пару секунд замирает — но потом ее отвлекает разгоревшийся огонек на месте, которое Черен выбрала для костра. На секунду она видит лицо Рюджин, хмурое и напряженное, но потом она отходит, растворяясь в тени и давая другим подойти поближе к трещащим в юном пламени сухим веткам. Тишина повисает в морозном воздухе. Все молчат, думая о чем-то своем. Через несколько минут Джису осмеливается нарушить молчание: — А что… будет дальше? — спрашивает она подавленно. Йеджи кидает на нее понимающий взгляд. — Ну, в плане, мы приедем в столицу и что будем делать? Где жить? Все взгляды устремляются к Черен, и она вздыхает. — Не знаю, — честно признается она. — Насчет жилья не беспокойтесь, я все решу. Йеджи заинтересованно косится на нее: интересно, а что значит это «я все решу»? А ведь правда, она без проблем будет жить в ее прежнем доме, с отцом и братом, но что насчет Джису, Юны, Рюджин? Ладно, наверное, у Черен на них какие-то свои планы. — Черен, а расскажи, как ты осознала, что у тебя есть способности, — внезапно интересуется Джису. Черен вопросительно вскидывает бровь, недоумевая, с чего бы вдруг вызван такой интерес к ее персоне. — Ладно, — все-таки говорит она через пару секунд. Йеджи невольно подается вперед: а ведь и правда, интересный вопрос… — На самом деле, тут нет ничего особенного, — продолжает она, пожимая плечами. — Мне тогда было… лет четырнадцать, вроде бы? В тот день я плохо себя чувствовала, поэтому решила немного поспать. Когда проснулась, то увидела кричащую на меня мать. Точнее, не на меня, а вообще, потому что она, войдя в мою комнату, испугалась теней. И того, что я «снова куда-то смылась», — Черен нарочно делает голос выше, подражая своей матери, и Йеджи увидела, как ее рука сжалась в кулак. — Я тоже ничего не поняла, начала звать ее, она услышала голос из ниоткуда, и… Ладно, думаю, что дальше уже неинтересно. Ее губы изгибаются в усмешке. Или это только кажется в танцующем на ее лице свете огня из костра? — Тебе было страшно? — вновь спрашивает Джису. Ее глаза блестят: ей необходимо знать, чувствовал ли кто-то то же самое, что она сейчас. Особенно вечно собранная, отстраненная Черен. — Всегда было, — со вздохом отвечает она. — Даже сейчас. Черен замолкает. Над их маленькой компанией повисает тишина, такая, какая может быть только в ночном зимнем лесу. Иногда она прерывается только ленивым щебетом сонных птиц и далеким воем волков, но Йеджи не боится. Знает, что волки не нападут около проезжей дороги и разожженного костра. Йеджи клонит в сон, но она старается держаться, не сводя глаз с костра. Она вздрагивает, когда сидящая рядом Рюджин внезапно приваливается к ее плечу. Йеджи смотрит на нее, и, похоже… Рюджин спит: ее глаза закрыты, а спина мерно взымается верх-вниз. Йеджи оглядывается, но видит лишь лукавую улыбку Юны, прижимающей палец к губам. — Не буди ее, — говорит она одними губами, и Йеджи кивает. В таком положении они проводят несколько минут, а потом Йеджи не сдерживается и прислоняется к Рюджин, виском прижимаясь к ее макушке. Глаза закрываются сам собой. Ее своими мягкими, деликатными объятиями прижимает к себе наступающий сон, и Йеджи не сопротивляется, но… Хруст снега. Еле слышный шепот, боящийся спугнуть чужой сон. — Ты злишься на Рюджин? — слышится голос. Юна, определяет Йеджи. — Не знаю, — это Джису. Она напряжена. — Я… уже ничего не знаю. Юна хмыкает. — Не злись на нее, — просит она и шелестит одеждой, судя по всему, подсаживаясь поближе. — У нее… была причина так сделать. Возможно, ты узнаешь о ней позже, хорошо? — Хорошо, — отзывается Джису. Йеджи из любопытства приоткрывает глаза и видит, что Юна обнимает Джису, ладонью аккуратно поглаживая ее по голове. На большее ее не хватает: веки, будто ставшие в сто раз тяжелее, закрываются, и Йеджи окончательно засыпает.